Пари на новенькую

Глава 7

Кирилл

– Я тебе что сказал? Мозги вообще работают?

Отец хватает меня за грудки, затем резко отталкивает. Я пошатнулся, но на ногах стою крепко. Держу руки в карманах, сжатые в кулаки до побелевших костяшек. И смотрю на него исподлобья. Не люблю, когда он так делает. Вообще терпеть не могу, когда он позволяет себе ко мне прикасаться. А тут еще на людях, не за закрытой дверью. Сволочь.

– Он не виноват! – спешит вступиться за меня новенькая.

– Он запугал тебя, что ли? – спрашивает отец у нее, а взгляда не отводит от меня.

Развернуться и уйти, что ли, прямо сейчас?

– Я от него убежала. И заблудилась, – оправдывается она.

Искренне так, правдиво. Даже я верю. Актриса будущая растет. Большого театра.

Отец меня больше не трогает. Ко мне вообще теряют интерес, успокаивают новенькую, хотя она успокоилась еще по дороге сюда. Она вообще только кивает и отвечает “да”, “нет”, “все в порядке”. И на меня смотрит. Так, словно волнуется. Говорю же – актриса.

– Домой идем, – отец снова ко мне прикасается.

Трогает за куртку и разворачивает в сторону дома. Думает, что я забыл, где тот находится?

Они прощаются с Борисом и его новой женой, желают удачи новенькой, отец даже извиняется перед ней за меня. Она снова повторяет, что виновата сама. Молодец, конечно, но я уже понимаю, что это не поможет. Отец решил, что виноват я, значит, сегодняшней стычки не избежать.

Я иду впереди, родители сзади, когда слышу, как новенькая меня зовет:

– Кирилл…

Я останавливаюсь, оборачиваюсь.

– Можно тебя на пару слов?

Смотрю на отца. Меня самого это бесит, но отец годами учил меня ждать его разрешения. Это уже привычка, въевшаяся с корнями. Он кивает, типа, можно.

Обхожу родителей, иду к новенькой. Мама с отцом меня, конечно же, не ждут. Вдруг отец отвлечется, и сегодня никаких воспитательных мер не будет?

– Чего тебе?

– Я поблагодарить еще раз хотела, – тихо говорит она.

Ее родители ушли в дом, но она все равно шепчет.

– За что?

– За то, что нашел. И что помог сегодня. Я верну завтра костюм.

– Оставь себе. В подарок. Я его все равно не надену.

– Тебе обязательно быть таким придурком?

Она смешно злится. В этот момент она хмурит брови, сужает глаза и чуть дует губы, отчего они у нее становятся пухлее. Черт, я что, правда пялюсь на ее губы? Возвращаю нахальный взгляд ей в глаза.

– Я такой всегда, новенькая.

– Неправда.

А она упрямая. И проницательная. Иногда мою бездушную сволочь внутри замещает человек, и я начинаю испытывать хорошие человеческие чувства: сострадание, жалость, страх. За сегодня этих чувств переизбыток. Днем в туалете я ее пожалел, вечером, пока ее искал, откуда-то взялся страх. Нафиг, пора завязывать такие контакты.

– Ты все сказала?

– Я спросить хотела… тебе точно ничего не будет за то, что меня искали?

– О чем ты?

Я изображаю равнодушие, хотя внутри начинает неприятно тянуть. Я сосредотачиваюсь на другом. На ее карих глазах, на длинных ресницах, которые видно даже в тусклом освещении, на светлых длинных волосах, которые задевает ветер. На ее лице, в общем.

– Об отце. Мне показалось, он… жестокий.

– Тебе показалось. Детективы смотреть перестань.

– Я просто видела, как он…

– Слушай, – теряю терпение, – отвали, а? Я тебя послал – ты ушла, все логично. Чего ты переживаешь?

– Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы, – шепчет, опуская взгляд куда-то на мои кроссовки.

– Тогда свали из школы, – предлагаю.

– Что? – ее взгляд гневно сверкает, когда она вскидывает голову и смотрит на меня.

Вот так привычней. Терпеть не могу, когда меня жалеют.

– Что слышала. Забери документы, найди другую школу.

– Нет.

– Порешали тогда.

Я разворачиваюсь и, ударив ногой по небольшому камню, шагаю вперед. Новенькая меня зовет снова, но я уже не оборачиваюсь. Делаю вид, что ее не слышу. И не оборачиваюсь. Поймет, что я не буду снова к ней подходить, и зайдет в дом.

Расстояние к нашему коттеджу преодолеваю за какие-то минуты. И так растягиваю возвращение как могу, но расстояние между нашими домами – каких-то десять-двадцать метров.

На первом этаже тихо. Есть шанс, что я спокойно доберусь до своей комнаты, но на втором этаже, когда я поднимаюсь по лестнице и прохожу кабинет отца, слышу недовольное:

– Сюда иди!

Засунув руки в карманы, иду к нему в кабинет. Останавливаюсь в центре и высокомерно смотрю на отца. Я не нарываюсь, просто уже знаю, что будет, так хоть не чувствовать себя бесхарактерным чмом.

– Я тебе что делать сказал?

– Я в няньки не нанимался. Она мне никто. Ушла, я держать не стал.

Отец встает из-за стола, я сжимаю руки в кулаки крепче.

Первый удар приходится мне в плечо. Я дергаюсь, но стою с высоко поднятой головой. Лет десять назад я еще плакал, сейчас все, что я испытываю – презрение. И желание дать сдачи. Руки чешутся так, что я едва сдерживаюсь.

– Ты должен меня слушать. Пока живешь и жрешь на мои бабки – слушать, понял?

– Понял.

Пока мы отдыхали, такого отец себе позволить не мог. Там мы ходили в плавках. Если кто-то заметит синяк, могут и спросить. А тут – кто бы заметил?

– С этой девочкой ты дружить должен. Борис мой прямой партнер и друг детства.

– Он свою дочь тоже бьет? – уточняю. – Вы же вместе росли, наверняка и повадки одинаковые. Или он не знает, какая ты мразь?

За все годы наших с отцом стычек я так и не научился держать язык за зубами. И пресмыкаться тоже. Мне всегда нравилось выводить его из себя, но сейчас зря. Я вывожу его на эмоции посильнее, и отец хватает меня за шкирку и разворачивает к двери. Не знаю, специально, или он не рассчитал, но я ударяюсь скулой о косяк.

Сжимаю зубы до хруста.

Еще немного, повторяю про себя. Еще немного, и я отсюда свалю, не забыв ему отомстить.

– Кто-то узнает правду…

– Лишишь наследства, знаю.

Насрать мне на наследство. Я в детский дом не хочу за год до совершеннолетия.

Когда ухожу из кабинета, сразу иду в ванную. Смотрю на себя в зеркало. Скула слегка рассечена. Не смертельно, но будет след от пореза и синяк. Запоздало вспоминаю о словах новенькой. Сжимаю зубы, делаю пару шумных вдохов. Главное, все отрицать.