Отважная новая любовь (ЛП)

§ 4. «Иные» Низи Шаул

— Давай перейдём его, пока он ещё на плаву.

Эйм всегда спешила в такие дни. Ей почти восемнадцать лет, и она никак не могла понять, что у неё впереди ещё довольно много времени, прежде чем она стала бы Иной.

— Подожди, — сказала я ей, и она прислушалась.

Я тоже прислушалась и услышала странный шум снова сквозь легкий ветерок: это работал двигатель. Звук, характерный для машин, которых раньше было полно на дорогах, если вспомнить те времена, когда мне было всего одиннадцать. Некоторые из старых моделей до сих пор работали: те, что без микросхем.

Раздалось ровное урчание, словно эти звуки издал большой толстый кот, — и тут я увидела движущуюся вспышку вдалеке на мосту: солнце на капоте или лобовом стекле. Я подняла свой бинокль и убедилась: грузовой пикап двигался в нашу сторону, на восток, направляясь к нам из Сиэтла.

— Что там, Ло? — спросила Эйм.

Если бы я могла видеть их, то, возможно, они могли бы видеть нас.

— Пойдем. Тащи сюда чемодан. Я помогу.

Мы вместе подняли наш чемодан на колесиках, и я повела нас в кусты, густо растущие на обочине. Листья и шипы кололи нам ноги, руки и лица. Я развела листву в стороны и обнаружила чистое пространство посередине. Наверное, это место использовали для каких-то целей: площадка для мусорных баков или еще что-нибудь. Летний, черный и сухой мох хрустел, когда мы по нему шли. Мы спустили тяжелый чемодан с инструментами Эйм, я должна была объяснить ей, почему мы прятались, но теперь грузовик шумел, и я точно знала: она тоже его слышит. Все, что она сказала:

— Что они подумают, если увидят, что мы пропали?

У меня был нож, который я регулярно затачивала. Я достала его из кожаных ножен, которые сделала сама. Достаточно для ответа Эйм. Она злобно улыбнулась, но мне нравилось в ней все: ее запах, длинные косы, ее грязные обгрызанные ногти.

Я подумала, что мы просто везунчики, ведь грузовик двигался довольно быстро — тридцать миль в час, но потом он заскрипел и остановился. Две дверцы с лязгом открылись. Каблуки застучали по асфальту. Громче и громче. И остановились около места, где мы нырнули в кусты.

— Эй! Чувак. Ты можешь выйти, мы не причиним тебе вреда.

Ни одна из нас ни повела и бровью. Ругань, затем звук буксировки, ещё больше ругани. Шум от грузовика становился громче, чувак из грузовика стал пробираться через ежевику. Он не нашел бы нас, — подумала я и была права. Его напарник пробрался с другой стороны, бесшумно, как клещ.

— Они попались, Клод, — закричал он, поднимаясь из зарослей сорняков с пистолетом в руке. Он наставил его на нас с Эйм и заговорил спокойным тоном:

— Вы двое можете встать, если хотите. Но только медленно.

— Цыпочки. Одна из них симпатичная вроде, но другая толстуха, — сказал он Клоду. — Давай поборемся кому какая достанется?

Клод перестал ругаться, но продолжал пробираться к нам, ломая деревья и разрывая колючками одежду на себе. Я не двигалась, свернувшись калачиком — пусть лучше недооценивают меня, к тому же так мой нож не выпал бы: он был зажат между бедер. Я чувствовала, как дрожат руки Эйм, когда Клод выходил из тени. С ней всё будет хорошо. Мы убежим, чтобы спастись… Я прислонилась к ней на секунду, что бы она поняла это.

Чувак с пистолетом ненамного старше нас. Конечно, он ненамного старше нас. В противном случае он бы уже стал Иным, нашел бы свою собственную карманную вселенную, как многие другие, мозг которых достиг зрелости, по крайней мере так говорили.

Клод был примерно моего возраста или немного младше. Ему было четырнадцать. Или пятнадцать. У него и его напарника были русые волосы, у обоих раскосые глаза: братья, наверное.

Я злобно смотрела на вооруженного парня.

— Хочешь посмотреть как мы с ней это сделаем?

Он плюнул на мое запрокинутое лицо.

— Уродина! Ты будешь молчать, пока я не разрешу тебе говорить.

Слюна щекочела мою щёку, стекая по ней.

Я не почувствовала ненависти. Не было на это времени. Я размышляла над тем, что сейчас сделала бы.

— Эй, Дуайт, как ты думаешь, что там внутри?

Клод нашёл наши чемоданы, а я теперь знала имя вооруженного парня.

— Открой и выясни, придурок.

Я не могла повернутся, чтобы увидеть чемодан, не отрываясь от Дуайта, а это не казалось мне хорошей идеей. Я слышала, как открывается молния, звон стали о сталь: стамески, молотки, гаечные ключи и зажимы стучали друг по другу, вывалившись на землю.

— Ух ты! Взгляни на это, Клод. Ты думаешь эта страшила знает, как ими пользоваться?

Дуайт отвел от нас глаза и опустил пистолет, я ждала, когда он это сделает. Я повисла на его ноге, на этом двухметровом вышибале. Затем услышала треск, когда его левое колено согнулось. Затем громкий выстрел из пушки, но только один: я успела приставить нож к его горлу.

— Ээнннн! — заскулил он.

Коленка, наверное, сильно болела, но мой клинок утыкался в нижнюю часть его подбородка, поэтому он держал рот на замке.

Я кивнула Эйм, и она взяла его пистолет. Клод удрал: я слышала, как он бежал через кусты в сторону дороги.

— Сейчас вернусь, Ло.

С Эйм всё было в порядке, как я и предсказывала, она мыслила здраво и вела себя как крутая девчонка. Она преследовала свою добычу спокойно и осторожно, держа пистолет наготове.

Я качнулась назад, чтобы ослабить давление на ребра Дуайта. Его нога была сломана. Проблема. Что мне теперь делать с этим калекой? Может быть, мне не следовало бить его так сильно. По крайней мере, не так, что теперь мне надо везти его в больницу. Я почувствовала, что он набрал в легкие воздух, и из его тела хочет вырваться крик, и тогда я всем своим весом снова навалилась ему на грудную клетку.

— Ло[4], иди сюда! — Эйм кричала с дороги.

— Идти туда? Что? Зачем? Ты же не могла…позволить сесть ему в грузовик? Не могла?

— Подойди! — голос звучал злобно.

Дуайт ещё не скоро подошел бы на своих двоих, но на всякий случай я стянула с него ремень, сапоги и брюки, забрала оставшееся оружие: бритву, кусок дерева, складной нож с половинкой лезвия и длинный кожаный мешок, наполненный явно не песком. Ему было больно только когда я снимала с него джинсы.

Я поднялась на ноги и посмотрела на него, интересно, не лучше ли пристрелить этого человека и избавить его от страданий? Даже после долгих лет участия в спасательных операциях я не могла найти на это силы.

Я погрузила хлам парня и инструменты в чемодан Эйм и потащила его вдоль кустов. Когда он увидел, что я ухожу, он начал звать на помощь, как будто кто-то может прийти. Это беспокоило меня. Я поспешила к Эйм. Вдруг Клод каким-то образом нашёл себе оружие.

Клода нигде не было видно. Эйм стояла у грузовика, теперь нашего грузовика. Она держала дверь открытой, уставившись внутрь. Пистолет, наш пистолет, лежал у неё в одной руке, а другая рука была протянута внутрь машины.

— Иди ко мне, — сказала она, но не мне. — Всё хорошо.

Она потянула кого-то за руку, и из машины вышел ребёнок: белокожий, с каштановыми волосами, как у его братьев. Должно быть, они и вправду были его братьями, я подошла к нему ближе и заметила те же раскосые глаза, смотрящие на меня.

— Слушай, — сказала я. — Оставь его и забирайся машину. Они могут быть тут не одни…

Бум!

Выстрелы прозвучали жутко громко. Пули просвистели в сторону дороги. Не на шутку испугавшись, я втащила чемодан в грузовик в одиночку. Затем я запихнула Эйм в дверь машины и прыгнула следом. Я повернула ключ зажигания — они забыли его вытащить, и начала сдавать назад так быстро, как только могла. Я развернулась где-то на скорости сорок километров в час и переключилась на вторую скорость. Врубила третью, когда мы приблизились к мосту, прыгая по асфальту из одной ямы в другую. Некоторые части моста были ниже других: что поделать, понтонный мост. Любая буря снесла бы его, как сказала Эйм. А я твердила себе, что если он выдержал, когда по нему ехали парни, то и с нами всё будет в порядке.

Я посмотрела вправо. Эйм протолкнула ребёнка вперёд, и он съежился около самой дальней двери. Я затормозила.

— Окей, давай выходи. — Но он не собирался даже двигаться. — Ну, что такое? Думаешь стрелять буду? Иди, мы тебя не тронем.

— Он дрожит, — сообщила Эйм. — Плохо дело. Я думаю, он до смерти напуган.

— Ну просто прекрасно! Открой ему дверь и поехали.

— Нет.

Я вздохнула. Никто не заподозрил бы в Эйм такое упрямство до тех пор, пока не пообщался бы с ней достаточно длительное время.

— Слушай, Эйм. Ты просто гений, что решила захватить его с собой, пока я уезжала с линии огня, но…

— Мы не можем бросить его одного.

— Он не один, прямо за нами его братья!

— Один из них со сломанной ногой.

— Точнее, у него повреждено колено.

Но я поняла, что она имела в виду.

— И да, они вряд ли смогли бы хорошо заботиться об этом мелком парнишке. C’est la flippin vie[5].

Я перегнулась через неё, чтобы дотянуться до дверной ручки. Она посмотрела на меня, и моя рука упала на моё колено.

— Ох, Эйм…

Эйм скучала по своей семье. Я знала всё о том, как её родственники отправились в отпуск в Мир Диснея без неё, так как она посчитала, что уже слишком взрослая для такой ерунды. Их обратный рейс отменили, сначала один, затем другой, и ещё один, и так до тех пор, пока не сообщили, что больше рейсов не будет, телефон перестал работать, а последний автобус до Паско уже прибыл, и её семьи там не оказалось.

— Гектор, — она могла вымолвить лишь его имя.

— Эйм, ему двенадцать. Он в порядке. Даже если ты… даже если его мама и папа покинули его, как многие родители, чтобы жить Иными, там, где у них есть все, что нужно, всё точно так же, как если бы они приняли наркоту, только это уже навсегда. По крайней мере, ходят такие слухи. Прекрасный дом. Прекрасная работа. Прекрасные дочери. Прекрасные сыновья.

— Хорошо. Малыш, ты хочешь поехать с нами или остаться с Клодом и Дуайтом?

Тишина в ответ.

Я попробовала еще раз.

— Малыш, нам нужно оставить тебя. Мы встречаемся с другом в… — в зеркале заднего вида я увидел пятерых парней, пешком идущих по дороге. Один махнул длинной тонкой черной штукой над головой. Это дробовик? Я захлопнула грузовик и сорвалась с места. Они исчезли в пыли.

Эйм стукнула меня по плечу и ухмыльнулась.

— Ты молодец, — сказала она.

Я посмотрела на нее: ей пришлось одной рукой крепко держать маленького ребенка, поэтому я сосредоточилась на поиске пути для грузовика, который состоял в основном из пеших тротуаров.

Здесь начинался туннель под островом Мерсер. Становилось страшно, и не только потому что в туннеле не было освещения, но я всё равно направила грузовик вперёд и увидела несколько лампочек среди веток плюща, которые нависали над разинутым ртом туннеля. Кто-то позаботился. Нам ещё повезло, что мы идём не пешком.

Богачи… большинство из них предпочли остаться здесь вместо того, чтобы стать Иными. И это имело смысл: у них свои собственные препараты вместо Лайквайса, и всё вполне себе неплохо. Раньше их жизнь была идеальной, но только до тех пор, пока многие простые люди не уехали, и они не смогли найти никого, кто драил бы их туалеты или вывозил мусор. Не было никого, кроме нас.

Когда дела пошли плохо, государства рухнули, а богачи стали вершить закон для всех и вся. Они получали все, что хотели в этом мире, так же, как Иные. Им нужны были рабы. Они называли нас слугами, но в действительности мы были рабами: кто захотел бы тратить своё время, оставшееся до того момента, когда они станут Иными, на бездарный труд? Никто. Только по принуждению.

Мы ехали через занавес плюща. Я заметила высокую балку и замедлилась, чтобы проверить, были ли тут сети или другие признаки засады. Хотя о чем я говорю, когда этот же самый грузовик проезжал здесь меньше чем полтора часа назад? Но всё же.

— Как всегда, слишком осторожна.

Эйм всегда знала, о чем я думаю.

Фары выловили из тьмы нагромождение чего-то коричневого и серого, раскиданное по всей дороге, и у меня появилась парочка вариантов: А. ускориться или Б. ещё сильнее притормозить; А. проехать напролом или Б. объехать. Я выбрала А: нажала на педаль газа и крепко схватилась за руль. Вдруг ближе я увидела ноги, руки, раздутое лицо, почуяла запах смерти. Я почувствовала ужасный толчок под нашими шинами. Это была преграда в виде кучи тел — осколки блестели в том месте, куда мы бы поехали, если бы я решила их объехать, и там же распластались на асфальте два свежих трупа: кровь была всё ещё влажной и алой. Это была ловушка, но мы проскочили. Спасибо, Клод. Спасибо, Дуайт.

Груда разлагающихся мертвецов, к счастью, быстро осталась позади. Я решила мельком посмотреть на ребенка. Он смотрел прямо перед собой, словно мы везли его домой после просмотра фильма в кинотеатре, и он мысленно прокручивал в голове кадры киноплёнки. Как будто снаружи грузовика не существовало ничего, на что стоило смотреть, и никогда бы не существовало.

— Может это его и испугало? — спросила Эйм. — Ну, то есть, когда он ехал с ними.

Как вариант.

Мы снова выехали на долгожданный свет. Я помнила, что по пути в город должен был быть ещё один короткий туннель. Я остановила грузовик, чтобы поразмыслить. Когда мои пальцы стали неметь, я отпустила руль.

Птица села на тросы ещё одного моста, который находился параллельно нам. Эйм сказала, что этот мост был самым широким в мире.

Она разбиралась в таких вещах.

Солнце уже взошло достаточно высоко. Мы ушли из нашего лагеря в горах сегодня рано утром и прошли двенадцать миль преимущественно по холмистой местности, а затем наткнулись на братьев этого малыша. Мы планировали пересечь мост незаметно и пешком, затем затаились бы в Сьюард Парке у Гремучих и ждали бы, когда появился бы Роб. В общем, незаметно пройти не вышло.

— Точно обратно не хочешь? — спросила я Эйм. — Они нам будут рады, да и на грузовике быстро доберемся, к тому же, это будет просто невероятное приключение…

Я остановила машину.

— Дерзай, если хочешь.

Она, конечно же, знала, что я отвечу. Мне даже не надо было это озвучивать. Эйм — главная причина, по которой я осталась в Паско, а не стала выбивать себе местечко в резиденции, где разрешали жить даже людям смешанных рас, таким, как я. Я уже достаточно далеко зашла, и всё потому, что любила её. И я пойду дальше. На край земли. От начала до конца.

Хотя, наверное, с ней должен был быть Роб. Эйм не переставала болтать о его рыжих волосах, веснушках, голосе и умении играть на гитаре с тех пор, как мы получили сообщение. Когда мы были ещё в лагере, она сказала, что в нём есть какой-то тайный огонь, который горел будто зажженная сигарета. Он достойный вариант для неё.

— Хватит дуться. — Она состроила гримасу и скосила глаза. — А то так и останешься с таким лицом. Давай я поведу. Обожаю машинки.

Она отдала мне пистолет, наше единственное оружие, я даже не догадалась прихватить обоймы у Дуайта, но уже поздно думать об этом, затем она скользнула обратно, а её теплое бедро прижалось на мгновение к моему.

— Давай. Выходи.

Ребенок не пошевельнулся, когда я открыла дверцу, поэтому мне пришлось перелезть через него.

Эйм водила так, словно была в потоке автомобильного движения: аккуратно, включая поворотники. Думаю, она научилась этому у своей семьи. Туннель оказался пустым, не считая парочки дерьмовых фургонов, до которых никому не было дела. На разбитых окнах одного из них всё ещё висели занавески, которые затрепетали, когда мы проехали мимо. Мы с волнением выехали на главную улицу, Рейньер Авеню, название которой всплыло у меня в голове. Эйм затормозила в конце съезда.

— Куда теперь?

— На юг, — указала я налево.

Улица Рейньер явно видала лучшие дни. Края дороги обрамлял щебень, поросший травой, сужая её до тропинки. Полусгоревшая вывеска ресторана рекламировала горячие булочки. Мешки с песком были накиданы в виде преграждения и служили своего рода наблюдательным пунктом для охраны перекрёстка, от которого расходились пути вниз. Изодранные куски камуфляжа висели на поваленном фонарном столбе. Всё это было напоминанием о былых временах, когда солдаты решили первыми выбраться из этой окружающей нас тюрьмы и стать Иными, дезертируя огромными количествами, так как реальная жизнь становилась всё паршивее и паршивее.

— Ух. Ну и бардак.

Эйм легко объехала груду кирпичей и поставила двигатель на первую передачу, чтобы разглядеть все вокруг повнимательнее.

— Как ты вообще сможешь понять, где тут парк?

— Фуух. Нам что, подкоп делать? А, нет, сюда!

Тут лежали всё те же мешки с песком, но некоторые из них свалились с верхушки самодельных стен, и нам всего лишь оставалось отодвинуть их с пути, чтобы добраться до четырехполосной улицы рядом с озером. Мы отправились прямиком туда, где находились одни из первых наблюдательных пунктов Гремучих, которые возвышались словно гигантские кормушки для страусов. Одна девчонка уже заприметила нас и направила свою рогатку в сторону лобового стекла нашего грузовика. Её напарник окрикнул её, мы наконец-то узнали друг друга, и они пропустили нас к воротам сквозь изгородь, сооруженную из цепей. Ещё одно здание, которое было больше похоже на бункер, блокировало вход внутрь. Здесь разместилось четверо из Гремучих, который были похожи на гиков из команды по пейнтболу, не первой свежести. Они удостоверились в наших благих намерениях по кусочку бумаги с криптографией и по половике резиновой змеи, которую передал нам их посыльный вместе с сообщением от Роба. Они забрали мой нож. Но я не виню их за это. Они разрешили оставить нам пистолет, но, правда, без пуль.

— Что у вас в багажнике?

Я даже и не подумала вытащить чемодан. Вот тупица. Хотя открыв тяжелые металлические дверцы, дозорные не нашли там ничего, кроме бензина, и никого, кто мог бы там спрятаться и, выскочив, перерезать всем горло.

Все стальное пространство багажника было забито закрытыми бочонками: из белого пластика высокого качества, которые используют для брожения пива.

— Добро пожаловать домой, — сказала девочка приблизительно моего возраста. Она сказала это недовольно, но всё же сказала. Она пошла вперед, чтобы указать нам путь в главный лагерь.

Нам не пришлось долго ждать. Всего через пару минут я увидела костровые места и столы для пикника, выстроенные полукругом, над площадкой был натянут брезент от одного дерева до другого, словно огромная палатка. Мы направились к игровой площадке, а солнце в это время уже собиралось садиться. Девочка дважды ударила по капоту нашей машины, затем кивнула и грозно посмотрела на нас. Эйм тоже кивнула и выключила зажигание.

Ребенок открыл дверцу грузовика. Мы с Эйм молча переглянулись. Затем она ухмыльнулась:

— Вот и приехали!

Может быть, его привлекли другие дети, которые лазили по канатам и металлическим конструкциям. Он соскользнул на землю, сделал несколько шагов в их сторону, затем остановился. Я тоже вышла из машины и захлопнула дверь. Только бы не вспугнуть его. Его внимание захватили игры и веселье.

— Кто это тут у нас?

Усатый парень с длинными волосами, одетый в робу, подошел ближе к играющим детям.

Эйм тоже открыла дверь и вышла.

— Мы, кажется, прибыли на день раньше. Я Эми Нихаузер, а это Долорес Грант.

Я всегда подшучивала над Эйм, что она плохо кончит с таким не испанским именем, и она тут же начинала печалиться, что в её имени нет чего-нибудь вроде «Шаника» или «Бегущий Олень».

— Мы из Кионы. Ты из Паско?

Парень кивнул.

— Точно. Пока Бритни вела вас сюда, я догадался, кем вы можете быть. Я Кёртис. Кстати, мы не ожидали, что вы притащите машину.

Он махнул рукой в сторону грузовика.

Бритни снова подскочила к багажнику, пока мы разговаривали и стала открывать крышки пластиковых бочонков.

— Лайквайс! — закричала она. — Вы только посмотрите!

Эйм и я одновременно наклонились в сторону, чтобы получше разглядеть происходящее. Бритни срывала упаковку одну за другой. Не было абсолютно никаких сомнений, что в пяти открытых и во всех остальных бочонках была густая, ярко голубая жидкость с пенными бледно-фиолетовыми прожилками. Я ещё никогда не видела так много Лайквайса сразу.

Кёртис потерял самообладание.

— Какого чёрта! Мы же говорили, что у нас запрещены эти…эти…

Он никак не мог подобрать бранного слова для наркотиков.

— Нет, это не наше…мы украли этот грузовик, и мы не знали…

Эйм пыталась успокоить его. Она схватила первый попавшийся бочонок.

— Вот, мы поможет вылить это в озеро.

— Вы что серьезно думаете мы станем загрязнять нашу воду этим?

— Слушай, я всего лишь хочу сказать, что мы хотим избавиться от этого. Мы ничего не знали, мы просто угнали этот грузовик у каких-то чуваков, которые возомнили себя ковбоями, на той стороне моста, они братья этого малыша и у них было подкрепление…

Эти слова привлекли внимание Бритни.

— Они вас преследовали?

— На самом деле, недолго, — сказала я, вмешиваясь в разговор.

— Когда мы забрали машину, им явно пришлось идти за нами пешком. И они стреляли в нас всего один раз, видимо, тому причина топливо. Они не самая главная проблема. Я бы волновалась больше на вашем месте за остров Мерсер, а не за парочку приятелей с моста, ну, или за груз Лайквайса, который мы можем утопить где угодно.

— Точно.

Похоже, Кёртис успокоился и стал обдумывать план.

— Да, мы выроем яму или что-то вроде…

Никто ещё не смог доказать связь между Лайквайсом и тем, что взрослые начинали говорить о жизни в роли Иного, а затем исчезали. Никто не мог доказать этого в течение долгого времени. Но в тюрьмах, где впервые стали готовить наркотик, стали одновременно «убегать» большое количество людей и, наверное, только поэтому стали замечать, что люди пропадали пачками. В новостях всё чаще и чаще говорили о подобных случаях за пределами страны, у нас и ещё в некоторых странах.

Некоторые продолжали готовить его. Некоторые всё еще пили его. Сколько нужно было ждать побочного эффекта? Если ты выпил его в шестнадцать, исчезнешь ли ты только несколько лет спустя, когда твой мозг созреет? Модно ли понять, обратился ты или нет?

Те, кто знал это, не могли нам ничего рассказать. Они были Иными.

Бритни пошла в штаб, чтобы доложить о нас, как она сказала. Несколько двенадцатилетних ребят показали нам, куда разгружать топливо. Я помогла Эйм вытащить чемодан из багажника, и как я только затащила его туда в одиночку? Руки точно болели, когда адреналин поутих. Эйм отдала им ключи. Они поехали в бункер вместе с грузом Лайквайса, который был бы под присмотром дозорных.

Эйм в конце концов пришлось отправиться на детскую площадку. Казалось, маленький паренёк ожил: он скинул свою куртку и бегал с дикими криками вместе с ребятнёй, как будто он всю жизнь жил тут.

Комитет Гремучих встретился с нами за обедом в одном из своих нелепых типи, который они наспех построили на пляже. На обоих сторонах постройки были нарисованы быки и молнии. Хочу сказать, я понимала, что типи — это очень примитивная постройка и, в данном случае, не имела ничего общего с племенами. Но, тем не менее, Гремучие вели себя очень гордо и торжественно, приглашая нас войти внутрь, попросили нас снять обувь и объяснили, как лучше сесть вокруг костра, и, черт возьми, я бы не удивилась, если бы они стали передавать по кругу настоящую, дымящуюся трубку, после того как накормили нас салатом и какой-то бесцветной жижой, которая выглядела намного хуже, чем чувствовалась на вкус. И ещё тортильей, которую они настоятельно называли жаренным хлебом.

Тина, их старейшина, сидела на диванной подушке; она была приблизительно одного с Эйм возраста или, возможно, старше. Пытаясь показать комитету, как вести дела, когда она стала бы Иной, Тина начала спрашивать о населении в Кионе: кто был с кем, как много беременных, натыкались ли мы на что-нибудь интересное, встречали ли взрослых, которые все еще бродят в округе. Эйм отвечала на её вопросы.

По обе стороны от Тины стояли два парня, наверное, мужья? Гремучие частенько вытворяли такие вещи, а парочка младших девочек пытались очаровать нас комплиментами о том, как нам хорошо удалось со всем справляться в одиночку. Я вежливо выждала, когда они подняли бы ту тему, о которой они хотели на самом деле поговорить. И я подозревала, что разговор пойдет о пяти бочонках Лайквайса.

Они решили нас помиловать и вылить жидкость в одну из ям, как и предлагала Эйм.

У Тины голова варила.

— Интересно, они везли этот груз из самого Сиэтла?

Она вытянула ноги, подняв большие пальцы вверх и подвинув ступни в шерстяных носках поближе к огню. Август, вечера становились прохладными.

— Не все в городе завязали, — осмелилась сказать одна из девчонок.

— Ага.

Я кивнула парню, который сходил за мужа, потому что носил на пальце кольцо, точно такой же, как кольцо Тины на её левой руке.

— Это банда из Гэз Воркс? Они вполне могут разливать по своим старым бочкам Лайквайс, но как мы можем знать наверняка?

Второй парень вмешался в разговор.

— Они точно не везли нам это на обмен.

Он носил кольцо, которое было таким же, как кольцо на правой руке Тины.

Девочка, которая уже высказывалась, поинтересовалась, было ли их прямой обязанностью следить за порядком в Сиэтле и окрестностях. Муж Номер Один предложил подумать об этом.

— Следующий вопрос.

Тина снова заговорила.

— А что, если эти парнишки с моста захотят вернуть свой груз?

Она посмотрела на меня, хотя Эйм начала говорить первой.

Мы не говорили Клоду или Дуайту, куда мы направлялись, не рисовали им карт местности, поэтому я думала, что Гремучие были в полной безопасности. Плюс ко всему, я покалечила Дуайта, сломав ему как минимум одну кость. Но комитет решил, что грузовик стал бы для них обузой, даже если они замаскировали бы его, и они попросили нас забрать его с собой, когда мы покинули бы их территорию. Что, судя по всему, было бы довольно скоро.

— Завтра? — спросил Муж Номер Два.

Эйм взволнованно прикусила губу на несколько секунд. Мы ожидали более теплого приёма, учитывая её способности. Она надеялась, что сможет задержаться здесь хотя бы на неделю. Или Гремучие не хотели, чтобы она встретилась с Робом? Но по сведениям шпионов комитета он был уже рядом, направляясь на юг. Он мог прибыть с минуты на минуту. Рандеву могло всё ещё состояться.

Чёрт возьми.

В конце-концов я должна разузнать поподробнее, откуда взялись все эти трупы в туннеле.

Богачи, как я и подозревала. Но было не похоже, что комитет был настроен распространяться на эту тему. Люди, которых убили богачи. Но как? Неизвестно. Не думаю, что это было важно: мёртвым всё равно. И к чему эта антисанитария, почему они свалены в одну кучу посреди дороги, а не похоронены по-человечески? Надо бы узнать подробности и позаботиться об этом. А два свежих трупа? Тина предположила, что это последствия путешествия Клода и Дуайта сквозь блокаду.

Так зачем всё это? Ну, это очевидно: используй мёртвых, как наживку, чтобы поймать живых, которые стали бы работать на них.

И это стало ещё более понятным, когда Кёртис отвёл нас туда, где мы должны были спать: в домик на дереве высоко на холме в парке полуострова. Он вскарабкался первым по веревочной лестнице, показал нам, где находился нужник, ведро с водой и ковшик, колокольчик, в который нужно было звонить в случае, если одной из нас поплохело бы в ночи. Затем, он спросил, не видели ли мы тело его младшей сестры в куче.

— Эээ… нет, знаешь, мы мчались на всех парах, особо не вглядывались. Правда.

Эйм ещё та обманщица.

— У неё волосы завязаны в хвостики. А ещё большие, светло-зелёные глаза.

У любого, у кого были открыты глаза в той груде, нельзя было разобрать цвета глаз. У кого-то вообще не было глаз. И даже некоторых частей лица.

— Нет, мы…очень быстро ехали. Правда, ничего не видели. Прости.

В конце концов, он отстал от нас.

Помимо домика, который мы собирались занять, поблизости было много таких же жилищ на деревьях; сумерки быстро опускались на землю, и мы видели, как многие люди поднимались вверх по своим лестницам, слышали их тихие и мягкие разговоры.

— Ложись.

Я похлопала рукой по матрасу на полу. Она устроилась рядом со мной. Я спокойно обняла её, для меня это не проблема. У меня всё болело после таскания чемодана, но сейчас это было не важно. Я убрала волосы с её красивого лица, которое я узнала бы даже во тьме.

— Что они сделали с Двейном?

— С кем?

— Ну, Двейн, тот мелкий парнишка.

Точно, маленький брат Клода и Дуайта.

— Это ты его так решила называть?

Эйм фыркнула.

— Это его имя. Он сказал Кёртису. Я слышала.

Мои пальцы скользили по сводам её бровей, словно разглаживая их.

— Ты за него волнуешься? Он был веселым на детской площадке. У них должны быть места, где спят дети. Мы много детей тут видели.

— Да. Ты права.

Она сморщила нос. Я провела рукой по очертаниям её профиля, пытаясь побудить её к размышлениям. Иногда это работало.

— Почему комитету нет дела до Богачей острова Мерсер? Это было ужасно. Там, в туннеле.

Я рассмеялась, хотя смешного тут было мало.

— Облом. Полный облом, предполагалось, что они будут защищать этих людей, а Богачи напали на них. Я бы тоже не стала говорить об этом.

Я увидела, что она перестала морщить лоб.

— Ага.

Она приблизилась ко мне, сняла мою повязку, чтобы она могла легко гладить меня по моей коротко стриженной голове. Совсем другое дело. Я уткнулась головой в джинсовую ткань её куртки.

Это была наша последняя ночь вместе.

Она вспомнила о Робе всего один раз.

Следующим утром моя рука стала болеть ещё сильнее. Моё плечо онемело. И запястье тоже. Я что старею? Не удивительно, что многие становились Иными.

Эйм и я проснулись одновременно, как бывало и дома, и на вылазках.

— Снилось что-то хорошее? — спросила я.

Она кивнула и глуповато улыбнулась уголком губ, мне даже не пришлось спрашивать, кто ей снился. Не я.

Какую бы вселенную создала Эйм, если бы стала Иной? Она была бы так не похожа на мою.

Кёртис указал на уборную, которая была на пути к нашему домику на дереве. Мы уже посетили уборную и сделали все необходимые утренние процедуры. Уборная была неплохой: там было мыло и кадка с водой.

Мы спустились вниз и пошли по дороге, ведущей в лагерь. Эйм держала меня за руку, когда мы могли идти рядом. Сладкие мгновения. Я буду их ценить.

Я помогла накрыть наш завтрак, который состоял из ягод и кусков вчерашней мутной жижи, уже затвердевшей. Эйм вытащила чемодан из-под брезента, под который мы его вчера спрятали. Она прочистила пистолет, которому дала имя Вольтер, и отполировала свои инструменты. Вскоре подошли первые клиенты.

Первым пришел парень, которому на вид было четырнадцать или пятнадцать лет; он хотел починить подводную ловушку для черепах и раков. Затем пришел его друг, который попросил её помочь разобрать двигатель для лодки. На самом деле, он уже его разобрал и хотел вместе с ней собрать его обратно.

Эйм попросила перерыв после нескольких часов работы, чтобы проведать Двейна. Она хотела принести ему сливу, одну из тех, которые мы собрали на закуску. Я сидела рядом с инструментами и ждала её возвращения. Тень закрыла от меня теплое солнце, и я выглянула из-под навеса.

— Привет.

Голос какого-то парня. Всё, что мне было видно, это его силуэт. Словно затмение, золотое свечение обрамляет тьму.

— И тебе привет.

— Ты не Эми.

— Неа.

Он проворно сел рядом, скрестив ноги.

— Значит, ты, должно быть, Долорес. Я Роб.

Он протянул мне руку, и я пожала её.

Наконец-то я его увидела. Парень был даже красивее, чем рассказывала Эйм. Вот чёрт. Волосы словно медь, зачесанные назад, мягкие и блестящие, ниспадающие из-под широкополой соломенной шляпы. Глаза большие, странного бледно-голубого цвета. Веснушки, словно корица, рассыпались по всему его лицу, курносому носу и длинным рукам; одет он был в футболку с черно-белым принтом. Веснушек не было только на его шее, белой как мороженое, к которой хотелось…нет. Это же Эйм помешана на нём.

Его ладони были немного влажными. Пальцы — сильными и длинными. Хватит об этом думать.

— Эйм тут где-то неподалеку, вернется через несколько минут, думаю, если хочешь, можешь подождать.

— Конечно.

В уголке рта он держал маленькую веточку. Его губы были розовыми, какими-то слишком тонкими для белокожего парня. Вот чёрт.

— А где твоя гитара? — спросила я.

— Оставил дома, в бункере. «Цапли» присмотрят за ней, с ней слишком тяжело путешествовать. Но я взял губную гармошку.

Он убрал палочку и достал нечто длинное, блестящее, черно-серебряное. Он наиграл печальную песенку, довольно-таки медленную, только в некоторых моментах её темп убыстрялся, в то время как заканчивалась одна мелодия и начиналась другая. Затем он наиграл что-то быстрое и джазовое. Затем ещё одну песню, которую я узнала:

— Фейерверк.

Эйм тоже её узнала. Или его, в любом случае, она бежала где-то позади меня и кричала его имя:

— Роб! Роб!

Она заключила его в объятия.

— Я так рада! Я так рада!

Он обнял её в ответ. Они оба рассмеялись и посмотрели друг другу в глаза.

— Ох, как…

— А ты…

Они заговорили одновременно и замолчали тоже синхронно. Мило.

Вслед за Эйм показался Двейн. Он стоял, засунув руки в передние карманы и оглядывался по сторонам так же неловко, как чувствовала себя я.

Роб и Эйм выпустили друг друга из объятий.

— Кто это? — спросил он её, присаживаясь на корточки, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом ребенка.

— Я Двейн. Я приехал сюда из Иссакуа.

Он произнес за один раз больше слов, чем я когда-либо от него слышала.

Может быть, ему нравились белые парни.

— Довольно далеко. Но я встречал тех, кто были из ещё более дальних мест.

— А ты кто?

— Я Роб. Я живу в Форт Ворден, это по другую сторону пролива.

— Иссакуа в двадцати двух милях от Сиэтла.

— Ну, а девчонка, о которой я как раз хотел тебе рассказать, переплыла океан до Форт Вордена из Лилона. Это на Филиппинах. Шесть тысяч миль.

— Не может быть!

— Да говорю тебе.

В это время Кёртис вернулся с детской площадки. Он поздоровался и потянул Двейна обратно, обещая, что тот сможет искупаться.

— Ну а вы сможете быстро собраться.

Гремучие хотели, чтобы мы уехали ещё вчера. Пока Роб был на собрании комитета и рассказывал новости из Лилона: большая часть Филиппин была недосягаема для электромагнитных импульсов и других техно-киллеров, которых запустили на первых порах всеобщей паники, Эйм собирала свои инструменты в чемодан, а я отправилась на поиски грузовика. В домике, в котором хранился бензин, мне указали на остатки служебной дороги. Двенадцатилетние парковались в самом её конце, они как раз заканчивали закапывать яму, которую недавно выкопали и утрамбовывали грязь лопатами. Пустые бочонки из-под Лайквайса валялись на боку в куче сосновых опавших иголок.

— Спасибо, — сказала я. — Мы как раз хотели сделать это.

— Всё в порядке, — сказала та, что постарше. — Быстро управились.

— Точно.

Её друг, кажется, был не из тех, кто врёт.

— Мы закончили, и никто ничего не выпил.

— А ты когда-нибудь…

Маленькая девочка стукнула старшую по голове.

— Прекрати! Я всего лишь хотела спросить!

Она снова повернулась ко мне.

— Ты сама когда-нибудь пробовала Лайквайс?

Всего один раз. Одна единственная доза — минимальный риск. Я слышала о взрослых, с той же историей, что и у меня: двадцать четыре, двадцать пять лет и всё еще не Иные.

— На вкус, как собачьи слюни, — сказала я. — Словно жуки в банке с клеем.

— Фуууу!

Они скривили лица и захихикали. Я думала о тех вопросах, которые они мне так и не задали, пока мы шли к грузовику. О том, какие ощущения были после Лайквайса, что случилось потом, когда он уже был внутри меня.

Это было похоже на сон. В нём моя мама никогда меня не била, а отец не напивался. Я жила в одном доме с Эйм. Наркотик действовал очень специфично: у нас был желтый дом с белой каймой, обнесенный частоколом. У нас была собака по имени Квинси Джонс и попугай по кличке Сэм.

Государства правили народом. У нас был ребенок и работа. Я помню, что ложилась спать, а затем просыпалась, немного скучала на работе, но в целом, я была счастлива. Очень счастлива.

Казалось, сон длился целую вечность. Я вырубилась на целых восемь часов.

Мы могли бы поехать напрямик в Форт Ворден, если бы Эйм не захотела посмотреть на Спейс-Нидл[6].

— Да брось, когда нам ещё выпадет такой шанс?

Я закатила глаза.

— Ты можешь на нее полюбоваться с любого гребанного места, Эйм. Спроси их, видят ли они её.

Я указала на девочек на возвышенности в пятьдесят футов.

— Окей. А потрогать, я хотела её потрогать.

Наша первая ссора.

Конечно же, Роб был на её стороне.

— Да, конечно, грузовик не так-то легко вести, но нам нечего делать в Такоме. И в Олимпии тоже, даже не знаю, что или кого нам искать на юге. Я сказал капитану в Эдмондсе, что вернусь через неделю. Может он что-нибудь нам подкинет? Даже если мы вернемся рано, это лучший для нас вариант. Едем на север. А там и Спейс-Нидл недалеко.

Эйм посмотрела на меня.

— Вы, черт возьми, конечно же, правы! — сказала я.

Я снова села за руль. Эйм села посередине, и снова она не со мной.

Гремучие подсказали нам, какие места лучше объезжать стороной, и я старалась изо всех сил. От улицы Рейньер я ехала наугад, и иногда заезжала не туда. А иногда я выбирала совсем неплохой путь, если, конечно, на дороге не были ямы и слишком непреодолимые преграды для транспорта. Мы никого не встречали вокруг, кроме следов чьего-то присутствия: скрученные провода, связки дров — неудивительно, ведь любой, кто участвовал в вылазках, очень наблюдателен. Группы людей в основном базировались в парках, где можно было выращивать урожай, но мы старались объезжать их стороной.

Поздно вечером мы приехали в центр Сиэтла. У нас совсем не осталось времени, чтобы искать ночлег.

Тут тоже велись военные действия. Я вспомнила о недавних событиях, но в этом не было никакого смысла. Ни тогда, ни сейчас, и зачем вообще кому-то сражаться за подобное место, настолько удаленное от воды? Но танки уже проложили себе путь, смяв под себя деревья и памятники, стреляя направо и налево. Они оставили здесь шрамы, которые все еще были заметны: сожженные здания, кратеры, следы от пуль.

Спейс-Нидл стояла посреди высоченных кустов ежевики, проросших сквозь раздробленный асфальт, который раньше был площадью. Давнишняя копоть и рыжая ржавчина покрыла некогда белые балки Спейс-Нидл. Я проехала под бетонными столбами до мертвой монорельсовой дороги и аккуратно сдала назад, чтобы не повредить шины.

— Давай иди, — сказала я. — Трогай.

Прозвучало немного злобно, признаю.

Роб выбрался из машины через окно, не открывая двери, на крышу грузовика. Он засунул руку в кабину и потащил за собой Эйм. Я слышала, как они разговаривали о том, что могли бы прорубить себе тропу сквозь тернии, если бы только у них были мечи, о том как бы они их выковывали, а Эйм рассказала об инкрустации. Эйм процитировала пару фактов о высоте постройки, времени, затраченного на возведение и так далее.

Потом, какое-то время, я ничего не слышала. Затем, услышав её дыхание, я врубила радио, в надежде поймать что-то ещё помимо статичного шума, что-то, что могло бы заглушить звуки, который они как-раз собирались издать.

Кто-то из них зашевелился и металлическая крыша над моей головой запрыгала вверх и вниз. Я осмелилась стукнуть по вмятине, один короткий удар, словно это было случайно, и открыла дверь. Очень, очень медленно.

Я оказалась по колено в зарослях ежевики и стала отцеплять растения по одному от своих брюк, затем я взяла одеяло из коробки с припасами, с которой нас отправили Гремучие. Я не смогла удержаться и посмотрела. Они оба сидели прямо, вся одежда была при них. На данный момент. Эйм помахала мне рукой. Роб сделал вид, что поправлял несуществующую бородку и улыбнулся.

— Я на минуту, — сказала я, подразумевая, что сейчас вернусь обратно. В конце концов. Боже, дай мне сил, подумала я и тоже улыбнулась, затем осторожно побрела по следу, который оставил грузовик.

Она хотела быть с ним. Но я все равно её любила. На край земли. От начала до конца.

Я пойду за ней.

Но сегодня я уснула в одиночестве.

По крайней мере, таков был план. Но когда пришло время, я боялась даже просто закрыть глаза. Темнота наступала. Место было слишком открытым — плохой знак. У меня появилось плохое предчувствие сразу же, как я приглушила свою ревность. Я нашла мусорный бак, закатила его наверх по рампе у стены в месте, которое было похоже на гигантский опаленный кусок металлической жвачки. Я установила бак, забралась на него и, сохраняя равновесие, пробралась на невысокую крышу — единственную плоскую поверхность во всем здании, видимо, так было всегда, ещё до того, как гаубицы, гранатомёты и черт знает, что ещё, поработали здесь.

Мы с Вольтером устроились поудобнее, готовые нести вахту. Гремучие отдали магазин к нему, когда возвращали мне мой нож. В магазине было еще семь пуль.

Эйм и Роб находились где-то в пятидесяти футах к югу. Я всё ещё могла их четко слышать, и это помогало мне не уснуть до тех пор, пока я не заметила Клода и его дружков.

Видимо, чтобы показаться умными, парни с моста выключили фары машины, на которой они приехали. Звук мотора был каким-то знаком, так же, как и то, что они его приглушили. Эти пресмыкающиеся неслышно двигались в мою сторону.

При свете звезд многого не разглядишь. Я не могла сосчитать их точное количество, должно быть, там было четверо или пятеро парней, так же, как и вчера. Они нацелили оружие на Эйм и Роба, которые снова заговорили.

— Руки вверх! — отдал команду один из парней. И как только они их видят, удивилась я, но один из них открыл дверцу грузовика, и услужливый свет вырвался наружу. Я увидела взъерошенных Эйм и Роба. Жаль, что не они моя цель. Остальных очень трудно разобрать.

— Засуньте свои извинения себе в задницу, выметайтесь из моего грузовика.

Это сказал Клод.

— Папа? Где папа?

Это, должно быть, малыш Двейн? По возрасту он вовсе не годиться Дуайту в сыновья, но кто же еще мог там быть за коробкой с припасами, бледный в лучах искусственного света?

Малыш, судя по всему, незаметно забрался в грузовик. Он протянул руки, обо что-то споткнулся, и Клод вышел на свет, чтобы схватить и поднять его: сейчас у меня был отличный момент для выстрела. Лучше и не придумаешь. Но я не выстрелила.

В следующую минуту я пожалела об этом, когда парни с другой стороны схватили Эйм и Роба, оттаскивая их от дверей. Я услышала как она закричала, и кто-то ударил её по лицу.

Кто-то еще кричал, не я, я была занята тем, что пыталась сползти с крыши под прикрытием всеобщего шума.

— Нет! Не бей её! Нет! Отпусти меня!

Мылыш Двейн на нашей стороне?

Ослепляющая яркость. Кто-то включил фары грузовика. Я пригнулась. Эйм сильно кричала. Они прижали ее к земле. Роб не издавал ни звука. Когда они вывели его на свет, я увидела, что один из чуваков закрыл ему рот рукой и приставил сияющий металлический предмет к его уху. Нож или пистолет — разницы ноль. Мне нужно было быть потише.

Всего четверо. Плюс Двейн. Семь пуль было вполне достаточно, если, конечно, я не была против пожертвовать Робом.

Я не была против. Но точно не Эйм.

Бах! Бах! — Вольтер не самый шумный пистолет. Стекло и металл со звоном рассыпались по мостовой, разлетелись во внезапной темноте. Всего одна пуля на каждую фару. Я собой горжусь.

Свет все еще исходил из кабины грузовика. Неяркий. Я не могла никого увидеть.

Но я слышала, как они кричали, что нужно найти девчонку, слышала стрельбу. Надеюсь, стреляли куда попало. Никаких криков боли, значит Роб, возможно, выбрался.

Я сменила позицию, что прибавило мне трудностей, но это помогло оставить чуваков в неведении и не убить меня. Я двигалась в одну и ту же сторону, открытая дверь на водительском месте скрывала меня от глаз. Вольтер был наготове — я сжимала его двумя руками очень крепко.

Словно мы единое целое. Мы действовали слаженно. Вокруг была непроглядная ночь. Я плюхнулась на живот и скрючилась на какое-то время, мне нужно было убедиться, что у них нет фонариков, затем я поползла, потом встала на ноги и пошла. По звездам я поняла, где север и направилась туда, с собой у меня не было ничего, кроме Вольтера, моего ножа и бинокля. Еще одеяло. Даже бутылки под воду не было.

Ужасно было оставлять всю провизию, которую нам дали Гремучие. А еще было жаль, что я испортила такую отличную высоко-функциональную машину. Эйм меня убьёт, когда мы встретимся все вместе в Эдмондсе.

С Эйм всё будет хорошо. С ней всегда так. С Робом, скорее всего, тоже.

У меня ушла вся ночь и часть дня, чтобы добраться туда. Проще простого: двигайся по девяносто девятому шоссе. Звезды светили ярко, и, к тому же, мост Авроры не разрушен. Мне было интересно, что за факты мне бы рассказала о нем Эйм, если бы мы шли по нему с ней вместе. Всё, что я о нем знала: люди частенько прыгали с него и умирали. Разве у нас не самый высокий процент самоубийств?

Если Эйм не показалась бы в Эдмондсе через пару дней, может быть, я вернулась бы. Или нашла бы себе Лайквайса.

Я спряталась в тени, там, где раньше был зоопарк, озабоченная тем, что могла нарваться на какого-нибудь дикого хищника. Не нарвалась. Когда животные выбрались из клеток, они, должно быть, отправились к озеру по другую сторону дороги.

Небо светлело, и я стала приглядываться в поисках преследователей, а так же слушать внимательно. Никого не было. Магазины и рестораны вдоль шоссе уже давным-давно разграбили. Я была одна.

Эйм нигде не было видно.

Начался дождь. Я накинула на голову одеяло и стала похожа на Деву Марию. Из-за облаков мне было трудно понять, сколько времени, но я поняла, что свернула на сто четвертое шоссе пару часов назад, когда взошло солнце.

Я спустилась по высокому склону к воде. Роб говорил, что если мы вдруг разделимся, то встретимся около статуи морских львов на пляже.

Я впервые видела океан. Он был огромен, но я видела кусочек суши посреди него. Мне показалось, я могу туда доплыть.

Сто четвертый маршрут длился до самой воды. Статуя должна была быть где-то южнее. Песок сыпался, мягкий и ленивый, под моими влажными ногами. Я заметила группку детей, которые что-то копали около воды, их было пятеро или шестеро. Они не пытались меня остановить, и я шла дальше, не спросив направления. У некоторых из них были рогатки, но они не выглядели угрожающими, никто из них не направил их на меня.

Металлический тюлень расположился на ступеньках посреди заросшего участка земли. Я забралась по ступенькам за него. На верху оказался сад. Ну, его так можно было назвать, потому что там не было зарослей ежевики, хотя я не могла точно сказать, что за растения там росли. Они представляли собой растительный узор: круги и линии. Так же там были еще скульптуры, да, да, морских львов, которые выглядывали из цветов.

В точку. Я была на месте. Я укрылась под одной из статуй, и вскоре дождь закончился. Я уснула.

Меня разбудил шёпот.

— Ло!

Моё сердце взбудоражено забилось. Эйм? Открыв глаза, я увидела лишь Роба перед собой.

— Тебе нельзя меня так называть.

— Прости. Просто не хотел, чтобы ты меня ненароком пристрелила.

Я выпрямилась и поняла, что держу Вольтера в руках. По крайней мере, я не сглупила, когда засыпала.

На белоснежной шее Роба появился красный, длиной в пару сантиметров след от ножа, который приставили к его горлу парни с моста. Не смотря на это, с ним все было в порядке.

— Она где-то здесь? — спросил он. — Вы сюда вместе пришли?

Я покачала головой, и он сел по-турецки рядом со мной. Слишком близко. Я отодвинулась.

Мы долгое время молчали. Наверное, целый час. Мне хотелось пить. Хотелось есть. Я задумалась о том, что, возможно, смогу найти что-нибудь съестное в саду.

Роб протянул мне бутылку с водой, я взяла её и начала пить. Когда я ему её вернула, он даже не стал протирать горлышко.

Облака разошлись, и прекрасный оранжево-золотой свет просочился сквозь просвет. Солнце клонилось к закату. Я проспала весь день.

— Слушай, — сказал Роб. — Послушай. Я знаю, что ты и Эйм…

— Тебе нельзя её так называть.

— Нет, можно! Слушай меня. Ты была с ней ещё до того, как появился я, и я не хочу вмешиваться.

Как-будто он уже не вмешался.

— И что?

— А то, что мы просто с ней разговаривали.

Помимо всего прочего.

— И она сказала, что если бы мы поженились, точнее, если бы она решилась вступить в брак, она бы выбрала нас обоих.

Я пялилась на него, с трудом веря, что он всё это говорил всерьёз. Мы с Эйм дразнили друг друга женитьбой с тех пор, как встретились в тренажерном зале. Даже еще до того, когда люди после восемнадцати лет начали становиться Иными.

Несомненно, я была не единственной, с кем она так шутила.

— А ты бы хотела?

— Хотела что?

Но кажется, я догадывалась.

— Черт возьми, выйти за меня замуж! Хотела бы…

— Но я лесбиянка! А ты парень!

— Ах, ну да.

— И всё это ради того, чтобы подцепить мою девушку? Ая-я-яй.

— Ну, не только ради этого.

— Да ну?

Я встала. Он тоже встал.

— Что тогда? Влюбился в меня? Я же толстая, ем много, ботаничка..

— Ты очень умная! И смелая, а еще Эйм говорит, что ты чуть ли не богиня, которая спустилась на землю.

— А что, если это так?

Я хотела уйти. Но это было то место, куда она должна прийти. Мне нужно было быть здесь. Я завернулась в одеяло и плотно прижала ткань руками.

— Да. Что если это так? Что если она права? Я вот думаю…

Он замолчал на минуту и оглянулся, чтобы посмотреть на пляж.

— Я думаю, что она права. Ты такая и есть.

Если бы он попытался прикоснуться ко мне в этот момент, я бы точно потеряла сознание.

Вместо этого он снова оглянулся и посмотрел на пляж.

— Вот он, — сказал он. — Капитан Ли.

Он указал на ярко-желтый парусник, который направлялся к нам с запада.

— Мы прибыли раньше времени. Мне нужно встретиться с ним и сказать, что нам нужно подождать Эйм.

Он оставил меня в одиночестве, завернутую во влажное одеяло.

Уже почти совсем стемнело, когда он вернулся, притащив с собой ковшик.

— А вот и твой ужин.

Я была вовсе не против поесть. Внутри оказался свеже запеченный картофель, зелень и розовая рыба. Я закончила трапезу, выпив еще немного воды из бутылки Роба.

Мы по очереди дежурили у статуи. У Роба были связи с местными группами: Молотоголовыми и Ключниками. Он остался с ними, а я взошла на борт парусника Ли.

Три дня тянулись целую вечность. У меня в голове постоянно крутилась одна и та же мысль. Я всего однажды позволила ему меня обнять, когда мы встретились на лестнице. И еще раз, когда он представлял меня одному парню, который собирал травы в саду, они хороши в медицинских целях, но не для еды.

А потом еще раз. Мы были вместе, но я увидела её в бинокль первая. Я закричала, и он схватил меня в охапку. Сразу обеими руками. Я сорвалась с места и бежала, бежала, и да, это была Эйм! И Двейн вместе с ней, что многое объясняло, но я поняла это позже, в тот момент мне было не до этого.

— Эйм! Эйм!

Я подняла ее в воздух и закружила нас, и мы стали целовать друг друга словно одичалые. Я была с ней, и это реальность: её и моя, реальность для всех остальных, но не та, которую я сотворила лишь для себя. Я плакала и смеялась, кричала в голубое небо от счастья. Я была чертовски довольна.

Конечно, я не сомневалась, что она справилась.

Затем Роб догнал нас и поцеловал её тоже. Она все время держала меня за руку. Я просто не могла ревновать и убегать в такой момент.

Ну, могла, конечно. Но когда-нибудь все могло поменяться. Когда-нибудь все было бы по-иному.