Я пытаюсь смотреть новости спорта по каналу ESPN, когда слышу странный шум… что-то вроде металлического лязга и тонкого поскуливания.
Минуту спустя я вспоминаю, что у Мелроуз есть пес. Я редко вижу этого малыша. Похоже, она держит его взаперти наверху, словно не доверяет мне.
Кто знает?
Я прибавляю звук в телевизоре, поскольку уверен, что она вот-вот успокоит его, но проходит еще несколько минут. И еще несколько. А он продолжает скулить наверху, расходясь все сильнее.
Приглушив звук, я кричу:
– Мелроуз, твоя собака!..
Ответа нет.
Поднявшись, я иду вверх по лестнице и стучусь в ее дверь. Пес на полминуты прекращает беситься, а потом шум продолжается снова.
– Мелроуз? – Я снова стучу.
Должно быть, она ушла – видимо, в то время, когда я был в душе.
Будь всё в порядке, я не стал бы вламываться в ее комнату, но, мне кажется, я должен проверить, что там с ее псом, потому что у него явно какие-то проблемы.
Проходя мимо комода, я замечаю на нем стопку желтых клейких листков и фиолетовую гелевую ручку. Коллекция флакончиков со всякой парфюмерией, стоящая перед зеркалом, объясняет, почему временами из этой комнаты по всему дому разносится ошеломляющий сладкий аромат. В центре комода аккуратно разложены палетки с тенями – в основном золотистых и серебристых оттенков. На спинке кресла, задвинутого в угол, висят платья – судя по виду, дорогие, – а вдоль стены рядом с гардеробом выстроились в ряд семь пар туфель на высоких каблуках. Или даже больше семи пар…
Видел бы Ник сейчас эту комнату!
Пес – коренастый маленький мопс – привстает на задние лапки и царапает дверцу вольера изнутри. Его миска с водой перевернута, шерсть на лапах мокрая.
Я открываю задвижку на дверце и выпускаю его, он бежит к двери и оборачивается, чтобы проверить, следую ли я за ним. Потом он семенит вниз по лестнице и направляется к двери черного хода. Я не особо хорошо понимаю собак, но сейчас я совершенно уверен, что ему нужно отлить.
– Хочешь выйти? – спрашиваю я его.
Он подпрыгивает, тявкает и бегает кругами, выжидая, пока я отопру раздвижную дверь. Секунду спустя он пулей вылетает наружу и мчится через патио в поисках ближайшего дерева, возле которого сразу же задирает заднюю лапу.
Закончив с этим, он делает круг по двору, обнюхивая кусты и лежащие на земле веточки, а потом возвращается в дом.
Мне нужно отвести его в вольер, прежде чем Мелроуз вернется домой. Не хочу снова чувствовать себя в дураках. Одного раза в день более чем достаточно.
Мы с мопсом поднимаемся наверх, и он с некоторой неохотой возвращается в свой вольер.
Я запираю дверцу на засов и поворачиваюсь, чтобы уйти, но потом оглядываюсь на него:
– Ей лучше об этом не знать, хорошо?
Осознав, что я разговариваю с собакой, черт побери, я мотаю головой, выхожу из комнаты и запираю дверь.
Хватит с меня и одного доброго поступка в день.