ГЛАВА 8

Горнолыжный курорт Брекенридж был необычайно живописен и зимой, и летом. Островки нерастаявшего снега на склонах гор казались издали цветущими вишневыми садами. Величественные горные пики были увенчаны сверкающими ледяными шапками. Магазинчики и изысканные лавочки в парижском стиле, теснившиеся по обе стороны главной улицы города, круглый год торговали всевозможными вещицами, пройти мимо которых подчас просто не было сил. Небольшие старинные здания, походившие на пряничные домики из сказки, выглядели одинаково нарядно и на фоне безбрежного летнего неба, отличающегося в эту пору в штате Колорадо особой голубизной, и под тихо падающим пушистым снегом.

Впервые Кари приехала в Брекенридж покататься на лыжах, еще когда училась в начальных классах школы, летом же оказалась здесь только теперь. И не пожалела об этом. До чего же хорошо и уютно было здесь без длинных очередей голодных лыжников, ломящихся во все рестораны, без снежной каши под ногами и без автомобильных пробок перед единственным в городе светофором!

Мир и покой повсюду — это именно то, в чем она нуждалась сейчас в первую очередь.

Сидя на открытой террасе, Кари умиротворенно наблюдала, как медленно садится солнце. Снег на склонах гор, поначалу ослепительно белый, вдруг окрасился в темно-розовый цвет. Наконец малиновый диск солнца скрылся за одной из вершин.

Она провела здесь уже два месяца. Годовщина со дня гибели Томаса осталась никем не замеченной, если не считать ее, его вдовы. Впрочем, нельзя было сказать, что в тот день она была безутешна. За минувший год боль в душе Кари понемногу улеглась, и больше всего ее теперь удручало то, что воспоминания о покойном муже, уже не были столь чистыми и ясными, как совсем еще недавно. Она, как ни старалась, теперь не могла вызвать в памяти его голос. И лицо его, являвшееся ей изредка в сновидениях, становилось все более расплывчатым.

Пришла пора прощания.

Многим ли было известно о «грешках», которые, по выражению Пинки, водились за Томасом? И как она все это время могла оставаться слепой? Ведь ей с первого взгляда удавалось подмечать в человеке все его слабости. Наверное, было бы легче, если бы она как следует разозлилась на Томаса. Но у нее ничего не получалось.

Ведь он любил ее. Кари твердо знала это, какие бы преступления он ни совершил. Томас появился в ее жизни как раз в тот момент, когда именно такой человек был нужен ей больше всего. Должно быть, и она оказала ему немалую психологическую поддержку. В его годы мужчина обычно особенно нуждается в подобном допинге. Они отлично подходили друг другу, и все то время, что были вместе, — жили дружно. Разве могла она сожалеть об этих прекрасных годах?

Разум Кари очистился и прояснился. Да и тело обрело почти прежнюю силу после всех тяжелых испытаний истекших двенадцати месяцев. Она чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей. Еще неделька — и можно снова браться за работу.

Но что, если ее не захотят взять обратно? Что, если у нее уже нет работы? Что, если ей придется начинать все сначала? Уже в третий раз в жизни…

Встав, Кари потянулась всем телом.

— Чтобы перейти через мост, нужно сперва дойти до него, — рассудительно произнесла она вслух. Что бы ни сулило ей будущее, теперь она была готова с честью встретить любые трудности.

Зияющая пустота в холодильнике и буфете неумолимо напомнила ей, что уже несколько дней она не заходила в продуктовую лавку. Почувствовав сильный голод, Кари начала торопливо одеваться, намереваясь отправиться куда-нибудь поужинать. Выход в общество сейчас был как нельзя более кстати. Пора снова привыкать к людям.

Порывшись в платяном шкафу, она выбрала джинсовую юбку, туфли на низком каблуке, кофточку с короткими рукавами из хлопка и замшевую куртку. Вечером в горах становилось довольно прохладно.

До центра городка было рукой подать — дорога заняла считанные минуты, однако к тому времени, когда Кари уже сидела за столом углового открытого кабинета одного из лучших ресторанов курорта, ей казалось, что она вот-вот умрет с голоду. В животе раздалось громкое урчание — желудок не желал больше ни секунды мириться с подобными мучениями. Сгорая от стыда, она заказала себе обильный ужин. Кари маленькими глотками пила вино в ожидании заказа, когда в ресторанный зал вошел он.

Все выглядело так, будто этот человек пришел сюда именно за ней, заранее зная, где ее искать. Едва ее старый знакомый появился в дверях, его взгляд, точно лазер, рассек полумрак зала, освещенного только свечами, и уперся прямо в нее. Женщина-метрдотель радушно приветствовала посетителя, и он вежливо ответил ей, ни на секунду не сводя глаз с Кари. Оглянувшись через плечо, метрдотель приторно улыбнулась и закивала головой. Обойдя ее, высокий мужчина, лавируя между столиками, двинулся к тому, за которым сидела Кари.

Она поставила бокал с вином на стол, чтобы он не заметил, как дрожит ее рука. Ей хотелось отвести глаза, но помимо воли Кари продолжала зачарованно смотреть на него, как кролик на удава. Его лицо оставалось совершенно бесстрастным, однако видно было, что он отлично знает, чего хочет, куда идет и как поступит, когда достигнет цели.

Он резко остановился, едва не опрокинув ее столик.

— Если ты не разрешишь мне сесть рядом с тобой, возникнет крайне некрасивая ситуация. Я сказал метрдотелю, что ты ждешь меня.

И в ту же секунду Кари осознала, что действительно ждала его. Не то, чтобы она знала, что их встреча состоится именно в этот вечер, но отчего-то у нее не было ни малейшего сомнения в том, что в конце концов он обязательно ее найдет.

— Не хочу ставить тебя в дурацкое положение. Присаживайся.

Отсвет свечи плясал на ее волосах, отражался двумя огоньками в глазах, мягко ласкал ее губы. И ему подумалось, что никогда еще он не видел ее столь обворожительной. Кари вряд ли догадывалась, как быстро и неровно бьется сейчас его сердце. Впрочем, точно так же билось и ее собственное.

— Ты в самом деле не возражаешь?

В ответ она не сказала ни слова — просто отодвинулась чуть-чуть и убрала куртку и сумочку, освобождая ему место на диванчике рядом с собой. Усевшись, он положил руки на стол и повернулся к ней. Они смотрели друг на друга. Просто смотрели. Эти двое не двигались, почти не дышали — жили только их глаза.

— Что изволите заказать, сэр?

Даже отвечая официанту, Хантер не отводил взгляда от Кари.

— Все то, что заказала себе дама. И еще бутылку вина. Того, которое идет под… — Тут он был вынужден проконсультироваться с Кари. — А что мы едим?

— Форель.

— Того, что идет с форелью.

— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.

Официант исчез, и они снова стали пожирать друг друга глазами. Это было похоже на какой-то молчаливый ритуал.

— А ты изменился, — заметила она.

— Ты тоже.

— Я всегда видела тебя только в костюме и галстуке. — На сей раз на нем были слаксы и рубашка. Воротник ветровки был поднят, рукава закатаны до середины кисти. Стоило ей заметить это, как он снял ветровку и положил рядом с ее замшевой курткой на диван. Его одежда была словно взята из каталога мод журнала «Джи-Кью». Удивительно, но на нем одежда сидела гораздо лучше, чем на манекенщиках, надменно смотрящих с глянцевых страниц.

— У тебя нос от солнца облупился, — проявил наблюдательность Хантер. Смущенно засмеявшись, она прикрыла кончик носа пальцами. — Много загораешь?

— Нет, не слишком. Я легко простужаюсь, а здесь, в горах, для меня даже на солнце лежать холодновато. Зато я много гуляю пешком.

Последовал новый период молчания. Он думал о том, как мило выглядит она со своим покрасневшим и облупившимся носом. Она же, глядя на жесткие черные волосы, выбивающиеся из-под расстегнутого ворота рубахи Хантера, гадала, покрывают ли они всю его грудь.

— Ваше вино, сэр, — несмело кашлянул официант, простояв у их столика незамеченным несколько долгих секунд.

Хантер приступил к священнодействию снятия пробы. Другой бокал был подан Кари. В нем искрилось прозрачное вино, и она, не успев попробовать его, почувствовала себя так, будто эта золотистая жидкость уже растеклась по ее жилам. Пригубив вина, она благосклонно улыбнулась, хотя не разобрала толком, каково оно на вкус. Сейчас она не ощущала почти ничего. Голод, каких-нибудь несколько минут назад беспощадно терзавший ее, внезапно пропал. И зачем только она заказала этот слоновый ужин?

Потягивая вино, они пристально смотрели на пламя свечи, будто надеялись увидеть в нем разгадку всех секретов Вселенной.

— А откуда тебе… Нет, не стоит даже спрашивать. Догадываюсь, кто мог рассказать тебе, где я нахожусь. — Затем, боясь показаться излишне самонадеянной, Кари осторожно осведомилась: — Ведь наша встреча вовсе не случайна, не правда ли?

Он кивнул:

— Не случайна.

Ее взгляд снова остановился на огоньке свечи.

— Значит, ты выведал все у Пинки. — Это не был вопрос. Кари всего лишь спокойно констатировала факт.

— Да.

— Недели не прошло с тех пор, как я позвонила ему отсюда, и вот вам, пожалуйста… А ведь он поклялся хранить тайну.

— Я замучил его. Не давал ему покоя ни днем, ни ночью. И он в конце концов сломался. — Действительно, у Хантера вошло в привычку каждый день по пути со службы заезжать на телестанцию, чтобы поинтересоваться у Пинки, не слышно ли чего от Кари. Это стало до того рутинным, что Пинки и Бонни иной раз даже волновались и задерживались на работе, если окружной прокурор запаздывал к ним с очередным визитом. Наконец в прошлую среду у Пинки нашлось для него важное известие.

«Брекенридж!» — это слово громом прогремело для пораженного Хантера. Он ожидал услышать что угодно: Таити, Тибет, но только не Брекенридж. Три месяца он с ума сходил от отчаяния, гадая, куда запропастилась Кари. А она все это время находилась от него в каких-нибудь ста километрах!

— Умоляю, не злись на меня за то, что я выследил тебя, — виновато произнес Хантер.

Она посмотрела прямо в омут его зеленых глаз.

— А я и не злюсь. — Ее губы еле шевелились, шепча эти слова. — Во мне нет больше злобы.

Его можно было обвинить в чем угодно, но только не в тупости. Сказанного ею было более чем достаточно, чтобы понять: он помилован!

Дикое напряжение, до сих пор сковывавшее его, наконец отпустило грудь, и он с облегчением глубоко вздохнул. Этот тугой комок в груди беспокоил Хантера с того самого дня, когда он понял, какие катастрофические последствия его действия будут иметь для Кари, и без того уже жестоко наказанной судьбой. Теперь же ему хотелось смеяться.

Хантер поднял бокал. Кари последовала его примеру. Они чокнулись, празднуя наступивший между ними мир, но только мысленно — вслух об этом пока не решался заговорить ни один из них. Но глаза, которыми они смотрели друг на друга, сказали все без слов.

От него потребовалось сверхъестественное усилие воли, чтобы не поцеловать ее во влажные от вина губы. Хантер вновь изнывал от желания запустить пальцы в золото ее волос. Его рот жаждал ощутить атласную гладкость кожи этой женщины, заскользив по ее шее вниз, к вырезу простой кофточки.

Она же обратила внимание на его руки. Они были удивительно красивы — изящные, сухие, сильные. На фалангах тонких, длинных пальцев кое-где пробивались темные волоски. Запястье, на котором поблескивали золотые часы, не было слишком широким. Неожиданно ей захотелось взять его ладонь, чтобы рассмотреть ее в мельчайших деталях.

Они ели медленно, делая большие паузы между блюдами. В ресторане посетителей было немного, то и дело к ним неслышно подходили услужливые официанты. Однако мужчину и женщину, сидевших в укромном кабинетике, вполне устраивал неторопливый ужин.

Зеленый салат был холодным и хрустящим, печеный картофель — горячим и рассыпчатым. Пропитанный каким-то соусом, он имел изысканный вкус. Благоухающая ароматными травами форель была поджарена на гриле в самый раз.

Однако Кари поперхнулась, когда Хантер поинтересовался у нее:

— Давно ли живут вместе Пинки и Бонни?

В конце концов ей удалось прокашляться. Запив попавший не в то горло кусок глотком вина, она промокнула слезящиеся глаза салфеткой.

— Пинки и Бонни? Неужели те, которых я знаю? И ты говоришь, они живут вместе?..

Он растерянно пожал плечами:

— Ну да. Во всяком случае, мне так показалось. В конце рабочего дня они всегда вместе идут на автомобильную парковку. А однажды я услышал, как она напомнила ему, что «у них» кончилось молоко, и, стало быть, по пути домой им надо заехать в молочный магазин. Вполне семейный разговор. Тебе не кажется?

— Молоко? — ошеломленно вскричала Кари. Откинувшись на мягкую спинку диванчика, она расхохоталась. — Мерзкий хитрец! Сколько раз я беседовала с ним на эту тему, а он знай себе помалкивает. Боялся, что я буду злорадствовать: «Вот видишь, а вышло-то в конце концов по-моему!»

Отодвинув тарелку в сторону, Хантер тоже откинулся на спинку дивана.

— Сдается мне, что их роман — твоих рук дело. Похоже, ты долго и упорно работала над осуществлением этого гуманитарного проекта.

— Почти два года. Я сразу поняла, что они созданы друг для друга. Она без ума от него, и вообще ей нужен кто-нибудь, о ком можно было бы постоянно заботиться. А если кто и нуждается в заботе, то Пинки — в первую очередь. Однако вся его беда в том, что он упрям как осел и долгое время ни в какую не хотел признавать столь очевидного факта.

Хантер внимательно смотрел на ее лицо, озаренное доброй улыбкой.

— Похоже, он тебе нравится.

В ее глазах что-то неуловимо дрогнуло — Кари поймала на себе его внимательный взгляд. Только сейчас она заметила, как близко к ней он сидит. Вдвоем они уместились на небольшом диванчике. Кари ощущала тепло, исходившее от его мускулистого бедра.

— Очень нравится. О таком друге можно только мечтать. — Она сделала маленький глоток вина. — Правда, иногда такие друзья способны сделать тебе очень больно.

— Каким образом?

— Они всегда говорят тебе правду, в то время как другие — только то, что тебе приятно слышать. — Вздохнув, она прикрыла глаза. — Видишь ли, я рассчитывала на то, что Пинки поможет мне выбраться из каши, которую я сама же и заварила. А он сделал так, что я понесла наказание по полной программе. Как стойкий оловянный солдатик.

— Кари… — При звуке его голоса ее глаза широко распахнулись. — Прости, что я стал причиной твоих неприятностей по службе. Но поверь, я не имею к этому никакого отношения.

— Знаю… — Ее голос был нежен и мягок — точно так же, как и ладонь, которая успокаивающе опустилась на его руку. Она первой прикоснулась к нему. По собственной воле! И это привело их обоих в замешательство. Кари глядела на свою ладонь, удивляясь, почему никак не может убрать ее с напрягшейся мужской руки. — В этом нет ни капли твоей вины, Хантер. Я очень сожалею о том, что сказала тебе в тот день в ресторане.

— Ты уже извинилась передо мной. В записке.

— Мертвый клочок бумаги, образец канцелярщины, — слегка пожала она плечами. — Мне было так стыдно за свою выходку, что я не нашла подходящих слов, чтобы толком извиниться. — В ее глазах блеснули слезы, голос зазвенел. — Тебе следовало просто врезать мне по мозгам.

— Не надо, Кари, даже не вспоминай об этом. Все прошло и навеки забыто. — Он накрыл ее ладонь своей.

— Десерт не желаете?

Кари была искренне благодарна официанту за его бесцеремонность. Ее голова кружилась, но вовсе не от выпитого. Слишком уж быстро развивались события. Впору было немного притормозить. Ведь она только-только начала свыкаться с мыслью о смерти Томаса и его изменах. Да тут еще карьера под вопросом, все ее будущее…

Нужна ли ей сейчас эта новая встряска? Она с готовностью ухватилась за возможность продлить и без того затянувшийся ужин, потому что не имела представления, как ей быть, когда он закончится.

— Да, пожалуйста. Нельзя ли взглянуть на меню сладкого стола? — поспешно проговорила Кари. — Должно быть, от горного воздуха аппетит разыгрался. Я ем за троих с тех пор, как приехала сюда.

Она постаралась произнести это как можно более легкомысленно и непринужденно, хотя и сомневалась, что ей удастся одурачить Хантера. С небрежной улыбкой он по-прежнему внимательно наблюдал за ней, словно сразу заметил ее неуверенность. Судя по всему, ему было ясно, что ее горячее желание отведать сладкого — лишь неуклюжая уловка с целью затянуть время.

Они тщательно, строчку за строчкой, изучили меню вместе.

— Творожный торт «Нью-йоркский», — глубокомысленно прочел вслух Хантер.

— Звучит неплохо, — тут же вставила слово Кари. — С клубникой, наверное?

Официант с достоинством кивнул.

— А какая разница между творожным тортом «Нью-йоркский» и простым? — поинтересовался Хантер.

— Семьдесят пять центов, — не моргнув глазом ответил официант.

Оба весело рассмеялись.

— Если уж брать, то только самое лучшее. Будьте добры, творожный торт «Нью-йоркский» — для дамы и яблочный пирог — для меня. И еще два кофе.

— С сыром или ванильным мороженым? — осведомился официант, делая пометки в своем блокнотике.

Хантер повернулся к ней:

— Что ты кладешь в кофе — сыр или ванильное мороженое?

— Ничего, — вполне серьезно ответила она.

— Я спрашивал, что вам положить на яблочный пирог, — уточнил официант, демонстрируя недюжинную выдержку.

— Ах, на пирог! Ну тогда, пожалуйста, мороженое.

Официант удалился, осуждающе покачивая головой, а они снова покатились со смеху. Обессилев от хохота, Кари уперлась лбом ему в плечо. Наверное, со стороны она выглядела подвыпившей, но ей было так хорошо, что плевать она хотела на всех остальных. И когда, подняв голову, Кари встретила взгляд его глаз, сердце ее окончательно оттаяло.

— Единственный раз я видел тебя смеющейся в суде. Кажется, твой оператор сказал тебе тогда что-то забавное. Мне очень нравится, как ты смеешься, — тихо произнес Хантер.

— А вот тебя я ни разу не видела смеющимся.

— Сегодня вечером многое происходит впервые. Ты не находишь?

Этот хрипловатый шепот заставил ее тело сжаться в сладостном предчувствии. Его голос будто проникал во все клеточки ее тела, возбуждая каждую. Первыми откликнулись эрогенные зоны. Бороться сразу с несколькими очагами пожара было бессмысленно, и потому Кари отдалась во власть медленного, сладкого огня.

— Жаль, конечно, оставлять такой лакомый кусочек, но боюсь, что лопну, если съем его, — сказала она через несколько минут.

— Мы можем попросить завернуть нам остатки «для собачки», и у тебя будет, что съесть на завтрак.

— Ну уж нет, уволь. Помнишь о тех семи кило, которые прибавляет человеку телекамера?

— Я помню все, что ты сказала в тот день. До последнего слова.

Она тоже помнила. Помнила, как смело и самоуверенно вошла в его кабинет, даже не подозревая об ожидающем ударе, который оставит в ее душе глубокий шрам на всю жизнь. Именно тогда для нее начались мучительные испытания, которые не закончились до сих пор. Вместе с тем сейчас ее преследовало неотвязное ощущение, что воздействие, оказанное этим человеком на ее судьбу тогда, было детской шалостью по сравнению с тем, что ожидает ее в ближайшем будущем.

Однако не слишком ли она простодушна? Не слишком ли рано вообразила себе, что между ними вот-вот произойдет нечто необычное, захватывающее, из ряда вон? Или это вино ударило ей в голову, сделав ее размякшей дурехой, безответственной и распущенной?

— Где твои очки? — спросила она неожиданно для себя самой.

— В куртке. Мне они нужны только в тех случаях, когда надо что-то как следует разглядеть. — Этот ответ рассмешил ее. — В самом деле, — серьезно заверил ее Хантер. — На расстоянии метра я и без них все прекрасно вижу.

— Значит, ты даже мысли не допускал о том, что мы можем сидеть на гораздо большем расстоянии?

Его голос понизился:

— Я думал только об одном: лишь бы она просто разрешила мне сесть рядом, и тогда уж я непременно сяду как можно ближе к ней.

Кари стыдливо потупилась. А он тут же выругал в душе самого себя. К чему торопить события? Для начала — дружба, и только дружба. Все остальное — потом.

— Ну что, может быть, пойдем?

Кари пробормотала что-то в знак согласия, и они начали собираться. Не успел он опомниться, как она, не дожидаясь его помощи, накинула на плечи свою куртку и потянулась за счетом. Однако Хантер, проявив на сей раз расторопность, вырвал листок бумаги из ее рук.

— Я хочу заплатить за себя, — удивленно произнесла она.

— Нет уж, позволь мне, — произнес он тоном, не терпящим возражений, и ей стало понятно, что спорить с ним бессмысленно. — Что ты сказала? — поинтересовался Хантер в следующую секунду, когда Кари пробубнила что-то себе под нос.

— Я говорю, что у тебя все задатки деспота.

Запрокинув голову, он от души рассмеялся.

Позже, когда они вышли на тротуар, Хантер спросил ее:

— Прогуляемся, или хочешь, чтобы я подвез тебя?

Все ясно: ему было заранее известно о том, что она отправилась в ресторан пешком. Впрочем, чему тут удивляться? Если уж он всерьез вознамерился заарканить ее, то наверняка сделает все, чтобы наперед знать о каждом ее шаге.

— Тебе нет нужды ни подвозить, ни провожать меня.

Глубоко засунув руки в карманы, Хантер устремил взгляд на зубчатый силуэт горных вершин и медленно сосчитал до десяти.

— Может, хватит детских игр? В особенности после всего того, что нам довелось пережить.

Господи, она снова едва все не испортила. Сначала с ресторанным счетом, а теперь еще и это. Какого черта она то и дело шипит на него, как загнанная в угол кошка?

— Это я к тому, что путь отсюда неблизкий, — обольстительно усмехнулась Кари, надеясь, что он зачтет ей в плюс это оправдание.

Хантер тоже улыбнулся:

— Ничего, осилю как-нибудь.

Он взял ее за руку и перевел через улицу. Не спрашивая у нее дороги, он уверенно вел Кари вверх по склону холма — прямиком к ее дому.

Ему пришлось замедлить шаг, чтобы идти с ней в ногу. Они шли молча — это было молчание двух людей, давно и близко знающих друг друга. Ночь была тиха и безмолвна. Наконец Кари нарушила молчание, сказав первое, что пришло ей в голову:

— Скажи честно, Хантер, зачем ты приехал сюда?

— В отпуск. — Шутка получилась не слишком удачной.

— И выбрал Брекенридж совершенно случайно?

— Нет, не случайно. — Он остановился. Двое стояли посреди улицы, глядя друг на друга. Улица была совершенно пустынной. Но даже если бы вокруг было полно людей, это мало что изменило бы. Сейчас для мужчины и женщины в целом свете не существовало никого, кроме них двоих.

— Как только Пинки проговорился мне, что ты находишься здесь, я уведомил начальство, что беру неделю отпуска. И приехал сюда с единственной целью — увидеть тебя. Приехал сегодня днем и первым делом нашел дом, в котором ты остановилась. Я колесил вокруг него несколько часов, пока не увидел, как ты выходишь на улицу. У меня было твердое намерение прийти к тебе завтра утром, но я не смог ждать. И поэтому пошел следом за тобой в ресторан.

Приблизившись к ней еще на шаг, Хантер заговорил чуть спокойнее:

— Прошел год с того дня, как погиб твой муж. Насколько я знаю, траур длится ровно год. Теперь он закончился, и ты вольна начать свою жизнь заново. — Он мягко взял ее за плечи. — Господи, до чего я хотел увидеть тебя, поговорить, побыть с тобою вместе…

— Зачем, Хантер?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты сама знаешь, Кари.

Стойко выдержав его взгляд, она произнесла со всей честностью и откровенностью, на какую только была способна:

— Между нами всегда было что-то. Не знаю, что именно. Поначалу мне казалось, что это ненависть, во всяком случае с моей стороны. А теперь не уверена. Каждый раз, когда я вижу тебя, в моей душе творится что-то неладное — меня гложет какой-то страх, смутная тоска. Мне всегда было как-то не по себе рядом с тобой, до тех пор… — Она смущенно замолчала и отвернулась.

— До каких пор?

— До сегодняшнего вечера. — Голова Кари была низко опущена, губы еле шевелились. Согнутым указательным пальцем он приподнял подбородок женщины, заставив ее снова глядеть ему в глаза.

— Могу ли я понимать это так, что ты согласна потерпеть меня рядом с собой еще несколько дней?

— Не знаю, — ответила она тихо, но искренне. — На многое не надейся. Лучше не надейся вообще. Мои чувства к тебе никогда не были однозначными. Неоднозначны они и сейчас.

Его улыбка приняла грустный оттенок.

— О большей откровенности я и мечтать не мог. — Он взял ее руки в свои. — Только одно скажи: что ты почувствовала, когда увидела, как я иду к тебе?

Кари взволнованно посмотрела на него. От возбуждения у нее перехватило дыхание.

— Обрадовалась…

Она ожидала, что Хантер переменится в лице, но была разочарована — его лицо оставалось бесстрастным. А ведь мог бы улыбнуться, склонить голову, поцеловать ее в щеку. Или обнять и страстно поцеловать в губы.

Но он всего лишь вымолвил:

— Ты вся дрожишь.

— Озябла…

— А ну-ка. — Он снял куртку с ее плеч и помог ей просунуть руки в рукава.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Кари и повернулась, чтобы уйти.

— Подожди. — Хантер развернул ее к себе лицом и согнул ноги в коленях, чтобы ликвидировать разницу в росте. Сосредоточенно посмотрев вниз, он свел полы ее куртки вместе. В темноте соединить края застежки было не так легко, и все же ему это удалось. Медленно выпрямляя ноги, он начал застегивать «молнию». Это возбуждало.

Кари сама не заметила, как Хантер оказался совсем рядом. Не сходя с места, он весь подался в ее сторону, так что его рука, тянущая вверх язычок «молнии», едва могла пройти между их телами. Замок застежки поднялся выше пояса, застрекотал над животом. На мгновение рука Хантера замерла на уровне ее груди, и у Кари возникло ощущение, будто от этого места по всему ее телу, как масляное пятно по воде, растекается тепло. Ей пришла в голову дурацкая мысль: а что, если сейчас он бросит застежку и запустит руку ей под куртку? Как она поступит в таком случае?

Она знала, что сделает. Она прижмется к нему всем своим телом, потому что груди ее изнывали от тоски по мужским рукам.

Жаркое дыхание Хантера обжигало Кари лицо. Застегнув ей «молнию» до самого подбородка, он прошептал:

— Ну вот, теперь будет намного теплее.

Однако она не могла понять, согрелась или нет. Каждый ее нерв и без того словно горел медленным огнем. Все мысли в ее голове спутались, в душе царил сумбур. Ей так хотелось ощутить прикосновение его мускулистого тела. Она хотела видеть его обнаженным, доступным для ее рук…

— Наверное, лучше будет, если я провожу тебя до самого порога.

Эти слова, почти неслышные, разбудили ее, как удар колокола. Подумать только, еще немного, и она опустилась бы перед ним на колени, моля о поцелуях и объятиях… Надо же быть такой дурой! Если уж ее наяву преследуют эротические видения, то можно только представить себе, что творится в душе у него. Она всего-то и заикнулась о том, что вечер в его компании оказался не столь уж плох. Зато он без всяких околичностей признался, что пришел в ресторан с единственной целью — увидеть ее и побыть с ней наедине. Вон как у него скулы затвердели — наверняка едва сдерживает похоть.

Но нужно спросить себя: готова ли она к близости с другим мужчиной после Томаса? Сегодня, завтра вечером, в будущем — близком или отдаленном, вообще когда-нибудь…

Господи, да откуда ей знать! Еще минуту назад она горела от страсти, а теперь вся трясется от ужаса. Но как тут не трястись, если ей грозит новая серьезная привязанность? Потому что секса без серьезной привязанности для нее никогда не было и не могло быть.

Между тем он запросто может попытаться поцеловать ее на прощание. Так что же ей делать? Что делать?..

Остановившись у порога дома, где жила Кари, Хантер задумчиво погладил ее по подбородку. Его большой палец описал изящный контур.

— Этот ужин — один из самых восхитительных в моей жизни. Спасибо тебе. И спокойной ночи.

Он пошел обратно тем же путем, которым они добрались сюда. Спящий город поглотил его.


На следующее утро, едва открыв глаза, Кари выскочила из постели, подбежала к окну, выходящему на восток, и потянула за шнур, раздвигая шторы. За время, проведенное ею здесь, это уже вошло у нее в привычку.

На сей раз она проснулась позже обычного. Солнце весело ударило ей в лицо. Кари потянулась всем телом, зевнула и встряхнула волосами. И лишь когда ее глаза открылись окончательно, увидела Хантера, стоявшего на тротуаре, прислонившись к уличному пожарному крану. Он с видимым удовольствием разглядывал ее.

Стыдливо вскрикнув, она схватила со спинки стула домашний халат и загородилась им, как ширмой. Хотя стыдливость в данном случае была вряд ли уместной — он уже видел ее в ночной сорочке, вернее, выполняющей роль ночного неглиже длинной футболке с эмблемой команды «Денвер Бронкос». Спать в ней было одно удовольствие — от бесчисленных стирок старая тенниска полиняла и стала идеально мягкой, но вместе с тем села, доходя теперь Кари до середины бедер. Сонная красавица в смятении вспомнила об этом, лишь когда Хантер, задорно помахав ей рукой, направился к входной двери ее дома.

— Господи, только этого еще не хватало, — простонала Кари, выбегая из спальни. Поглядев на бегу в зеркало, она успела натянуть на себя халат как раз в тот момент, когда раздался стук в дверь.

— Доброе утро, — поздоровался он, появившись на пороге.

— Доброе утро… — Она стояла, поставив одну босую ступню на другую. Прохладный горный воздух пощипывал голые ноги. — И долго ты так простоял?

— Достаточно долго для того, чтобы захотеть горячего кофе и дать твоим соседям пищу для пересудов.

— В это время года я живу здесь без соседей.

Хантер улыбнулся:

— Вот и чудесно. Значит, можешь смело пригласить меня войти.

Беспомощно взглянув на него, Кари отступила в сторону.

— Ты, наверное, и присяжными так же ловко вертишь? — Этот вопрос был задан без тени ехидства.

— Богатая практика — залог успеха, — откликнулся Хантер, ставя на обеденный стол и раскрывая объемистый бумажный пакет. — У меня тут кофе, еще теплый, и относительно свежие пончики.

— Просто замечательно, — иронично хмыкнула Кари, но все же взяла один пончик, который выглядел особенно аппетитно, и вонзила зубы в сдобную мякоть. — Послушай, а ведь и в самом деле вкусно! Обожаю шоколадную глазурь, — воскликнула она, облизывая пальцы.

— Я так и думал, — спокойно проговорил Хантер, скомкав пустой пакет и уверенно швырнув его в корзину для мусора с точностью, которой мог бы позавидовать любой баскетболист. Повернувшись снова к Кари, он замер на месте, зачарованно наблюдая за тем, как проворно касается кончик ее языка испачканных глазурью тонких пальцев. До чего же хорошо было бы и самому ощутить эти быстрые прикосновения… Однако Хантер постарался тут же прогнать прочь эту крамольную мысль. Подобные мечтания относились уже к разряду излишеств.

Он и так еще до конца не пришел в себя от увиденного несколькими минутами ранее. Кари, потягивающаяся в лучах утреннего солнца, — разве можно представить себе картину, более обольстительную, чем эта? В своей нелепой футболке эта женщина выглядела сексуальнее, чем в самом дорогом и утонченном нижнем белье. Интересно, сознает ли она сама, какую гигантскую силу обретает над мужчиной, выгибая перед ним спину и потягиваясь по-кошачьи, всем телом? Его жадный взгляд успел уловить не только кружевной краешек ее шелковых трусиков. Футболка туго натянулась на ее груди, четко обозначив соблазнительные полукружья. От этого действительно впору было сойти с ума.

Хантер громко прокашлялся.

— Так я подогрею кофе или ты хочешь сварить свежий?

— К сожалению, мои запасы кофе подошли к концу. Можешь подогреть то, что принес, в микровол-новке. Вон она — на кухонной стойке.

Расправившись с пончиками в рекордно короткое время, они теперь неторопливо пили подогретый кофе. Хантер наконец получил возможность немного оглядеться. Потолок квартиры был сводчатым, как в храме. Деревянные панели делали стены дома теплее, паркетный пол был устлан ткаными коврами. Мебель была дорогой, не крикливой, свидетельствуя о тонком вкусе хозяев. Сложенный из дикого камня камин занимал чуть ли не целую стену. К этой комнате, занимавшей в доме центральное место, примыкали крохотная столовая и столь же небольшая кухонька. Из нее также открывался выход в коридор, который, очевидно, вел в спальню или спальни. Вся квартира была невелика по размеру, однако широкие окна создавали ощущение необычайного простора.

— Неплохой домишко. Твой?

— Нет, друзей отца. Они изредка наезжают сюда на отдых. Мне позволено появляться здесь в любое время, когда только захочу. Я никогда не злоупотребляла радушием этих людей. Просто сейчас знала наверняка, что мой приезд не создаст им никаких неудобств. Их здесь не будет все лето. — Присев на край дивана, Кари задумчиво поглядела в окно. — Ты не представляешь, как хорошо тут зимой. Сидишь у огня, смотришь, как за окном снежинки падают…

— Любишь лыжи?

— Да, но скорее не кататься, а смотреть, как другие катаются.

Все еще подстегиваемый любопытством, он прошелся по комнате, то и дело останавливаясь, чтобы получше разглядеть тот или иной предмет обстановки, полистать лежащие на столике журналы. Она поражалась его самоуверенности. Надо же, вломился к женщине, которая даже лицо не успела ополоснуть после сна, и держится как у себя дома. А главное, ни слова о причине столь раннего визита.

Но разве она требовала от него объяснений?

Она просто сидела перед ним в одной рубашке, с босыми ногами, спутанными волосами, торчащими в разные стороны, как воронье гнездо, и заспанными глазами. В то же время в ее душе не было и тени смущения, приличествующего подобной ситуации. «Интересно, отчего бы это?» — удивилась Кари самой себе.

Может быть, оттого, что так непринужденно ведет себя он? Или же ее мысли сосредоточены на нем до такой степени, что она не в состоянии думать ни о чем другом?

Каждое движение худощавого тела Хантера было наполнено непередаваемой, чисто мужской грацией. Жилет на пуху, который он надел, спасаясь от прохлады позднего лета в горах, был теперь небрежно брошен на спинку стула. Джинсовая рубашка облегала его мускулистый торс. Мягкие башмаки как нельзя лучше подходили к джинсам, далеко не новым. Джинсы к тому же были довольно тесными, а потому лишний раз подчеркивали пол их владельца, и она несколько раз поймала себя на том, что ее взгляд невольно задерживается на его бедрах.

На сей раз Хантер был в очках, и Кари догадалась, что сегодня он за рулем. Она сразу же вспомнила припаркованную неподалеку от дома незнакомую машину. Вспомнилось ей и то, как вспыхивали на солнце красноватым отсветом растрепанные пряди его волос, когда она смотрела на него в окно…

— А это что? — вторгся он в ее мысли, склонившись над ломберным столиком, на котором были рассыпаны картонные детали головоломки-мозаики.

— С собой привезла, — просто сказала она, вставая с диванного валика. — Надо же было заполнить чем-то долгие часы безделья, вот я и прихватила с собой книги, которые давно уже хотела прочитать. Да еще это развлечение… — Кари подняла со стола один фигурный кусочек и после недолгих раздумий точно вставила его в пустующий паз.

— Отлично, — тепло улыбнулся Хантер. — Вижу, у тебя немалый опыт.

— Никогда раньше этим не занималась. Но, как видишь, подвернулась возможность набить руку.

Эта головоломка имела для нее глубинный смысл. Кари начала собирать ее не с края, как делают это почти все, а из центра, постепенно продвигаясь во все стороны.

Для нее центр символизировал ядро ее души, все, во что она свято верила, ее моральные устои и ценности, мысли и убеждения, самое сокровенное, личное, воспитанное в ней с раннего детства. Одним словом, то, что делало ее Кари Стюарт.

И именно поэтому, приехав сюда, она начала игру с центра поля, постепенно, день за днем прибавляя кусочек к кусочку. В памяти ее оживали полузабытые картины прошлого: ужас и одиночество ребенка, потерявшего мать, жизнь с отцом, годы учебы в колледже, первые ступеньки карьеры, дружба с Пинки, встреча с Томасом. Кари силилась вспомнить как можно больше подробностей их супружества — так легче было справиться с кошмаром его смерти. Однако особенно четко ее память почему-то зафиксировала все подробности встреч с Хантером Макки. Из несметного числа разрозненных кусочков мало-помалу начинала вырисовываться целостная картина.

Теперь головоломка была почти собрана.

— Мне кажется, что, закончив ее, я узнаю что-то новое о себе самой. — Эта фраза сорвалась с ее языка совершенно непроизвольно. Кари вовсе не хотела произносить свою заветную мысль вслух и обеспокоенно взглянула на Хантера, опасаясь, что он сочтет ее глупой. Однако тот, судя по всему, отнесся к ее словам с пониманием — он лишь молча склонил голову. Господи, лишь бы он не стал допытываться, что она имеет в виду! И Хантер, словно угадав ее безмолвную мольбу, не стал докучать ей расспросами.

— У тебя рот в шоколаде, — мимоходом заметил он.

У него были удивительные глаза. Они опять гипнотизировали ее. Их мягкий свет словно озарял ее всю разом, — как снаружи, так и изнутри.

— В самом деле?

— M-м, вот тут.

Его палец снял капельку шоколадной глазури. Затем эта капелька растаяла на его языке. Она смотрела на рот Хантера, зачарованная и одновременно возбужденная его откровенной чувственностью. Глаза Кари были прикованы к этим чудесным губам даже тогда, когда он взял ее за плечи и привлек к себе.

— Кари…

Ее взгляд медленно пополз вверх, пока не встретился со взглядом его глаз.

— Что?..

— Когда я впервые поцеловал тебя, ты была без чувств. Во второй раз я был так взбешен, что сам не знал, чего мне больше хочется, — поцеловать тебя или задушить. Ослепнув от ярости, я не ведал, что творил.

Ладони Хантера мягко легли на ее щеки.

— Тебе не кажется, что мы вполне могли бы поцеловаться еще раз? Теперь, когда осознаем то, чего хотим…

Загрузка...