Отвага и любовь

Глава тринадцатая

Это был еще один день напряженной работы. Проснувшись позже, чем обычно, Мередит узнала от Джоли, что Роланд ушел снова в деревню, которую опять затопило после того, как ночью дождь усилился. Ей было приятно, что он попросил Джоли сказать ей об этом. Горничная тоже с одобрением улыбнулась. Мередит знала: Джоли переживала из-за того, что ее госпожа не была счастлива, хотя никогда не говорила вслух об этом.

Подумав, что тоже могла бы принести какую-нибудь пользу, Мередит начала одеваться. Ее занятие прервал слуга, пришедший сообщить о посетителях из Пинакра.

Быстро спустившись в зал, она нашла там сэра Джайлса, Орина и двух других рыцарей, поджидавших ее. Все, кроме сэра Джайлса, который ходил перед очагом, сидели за высоким столом. Не менее хмурый, чем всегда, сэр Джайлс приветствовал ее словами:

— Я пришел поговорить с вашей сестрой.

Мередит хотелось отругать рыцаря, высказать свое недовольство по поводу его отношения к Селесте, но она промолчала. Роланд помог ей понять, что проблемы между Селестой и Джайлсом — их личное дело. Она кивнула и послала за сестрой.

Когда та спустилась в зал, ее лихорадочный взгляд остановился на человеке, которого она любила. Ничего не сказав ей, он повернулся и обратился к Мередит:

— Я бы хотел поговорить с Селестой наедине, если мне будет позволено.

Не было никакого смысла возражать. И Мередит согласно кивнула.

Селеста смотрела на Джайлса с видимым волнением, когда они вместе выходили из зала.

Мередит, необычно молчаливый Орин и два рыцаря ждали. К счастью, ждать пришлось недолго. Вернувшись в зал, Селеста объявила:

— Сэр Джайлс и я женимся.

Мередит подошла к ней и крепко прижала ее к себе.

— Я так счастлива за тебя, дорогая моя.

Она увидела за плечом сестры побелевшее лицо Орина. Мередит стало жаль его. Орин любил Селесту, но она любила Джайлса. А Джайлс, похоже, не любил никого.

— Мы возвращаемся завтра утром в Пинакр. Мередит теперь предстояло позаботиться о том, чтобы упаковать и погрузить вещи Селесты, а это означало, что она не сможет пойти в деревню и помочь Роланду. К тому же ей очень хотелось увидеть его. Он хороший человек. Это ей надлежало помнить и безоговорочно принимать. Разве он не послал за сэром Джайлсом? Разве не заставил этого человека сделать предложение ее сестре? Она задавала себе все эти вопросы, готовя еду.

Мередит не знала, когда Роланд вернется из деревни, где он, должно быть, все еще борется с наводнением. Но ей хотелось, чтобы по возвращении его ждал приятный сюрприз.

Убрав продукты в шкаф, Мередит замерла, услышав царапанье, доносившееся от двери, которая вела в зал. Всмотревшись в густую темноту, поглотившую все вокруг, она, конечно же, ничего не увидела. Высоко подняв свечу, Мередит медленно пересекла комнату. У двери стоял бочонок, и при ее приближении из-за него вылез, махая хвостом, крупный щенок. Роланд говорил ей, что собирается обучать его охоте.

Ласково потрепав животное, Мередит посадила собаку на цепь вместе с остальными. Она не знала, кто спустил этого щенка.

Повернувшись, чтобы вернуться на кухню, она увидела в темноте чей-то силуэт.

— Кто тут? — тихо спросила она.

Из темноты вышел Орин. Его щеки были залиты слезами.

Хотя этот молодой человек не вызывал у Мередит особых симпатий, она не могла не проявить к нему должное внимание.

— Что случилось, Орин?

Он подошел ближе, смахивая слезы тыльной стороной ладони, и, вторя ей, тоже заговорил шепотом:

— Она собирается выйти за Джайлса. Мередит сочувственно вздохнула.

— Вы должны были это предвидеть, должны были понимать, как она любит его.

— Но он не любит ее, и я думал…

Орин споткнулся, подходя к ней. Мередит поняла, что он пьян.

— Пожалуйста, Орин, идите ложитесь, — мягко сказала она ему. — Я знаю, что вам больно, но рана со временем затянется. Вы еще молоды.

Он ткнул пальцем в свою изуродованную щеку и горько сказал:

— Но я безобразен. Вот причина, по которой она не любит меня…

Мередит понимала, что было бесполезно говорить ему, что дело не в его уродстве. Селеста любила другого. Она осторожно положила руку на его плечо.

— Пойдемте, я помогу вам.

Мередит отвела Орина в комнату, которую он делил с остальными рыцарями из Пинакра.

Вернувшись на кухню, она взяла поднос, отнесла его к Роланду и поставила на стол. Мужа по-прежнему все еще не было, но когда он придет, то увидит поднос с едой и поужинает. Только теперь Мередит смогла заняться сбором вещей Селесты. Она присоединилась к женщинам, которые работали в башне.

Уже была глубокая ночь, когда Роланд, наконец, вернулся в замок.

Он осторожно прошел через главный зал мимо спящих слуг, стараясь никого не разбудить.

Наводнение было остановлено благодаря усилиям людей, преградивших путь воде с помощью мешков с песком и землей. Утром можно будет порадовать обитателей замка этой хорошей новостью.

А сейчас он хотел только одного: добраться до своей постели, прильнуть к теплому телу жены и уснуть.

Когда Роланд проходил мимо очага, Элко, самая молодая из собак, встала и приветливо замахала хвостом. При этом она жалобно заскулила. Роланд тихо успокоил ее, но гончая продолжала скулить. На этот раз немного громче. В последнее время Роланд уделял не слишком много внимания собакам, и это выразилось в непослушании самой молодой из них. Понимая, что должен отреагировать на такое несносное поведение, Роланд в то же время не хотел всех перебудить.

Вздохнув, он подошел к собаке и отстегнул ее от вделанного в стену кольца. Вольфа среди собак не было, а это значило, что он уже был в его покоях. С новым щенком собак там станет три.

Тихо войдя к себе, Роланд оказался в кромешной тьме. Он услышал, как щенок плюхнулся на ковер у двери. Стараясь не разбудить жену, Роланд быстро разделся и лег.

Его постигло разочарование, когда он почувствовал, что кровать была холодной и пустой. Где же Мередит?

Сначала он решил отправиться на ее поиски. Но потом подумал, что он не должен вести себя так глупо. Бессмысленно будить весь замок только из-за того, что Мередит не было в его постели. Роланд провел немало одиноких ночей, и сегодняшняя не станет исключением.

Однако чувство разочарования осталось. Роланд решительно отодвинулся на свою сторону кровати и закрыл глаза. Хотя он был измотан, прошло какое-то время, прежде чем он смог уснуть.

Спустя несколько часов его разбудил солнечный свет, падавший сквозь незакрытые ставни. Он протянул руку к Мередит, но затем вспомнил, что ее здесь нет. Сев в постели, Роланд провел рукой по лицу. Почувствовав щетину на своих впалых щеках, он понял, что должен побриться. Вообще-то говоря, ему нужно было и помыться. Причем сделать это надо до того, как он найдет Мередит.

Роланд откинул одеяло и встал. Его взгляд остановился на Элко. Собака лежала у стола и казалась необычно спокойной.

Шагнув к ней, Роланд позвал:

— Элко, ко мне.

Собака не шевельнулась. Неприятный холодок пополз у него по спине. Он подошел к животному опустился рядом с ним и протянул руку, чтобы погладить густую серую шерсть. Собака была холодная.

Она мертва, понял Роланд. Но почему? Насколько он мог судить, прошлым вечером пес был совершенно здоров.

Он встал и обвел глазами комнату. Теперь он увидел то, чего не заметил раньше. На полу, у противоположного конца стола, валялся поднос. На нем оставалось лишь несколько крошек хлеба и перевернутый кубок.

Роланд осмотрел морду собаки. Такие же крошки. О Господи! Собака съела что-то, что убило ее.

Он медленно встал, переводя взгляд со стола на поднос. По-видимому, собака свалила поднос на пол, и еда эта предназначалась не для собаки, а для человека. Кому же, если не ему самому? Это были его покои, и в замке не было ни одного человека, который бы этого не знал.

Ясное дело, кто-то хотел его смерти.

Роланд взглянул на Элко с сочувствием и досадой. К сожалению, заговор унес жизнь ни в чем не повинного животного.

Однако по мере того, как Роланд думал об этом, ему вдруг пришла в голову страшная мысль. Да ведь с этого подноса могла есть и Мередит! Эта мысль так потрясла его, что у него едва не подкосились ноги. Сила его реакции помешала ему подумать о ее причине. Совсем забыв о том, что он все еще был совершенно нагим, Роланд подошел к двери и распахнул ее.

— Брайен, — рявкнул он с такой силой, с которой обычно командовал сотнями солдат на поле брани, — откуда здесь взялся этот поднос?

— Его принесла леди Мередит, милорд. Дарла, молодая служанка, видела, как она взяла в руки этот поднос после разговора с тем рыцарем из Пинакра, у которого обезображено лицо. Они были в зале, и, хотя все время разговаривали очень тихо, служанка проснулась.

Только не Мередит, Господи, прошу тебя, только не это. Отчаяние наполнило душу Роланда. Не могла она участвовать в заговоре!

Роланд обернулся и посмотрел на слугу, стараясь, чтобы голова оставалась ясной. Он должен знать, что произошло.

— Дарла видела, как леди Мередит понесла поднос наверх, поговорив с тем рыцарем. Вопрос в том, кто приготовил эту еду?

Брайен с готовностью кивнул.

— Поблизости никого больше не было. — Едва слуга произнес это, как его глаза наполнились ужа сом. — Но, милорд, как могла… Ведь Элко… Лед Мередит не стала бы…

Роланд приказал слуге:

— Немедленно пришли сюда Саймона. Потом разыщи леди Мередит и доставь ее тоже ко мне.

Брайен кивнул.

— Хорошо, милорд, как прикажете. — Он помолчал с мольбой и надеждой во взгляде. — Я уверен, что леди Мередит все объяснит, милорд. Она никогда бы не сделала такого.

Роланд ничего не ответил. Он боялся, что может поверить любому ее объяснению.

Мередит вошла в покои Роланда, не спросив разрешения. От нее не укрылось волнение слуги, когда он пришел за ней в башню. Люди из Пинакра уже какое-то время назад покинули замок, но она не хотела будить мужа. Ей сказали, что он вернулся глубокой ночью.

Она помедлила на пороге, увидев, что Роланд сидит перед очагом, а прямо позади него стоит Саймон. Оба были мрачны.

— Что… — начала она, шагнув вперед. Роланд остановил ее поднятием руки. Его голос был взволнованным.

— Позвольте мне.

Казалось, он смотрел сквозь нее.

Мередит нахмурилась, и ей стало настолько не по себе, что все внутри сжалось. Что с ним такое? Почему он смотрит на нее таким взглядом? Она кивнула, полная желания узнать, что же происходит.

Безучастным тоном он произнес:

— Гончую Элко отравили прошлой ночью, пока я спал. Она умерла, отведав пищи, которая была приготовлена для меня. — Помолчав, он добавил: — Вы что-нибудь знаете об этом?

Мередит, потрясенная, смотрела на Роланда. Она почувствовала в его словах обвинение. Ее муж считал, что она каким-то образом причастна к этому. Страдание, словно алебарда, разрубило ее сердце.

Как мог Роланд подумать о ней такое после всего, что произошло между ними? Ошеломленная, она оглядела комнату. Может, она спит и ей снится кошмарный сон, а когда проснется, все это окажется неправдой?

Суровое выражение, с которым он смотрел на нее, сидя в кресле возле очага, сказало Мередит, что она не спит. Что ж, пусть будет так.

Роланд поверил, что она способна на такое, потому что хотел в это верить. На каждом повороте он искал путь защитить себя от любви. Если бы не это, нашелся бы другой предлог, чтобы отвернуться от нее. Он никогда и ни для кого не откроет своего сердца, потому что не способен сделать это.

Действительно, еду в его комнату принесла она. Но здесь должен был побывать кто-то еще.

Неужели Орин?.. Именно его она встретила по пути на кухню. Он был в таком смятении, бормотал насчет своих шрамов и потери Селесты. Мередит приложила руку ко лбу.

— Так вам нечего сказать? — бесстрастным голосом спросил Роланд, не смотря ей в глаза.

Она медленно покачала головой и хриплым шепотом ответила:

— Нет.

Она не скажет ему об Орине. В этом нет необходимости. Роланд должен доверять ей. Настолько доверять, чтобы знать, что она неспособна на такое. Мередит отчаянно хотела, чтобы он посмотрел ей в глаза. Если бы он посмотрел, то сразу бы понял, что может верить ей, как бы все ни выглядело ужасно.

Тут их взгляды встретились. Мередит удивилась тому, сколько боли было в его глазах. Сострадание едва не заставило ее заговорить, но она сдержалась. Глупо было сочувствовать этому человеку. Он сам был во всем виноват.

Она вздернула подбородок и окинула взглядом сначала своего мужа, потом сэра Саймона, который стоял рядом с ним.

— Мне нечего сказать.

Светловолосый мужчина устремил взор в пол. Не поворачиваясь, Роланд обратился к своему рыцарю:

— Отведи ее в покои и проследи за тем, чтобы она их не покидала.

Он решил держать ее в заточении? А на что еще она могла рассчитывать, находясь во власти этого человека?

Мередит выпрямилась во весь рост, когда Саймон подошел к ней. Он нерешительно тронул ее за руку. Она взглянула на него в упор.

— Нет никакой необходимости уводить меня силой. Я сама пойду в башню.

Саймон отступил на шаг и поклонился.

— Миледи.

Не проронив больше ни слова и даже не взглянув на мужа, Мередит направилась к выходу. Высоко держа голову, она вышла в распахнутую перед ней рыцарем дверь. Ни за что на свете Роланд не должен знать, как глубоко ранил ее на этот раз.

Мередит не питала никаких иллюзий насчет того, что Роланд захочет исправить свою ошибку. Тот факт, что он посчитал ее способной совершить такую подлость, показал, как мало она значит для него.

У Роланда разрывалось сердце. Еще одна минута лицом к лицу с Мередит — и он не выдержит.

Он повернулся, ища хоть что-нибудь, что облегчило бы его состояние. Ничего. Здесь, в этих покоях, которые они с Мередит делили какое-то время, все напоминало ему о ней.

Голос Саймона прозвучал словно издалека.

— Роланд, ты уверен?

Он взглянул на рыцаря с нескрываемым страданием.

— Почему она отказалась что-либо объяснить? Саймон пожал плечами.

— Не знаю. Но зачем было леди Мередит делать такое? Какая-то бессмыслица.

Роланд снова взглянул на давнишнего друга. Его душа болела от страдания.

— Ты не знаешь ее так, как я. Саймон поднял руки.

— Так скажи. Я не заметил ничего такого в твоей жене, что заставило бы меня поверить, что это может быть правдой. Она взяла сюда Матильду и заботилась о ней, как никто другой. Она защищала меня перед тобой, когда ты подумал, что мы могли… — Он пожал плечами. — Она отправилась в деревню и трудилась там бок о бок с местными жителями, чтобы спасти их землю. Зачем ей было пытаться убить тебя, Роланд? Что она от этого выиграла бы, и зачем ей было с таким усердием работать здесь, если у нее было такое намерение?

Роланд был уязвлен таким откровенным несогласием своего рыцаря. Подавив обиду, он холодно сказал:

— Повторяю. Она отказалась что-либо объяснять. Я не должен был бы оправдываться перед тобой, Саймон. — Он горько скривил губы. — Твое недоверие меня, скажем так, огорчает. Смею уверить, моя жена способна на обман.

Тут Роланд вкратце поведал Саймону о том, как Мередит обманула его в ночь свадьбы. Никогда раньше ни одной живой душе в Керкланде он не рассказывал об этом.

Саймон глубоко вздохнул.

— Я… я полагаю, что все мы посчитали, что произошла просто путаница имен, и поэтому я не расспрашивал тебя ни о чем. — Он взглянул на Роланда. — Почему ты ничего не сказал? Почему ты всегда такой скрытный?

Роланд пожал плечами.

— А зачем мне было что-то говорить? Дело было сделано, я согласился взять ее в жены. Зачем было обсуждать это?

Саймон покачал головой.

— Это помогло бы нам понять, почему ты был недоволен ею.

Роланд нахмурился.

— Я не был недоволен ею.

Саймон настойчиво повторил:

— Ты был ею недоволен. Теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, что ты точно так же был бы недоволен любой женщиной, которая угрожала бы перевернуть твое представление о мире. И я не сомневаюсь в том, что Мередит именно это и сделала. Она оказалась не такой, какой ты ожидал. Рассказанная тобой история не дает ответа на вопрос, что могла бы выиграть твоя жена, убив тебя. Если она могла обманом заставить тебя поверить, что она — это ее сестра, тому должна была быть причина.

Роланд старался избегать его взгляда.

— Да я хочу верить в нее. Я убедил себя, что она поступила так, чтобы защитить свою сестру, которая была влюблена в другого. Но, похоже, я ошибся, и за всем этим стоит нечто гораздо большее.

— Зачем ты так, Роланд? Зачем искать заговор теперь, когда ты увидел, что она хорошая и преданная тебе жена? Почему сначала не поискать другое объяснение, которое могло бы оправдать ее?

— Такой ли уж хорошей и верной женой была она мне? — Роланд взглянул другу прямо в глаза. — Мередит была с Орином прошлой ночью и ничего не сказала мне об этом, когда я расспрашивал ее.

Их видели, когда они, взявшись за руки, шли в башню.

— Я не знаю, почему она тебе об этом не сказала, но это еще не значит, что она была тебе неверна или что пыталась убить тебя.

Роланд ответил с горечью:

— Не секрет, что Орин ненавидит меня за свое увечье. Возможно, он и Мередит задумали все так с самого начала.

Саймон провел рукой по лицу.

— Мне кажется, это чересчур фантастично — выйти за тебя замуж, чтобы убить. Почему тогда она ждала до сих пор? Больше того, зачем она ждала здесь, в Керкланде, пока все откроется? Почему не уехала вместе со всеми с первыми лучами солнца в Пинакр?

Роланд не мог больше этого вынести. Он зло бросил:

— Я не знаю ответов на твои вопросы и устал, пытаясь, все понять. Оставь меня!

Саймон поднялся.

— Хорошо, я оставлю тебя, Роланд. Наедине с твоими дьявольскими мыслями. Но прежде чем я уйду, я скажу тебе кое-что такое, чего ты мне никогда не простишь. Мередит — это не твоя матушка и не Уинифред. То, что ты приводишь в доказательство ее вероломства, перевешивается на чаше весов всем тем хорошим, что ты о ней знаешь. Если бы те женщины не совершили предательства по отношению к твоей семье и не причинили столько горя, тебе бы и в голову не пришло считать ее виноватой, несмотря на то, что она принесла сюда этот поднос, или на то, что ее видели с Орином.

Твой отец поддался слабости, и это разрушило его жизнь. Не позволяй, чтобы подобное случилось и с тобой. Призови всю свою силу, которую я в тебе знаю, свой ум и честность, которые позволяли тебе управлять здесь всеми нами. Попытайся предать забвению прошлое и принимать решения исходя из настоящего.

Роланд, с трудом сдерживая новый приступ ярости, потребовал:

— Уходи! Только твоя прошлая преданность мешает мне обнажить меч.

— Черт побери, ну и глупец ты! — в сердцах воскликнул Саймон и удалился.

Как только Роланд остался один, плечи его поникли. Щемящее чувство одиночества охватило его. Предательство со всех сторон. Как мог Саймон не понимать, насколько ужасно для него слышать упреки в том, что он не верит в Мередит?

Он так сильно хотел верить в нее, молил Бога, чтобы она привела что-то в свою защиту, как-то объяснила случившееся, но она даже не попыталась сделать это.

То, что она разозлилась и была обижена, очевидно. Однако она могла расстроиться из-за того, что ее планы не осуществились. Мысль о том, что это могло быть правдой, разрывала его сердце.

Боже, помоги ему. Тот факт, что его жена сделала такое, не убил его чувства к ней. Он любил ее.

Осознание этого было разрушительным. Он любил ее, любил женщину, которая, возможно, действовала с полнейшим вероломством. Сердце Роланда сжималось от боли при каждом вдохе.

Пока Мередит не вошла в его жизнь, в душе его ничего не было, ничего, кроме кровоточащей раны на том месте, которое раньше занимала его семья. Это место заполнила Мередит с ее добротой, улыбкой, нежным голосом и даже отчаянной обороной против него. Появился кто-то, ради кого стоило жить. До этого он знал в жизни только долг.

Да, но, если Мередит виновна, все меняется…

Память вернула его к последним неделям, которые они провели вместе. Каждый раз, когда он готов был обвинить ее в каком-нибудь проступке, она оказывалась ни в чем не виноватой. Даже ее совсем уж очевидное вероломство, когда она вышла за него замуж притом, что он ничего не подозревал, было оправдано любовью к ее сестре. Ее преданность Селесте никогда не подвергалась сомнению. Мередит никогда не считала необходимым объяснять мотивы своих поступков, считая свои добрые намерения достаточным доказательством. Не было ничего удивительного в том, что она отказалась доказывать свою невиновность. Это было бы не в ее стиле. Она была очень гордой, его жена.

А почему она должна была объяснять? Он сам делал так? Ответ был ясный и недвусмысленный: нет. Саймон прав. Он ничего и никому никогда не объяснял.

Снова и снова Роланд возвращался к мысли, что только страх мешал ему всецело отдаться своим чувствам к Мередит. Он упрямо не сознавался в этом. Саймон был прав также, говоря, что он судил Мередит, исходя из опыта событий своего прошлого.

Действительно, зачем ей пытаться убивать его?

Что она выиграла бы от этого? Роланд не смог ничего придумать.

Но самое главное, что в глубине души он знал: Мередит просто не была способна на такое. Ему не нужны были доказательства. От одного только осознания этого немного стихла боль в сердце. Роланд встал и взъерошил дрожащей рукой волосы. Господи, он, кажется, совершил самую большую глупость в своей жизни.

Мередит, даже не обернувшись, сразу поняла, что вошел Роланд.

— Мередит.

Она была удивлена, услышав замешательство в его голосе, но дала себе клятву не показывать этого. Она медленно поднялась со стула, стоявшего у открытого окна, и повернулась к Роланду.

Она заставила себя холодно взглянуть ему в глаза, те самые, которые всегда обладали способностью видеть ее насквозь. Это оказалось гораздо легче, чем она предполагала. Возможно, потому, что что-то внутри ее умерло — умерло и было навсегда предано земле. Она подумала: это, наверное, было ее сердце.

Он пристально смотрел на нее. Его брови сошлись на переносице, когда он снова, теперь вопросительно, произнес ее имя:

— Мередит?

Она ответила, и ей показалось, что ее голос зазвучал откуда-то издалека:

— Да, милорд.

Он быстро пересек комнату.

— Все в порядке?

Она подняла на него глаза, смущенная этим вопросом и удивленная, что Роланд задал его. Он поверил в то, что она пыталась убить его. Как же, по его мнению, она должна была прореагировать? Она ответила автоматически:

— Настолько, насколько это возможно. — Мередит распрямила плечи. — Зачем вы пришли? Хотите обвинить меня еще в каком-то преступлении? Придумали новое наказание за старое?

Он крепко схватил ее за плечи. Взглянув на него, Мередит удивилась озабоченному выражению на его красивом лице.

— Я пришел, чтобы извиниться, сказать, что я понял, что был несправедлив к вам. Мы вместе можем докопаться до сути происшедшего.

Она свирепо посмотрела на него.

— И я должна просто принять ваше извинение, как делала это несчетное количество раз? Должна обрадоваться, милорд?

Он нахмурился.

— Я?

Покачав головой, Мередит перебила его:

— Слишком поздно. С вами так всегда будет: сначала обвинение и недоверие, а потом возвращение к действительности. Я не желаю играть в такие мучительные игры, милорд. — В следующее мгновение откуда-то из глубины ее души, прежде чем она успела помешать этому, вырвалась болезненная правда: — Я полюбила вас, Роланд. Не знаю, как это случилось или почему. Просто произошло, и все, с самого вашего первого прикосновения ко мне в часовне Пинакра. Я никогда не предполагала выходить замуж, жить своей собственной жизнью, и тут вдруг представилась такая возможность. Я обрадовалась этому больше, чем вы могли ожидать. — Она покачала головой. — Потом вы коснулись меня своей большой теплой рукой, и я поняла, что нет пути назад. Независимо от того, как бы плохо вы ни обращались со мной или как сильно я бы ни хотела ненавидеть вас. Он шагнул к ней.

— Но это же чудесно.

Выставив вперед руку, чтобы остановить его, она отступила на шаг.

— Для меня это не что иное, как мука. По крайней мере, так было, пока этот последний удар не уничтожил все. Может быть, теперь, когда моя любовь к вам умерла, я смогу выстоять.

Казалось, он смотрел на нее целую вечность. Глаза его были печальны, и Мередит на мгновение подумала… Но нет, он причинил ей слишком большую боль и снова сделает это. Она отвернулась.

Когда она снова повернулась, его уже не было. Дрожа, Мередит опустилась в свое кресло. Она знала, что солгала ему второй раз с момента их встречи.

Роланд остановился на темной лестнице и прислонился к стене. Он прижал сжатую в кулак руку к сердцу, разрывавшемуся от печали. Она любила его раньше, а теперь нет.

Потеря этого самого драгоценного дара была более разрушительной, чем он когда-нибудь мог себе представить.

Он влюбился, так глубоко и безнадежно, как когда-то его отец влюбился в его мать. Но это еще не трагедия. Трагедия заключалась в том, что по его собственной вине у этой любви не было будущего.

Оттого, что женщина, которую он любил, более чем стоила его любви, было еще тяжелее. Потому что Мередит воплощала в себе все то, чего не было в его матери. Она была самоотверженной, благородной и любящей. Он позволил себе сделать то, что клялся не делать никогда. Он сломал собственную жизнь, но не тем, что полюбил, а своей боязнью полюбить.

Что ему теперь делать, Роланд не знал. Всю свою жизнь он был одинок и не видел в этом ничего плохого. Теперь же, узнав Мередит и не имея возможности быть с ней, он понял, что значит настоящее одиночество. Будущее рисовалось ему в виде черной реки печали.

Как мог он так с ней поступить?

Эта мысль заставила его глубоко вздохнуть и расправить плечи. Он знал, что не сумеет ничего исправить, и не надеялся, что Мередит когда-нибудь снова полюбит его. Но с этого момента он может относиться к ней с почтением и уважением, которые она заслуживала с самого начала.