Открыта вакансия телохранителя

Глава 17

Рае

– Рае, ты что-то знаешь?

Грива густых длинных волос, не стянутая по обыкновению кожаным ремешком, упала на его лицо, когда он склонил голову, всматриваясь в мои глаза.

Я попыталась качнуть головой, но, заметив, как его взгляд подернулся смесью ярости и боли, поняла: пришло время, когда эту тайну должен узнать еще один. Потому что оскорбить недоверием того, кто уже давно разделил со мной свою душу, я не могу.

– Ты уверен, что хочешь об этом знать?

Я поднялась с кровати, нисколько не стесняясь своей наготы, но и не рассчитывая, что мое тело, которое он так любит, сможет смягчить предстоящий нам разговор. Накинула на плечи бирюзовый халат, что лежал рядом на ночном столике, и встряхнула головой, позволяя кольцам волос рассыпаться по моей спине.

И только после этого обернулась к Аарону, который продолжал сидеть на краешке постели, даже не посчитав нужным прикрыться простыней, и приподняла бровь, напоминая о том, что мой вопрос уже прозвучал.

– Скажи, – он продолжал смотреть куда-то мимо меня, но я была уверена – он замечает отражение каждого чувства, что проявляется на моем лице, – почему ты согласилась стать моей женой? Из-за Таши? Но я мог назвать ее принцессой и без той жертвы, на которую ты идешь. Ведь быть женой демона, не будучи самой демонессой, – не самое приятное времяпровождение. Или ты хочешь повлиять на мое мнение о Закирале? Но я был заинтересован в нем и до того, как его имя несколько раз срывалось с твоих губ. Так почему?

Вот ведь не думала я, что после того как отвечу на этот вопрос сама себе, терзаясь сомнениями и разрывающими меня на части желаниями, мне придется сделать это и для него. Но похоже, что если этого не произойдет, то та трещина, что уже прошла между нами, рано или поздно разрушит наше счастье.

Вот только… И я сжимаю губы, сдерживая слезы. Разве можно объяснить словами, как тает душа под его руками? Как охватывает всепоглощающее чувство уверенности только от того, что ты знаешь: достаточно ему просто оказаться рядом, чтобы все проблемы, все тревоги оставили тебя без единого следа своего пребывания. Разве можно поведать о тех бессонных ночах, когда его имя застывало коркой на стянутых горячечным бредом губах? Разве можно рассказать, что каждый раз, когда я всматривалась в черные зрачки дочери, вспоминала о нем, мечтая лишь о том, чтобы оказаться с ним рядом, хотя и понимая, что вряд ли этому суждено когда-нибудь случиться.

И вот теперь, когда несбыточные грезы почти стали явью, он задает мне этот вопрос. И винить в этом кого-либо, кроме себя самой, нельзя. Потому что там, где есть любовь, не должно быть недоверия и не может быть никаких тайн, даже тех, что грозят это чувство погубить.

Но теперь, когда яд недоверия уже плещется в его крови, вряд ли я смогу найти те слова, которые бы доказали ему: я согласилась стать его женой лишь потому, что это одно из того немногого в моей жизни, чего я хочу со всей искренностью и ради чего готова пожертвовать многим. И даже сделать то, на что он сам вряд ли бы для меня решился.

Я подхожу к нему и опускаюсь перед ним на колени, не обращая внимания на те противоречивые чувства, что плещутся в глубине его глаз.

– Я не буду тебя ни в чем убеждать. Как и объяснять тебе я ничего не буду. Вот – я. Вот – моя душа, которую я готова открыть тебе. Со всем, что живет в ней: с тем, что мне дорого, что вызывает мою ненависть, со всеми моими страхами и надеждами. Я не буду скрывать от тебя ничего: ни того, чем я могу гордиться, ни того, что вызывает у меня стыд. А ты решишь сам, достаточно ли этого, чтобы возникшие у тебя сомнения ушли и никогда уже больше не вернулись.

И не дав ему возможности отступить, когда он начинает догадываться, о чем я говорю, закинув голову назад и сбросив все блоки, ограждающие мое сознание, ловлю его взгляд и тяну за собой. Туда, в самую глубину меня, где за мощной защитой были скрыты мои секреты. Но слежу за тем, чтобы штормовая волна моей памяти не утопила его. Хотя самоконтроль подвел его всего на мгновение, а затем опыт тысячи прожитых лет и способности повелителя стихий взяли верх, и он перехватил управление потоком на себя, давая мне возможность просто раствориться в прошедших днях.

И передо мной замелькали лица, события, встречи. Все это соскользнуло в едва различимое мельтешение, в круговорот, в котором стало трудно что-либо различить, пока внезапно не остановилось. Как раз перед той чертой, за которой и прячутся самые тяжелые воспоминания, ставшие истоком всего происходящего в моей жизни.

И я, еще одурманенная, с трудом осознавая, где я и что со мной происходит, опускаю ресницы, чтобы тут же заставить их взлететь вверх, как только возвращается ощущение возможной потери.

Да только он… стоит рядом со мной, так же как и я, на коленях и губами пьет капельки влаги, что прочерчивают мокрые дорожки на моих щеках.

– Прости меня за то недоверие, которому я позволил появиться между нами. – Его голос хриплый, словно все им увиденное сдавливает ему горло.

Его руки с загнутыми когтями осторожно трогают мое лицо, словно заново узнавая, едва касаясь, скользят по волосам, гладят меня по рукам, спине, успевая быть одновременно везде и одаривать меня теплом и лаской. Он окутывает меня взглядом, который ищет прощения в моих глазах и наполнен радостью от того, что это именно он был неправ, и болью раскаяния от того, что заставил меня еще раз это пережить.

Но я вынуждена отстраниться, отвечая на его волнение горестной улыбкой.

– Ты не узнал самого главного. – Несмотря на то что ему довольно того, что он почувствовал и увидел, я знаю – это еще не конец и недосказанность, неожиданно вернувшись, может ударить сильнее, чем могла бы это сделать ложь. А я больше не хочу рисковать тем, что у меня есть. Я не хочу рисковать им и дочерью. – Я хочу тебе рассказать, кто я. И чем мы с Наташей можем быть для тебя опасными.

Я поднимаюсь с пола, выскальзывая из его объятий, которые он с видимым усилием раскрывает, и отхожу к окну, за которым сгустилась мгла, словно драгоценной вышивкой украшенная узором из россыпи ярких звезд.

И начинаю говорить, удивляясь, как глухо и безжизненно звучит мой голос, и понимая, что те слова, которые я произнесу, могут изменить очень многое. И не только в моей и его жизни, но и в жизни еще двух, не менее дорогих мне существ.

– Этот мир знает, кто такие даймоны. И даже знает, что основой для этой расы явились демоны, возможно даже и Лилеи. По крайней мере, ни у кого не возникает вопросов, почему так близко звучат эти два слова и откуда то множество признаков, делающих вас похожими друг на друга. Но мало кто знает, когда, как и почему это произошло. Для меня многое также осталось неизвестным, но я расскажу тебе все, что мне в свое время удалось узнать.

Я не слышу, но каждой клеткой своего тела ощущаю, как он останавливается в нескольких шагах от меня, ничем не выдавая не только своего присутствия за моей спиной, но и отношения к тому, о чем я говорю.

– Мир Дарианы относился к технологическим мирам до тех пор, пока там не заинтересовались возможностью продлить жизнь за счет скрещивания с расами магических миров, доступ к которым они каким-то образом получили. Начались генетические эксперименты, но достичь того, чего они хотели, никак не удавалось: два-три поколения, и способности к магии, и напоминающее бессмертие долголетие сходили на нет. Так было до тех пор, пока они не добрались до драконов, а затем уже и до тех, кого можно было бы отнести к твоим предкам. Меня никогда не считали опасной, и лишь поэтому мне довелось увидеть записи одной из лабораторий, где велись эти опыты над появлением существа с антрацитово-черной кожей и странной магией, которая проявилась с первого дня его рождения. Но то, что они посчитали магическими способностями, на самом деле таковым не являлось – это была совершенно иная энергия, и подчинялась она любому желанию того, кого назвали даймоном. Правда, такие тонкости их не интересовали, хотя и зря, больше беспокоили те ограничения, что проявились несколько позже, – в мире, который был одной большой войной, он не мог быть воином. Не потому, что не мог убивать, а потому, что осознание им мира было таковым, что в нем не было таких понятий, как смерть, боль, унижение других. Для него мир, как это ни странно звучит, был местом, в котором он жил и с которым составлял единое целое. Но это лишь мои выводы, которые могут быть и ошибочными.

– Равновесие? – Аарон подходит ко мне ближе, и теперь я могу видеть его отражение в окне. Прикрытого лишь длинными прядями черных волос, шелком струящимися до его ягодиц. Суровая морщинка меж бровей, взгляд, в котором нет ни тени сомнения. И прежде чем я успеваю ответить, его сильные руки обхватывают меня, прижимая к себе, и его дыхание обжигает мою кожу, изгоняя тень застарелой тоски, что держит в тисках мое сердце.

– Нет, это не было равновесием. Никто, ни тогда, ни позже, не смог определить, чем же было то, чем обладали эти существа, и дать этому название. Впрочем, результат, который они получили, их не устроил, и эксперименты, теперь уже с одними демонами, продолжились. И однажды они добились своего, вытянув Хаос и сделав его стабильным. Ну а дальше случилось то, чего никто не предвидел: раса даймонов оказалась не только живучей и магически одаренной, но и способной захватить власть на Дариане, жестоко расправившись с теми, кто их сотворил. Было лишь одно «но»: их женщины оказались мало приспособленными к материнству, а дети от смешанных союзов в следующем поколении уже теряли свою тягу к Пустоте. Тогда-то и были разработаны генетические блоки, которые сделали невозможным рождение не-даймонов, независимо от того, кем был спутник. Правда, и здесь вышло не все гладко: женщины иных народов, особенно обладающие магией, в момент рождения ребенка, когда происходила инициация на Хаос, не выдерживали этого и погибали.

– Разве их нельзя было спасти? – Он старается говорить так, чтобы бушующий в его груди огонь не коснулся меня, но не это вызывает у меня внутреннюю дрожь, которую я с трудом удерживаю в себе, – я все еще не произнесла самого главного.

– Можно. Для этого достаточно было выставить щиты, изолировав мать, или замедлить раскрытие возможностей ребенка. Но это никому не было нужно – обретя свою силу, чернокожие воины потеряли способность любить. И если дети для них являются ценностью, то те, кто дал им жизнь, – нет.

– И… все они погибали? – Не надо быть телепатом, чтобы понять, чье имя всплыло сейчас в его сознании.

– Ты умеешь задавать правильные вопросы. – Я пытаюсь отстраниться, не желая принимать его теплоту до тех пор, пока не закончу свой рассказ. Но он пресекает мою попытку очень осторожно, словно опасается поранить меня, но достаточно жестко для того, чтобы я могла осознать – лишь он один будет решать, когда выпустить меня из своих объятий. И я сдаюсь, надеясь лишь на то, что судьба будет ко мне благосклонна. – Нет, не все. И одна из таких женщин – моя мать. – И все-таки он не теряет контроль, и его когти впиваются в мою кожу остриями кинжала. Но я не позволяю себе даже вздрогнуть, едва ли не наслаждаясь этим мгновением боли, перед которой отступает тяжесть воспоминания. – Она была человеческой магичкой с Лилеи, а моим отцом стал даймон. Когда я узнала, что под моим сердцем зародилась жизнь, во мне возник страх. Больше всего я боялась, что в моем ребенке может проявиться его кровь, и я сделала то, что однажды удалось ей. Правда, мне повезло больше, потому что я знала, где мне могут помочь, а она, сумев покинуть Дариану, оказалась здесь одна.

– Твоя мать…

– Ушла до того, как с ней провели манипуляции, которые бы гарантировали появление даймона. И я родилась как обычный ребенок-полукровка, взяв черты обоих родителей. После моего рождения маме долго не удавалось найти деревню, где нас бы приняли, несмотря на то, что она была сильной целительницей, да и стихии отзывались на ее призыв. А когда мне исполнилось четыре года, нас нашли черные воины, посланные на поиски отцом. И последнее, что я помню из той жизни: ее взгляд, наполненный любовью ко мне за мгновение до того, как лезвие кинжала прервало ее жизнь. И языки пламени, в котором сгорали приютившие нас люди. Меня вернули на Дариану. Но не потому, что мой родитель воспылал ко мне нежными чувствами, – я нужна была ему для экспериментов: родившись одаренной, я продлила себе жизнь.

Я замолкаю и в наступившей тишине ясно слышу, с какой яростью вырывается дыхание сквозь его стиснутые зубы, и чувствую, как вздрагивает его тело, что находится на грани трансформации.

Но он продолжает удерживать себя и когда задает следующий вопрос, его голос звучит хоть и прерывисто, но без тех перекатов, что заставляют трепетать его подданных.

– Как тебе удалось сбежать?

– Мне помогли. – Но по той волне нетерпения, что окутывает меня, я понимаю, что этот ответ его не устраивает. Но кто бы знал, как трудно мне найти мужество, чтобы продолжить свой рассказ. Чтобы еще раз увидеть перед собой словно вырубленное из черного камня лицо и услышать тот голос, что заставляет вздрагивать меня каждый раз, как чудится в гомоне других. – Мне было семнадцать, когда отец решил, что все, что он мог обо мне узнать, стало ему известно. На его лице не мелькнуло ни тени сожаления, когда он объявил мне, что отдает меня своему теру, для которого я стану наградой за его службу и матерью для его ребенка. К тому времени я уже хорошо знала, чем это закончится для меня, и у меня даже не возникло надежды на то, что я смогу избежать этой участи. Но, видимо, любовь моей мамы, которой она со мной поделилась, сумела защитить меня там, где, казалось бы, помочь уже ничто не сможет. У моего родителя была мечта: иметь нескольких детей от одной женщины и посмотреть, насколько разными они получатся. Для этого он не дал умереть одной из тех, что уже родила ему сына. Вот она-то и помогла мне покинуть Дариану, сделав то, что я считала невозможным: выстроив межмировой портал и заплатив за это своей жизнью и жизнью того, кто и так должен был стать для нее дорогой в Пустоту. И все, что она у меня просила – присмотреть за своим первенцем, вера в которого не одну сотню лет жила в ее душе.

– Кто она? – Он задает вопрос, но по тому, как он замирает, я понимаю: я могла бы и не отвечать.

– Драконица, дочь властителя и мать Закираля.

– А твой отец…

– Правитель Дарианы, ялтар[11] Вилдор.

Он не опускает рук, хотя именно этого я и боялась. Не отстраняется от меня, хотя это первое, что должно было прийти ему в голову сразу, как только я назвала имя. Не вызывает охрану, чтобы отправить меня в свои казематы. Он делает то, о чем я даже не мечтала. Его губы касаются моего виска, заставляя застыть, сдерживая рвущийся из груди стон, скользят по лицу, шее, пока руки разворачивают меня к нему лицом, не допуская, чтобы хотя бы на короткое мгновение наши тела оказались не слитыми вместе. И когда халат падает на пол, а он, продолжая осыпать меня поцелуями, опускается все ниже, шепча при этом: «Ты – моя», – я понимаю, кровь, которой я стыдилась и боялась, не стала между нами преградой. Как, надеюсь, не станет преградой титул принцессы Арх’Онт и звание коммандера между теми двумя, каждый из которых мне дорог.

Правда, прежде чем это случится, им придется еще немало испытать и принять решений, каждое из которых ляжет шрамом на их сердца. Каждое из которых может сделать их сильнее или сломать, разрушив все то, что уже возникло между ними.

Но я знаю… Они справятся. А я и Аарон им поможем.

Наташа

Первым у места, где была резиденция Закираля, оказался Тамирас. А то, что именно здесь устроил себе логово мой жених, не вызывает сомнений не только потому, что Хаосом пропиталось все вокруг. Не меньше десятка даймонов, успевших покинуть разрушенный дом, продолжает оставаться в непосредственной близости от него: возмущение от заклинания было настолько сильным, что даже мне, с моими уникальными способностями, было бы невозможно выстроить переход.

Воины в черных одеждах, несмотря на свой потрепанный вид, действуют быстро и очень грамотно, прикрывая собой троицу, двое из которых производят впечатление магов, пытающихся пробить портал. И именно в ту сторону кидается дракон, похоже, рассчитывая, что третьим является именно тот, кого он так настойчиво пытается заполучить в свои руки. Вот только… если судить по телосложению – их можно спутать друг с другом, но стоит приглядеться к пластике его движений, все сомнения отпадают сразу. Это – не Закираль. Да и для того, чтобы выстроить переход, помощники ему не были бы нужны. И я бы даже не сделала попытки последовать за своим несостоявшимся любовником, если бы не Элизар, который странным образом оказывается совсем рядом с этой компанией.

Я вынимаю из ножен меч, еще по дороге брошенный мне Радмиром, и ощущаю, как левую ладонь холодит кинжал из подаренной женихом пары. Несколько воинов бросаются нам наперерез, и я понимаю, впрочем совершенно этому не удивляясь, как граф пытается оттеснить меня себе за спину.

Вот только сейчас мне его галантности не хватало! Совершенно не хочет помнить, что это именно у меня будут проблемы, если мне не удастся сохранить его жизнь в этой сваре.

– Элизар, справа.

Он отклоняется в последний момент, когда уже кажется, что лезвие меча коснется его руки, впиваясь в плоть, и принимает на гарду удар другого, под чью руку успела проскользнуть я: сражаться на равных с чернокожими мне будет довольно сложно, и все, что я могу сделать, чтобы уберечь не только графа, но и себя, – крутиться как можно быстрее, избегая прямых атак и ловя моменты, когда противник откроется и мой удар сможет достичь цели.

Улучив миг, когда рядом со мной не проносится ни одного смертоносного жала, оглядываюсь в сторону Тамираса, подобраться к которому поближе нам так и не удалось. Впрочем, его попытка пообщаться с милой компанией, к которой он так настойчиво стремился, тоже ни к чему не привела: четверка воинов в набиру, украшенных серебряной полосой, атакует его очень слаженно и до зависти умело. И если так дело пойдет и дальше, то магам удастся зафиксировать матрицу портала: Хаос, хотя и продолжает сотрясать магический фон, потихоньку начинает рассеиваться, и это хорошо заметно по тому, как все четче проявляют себя щиты, поднятые моим клятводержателем.

Но удручает не только это – несмотря на наше явное численное преимущество и присутствие среди нас дракона и демона, перевес все больше на их стороне, и это не может не настораживать. Та опасность, которую представляют для Лилеи даймоны, сейчас видна невооруженным глазом – лишь Тамирас и Радмир способны противостоять более чем одному противнику. Да и количество эльфов (среди которых, правда, нет ни пятерки телохранителей, ни самого Дер’Ксанта, считающихся лучшими воинами Камариша) за те несколько минут, что продолжается наша радушная встреча, уменьшилось едва ли не вполовину, наводя на мысль о том, что если не предпринять чего-нибудь кардинального, ее исход будет совершенно не таким, каким его хотелось бы видеть.

Пока я исполняю танец с кинжалами, потому что меч у меня уже успели выбить, брату удается разделаться с парочкой, которая не пропускала его в сторону дракона. Их кровь густо заливает присыпанную серой пылью пожухлую траву, а Радмир, кидается на подмогу Тамирасу, трансформируясь прямо в прыжке и ломая шею неудачно подвернувшемуся ему под руку даймону.

И ведь не скажешь, что это зрелище не для таких хрупких и нежных, как я. Потому что мое состояние тоже весьма далеко от благодушного и совершенно не способствует мирным способам разрешения конфликтных ситуаций. Так что тот воин, что совершает большую глупость, подойдя к Элизару ближе чем на дистанцию, которую я определила как безопасную, без какой-либо жалости с моей стороны отправляется к предкам. Вслед за неудачником, которого спровадил туда парой мгновений раньше граф, воспользовавшись тем, что боевая форма демона внесла некоторую сумятицу в ряды стремящихся как можно быстрее покинуть этот негостеприимный для них город.

Следующие несколько минут явно не располагают к тому, чтобы со стороны оценивать действия других. Нас с Элизаром так плотненько взяли в коробочку, что, несмотря на раздувшееся самолюбие, желание позвать на помощь брата становится уже нестерпимым: левая рука графа висит плетью, да и моя рубашка мало напоминает ту белоснежную и украшенную кружевами, в которой я сегодня утром покинула свою комнату.

Увы, умные мысли имеют обыкновение запаздывать, и, вместо того чтобы криком напомнить Радмиру о своем существовании, я вынуждена бросаться наперерез очередному чернокожему красавцу, в глазах которого явное намерение лишить жизни моего подопечного. И этого мне удается перехватить, вонзая ему в плечо лезвие кинжала, который словно живой, тянет меня к чужой плоти. Но я не замечаю другого… И Элизар, замерев на мгновение, глядя на меня мутнеющим от боли взглядом, опускается на колени, окрашивая в алый цвет серый камень тропинки к которой нас оттеснили.

– Нет!

Я кидаюсь к нему, но передо мной встают четверо. И мои губы сами, не спрашивая позволения, шепчут то, что кажется сейчас совершенно неуместным, но произносится само:

– Ты мне нужен, Закираль…

Рука тянется к амулету, ограничивающему мои способности, а взгляд за тот короткий миг, который был мне нужен, чтобы сорвать цепочку, успевает охватить все, что происходит вокруг. Словно пеплом присыпанные серым лица Тамираса и брата, которые замерли, не сводя с меня глаз; раскрывшийся зев портала, и в нем исчезает тот самый третий, до которого пытался добраться дракон; кровь Элизара, заполняющая собой, словно рисуя узор, неровную каменную кладку.

– Всем отойти. – Голос Радмира перекрывает визг клинков, крики воинов и стоны раненых.

И хотя я вижу на многих лицах недоумение, пример Тамираса, который первым реагирует на слова брата, становится для остальных сигналом, чтобы как можно дальше оказаться от меня.

Не знаю, как много ласковых слов я услышу, когда все это закончится, но меня успокаивает мысль о том, что то, что я собираюсь сделать, даст мне шанс вытащить из этой переделки графа.

Кончики пальцев начинают искрить сразу, как только моя магия ощущает свободу, и я стараюсь не думать, что произойдет, когда она встретится с отголосками Пустоты, что клочьями тумана продолжают висеть вокруг. Капли пламени скатываются с ладоней, продолжающих сжимать рукояти кинжалов, струйками стекают по лезвиям, становясь морозно-голубыми, и падают на землю, разбиваясь в искрящуюся пыль.

Трудно представить, о чем думают черные воины, в глазах которых мелькает недоумение, сменяющееся ужасом. Возможно, о том, что языки пламени, что стеной встают между нами, не могут быть настолько обжигающе-холодными. А возможно, понимая, что я не смогу, да и не захочу даже пытаться удерживать контроль над тем, что вырывается на волю, сквозь сброшенные барьеры.

Но я осознаю лишь одно: стоит ему откликнуться на мой призыв, и то, что сейчас станет выжженной пустошью, могло бы по весне зацвести.

Вот только… Мой зов остался без ответа.

И я отпускаю все, что во мне накопилось. Всю свою боль, все свои страхи, недоверие, мечты, надежды, то желание, в котором сгорало мое тело, чувствуя его тепло, ту сладость на губах, от которой туманились мысли. Я отпускаю себя… Которой я хотела стать.

И я уже не вижу, как спущенная с цепей магия, в которой сплелись ослепительный жар огня, мощь ураганного ветра, чарующая пустота небытия и мое безумие неконтролируемой волной сметают собой все, на что указывает моя рука, продолжающая удерживать подарок жениха. Я не вижу, но я чувствую, как стирается под этим натиском то, что совсем недавно было развалинами дома, в котором Закираль устроил свою базу, как обрываются жизни уходящих в пустоту даймонов, как у стоящих за моей спиной воинов вызывает благоговение то, что творится перед их глазами, как в сердце брата рождается боль, потому что лишь он знает, почему это происходит.

Все перед моими глазами окрашивается в два цвета и меркнет под натиском слабости и темноты…

Я прихожу в себя от понимания того, что то, на чем я лежу, не доставляет удовольствия моему телу. Прежде чем открыть глаза, стараясь отстраниться от идущего на повышенных тонах разговора, пытаюсь оценить свое состояние. Не могу сказать, что то, что я ощущаю, внушает мне оптимизм, хотя я готова радоваться уже тому, что воспринимаю себя живой. Правда, насладиться этой мыслью мне в полной мере не удается, потому что в беседе, которую ведут Тамирас и Радмир и которая меня так раздражает, не давая сосредоточиться на себе, уже несколько раз звучит одно и то же имя.

– Среди этих Закираля точно не было. – Голос Карима, который во время схватки был хорошо заметен на фоне изящных эльфов, звучит пусть и не очень бодро, но без отголосков, что могли бы натолкнуть на мысль о ранении.

– И это служит в твоих глазах оправданием произошедшему? – Ну от Тамираса трудно было ожидать чего-либо иного. Хотя… в своем нынешнем положении мне трудно с ним не согласиться.

– Правитель Элильяр и советник Александр по достоинству оценили сведения, которые он передал мне через Таши.

Так… похоже, объявился наш белокурый эльфийский красавчик. И по тому, как сыто играют обертоны, он доволен своим кратким исчезновением. Даже с учетом тех разрушений, которые он застал по возвращении.

– Ты думаешь, они так же отреагируют на то, что у тебя под самым боком была база даймонов?

– Так она ж была… И насколько я могу судить, начала она прекращать свое существование именно благодаря заклинанию на основе Хаоса. Вряд ли Закираль был настолько неумелым, что позволил своей магии вырваться из-под контроля.

– Там не было ни одного армейца. У всех на набиру была серебряная полоса. Это были не его воины…

На этой фразе наставника графа желание быть незаметным участником разговора покидает меня. Тем более есть один вопрос, который бы мне хотелось прояснить как можно быстрее: судя по всему, клятва больше не сдерживает меня, и значит, Элизар – жив. Вот только насколько?

Я делаю не совсем удачную попытку шевельнуться, и брат оказывается рядом со мной раньше, чем я прихожу к выводу, что самостоятельно подняться мне будет довольно сложно.

– Тебе стоит полежать еще, ты опустошила свой резерв.

– Как Элизар? – Я игнорирую заботу Радмира и, вцепившись в его руку отказывающимися мне повиноваться пальцами, пробую сесть. И на этот раз мне это удается, потому что он понимает, что со мной лучше не спорить, и усаживает меня сам.

– Тяжело ранен. Но целители говорят, что его род на нем не прервется. И даже обещают, что меч для него останется любимой игрушкой.

Будем считать, развлеклась я не зря.

– Ну с вами все понятно. – И я обвожу всех внимательным взглядом: встреть я их в таком виде в темном переулке – долго бы заикалась. – Производите впечатление живых и относительно здоровых. А как с остальными?

Отвечает, как ни странно, Алраэль. Опускаясь на кушетку рядом со мной и пальцами, украшенными изящным маникюром и благоухающими тонким ароматом духов, проводит по моему лицу, которое кажется стянутым коркой.

– Если бы не ты, я мог лишиться всей своей охраны.

– Если бы не я, возможно, этого бы и не случилось…

– Если бы не ты, случилось бы что-нибудь иное. И кто знает, чем бы это закончилось. – И когда он замечает, как становятся влажными мои глаза, переводит наше общение совершенно в иное русло. – В твоей комнате тебя ждет Васька, которого Радмир насилу успокоил, ванна с горячей водой и чистая одежда. А потом… плотный ужин в нашей компании и слова благодарности от каждого из тех воинов, которые могут их тебе сказать, потому что ты дала им эту возможность. Веркальяр, – эльф появляется из-за плотно прикрытой двери, как только затихает последний звук его имени, – проводи леди Таши.

Тот пересекает комнату дуновением ветра: плавно, стремительно и грациозно. И прежде чем я успеваю подняться, опираясь на плечо брата, подхватывает меня на руки, под подозрительно схожие улыбки собравшихся.

Тоже мне… нашли развлечение.

Хотя надо признать, такой способ передвижения для меня сейчас наиболее приемлемый: вряд ли я смогла бы преодолеть этот путь на собственных, сотрясаемых мелкой дрожью ногах.

Тарагор кидается ко мне, как только еще один из телохранителей лорда, что служил мне почетным караулом, открывает дверь в мои покои, и даже не возмущается по поводу того, что я прижата к крепкой мужской груди. Первые несколько секунд нашей встречи похожи на полную неразбериху: прерывистые трели, шелест крыльев, что норовят оставить свои следы на ухоженном лице эльфа, мои попытки выскользнуть из вынужденных объятий, чтобы развести в разные стороны моего носильщика и питомца, служанка, которая не выдерживает этого зрелища и, тихо посмеиваясь, пробует нам помочь, внося в происходящее еще большую сумятицу. И радует уже то, что когда этот шквал эмоций несколько утихает, количество пострадавших не увеличивается.

Телохранители покидают меня и Марьялу, пытаясь удерживать на своих лицах приличествующее их положению выражение. Но по тому, как поблескивают их глаза, становится понятно: наша совместная оборона от когтей Васьки нас еще более сблизила.

Волнующий аромат усыпанной цветочными лепестками воды, масла, что втирают в мою кожу умелые руки служанки, делают свое дело: не знаю, как насчет подвигов, но стоять на собственных ногах, при этом не проявляя стремления впечататься в ближайшую стену, я уже могу. Подтверждением чему является удовлетворение во взгляде того же Веркальяра, когда я выхожу из комнаты, переодевшись в брюки и рубашку и прицепив на пояс ножны с клинками, суть которых мне стала чуть более понятна, после того как она проявила себя, откликнувшись на мою магию.

– Я хотела бы увидеть графа.

Но эльф качает головой:

– Целители не пускают к нему никого. – И видя, как в моих глазах проскальзывает опасение, считает нужным меня успокоить, добавив: – Он хоть и пришел в себя, но слишком слаб. А вы, даже после того кошмара, что устроили даймонам, не ощущаетесь опустошенной.

Надо сказать, что таковой я себя и не чувствую: запаса, доступ к которому я получила, как только почувствовала себя единой с подарком своего жениха, хватит и не на такие представления.

И эта мысль немедленно потянула за собой другую: о том, что он так и не откликнулся на мой зов. Да только… Возникшие сомнения в его чувствах ушли сразу после произнесенного Каримом замечания об отсутствии воинов Закираля на месте заварушки и воспоминания о том, что все началось именно с заклинания Хаоса.

Надеюсь только, что и опасения за его жизнь рассеются сразу, как только он сможет дать о себе знать.