Дональд Гамильтон лихорадочно просматривал документы, предоставленные ему Гвенной. Когда он наконец отложил папку, его лицо приняло нездоровый серый оттенок.
— Анджело Риккарди собрал все эти материалы для тебя?
— Да, — сухо ответила Гвенна. — Прошу тебя, больше не лги мне. Я должна знать правду.
— Все выглядит намного хуже, чем есть на самом деле, — сказал Дональд в свою защиту. — Позволь мне объяснить, как это случилось.
— Случилось? Не смей говорить так, словно все произошло само собой и ты не мог ничего с этим поделать, — перебила его Гвенна. — Ты подделал завещание моей матери, оставив меня без гроша за душой.
— Ты преувеличиваешь, — порывисто возразил Дональд. — Все начиналось вполне невинно. Когда ты была еще совсем крошкой, я пытался убедить твою мать Исабель стать моим деловым партнером. Я предлагал ей построить жилые дома на территории ее имения.
— Построить дома? — переспросила Гвенна. — Но ведь закон запрещает застраивать территории, имеющие историческую ценность.
— Это было двадцать лет назад, и Мэссей-Мэнор еще не получил статус исторического наследия. — Я хотел заработать для всех нас немного денег. Исабель была очень бедна, но с возмущением отвергла мое предложение. Для нее было важно сохранить родовое поместье, несмотря на то что оно уже тогда представляло собой жалкое зрелище.
— Я знаю, — неохотно согласилась Гвенна.
— Когда ты родилась, нас с Исабель связывала только дружба, — продолжил Дональд.
Гвенна знала, что все было совсем не так. В зависимости от настроения ее отца их роман то прекращался, то возобновлялся с новой силой. Ее мать очень страдала, когда поняла, что человек, которого она боготворила, никогда по-настоящему не любил ее.
— Мой первый брак был неудачным, и я хотел развестись. Застроить имение Мэссей казалось мне тогда единственным выходом, — продолжил пожилой мужчина. — Мне нужно было заработать много денег. Я должен был содержать жену, помогать тебе и твоей матери. К тому же тогда я встретил другую женщину.
Гвенну ничуть не удивило это признание.
— Не слишком ли часто это повторялось? Похоже, ты привык без сожаления расставаться с прошлым и начинать все заново.
Ее отец поморщился.
— Я и не надеялся, что ты меня поймешь, но Фьорелла была особенной. Эта красавица итальянка покорила меня, и я даже хотел на ней жениться, но возникли непредвиденные обстоятельства.
Гвенна нахмурилась.
— Я не понимаю, какое отношение все это имеет к завещанию моей матери.
— Я просто пытаюсь объяснить тебе, почему сделал то, что сделал.
Гвенну раздражали его неуклюжие попытки оправдать свое непростительное поведение, и она тупо уставилась на папку, лежащую на кофейном столике. Зачем она вообще сюда приехала? У нее было пусто на душе. Разве можно найти оправдание тому, что отец украл у собственной дочери то, что по праву принадлежало ей, и жил долгие годы за ее счет? А она еще все это время чувствовала себя виноватой в том, что его первый брак распался. Он позволил ей думать, что причиной его развода стало ее удочерение.
Вещи, на которые она долго закрывала глаза, болезненные сравнения обрушились на нее с новой силой. Ее сводные сестры росли в большом красивом доме в любви и ласке, в то время как Гвенну отправили в дешевый интернат, который она ненавидела. Во время каникул ее присутствие в отцовском доме едва терпелось. Учась в колледже, Гвенна была вынуждена работать на полставки и экономить. С восемнадцати лет она жила в тесной квартирке над магазином и руководила питомником за небольшое жалованье. Однако тогда ей было достаточно услышать одно доброе слово от отца, чтобы несколько дней буквально парить от счастья.
— Гвенна. — умолял Дональд Гамильтон. — Ты должна меня выслушать.
— Если ты хочешь, чтобы я тебя выслушала, говори по существу. Твой роман с прекрасной итальянкой к делу не относится, — с отвращением пробормотала Гвенна.
— Относится, — настаивал он. — Однажды в мой кабинет среди белого дня вошли трое мужчин и сказали, что я спутался с дочерью очень важного человека, которая к тому же была замужем. Меня предупредили, что если я хочу остаться в живых, то должен навсегда исчезнуть из жизни Фьореллы.
— Правда? — язвительно произнесла Гвенна. — Возможно, моей матери повезло бы гораздо больше, будь у нее такой заботливый отец.
— Ради бога, Гвенна. Они приставили к моему виску пистолет. Я думал, что умру! — неистово возразил Дональд Гамильтон. — Они были настоящими бандитами.
— Не сомневаюсь, — вздохнула Гвенна, гадая, что последует за этим.
— Я управлял состоянием Фьореллы. Она была богатой женщиной. Головорезы ее отца потребовали, чтобы я передал им все деньги. Они отвезли меня в банк, чтобы я снял их со счета. Но Фьорелла уже потратила большую их часть, и эти люди пригрозили мне, что придут снова, если я не возмещу утраченную сумму. Я заплатил им сполна и остался без гроша за душой. Было бы излишним добавить, что мне пришлось расстаться с Фьореллой.
— Прости, но я не верю ни единому твоему слову.
— Поверенный твоей матери работал в той же фирме, что и я. Он был пожилым человеком и собирался уйти на пенсию. Вытащить документы из его сейфа оказалось несложно, — признался Дональд. — Я обратился в одну из лондонских компаний, занимающуюся выдачей кредитов, и, предоставив в качестве гарантии фальшивые документы на Мэссей-Мэнор, одолжил крупную сумму. Мне нужны были деньги. Не забывай, что вы с матерью зависели от меня.
По-прежнему не веря ему, Гвенна пришла в ярость.
— Как ты мог так поступить с моей матерью? Она была для тебя всего лишь очередной влюбленной дурой, которую ты обобрал? Скажи, ты используешь всех, кто тебе доверяет?
— Когда твоя мать умерла, заем под имение все еще оставался непогашенным. Что мне оставалось делать? Да, я подделал завещание, но из лучших побуждений. У меня были такие грандиозные планы.
С губ Гвенны сорвался горький смешок.
— Мама хотела, чтобы имение принадлежало мне, а не тебе.
— Я дал тебе дом, удочерил тебя, — напомнил ей отец без малейшего колебания. — Я хотел застроить имение, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
— Я так не думаю. Я была для тебя просто средством для достижения цели. Ты использовал меня в качестве дешевой рабочей силы, чтобы поднять на ноги питомник. — Взяв со стола папку, Гвенна поднялась. — Я забираю джип. Он мой.
— Ты не можешь вот так уйти, — растерянно пробормотал пожилой мужчина, но Гвенна уже направилась в кухню, взяла ключи от старой машины и вышла на задний двор. Объехав дом, она остановилась рядом с лимузином и дрожащими пальцами со скрипом опустила стекло. Анджело невозмутимо посмотрел на нее:
— Эта машина пригодна к эксплуатации?
— Не будь снобом, — отрезала Гвенна. — Нашему соглашению пришел конец.
Встревоженный ее отсутствующим взглядом, Анджело переспросил:
— Конец?
— Можешь выдвигать обвинения против моего отца. Мне уже все равно.
Его темные глаза заблестели.
— Не хочешь ли ты сказать, что?..
— Да. Он ужасный человек, — твердо произнесла Гвенна. — Я не собираюсь жертвовать собой ради того, чтобы спасти его от тюрьмы, так что можешь обвинить его.
— Я спрашивал не о твоем отце, а о нас с тобой.
Гвенна уставилась в окно. Ее лицо было бледным и напряженным.
— Никаких «нас с тобой» не существует, — прошептала она. — Нас связывало лишь деловое соглашение, в котором больше нет необходимости. Если завещание было подделано, Мэссей-Гарден принадлежит мне, и, как только будут улажены все юридические формальности, я вступлю во владение.
— Здесь не место это обсуждать.
— Мне нечего с тобой обсуждать. Оставь себе одежду и драгоценности, которые ты мне подарил, а остальные вещи отправь на адрес питомника. — С этими словами Гвенна обогнула лимузин и умчалась прочь.
Анджело был ошеломлен таким поворотом событий. Гвенна застала его врасплох. Как так получилось? Ведь последнее слово всегда оставалось за ним. Почему ему даже в голову не пришло, что она может уйти, когда узнает правду о своем отце? Когда он до такой степени терял контроль над ситуацией?
Вдруг из-за угла дома выскочил Пиглет и помчался в сторону шоссе. В течение нескольких секунд Анджело удивленно смотрел на него, затем побежал за собакой. Крикнув своим людям, Франко последовал за ним. Телохранитель оказался возле шоссе в тот момент, когда его босс бросился за собакой, бегущей наперерез движению. Схватив Пиглета, Анджело бросил его на обочину, повернулся на каблуках, покачнулся, и в этот момент его задело крыло проезжающего автомобиля. Ударившись о капот, он упал на асфальт под визг тормозов и пронзительные крики людей.
Он неподвижно лежал на дороге, из раны на голове текла кровь. Дрожа и повизгивая от страха, Пиглет подбежал к нему, ища защиты у единственного знакомого человека, и принялся лизать его руку.
Гвенна почти проехала деревню, прежде чем осознала, что ей некуда податься. Ей не хотелось думать о том, что произошло утром. Каждая мысль вызывала в ее душе нестерпимую боль.
Подъехав к Мэссей-Мэнор, она припарковалась у забора и прошла внутрь по заросшей дорожке, которая раньше была подъездной аллеей. Она была потрясена и не могла трезво мыслить и адекватно реагировать. Было ли все дело в предательстве ее отца или в осознании того, что она оказалась полноправной владелицей родового поместья?
Гвенна довольно долго бродила по заросшим угодьям поместья, и знакомая обстановка помогла ей немного успокоиться. Она наконец признала, что главной причиной ее потрясения было расставание с Анджело. Как ему удалось так прочно обосноваться в ее мыслях и мечтах? Почему она не могла представить себе будущее без него?
Мысль о том, что они, возможно, больше никогда не увидятся, ранила ее глубже, чем все остальное. Закрыв дрожащими руками мокрое от слез лицо, Гвенна опустилась на обшарпанные ступени старого дома.
Когда она перестала ненавидеть Анджело? С каких пор она стала думать о Тоби как о хорошем друге, а не объекте несбыточных мечтаний? Как она могла влюбиться в Анджело? Они же постоянно ругались. Ее раздражало то, что он строил из себя всезнайку. Разве у них были общие интересы? Но ведь ей доставляло удовольствие бросать ему вызов, не так ли? Он был чертовски привлекательным и сексуальным. Было ли это простым увлечением? Что он испытывает к ней? Может ли она это выяснить после того, как только что порвала с ним?
Может ли она передумать? Будет ли это выглядеть глупо или трогательно? А может, ей лучше смириться с неудачей и забыть его? Ну почему она оставила телефон в машине! Вдруг Анджело ей звонил.
Только в этот момент Гвенна наконец поняла, что оставила Пиглета в Олд-Ректори. В каком состоянии надо быть, чтобы забыть о своем любимце! Встав и стряхнув пыль с платья, она пошла назад и увидела Тоби, заглядывающего в ее машину.
— Ты не меня ищешь? — спросила она, отпирая дверцу и доставая телефон.
— Я удивился, увидев твою машину здесь.
В памяти ее телефона осталось несколько пропущенных вызовов. Она собралась было проверить, кто звонил, но голос Тоби почему-то показался ей странным.
— Что-то случилось?
— Я думал, ты в больнице. — Тоби наблюдал за ее реакцией. — Похоже, ты ничего не знаешь. С Анджело произошел несчастный случай.
У Гвенны внутри все упало. Анджело... несчастный случай. Она в ужасе уставилась на Тоби.
— Несчастный случай? Где? Когда?
— Это произошло на глазах у твоей мачехи. Она возвращалась домой после...
— Неважно, что она делала. Просто скажи мне, как Анджело. С ним все в порядке?
— Послушай, я сейчас отвезу тебя в больницу. — Тоби помог ей забраться на пассажирское сиденье своего спортивного автомобиля.
— Тоби! — взмолилась она. — Прошу тебя, не молчи!
Выехав на шоссе, молодой человек прокашлялся.
— Ева сказала, что он без сознания. Его сбила машина.
— Ты имеешь в виду, что в его автомобиль кто-то врезался?
— Нет, он был не в машине. Сейчас не время об этом говорить, но с Пиглетом все в порядке.
Затем Тоби сказал ей, что Анджело бросился спасать Пиглета, рискуя собственной жизнью. Анджело, который однажды назвал ее любимца пираньей на четырех ножках. Гвенна одновременно испытывала страх и чувство вины.
Через двадцать минут они уже были в больнице, где их встретил обеспокоенный Франко.
— Я всем сказал, что вы супруга мистера Риккарди, — шепнул он Гвенне.
— Я не думаю, что... — растерянно пролепетала девушка.
— Иначе вас к нему не пустят.
Гвенна молча кивнула. Если она сама не убедится, что Анджело вне опасности, то сойдет с ума. Остальное сейчас не имело значения.
Доктор сказал ей, что Анджело получил травму головы, и его нужно обследовать в другой больнице. Но его юристы спорили о том, стоит ли его тревожить. Время шло, но еще ничего не было решено, а промедление могло навредить больному.
— Распорядитесь, чтобы все было готово к транспортировке, — сказала Гвенна.
— Вы готовы взять на себя ответственность? — спросил доктор.
— Да. Могу я его увидеть? — с нетерпением спросила девушка.
Анджело по-прежнему был без сознания. Его лицо было бледным. Одна сторона его лица была в порезах и синяках. Тяжело сглотнув, Гвенна села рядом с кроватью и взяла его неподвижную руку в свою. Анджело терпеть не мог Пиглета, однако рискнул собственной жизнью, чтобы спасти собаку от неминуемой гибели. Он совершил безумный, но замечательный поступок. Он мог пойти на это только ради нее. Вытерев слезы, Гвенна сглотнула и начала молиться.
Анджело проснулся от ужасной головной боли и приступа тошноты. Он услышал грубый мужской голос и почувствовал, как чья-то рука сжимает его ладонь.
— Боюсь, что вам придется выслушать мое мнение, мисс Гамильтон, хотите вы этого или нет, — презрительно произнес один из его юристов. — Вы приняли решение, которое могло серьезно навредить мистеру Риккарди.
— Но в той больнице не было необходимой аппаратуры для обследования, — решительно возразила Гвенна.
За окном забрезжил рассвет. Интересно, сколько часов она провела без сна?
— Вы действуете вопреки моим решениям без всяких на то полномочий, — возмутился юрист. — Кто вы ему? Жена? — съязвил он. — Не смешите меня! Вы дочь преступника и всего лишь очередная строчка в длинном списке его маленьких...
Черные ресницы Анджело дрогнули, и юриста пронзил яростный взгляд.
— Dio mio! Остановитесь прямо сейчас, если не хотите потерять работу, — хрипло произнес Анджело. — Относитесь к мисс Гамильтон с уважением. Не смейте ее оскорблять. Я ясно выразился?
Пробормотав неловкие извинения, тот немедленно удалился. Гвенна была так рада, что Анджело пришел в себя, что не могла думать ни о чем другом. Ее глаза наполнились слезами облегчения.
— Я боялась, что ты уже никогда не проснешься. Я позову медсестру.
— Пока не надо, — ответил он, не сводя с нее глаз. Ее лицо было бледным, под глазами залегли темные круги, тушь потекла, волосы растрепались, однако она казалась ему, как никогда, прекрасной.
— Как долго я был без сознания?
— Почти восемнадцать часов.
На ней по-прежнему была та же одежда, что и вчера.
— Ты провела все это время рядом со мной?
— Да, конечно.
Она не отходила от него. Не спала всю ночь. Среди его знакомых женщин не было ни одной, которая была бы так равнодушна к собственной внешности и комфорту. Он был тронут.
— Ты боролась с моими юристами ради меня. Какая смелость! — он сжал ее руку. — Ты кричала на них?
— Нет.
— Значит, ты кричишь только на меня.
Гвенна неуверенно посмотрела на него, затем опустила ресницы.
— После того, что я тебе наговорила, тебя, должно быть, удивляет, что я здесь делаю.
— Самое главное, что ты сейчас здесь, со мной, — поспешно заверил ее Анджело. — Кстати, ты не хочешь немного попутешествовать?
Жизнь снова делала ей знак, и принятие решения зависело только от нее. Сказать «да» означало отмести в сторону все опасения и прислушаться к своему сердцу. Гвенна не знала, сможет ли когда-нибудь простить Анджело за то унижение, которое испытала по его вине вначале. Но единственной альтернативой было расстаться с ним и отказаться от надежды на счастье, пусть даже призрачной. Любовь оказалась более сложным чувством, чем она наивно полагала раньше. Она лишала человека свободы выбора.
— Я все еще хочу, чтобы ты полетела на Сардинию вместе со мной, — хрипло произнес Анджело. — Я не давлю на тебя. Ты ничем мне не обязана.
Последние слова больно ранили ее. Похоже, он не испытывал ни капли стыда за то, что вынудил ее заключить с ним столь аморальное соглашение. Однако она по-прежнему нуждалась в нем, хотела его, виновато призналась себе Гвенна. Все остальное сейчас не имело значения.
— Я жду ответа, — настаивал Анджело.
И она дала ему единственно возможный ответ.