Пани колдунья

ЭПИЛОГ

Прошло два месяца. Весна в этом году выдалась на редкость теплая: деревья цвели, жужжали пчелы, распускались цветы — их аромат кружил головы двум молодым людям, которые расположились у дома на Змеиной пустоши и с улыбкой наблюдали, как Анита учит Абрека сидеть по ее команде.

Василиса готовила обед, а Игнац, как всегда, пропадал в своей оранжерее.

Лиза и Теодор сидели на лавке, которую последний недавно сколотил, к собственному удивлению обнаружив в себе плотницкий талант.

— Ваше сиятельство, — заговорил Теодор, — неужели вы решили поселиться здесь навечно? Добровольно сделать себя пленницей этого дремучего угла?

— Я обещала Станиславу, что буду жить здесь, ни при каких обстоятельствах не покидая Змеиной пустоши… — пожалуй, излишне упрямо проговорила она: Лиза и сама не знала, почему отвечает отказом на все предложения Теодора покинуть свой дом на болоте. Наверное, потому, что здесь ей было так покойно и уютно, а там, за пределами этого леса, который охраняет ее от других людей, как крепостная стена, ее наверняка поджидают неприятности. И еще кто-то, похожий на Станислава, который привяжет ее к себе, нисколько не интересуясь ее собственными желаниями.

Рядом с нею теперь жил Теодор… «Ты же не думаешь, что он удовлетворится ролью брата или платонического воздыхателя?!» — насмешливо сказал в ее голове чей-то голос.

«Но я ведь не держу его подле себя насильно! — обидчиво возразила Лиза. — Хочет — пусть уходит и найдет себе кого-нибудь достойного…»

«И ты так спокойно его отпустишь?»

Лиза в запале хотела ответить утвердительно, но поняла, что это будет не совсем честно. Чего уж скрывать, Теодор ей далеко не безразличен, но она до сих пор чувствует себя так, словно Станислав находится где-то поблизости. Что он стережет каждое ее движение и даже читает ее мысли…

Именно потому все время после выздоровления Теодор тщетно тратил на то, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к Лизе, и каждый раз в испуге она шарахалась от него и запиралась в своей комнате.

— Вы больше не хотите искать своего сына? — спросил Теодор о самом наболевшем.

Как ни странно, даже этот вопрос Лиза отодвинула куда-то в глубь своей памяти. Лишь между делом отсчитывала: до приезда кузины Станислава из европейского турне осталось пять месяцев, потом четыре. Впереди, казалось, была уйма времени, и Лиза странным образом этим успокоилась…

— Вы поедете за ним в Англию?

— Нет, зачем мне куда-то ехать? Я могу за деньги нанять человека, который мальчика украдет и доставит мне сюда.

Она понимала, как дико звучит для него то, что собственного ребенка она собирается красть. Но что же еще делать?

— И как потом вы предъявите его в качестве наследника?

Как, как — как-нибудь предъявит… Сейчас Лизе ничего умного не приходит в голову, но, конечно же, выход найдется…

— А если в вашу пустошь найдут дорогу австрийские солдаты?

Господи, зачем он задает так много вопросов?!

Лиза и сама не знает на них ответы. Небось солдаты первым делом захотят проверить документы, а ее, княгини Поплавской, по этим самым документам нет среди живых…

Она понимает, что нельзя всю жизнь прожить будто в монастыре. Какое там, хуже, чем в монастыре. В обители хоть знают твое подлинное имя! Ведь даже те, кто захочет навестить ее могилу, будут приносить цветы какой-то чужой женщине…

Никто из родных Теодора не знает, где он находится. Но, едва придя в себя, он написал письмо родным, что с ним все хорошо, чтобы они не волновались. Василиса отправила его почтой из Кракова. Почему же Лиза живет как человек без родины и без родных? Наверное, отцу, брату и друзьям сообщили, что она умерла…

Мысли текут в ее голове лениво, медленно, она ничем не напоминает прежнюю, живую и беспокойную Лизу. У нее будто вынули душу…

— Тедди, вы так и не сказали, как меня здесь нашли.

— Я говорил.

— Вы отделались шуткой: мол, сюда вас привела любовь.

— Но это правда.

— Хорошо, любовь, а еще кто?

— Придется быть откровенным, Елизавета Николаевна… Прошу прощения, пани Ванда! Один из строителей вашего дома был членом нашего общества. Нас арестовали в один день. Мы сидели в одной камере, и он рассказывал, как неизвестно для чего строил дом в такой глуши, как Змеиная пустошь… Когда мама в одно из посещений тюрьмы сказала, что вы умерли, я отчего-то не поверил…

— И потому сбежали из тюрьмы, чтобы это проверить?

— Вы шутите, пани Ванда, и это меня обнадеживает.

Они говорили перебрасываясь шутками, но Теодор был всерьез озабочен странным состоянием Лизы. Словно здесь, в этой глуши, в которой он, в отличие от остальных ее жителей, вовсе не чувствовал себя уютно, в ней погас природный огонь и осталась одна оболочка. Она улыбалась, хмурилась, ела, но делала это машинально, пользуясь привычными жестами и движениями.

Василиса ей ничего не говорила, никаких разговоров о будущем не заводила, но однажды Лиза неожиданно вошла в кухню и застала ее и Теодора о чем-то живо спорящими. При виде княгини оба замолчали, и она услышала лишь конец фразы, которую произносила Василиса:

— Я думаю, надо подождать. Это — нервное потрясение…

Очевидно, Теодор больше ждать не захотел, потому что неделю спустя Лиза, постучав в его комнату, вошла и увидела, как он складывает в небольшой дорожный баул те немногие вещи, которые по согласованию с нею Василиса купила ему в магазинах Кракова.

Лиза почувствовала, как у нее екнуло сердце.

— Вы куда-то собрались, Теодор? — тем не менее безмятежно спросила она.

— Простите, Елизавета Николаевна, — проговорил он глухо, не глядя на нее, — но я вас покидаю.

— Вам здесь плохо? — удивилась она.

— Плохо. Я не создан для того, чтобы вести растительное существование, сколачивая лавки и табуретки. Я закончил Сорбонну. Хочу и дальше учиться, жить среди людей и делать для своей родины все, что в моих силах… Я мечтал жениться на вас, усыновить вашего ребенка, увезти вас отсюда во Францию, чтобы там начать новую жизнь, но жить в Змеиной пустоши выше моих сил!

Значит, она ведет растительное существование?

И собирается похоронить себя здесь под предлогом того, что давала слово Станиславу? Вот сейчас Теодор соберется и уйдет, а она будет сидеть и успокаивать себя мыслями о том, что кто-то поедет в Англию и привезет ей оттуда сына?

Лиза сжала ладонями голову: неужели она позволит Станиславу и после смерти распоряжаться ее жизнью? Нет, она должна освободиться! Вырваться!

Стать прежней Лизой Астаховой, которая гордилась своими предками и ощущала в себе их кровь…

«Наконец-то! — хмыкнул голос, и Лиза вспомнила: это же Любава, ее дальняя прабабка. — Давай, девочка, освобождайся от пут!»

И тут же Лиза почувствовала, словно внутри ее лопнул какой-то нарыв, который закупоривал ее сосуды, и потому кровь по ним текла тонкой струйкой — ее хватало лишь на поддержание в ней жизни. Той самой, растительной, о которой сказал Теодор.

В одно мгновение кровь хлынула по жилам горячим потоком, бросила на бледные щеки розовый отсвет, мир вокруг приобрел яркие, живые краски…

— Тьерри, останьтесь еще на денек, — сказала по-французски Лиза, — я тоже люблю вас и согласна ехать с вами хоть на край света.

Он упал перед Лизой на колени и прижался лицом к ней. Она вздрогнула и почувствовала, как слабеют ее ноги. Теодору передалась ее дрожь, и он поднял на любимую женщину счастливые глаза:

— Как долго я ждал этого мгновения!

Лиза опустилась рядом с ним на ковер в небольшой комнате для гостей, рядом с ее спальней, в которую он до сего дня не смел ступить, и отдала себя его горячим, нетерпеливым рукам.