От ненависти до любви

Глава 3

Его громовой голос заполнил комнату. Атейла буквально лишилась дара речи. Потом, собравшись с духом, девушка прошептала:

— Я привезла вашу дочь… домой.

— По чьему указанию? — прогремел граф. — Впрочем, зачем спрашивать? Отправляйтесь обратно, туда, откуда приехали.

Атейла в немом оцепенении уставилась на него. Когда она заговорила, ее голос звучал очень тихо и робко:

— Это… невозможно!

— Нет ничего невозможного! — оборвал ее граф. — И скажите той, кто прислала вас сюда, что у меня нет ни малейшего желания общаться с ней, кроме как через адвокатов.

Он повернулся и направился к двери, коротко бросив через плечо:

— Убирайтесь отсюда и побыстрее! Было очевидно, что, сказав это, он собирался уйти. Не в силах сдержаться, Атейла с криком ужаса бросилась к нему:

— Вы не можете… так поступить! Вы не можете… вот так вот, просто прогнать нас в такое время, ночью!

— А почему нет? — спросил граф. — Я вас сюда не приглашал. Уверен, вы можете найти более подходящее место для ночлега.

Он говорил нарочито оскорбительным тоном, но Атейла была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Чувствуя себя совершенно беспомощной, она взмолилась:

— Пожалуйста… Мы были в пути много дней… Я не смогла бы сейчас забрать Фелисити отсюда, даже если бы нам было куда идти… Она слишком устала.

— Это ваши проблемы!

— Вы не понимаете, мы без перерыва проделали весь путь от Танжера.

Граф обернулся к ней, и на его лице девушка прочла явное удивление.

— Из Танжера? — переспросил он. — Я думал, что она сейчас в…

Он оборвал себя и язвительно произнес:

— В любом случае это не мое дело! Она забрала у меня ребенка три года назад, пусть сама и воспитывает ее.

— Вы не можете так говорить! — возразила Атейла. — Фелисити… не была счастлива там, где жила… Поэтому ее мать настояла на том, чтобы девочка вернулась сюда… домой.

Граф засмеялся:

— Домой?! А вы не находите, что уже поздновато для этого? Нет уж! Забирайте этого ребенка обратно, к ее матери, и будь она проклята!

Может, именно это последнее проклятие окончательно вывело Атейлу из терпения.

Она была напугана, но в то же время ненавидела графа за его грубость и жестокость по отношению к Фелисити.

Она понятия не имела о том, каким бешеным огнем горели ее серые глаза, когда она бросила ему в лицо:

— Хорошо, ваша светлость, если это ваше последнее слово, то мы с Фелисити немедленно покинем ваш дом. Но, так как нам совершенно некуда идти, я думаю, вы не будете против, если мы переночуем у вас на лестнице или в конюшне. Боюсь, что в такой поздний час другого пристанища нам не найти.

В этих словах было не меньше злости, чем в словах графа, и это ошеломило его. Он сказал:

— Но вы же как-то добрались сюда!

— Мы наняли экипаж на станции, где, кстати, еще остался наш багаж. Нас привез один из местных жителей, но сейчас, я думаю, он уже вернулся домой.

Будто посчитав ее объяснение достаточно убедительным, граф отошел от двери и прошел к камину. Он встал к нему спиной, внимательно глядя на спящую девочку. Сходство между ними было совершенно очевидным, но лицо графа ничуть не смягчилось. Он смотрел на Фелисити так, будто всей душой ненавидел девочку и горько сожалел о том, что она вновь оказалась в замке.

Атейла медленно отошла от двери и вернулась к дивану. Когда она присела на краешек, где сидела раньше, Фелисити потянулась и приоткрыла глаза. Сначала она удивленно обвела глазами комнату, словно вспоминая, где она, потом увидела графа. Внимательно посмотрев на него, она полувопросительно произнесла:

— Папа?

— Так ты еще помнишь меня? — мрачно спросил он.

— Вы мой папа! — сказала Фелисити, словно убеждая себя. — А мама сказала, что вы подарите мне пони, потому что у вас много лошадей.

— С чего это ты решила, что я подарю тебе что-нибудь? — резко спросил граф, будто перед ним был взрослый человек. — Ведь ты сбежала и бросила меня!

— Но я вернулась, — ответила Фелисити. — И я очень устала и хочу пить.

Атейла взглянула на графа. Через минуту неохотно, словно не желая сдаваться, он сказал:

— Что ж, придется вам остаться здесь на эту ночь. Я скажу Доусону, чтобы он проводил вас к управляющему домом.

Прежде чем Атейла успела что-либо ответить, он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Фелисити зевнула и сказала:

— Я хочу пить! Я очень хочу пить!

— Я уверена, тебе что-нибудь сейчас принесут, — успокоила ее Атейла.

Она чувствовала, что выиграла эту битву, хоть она и истощила все ее силы — и моральные и физические. Только сейчас девушка осознала, что могло бы случиться, если бы граф выгнал их из замка.

В комнату вошел дворецкий и проводил их наверх, где пожилая женщина в черном платье, со связкой ключей на поясе, ждала их.

Поднимаясь по лестнице, Атейла про себя благодарила Бога за то, что тот не отвернулся от них и не позволил выкинуть их на улицу без гроша в кармане.

«Как может он быть таким агрессивным, таким злым и циничным?»— думая про графа, спрашивала она себя.

Уже лежа в кровати, Атейла почувствовала, что готова понять графиню, которая сбежала от этого монстра, пусть даже и с женатым мужчиной. Девушка вспомнила красоту белоснежной спальни и золотых ангелочков над кроватью графини и подумала, что у бедной женщины было достаточно причин, чтобы бросить и мужа, и его мрачный замок.

Спальня, в которую поместила их управляющая, миссис Брайерклифф, внушала благоговейный ужас, хотя была вполне удобной.

Высокий потолок, огромные окна с тяжелыми гардинами, массивная дубовая кровать с пологом — все это представлялось Атейле седой древностью в не лучших ее проявлениях.

— Завтра, — сказала миссис Брайерклифф, — я открою детскую и комнату для гувернантки. Но сегодня, думаю, не стоит заставлять девочку ждать. Вы обе слишком устали. Переночуйте здесь.

— Хорошо, — согласилась Атейла, — мы действительно очень устали после такого долгого путешествия.

— Вы приехали из Парижа? — спросила миссис Брайерклифф, и Атейла поняла, что название именно этого города было готово сорваться с языка графа.

— Нет, из Танжера, из Марокко, — ответила она.

— О Господи, — воскликнула женщина. — Я и не думала, что ее светлость заберется так далеко!

Потом, словно почувствовав, что слишком разговорилась, управляющая смущенно отвернулась и начала давать указания служанкам, которые распаковывали багаж.

Фелисити выпила молока с бисквитами и, казалось, была вполне довольна, но поднявшись наверх, стала жаловаться, что кровать слишком большая.

— Я хочу спать в другой комнате, в той, где спала раньше, — сказала она, словно вспоминая. — А где моя лошадка-качалка?

— Все на месте, ваша светлость, — ответила миссис Брайерклифф. — Завтра, когда я уберу и проветрю там, вы увидите, что они остались такими же, как были до вашего отъезда.

— Я хочу свою лошадку и пони, — ныла Фелисити.

Атейла, раздевая ее, ответила:

— Я уверена, ты получишь все это завтра, но сегодня ты должна поспать здесь. Когда проснешься, увидишь, все не так уж плохо!

На самом деле Атейла не забыла, что граф разрешил им остаться только на одну ночь, и боялась, что завтра им придется покинуть замок.

Только после того, как Фелисити уснула, девушка поняла, насколько устала сама. Миссис Брайерклифф заметила это и сказала:

— Я прикажу, чтобы вам принесли чего-нибудь поесть, мисс, а вы скажите Дженни, что из ваших вещей надо распаковать сейчас. Остальное, я думаю, подождет до завтра.

— Спасибо, так будет лучше всего, — согласилась Атейла, — я действительно очень устала.

— Вы выглядите совсем измученной, — озабоченно сказала миссис Брайерклифф.

Она поторопила Дженни и распорядилась, чтобы Атейле принесли в комнату поднос с горячей едой.

Пока Дженни возилась с вещами, Атейла не решалась приступить к ужину, чувствуя какую-то неловкость. Но когда горничная вышла, девушка, едва прикоснувшись к пище, поняла, что совсем не хочет есть. Утомительное путешествие и разговор с графом, вымотали ее до крайности. К тому же она не переставая думала о том, что с ними будет, если граф выкинет их на улицу, не дав даже денег на проезд до Танжера.

«И почему я заранее не подумала, что так может случиться?»— в отчаянии корила себя Атейла.

Наконец Атейла легла, чувствуя, что еще немного и она упадет в обморок от усталости и нервного истощения. Лежа под одеялом, она со страхом думала о завтрашнем дне. Мысли путались, она не знала, как вести себя, что предпринять. Неожиданно сквозь тьму и страх она услышала последнее напутствие отца Игнатия:

— Молись, если тебе понадобится помощь, и Бог не оставит тебя!

«Мне очень нужна помощь сейчас!»— в отчаянии подумала Атейла, и она молилась, пока не заснула.

Атейла проснулась от того, что Фелисити прыгала по ее кровати и громко кричала:

— Проснитесь, мисс Линдсей, я хочу пойти посмотреть на своего нового пони. Мама сказала, что папа подарит мне пони, но я выглянула в окно и почему-то не увидела его в саду.

Атейла заставила себя сбросить остатки сна и вернуться к реальности.

— Ну, пони, наверное, в конюшне, — улыбаясь, ответила она.

— Тогда пойдемте поищем его, — радостно воскликнула Фелисити.

— Сначала надо позавтракать, — попробовала охладить ее пыл Атейла.

Она села на кровати, стараясь окончательно проснуться. Потом она вспомнила, что Дженни, уходя вечером из спальни, сказала ей;

— Если вам что-нибудь будет нужно, мисс, позвоните в колокольчик. Мне передадут, что я вам нужна, и я постараюсь прийти как можно скорее. Правда, замок такой большой!

Атейла поискала глазами звонок и заметила длинный плетеный шнурок, рядом с кроватью. Она несколько раз дернула за него.

Фелисити тем временем соскользнула с кровати, подбежала к окну и приподняла угол шторы.

— Я не вижу никаких лошадей, — сказала она, — но зато там бегает кто-то, похожий на коз. Атейла выглянула в окно.

— Это олени.

— А какие они вблизи?

— Очень красивые. Они живут в лесу.

— Олени! — повторила вслух девочка, и Атейла поняла, что Фелисити пытается вспомнить, видела ли она их раньше.

Вошла Дженни, и Атейла спросила у нее, где бы они могли позавтракать.

— Детская еще не готова, мисс, и миссис Брайерклифф решила, что вы можете позавтракать внизу. Его светлость завтракает в столовой, но миссис Брайерклифф подумала, что он не захочет присоединиться к вам.

— Нет, конечно же, нет! — ответила Атейла.

При одной мысли о завтраке в компании графа она пришла в ужас. Девушка боялась встречи с ним и, взяв, Фелисити за руку, постаралась как можно скорее прошмыгнуть вниз по лестнице.

Лакей в холле провел их по длинному коридору, где на стенах висело старинное оружие, в небольшую комнату. Там стол уже был накрыт к завтраку и в воздухе плавали аппетитные ароматы. Все вокруг было мало похоже на скудость и убожество, которые окружали девушку в миссии.

Фелисити чувствовала себя почти как дома. Не стесняясь, она попросила вторую порцию какого-то блюда, которое ей особенно понравилось, и толстым слоем намазывала мед на поджаренный хлеб.

— Этот мед, — сообщила девочка, — намного вкуснее, чем в Танжере.

Атейла радовалась, что Фелисити здесь что-то нравится, потому что до этого ребенок только и делал, что жаловался на холод и необходимость тепло одеваться. Как раз одежда Фелисити внушала беспокойство Атейле. Девочка выросла из тех платьев, которые она носила здесь несколько лет назад, а все, что они привезли из Танжера, совсем не соответствовало английской погоде. Хотя, насколько помнила Атейла, для этого времени года было еще довольно тепло.

Она ждала, когда Дженни распакует чемоданы, чтобы и самой снять дорожное платье, но, с другой стороны, зачем распаковывать вещи, если в любой момент ее и девочку могут выгнать из замка?

Атейла не забыла про ту часть багажа, которую они оставили на станции, но, когда она и Фелисити, позавтракав, выходили из комнаты, к ним подошел Доусон:

— Ваши чемоданы прибыли, мисс, я поблагодарил Робертса за доставку. С ним нелегко договориться. Иногда нам приходится ждать полдня, пока он привезет товары со станции.

— Я бы хотела сама поблагодарить его, — сказала Атейла. Прошлым вечером он был очень добр к нам.

— Он уже уехал, мисс, но не волнуйтесь, я хорошо заплатил ему.

— Я хочу увидеть своего пони, — твердила Фелисити.

В этот момент показался граф, и сердце Атейлы сжалось от страха. Он, очевидно, шел из столовой. Лицо его было также мрачно и сурово, как прошлым вечером.

Атейла замерла, а Фелисити вырвала свою ручку из ее ладони и побежала навстречу отцу.

— Я хочу увидеть моего пони, папа! — воскликнула она. — А мисс Линдсей сказала, что он в конюшне. Пожалуйста! Можно мне пойти посмотреть на него прямо сейчас?

Граф посмотрел на девочку сверху вниз, как показалось Атейле, с неприязнью. Затем он обратился к дворецкому.

— Пусть кто-нибудь из слуг проводит ее светлость в конюшню, а лучше сделайте это сами. Я хотел бы поговорить с леди Линдсей.

При этом он так сурово смотрел на Атейлу, что она с радостью ускользнула бы от этого разговора. Но слова застряли у нее в горле, возразить она не осмелилась.

Доусон взял девочку за руку и сказал:

— Пойдемте, ваша светлость, я покажу вам лошадей. Уверен, они вам понравятся.

Фелисити подпрыгнула от восхищения. Прежде чем они успели выйти, Атейла сказала:

— Я думаю, ее светлости стоит надеть плащ. Не сходит ли кто-нибудь за ним?

— Я принесу, мисс, — ответил Доусон. Когда они с Фелисити ушли, Атейла вопросительно взглянула на графа.

— Идите за мной, — приказал он.

Граф шел впереди, а Атейла, чувствуя себя провинившейся школьницей, со страхом следовала за ним. Почему-то она подумала, что именно так женщины в Северной Африке следуют за своими мужьями в ожидании приказаний.

Граф открыл дверь и, войдя за ним в комнату, Атейла поняла, что оказалась в библиотеке. Именно такой она представляла себе библиотеку в английском замке. Многие представители английского дворянства владели поистине бесценными коллекциями книг, которые собирались столетиями.

Атейла осмотрелась вокруг. Тысячи книг заполняли шкафы, от пола до потолка. Узкая винтовая лесенка вела на галерею. Неожиданно Атейла представила, как был бы счастлив ее отец, окажись он в подобной библиотеке.

На секунду она даже забыла о предстоящем графе и о малоприятном разговоре. Просто думала о том, какое это счастье владеть таким сокровищем.

— Боже мой, здесь невозможно вести серьезные научные исследования, — говорил он в Алжире, Тунисе, Танжере и других больших городах, где они останавливались, чтобы обработать материалы экспедиций.

— А у тебя дома была большая библиотека? — как-то спросила Атейла.

— Да, но я с удовольствием ее увеличил бы, — ответил тогда отец. — Понимаешь, твои дед и прадед больше интересовались английской литературой, поэтому в нашей библиотеке почти нет иностранных авторов.

Потом он рассмеялся и добавил:

— Ты же знаешь, я пишу о том, о чем, пожалуй, еще вообще не написано книг. Так что, надеюсь, мои труды неплохо дополнят наше собрание.

Из прошлого в настоящее ее резко вернул грозный голос графа.

— Садитесь!

Граф указал ей на стул, напротив старинного стола времен короля Георга. Сам он сел за стол.

Через высокие окна, на разноцветных стеклах которых был изображен герб семьи Рот, в комнату пробивались солнечные лучи, освещавшие золотистые рыжеватые волосы Атейлы. Если волосы графини были бледно-золотые, цвета неспелой пшеницы, у Атейлы под лучами солнца они казались почти огненными. Серые глаза девушки, с золотистыми крапинками, казались огромными на бледном, похудевшем после болезни лице.

Граф молча разглядывал ее, и так же, как прошлым вечером, в его взгляде ей чудилось что-то оскорбительное и пугающее, что было трудно объяснить словами.

— Теперь, — резко начал он, — я бы хотел получить от вас объяснения, почему вы здесь и почему вы решили, что я приму свою дочь Фелисити обратно после того, как у меня ее забрали три года назад.

Атейла было собралась ответить, что ей ничего не известно, что она познакомилась с графиней и Фелисити за день до отъезда, но потом спохватилась, что в таком случае граф скорее всего уволит ее.

— Я, ваша светлость, всего лишь гувернантка, я должна выполнять указания своих хозяев.

Мне было приказано доставить девочку сюда, я это сделала.

Граф посмотрел на нее так, словно не верил ее словам.

— Так вы утверждаете, мисс Линдсей, что находитесь здесь на правах платной прислуги.

Он был нарочито груб, Атейла опустила глаза, чтобы граф не заметил, какую ярость вызывают у нее его оскорбления.

— Я думаю, ваша светлость, — как можно спокойнее ответила она, — что вы довольно точно хоть и нелестно определили мое место.

— Тогда позвольте узнать, если бы я выгнал вас вчера, куда бы вы пошли?

— Если честно, то я не знаю, — ответила Атейла. — Но, возможно, у Фелисити здесь есть и другие родственники, кроме вас. Не знаю, правда, как бы мы объяснили свое появление в их доме.

Губы графа сжались в ниточку, и Атейла поняла, что теперь ему трудно будет выгнать их с Фелисити из замка.

Последовала долгая пауза. Затем граф спросил:

— Если я оставлю свою дочь здесь, вы тоже намереваетесь остаться?

— Именно об этом я надеялась узнать у вас, ваша светлость. Но, конечно, вам и только вам решать, кто и как должен учить Фелисити.

Граф встал из-за стола и прошелся по комнате. Он остановился у камина, в котором горело неяркое пламя.

— Я нахожу это недопустимым! — проговорил он несколько минут спустя, будто сам себе.

Атейла промолчала, чувствуя, что не стоит мешать его раздумьям. Резко повернувшись к девушке граф спросил:

— Ради всего святого, а чего вы ожидали от меня? Я ничего не слышал о своем ребенке в течение трех лет. Я понятия не имел, где она, с кем она. И вдруг ваше с ней появление вчера вечером.

— Теперь она вернулась домой, — тихо сказала Атейла.

— Меня удивляет, что та, которая забрала ее у меня и не позволила мне даже видеться с моей дочерью, теперь присылает ее обратно. Если играть по ее правилам, я должен отослать девочку обратно в Танжер или откуда вы там приехали.

Атейла уже открыла рот, собираясь сказать, что, если он так поступит, то к их возвращению матери Фелисити может уже не быть в живых, но потом передумала. Да, графиня, по словам отца Игнатия, серьезно больна, но пока она жива, и не стоит давать графу повод считать себя свободным.

«Может, он хотел бы жениться вторично, — подумала Атейла, — и тогда он будет чрезвычайно раздражен, если окажется, что его жена не собиралась умирать, и все его раздражение выльется на меня».

Прошло несколько минут. Потом граф спросил:

— Ну а что вы-то думаете обо всем этом?

— Единственное, что меня волнует, ваша светлость, это леди Фелисити, — ответила Атейла. — Как я понимаю, она была не очень счастлива в Танжере. Я уже говорила вашей светлости, что поэтому ее мать сочла, что девочке лучше вернуться в Англию.

— Как это понимать «была не очень счастлива»? — грозно спросил граф. — Если этот ублюдок плохо с ней обращался, клянусь, я убью его!

В гневе граф был страшен. Атейла испуганно застыла на своем стуле, стиснув руки. Она не удивилась бы, начни граф крушить все вокруг. Ее сердце бешено стучало, голова кружилась.

Видимо, почувствовав, что испугал ее, граф сказал более спокойно:

— Мне, наверное, не следовало так разговаривать с вами. Но вы не похожи на обычную гувернантку, поэтому я хочу знать, почему именно вы оказались возле моей дочери?

— Я думаю, единственная причина — это то, что я англичанка.

Граф посмотрел на нее удивленно, но промолчал. Он словно размышлял, почему мать Фелисити не захотела взять для нее гувернантку-француженку. В Танжере это было бы гораздо легче.

— Чему вы обучаете Фелисити?

— Во время нашего путешествия у меня не было возможности регулярно заниматься с ней. Но, мне кажется, моя главная цель — помочь ей как можно лучше узнать Англию и англичан. Так ей будет легче, потому что все здесь ново для нее. Вряд ли она много помнит о том, что было три года назад.

Про себя Атейла подумала, что эти слова справедливы и по отношению к ней самой. Ей тоже предстояло многому учиться. Например, она совсем забыла, какая Англия зеленая. Впервые после долгих лет жизни в пустыне девушка видела столько зеленой травы и деревьев вокруг. Это притягивало и завораживало Атейлу. Всю дорогу, пока они ехали в поезде, даже когда она рассказывала Фелисити о своих приключениях в Африке, глаза ее жадно впитывали мелькавшие за окном ландшафты, такие непривычные, но в то же время такие знакомые с детства.

— То, что вы говорите, разумно, — коротко сказал граф. — Но после того, как Фелисити привыкнет к здешней жизни, я думаю, нам надо будет обсудить, какие предметы ей сможете преподавать вы и каких учителей нужно будет пригласить.

Атейла не смогла сдержать вздох облегчения, который вырвался у нее после этих слов графа. Значит, они обе остаются здесь, в Рот-Касле.

Но она заставила себя ответить спокойно:

— Я уверена, так будет правильно, ваша светлость. И я думаю, что в настоящее время я могла бы дать Фелисити необходимые для ее возраста знания, по всем предметам.

С этими словами она встала:

— Есть ли еще что-то, о чем его светлость хотели бы поговорить со мной.

— Нет, мисс Линдсей, — ответил граф. — По-моему, мы все выяснили.

Немного запоздало, совсем забыв о том, то это надо было сделать раньше, Атейла присела в реверансе.

— Благодарю, ваша светлость. Она уже взялась за ручку двери, когда граф спросил:

— Надеюсь, вы ездите верхом? Атейла хотела сказать:

«На всем что имеет четыре ноги, от осла до верблюда», — но сдержалась и ответила:

— Я езжу верхом почти всю свою жизнь, ваша светлость.

— В таком случае я прикажу, чтобы вас проводили в конюшни, и вы сможете прокатиться с Фелисити, — сказал граф. — Но если мои лошади покажутся вам слишком резвыми, не бойтесь отказаться.

— Это вряд ли, ваша светлость, — улыбнулась Атейла.

Она вышла из библиотеки, готовая петь и танцевать от радости.

Она остается! По крайней мере ближайшее время она может быть спокойна. Ей не придется голодать или умолять графа, чтобы тот дал ей хоть немного денег, пока она не найдет своих родственников. Атейла старалась не думать, насколько оскорбительно это было бы, особенно после его грубостей.

«Он ужасный человек!»— подумала она.

Но все же у нее хватило ума, чтобы с ним справиться!

Атейла была так возбуждена, что поспешила к конюшням, забыв даже надеть шляпу. Только когда она нашла Фелисити, она поймала на себе неодобрительный взгляд дворецкого и подумала про себя, что никакая гувернантка, конечно, не вышла бы из замка, не позаботившись о своем костюме.

Но великолепные лошади графа заставили ее забыть обо всем. Атейла с трудом верила, что ей позволено ездить верхом на таких красавцах.

Неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль: вдруг среди вещей графини нет костюма для прогулок верхом. Она почувствовала такое разочарование, как будто с небес свалилась на землю. Как ни старалась Атейла убедить себя, что подходящее платье обязательно найдется, окончательно успокоиться она все-таки не могла.

Они осмотрели каждую лошадь в конюшне, было уже время обеда, и Атейла с Фелисити вернулись в замок. Оказалось, что их багаж уже перенесли в детскую, их комнаты были готовы принять своих хозяев.

Эти комнаты находились на третьем этаже. Атейла смутно помнила, что когда-то, когда они гостили у бабушки с дедушкой, спала в подобной комнате. Она вспомнила, и как мама описывала ее детскую.

Здесь, в замке, в этой комнате была высокая решетка перед камином, ширма защищала кровать ребенка от сквозняка, а огромный кукольный дом сразу привел в восторг Фелисити. Захлебываясь от радости, она сказала, что помнит его. Кукол было множество: голландские, фарфоровые, тряпичные и плюшевый мишка, немного постарше и поменьше, чем тот, которого Фелисити привезла с собой.

Две горничные под руководством миссис Брайерклифф распаковывали багаж, и Атейла обрадовалась, обнаружив среди вещей Фелисити несколько теплых платьев, подходящих для английской погоды. Правда, их надо было удлинить или расставить в поясе, но миссис Брайерклифф сказала, что в замке постоянно работает портниха, которая этим займется. Горничные достали еще пальто, и не одно, но Атейла все же попросила миссис Брайерклифф развести поярче огонь в камине, что и было сделано незамедлительно.

Кроватка Фелисити была очень мила, с муслиновым пологом в оборках и с бронзовыми украшениями. Кровать Атейлы в соседней комнате тоже была украшена бронзовыми завитушками.

— Эти кровати выбрали ее светлость перед рождением его светлости, — сказала миссис Брайерклифф. — Да, кстати, мисс Линдсей, я вспомнила, что ее светлость будет ждать леди Фелисити перед ленчем.

— Ее светлость? — удивленно переспросила Атейла.

— Его светлость не сказал вам, что его бабушка, вдова, леди Ротуэлл, живет здесь?

— Значит, это прабабушка леди Фелисити?

— Да, мисс Линдсей.

— Я понятия об этом не имела. Да и девочка мне ничего об этом не говорила.

— Я думаю, она забыла, мисс, — сказала миссис Брайерклифф. — Ее светлость очень стара, не исключено, что она сильно поразит вас. Но, как мы часто говорим между собой, не та собака злая, что лает, а та, что кусает. Хотя на всех молодых горничных она наводит страх.

Атейла удивилась, что никто раньше не рассказал ей о пожилой леди, которая живет в замке.

Она только успела переодеться, как в комнату вошла служанка и сообщила, что ее светлость ожидает леди Фелисити и мисс Линдсей у себя в спальне, причем немедленно.

— Сейчас ты пойдешь повидаться со своей прабабушкой, дорогая, — сказала Атейла Фелисити. — Ты помнишь ее?

Фелисити наклонила головку и задумалась.

— Бабушка, — словно припоминая что-то, сказала она, — да, я помню. Из-за нее плакала мама.

Это прозвучало не слишком ободряюще, поэтому Атейла поспешила сказать:

— Она очень хочет тебя видеть. Всегда лучше забыть все плохое, что было раньше, и подумать о том хорошем, что ждет тебя в будущем.

— Как мы будем кататься на папиных лошадях? — спросила Фелисити.

— Папа не говорил, что можно тебе кататься на его лошадях. Придется немного подождать, пока тебе купят пони.

— Нет, я буду кататься на лошади! — упрямо сказала Фелисити. — Конюх показал мне одну и сказал, что она спокойная и как раз подходит мне.

— Ну раз так, то посмотрим, — примирительно сказал Атейла, думая; что раз для Фелисити нашлась подходящая лошадь, то для нее уж тем более найдется.

Девочка выглядела очень мило в платьице, украшенном оборками и кружевами. Легкая накидка придавала ребенку элегантность. Розовый атласный бант украшал ее темные кудри. Ее глаза сияли, а счастливая улыбка при мысли о верховой езде не сходила с ее личика.

Пока они спускались по лестнице, а потом шли длинным коридором вслед за лакеем, Фелисити время от времени дергала Атейлу за руку и возбужденно повторяла:

— После обеда мы поскачем далеко, далеко. А скоро я научусь прыгать через барьеры.

«Сначала я должна поговорить с графом, — подумала Атейла. — Я не могу брать на себя такую ответственность».

Эта мысль занимала ее всю дорогу, и только когда лакей остановился перед дверью комнаты, которая, по-видимому, находилась с другой стороны замка, Атейла подумала, что интересно посмотреть, какова леди Ротуэлл.

Пожилая горничная с седыми волосами и морщинистым лицом открыла дверь, и лакей громко доложил:

— Пришла леди Фелисити.

— Похоже, вы не очень спешили, — проворчала служанка.

— Ну у меня же нет крыльев, — ответил лакей.

— Хватит болтать, — оборвала его старушка. Она пошире открыла дверь, чтобы рассмотреть Фелисити.

— Как ваша светлость выросли! — обратилась она совсем другим тоном к девочке. — Вы помните «Я-я», так вы раньше называли меня?

Фелисити посмотрела на нее, потом ответила:

— Я помню только свой кукольный дом. Горничная улыбнулась и открыла вторую дверь.

— Вот, ваша светлость, пришла юная леди, она сильно выросла с тех пор, как вы видели ее последний раз.

Атейла молча последовала за Фелисити, и они оказались в огромной, довольно необычной спальне.

В глубине стояла массивная деревянная кровать с пологом. Столбики кровати были вызолочены и напоминали стволы сосен, освещенные солнцем, а сверху они были украшены огромными страусовыми перьями. На кровати в подушках, полулежала старуха. Пожалуй, ничего более странного Атейле видеть не приходилось. Лицо старухи бороздили глубокие морщины, глаза глубоко запали. Огненно-рыжий парик украшали бриллиантовые заколки. Несчетное число цепочек и ожерелий отягощало худую старческую шею, жемчужное колье спускалось на грудь. Тощие руки с набухшими венами и опухшими пальцами были унизаны кольцами. Драгоценные камни блестели и переливались при каждом движении их обладательницы.

Атейла была так поражена, что чуть не забыла сделать реверанс, но Фелисити сразу подбежала к кровати.

— Так значит, ты вернулась! Что же ты не навестила меня раньше? — спросила старуха у девочки.

— А я помню вас! — воскликнула Фелисити. — Я помню эти украшения. Вы всегда разрешали мне поиграть с ними.

Видимо, леди-вдова тоже вспомнила об этом, потому что легкая улыбка чуть тронула ее тонкие, старческие губы.

— Да, — задумчиво сказала она, — ни одна женщина, сколько бы ей ни было лет, не сможет устоять перед бриллиантами! Вот, надень это кольцо!

Она сняла одно кольцо и положила его рядом с собой. Фелисити быстро надела его на большой пальчик, и бриллиант заиграл всеми своими гранями в лучах света, падавшего из окна.

— А у мамы есть бриллиант больше, чем этот! — сказала Фелисити, рассматривая кольцо.

Последовала такая тишина, что Атейла даже вздохнуть не смела. Вдова перевела взгляд на нее.

— Вы ее гувернантка, насколько я понимаю?

— Да, ваша светлость.

— Что-то вы не похожи на гувернантку. Слишком молодая и слишком хорошенькая! Хотите найти себе мужа? Но здесь это маловероятно.

Атейла молчала, думая про себя, что ей, конечно, доводилось встречаться со странными людьми, но все они не выдерживали сравнения с прабабушкой Фелисити.

— Моя задача, ваша светлость, обучать Фелисити, особенно английскому.

— Да, я думаю, после того как она пожила во французском доме, это действительно необходимо, — съязвила старая леди. — Интересно, чему, кроме французского, она научилась за эти три года?

Намек был столь очевиден, что не заметить его было невозможно. Атейла промолчала. Тогда вдова сказала:

— Я, кажется, задала вам вопрос, молодая леди. Вы что же, считаете окружение, в котором воспитывалась моя внучка последние три года, подходящим для нее? Вы его одобряете?

Атейла подумала, что вопросы, которые задает старуха, стоят вопросов ее внука. Однако продолжать молчать было невежливо.

— Я всегда считала, ваша светлость, человек просто должен выполнять свою работу, не важно, как он при этом выглядит. Я со своей работой, по-моему, справляюсь.

— Уверена, что вы стараетесь, и не говорю, что ваше отношение к работе плохо. Однако я считаю, что гувернантка должна выглядеть как гувернантка!

— Мне казалось, что гораздо важнее ее поведение, чем внешний вид, — ответила Атейла не сдержавшись.

Неожиданно старая леди засмеялась:

— О, да у вас есть характер, не так ли? Что ж, должна, сказать, это вас не портит!

Она сняла с пальца еще одно кольцо и протянула его Фелисити. Это был очень большой изумруд. Когда девочка взяла его, леди спросила:

— Этот камень больше нравится тебе? Он достаточно большой?

— Очень красивый и очень большой, — ответила Фелисити.

— Даже больше, чем у твоей мамы? Девочка покачала головой:

— Мама не любит изумруды, она говорит, что они приносят несчастье. Вдова рассмеялась:

— Да, она-то уж знает. Смею сказать, немного счастья ей бы не помешало.

Она протянула холодную когтистую руку.

— Ну давай сюда мои сокровища, дитя! Поиграешь ими в другой раз. Приходи ко мне сегодня вечером и приводи с собой свою мисс. Хочу присмотреться к ней.

— А зачем? — спросила Фелисити, и Атейла подумала, что и сама хотела бы задать тот же вопрос.

— Меня трудно обмануть, — сказала вдовствующая леди, обращаясь скорее к Атейле, чем к своей правнучке. — Я хоть и старая, но прекрасно вижу, что делается в доме.

Фелисити скучала, не понимая о чем идет речь, поэтому она соскользнула с кровати и подошла к Атейле.

— Пойдемте, мисс Линдсей. Пойдемте скорее обедать, а потом поедем кататься.

— Скажи «до свидания» своей прабабушке и сделай реверанс, как я тебя учила. Фелисити неохотно подчинилась.

— До свидания, бабушка, — сказала она. — Скоро я опять приду играть с вашими колечками. Я хочу, чтобы у меня их было столько же, сколько у вас.

— Посмотрим, — ответила вдова. Но Фелисити уже не слушала ее. Она тащила Атейлу за рукав к выходу.

— Быстрее, быстрее! — торопила она. — Я хочу прокатиться на большой лошади и показать папе, что совсем не боюсь!

Атейла открыла дверь и не оглядываясь вышла вслед за девочкой. Только когда дверь за ней закрылась, девушка подумала, что это был самый чудной разговор в ее жизни и что бабушка графа, действительно, напугала ее.

«И что она имела в виду, настаивая, что я не похожа на гувернантку? — размышляла Атейла. — В конце концов, узнать гувернантку в толпе посложнее, чем моряка или китайца».

Она понимала, что очень молода, но ей казалось, что девочке в возрасте Фелисити и не нужна гувернантка старше двадцати одного — двадцати двух лет. Если ее спросят, Атейла так и собиралась сказать.

«Пусть мне всего восемнадцать, — рассуждала она, — я уже повидала в жизни гораздо больше, чем другие девушки моего возраста».

Они поднялись в детскую. До обеда оставалось еще около получаса.

— Подожди меня здесь, — сказала Атейла Фелисити. — Я спущусь вниз и спрошу у твоего отца, можно ли тебе кататься на лошади, которую ты видела утром.

— Нет, не спрашивайте у него, — поспешно сказала девочка. — Вдруг он не разрешит.

— Но ведь он может и разрешить, — ответила Атейла. — Тогда нам не о чем будет волноваться.

— Попытайтесь убедить его, — умоляла Фелисити.

— Я постараюсь. Но веди себя хорошо, пока я не вернусь.

Атейла окинула взглядом комнату. Огонь в камине спокойно горел за решеткой. Она быстро вышла и спустилась вниз.

При одной мысли о новой встрече с графом девушке становилось не по себе, но взять на себя ответственность за ребенка, если тот будет ездить верхом на большой лошади, она тоже не решалась.

«Если граф откажет, — подумала Атейла, — я по крайней мере уговорю его как можно скорее купить ей пони».

Когда она спустилась в холл, там были два лакея.

— Не скажете ли мне, где его светлость? — спросила девушка.

— В кабинете, мисс, — ответил один из них, прошел вперед и открыл перед ней дверь. Атейла вошла в комнату, в которой впервые встретила графа. Сейчас он сидел за столом и что-то писал.

Она почувствовала странное смущение, хотя во время путешествий встречала много разных людей. Стараясь не выдать себя, девушка решительно приблизилась к столу. Граф не счел нужным подняться и молча ждал, когда Атейла заговорит.

На секунду Атейла так растерялась, что забыла все, о чем собиралась поговорить с ним.

Потом она услышала свой голос, и он показался ей каким-то чужим, ненатуральным.

— Я прошу прощения за… за то, что отвлекаю вас, ваша светлость… но Фелисити очень хочет покататься на одной из ваших лошадей. Главный конюх сказал, что это безопасно, но я все-таки решила, что надо получить… ваше разрешение.

— Зачем?

Этот односложный вопрос вначале ошеломил Атейлу, а потом разозлил. И сразу всякое стеснение исчезло. Вздернув подбородок, она ответила:

— Затем, ваша светлость, что Фелисити ваша дочь, а следовательно, вы за нее отвечаете. Так как раньше она каталась только на пони, то мне нужно ваше разрешение, прежде чем посадить ее на большую лошадь.

— Я полагаю, вы сами могли в этом разобраться и ни к чему было тревожить меня, — ответил граф, — но раз уж вы пришли, я отвечу. Если моя дочь хочет кататься на лошади, я не вижу причин препятствовать ей. Все падают, когда впервые садятся в седло, и лучший способ научиться ездить верхом — это как можно быстрее снова сесть на лошадь.

— Я знаю это, ваша светлость, но Фелисити всего восемь лет, и, несмотря на ее желание, мне кажется, пони подошел бы ей больше.

Граф поднял глаза, их взгляды встретились. В течение нескольких секунд продолжалась эта молчаливая битва. Затем, к удивлению Атейлы, он уступил.

— Хорошо, мисс Линдсей. Я распоряжусь насчет пони для Фелисити. Но если ей уж так хочется прокатиться на лошади, я уверен, Джексон сумеет выбрать для нее самую спокойную. А вы или грум поведете лошадь в поводу.

— Я рада получить разрешение вашей светлости.

Она слегка присела и, не глядя на графа, вышла из комнаты.

«Он возражает только потому, что я ему чем-то неприятна», — подумала девушка.