Отчаянная

Глава 2

Я не стала задерживаться у окна, а поспешила вниз выяснить, что могло вызвать такую суматоху? Нашла Чайтру и миссис Мэдкрофт в гостиной. Склонившись над опрокинутым столиком, они собирали остатки разбитой хрустальной вазы.

— С вами все в порядке? — спросила я, поднимая осколок, отлетевший далеко в сторону. Хотелось помочь женщинам, в то же время меня терзало любопытство. Что тут, интересно, стряслось?

Миссис Мэдкрофт устало поправила упавший ей на брови седой завиток волос. «Этот день из ряда вон выходящий по количеству неприятностей, — сокрушенно произнесла она. — Абсолютный чемпион неприятностей. Сначала этот ужасный мистер Ллевелин, а теперь глупенькая миссис Бродерик. Как мне быть? Я начинаю сомневаться в том, что переживу этот день. Нет, конечно, я его не переживу».

— Переживете, мэм, — спокойным тоном заверила ее Чайтра.

— А я не уверена, — заметно раздражалась хозяйка. — Мои нервы уже не те, что были раньше. И я уже не такая молодая, какой была прежде. Хотя, конечно, не так уж и стара. Да, да. Но я не могу сказать, что получаю удовольствие от волнений теперь, когда мне не двадцать.

— И не тридцать, — сказала служанка. Миссис Мэдкрофт укоризненно посмотрела на нее и уточнила: «Не так уж далеко за тридцать».

— Что расстроило женщину, которая только что выбежала отсюда? — спросила я миссис Мэдкрофт, сделав попытку отвлечь ее от начавшейся перепалки, где преимущества были явно на стороне служанки. Я считала себя обязанной помочь хозяйке сохранить чуство собственно достоинства.

— Впрочем, если я имею право спрашивать вас об этом, — из деликатности уточнила я.

— Конечно, имеешь, моя дорогая, — немедленно и с удовольствием воспользовалась хозяйка неожиданной для нее поддержкой. — Ты, в конце концов, член семьи и отношение к тебе должно быть как к члену семьи. И ты, дорогая, должна быть готова к тому, что события, подобные сегодняшнему, здесь время от времени еще будут происходить. Просто люди очень многого не понимают. Не понимают самого главного: что духи живут по своим законам.

Миссис Мэдкрофт выпрямилась и стала приводить в порядок свою юбку, предоставив нам с Чайтрой возможность собрать последние осколки. Однако ее мысль, судя по выражению лица, продолжала работать в прежнем направлении, и миссис Мэдкрофт немного погодя заговорила, ни к кому конкретно не обращаясь: «Я предупреждала и предупреждаю их, когда они приходят ко мне, что я не всесильна. Да, я общаюсь с духами, но это не значит, что я могу вызывать их в любое время по желанию своих клиентов. Одно дело контактировать с теми, кто умер недавно, скажем, несколько недель или месяцев тому назад. Они еще недалеко и охотно отзываются на мое приглашение к беседе. Они хорошо помнят свои земные привычки, привязанности, дела и с удовольствием высказывают свои суждения.

Но другое дело контакты с духами давно умерших людей. Они уже устроены на определенном им месте и заняты своими делами. Они не хотят, чтобы их отзывали назад, тревожили и отвлекали от дел даже для тех людей, которых они прежде на земле любили. В конце концов, люди покидают этот мир не для того, чтобы по каждому пустяку наведываться сюда обратно».

Чувствовалось, миссис Мэдкрофт увлеклась игрой мыслей и воображения. Она издала уже знакомое восторженное восклицание-вздох: «Ах, этот другой мир! Он полон прекрасных ярких цветов и удивительных поющих птиц. Там есть реки, озера и горы. И все они так прекрасны и величественны! Там самые низкие вершины превосходят высочайшие вершины этого мира. Духи созерцают все эти божественные красоты, наслаждаются ими. Можем ли мы после всего этого обвинять их в том, что они забыли о нас?»

Чайтра не выдержала и фыркнула. Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться одновременно со служанкой.

— Но миссис Бродерик, кажется, не согласна с вами? — спросила я, чтобы подавить приступ смеха.

— О, она ужасная женщина! — мгновенно изменила тон миссис Мэдкрофт. — Будь я ее мужем, я тоже не захотела бы возвращаться к ней. Она обвиняет меня, в том, что я будто бы бросила ее в трудную минуту. Это я-то бросила ее? Да я находилась рядом с ней даже тогда, когда уже никто больше не мог ей помочь. Не просто находилась, но и помогала. Какая неблагодарность!

Миссис Мэдкрофт повернулась ко мне, ее щеки пылали.

— Хилари, никогда, никогда не поступай так, как я — не посвящай свою жизнь другим! — торжественно произнесла она. — За бескорыстие нет награды в этом мире.

Посчитав на данный час свою воспитательную миссию выполненной, хозяйка предложила мне подняться к себе наверх и отдохнуть. Ее предложение оказалось кстати, поскольку мне было необходимо вымыться и переодеться к ужину. Кстати, к ужину миссис Мэдкрофт ждала гостя. Бросив последний осколок хрусталя в корзину для мусора, я с удовольствием позволила хозяйке выставить меня из гостиной.

Во время переодевания у себя наверху я неторопливо перебирала в памяти все то, что услышала из уст миссис Мэдкрофт после визита скандальной посетительницы. Многое показалось мне фантастическим, кое с чем я в принципе не могла согласиться. Но в чем наши суждения с хозяйкой дома полностью совпадали, так это в оценке уходящего дня. Действительно, день выдался из тех, которые запоминаются на всю жизнь.

Мое провинциальное классическое воспитание, к сожалению, не подготовило меня к таким эмоциональным встряскам. Общение с женщиной вроде миссис Мэдкрофт всего лишь в течение одного дня, похоже, оказалось для меня непосильным. Предположения по поводу экзотических способностей миссис Мэдкрофт, возникшие у меня после столкновения с мистером Ллевелином, подтверждал также случай с миссис Бродерик. Вот уж влипла я так влипла! Прямо-таки сумасшедший дом. Хозяйка изо всех сил старалась оставить меня здесь, но я не могла представить себе жизни в нем. И уехать тоже не могла. Мне так хотелось узнать о своей матери как можно больше, и главное-то, чего я не знала.

Теперь, когда я потеряла ее навсегда, было вдвойне важно собрать о ней все, что еще оставалось. На это у меня, по всей видимости, уйдет всего несколько недель. Таким образом я удовлетворю свое самое заветное желание. Затем придумаю более-менее подходящее объяснение своего отъезда, например, что не подготовлена к жизни под кровом миссис Мэдкрофт.

Предоставленная самой себе на час, я распаковала вещи, встряхнула черную мантилью и повесила платья в гардероб. Затем вымыла руки и лицо, привела в порядок прическу. Ровно в семь взглянула на себя в зеркало, поправила несколько прядей каштановых с медным отливом волос и степенно спустилась вниз.

Из гостиной доносился голос миссис Мэдкрофт, а в промежутках слышался голос другого человека, судя по низкому тону, — мужчины. Я мысленно поблагодарила Бога за то, что хозяйка дождалась гостя, а не очередного клиента.

В дверях гостиной я остановилась и осмотрелась. За время моего отсутствия Чайтра все привела в порядок и даже создала видимость уюта. В камине потрескивал огонь. Пламя отбрасывало оранжевые отблески на расписанные и отделанные бисером антикварные вещи, приглушая яркие краски и превращая их за счет этого в безвкусные поделки. Теперь атмосфера гостиной уже не казалась мне такой гнетущей, как днем. Хотя запах фимиама все еще ощущался, курильницы были потушены и прикрыты.

Миссис Мэдкрофт в этот раз своему римскому дивану предпочла стул с подлокотниками. А пурпурное платье сменила на платье из муарового шелка бледно-лилового цвета, которое шло ей больше. По этой ли причине или потому, что ее гостем был приятный ей джентльмен, но, заметила я, лицо ее светилось радостью.

Увидев, что я задержалась у входа, миссис Мэдкрофт пригласила; «Хилари, дорогая, входи! Я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась. Это мистер Квомби — один из моих самых дорогих друзей».

Джентльмен поднялся с кресла, стоявшего спинкой к двери, и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Ему было около тридцати пяти, и он выглядел значительно моложе миссис Мэдкрофт. Ростом он оказался значительно ниже ее и лишь всего на дюйм выше меня. Его прямые черные волосы разделял пробор на одну сторону. Мистер Квомби заметно щеголял короткими усиками. Неестественно маленькая радужная оболочка придавала его взгляду пронзительность. Казалось, он сверлил меня насквозь своими темными глазами, хотя, вполне возможно, делал это непреднамеренно.

У меня сразу же возникло к мистеру Квомби необъяснимое чувство антипатии. Разумеется, я старательно скрыла его, и гость ничего не заметил. Он приятно улыбнулся и на европейский манер отвесил поклон всем корпусом. Весьма неохотно я прошла вперед и подала ему руку. Он сделал жест будто преподнес ее к своим губам. К моему большому облегчению, это был только жест. К еще большему облегчению, он тут же отпустил мою руку.

— Миссис Мэдкрофт мне все о вас рассказала, — сразу же доложил он. Я недоумевала, что именно она могла рассказать, ведь за время пребывания в доме я почти ничего не сообщила о себе.

Взмахом руки миссис Мэдкрофт подозвала меня и предложила сесть на стул рядом с ней. «Я хотела попросить мистера Квомби сопроводить нас в поместье Ллевелина, — с наигранной доверительностью произнесла она. — Но после визита ко мне мистера Ллевелина это стало, конечно, невозможно».

— Этот человек несет ответственность за свое чудовищное поведение, — горячо поддержал мистер Квомби. — И он обязательно заплатит за это!

Здесь я уловила легкий акцент, который не сразу заметила. Что бы он мог означать? Это один из многих вопросов, который я до поры до времени положила на полочку своей памяти.

Между тем, гость послал хозяйке обожающий взгляд.

— За все те годы, что мы знаем друг друга, мне не известен ни один случай, чтобы миссис Мэдкрофт сделала что-нибудь кроме добра всем тем людям, которые приходят к ней. Ее репутация в обществе соответствует высшей шкале и соперничает с репутацией сестер Фоке.

— О, мистер Квомби. Она не заслужена мною, хотя я действительно стараюсь делать людям только добро.

— Она заслужена, дорогая леди, и вы это прекрасно знаете!

Миссис Мэдкрофт вернула гостю обожающий взгляд и очень довольная засмеялась. Ее щеки заметно порозовели.

Я мало что могла добавить к их беседе. Не вызывало сомнения, что они совершенно очаровали друг друга, и мне доставляло удовольствие убедиться, что у миссис Мэдкрофт был, по крайней мере, один поклонник. Я чувствовала себя здесь лишней и постаралась затеряться в груде диванных подушек. Но моя маленькая хитрость не удалась.

— Не надо этих детских глупостей! — запротестовала хозяйка. — Я хочу, чтобы вы с мистером Квомби лучше узнали друг друга. Я не буду удовлетворена до тех пор, пока мои самые лучшие друзья не станут любить друг друга так же, как я люблю их.

Однако мистера Квомби, кажется, больше устраивало общение с хозяйкой наедине. «У нас будет достаточно времени для бесед с мисс», — сдержанно произнес он. Хозяйка кинула в его сторону недовольный взгляд. Он немедленно исправился, добавив: «Миссис Мэдкрофт всю эту неделю только и говорила что о вашем приезде. Я бесконечно слышал ее слова „дочь Марион это“, „дочь Марион то“. У нее от вас вскружилась голова, как у школьницы».

Я вежливо и достаточно сдержанно улыбнулась, давая ему понять, что оценила его стремление, но лично на меня он произвел меньшее впечатление, чем рассчитывал. Зато я заметила, как миссис Мэдкрофт от льстивых слов джентльмена просто расцвела. Не отвечая на комплименты мистера Квомби, я посчитала нужным переменить тему разговора. А заодно побольше узнать о том, что меня? особенно интересовало.

— Чайтра сказала мне, что моя мать работала у вас ассистенткой, — произнесла я и выжидательно посмотрела на миссис Мэдкрофт. О, для нее большего не требовалось. Одного легкого намека на желание слушать ее вполне хватало для того, чтобы она дала волю своему красноречию.

— Мы проработали вместе с Марион пять лет, — с подъемом заговорила миссис Мэдкрофт. — Это была вершина моего успеха. Вы даже не поверите, какой на меня был спрос! Меня приглашали каждый вечер и зачастую еще после обеда. Я обязательно покажу вам свой альбом с газетными вырезками. Твоя мать неизменно сопровождала меня повсюду, и я не соглашалась никуда выезжать без нее. Я требовала, чтобы и ее также приглашали. О, что это были за времена!

Хозяйка умолкла и прикрыла глаза, видимо, предаваясь блаженным воспоминаниям.

— Жаль, что мы не встретились тогда, — успел воспользоваться короткой паузой мистер Квомби. — Я был бы счастлив сейчас дополнить ваши яркие рассказы, в правдивости которых я ни одно мгновение не сомневаюсь.

— Дорогой мой человек! — послала хозяйка гостю ослепительную улыбку. — Я хотела делать и все делала для того, чтобы наша жизнь как можно больше устраивала Марион. И ее это устраивало. Да, до тех пор, пока она не встретила мистера Кевери и не влюбилась в него.

Тут миссис Мэдкрофт наклонилась в мою сторону и положила свою руку на мою. «Прости, моя дорогая, — произнесла она громким шепотом, который был хорошо слышен и гостю. — Но я никогда не одобряла их брак. Однако поймите меня правильно. Твой отец был хороший человек. Он был бы идеальным мужем для какой-нибудь другой леди. Но, к сожалению, он совсем не подходил для Марион».

— И, тем не менее, у них получился хороший, крепкий союз, — внесла я существенную поправку.

— Не удивительно, не удивительно, — сделала миссис Мэдкрофт театральный жест. — Марион никогда не позволила бы себе показать, что она разочарована в своем избраннике. Она была очень милая девушка, искренняя и благородная. К тому же, склонная к привязанностям. Назову еще одну замечательную черту, которой природа щедро наделила Марион — это романтичность. Бывает, что двое смотрят вниз: один видит лужу, другой звезды в луже. Так вот, Марион всегда видела звезды. Это приносило ей много радости в жизни, но не меньше и огорчений.

А мистер Кевери оказался таким прозаическим человеком. Он не думал ни о чем, кроме самых ординарных вещей. За те годы, что Марион провела со мной, она развила в себе широкое и высокое восприятие жизни. Представляю, каково ей было с мистером Кевери! Бедное дитя! Даже не желая того, мистер Кевери приземлял и подавлял ее.

В общем-то, мне приходилось согласиться, что точка зрения миссис Мэдкрофт на духовный мир моего отца была не совсем ошибочной. Но в своей оценке она не учла его любви к искусству, театру, его преданность семье. И еще: я никогда не замечала, чтобы мама ощущала, будто она жертвует собой ради него больше, чем получает взамен. Все это я высказала миссис Мэдкрофт, заключив словами: «Полагаю, что это и есть та причина, по которой вы с мамой расстались. Отец, конечно же, не мог одобрять вашу дружбу».

— Видишь ли, дорогая, — огорченно покачала хозяйка головой. — Мне пришлось принести ради Марион еще одну жертву. Я пошла на разрыв нашей дружбы ради нее, чтобы не напоминать ей о тех вещах, которые ей не мог дать мистер Кевери. Я говорю об известности, возможностях бывать в высшем свете. Откровенно говоря, моя дорогая, он завидовал той жизни, которую Марион вела со мной, и боялся, что он не удержит ее, если мы будем поддерживать добрые отношения. А я так хотела твоей матери счастья!

— Какой стыд! — воскликнул мистер Квомби. — Какой позор для джентльмена! Только подумать, вы, леди, должны были разлучиться с лучшей подругой навсегда ради амбиций недостойного ее мужа.

Миссис Мэдкрофт достала носовой платок и прикоснулась к увлажнившимся глазам. «Мне было больно, — согласилась она. — Но я не обиделась. Ведь это ее муж настоял на том, чтобы она порвала отношения со всеми, кого знала. Это было действительно печально. Но он тоже невиновен. Он несчастный, бедный человек, любивший Марион до безумия. Он не хотел делить ее ни с кем».

— С джентльменами иногда такое происходит, — заметил мистер Квомби и окинул миссис Мэдкрофт взглядом собственника. При этом он в мою сторону как-то особо сверкнул своими черными глазами.

Теперь я припомнила, что мы вели семьей действительно замкнутую жизнь. Но мне никогда не приходило в голову спросить родителей о причинах. Сейчас я начала думать о том, что, кажется, не очень хорошо знала взаимоотношения отца с матерью.

Может быть и теперь я знаю о них далеко не все.

Миссис Мэдкрофт честно рассказала все до конца? Меня не покидало ощущение, что она в чем-то лгала. В чем именно, сразу не разберешь, потому что многое в ее рассказе звучало правдоподобно. Тем не менее, до тех пор, пока сама не разберусь основательно во взаимоотношениях родителей.

Миссис Мэдкрофт, казалось, не замечала нежного взгляда своего друга, все свое внимание она сосредоточила на мне. Она вновь наклонилась ко мне и еще сильнее сжала мое руку. «Но теперь дочь Марион приехала ко мне, и все стало на свои места», — удовлетворенно произнесла она. Я еще раз попыталась вежливо улыбнуться, но, наверное, это плохо получилось, так как в моей голове кружился целый рой вопросов. Я уже собралась задать один из них, но меня опередил громкий стук в дверь гостиной.

Вошла Чайтра. Сразу стало ясно, не для того, чтобы сказать, что ужин подан. Ее смуглое лицо выглядело болезненно-бледным, а в глазах стоял испуг. Но миссис Мэдкрофт и ее гость ничего не заметили.

— Уже пора ужинать? — спросила миссис Мэдкрофт. — Как быстро идет время, когда ты в приятном обществе!

— Нет и не может быть общества, более приятного, — не остался в долгу мистер Квомби.

Чайтра крепко сжала ладони и пробормотала:

— Дело не в этом, мэм.

Хозяйка невозмутимо спросила: «Надеюсь, ты не спалила барашка? Пожалуйста, только не в этот вечер».

Служанка еще более замялась и многозначительно посмотрела назад, молча приглашая хозяйку выйти. Ясно, Чайтра хотела что-то сказать ей наедине. Я подумала, уж не вернулась ли миссис Бродерик, или, что еще хуже, мистер Ллевелин.

Миссис Мэдкрофт, конечно, поняла знаки служанки, но не придала им значения. Она нетерпеливо замахала руками и раздраженно сказала: «Что там у тебя? Быстро выкладывай! Я не могу читать твои мысли».

Руки Чайтры бессильно опустились, и она, пожав плечами, обреченно произнесла:

— За дверью полиция, мэм.

Миссис Мэдкрофт удивленно воскликнула: «Полиция?! Боже мой, что привело их сюда?» Она обратилась к мистеру Квомби: «Вы думаете, им понадобились мои услуги?»

Мистер Квомби встал, застегнул все пуговицы.

— А что еще может быть, дорогая леди, — сдержанно произнес он. — Если вы не возражаете, я пойду и поговорю с ними от вашего имени. Нет необходимости вам беспокоиться в такой поздний час.

— Мой дорогой, дорогой человек, — затараторила она. — Что бы я делала без тебя? — Здесь она нежно улыбнулась и смущенно заморгала.

Мистер Квомби поклонился и вышел с Чайтрой в фойе. Хозяйка закрыла за ними дверь так плотно, что, к моему большому разочарованию, к нам в гостиную из фойе не доносились даже обрывки фраз. Впрочем, так, может быть, даже лучше.

Чем больше я узнавала о профессиональной практике миссис Мэдкрофт в качестве медиума, тем больше испытывала смутное беспокойство. Внутренне чувство подсказывало мне, что появление полиции имело прямое отношение к странным занятиям хозяйки. Но миссис Мэдкрофт считала, или делала вид, будто считала, иначе.

— Это уже не первый случай, когда моя помощь требуется в криминальных делах, — с чувством профессионального достоинства произнесла она. — Особенно хорошо я раскрываю убийства. Ты даже не поверишь, какой у меня замечательный талант вызывать дух несчастных покойников, беседовать с ними. При этом мне ничего не стоит попросить назвать убийцу. — Тут она резко и как-то неуместно засмеялась. Возможно, вспомнила какой-то примечательный случай. А может быть, сказывалось присутствие полиции за дверью.

Затем миссис Мэдкрофт вздохнула, прикрыла на секунду глаза и продолжала с грустной улыбкой: «Но давно никто не обращался ко мне за помощью в таких делах. Люди потеряли веру. Печально, но факт. Вот и ты считаешь меня глупой старухой, которая ничего не делает, а только сочиняет фантастические рассказы».

— Нет, нет! — запротестовала я, чтобы утешить хозяйку. Говоря правду, я полностью разделяла ее мнение.

Она погрозила мне пальцем и укоризненно произнесла: «Да. Да. Я знаю современную молодежь. Ей во всем требуются доказательства. Что ж, пожалуйста! Дай-ка я посмотрю, куда это положила альбом с вырезками. Чайтра, наверное, знает, но не будем ее беспокоить, иначе рискуем остаться без ужина».

Миссис Мэдкрофт встала, покрутила головой, осматривая комнату и прикидывая, куда служанка могла положить альбом. «Нет, не в книжном шкафу, — бормотала она. — Полки слишком малы. Может быть в письменном столе?»

Она пересекла комнату и стала выдвигать ящики из стола. Содержимое каждого она неторопливо укладывала стопкой на пол. Постепенно стопка достигла примерно двух футов в высоту и стала угрожающе покачиваться. Я с любопытством прикидывала, сколько еще можно добавить, чтобы вся эта груда рухнула.

Из письменного стола извлекались коробки с письменными принадлежностями, конверты, стопки бумаги и еще и еще что-то.

— Вот они! — воскликнула миссис Мэдкрофт так громко, что даже напугала меня. — А я уже подумала, что они потерялись.

Она извлекла из глубины ящика два огромных альбома и потащила их через всю комнату к карточному столику, который стоял в углу. «Подойди и сядь вот сюда, мы посмотрим их вместе», — предложила она.

Взяв один из стульев, стоявших недалеко от стола, я подсела. К моему удивлению, альбомы оказались заполнены вырезками из газет и всевозможными приглашениями. Почти все пригласительные карточки были украшены тиснеными рисунками, что убедительно свидетельствовало о высоком общественном положении приглашающих.

Ранние заметки были датированы 1852 годом, поздние — 1858 годом. Да, более пяти лет миссис Мэдкрофт как медиум находилась в поле зрения общественности.

На некоторых вырезках сохранились жирные следы от бутербродов. Дополнительное свидетельство того, что нынешняя хозяйка в те времена пользовалась успехом в вызывании тех духов, которые обитали в богатых и знатных домах.

Если сложить все обстоятельства вместе, то получалось, что миссис Мэдкрофт не приукрашивала свою былую славу медиума.

Вдруг мое внимание привлекла одна пожелтевшая фотография, почему-то оказавшаяся среди газетных публикаций. У меня даже дыхание перехватило от волнения. Миссис Мэдкрофт понимающе заметила: «Я и забыла о ней. Да, здесь сняты я и твоя мать. Насколько я помню, нас сняли в тот самый вечер, когда мы ходили во дворец Святого Джеймса. Ах, какое незабываемое это было событие!»

С непередаваемым чувством я всматривалась в их фигуры, лица. Миссис Мэдкрофт, очень молодая, темноволосая и экзотически привлекательная, сидела в большом кресле. Моя мама стояла рядом. Ее правая рука лежала на плече миссис Мэдкрофт. Мама была здесь гораздо красивее, чем я помнила ее, хотя ребенком я гордилась ее красотой. На фотографии ее густые волосы собраны в пучок, а тонкие брови изогнулись над лучистыми карими глазами. Я всегда завидовала ее глазам. У меня — сине-зеленые, как у отца. На краю фотографии аккуратно выведена дата съемки: август 1853 года. Значит, ей было столько же, сколько мне сейчас — девятнадцать лет. Да, глядя на сияющее выражение ее лица трудно усомниться в том, что она была абсолютно счастлива. Столько в ней чистоты и наивности! Они, наверное, и вызвали глубокие чувства мистера Кевери.

Миссис Мэдкрофт извлекла фотографию из альбома и протянула мне со словами: «Возьми ее себе. Я не думаю, что у тебя много фотографий из поры ее юности. Мне будет приятно знать, что у тебя теперь такой редкий снимок».

«Большое спасибо вам! — пробормотала я и у меня сжало горло. — Вы так добры». — «Чепуха!» — махнула она рукой, хотя щеки ее порозовели от удовольствия. Затем она закрыла верхний альбом и передала мне оба, сказав: «Я уверена, что тебе хотелось бы получше рассмотреть их. Можешь взять в свою комнату. Вернешь потом…» — «Разумеется», — с радостью согласилась я.

Даже беглого знакомства с содержанием альбомов оказалось достаточно, чтобы убедиться в том, что миссис Мэдкрофт говорила абсолютную правду о своей былой популярности. Но из любопытства хотелось прочитать отчеты в газетах более внимательно, вдруг там проскользнет имя моей матери. Если же нет, все равно узнаю больше об их совместной жизни и работе.

Я начала снова благодарить хозяйку, но тут вернулся мистер Квомби. Когда он вошел в гостиную, я обратила внимание на его плотно сжатые губы. Кажется, ничего хорошего он не сообщит. Миссис Мэдкрофт посмотрела на него с надеждой, но он отрицательно покачал головой.

— Очень прискорбно, дорогая леди, — начал он протокольным тоном. — Я узнал, что самая презренная из всех женщин, эта миссис Бродерик, подала на вас жалобу.

— Жалобу? — вскричала хозяйка и вскочила. — Но я не нарушила никаких законов.

— Конечно, не нарушила, — поспешно заверил мистер Квомби. — И полиция объяснила ей, этому ужасному созданию, что вы не совершили ничего кроме того, что потребовали деньги за оказанные услуги.

— И она, что же, обвинила меня в мошенничестве? — негодовала миссис Мэдкрофт.

— Ну, нет, — поспешно успокоил он. — В Лондоне все знают, что вы честный медиум. Многие могут подтвердить вашу честность. Но, понимаете, эта самая презренная из всех женщин потребовала прекращения вашей спиритической деятельности.

— Господи! — только и смогла сказать миссис Мэдкрофт, падая в кресло. — Неблагодарная женщина! Она должна быть признательна мне уже за то, что я не взяла с нее денег за ту работу, которую по ее требованию выполнила напрасно.

— Конечно, она такая и не стоит принимать ее поведение близко к сердцу, — поспешила я успокоить миссис Мэдкрофт. Если бы не альбомы с вырезками, мои чувства сейчас могли быть совершенно иными. Но теперь у меня нарастало чувство возмущения женщиной, которая расстроила наш вечер и так огорчила мою хозяйку.

Мое желание поддержать миссис Мэдкрофт в эти неприятные для нее минуты, не в последнюю очередь, определялось чувством признательности к ней за все те добрые слова, которые она сказала мне, и по которым после смерти матери я очень соскучилась.

Мистер Квомби подошел к миссис Мэдкрофт сбоку и в знак утешения неловко похлопал ее по плечу. Несмотря на напряженную обстановку я отметила, что у него очень пухлые, не мужские руки, и вообще он какой-то хилый. У меня его .жест извозчика, скорее всего, вызвал бы раздражение. Но миссис Мэдкрофт эта неуклюжесть, как ни странно, сразу же успокоила. К ней вернулся розоватый цвет лица, она выпрямилась в кресле и быстро обрела способность трезво размышлять.

— Подумаешь, скандальная женщина пожаловалась в полицию, — достаточно бодро произнесла она. — Нам это ничем не грозит.

Мистер Квомби отвел взгляд в сторону и сглотнул. Уловив это, миссис Мэдкрофт сурово посмотрела на него и так же сурово потребовала: «Выкладывайте, мистер Квомби, что вы мне не договорили!»

Он откашлялся и уже известным мне протокольным голосом заскрипел: «Положение, действительно, весьма затруднительное. Полиция приказала… они подумали… ну, им не хватает терпения по отношению к медиумам и они предложили… предложили вам закрыть свое дело».

— Закрыть дело?! — вскипела хозяйка.

— …Или делать это где-нибудь в другом месте, — закончил мистер Квомби печальным тоном.

Хозяйка застыла в одной позе, но ненадолго.

— А вы не сказали им, мистер Квомби, что комиссар полиции мой очень хороший друг?

— Сказал. Но ваш хороший друг несколько лет назад ушел в отставку, а новый комиссар не сочувствует этому.

— Что же мне делать?

— Ну, ну, дорогая леди, не стоит впадать в панику. Все тучи развеются через несколько недель.

— Может быть. Но как я буду жить эти несколько недель?

— Я уже обдумал это. В конце концов, вы получили приглашение в имение мистера Ллевелина, от его сестры.

Миссис Мэдкрофт подняла голову, которую уронила было на руки, и посмотрела на мистера Квомби. Он сиял оттого, что, как ему казалось, нашел гениальный выход из щекотливого положения.

— Неужели вы думаете, что я захочу туда поехать? — спросила она. — Только не после этой грубости мистера Ллевелина по отношению ко мне… И к моей дорогой Хилари.

— Боюсь, что у вас нет выбора, — все еще продолжая сиять, возразил мистер Квомби. — И что бы там мистер Ллевелин ни думал о медиумах, он не сможет отказать своей сестре в праве принять желанных ей гостей в ее доме.

Миссис Мэдкрофт глубоко вздохнула и задумалась над его словами. После долгой паузы она уступила.

— Конечно, вы совершенно правы. Мы должны поехать туда. Но пока вы оба не пообещаете сопровождать меня, я не сделаю ни шага к дому этого человека.

— Я даже и слышать не хочу о том, что вы поедете туда одна. Вам необходим защитник. Тем более, если придется противостоять этому ужасному человеку.

Слушая беседу хозяйки с ее сердечным другом, я тоже размышляла о том, как лучше поступить в этой обстановке. Сначала колебалась, но постепенно пришла к решению, что целесообразно миссис Мэдкрофт и мистеру Квомби поехать на несколько недель в имение Ллевелинов, а мне присоединиться к ним. Все вместе мы остановились на том, что Чайтра тоже поедет, а дом в Лондоне будет все это время закрыт.

В общем-то, я и не могла настаивать на том, чтобы миссис Мэдкрофт уехала без меня, ведь это означало бы для нее дополнительные большие неудобства и расходы. А где-то в глубине души у меня яркой искоркой горело желание новой встречи с мистером Ллевелином. Но в этом я не могла признаться ни себе, ни, тем более, миссис Мэдкрофт.

В ту ночь то ли из-за переутомления, то ли из-за ожидающей меня неопределенности я долго не могла уснуть. Из всего того, что произошло за последнее время, мне больше всего не давали покоя мысли о мистере Ллевелине. Сердитом, неучтивом и таком притягательном мистере Ллевелине. Вот эта притягательность меня настораживала, тревожила, манила и пугала. Я ничего не могла с собой поделать: стоило мне закрыть глаза, как тотчас же перед мысленным взором вставал он. Высокий ростом, с аристократическими манерами, прямыми черными бровями, неотразимыми серыми глазами, обрамленными густыми ресницами. Кто знает, до чего довели бы меня эти мысленные картины, но между нами постоянно вставало одно препятствие: я еще чувствовала обиду на мистера Ллевелина после той нашей бурной стычки. Эта обида сидела в моем сердце болезненной занозой. Да, тогда он показал себя бессердечным эгоистом. Теперь, когда я все хорошо обдумала и узнала много нового, я почувствовала себя просто оскорбленной его нелепыми обвинениями. По-видимому, о миссис Мэдкрофт он знал совсем немного, а обо мне вообще ничего. Как же он смел обвинить двух совершенно незнакомых женщин в попытке обмануть его? Если бы случай свел нас во второй раз, я бы поставила его на место.

Странно, я ничего не сделала для того, чтобы вновь увидеть его, тем не менее, мне предстояло вскоре стать гостем в его доме.

Попыталась представить мистера Ллевелина в привычном для него окружении. Скорее всего, это поместье. Дом наверняка обставлен в сдержанном, безупречном вкусе. В нем, конечно, царит атмосфера чопорности и властности. Там нет ни малейшего сочувствия к тем, кто переступает порог по воле случая. А к тем, кто прожил свою жизнь под его крышей?

Я испытывала сочувствие к его жене. А, впрочем, есть ли она у него? Судя по тому, что я знала, он жил с сестрой. Но это не исключало наличие жены. Жены, конечно, робкой и тихой, как мышка, которая незаметно пробирается по комнатам дома с печальным взглядом на испуганном лице. А если он женат на жестокосердной и рассудительной женщине, как сам? На такой, с которой мог бы жить в полном согласии.

Засыпая, я представила их за чаем, обсуждающими знакомых, порицающими человеческие слабости своих друзей. И при этом они с удовольствием откусывали теплую пшеничную лепешку и запивали горячим чаем.

Мистеру Ллевелину сейчас, по-видимому, под тридцать или тридцать с небольшим. Возраст, когда женятся. Он богат и благодаря этому кому-то его тяжелый характер может показаться лучше, чем есть.

И вдруг мною овладела совершенно ни на чем не обоснованная, необъяснимая уверенность в том, что мистер Ллевелин на самом деле совсем не такой плохой, каким я его представляла, наоборот, он — хороший.

Вслед за тем пришло нечто другое: то ли ощущение, то ли видение. Будто бы я стою на краю пропасти, а у меня под ногами рушатся скалы, и ускользает всякая опора. На этом я проснулась.

В девятнадцать лет человек быстро восстанавливает силы. К утру ко мне вместе с приливом энергии вернулось мое обычное хорошее настроение. И хотя мне снова пришлось упаковывать половину своих вещей, меня не пугала мысль о предстоящей поездке. Ничего, что она последует за той, в Лондон, которая меня изрядно вымотала. Какое-то время я волновалась по поводу неприятного приема, который мог нас ожидать у Ллевелинов, но затем и это волнение улеглось.

У меня не вызывало сомнения, что миссис Ллевелин не позволит своему брату оскорблять приглашенных ею гостей. Что же касалось самого мистера Ллевелина, то я не была намерена терпеть, если он попытался бы вдруг, повторить свое нападение. Особенно теперь, когда я узнала, чем именно занимается миссис Мэдкрофт, и как общество оценивало результаты ее работы.

Сняв с вешалки оставшиеся платья, я стала закрывать дверцу гардероба. Тут мне попалась на глаза очаровательная шелковая сумочка, она слегка покачивалась на крючке. Это была та самая сумочка, которую Чайтра повесила в целях защиты от вторжения духов. Появилось желание положить ее в чемодан. Рука уже было потянулась к ней, пальцы коснулись шнурка. Но вдруг я заколебалась. А зачем, собственно, ее брать? Магия в моем представлении была ничем иным, как трюком, эффект которого зависел от ловкости медиума. Да и никто, по-моему, не относился к ней серьезно, за исключением самых доверчивых людей.

А сумочка? Может быть она и защищает от духов, когда они появляются. Вот только появятся ли они в имении Ллевелинов? Мало вероятно, чтобы им там оказали хороший прием, потому что в имении, насколько известно, и живым людям живется не сладко.

Взгляд снова упал на шелковую сумочку. Накануне я дала Чайтре слово не брать ее из гардероба. Это мое обещание решило дело. К тому же, желание везти куда-то сумочку уже пропало само по себе. Посмеявшись над своей глупостью, я закрыла дверцу гардероба…

В Дорсет мы приехали в полдень. На станции нас ожидал экипаж миссис Ллевелин. Значит, она сумела отстоять перед братом свое мнение и право на прием гостей, подумали мы. От станции до имения оказалось не близко. Мы долго колесили по голой, покрытой лишь вереском торфяной земле, по холмам и долинам. Наконец, остановились перед высокими железными воротами в каменной стене, которая тянулась в обе стороны так далеко, как только мог охватить взгляд.

Пока привратник степенно открывал могучие створки, я выглянула из коляски. На глаза попалась медная пластина, привинченная близ ворот к одному из каменных столбов. На ней были выгравированы два слова:

«Эбби Хаус».

Монастырь-дом. Какое-то странное название, подумала я. Что за ним? Мои размышления прервал тягучий скрип металлических навесов. Ворота, наконец, открылись, и мы двинулись дальше. Теперь нас вела извилистая дорога, посыпанная чистым гравием. Вдоль нее с равными интервалами, точно часовые в почетном карауле, стояли высокие роскошные вязы. Гравийная дорога протянулась на целую милю. Закончилась она у могучего каменного здания, где и остановился наш экипаж.

Мы вышли, разминая затекшие ноги и с любопытством осматриваясь вокруг. Увидев дом, я поняла смысл тех двух слов на медной пластине. Каменное сооружение выглядело подобно средневековому монастырю. Создавалось впечатление, что давным-давно оно действительно было монастырем. Потом монахи его покинули, пришли новые хозяева, но переделывать ничего не стали. Так монастырь и остался стоять в этих безлюдных, угрюмых местах.

Это было двухэтажное здание с окнами в готическом стиле, которые с трудом прорезали толстые каменные стены. Единственные, неброские украшения на окнах представляли собой ромбовидные стекла. Над несколькими комнатами второго этажа выступали закругленные каменные балконы. В центре дома-монастыря возвышалась башня с остроконечными зубцами, которая превосходила здание по высоте примерно в три раза. Башня делила весь комплекс сооружения на два крыла: восточное и западное. В нижней части башни располагалась широкая двойная дверь, завершавшаяся массивной аркой.

В общем, дом Ллевелинов впечатлял. Но не меньшее впечатление на всех нас произвело имение. Оно хорошо просматривалось от здания, и, оглядевшись, я смогла по достоинству оценить его размеры и величие. Во все стороны от дома простирался парк. Куда ни посмотришь, тянулись желтовато-зеленые газоны, аккуратная череда которых нарушалась только хорошо ухоженными клумбами с розами да отдельными, не менее ухоженными, деревьями. В основном, здесь росли буки.

— О, Боже, у меня нет слов, чтобы выразить восхищение! — воскликнула миссис Мэдкрофт и умолкла. Чувство благоговения оказалось сильнее ее врожденного многословия. Это говорило о многом.

Чайтра задумчиво покачивала головой, она увидела и оценила имение по-своему. «Чтобы отполировать пол в таком громадном доме, — задумчиво произнесла служанка, — потребуются две недели».

— Мы сможем прожить здесь целый месяц, ни разу не встретив хозяина, — не без удовольствия отметил мистер Квомби. Такая перспектива создавала ему замечательное настроение.

Нам пришлось недолго созерцать окрестности и здание. Одна из двойных дверей в башне распахнулась, и вышла женщина, одетая в простую черную тунику. Она так туго стянула в узел волосы на голове, что уголки ее глаз немного приподнялись кверху. Женщина сердито посмотрела на нас.

Вначале я предположила, что это экономка. Но потом передумала. Она выглядела слишком молодой для выполнения ответственных обязанностей, связанных с ведением такого большого хозяйства. В ее красивом смуглом лице какие-то черты напоминали лицо мистера Ллевелина. Может быть, она его отдаленная родственница? Тогда к чему эта строгость одежды и прически? Но кем бы она ни приходилась хозяину дома, меня в первую очередь, интересовало ее отношение к спиритизму. Увы, в выражении ее лица, в одежде, манере держаться сквозила приземленность. Значит, она не из тех, кто восхищается талантом медиума и оказывает ему покровительство.

Но кто же она? Я взглянула на миссис Мэдкрофт, может быть, она узнала пригласившую нас хозяйку дома? Миссис Мэдкрофт смотрела на женщину безучастно. Ясно, они не знали друг друга.

Тем временем мистер Квомби, оставив багаж под присмотром кучера, взял миссис Мэдкрофт под руку и повел ее к двери.

— Дорогая леди, — обратился он к смуглолицей женщине, слегка поклонившись. — Миссис Ллевелин ожидает нас. Будьте любезны, известите о нашем приезде.

— И кто же приехал? — не скрывая холодного тона, спросила смуглолицая. — Как мне сказать?

Мистер Квомби вскинул голову и объявил таким тоном, словно представлял членов королевской семьи:

— Миссис Мэдкрофт и ее сопровождающие!

— Это та самая смехотворная спиритистка? — спросила женщина, не скрывая иронии в голосе. При этом ее брови поднялись кверху.

— А кто вы? — с трудом сдерживая гнев, спросила миссис Мэдкрофт, расценившая услышанное как намеренное оскорбление.

— Миссис Урсула Ллевелин, — чеканя каждое слово, ответила смуглолицая. — Я полагаю, мой брат поставил вас в известность о том, что вы здесь нежелательны.

Удар оказался сильным, а, главное, совершенно неожиданным с этой стороны. Кого-нибудь другого он, вероятно, свалил бы наповал. Но миссис Мэдкрофт за годы спиритической практики повидала в богатых домах, надо полагать, не только репортеров и аппетитные бутерброды, но и нечто другое. Жизнь медиума закалила ее, так что она не из тех женщин, кого можно сходу вывести из игры. К тому же, она помнила, что ее лондонский дом закрыт и находится под надзором полиции. Это придало ей энергии и стойкости. По крайней мере, внешне миссис Мэдкрофт никак не выказала своего внутреннего смятения. Она продолжала разговор спокойно и с достоинством.

— Да, может быть. Но, честно говоря, я не смогла проигнорировать просьбу вашей сестры.

— Скорее всего, вы захотели сами воспользоваться ее гостеприимством. Приехав, вы сделали хуже для себя. Можете разворачиваться и уезжать обратно!

В недоумении мы посмотрели друг на друга. Подумать только, проделали этот утомительный, долгий путь лишь для того, чтобы получить от ворот поворот и к ночи вернуться на железнодорожную станцию. Едва ли до утра окажется поезд, идущий в Лондон. Что делать? Не отталкивать же миссис Ллевелин и не врываться же в дом нахально?

Хотя мистер Квомби, судя по выражению его лица, был полон решимости поступить именно так. Его верхняя губа подергивалась, а черные глаза свирепо сверкали. Правда, если принять во внимание его низкий рост, с одной стороны, и энергичную решимость миссис Ллевелин, с другой, то я не стала бы держать пари, что мистер Квомби имел реальный шанс на успех. Несмотря на это, штурм мог начаться в любое мгновение. Ситуация обострилась до предела.

К нашему счастью, веселый женский голос, прозвучавший с обратной стороны двери, упредил решительные действия мистера Квомби.

— Ради Бога, что ты делаешь, Урсула?

— Проявляю в отличие от тебя здравый смысл.

— Какая досада! Почему ты вмешиваешься? Правая часть двери распахнулась и привлекательная молодая девушка в розовой шелковой юбке выскочила на ступеньки. Это была младшая сестра мистера Ллевелина. Она быстро нашла нас глазами, и ее лицо озарилось радостной улыбкой.

— Вы приехали, миссис Мэдкрофт! — восторженно воскликнула она. — Я ужасно боялась, что Эдмонд отпугнет вас. Он может быть очень убедительным, когда сильно захочет.

Миссис Мэдкрофт презрительно фыркнула в адрес Урсулы и стала искать носовой платок.

— Я оставила свой дом и потянула сюда за собой лучших друзей только для того, чтобы после такой дальней дороги меня выставили как шарлатанку, — произнесла миссис Мэдкрофт с пафосом, который у этих древних стен звучал особенно колоритно.

Младшая мисс Ллевелин повернулась к старшей сестре.

— На самом деле, Урсула, где твои манеры?

— Я не сделала ничего более того, что сделал бы Эдмонд, будь он здесь.

— Пф! Меня ничуть не интересует его мнение.

— Но тебе не следовало приглашать их сюда против его воли.

— А почему, собственно, нет? Это татке и мой дом» А это мои гости. Или ты забыла о моем праве?

— Пожалуйста, входите, миссис Мэдкрофт, и пусть поведение Урсулы не расстраивает вас. Никто на нее здесь не обращает внимания.

Мисс Ллевелин-младшая оттеснила сестру в сторону, чтобы дать нам возможность пройти в дом, и подала знак лакею внести багаж. Мы гуськом прошли через проделанную для нас брешь и оказались в просторном фойе. Пол был выложен плиткой розового мрамора, а вверх, к большой площадке спиралью уходила широкая лестница из красного дерева. Высоко над головой сквозь цветные стекла купола лился солнечный цвет. Дробясь на многочисленные разноцветные лучи, он радугой играл на стенах, отражался в отполированных столетиями плитках пола. В помещении было светло и достаточно тепло.

Вдруг волна холодного воздуха пронеслась сверху, от лестничной площадки, и обдала сзади мои плечи. Я почувствовала в плечах неприятное покалывание, меня охватил озноб. Я посмотрела вверх, но ничего не заметила. Это всего лишь сквозняк, успокоила я себя вслух. На самом деле я думала не так.

Мне вспомнилась тяжелая, удушливая атмосфера в доме миссис Мэдкрофт, которая навалилась на меня, как только я вошла. Там я тоже не обнаружила никаких видимых причин. Впрочем, лучше об этих вещах сейчас не думать.

Я поспешила догнать нашу компанию, от которой немного отстала, пока отыскивала источник «сквозняка». Мне казалось, что никто не обратил внимания на мое немного странное поведение, но я ошиблась.

Миссис Мэдкрофт испытующе посмотрела на меня и спросила: «Все в порядке, дорогая?»

— Да, все чудесно, — пробормотала я. Она скользнула взглядом вверх по лестнице и остановила его на площадке. И почти в тот же момент миссис Мэдкрофт затрясло в ознобе.

— Вы были правы, миссис Ллевелин, настаивая на моем приезде, — обратилась миссис Мэдкрофт к нашей доброй покровительнице. — Здесь кто-то отчаянно нуждается в моей помощи.

На эту фразу отозвалась миссис Урсула. Громко захлопнув парадную дверь, она раздраженно произнесла:

— Абсолютная чепуха! Здесь нет никаких привидений.

Миссис Мэдкрофт жестом руки попросила ее замолчать и произнесла слова, которые никто толком не понял: «Простите, я не хочу обидеть вас, но должна опровергнуть это. Меня одолевает печаль. Это… Это печаль женщины. Да, действительно вся в печали».

Все вопросительно посмотрели на нее. Кажется, только я смутно догадывалась о том, что имела в виду медиум.

В тот момент, когда холодный поток пронесся у меня за спиной, и мои плечи ощутили его ледяное дыхание, я почувствовала приближение чего-то зловещего. Это тревожное ожидание с каждой минутой нарастало.