1

— Папа, папочка, как ты там? — звучал в телефонной трубке встревоженный голос дочери.

Майкл Джордан переложил трубку к другому уху и усилием воли заставил себя забыть про усталость, накопившуюся за пятьсот миль пути.

— Все отлично, Джина. Я в порядке.

— Тебя еще долго не будет?

Он задержался с ответом, обдумывая, как бы не сказать лишнее. Наконец нашелся:

— Столько, сколько надо. Скоро буду знать точнее. Пока я не вернусь — никаких вечеринок! — поддразнил он ее, отлично зная, как она на это среагирует.

— О, папа!..

Майкл ухмыльнулся. Так и есть.

— Я люблю тебя, девочка. Скажи Грэму, где я и что я позвоню тебе завтра утром.

— Позвони мне сегодня вечером.

— Я позвоню тебе сегодня вечером. — Обожаемая, бесконечно любимая дочь. Ему вдруг стало жаль беднягу, который в нее влюбится.

— Папа, прошу тебя, будь осторожен! — успела крикнуть она до того, как он повесил трубку.

Джордану стало приятно. Она тоже любит его.

— Буду, — просто ответил он. — До свидания, милая.

Майкл положил трубку и повернулся, чтобы получше рассмотреть здание, на поиски которого он потратил полдня. Старый колониальный дом с окружающей его верандой и букетом каминных труб живописно смотрелся среди огромных ив, дубов и ореховых деревьев на фоне зеленых лужаек.

Надпись на фасаде гласила: «Гостиница „Блэк Ривер“. Ночлег, завтраки и чаепития».

Майкл взглянул на часы. Пожалуй, время было ближе к чаепитию, чем к завтраку. Он не очень представлял себя в компании пожилых метресс с чашками веджвудского фарфора в руках. Но делать было нечего — он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Пора было завершать дело.

Это нахлынуло на него, когда он стоял, упершись руками в теплый черный гранит. Нахлынуло, когда он искал имя Смитти, стоя в военной форме, которую не надевал уже много лет, окруженный именами людей, выплывавшими из прошлого, словно полузабытые сны.

С него было довольно и кошмаров, и страхов, и внезапных беспричинных приступов ярости. Он многое приобрел в жизни — успешный бизнес, спокойное существование, обожаемую дочь. Но все это его перестало радовать с той самой минуты, когда он отыскал могилу Смитти, и война вновь с безжалостной яростью хлынула в сердце, обнажив незаживающие раны в его душе. Только один человек мог помочь ему. Поэтому он и начал свое паломничество, чтобы отыскать его и похоронить старые призраки. Чтобы замкнуть долгий-долгий круг и продолжить свою жизнь.

Вот так все случилось, и теперь лето дышало ему в затылок. Вирджинские леса были густы, в полях созревал хлеб, небо набухло дождевыми тучами.

Долго же он решал свою последнюю задачу — найти это место. Надо выйти из машины и зайти туда. Это, должно быть, совсем не сложно. Представиться. Объясниться. Вручить послание — и домой. Но у него ушло минут десять только на то, чтобы набраться мужества открыть дверцу.

Выбравшись из машины, он размял ноги и взошел на крыльцо. Деревянные ступеньки уютно поскрипывали под ногами. Парадная дверь, за которой скрывались все эти нарядно одетые дамы, была тяжелая, старинная, украшенная затейливой резьбой. Майкл отворил ее и вошел.

— Здравствуйте! Чем могу служить? — встретила его с порога бойкая девушка. Взглянув на нее, Майкл чуть было не лишился дара речи. Ему показалось, что перед ним его собственная дочь. Потом глаза привыкли к слабому освещению, и он увидел, что она немного моложе Джины и волосы у нее светлее. Рыженькая светлоглазая фея, она стояла за стойкой с испуганным выражением лица и вымученной улыбкой, совсем не такая веселая, как ее гости.

Майкл ободряюще улыбнулся ей:

— У вас очень мило. А вы подаете еду к чаю?

Она обезоруживающе улыбнулась.

— Ну, конечно! Так вы хотите чаю, да?

— С удовольствием.

Она махнула рукой в направлении общего зала. Его стены, высокие и белые, были увешаны старинными фотографиями и предметами женского туалета в витринах. Тут веер, там шаль, пара перчаток на бальной карточке — все подобрано нарочито небрежно, но со вкусом, подчеркивая, что здесь место для дам.

Разнокалиберные столики стояли на вощеном полу твердого дерева, устланном старинными восточными дорожками. Слышалась музыка Дебюсси, окна были занавешены кремовыми шторами. Майкл занял место за столиком у стены. Он сел, как всегда, лицом к залу и обнаружил, что пепельница отсутствует. Ну, конечно, в дамском ресторане это непозволительная роскошь.

— Подать вам меню? — спросила его маленькая хозяйка.

— Конечно! Но я чувствую, что гамбургеров там нет.

Она хихикнула и подала ему глянцевую карточку, на которой числилось свыше дюжины различных сортов чая, а также широкий ассортимент салатов, закусок и десертов. По крайней мере, этого хватит, чтобы заглушить чувство голода, пока он доберется до Ричмонда и сможет поесть как следует.

Но когда Майкл поднял глаза, чтобы сделать заказ, рыженькая фея исчезла. Через весь зал за ним с нескрываемым любопытством наблюдали четыре пожилые дамы, сидящие за одним столиком. Он улыбнулся им и вернулся к изучению меню, как будто его выбор внезапно изменился.

— Ой, мамочки! — услышал Майкл голос из фойе. Маленькая официантка. Он узнал ее голос. Что же там произошло?

Этот вопрос так заинтересовал Майкла, что он на какое-то мгновение потерял всякое представление о месте, времени и своих намерениях.

— Мне только что звонили из службы опеки и интересовались, почему тринадцатилетняя девочка прислуживает за столиком, — сухо произнес другой голос.

Ее голос.

Он бы узнал его где угодно. Он не знал, как она выглядит. Он даже не был уверен, что узнает ее. Но голос ее он будет помнить до самой смерти. Мягкий, чуть прокуренный, наполненный юмором и состраданием. Он искал его более двадцати лет.

— Но ты же сама отпустила Мариссу на неделю, мама. А Би плохо себя чувствует. Неужели нельзя помочь беременной женщине?

— Конечно, можно, Джесс. Но теперь я здесь, так что отправляйся домой.

— Но, мама…

— Иди, детка.

— Нет, правда, мама! Мне надо тебе что-то рассказать.

Майкл не видел их. Завороженный голосом матери, он почти не слышал, что говорила девочка. Запахи и звуки всегда сильно действовали на него, выводя из равновесия. А этот голос вызвал у него сейчас холодный пот и головокружение. Он сидел тихо и ждал, пока это пройдет, как делал всегда.

— Что же именно? — спросила она.

Последовала пауза — весьма драматичная, насколько Майкл представлял себе психологию девочек-подростков, — а затем приглушенный, но хорошо слышный шепот:

— Там, в зале, мужчина.

И снова ее голос. Слегка удивленный, дружелюбный, звучащий нарочито конспиративно.

— Мужчина? О боже, а я почти закончила вывеску: «Мужчинам вход воспрещен». Как думаешь, он уйдет, если взять ее и помахать у него перед носом?

— Мама!

Майкл не смог сдержать улыбки. Дамы за другим столиком тоже заулыбались. В голосе юной леди звучало нескрываемое возмущение.

— Мы можем натравить на него Персика, — сказала мать.

Послышался смех. Тот самый смех, который Майкл пронес как талисман сквозь самые тяжелые времена.

— Мама, я серьезно! Как ты думаешь, что ему здесь нужно?

— Не знаю, Джесс. А может быть, ему просто нужно немного чаю?

— Он не похож на любителя чая.

— Ну, тогда надо пойти и спросить его. Подожди здесь, хорошо?

— О нет, — сказала девочка. — Мама, мне кажется, он слышал нас.

— Да, Джесс, думаю, что так. Ну, а теперь разреши мне пойти и выяснить, что ему здесь нужно, поскольку это очевидно не чай.

— Ой, мамочка, да что же это такое!

Это восклицание заставило Майкла снова улыбнуться. Да, ему была знакома эта интонация. Точно так же его собственная дочь восклицала: «Ой, папочка…»

Он с трудом поднялся, подавляя предательскую дрожь в коленях. Майкл не знал, что делать, что говорить, о чем спрашивать. Он знал только, что должен увидеть ее и сказать…

Шуршание платья, глубокий вздох. Она уже стоит перед ним. Мир опрокинулся. Кроме голоса, у нее были глаза. Улыбающиеся голубые глаза, смягченные и умудренные возрастом, окруженные «птичьими лапками» — неизбежной приметой их возраста. Рыжие волосы. Нет, скорее, рыжевато-каштановые, сияющие в свете светильников. Овальное лицо с белой кожей, тронутой веснушками. Гибкая, стройная фигура, на которой прекрасно смотрелось светлое цветастое платье, — видимо, принятая здесь униформа для чаепития.

— Привет! — поздоровалась она с улыбкой, от которой на щеках проступили ямочки. — Дочь сказала мне, что вы неожиданно зашли в ресторан, видимо, с какой-то более серьезной целью, чем просто подкрепиться. Чем могу вам помочь?

Она улыбнулась, а Майкл не мог вымолвить ни слова.

Он стоял, зная, что нужно так много сказать, но не зная, как это сделать. В его душе бушевала такая буря, что он чувствовал себя летящим в пропасть. Наверное, это отразилось на его лице.

Ее улыбка погасла.

— Джесс, похоже, сказала не подумав, — извиняющимся тоном промолвила она, равнодушно махнув рукой. — Она склонна все драматизировать.

Майкл кивнул. Он потер подбородок и подумал, что для такой сильной женщины она выглядит очень маленькой. Все, что он собирался сказать, вдруг показалось таким несущественным…

— Я, э… — Он усмехнулся собственной беспомощности, но смешок прозвучал как-то сдавленно. Майкл тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. — Боюсь, что Джесс права. Я пришел сюда не за чаем.

Она нахмурилась.

— Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, вам, может быть, будет интересно узнать, что мой главный кондитер недавно освободился из Рэйфордской каторжной тюрьмы, отсидев срок за убийство.

Майкл снова усмехнулся.

— Меньше всего на свете я хотел бы причинить кому-нибудь вред. Мне… э… нужно поговорить с вами, если можно.

Она подняла обе руки.

— Я ничего не покупаю.

— Речь не об этом. — Он никогда не испытывал трудностей в общении и не мог поверить, что сейчас они появились. — Вы ведь Мэдж Келли? — выпалил он, решив играть в открытую.

Она потупилась:

— А вы не судебный исполнитель?

— Нет, мэм, уверяю вас. Ваша девичья фамилия Детли?

Ее брови поднялись, она подбоченилась.

— Допустим. И что я буду с этого иметь?

Майкл улыбнулся. Поднял руку. Подумал, как бы получше выразиться.

— Мою благодарность, — просто сказал он. — Вы выхаживали меня в Хыннаме.

В первое мгновение ему показалось, что он поступил опрометчиво. Она побледнела и замолчала, застыв на месте. Майкл увидел, как ее глаза сначала погасли, а затем снова загорелись. Она зачем-то одернула юбку и отвела взгляд.

— Мэдж! — позвала ее подошедшая сзади женщина.

Она резко обернулась.

— О, Би, ты вернулась? Спасибо. Можешь меня подменить? Мне нужно поговорить с… — Она повернулась обратно к Майклу.

— Майкл. Джордан.

— С мистером Джорданом. Хорошо?

— Конечно. Ты в порядке?

Мэдж улыбнулась. Широкая, открытая улыбка, по-видимому, успокоила сотрудницу.

— Все отлично. Просто мистер Джордан преподнес мне сюрприз.

— Мне очень жаль, — извинился Майкл. — Но я не знал, как еще можно было вас найти.

Она шагнула вперед и взяла его под руку.

— Нет проблем, — успокоила она Майкла. — Почему бы нам не пройти в заднюю комнату? Там вы сможете выпить пива, которого на самом деле хотите.

Майкл пошел с ней.

— У вас очень милая дочка.

Она тряхнула волосами.

— Не обольщайтесь, с ней хватает хлопот.

— Представляю, у меня такая же дочь.

— Тогда, мистер Джордан, примите мои глубочайшие соболезнования.


— Я думал, вы все еще медсестра.

Они сидели в маленьком кабинете позади ресторана. Письменный стол был завален контрактами и меню, на полках стояли книги по истории и медицине. На столе под стеклом лежали календари, проспекты и несколько моментальных фотографий: Мэдж с дочерью и мальчиком-подростком, похожим на них обеих. Майкл сидел в кресле, ранее занятом кошкой, которая нехотя уступила ему место, перебравшись на шкаф.

Мэдж сдержала обещание насчет пива. Майкл с наслаждением сделал первый глоток и поудобнее устроился в кресле.

— Я все еще медсестра, — сказала Мэдж, наливая себе чаю. — Иногда дежурю. А вообще я решила, что настало время поработать на себя.

Майкл кивнул и сделал еще один большой глоток.

— Здесь прекрасное место.

— Спасибо. — Она прихлебывала свой чай так, словно они были на официальном приеме. — Здесь будет еще лучше, когда мы все наладим, как я задумала. Как вы меня нашли?

У него была заготовлена тысяча ответов на этот вопрос, но он сказал правду:

— Я смошенничал.

Она, насторожившись, невольно вжалась в кресло. Майкл почувствовал ее тревогу. Пожал плечами.

— Было очень трудно выйти на ваш след. Вы не числились ни в каких ветеранских списках. К счастью, у меня есть приятель в ФБР. Он дал мне этот адрес. Вы здесь и живете?

— В пристройке, — пояснила она. — С моими двумя детьми и Персиком, который…

— …Недавно вернулся из Рэйфордской тюрьмы. Да, вы меня предупреждали. Вам не надо беспокоиться. Я повидал вас и теперь могу ехать домой. Обещаю вам. Никаких проблем.

— А почему вы не позвонили?

Он звонил. Звонил раз двадцать и каждый раз клал трубку, не дожидаясь ответа. Ему бы следовало предупредить ее. Спросить, можно ли приехать. Ведь то, что он хотел сказать, могло быть сказано только лично. Это было слишком важно для него.

— Мне надо было обязательно увидеть вас, — сказал он, помолчав.

Она пожала плечами, заметно удивленная.

— Но зачем?

— Вы были у стелы? — спросил он.

Она кивнула и отхлебнула из своей чашки. Он тоже кивнул утвердительно.

— Я был там в последний День Памяти и решил, что надо завершить кое-какие дела. Я просмотрел список парней из нашей роты, сказал «прощай» тем, кто не вернулся, и пообещал себе, что найду вас.

— Зачем?

— Чтобы сказать «спасибо». Так я и сделал. — Он переменил позу, чувствуя себя неуютно под ее пристальным взглядом. — Вы, наверное, меня не помните, — продолжил он. — Хыннам был горячим местом в пятидесятом. Меня доставили 29 ноября из-под Хобана.

— Вы были в пехотной дивизии?

— Первая дивизия морской пехоты. Из нас немногие остались в живых. Мы были в разведке.

Она кивнула, а он продолжал, чувствуя, что должен рассказать ей. Рассказать то, что мучило его все эти годы.

— Мы вышли в поиск и взяли «языка», который сообщил, что готовится крупная операция. На обратном пути нас настигли посередине рисового поля. Я отправил часть взвода с пленным, и мы впятером остались прикрывать отход. Трое моих людей были убиты, а Смитти — радист — тяжело ранен. Я тоже был ранен и не мог двигаться. Пришлось ждать, пока погода прояснится, чтобы вызвать подмогу. Меня доставили в девяносто первый. И вы выходили меня.

— Я выходила многих, мистер Джордан.

— Пожалуйста, называйте меня Майкл.

Она слегка наклонила голову и мягко улыбнулась.

— Хорошо, Майкл.

Он смотрел на свои руки, стараясь подобрать слова, которые могли бы передать то, что она значила тогда для него.

— Я хотел умереть, — сказал он. — Я чувствовал ответственность за тех троих и за Смитти. Я уже настроился ехать домой в гробу. — Он взглянул на нее и увидел в ее глазах странный блеск, которого раньше не было. — Но вы мне не позволили. Я почти ничего не помню из того времени. Но я помню вас. Я помню, как вы держали мою руку и кричали на меня, и хлестали меня по лицу, и говорили, что я не умру. Я должен был вернуться и рассказать вам, что это сработало. Я не умер.

Ее руки дрожали, и Майкл заметил, что лишь на правой было единственное скромное кольцо с опалом. Она отвела взгляд и поставила чашку на стол, едва не расплескав чай. Майкл чувствовал, что поставил ее в неловкое положение, а может, и причинил боль, заставив мысленно перенестись в другое место и другое время.

Это не должно было произойти здесь, в этом райском уголке тихого города. Это должно было случиться у стелы, под тяжелым, серым небом, где холодный ветер пробирал насквозь, в тени памятника тем людям, которых он так хорошо знал и которых оставил лежать там, в проклятом болоте.

Не здесь…

Но когда он снова взглянул ей в лицо, то увидел, что ее глаза полны доброты, и понял, что она помнила о нем все эти долгие годы.

— Спасибо вам, — просто сказала она. — Я давно уже об этом не думала. Как хорошо, что я смогла принести кому-то пользу.

— О, вы смогли, — сказал он. — Вы вытащили меня с того света!


Майкл думал о ней всю ночь, пока ехал обратно в Атланту. Он думал о Мэдж, сидя в кухне своего дома и глядя на бассейн, пока Джина спала. Он думал о ней, когда рассказывал своим друзьям обо всем, что произошло с ним в последние дни.

Мэдж Детли-Келли была гостеприимна к нему. Она оправилась от первого потрясения и выслушала рассказ о человеке, который поступил в госпиталь вместе с ним, а потом уехал домой в цинковом гробу. Она представила ему рыженькую фею, которая долго извинялась за свое поведение, и человекоподобного бегемота в фартуке и с золотой серьгой в ухе, которого, разумеется, звали Персик, и мальчика по имени Джонни, который немедленно потерял интерес к Майклу, узнав, что тот не был летчиком. Мэдж любезно показала ему всю гостиницу и выслушала рассказ Майкла о Джине и о жизни, которую он вел в Атланте, где возглавлял строительную компанию, оставленную ему отцом.

Когда Джина в халатике вошла в кухню, поцеловала отца и приготовила кофе, Майкл, разговорившись, сам того не желая, рассказал ей все. Он смотрел на спокойную, голубую воду бассейна, думал о мире в своей душе и понимал, что еще не достиг его.

Как бы то ни было, спустя два дня, вместо того чтобы жарить шашлыки в саду и пить за приход лета, как это делала половина Атланты в то время, как другая смотрела новости Си-эн-эн, он забрался в свою спортивную машину и рванул обратно в Вирджинию.

Майкл не мог сказать зачем. Он не мог объяснить это ни Джине, ни ребятам из клуба ветеранов, ни своему брату Полу, которого оставил руководить компанией. Он просто знал, что должен вернуться в эту уютную старую гостиницу на берегу реки.

Когда он подъехал к гостинице, солнце давно уже село. Дом стоял темный и молчаливый, и только два окна пристройки светились сквозь деревья позади стоянки. Не было никакого смысла возвращаться сюда. Он уже достаточно потревожил эту женщину. Ясно представляя себе, что надо немедленно уезжать, он все же заглушил мотор и вышел в ночь, наполненную стрекотанием сверчков, пением ночных птиц и отдаленными раскатами грома. Пройдя по тропинке среди недавно высаженных цветов, он постучался в зеленую дверь пристройки.

Ответа не было. Майкл огляделся и заметил маленький красный автомобиль, спрятанный позади дома в некоем подобии гаража. Возможно, это говорило о том, что черным ходом пользуются чаще, чем парадным. Он сошел с крыльца и обогнул дом. Где-то мяукнула кошка.

Здесь было так тихо. Так уединенно и зелено.

Майкл поднялся на узкое крылечко позади дома и постучал в кухонную дверь. Ему не ответили, но через окно он заметил свет от телеэкрана и услышал автоматные очереди — шел какой-то боевик. Этот призрачный свет и выдал ее — на фоне стены виднелись очертания женской фигуры.

Майкл не желал нарушать покой этого дома. Но он переступил порог прежде, чем ему пришло в голову, что он совершает незаконное вторжение и что его никто не ждет. Она стояла, прижавшись к стене и схватившись за голову, ее лицо было перекошено от ужаса. Она была явно не в себе.

О господи! Вот это скверно. Он это предчувствовал. Подошел ближе, но не слишком. Затем пригнулся так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с ее распахнутыми глазами. Он даже не заметил, что его сердце начало гулко стучать в груди.

— Мэдж? — сказал он едва слышно.

Она прибиралась — он только сейчас это заметил. Волосы у нее были стянуты на затылке, на полу возле босых ног валялось ведерко.

— Лейтенант Детли?

Наконец она обратила на него те милые, мягкие голубые глаза, которые он искал двадцать с лишним лет… Только теперь в этих глазах была пустыня.

— Ты, ублюдок, — всхлипнула она, вздрагивая. — Это все ты виноват!

Загрузка...