Пари на красавицу

Глеб

За пару месяцев до этого

– У кого какие планы на лето?

– Родаки тащат в Швейцарию. Гонять на лыжах. Как будто им тут зимы не хватило.

– А я мотнусь к океану.

– Мои сваливают в Европу, так что дом полностью в моём распоряжении. Тусовки, девочки…

– До сих пор живёшь с предками? – ехидничает Олег. Кто бы говорил, как будто на свою хату он сам заработал.

– Маман встаёт в позу: говорит, не даст денег на собственное жилье. Приходится. А у тебя что? – тишина. – Эй, Глеб? – перед глазами что-то мельтешит. А, пятерня Стаса.

– Чего? – выхожу из диалогового окна ватцапа. Пришедшее пару минут назад сообщение: "Сегодня, на арке. Ставка – десятка. Ты в деле?" остаётся без ответа. Пока думаю.

– Осталось пару месяцев тут разлагаться. Спрашиваю, какие планы на лето?

Ну не пару. Потом ещё экзамены и защита, но общую суть тот уловил верно, да. Ещё немного и свобода. Вот только свобода ли?

– Да никаких. Отец занят предвыборной кампанией, все мозги проел. Так что я теперь должен быть хорошим мальчиком и не портить его репутацию, – отмахиваюсь без особого восторга, на что слышу хоровое лошадиное ржание.

– Ты? Хороший мальчик? Справишься?

– Обижаешь. Уже почти два месяца шёлковый хожу.

– Слышь, а с тем Харлеем-то что?

– Чё, да ничё. Сгорел и отправился на свалку.

Бедный мотоцикл. Я тебя любил. Но воспоминания о тебе навечно останутся шрамами на моей спине. Аминь.

– Ума не приложу, почему ты так часто бьёшь мотики. Ты же круто води… – внимание Олега, а оно у него размером со спичечный коробок, моментально переключается на Леру Титову, красотку с нашего курса, появившуюся на пороге аудитории. Красотку по всем фронтам: грудь, задница, походка от бедра, каштановые волосы и зашкаливающая сексуальность, подчёркнутая короткой юбочкой. Ну и в довесок, разумеется, взгляд стервы.

Откровенно говоря, не только взгляд. Лера у нас особа с высокими запросами. Мальчики-сверстники не её уровень. Она всем дала это понять, когда прошлой осенью появилась в универе. Пацаны тогда знатно посыпались. Все считали своим долгом попробовать подкатить, но получали жёсткий посыл.

– Ох, какая, – присвистнул Олег, наблюдая, как та направляется к верхним рядам парт, где уже собрались её подружки, такие же расфуфыренные куклы. «Сникерсы». Ну, в фильмы Дрянные девчонки были «Баунти», а тут другая шоколадка. С другой начинкой. Хз какой гений это придумал, но название к ним прилепилось. – Я бы посмотрел на того, кто сможет завалить эту кралю. Лично б руку пожал герою.

С трудом подавляю саркастичное хмыканье. Вот же носятся с этой принцессой. Было б чего особенного.

– Брось, – всё же не могу удержаться от комментария я. – Хватит делать из неё центр земли. Она просто набивает себе цену.

– Центр – не центр, но ведь хороша. Интересно, она ещё девственница? Может поэтому ломается?

– А ты проверь, – предлагаю я.

– Да уже пробовал. Такого пендаля получил, забыл?

– Как забыть. До сих пор в легендах ходишь. Ты просто неправильно зашёл. С такими по-другому надо.

– Слышь, профессионал, – с вызовом тыкают меня в плечо. – Что ж тогда она до сих пор не оказалась в твоём списке?

Потому что я не веду списков. Это попахивает нарциссизмом.

– Так я ведь и не заморачивался. Она не в моём вкусе.

Не люблю такой тип. От них потом не отделаешься, одноразовые перепихоны не их тема. Лить же в уши про неземную любовь я не люблю. Нам предстояло ещё учиться вместе, зачем было гадить в колодец, из которого потом пьёшь? Нет. Предпочитаю честность: никаких обязательств, никто никому ничего не должен. Развлеклись и разошлись.

Друг многозначительно смотрит на меня. Хотя кого я обманываю? Нихрена не друг. В универе таких у меня нет. Да и за его пределами тоже. Это должно печалить, но… не а. Вообще не печалит.

– А если заморочишься?

– А если заморочиться, то склеить можно кого угодно. Даже Титову, – в моём голосе непрошибаемая уверенность. Потому что я уверен.

Олег протягивает мне руку.

– За базар готов отвечать?

– Это наезд?

– Это предложение.

Любопытно.

– Предлагаешь пари?

Мальвина

Несколько дней спустя

– На выставку в субботу пойдешь? – спрашивает меня Аника. Для друзей Аника, для остальных Анна Павловна. Анна Павловна с дредами, проколотой губой и забитым рукавом, ага. Хоть прямо сейчас чеши учить дошколят арифметике.

– Если успею. У ребят тренировка.

– Десять раз успеешь.

– Тогда иду.

– У меня опять кожа шелушится, – жалуется сидящий рядом Боря. Жеманный тощий глист с замашками личности крайне сомнительной ориентации. Впрочем, почему с замашками? Он особо и не скрывает своих наклонностей. В конце концов, нормальный парень не надел бы в универ розовую футболку и не сделал бы прошлой осенью мелирование.

Да, друзья у меня огонь. Мне под стать.

– Мажься смягчающим кремом, – советую я.

– Мажусь. Не помогает, – грустно вздыхают в ответ. – Ты чё там делаешь?

– Заказываю баллончики с краской, – отвечаю, удобно подперев голову кулаком и склонившись над планшетом так, что бирюзовые волосы спадают каскадом и частично закрывают меня от собеседников.

– Хобби, приносящие сплошные убытки, – хмыкает Аника, ковыряя не очень симпатично выглядящую макаронную запеканку. Словно её уже пожевали, выплюнули и слепили обратно. На кухне, видимо, сменился повар, потому что раньше у еды был более презентабельный вид. – Хм… Я, пожалуй, пойду возьму себе что-нибудь другое.

– Я тоже хочу! – активизируется Боря.

– Праша, ты будешь?

– Нет… Хотя возьмите булочку с корицей, – уже в спины догоняет их мой окрик. Остаюсь на некоторое время одна. Ненадолго. Шорох и передо мной усаживается довольная морда Глеба Воронцова, на редкость противной персоны.

Красавчик-брюнет с просто охринительными скулами, за которые можно устроить третью мировую, богатенький мажорик, самоуверенный засранец, коллекционер женской невинности и редкостное хамло. Удивительно, но в нём поразительно гармонично сочетался как "Мистер Очарование", так и раздражающий грубиян. Глеб у нас прямолинейный. Особо не церемонится с теми, на кого у него нет планов.

– Эй, Мальвина! У меня к тебе дело на миллион.

Мальвина, блин. Офигеть как оригинально. Комик от бога. Понятно, что цвет моих волос сразу проводит незамысловатую цепочку ассоциаций, но твою ж накусь и выкусь, люди, проявите немного фантазии!

– Скройся с глаз моих, Воронцов, – прошу я, принципиально не понимая головы.

– Да ладно тебе. Всё ещё злишься за Парашу?

Параша – дебильное сокращение от Прасковьи, моего имени. С Глебом мы познакомились в прошлом году, на вечеринке в честь посвящения первокурсников. Среди которых как раз была я. Он-то уже ветеран, последний год мотает, припёрся туда со своими друганами кадрить свежее мясо. И меня стороной не обошёл. Неудачно. Для себя.

Нарисовывается передо мной, значит, весь такой расслабленно-небрежный мачо, в косухе и с встопорщенными волосами, типа я настолько крут, что расчёски при виде меня обращаются в бегство, и начинает фонить что-то про мою красоту, глаза цвета океана, необычные волосы, пирсинг-колечко в носу, как мне всё это идет и прочее бла-бла-бла…

А я к тому моменту уже знатно навеселе. Ну и как заржу с полным ртом пива. Точно не помню, но вроде бы меня насмешили его уши: такие забавные, чуть оттопыренные и зауженные на кончиках, как у эльфов.

Короче, освежила ухажёра я знатно хмельным запашком. Проржалась, обозвала его Чебурашкой и пошла искать место, где можно проблеваться. Дальше смутно помню. Удивительно, что вообще в ту ночь до дома добралась.

Понятно, что после такого фиаско общение у нас не заладилось. Потом, конечно, им была предпринята ещё парочка попыток меня склеить, тупо почесать задетое самолюбие, но дальше дело не зашло. Глеб не настаивал, я на шею не вешалась. На том и разошлись максимально мирно. Однако ненавистную кликуху он на меня повесил. В отместку за Чебурашку.

Всё ещё тыркаюсь в планшете, пока Воронцов упорно ждёт ответа. Котик, мы с тобой общались в последний раз месяца полтора назад, когда препод по философии попросил тебя передать мне нещадно перечерканный реферат. Сомневаюсь, что это начало великой дружбы между мужчиной и женщиной. О чём нам беседы беседовать?

Сидим. По столешнице начинают настойчиво барабанить, привлекая к себе внимание. Раздражающе настойчиво. Прям конкретно выбешивая. Не выдерживаю и поднимаю голову, встречаясь с его нахальными зелёными глазами.

– Ну чего тебе?

– Говорю, дело есть на му-у-ульон, – Воронцов наклоняется ближе и понижает голос до полушепота, напоминая горе-заговорщика, надумавшего ограбить банк в детской маске зайчика и с водным пистолетом. – Как насчёт делового предложения, от которого ты не сможешь отказаться?

Ну точно. Ща предложит что-нибудь грабануть. С его наклонностями первым вариантом на ум приходит почему-то сексшоп. Нет. Спасибо. Не интересует.

– Уже отказалась, – сразу пресекаю диалог.

– Ты даже не выслушала.

Вскидываю руку вертикально, давая рассмотреть ему свой уже заметно пообколупавшийся чёрный лак и стёсанную костяшку на безымянном. Это я так доставала из-под дивана серёжку.

– Сколько видишь? – вкрадчиво интересуюсь я, шевеля кончиками пальцев.

– Пять.

Сжимаю все, оставляя один. Средний.

– А теперь?

Глеб хихикает. Оценил.

– Как некультурно. Ты же девочка.

– Девочка считает до пяти и красиво уходит в закат. Попробуй успеть меня заинтересовать. Один, два…

– Это касается твоей сестры.

Ненавижу эту стерву.

– Сводную. Она мне не сестра. Три…

– Неважно. Мне нужна твоя помощь. Ты же всегда «за» ей насолить, я знаю. Да все знают.

– Четыре…

– Помоги затащить её в койку. Буду должен.

Пять так и не звучит… Ого. Чёрт какой. Смог-таки заинтересовать. Нет, неправильно выразилась. Скорее поразить. Поразить своей феноменальной тупостью. Да! Вот так будет вернее.

– Ты того? – многозначительно покручиваю пальцем у виска. – Кукушка от зашкаливающего эго поехала? Я похожа на сутенёршу?

– Да нет. Ты не так поняла…

– Да так я поняла, так. Ты больной озабоченный полудурок. Иди лечись.

Подхватываю вещи и болтающуюся на спинке стула сумку, рывком подрываясь из-за стола. Не буду ждать Анику с Борькой, догонят. Нахрен. От дебилов нужно держаться подальше. Вдруг это заразно и передаётся воздушно-капельным.

Нифига. Догоняет. Слышно, как топают по глухому полу коридора его найковские кроссы в три моих зарплаты. Приставучий мажоришка.

– Мальвина, стой! – из принципа игнорирую. – Мальвина! Параша… Тьфу, блин, прости… Покровская!

Торможу, без особого воодушевления оборачиваясь на голос.

– Параша – это то, куда я засуну твою башку, если ещё раз так меня назовёшь!

– Ладно, ладно. Прашечка, так лучше?

– Не лучше. Зови по фамилии. Это раздражает меньше всего.

Прасковья, Праша, Прашечка… Параша, чтоб её. Мамочка у меня огонь. Знала, как подгадить доченьке. Мне, конечно, очень приятно, что меня назвали в честь покойной прабабушки, но это имя в наше время как объявление на лбу крупными буквами: «тренировка чувства юмора, стеби сколько душе влезет. Грустный ослик всё вывезет. Выбора нет».

Народ и отжигает в меру своей соображалки. Самое распространённое конечно же: «Девушка Прасковья, из Подмосковья…». Каждый второй доморощенный ловелас считает своим долгом спеть эту серенаду. Но Глеб пошёл дальше и оказался ещё оригинальней, сыграв на других нотах. Мальвина, блин. Сам ты Буратино, поленом бы тебя по роже.

– Окей, Покровская, – примирительно вскидывает руки Глеб. Какой покладистый. Это потому что ему от меня что-то надо. Но надолго его не хватит. Снова начнёт обзываться. Собственно, одна из причин, почему он меня так раздражает. Я его не трогаю, хрен ли меня касаться? Хорош ж всё было! Год жили – не тужили, обоюдно не вспоминая друг о друге, зачем портить идиллию? – Выслушай всю ситуацию, – меня подзывают поближе в духе: тсс, иди чё покажу. Класс. Будто я первоклашка, а он педофил, приманивающий меня конфеткой… И видимо я первоклашка. Потому что подхожу.

– Ну давай, вещай свой гениальный план, – милостиво разрешаю я. – Я настроила локаторы.

– Ты ж с сестрой своей не ладишь.

– Это вопрос или утверждение?

– Утверждение. Но вопросительное. Так как?

– Ну… допустим у нас контры.

– Контры? Да вы друг дружку не перевариваете.

Это так заметно? В универе мы почти не пересекаемся. У неё своя компашка, у меня своя. А вот дома, сука, делим на двоих ванную. И это мой личный болючий чирей на заднице. Болючий, гнойный и мерзкий.

– Ближе к делу, товарищ. Ближе к делу, – тороплю я.

– Не хочешь её проучить? Бабы мстительные, я знаю, – ух ты ж, с какой самоуверенностью заявляет. Прям гуру женской психологии выискался.

Вырвавшийся из меня смешок больше напоминает хрюканье.

– Проучить? Подложив под тебя? Всё настолько хреново, что секс с тобой сплошные мучения?

Ага. А вот уж и не такой самоуверенный. Теперь Глеб смотрит на меня, словно мысленно заряжает кольт и лупит пулю точно мне в лоб.

– Можем чуток задержаться на пары, и я, не отходя от кассы, докажу тебе обратное.

Меня только что не передёргивает.

– О, нет. Спасибо. Это тоже самое, что искупаться с бомжами в бассейне.

– Обижаешь.

– Да? А кто не далее, как на прошлой неделе обучал в подсобке Машку с параллели ораторскому искусству?

– Ты имела в виду: оральному? – хмыкает Воронцов. То, что их застали и сплетни быстро разнеслись по универу его мало волнует. Порой складывается впечатление, что его вообще ничего в жизни не волнует.

– Я имела в виду: у меня нет желания пачкаться об твои хламидии. Они ещё не надумали составить петицию?

– Какую?

– Ну типа: долой триппер, требуем абсолютную монархию и полный соцпакет!

В ответ с тяжёлым вздохом закатывают глаза. Ща как в черепе затеряются, потом не найдём.

– Мальвина, у тебя язык без костей!

Какое мудрое наблюдение. Нобелевку в студию.

– Ты учебник анатомии только на разделе половых органов открывал? В языке костей вообще нет.

Глеб нетерпеливо отмахивается, всем видом показывая, что такие детали его мало беспокоят. Мол, это был оборот речи, чего прикопалась?

– Так что по Лерке? – не унимается он.

– А что по Лерке?

– Поможешь?

– В чём?

– Мне нужно её закадрить.

– Стоп. Только что было про койку.

– Это приятный бонус. Но первостепенно надо, чтоб она в меня втюхалась.

Класс. Ещё лучше. Накачать эту клушу снотворным так-то проще, чем искать гипнотизёра.

– А сам что, уже не справляешься? Как же твоё природное обаяние, харизма и мешок денег вместо цветов?

– Скажем так, они её не впечатлили.

– Надо же. Я даже слегка зауважала Лерку. Правда её не впечатляет никто, кроме неё самой, так что не считается.

Моя «сеструндия» (плеваться хочется от этого слова) пусть и дура набирая, но себе цену знает. Она – это не дурочки с потока, у которых при одном виде на Воронцова слюни чешутся и в одном месте течёт… Стоп, не так. Наоборот… А, нет. Всё правильно.

Я согласна, Глеб собой неплох: высокий, смазливо симпатичный, богатый, полный комплект короче, однако.... Но девчат, камон, объективно, он кабелина. Не объективно – просто козёл.

– Ну вот мне и надо сделать так, чтобы для меня она сделала исключение.

– Я похожа на ведьму? Я любовные зелья кашеварить не умею. А тут либо приворот, либо литр водки в одно жало и молотком по мозгам. Чтоб память отшибло и все твои любовные похождения хотя бы за последние пару месяцев забылись.

Воронцов сердито отвешивает мне щелбан. Отблагодарить его в ответ подзатыльником не получается. Уворачивается, зараза.

– Давай помоем тебе рот с мылом? – предлагает Глеб.

Совсем оборзел.

– Себе кое-что другое помой. Половину универа поимел, а теперь хочешь сопливой романтики? Тем более от этой фифы. Да она тебя на три метра не пустит и дихлофосом на всякий случай вокруг обшикается. И правильно сделает.

– Да не упёрлась мне твоя романтика, – ух, сколько недовольства. Как будто его обидела сама мысль, что я допустила эту самую мысль, что ему кто-то может реально понравиться. – Поспорил я на твою Мисс Недотрогу. Последний год, как не воспользоваться возможностью совместить приятное с полезным? Ну так что, ты в деле?

Спор? В натуре? Не гонит? Ещё и так прямо заявляет. Ну конечно, знает же, что я из принципа и не подумаю Леру предупреждать. Но неужели он реально думает, что я соглашусь? Да от этой дебильной авантюры разит гнильем за километр. Мы с ней на ножах, не спорю, но не до такой же степени, чтоб подкладывать её под мужиков…

– Ты больной озабоченный полудурок, – оглашаю я официально закреплённый с этой минуты за Воронцовым статус, отмахиваюсь и ухожу. Пусть ковыряется в этой луже сам. Без меня.

Так я думала, пока не возвращаюсь вечером с рампы (прим. авт.: в данном случае речь идёт не о предмете для тренировок со скейтом, а о скейт-площадке в целом) и не обнаруживаю ванную, забрызганную въедливыми разводами от краски.

В раковине валяется использованный тюбик, грязная щеточка и вскрытая упаковка. Концентрированная вонь аммиака режет глаза, хоть противогаз надевай. Эта дура даже не догадалась оставить открытой дверь, чтоб проветрить.

– Твою-ю-ю ж… – вляпываясь пальцем в невысохшее тёмное пятно шиплю я, вылетая из ванной и врываясь без стука в обитель сводной сестры. К сожалению, мы даже спальни делим по соседству на первом этаже частного дома, куда я переехала с мамой после её официальной свадьбы с Андреем. Просто Андреем. Ну не папой же его звать. – Что за сральник ты устроила???

– Отстань, – меланхолично отмахивается Лера. Сидит за туалетным столиком и намазывает на лицо какую-то дрянь болотного цвета. Ну натурально кикимора. Ей от собственного отражения не противно?

За собой эта низкокалорийная красотка ухаживает с замашками королевы, имея забитые до отказа полочки со всяческими кремами, скрабами, мазями и лосьонами. Всегда с иголочки, без единого прыщика. Зато бело-розовая комната, филиал дурдома для Барби, похожа на свалку. Буквально.

– Отстань??? – шикаю я из вредности вытирая испачканный палец об её стену. – Я за тобой эту помойку убирать не буду! Иди и сама отмывай раковину!!!

– Не могу. У меня маникюр.

– Значит щас я его плоскогубцами вырву, всё равно не настоящие. Иди, сказала, убирай! Пока окончательно всё не засохло.

– Тебе надо, ты и убирай, – проверяя влажные каштановые пряди на прокрашенность равнодушно дёргает плечом Лера, от чего шёлковый халатик с леопардовыми пятнами кокетливо сползает вниз.

– Как можно быть такой свинотой?

На меня соизволяют, наконец, обратить внимание. Причем одаривают его, будто барскую шубейку кидают перед нищебродом. На, подавись. И помни про мою щедрость.

– Ну тобой же как-то можно. Ни кожи, ни рожи. За собой не ухаживаешь, ходишь черти в чём. Из друзей: латентный гей, и дура с ульем на башке.

А вот это перебор. Друзей трогать плохая затея.

– Язык откуси и прожуй вместо ужина, дебилка силиконовая.

Тут, конечно, мальца завираюсь. В Лерке нет ничего силиконового. Наверное. Хотя кто его знает. Я её голой не видела. И не планирую. Иначе потом придётся глаза себе выколоть.

– Ты просто мне завидуешь!

– Чему? Свистящему воздуху в дырочках от твоих сожженных волос?

– Моей популярности.

Серьёзно? Она это серьёзно? Боже. И как у Андрея, адекватного и нормального, могла родиться такая дура? Наверняка пошла в мамашу, что сбежала от них к какому-то малолетнему сопляку-альфонсу.

– Если правда думаешь, что это то, чем стоит гордиться, мне тебя жаль.

– Жалей себя. Это ты так и останешься никому не нужной.

Ну всё, достала. Хватаю со стеллажа с мягкими игрушками и книгами по, ёпт твою мать, психологии, стакан с недопитым смузи. Лера никогда не относит посуду сразу на кухню. Та может неделями копиться, а полки на кухне пустовать. Зато найти в её шкафу грязную тарелку с приклеившейся ко дну вилкой – плёвое дело.

Дом оглашает дикий истеричный крик, на который сбегается мама, Андрей и Вовчик, мой родной восьмилетний брат. Ещё одно бонусное очко отчиму – не каждый мужик согласится на женщину с таким прицепом.

– Что слу… – Андрей замолкает и начинает ржать при виде дочери, с лица которой вместе с маской стекает красная жижа. Да там всё теперь ею украшено. – М-м-м… ну понятно.

– Придурошная!! Что ты наделала??? – визжит Лера, дрыгая конечностями. Её так колбасит, словно я на неё дождевых червей высыпала, а не… Нюхаю. Что это, клубника? Вишня?

Торжественно ставлю опустевший стакан перед сестрой. Сестрой, чтоб тебя.

– Это называется контратака. А теперь, когда пойдешь смываться, будь любезна, отмой заодно и ванную.

Молча ухожу в соседнюю комнату, минуя тяжело вздыхающую маму, уставшую от наших вечных перепалок, и закрываю за собой дверь. За стеной продолжают истерить, но мне уже пофиг. Сама нарвалась. И так каждый день. Не ванная, так что-нибудь другое загадит. Никогда за собой ничего не уберёт.

По дому эта краля делать из принципа ничего не хочет: царице не пристало, видите ли, с веником прыгать. С готовкой не помогает, только сжирает всё, а потом орёт, что потолстела и требует у папани денег на фитнес. В магазин за майонезом и то не сходит, всегда найдёт отговорку: магнитные бури, педикюр, религия не позволяет. Вся помощь маме ложится на меня, словно мы тут слуги. Нет, эту стерву давно пора спустить с небес на землю.

Именно поэтому на следующий день вылавливаю в холле Воронцова.

– Я в деле.

– Прошу уточнить.

Прикалывается?

– Твоё пари ещё в силе?

– Конечно.

– Ну вот. Я в деле. Размажем эту заразу.

Глаза напротив загораются азартом.

– Отлично. С чего начнём?

Эй, я что, типа мозг намечающейся операции? Когда это меня успели из ранга пассивной сообщницы повысить до генерала?

– Как минимум, для начала стоит узнать слабые места противника. А для этого для необходимо пробраться в логово врага.

– Логово?

Во ту-у-у-упой.

– В её комнату, балда! Помнится, сестрёнка ведёт дневник. С него и начнём. Она сегодня на своей йоге зависает, до семи не вернётся точно. Родаки тоже приедут поздно, у мелкого дополнительные. Так что чтобы в шесть был как штык.

– А чё не раньше?

– Потому что, котик, у меня есть и своя личная жизнь… А, и это… Захвати антисептик и резиновые перчатки.