Глава 31


— Дмитрий, что происходит? Ты думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь? Между вами что-то было? Можешь не отвечать, я уверена, что было. Ты трахаешь ее, трахаешь мою дочь в моем собственном доме?

Мать кричит так, что слышно на лестнице, можно даже не прислушиваться. Я остановилась, вцепилась в перила. Слушаю истерику и наблюдаю за тем, как Федор с Мариной разбирают елку.

Психоделическая рождественская ель из дома уходит, а сумасшествие остается. Это даже не шутка. Это горькая правда.

Мать не дура, она догадывается. Интересно, будь я чьей-то женой, я бы догадалась, что муж мне изменяет? Не знаю, не могу представить себя в этой роли. Но то, что между мной и отчимом что-то происходит, я отрицать не буду. И это не просто отношения отчима и падчерицы.

Я призналась уже самой себе, что этот мужчина имеет надо мной безграничную власть. Я не я рядом с ним. Что это, как не притяжение, страсть, влечение? Наверняка нечто больное, что будет отравлять мне жизнь вечно, пока я не избавлюсь от него.

Но в том-то и проблема, что я не хочу этого делать. Мне некуда идти и нечем пока заняться. Я сама в прострации, балет для меня закрыт, даже не хочу возвращаться в академию.

Надо попросить Ксюху, чтобы собрала оставшиеся вещи и выслала их. Как соберусь с мыслями, съезжу сама и заберу документы.

— Почему ты мне не отвечаешь? Я для тебя как пустое место всегда была и останусь. Дмитрий, посмотри на меня! Все, что я делаю, я делаю ради нас, ради нашего будущего, и клиника…

— Закрой рот. Закрой уже свой рот. Я тебе сколько раз говорил про клинику? Не смей даже думать, этого никогда не будет!

Федор с Мариной подняли головы вверх, но тут же их опустили, делая вид, что ничего не слышали. Слышно было всем.

Что за клиника, никак понять не могу? Не первый раз о ней слышу. Куда мать постоянно ездит, задевая эту тему, выбешивая своего мужа? Пластические операции? Да пусть делает сколько угодно. Или Горну не нравятся силиконовые женщины?

При мыслях о том, какие женщины ему могут нравиться, по телу прошла дрожь. Ему нравятся такие, как я, это очевидно. То, как он смотрел, трахая глазами, трахая языком мой рот, а потом своим членом меня, это говорит о многом.

Даже при воспоминании о том, что случилось, о тех двух страстных половых актах между нами, можно понять, что здесь не все так просто. И его слова, которые он постоянно повторяет, что я его. Ты моя… моя.

Это подкупает. Это заставляет сердце биться чаще и больнее. Оно теперь всегда так делает, но быть чьей-то — это что-то на уровне животных инстинктов. Я его самка. Он мой самец. И каждый, кто посягнет на меня, будет убит.

Так и рехнуться можно.

Услышав громкие шаги, я вышла из ступора своих раздумий, начала спускаться, понимая, что можно даже не оборачиваться — это Горн, следом идет он. Все-таки на последней ступеньке сделала это, и меня сразу обдало жаром.

Мои эмоции и реакция на мужчину не дают мне покоя. В глазах Дмитрия были холод, ненависть и презрение. И ничего того, что я видела в них несколько часов назад, когда он брал меня в своем кабинете, не давая дышать, заставляя сокращаться на его члене, получать удовольствие, кричать, царапая кожу.

А потом Антошей были сказаны все слова о том, как он ненавидит меня и всю мою семью за то, что его родители погибли по вине Туманова, сгорев в машине, в которой был и сам Дмитрий. Вот откуда у него огромный ожог на спине. Я не видела его, только в своих видениях, но я чувствовала пальцами неровности кожи, это пробуждало страх и интерес.

— Федор, когда будет готов ужин?

— Дмитрий Германович, все приготовят через сорок минут. Тигран уже заканчивает.

— Хорошо. Да, правильно, давно пора убирать елку, праздники закончились.

Я села на диван, закинув на журнальный стол ноги. Я сейчас вполне демократично одета, для девушки в самый раз. Облегающие светлые легинсы, длинная толстовка — вполне домашний вариант. Но по Дмитрию Германовичу было заметно, что он остался недоволен. Да плевать я хотела на его удовольствие, хотя нет, плевать — это опрометчиво.

Нужно было во всем разобраться, а мысли были заняты только им, тем, что случилось, нашим сексом. Что вообще происходит между нами? Как долго это будет продолжаться и когда это закончится? Казалось, что никогда, я сама должна буду положить этому конец.

— Виталина, все в порядке?

Наконец обратил на меня внимание.

— Да, Дмитрий Германович, все просто прекрасно. Не считая вашего племянника. Вы, пожалуйста, умерьте его пылкий нрав или каких таблеток дайте от бешенства. А лучше — предлагаю посадить его на цепь со строгим ошейником. Чтобы он не заходил больше ко мне в комнату, когда я принимаю душ, и не пытался задушить или трахнуть. Иначе в его голову полетит не только статуэтка, а что потяжелее.

Горн побледнел, желваки заиграли на скулах, губы плотно сжались. То ли ему не понравилось, как я отзываюсь о его племяннике, то ли то, что этот племянник посягал на меня. Одному дьяволу известно, что у него в голове.

— Да, Вальтер рассказал об этом инциденте.

Инцидент — он так это называет? Я почти пробила парню голову, была кровь. Это всего лишь был инцидент? Хорошо, хозяин-барин, пусть будет так, Дмитрию Германовичу виднее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А еще он просил меня…

— Извини.

У Дмитрия зазвонил телефон, он недовольно посмотрел на экран, отошел, начал разговаривать. Понятно, сейчас не до меня. И тут меня как осенило. Антон говорил о каком-то тайном завещании. Или я так решила, что это тайное завещание отца, что оно есть.

Но если он об этом говорит, значит, это не пустые слова, значит, действительно оно существует и его надо найти. Так, Виталина, включи мозг. Включи мозг и начинай соображать. Не думай ни о чем, только о деле.

Мысли закопошились в голове, начали всплывать картинки из прошлого. Нет, практически ничего не помню, что говорил отец, лишь какие-то старые книги, мы с ним однажды перебирали сказки.

Да, это были сказки, антикварные книги, им больше ста лет, я любила их листать. Там были странные картинки, нарисованные от руки. Где они сейчас, в кабинете с пираньями?

Надо бы сходить и проверить. Быстро пошла в кабинет, дверь была не заперта, мельком взглянула на милых рыбок, мысленно передала им привет, начала перебирать корешки книг. Но все было не то.

Поискала в столе, но там было практически пусто, ничего лишнего, чистые листы бумаги, пара карандашей. Кто вообще здесь работает? Этот кабинет был безжизнен, не считая большого аквариума с пираньями и подсветки над ним.

Чердак. Точно, там было мое тайное место, и папа о нем знал. Но если после ремонта вход в него заделали, то попасть туда будет сложно. Стараясь не бежать, поднялась на второй этаж, в коридорах было пусто, прошла до конца мимо своей комнаты.

Слева была неприметная дверь, там был чулан, хранились старые коробки, какие-то вещи. Так было раньше, сейчас здесь стояли стремянка, тоже коробки, не стала проверять, что в них, а наверх все-таки остался лаз.

Поставила стремянку, забралась, начала открывать дверь в потолке, поддалась она с трудом, но я справилась. Запыхавшись, залезла наверх, было темно, пару раз кашлянула, глотая пыль, достала телефон из кармана толстовки, включила фонарик, начала оглядываться.

Да, вот куда перенесли все старые вещи, мать, наверное, не позволила их выкинуть, и поэтому они здесь. В самом дальнем углу чердака было небольшое углубление, ниша, где я пряталась, отгораживаясь старыми стульями и покрывалом, делая свою тайную комнату.

Зазвонил телефон, я испугалась, дернулась, ударилась головой. Это была Ксюха.

— Ну, как у тебя дела, еще не перерезала вены? И не смей этого делать, жизнь наладится, вот увидишь, все будет хорошо. А у нас здесь, знаешь, не сахар. Я, наверное, завалю экзамены. У папы какие-то проблемы, говорит о том, что меня надо спрятать куда-то, увезти, так что даже не факт, что я завершу этот год.

Пока Ксюха говорила и жаловалась на жизнь, я нашла выключатель. Тусклая лампочка осветила пространство. Слушая подругу, начала открывать коробки, разглядывать их содержимое, но ничего похожего на старые книги не обнаружила.

Вообще непонятно, то и там ли я ищу? Может быть, это лишь моя фантазия?

Загрузка...