Отогрей моё сердце

Глава 3.

По вагонам.

Архип терпеливо выдержал недельное проживание с супругой, давая время собрать вещи. Валерия не просила, не ревела, не оправдывалась. Врач-диагност подтвердил беременность малого срока, что явно указывало на чужое отцовство. Что нужно было этой женщине, чего он дать не смог? Холил, ублажал, в деньгах она не нуждалась, Тукаев не понимал. А когда правда о беременности все же подтвердилась, Архип, едва сдерживая агрессию, спросил:

- Почему не от меня? Я же не бесплоден, Лера?

Супруга замялась, стыдливо пряча взор, потом все же посмотрела с легким укором.

- Ты сахаляр*, Архип. Я не хочу ребенка от метиса.

- Что же ты сука, замуж за меня тогда пошла? - не сдержавшись, зарычал. – Ах, да… на деньги мои повелась, - скривился от неприязни. – Поди и трахалась со мною, сдерживая брезгливость.

Тукаев по природе с женщинами не был грубым, но предательство жены вызывало отторжение и желание наказать, хотя бы словесно.

- Хип, не путай одно с другим.

- Я верил тебе и любил, Лера, - произнес с обреченностью в голосе. - Но теперь ты при разводе ничего не получишь. Если бы ты просто сказала, что не хочешь со мною жить, я бы отпустил тебя, поделив имущество поровну.

Валерия возмущалась, пытаясь отстоять нажитое в браке, но адвокат и деньги Тукаева с легкостью пересилили тяжбу на свою сторону. Архип и так считал, что его жена получила от брака достаточно. А как она собиралась жить с ребенком от другого, его не волновало. И он не удивился бы, если она уже избавилась от плода. Был ли тот мужик единственный у нее или за годы брака разнообразила свой секс рацион - уже осталось в прошлом.

Воспоминания трехлетней давности всплыли в голове Тукаева на свадьбе одноклассника. Он не хотел ехать на торжество, но Иван был непреклонен, давя на дружбу и взаимность. На свадьбе Архипа и Валерии тот выступал свидетелем, а долг Архип отдавать умел. Да и поддержать друга не мешало. А что до его эмоций, то лишь дело личное и влиять на чувства других не должно. Его даже попытались познакомить со свободными девушками, но сердце, покрывшись недоверием и льдом, больше не желало впускать женщину. А для секса, когда уже совсем становилось невмоготу, находил разовое утешение, без любви и обещаний.

***

Есения бежала из дома. Бежала от прошлого, точно птица, чудом выбравшаяся из силков. Израненная душой, не видя перед собою радужного будущего, туда, где вместо романтики и комфортной жизни суровый заснеженный край, север с коротким летом и длительной морозной зимой. Ее не страшили жесткие погодные условия, надежда на то, что люди там окажутся не такими испорченными, прогнившими и избалованными как ее бывший муж.

Отработав положенные две недели и собрав необходимые вещи для себя и дочери, разложив по коробкам то, что пригодится позже, отправила через компанию грузоперевозок за две тысячи километров. Мама, молча выслушав признания дочери, сказала лишь, что ждет их. Оставаться в городе и найти другую квартиру не хотела. Да и не могла. Маленькая дочь нуждалась в опеке, а работа не приносила тот доход, что мог бы компенсировать затраты на съем жилья и няню.

Изменник муж, казалось, радовался, что они съезжают. Не имея привязанности к дочери, ничуть не печалился расставанию с девочкой и Есения в который раз поразилась, как могла увлечься им когда-то, да еще и родить от Петра. Надеялась, что дочь не возьмет впоследствии дурные отцовские гены.

Вопрос с разводом затянулся из-за наличия несовершеннолетнего ребенка. На имущество мужа Есения не имела права, а судиться ради дочери не хотела.

Вера, для своих лет все понимала, не задавала вопросов, а скорее радовалась поездке к бабушке, как празднику. Стоимость билета на самолет Есения не тянула, пришлось покупать на поезд, взяв место в спальном вагоне, в надежде, что соседнюю полку никто не займет. Конец октября не тот сезон, когда люди много путешествуют.

Ожидая в здании вокзала прибытие поезда "Тюмень - Новый Уренгой", Есения с грустью вспоминала, как окрыленная ехала семь лет назад сюда учиться, надеясь, что никогда не вернется обратно в край болот, скудной растительности и короткого лета. По крайней мере не на постоянное место жительства. Но у судьбы как известно свои дороги.

- Мама, а медведи там ходят по улице как собаки? – спросила Вера.

- Бывает, забредают к жилищу или мусорным бакам, поэтому ты не должна отходить от меня. Детям находиться без присмотра родителей небезопасно.

- И в машине тоже? – испуганно выпучила глазенки девочка.

- Нет, - усмехнулась мама. - В машине не страшно. Но ведь у нас ее нет, значит, будем гулять осторожно.

Девочка закивала с умным видом на лице, посмотрела в сторону клетки с крысой, которую никак не хотела отдавать соседке или в питомник, устроив слезливую истерику и поставив перед фактом: либо Одуван едет с ними, либо она остается жить у тети Лиды. Есения сдалась, понимая, что бросить питомца и сама не может, для этого слишком ответственная.

- А Одувана не съедят дикие звери, мама?

- Если ты будешь следить за крысой и не дашь улизнуть за порог, не тронут, - улыбнулась Есения опасениям дочери.

- Я буду следить. И клетку запирать хорошенько, - жарко пообещала. – А бабушка Таня, она не злая?

- Нет, она добрая. Она будет тебе печь блинчики и вязать варежки, чтобы ладошки моей заюшки не мерзли, - улыбнулась, потрепав дочь по непокрытым волосам.

- Мама, а скоро наш поезд?

- Скоро, Вера. Вон, - указала на электронное табло. - Уже приближается, сейчас начнут объявлять.

Девочка с восторгом оглядывала приближающий локомотив, стоя на перроне и припрыгивая на месте, пытаясь заглянуть дальше, неотрывно следя как фырчащая машина, издавая гудок быстро катится, как по масляной поверхности.

Сотрудники РЖД помогли Есении поднять чемоданы в вагон и проводили до купе.

Есения, пустив впереди себя Веру, шла следом по коридору вагона, улыбаясь первому впечатлению дочери от поезда. Девочка оглядывалась, проверяя наличие матери позади, смотрела по сторонам то в окна вагона, то с любопытством заглядывала в проемы купе, из которых то и дело выходили пассажиры, неся багажные сумки.

- Мама, это транвай с кроватями! – сделала вывод Вера, с восхищением, чем вызвала смех мужчины, с которым они столкнулись в проходе.

- Вера, не траНвай, а траМвай и это поезд, и он перевозит людей на дальние расстояния.

- Поезд..., - посмаковала слово. - Но он похож на трамвай, - округлила свои голубые глазенки, доказывая правоту.

Они отыскали свое купе и Есения отодвинула дверь.

Вера не выпускала клетку с крысенышем ни на миг, боясь, что ее заберут тети или дяди или ненароком откроют задвижку и зверек сбежит. Оглядев пространство, где им придется провести какое-то время, осталась довольной. Поставив на одну из полок клетку с любимцем, села рядом, приблизив нос к окошку.

На улице пошел снег. Крупные пушистые снежинки медленно падали с неба, точно балерины, кружась в грациозном одиночном вальсе, опускались наземь, разбиваясь, таяли.

- Мамочка, смотри: снег идет! – пискнула с восторгом Вера и повернулась к матери. – Он нас провожает.

- Да, зайка моя, небо грустит по нашему отъезду. Но там куда мы едем его очень и очень много. Ты еще устанешь от сугробов.

Есения, сняв верхнюю одежду и раздев дочь, плюхнулась на сидение и на минуту прикрыла глаза. Сказывалась усталость последних недель. Можно бы расслабиться, отоспаться за полтора суток что они будут ехать до места назначения, но наличие дочери и волнение за нее и багаж не способствовали к релаксу. Поужинав кусочками запеченной курицы и сыром, попив чая с граненых стаканов в подстаканниках, улеглись спать.

Сахаляр*- метис, потомок от смешанного брака якута/якутки и представителя/представительницы какого-либо иного этноса, как правило европеоидного.