Пандора

Глава 5

Странно, но в школе со мной редко хотели дружить.

Я говорила «странно» не потому, что была классной девчонкой, с которой можно весело провести время. Я говорила так потому, что в Таннери-Хиллс все велись на деньги, но на мне система дала сбой. Даже материальное положение не привлекало ко мне в этом прогнившем городе друзей.

Я училась в частной школе: приносила в класс печенье, которое выпекала Агнес, делилась с девочками своими книгами, а мальчикам делала комплименты, когда они начали взрослеть, потому что каждому человеку приятно получить в свой адрес хорошие слова.

В третьем классе я позвала ребят на киновечер в особняк. Помню, как стояла посреди просторного холла, улыбаясь во весь рот, и ждала их прихода.

Но когда дворецкий открыл двустворчатые двери, меня встретил лишь дождь.

Однажды одноклассник спросил у меня, знаю ли я, что такое оргазм. Когда я повторила это слово, пробуя его на вкус, он во весь голос засмеялся и снял это на видео. Я стала главной школьной шуткой, потому что понятия не имела, что такое секс. В свои-то десять лет, представляете? Какой позор, честное слово.

Почему-то я с рождения была черной овцой.

И когда выросла, поняла причину.

С самого рождения я не подходила этому месту, поэтому в тайне мечтала сбежать. Мне не нравилось наблюдать за тем, как мальчишки в детских садах меряются кошельками своих родителей, а за школой травят девчонку, которая носит брекеты.

Их мозг в самом деле работал иначе, чем у меня. Они считали себя элитой английского общества и пользовались этим, стыдя тех, чьи семьи находятся ниже по социальной лестнице. Такие дети росли быстрее и раньше познавали взрослую жизнь, поэтому для них слово «оргазм» стало частью лексикона еще до того, как они поступили в академию.

Я была другой. С самого начала.

С детства мама развивала во мне чувство справедливости. Она говорила, что это место намного страшнее, чем кажется на первый взгляд, и мы обязательно отсюда уедем.

– С папой? – спрашивала я.

– Нет.

На тот момент меня удивляло, что она хотела оставить папу.

Опять же: когда я выросла, то поняла причину.

– Шестьдесят девять процентов, – раздался спокойный низкий голос, от которого меня всегда бросало в дрожь. – Ты никогда не получала настолько низких оценок, Дарси.

– Мне не хватило одного процента до высшей…

– Молчать!

Его кулак столкнулся с поверхностью стола. Я втянула носом воздух, не отводя взгляда от витражного окна за его спиной.

Отец поправил лацканы пиджака и, откашлявшись, продолжил ровным тоном:

– Я ожидал, что эта стажировка поможет тебе перед тем, как взяться за управление компанией. К сожалению, у меня нет более одаренного наследника. Ты всегда показывала удовлетворительные результаты, и для меня стало неожиданностью, что ты с таким позором провалилась, оскорбив меня перед всем городом.

Он прекрасно овладел искусством резать словами.

Более одаренный наследник.

Удовлетворительные результаты.

С позором провалилась.

И самое ужасное, что он верил в это, прямо как те дети в школе. Когда все преподаватели хвалили меня, отец требовал большего, а если я не подходила под его стандарты, на меня обрушивалась лавина гнева. Я даже выучила все его стадии и знала, что вскоре холод сменится пылающим огнем.

– Это ведь не последняя стажировка, пап. У меня есть весь третий курс, чтобы подготовиться и попробовать пройти тест весной. Профессор Аллен сказал, что вы проведете еще один набор в апреле.

Он медленно поднялся из-за стола, и мое сердце участило ритм.

Я стояла посреди его кабинета, нервно постукивая друг о друга носками туфель. Никто бы не догадался, что последние две недели я провела в одном из клубов Синнерса, ведь сейчас здесь находился совершенно другой человек. В накрахмаленной рубашке, беленьких гольфах и черно-золотой форме, на которой не было ни единой ворсинки.

– Нет, Дарси. Ты упустила свой шанс, а второго этот город никогда не дает, – тихо произнес отец, обходя массивный стол из красного дерева.

Он взял в руки тонкую указку для доски и посмотрел мне в глаза.

Удивительно, как искусно монстры скрывались под внешним лоском. Мой отец никогда не был обделен вниманием, а после ухода мамы на него слетелись все незамужние женщины аристократии, желая стать той самой, которая разделит с ним власть и богатство.

Его темно-каштановые волосы, убранные с лица и зачесанные назад, хоть и подернулись сединой, но не умаляли общей красоты. Я видела их совместные с мамой фотографии, сделанные в школьные годы, и могла с уверенностью сказать, что уже тогда они были самой завидной и обсуждаемой парой Таннери-Хиллс.

Высокий и харизматичный спортсмен, планирующий стать бизнесменом, и девушка, которая всю жизнь провела в бедности, но стала объектом его одержимости.

– Я устал повторять одно и то же, Дарси. Твое поведение нельзя назвать плохим. Оно деградирующее.

Отец остановился в паре шагов от меня, и я незаметно сглотнула.

– Я не забываю людские оплошности, а после того, как ты раздвигала ноги в грязном подвале перед каким-то преступником, их стало слишком много.

– Меня похитили, пап. – Я вскинула руки в защитном жесте. Почему-то даже спустя годы не могла перестать называть его папой. – Меня держали связанной, оскорбляли и не разрешали даже выпить воды…

Хлесткий удар указки пришелся по тыльной стороне ладони, и я зашипела, прижав руки к груди. В глазах начали собираться слезы, но не от боли, а унизительности этого момента.

Его спокойный голос превратился в змеиное шипение:

– Я собственными глазами видел, как ты скакала на члене того урода, пока он ублажал тебя руками, по локоть заляпанными кровью. Не смей оправдываться и подними подбородок, когда разговариваешь со мной. Ван Дер Майерсы никогда не смотрят в пол. Это люди склоняют перед ними головы.

Рвано выдохнув, я опустила руки вдоль тела и выпрямила спину.

Он начал обходить меня по кругу, словно хищник, выследивший добычу.

– Разве тебя не учили, что обувь всегда должна быть чистой? Грязь на твоих туфлях портит мой ковер.

Я прикусила губу, когда тонкая сторона указки хлестнула меня по щиколотке.

– Рубашка должна быть застегнута на все пуговицы, а не открывать вид на грудь, будто ты чертова шлюха. Прямо как твоя мать.

Следующий удар пришелся по ребрам, и из горла вырвался вскрик. Он никогда не бил меня по лицу или другим открытым участкам тела. Его побои оставались незамеченными, поскольку мой отец был настоящим мастером сокрытия правды.

Представьте, как кусаете сочное зеленое яблоко в надежде попробовать спелый плод, а получаете лишь гнилой вкус на языке. Такой была наша жизнь. И всего Таннери-Хиллс.

Когда удар пришелся по бедру, с ресниц сорвалась первая слезинка.

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

– Я вложил в тебя столько времени, сил и денег, чтобы получить это? – прорычал он, теряя терпение. – Слабую ноющую девчонку, которая изменила своему парню с каким-то отморозком? Кейдж Уильямс был прекрасной партией для брака, а ты с такой легкостью всё разрушила, потому что не могла держать ноги сведенными.

– Это он изменил мне! – сорвалась я на крик от несправедливости. – Он изменил мне, когда я хранила ему верность на протяжении многих лет. Ты не знаешь, как всё было на самом деле. Ты даже не пытаешься понять меня!

Я никогда ни с кем не спала. Даже, черт возьми, не целовалась, чтобы не запятнать образ, который выстроил отец. Хотя мне хотелось. Так сильно хотелось ощутить вкус свободы.

И он будет говорить, что я недостаточно старалась? Что это я предала Кейджа, хотя именно ему отсасывала Изабель на вечеринке у какого-то второкурсника?

Никогда прежде я не чувствовала такого гнева.

– Знаешь, именно поэтому мама ушла от тебя. Ты верил, что любишь ее, но любовь не приравнивается к одержимости!

– Замолчи, – прошептал он и сжал кулаки.

Но это меня не остановило.

– Ты сделал из нее послушную рабыню, водил на поводке, пользовался ее любовью, но она не была дурой. А сейчас ты вымещаешь боль на мне, потому что понимаешь это и видишь во мне свою жену. Я похожа на нее и характером, и внешность, и это убивает тебя. Надеюсь, ты будешь страдать до конца своих дней, гребаное чудовище!

Следующий удар был таким сильным, что в ушах зазвенело.

Я упала на пол и ударилась головой о ножку кресла, когда его ладонь хлестнула меня по лицу. Рот наполнился кровью, а перед глазами потемнело. Я моргала и смотрела на ковер сквозь пелену, пытаясь понять, что происходит.

Он никогда не бил меня так. Никогда.

Только маму.

Раньше я не осознавала, как можно быть хорошим отцом и отвратительным мужем одновременно.

Никто в этом мире не понимал меня. Не понимал, каково чувствовать боль, когда тебя разрывают пополам. Когда ты рыдаешь, трясешься с ног до головы в детской сорочке и бежишь за отцом, глаза которого налиты кровью. Когда он поворачивает голову и мягким голосом просит тебя уйти в спальню, а потом хватает со стола вазу и бросает под ноги матери. Когда осколки разрезают ее кожу, на мраморный пол капает алая кровь, а ты ничего не можешь сделать.

Только зажать уши и закричать, чтобы они прекратили.

Я до восемнадцати лет не могла проработать эту травму, потому что не знала, как разделить роли Ричарда Ван Дер Майерса – роль отца и роль мужа.

Как я могу любить его, если он причинял боль моей матери? Как я должна не ненавидеть его, если он заставлял ее плакать?

Раньше он любил меня. Одаривал всем, чего я хотела, целовал перед сном и гладил по волосам. Его смех был моим любимым звуком, а запах полностью отражал понятие «дом». Возможно, я бы простила его, не превратись он в чудовище после ухода матери. И не потеряй он свою последнюю роль.

Отцовскую.

Слезы скользили по моим щекам, пропитывая влагой ковер. Я слышала, как разъяренно дышит отец, видела, как проводит по волосам в нервном жесте, а его глаза наполняются осознанием того, что он только что сделал.

Вдруг дверь с грохотом распахнулась.

– Что здесь происходит?

– Выйди отсюда, – вздохнул отец.

– Ты избиваешь родную дочь? Последнее, что у тебя осталось? – послышался не верящий женский шепот, ставший моим спасением. – Правда, Ричард, вот до чего довела тебя безысходность? Разве можно пасть еще ниже?

Он зарычал и опустился передо мной на колени.

Следующая стадия.

– Прости, Дарси… – забормотал отец сломленным, поверженным тоном, и его глаза прояснились. – Не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, прости меня, дорогая. Я исправлю, обязательно исправлю это. Хочешь новую сумку? Или, может, я возьму отпуск, и мы слетаем отдохнуть?

Я хочу отца.

Любящего, блядь, отца.

Но в этом и проблема. Я знала, что он любит меня. Знала, что до сих пор любит мою мать. Но его любовь была ядовитой и токсичной. Он избивал нас кнутом, иногда прикармливая пряником, чтобы мы привязались и не ушли от него.

Мама ушла.

Но я всё еще была здесь.

С разбитой губой и таким же разбитым сердцем.

– Хорошо, – только и прохрипела я, чтобы он отстал от меня.

Я хотела уйти. Куда угодно, лишь бы не видеть его лицо.

– Ричард, сходи проветрись, – услышала я разъяренный голос Агнес. – Дай я приведу ее в порядок.

Отец коротко кивнул. Его глаза стали пустыми, будто он перенесся в другую реальность. Такое часто происходило, когда он смотрел на меня. Потому что видел лицо мамы.

Поднявшись с колен и покачнувшись, он двинулся к выходу. Когда дверь за ним закрылась, я почувствовала, как мне становится легче дышать. Я провела ладонью под носом и опустила взгляд на окровавленную руку.

Такие они – последствия любви.

Сухие морщинистые ладони подняли мое заплаканное лицо, и я увидела мягкую улыбку Агнес. Правда глаза ее были наполнены щемящей сердце печалью.

– О, моя девочка…

И тут я не сдержалась.

Я разрыдалась, чего не делала последний год. Разрыдалась как самая настоящая слабачка, во весь голос, до хрипа в горле, потянувшись за поддержкой к Агнес. Ее руки обвили меня и прижали к теплой груди, пахнущей пряностями.

– Я не могу, Агни, – вырвался из меня всхлип. – Я больше так не могу. Я х-хочу уехать отсюда.

– Понимаю, дорогая, – прошептала она, поглаживая меня по волосам. – Мы что-нибудь придумаем. Он не заслуживает тебя. Не заслуживает такую добрую, умную и красивую девочку. Поверь мне, он еще пожалеет об этом.

– А если они все такие? Если мой муж тоже будет таким? Я не смогу доверять им, Агни, – озвучила я то, о чем думала каждый день. – Мне так страшно повторить судьбу мамы. Так страшно влюбиться не в того человека.

– Начнем с того, что если твой муж будет таким же придурком, как мой сын, я расквашу его лицо сковородкой, – пробормотала она в мои волосы, и я хихикнула, после чего снова всхлипнула. – Но если без моих дурацких шуток, которые понимает только твой дед, то мы не знаем будущего, а сердцем невозможно повелевать. Я верю, что ты не выберешь неправильного человека, дорогая. Ты слишком закалена историей своих родителей. Ребенок не должен разделять отношения взрослых – на то ты и ребенок. Их вина в том, что они втягивали тебя в свои ссоры. Но поскольку ты видела всё собственными глазами, то распознаешь признаки своего отца в других мужчинах.

Она посмотрела на меня строгим взглядом.

– Не дай одержимости человека сломить тебя. Беги, если кто-то полюбит тебя настолько сильно, как отец полюбил твою мать.

Эти слова странно отозвались в моем сердце. Я хотела согласиться с ними, но…

Что-то не дало мне сделать это.

Перед глазами вспыхнула сцена двухнедельной давности. Я до сих пор чувствовала, как Бишоп Картрайт, сын самого жестокого человека в Синнерсе, окрашивает мое тело густой кровью. Как он заставляет незнакомого парня корчиться от боли за стойкой, потому что тот назвал меня шлюхой.

Все в Таннери-Хиллс знали, кто он такой, но никто не отважился произносить его имя вслух. Я видела Бишопа один-единственный раз, когда еще в школьные годы они с Грешниками разрисовали наше здание цветными баллончиками, но слухи о нем звучали раньше, чем он появлялся на горизонте.

Мальчик, испорченный обществом, и мужчина, олицетворяющий хаос. Если бы Люцифер, что написан Данте, имел физическое воплощение, им бы был Бишоп Картрайт. Закованный во льды и восседающий на троне из человеческих костей.

Вот кем был этот человек.

Больше сотни убийств. Но ни одно не доказано. Нелегальный бизнес, которым они с отцом занимались на своей стороне, но на который никто из городского совета не мог повлиять, потому что, по слухам, за их спинами стояли люди намного опаснее.

Образ Бишопа засел в моем сознании, как паразит. Его кровь на моих губах. Его пылающие карие глаза, наблюдающие за мной так, будто он раздумывает, каким способом убить меня.

Сначала я не поняла, что передо мной стоит Бишоп – сын человека, который правит Синнерсом. В открытом доступе не было информации о них с отцом, а в Таннери-Хиллс боялись говорить о Картрайтах вслух, думая, что они придут за ними под покровом ночи.

Хотя все женщины жаждали, чтобы Бишоп утащил их в свое подземное царство.

Тьма в моем сердце вздрогнула, когда он коснулся меня в первый раз. И это до жути напугало меня, потому что подобное я чувствовала… год назад.

Тогда – с моим похитителем.

Поэтому сейчас, услышав слова Агнес, я пообещала себе не пересекаться с ним. Никогда больше.

Он не был плохим мальчиком, на которого вешались хорошие девочки, жаждая неприятностей. Он был эксцентричным, безумным, сошедшим с верного пути мужчиной, который сносил головы с плеч чаще, чем я меняла свои дизайнерские сумки.

Зарывшись в объятия Агнес, я глубоко вдохнула и прикрыла глаза.

Через пару мгновений мое дыхание начало выравниваться. Я вытерла мокрое лицо рукавом пиджака и постаралась взять эмоции под контроль.

– Как ты? – послышался мягкий шепот Агнес.

– В порядке, – ответила так же тихо. – Спасибо тебе за поддержку.

Отстранившись, она нежно улыбнулась, отчего на круглом лице показались морщинки.

– Хочешь банановый коктейль?

Мои губы растянулись в искренней улыбке.

– Только если в нем будет много мороженого.

Засмеявшись, она поднялась с пола и расправила цветастый фартук.

– Девичник начинается через десять минут, и не нужно напоминать, что мне почти восемьдесят. Я стараюсь забыть тот факт, что восемнадцать мне было в прошлом столетии.

Я засмеялась и икнула, после чего засмеялась еще сильнее.

– Тебе к лицу улыбка, – ласково произнесла Агнес. – Пользуйся этим почаще.

Медленно выдохнув, я провела ладонями по волосам.

– Постараюсь.

Она была единственным человеком в семье, вставшим на мою защиту. Да у нас, на самом деле, больше никого и не было. Дедушка всегда относился ко мне как к запасному колесу. Другими словами – просто не замечал.

Отец питал слабость к своей матери и старался прислушиваться к ней, однако после ухода жены даже Агнес не могла привести его в чувство.

Он просто сошел с ума от горя.

Единственная вещь, в которой я была с ним согласна – это то, что никогда не стоит показывать свою слабость. Агнес принимала каждую частичку меня, но даже перед ней я не хотела раскалываться, потому что не знала, смогу ли собрать себя после этого вновь.

Она наградила меня еще одной улыбкой и двинулась к выходу. Вскоре дверь со щелчком закрылась, погрузив кабинет в идеальную тишину.

Я выждала пару минут.

Затем бросилась к столу.

Конечно, в мои планы не входило получить пощечину и разреветься ради того, чтобы найти что-нибудь в кабинете отца. Однако как только он опустился передо мной на колени, я вспомнила все уроки Кирби и незаметно стащила из его кармана ключи, пока он всё глубже погружался в жалость к самому себе.

Я думала, как провернуть этот план, на протяжении последней недели. И когда выпала возможность, не стала ее упускать.

Руки дрожали, но я быстро открыла верхний ящик стола и начала рыться в документах. Однако ничего важного в них не было. Какие-то счета, налоговые декларации, еще сотни бумаг, от которых меня затошнило.

Мысль о том, что в будущем мне придется заниматься этим, приводила в настоящий ужас.

Второй, третий, четвертый ящик тоже оказались пустыми.

– Ты должен хранить здесь что-то важное…

Прислонившись лбом к столу, я положила ладони на поверхность и задумалась.

Пальцы забарабанили от нетерпения.

Стук…

Стук…

Стук…

В голову пришла идея. Распахнув глаза, я решила кое-что проверить. Открыла каждый ящик еще раз и начала постукивать костяшками пальцев по дну, пытаясь отыскать полое. Никто в Таннери-Хиллс не хранил секреты на видном месте. Особенно мой отец.

Стук…

Стук…

Стук.

Вот оно.

– Кирби гордился бы мной.

Вытащив документы, я подняла дно и с колотящимся сердцем заглянула внутрь.

Газеты?

Некоторые из них были потрепанными и обветшалыми, другие выглядели так, будто их только что отпечатали. Странно, но я видела эти выпуски впервые, хотя читала каждый. Их печатали подпольно? Или я просто пропустила?

Времени вчитываться не было, но я быстро пробежалась по датам. Да, они вышли в свет в совершенно разное время, но самый поздний датировался прошлым годом.

Месяцем, когда меня похитили.

Достав телефон, я быстро сфотографировала каждую страницу и сразу же отправила Алексу. Затем вернула газеты на место, вставила дно и закрыла ящик. На столе лежали кипы бумаг. Я положила ключ под них, сделав вид, будто на эмоциях отец забыл положить его в карман.

Выпрямившись, я смахнула последнюю слезу и, стуча каблуками по окровавленному ковру, двинулась к выходу.

Мне нужно было срочно выпить банановый коктейль.