Глава 19

— Сначала тебе придется разобраться с последним монгрелом в этом отражении, — отбросив ее руку, прорычал он. — Не труднее, чем вырезать целое племя, а?

Ничего удивительного, что Бездна получила ее душу так просто — она и десять лет назад думала также. Отправить людей под нож ради великой цели — что в этом такого? И как он мог быть таким слепым все это время…

— Тебя там не было, — отступив на шаг, проговорила она.

— А жаль, — проронил он, сжимая лук. — Кто-то должен был остановить чудовище вроде тебя.

Вздрогнув, как от удара кнута, она отступила еще. Обернувшись на дверь, к которой шла десять лет, командор на миг прикрыла глаза, а затем повернулась к Ланну, полная решимости. Резко вдохнув отравленный гулями воздух и оказавшись на другой стороне прохода, Ланн поднял лук и прицелился. Сайдири все еще стояла у стены и внимательно на него смотрела.

— Мы все еще можем спасти их, — проговорил он, натягивая тетиву. — Вместе. Просто посмотри на них, как на людей, а не на мясо.

Сайдири сделала шаг вперед, легко и неслышно, но кости хрустнули под узкой стопой.

— Савамелех сбежал, прикрывшись своими детьми, — проговорила она и сделала еще шаг. — Я отвалила Грейбору двадцать тысяч за его смерть, но это было гораздо позже, — еще шаг. — А сразу после я стояла среди демонопоклонников, которые только что пытались разорвать меня на части и сожрать, потому что того требовала скверна в их крови, — еще шаг. — Единственный монгрел, которому я могла их доверить, был мертв. Что мне было делать?

— Отпустить их!

— Ну конечно, — фыркнула она и улыбнулась.

И тогда он выстрелил. Отклонившись в сторону, командор ушла от атаки, стрела только вспорола ей рукав. Сорвав с пояса зелье, Сайдири сделала глоток и движения стали такими быстрыми, что глаз не успевал за ними уследить.

— Хорошо, если это будут демоны, — отводя глаза, говорила она. — Плохо, если это буду я.

То была до смешного короткая схватка — в узком притворе храма бежать можно только в двух направлениях. Вдохнув снова и оказавшись почти у самого входа, Ланн поднял лук и всадил стрелу ей в живот, но она даже не остановилась. В доли секунды она оказалась рядом, но не пустила в ход сталь. Хруст ломающегося дерева Ланн услышал уже на грани следующего прыжка, и приземлившись у тел поверженных гулей, отбросил ненужный лук в сторону — она его испортила.

Сайдири сломала стрелу, торчащую из живота точно также, как вавакия делал это. Чувствует ли она боль, как другие смертные?

— Ты можешь стать лучше, — проговорил он, поднимая руки для обороны.

— Иди ты в Бездну вместе со своей богиней! — прошипела она, в ее зрачках плескалась тьма. — Я не хочу быть лучше! Я хочу быть свободной!

Не используй она зелье ускорения, у него может и был бы шанс продержаться дольше. Но пропустив единственный удар в живот и взревев от боли, она оказалась за его спиной и крепко схватила за шею. Ланн даже не успел удивиться тому, что она не доставала оружие — пальцы железной хваткой сомкнулись на горле. Изо всех сил приложив ее о стену в надежде сбросить, он понял, что время на исходе — перед глазами заплясали черные круги. Он позволял ей осматривать себя — она прекрасно знает, куда давить.

Как можно было ей доверять?..

Из-за того, что она никогда не соглашалась тренироваться с ним, он неправильно оценил ее возможности, а они далеко за пределами человеческих. Черт побери, он даже не видел, как она дерется! Всегда или в плаще или за пределами его поля зрения, она не показывала своих сил.

— Я не могу так жить больше, — прежде чем отключиться, услышал он над самым ухом. — Сегодня или я, или они.

* * *

Первое, что Ланн увидел, с трудом разлепив глаза — окровавленный наконечник сломанной стрелы. Сайдири извлекла его прежде, чем отправиться в новый бой. Поднявшись и с отвращением стряхнув с левой стороны лица прилипшие обломки старых костей, он прислушался, но в притворе стояла тишина и вонь от останков гулей все еще забивала ноздри.

Она действительно пошла туда одна, прекрасно зная, что это самоубийство! Весь его план строился на том, что она не захочет умирать и должна будет либо изменить свои намерения так, чтобы не приносить в жертву пленников, либо подождать помощи из Дрезена. Она не должна была принять такое решение, она же знала, что ждет ее после смерти…

Ну что же, парень, это был самый отвратительный план в твоей жизни. Ну, не считая того, с ядом Савамелеха. Кто бы мог подумать, что в мире найдется еще один отбитый крестоносец, готовый отдать свою жизнь, чтобы уничтожить врага!

Поднявшись и потерев ноющую шею, он подошел к двери храма и отодвинул ее в сторону, заранее зная, что там увидит. Запах гари резанул ноздри, но Ланн только фыркнул и прошел дальше.

Неизвестно, сколько огненных шаров Сайдири успела выпустить прежде, чем ее задавили числом, но горы мертвой плоти все еще дымились вокруг. Массивное тело набасу лежало у входа, раскинув крылья, инкуб плавал в бассейне со вспоротым животом среди своих мертвых жертв. Тел пленников не было видно, их либо успели сожрать голодные камбионы, либо они просто лежали, придавленные кем-то еще.

Какое-то движение привлекло его внимание и, отбросив в сторону тело камбиона лет восьми, Ланн обнаружил еще одного, поменьше, обожженного и худого, с увлечением поедающего остатки чьего-то предплечья. Он не отвлекся даже когда Ланн с отвращением занес над ним охотничий нож для последнего удара. Недоеденная рука безвольно упала на пол и тонкая пленка защитного заклятья блеснула на разорванной зубами плоти. Ланн видел такое, когда минотавры оттяпали Грейбору руку и обессиленный Дейран сидел над ним до тех пор, пока Уголек не подошла и не отрастила дварфу новую.

Защита от смерти. Ланн принялся разбрасывать тела с новой силой. Пленники не были богаты или способны к магии, все это простые люди, которых никто не стал бы искать. Если кто здесь и способен колдовать, то это командор.

Если бы не знакомая одежда, Ланн бы не узнал ее. Лицо превратилось в сплошное кровавое месиво, не видно ни глаз, ни носа, одна рука объедена по локоть, другая переломана и вывернута под неестественным углом, на доспехе в области груди огромная вмятина. Она все еще жива, но явно не в состоянии удерживать заклинание…

— Десять лет я брожу по Язве, десять лет Самаэль ходит за мной. И ни разу, ни разу он не помог мне!

Может быть, она все же ошибается?

— Сэм? — спешно выворачивая сумку командора в поисках зелий, позвал Ланн. — Да брось, я знаю, что ты здесь!

Зельев оказалось всего три и этого катастрофически недостаточно, чтобы исцелить такие повреждения — командор предпочитала свитки, они легче и проще в использовании, но Ланн свитки читать не умел.

— Сэм! — рявкнул он громче и вздрогнул, когда огромный истекающий ядом двуручник вонзился в плиты храма рядом с телом командора.

Вскинув голову, Ланн увидел ангела в сером балахоне, он держал меч за гарду. От его заурядной человеческой внешности не осталось и следа, лицо излучало спокойный свет, за спиной распустились черные крылья. Яд медленно стекал с лезвия и пополнял тонкий магический круг, сияющий под телом командора.

— Самаэль, — медленно, с достоинством произнес ангел и его голос внушал умиротворение. — Я помог перейти в новую жизнь тысячам воинов Наследницы, прояви уважение.

— Это тебе не Длань Наследницы с радугой вместо мозгов! — остановившись напротив входа в пещеру, проговорила она. — Самаэль — чертов пернатый садист! Заставит тебя двадцать часов биться в агонии и сделает вид, что так и надо!

Хотя Ланн не поверил Сайдири, когда она сказала, что ангел Иомедай будет стоять и смотреть на человеческие страдания — именно это он и делал. Самаэль не из тех, кто приходит на помощь, он из тех, кто приходит, когда помощь уже не нужна. Проводник душ. Последний пастырь. Его предназначение состоит в том, чтобы проводить души через Погост в чертоги Иомедай, но приказ Наследницы состоит в том, чтобы не делать этого.

— Стоит ей умереть и последует Суд, — говорил Самаэль, пока Ланн заливал в Сайдири зелья одно за другим. — Такая, как есть, она отправится в Бездну.

Но если она будет жить, она может измениться. Иомедай держит командора над Бездной за шкирку. Вместо того, чтобы просто помочь ей спасти людей и избавиться от демонов, богиня не дает ей умереть. И Ланн должен признать это мудрым решением, иначе ему придется иметь дело с кризисом веры.

Самаэль оставляет ей жизнь. Но это все, что он делает. И каждый раз, приходя в себя после битвы, в которой должна была умереть, командор тащит свои кишки по земле в убежище, чтобы зализать раны. Разумеется, она ненавидит Иомедай. И пользуется ее жестокой милостью, потому что не может ее отвергнуть.

Стонтон Вейн оценил бы этот широкий жест на десять потерянных знамен из десяти.

Вздохнув, Ланн полез в сумку за другими лекарствами. Помощи от этого ангела ждать не стоит.

* * *

В середине Эрастуса Зимнее Солнце превращалось в самую оживленную деревню в окрестностях. Многие приезжали на праздник заранее, чтобы потренироваться, другие не собирались участвовать, но привозили товары, в надежде найти им новых хозяев. Товары в свою очередь привлекали людей из соседних поселений, а зрелища и угощения заставляли их остаться на день или два.

Жизнь здесь кипит, лето в разгаре. И люди, суетящиеся в преддверии праздника, даже не догадываются, кто и чем заплатил за то, чтобы во время всеобщего веселья никому не пришлось опасаться за свою жизнь.

Ланн вернулся в деревню просто потому, что ему больше некуда было возвращаться. И тут же попался на глаза жрецу, после чего еще неделю пытался избавиться от него, потому что Ярек вбил себе в голову, что Ланн просто обязан принять участие в соревнованиях на День Лучника. Ланн в свою очередь лениво жаловался на то, что у него нет нормального оружия, и с тайным наслаждением ломал каждый лук, который ему приносили. Ну, он и в самом деле не виноват в том, что сделанное в деревне оружие не выдерживает натяжения, к которому он привык, правда? Когда пыль уляжется, можно будет отправиться в Дрезен за чем-нибудь получше, а пока Ланн хотел только одного — чтобы его оставили в покое.

В конце концов Ярек заподозрил неладное и перестал переводить хорошее оружие на упрямого охотника. Но за два дня до праздника Эрастила в собственном доме на обеденном столе Ланн обнаружил прекрасный тисовый лук с эльфийской резьбой — легкий, прочный и, скорее всего, зачарованный. Слишком дорогой для любого из деревенских жителей.

Командор не сказала ни слова, когда уходила из храма Паллары, так что очевидно это было что-то вроде: «Прости, что я сломала твое оружие». Знать бы еще, как сказать что-то вроде: «Прости, что я позволил демонам сломать тебя».

Решение пожертвовать пленниками, чтобы увеличить шансы на победу в заведомо неравном бою — далеко не первое сложное решение из тех, что она приняла в своей жизни. Но вместе с истреблением монгрелов и маячащей за ее спиной Бездной, оно показалось Ланну чудовищным. И оно таким и было! Вот только эти люди стали последними в череде множества жертв демонической колонии. Не пожертвуй ими командор, она не умерла бы, в отличие от своего спутника, но демоны получили бы чудесную игрушку, которую можно есть очень долго, а пытать практически бесконечно, и лет через пять все это море голодных повзрослевших демонов выплеснулось бы на ближайшие поселения. Промедли она, ожидая помощи из Дрезена, и колония нашла бы новое пристанище…

Нельзя спасти всех, иногда кем-то нужно пожертвовать. У нее не было ни времени, ни возможности найти другой путь.

Ланн повел себя, как полный кретин, но и у него не было времени подумать. Все, что он видел — это невинных жертв, которых нужно спасти.

Вздохнув, Ланн схватил лук со стола, наскоро натянул новую тетиву и покинул деревню, нервно оглядываясь, потому что если на этом свете есть кто-то внимательнее монахов, то это жрецы Эрастила. Ему нужно всего-навсего сказать «спасибо» и, может быть, «прости» — это не долго и не больно, хотя насчет второго он не очень-то уверен.

Впервые он заподозрил неладное, проходя мимо места, где принято оставлять дары Орсо — камень завален остатками сгнившей дичи и иссохшими травами, в плошках с медом увязли пчелы и мухи. Но если мясо и вправду портится быстро, то травами и медом Сайдири не пренебрегает никогда. По дороге в пещеру старой шаманки не нашлось ни одной ловушки, хотя Ланн искал едва ли не усерднее, чем в первый раз. Командор убрала их, все до одной. Так что когда в пещере Ланн не обнаружил ничего, кроме голых сырых стен, он даже не удивился.

Сайдири больше незачем здесь оставаться, и она точно не та женщина, которая ему нужна, так что какого черта в груди снова разворачивается бездонная дыра, он понятия не имеет. Он даже вином ее залить не сможет, потому что при одной только мысли об этом вспоминает полный восхищения взгляд и тихий шепот «Ты крепче вина…»

Наверное, это пройдет. Еще лет через десять. А пока нужно возвращаться домой.

— Я смотрю, лук ты нашел, — раздалось насмешливое за спиной, когда Ланн уже думал, что миновал все опасные места и добрался до дома без приключений. — Слушай, сынок, мне неприятно на тебя давить, но…

Ланн обернулся, Ярек стоял за старой оградой в своей обычной зеленой робе, вид у него был усталый. Подготовка к празднику отнимала много сил, а жрец уже не молод.

— Орсо ушел, — мрачно проговорил Ланн, — вот почему ты привязался ко мне.

— Если мы покажем Старику, что больше других на этой земле достойны его покровительства, он вернет зверя домой. Об этом все мои молитвы, но… — Ярек развел руками и бессильно хлопнул себя по пухлым бокам. — Три дня тому на краю деревни видели волков — первых за десять лет. Дальше будет хуже.

«О почтеннейший, позволь я расскажу тебе, насколько богам на вас насрать…» — сказала бы командор, будь она здесь. А затем и вправду рассказала бы Яреку и о старой шаманке, и об одержимом духом Бездны трупе медведя, и о том, как сама заняла его место, чтобы получить безопасное убежище и свежие припасы, и о том, что она уходит и теперь спасение поедаемых волками дело рук самих поедаемых.

Хорошо, что ее здесь нет.

* * *

В соревнованиях участвовали мужчины и женщины, и старые и молодые, некоторые были и вовсе подростками. Были среди стрелков эльфы, дварфы, полурослики и тифлинги, но Ланн так и не заметил ни одного кобольда. Жаль, будь здесь кобольд, монгрел бы не был единственным предметом для обсуждения среди приезжих. На стрельбище, у всех на виду, он чувствовал себя диковинным зверем на арене цирка. Не то, чтобы он не привык… отвык, скорее.

К счастью, большую часть суждений на свой счет он знал наизусть, так что через какое-то время перестал отвлекаться на предположения о своем происхождении и степени распущенности своей матери. Люди всегда говорят гадости, когда думают, что их не слышат. И всегда одни и те же. Не сворачивать же за это шею каждому первому… даже если очень хочется.

Как только он начал стрелять, разговоры стихли — стрелы пронзали цель точно посредине и входили в мишень наполовину, настолько сильным был удар.

— …ты слишком хорош для этого, — чуть сжав его ладонь, проговорила она, и что-то в тембре ее голоса заставило его пропустить вдох. — Если ты будешь участвовать, остальные могут просто не приезжать.

Ему действительно нет здесь равных, но от этой мысли почему-то становится паршиво, а не наоборот. Нет никакой радости всю жизнь охотиться на кабанов и зайцев, если ты способен убивать демонов. Ланн мог бы отправиться на такую охоту один, но он десять лет был один и это было не весело. Только последний месяц чего-то стоил…

Загрузка...