Отчим. Куколка для Монстра

Глава 26

С трудом открыла глаза, выныривая из пустоты и темноты.

Тело словно невесомое, ватное, во рту сухо, так что язык с трудом шевелится, прилип к нёбу. Запах лекарств, хлорки и сладких духов. Белый потолок, неяркий свет, слышу хорошо, ощущая чье-то присутствие.

— Ну наконец-то, привет, спящая красавица. Как у тебя дела?

Не сразу, только спустя несколько секунд фокусирую взгляд на человеке перед собой. Это женщина, голубая шапочка, такого же цвета рубашка, наверное, доктор или медсестра. Круглое приятное лицо, большие глаза, на носу веснушки.

Не знаю, как у меня дела. Понятия не имею.

— Какой сегодня день?

— Бог дал, шестнадцатое с утра было.

— Шестнадцатое чего?

— Января, конечно, каникулы закончились, нас накрыли будни. Хотя какие у нас тут каникулы? Да и хорошо, что они закончились, то обмороженные, то поломанные.

Голова не соображает совсем. Как шестнадцатое января? Я должна быть в академии, а не на больничной койке. Пытаюсь подняться, но сил нет даже на это.

— И куда ты собралась? Марафон бежать? — У женщины странное чувство юмора, мне нравится. — Нет-нет, тебе надо лежать, у тебя строгий постельный режим.

— А что случилось? — Голос хриплый, в горле скребет болью.

Смотрю по сторонам. Хочу поднять руку, но выходит с трудом, в вене игла, от нее трубка, капельница. Пахнет странно, как в академии в столовой, когда уборщица моет там пол.

— Так почти с того света вытащили.

Нет, на тот свет не хочу, не вариант, совсем никак.

— Можно мне попить?

— Да, конечно, моя хорошая.

Кровать начинает приподниматься, обзор открывается больше. Шкаф, тумбочка, на ней тускло светит лампа, значит, за окном ночь или вечер, жалюзи плотно закрывают его.

— Вот так, аккуратно, не торопись. Все хорошо, все будет хорошо, не дай бог через такое пройти, но сейчас все будет хорошо. У нас золотой доктор, самый прекрасный, самый лучший, поставит тебя на ноги.

Хотелось бы не просто на ноги, а на пуанты встать.

Точно, да, помню, был доктор. Невысокий мужчина в медицинской шапочке и маске щупал меня, что-то спрашивал. Я даже отвечала, но все в каком-то тумане, как в замедленной съемке старого кино, которое я наблюдала со стороны, из зрительного зала.

Когда пропадал доктор, прекращались его вопросы и забота, появлялся другой мужчина — с голубыми пронзительными глазами. Он смотрел иначе, в его взгляде было много боли.

А потом я вновь проваливалась в сон, где танцевала на сцене, выбиваясь из сил, кружилась так, что земля горела под ногами. Становилось нечем дышать, а сердце вырывалось из груди, я то взмывала над сценой, то падала, больно ударялась, горела, а потом замерзала.

— Где я? — Напившись воды, я тяжело выдохнула.

Засыпать больше нельзя, надо приходить в себя.

— Так центральная городская больница. У тебя отдельная палата, самый лучший доктор. И даже не знаю, кем приходится тебе тот мужчина, который приходит каждый день и сидит по несколько часов рядом. — Не в меру любопытная медсестра или санитарка — даже не знаю, кто она, — смотрит лукаво, улыбается. — Да не смотри так серьезно, шучу я, шучу. Шутки у меня такие, смены скучные, все спят, поговорить не с кем, а я страсть как люблю поговорить.

— Как вас зовут?

— Я Татьяна, а ты Виталина, я знаю, мы все знаем. Тот мужчина, что тебе привез, такой переполох устроил, наши девчонки до сих пор вспоминают. Кричал, грозился всех наказать, потом начал сорить деньгами, все были в шоке, но доктор его немного успокоил, хотя все равно он на местных наводит страх и ужас. А кто он тебе, тот мужчина? Неужели отец? Нет, быть не может.

Да, Татьяна была слишком разговорчива. Значит, Горн меня сюда привез, начал всем угрожать, чтобы лечили качественно, понятно, а привез сюда из моей комнаты.

Я потеряла сознание в душе — это я помню — после ночи, проведенной вместе. Точнее, даже не ночи, а страстного и горячего секса. Надо же было так — с ложа любви прямиком свалиться в больничную койку. После первого секса на такое способна только я.

— Так что, может, покушаем? Тебе надо кушать, такая тощая, смотреть страшно, вон, одни глазищи на лице. Мне строго-настрого наказали, как придешь в себя и будешь задавать вопросы, сразу начать кормить. Организм так не придет в норму после воспаления с осложнением.

— Есть не хочу, только пить.

— А есть придется. Давай я сейчас по-быстрому сбегаю в холодильник, тот мужчина все приносит каждый день, все свежее. А потом приходится все выкидывать.

— Не выкидывайте, сами ешьте.

— Нам нельзя.

— Собакам отдайте.

— У нас собак нет, обойдутся собаки. Я скоро приду.

— Подождите, постойте, Татьяна, где мой телефон? Мне позвонить надо.

— Да, хорошо, сейчас. Он наказал, если что ты попросишь, все дать.

Женщина достала из тумбочки телефон, протянула мне, а потом вышла из палаты. Я включила телефон, долго слушала, как поступают сигналы уведомлений о сообщениях и непринятых звонках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Паша, Ксюша, даже Борька несколько раз звонили, директриса академии, которая меня наверняка потеряла. Но, может быть, у Дмитрия хватило ума сообщить, что я загремела в больничку и не смогу приступить к занятиям так скоро.

Набрала подругу, Ксюша ответила с первого гудка, я даже испугалась ее звонкого голоса:

— Вита, Виталина! Господи, это ты, Витка? Ты слышишь меня?

— Это я, и не кричи так. — Мой голос тихий, но улыбаюсь.

— Господи, что с тобой случилось? Мы здесь все ничего понять не можем, где ты, куда пропала? На звонки не отвечаешь, сообщения не читаешь, вообще нет в сети. Я уже не знала, что думать, хотела папу подключить, чтобы по своим бандитским каналам пробил тебя. Или морги начать обзванивать, а директриса-жаба телефон твоей матери не дает. Вита, что с тобой? Ты не молчи!

— Все нормально, живая я, приболела немного, простыла. Заработала пневмонию, в больнице лежала почти без сознания. Сейчас все хорошо, сейчас я в мире живых, морги отменяются, и первым делом звоню тебе.

— Ой, ты не представляешь, что у нас было! Директриса грозилась тебя отчислить, кричала так, что стекла дрожали. Симона качала головой, не понимала, кто теперь будет исполнять Джульетту, но больше всех Белла Францевна переживает, спрашивает о тебе каждый день.

— Очень трогательно, передай всем привет. И Авдееву с Афанасьевой, я скоро встану на ноги и такой балет им выдам — закачаются!

— Борька тоже волновался и я. Ты не представляешь, как я волновалась.

— Спасибо тебе, милая, но у меня все хорошо.

— А кто тот мужчина, который звонил Марии Кирилловне? Отчим, да, это он был?

— Он звонил?

— Наверное, я не знаю. Но все как-то успокоились, а Кирилловна сказала, что позвонили и ты будешь позже, но я не поверила. Ты представляешь, не поверила, мало ли к каким аферистам и в какую передрягу ты попала. Сама говорила, твоя мамаша ненадежная, еще и отчим.

— Ладно, Ксюша, не накручивай, у меня все хорошо. Я надеюсь, что все будет хорошо. Ты сильно не переживай и на кровати моей не спи, приеду — проверю. Давай, пока, целую тебя, устала.

— Я завтра тебе напишу и позвоню. Выздоравливай, моя милая.

Ксюша отключилась, и в палату зашла Татьяна:

— А вот и я, все разогрела, сейчас будем кушать. Так, подожди, еще выше тебя поднимем, вот столик.

— Я правда не хочу.

— А придется. Что здесь у нас: грибной суп-пюре с гренками и пирог с семгой, а еще на десерт запеченная груша с карамелью. Слушай, ресторанная еда, тот мужчина так постарался, да?

От аромата чего-то вкусного практически закружилась голова, живот заурчал. Да, пару ложек надо съесть, иначе я так совсем не встану на ноги, не то что на пуанты. А Тиграну надо будет сказать спасибо.

И Дмитрию надо будет сказать спасибо, ведь мог просто забить на меня, оставить в комнате, уехать куда-нибудь на пару дней, мать даже не пришла бы проверить и спросить, как у меня дела. Она, наверное, и в больницу не приезжала, а вот он приходил.

Я видела его.

Я помню.

А если не видела, то чувствовала, что он рядом. И мне это придавало сил.