НОЧНОЙ ДОЗОР

Отправилась я к нянюшке Крэбтри и заявила, что нам необходимо серьезно поговорить.

Начала я с заявления о том, что сказанное предназначено лишь для наших с ней ушей. Возможно, все это неправда, всего лишь предположение, но если оно правильно — жизнь Тристана в опасности. Она насторожилась и стала внимательно слушать меня.

— Похоже, в этом есть какой-то смысл, — сказала она, тут же припомнив случай, когда Тристан подвергся опасности из-за открытого окна.

— Я это окно никогда не открывала, — заявила она, — я-то знаю, а кто-то должен был сделать это! Да и одежду с себя сбрасывать у него нет привычки. Выставить с раскрытой грудкой на холод… Я бы убивала тех, кто детям вредит!

— Нам следует позаботиться о том, чтобы он не оставался один… ни днем ни ночью!

Она кивнула.

— Может, все обстоит по-другому. Ах, няня, видишь, как осторожно нам нужно вести себя! Нельзя рисковать. Может быть, большая часть из того, что мы предполагаем, — чепуха, но из-за Тристана мы не имеем права рисковать.

— Все правильно. Пусть по ошибке мы «лучше дерево облаем, чем злодея упустим». Я тебе скажу, что мы сделаем… только это между нами. Знаешь тахту в детской? Вот на ней я и буду спать, никто знать не будет. Тогда я буду все время на страже, днем и ночью.

— Нянюшка, я не смогу уснуть в своей постели! Я собираюсь дежурить в очередь с тобой и сама хочу спать в детской.

Она пристально взглянула на меня и покивала головой.

— Ладно, договоримся так: ты будешь спать на тахте, а я — в своей комнате, с приоткрытой дверью. Я уже все обдумала:

— Я приду туда тихонько, когда все улягутся, а уйду, когда начнет светать, к себе. Очень важно, чтобы никто не знал об этих приготовлениях… никто в доме!

— Ясно, нужно помалкивать!

— Значит, сегодня же?

— Сегодня, — подтвердила няня.

Вот так обстояли дела. Я лежала на тахте, а на рассвете начала различать контуры колыбельки. Спала я чутко: при малейшем шуме со стороны Тристана я просыпалась и начинала прислушиваться.

Иногда я задумывалась: может ли это быть правдой? Не драматизируем ли мы сами ситуацию? Мог ли Гордон иметь в виду убийство? Он присутствовал при рассказе его матери о ребенке Пенгелли. Может, мне почудилось, что он проявил к этому особый интерес? Я пыталась припомнить, что именно тогда он сказал. Врачи ведут исследования; в свое время они установят причину, но пока такие смерти воспринимаются как нечто неизбежное. Как легко оборвать жизнь малыша!

Мои мысли возвращались к тому дню, когда Гордон обнаружил меня в ловушке, подстроенной приливом. Тогда он приложил все усилия, чтобы спасти меня, но он и не собирался избавляться от меня, я не стояла на его пути.

Трудно было заподозрить в таком злодействе Гордона, но насколько хорошо я знала его? Он всегда был для меня загадкой, и — я ощущала это — в нем было что-то зловещее, или я все это выдумала?

Я проспала в детской две ночи, и это была уже третья.

Луны не было, но небо было безоблачным, и звезды светили ярко, особенно одна… Я вспомнила, как в такие ночи Дорабелла говорила: «Это Господь смотрит на нас! Он видел, как ты тайком схватила на кухне пирожное и сунула его в карман. Он записал это в свою книжечку, и когда-нибудь тебе придется ответить за это». На что я возражала: «Большую часть его съела ты, так что тебе больше отвечать!» Она парировала: «Грешно не есть, а воровать!» Дорабеллу можно было вспоминать без конца.

Что-то скрипнуло на лестнице. Я насторожилась, сердце заколотилось в груди. Я прислушалась л. Опять! Кто-то украдкой подбирался к детской!

Я тихо выскользнула из кровати, спряталась за дверь и оказалась там вовремя — она медленно приоткрылась.

Мне не верилось в реальность происходящего… Хотя я ожидала именно этого, все выглядело отрепетированной мною сценой! Вначале я увидела подушку… Ее белизна отчетливо выделялась при свете звезд. Потом, как во сне, точнее, в кошмаре, я поняла, что воображаемое происходит в реальности.

Какая-то фигура двинулась к колыбели и склонилась над ней. Я бросилась вперед с криком: «Няня! Няня! Быстрей!» Фигура резко обернулась. Это был не Гордон. Матильда!

Нянюшка Крэбтри была уже здесь… с крепкой тростью, готовая нанести удар.

Матильда Льюит обернулась. В ее глазах было выражение, показавшееся мне безумным.

— Что… что это вы здесь делаете? — воскликнула она.

— Это что вы здесь делаете? — вопросила няня.

— Убирайтесь! — воскликнула Матильда. — Убирайтесь… обе!

— Это уж вам нужно убраться из детской, — резко возразила няня. — Как вы посмели пробраться сюда, пытаясь убить ребенка?

— Что за бред?

Матильда отбросила подушку, упала в кресло и закрыла лицо руками.

— Няня, — воскликнула я, — сходи и разбуди мистера Льюита. Думаю, он лучше всех знает, что следует делать. — Ты следи за. ней, да отдай-ка мне эту подушку. Мы с Матильдой остались наедине, и она, бессильно опустив руки, глядела на меня.

Я медленно произнесла:

— Вы собирались убить его! Вы собирались убить Тристана! Вы считали, что это несложно, и собирались представить дело так, будто с ним случилось то же, что с ребенком миссис Пенгелли?

Она молчала.

— А другие… — не закончила я. — Что все это значит, Матильда?

Я уже понимала, что это значит. Это стало ясно после открытия, сделанного Джоуэном. Она хотела, чтобы Трегарленд принадлежал ее сыну — ее и Джеймса Трегарленда, — и ради этого она была готова устранить все помехи. Она, казавшаяся такой мягкой, такой бескорыстной, всегда готовой оказать помощь, оказалась способна на убийство!

Как я была благодарна Джоуэну! Если бы не его предупреждение, Тристан был бы сейчас мертв.

Никогда не забыть мне, как выглядел явившийся в детскую Гордон. Он бросил взгляд на мать. Я поняла, что няня рассказала ему о случившемся. Неудивительно, что на его лице было выражение ужаса.

Он был явно потрясен. Подойдя к матери, Гордон положил руку ей на плечо.

— Мама, — пробормотал он. — Мама… Ах, что ты наделала!..

Матильда разразилась рыданиями. Поглаживая ее, он обратился к нам:

— Я отведу ее в комнату, дам ей какого-нибудь снотворного. Она обезумеет, если не сделать этого. Боже, как это ужасно! Пожалуйста, позвольте увести ее! Я вернусь и кое-что расскажу вам. Попытайтесь, пожалуйста, понять…

Матильду трясло. Должно быть, это было что-то вроде припадка. Она начала раздирать на себе одежду и рвать волосы, потом набросилась на Гордона.

— Это ради тебя… — воскликнула она, — ради моего мальчика! Все принадлежало по праву тебе…

Он пытался успокоить ее. Никогда в жизни мне не доводилось наблюдать такой душераздирающей сцены. Обняв мать, Гордон наконец вывел ее из комнаты.

Мы с няней подошли к колыбельке Тристана. Он спокойно проспал все происшедшее.

— Значит, ты была права, — сказала няня. — Слава Богу, ты была здесь! Она сумасшедшая, эта женщина! Я отличаю сумасшедших, когда они попадаются, а уж сегодня я разглядела ее! Надо же, именно она! Ты потрясена, милая? Нечему удивляться. Только подумать, что бы могло случиться! Гордон тоже не в себе, должно быть, уже чувствовал, к чему дело идет у нее! Как ты думаешь, может, нам разбудить еще кого-то на случай, если он придет убить нас?

— Здесь только мистер Джеймс Трегарленд, а слуг ни к чему в это впутывать. Если бы он собирался напасть на нас, он уже сделал бы это! По-моему, он сам очень напуган, я неправильно оценивала его. Это была она… и безумие кроется как раз в ней.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем вновь появился Гордон. Он был бледен, взволнован, глядел на нас почти с мольбой.

Я подумала: «Он любит свою мать и боится за нее».

— Я хотел бы, чтобы вы поняли меня, — начал он. — Я вынужден рассказать вам все с самого начала в надежде на то, что вы все-таки поймете меня. Это, конечно, не оправдание: мать пыталась совершить ужасное деяние! С некоторых пор у нее появилась навязчивая мысль: сделать меня наследником Трегарленда, и это превратилось у нее в манию.

Джеймс Трегарленд — мой отец. Он давно познакомился с моей матерью, и у них возникла связь. Мать работала в одном из отелей Плимута горничной. Отец часто останавливался там, и они познакомились. Мать была из бедной, но приличной семьи, девушкой привлекательной наружности, Отец к тому времени был уже женат, так что, когда стало ясно, что я появлюсь на свет, ее родители были шокированы: она опозорила их, и они от нее отказались. Отец обставил для нее домик, где и родился я. Он продолжал поддерживать с ней отношения: я помню, как он приходил к нам. За мной он наблюдал как-то весело, будто ситуация забавляла его.

Для матери все это выглядело не столь забавно. Она была воспитана в строгости и переживала случившееся. Когда жена отца умерла, мать решила, что он женится на ней. На это он не пошел, тем не менее, мы переехали в Трегарленд. Я знаю, мать считала, что это лишь первый шаг… в нужном направлении, что ей еще предстоит стать хозяйкой этого дома, хотя перед смертью жена моего отца дала жизнь Дермоту.

Я помню день, когда мать сообщила мне о том, что отныне мы будем жить в богатом доме. Последовала какая-то история о том, будто она — дальняя родственница Трегарлендов, попавшая в стеснительные материальные обстоятельства и вынужденная оттого взяться за ведение хозяйства в этом доме. Это у нее, кстати, неплохо получилось, но ей нужно было добиться брака для себя и наследства для меня. Это стало целью ее жизни. Мой отец знал об этом, и ему нравилось держать ее на крючке. Согласится он? Не согласится? Он любил поддразнивать мать, возможно, давал понять, что имение станет моим, когда не окажется законных наследников. Конечно, еще существовал Дермот. Кто бы мог подумать, что с ним приключится такое? Он был молод и крепок. Имением он, правда, не интересовался, но под моим управлением дела шли неплохо.

Такова была роль, которую выбрал для меня мой отец. Мать это бесило. Я был ее сыном и старшим сыном своего отца! Я сумел сделать имение процветающим, Дермоту это ни за что не удалось бы… однако хозяином предстояло стать именно ему, поскольку я был незаконнорожденным. Отец мог бы жениться на матери, но не сделал этого. Не знаю, чем объяснить его упорство: он любил ее. Возможно, ему нравилось держать ее в напряжении, следить, как она будет реагировать… как мы оба будем реагировать? Он к тому же заботился о семейной чести. Возможно, он считал дурным тоном женитьбу на бывшей горничной? Поймите меня, пожалуйста! Мать жила здесь долгие годы, ее надежды то оживали, то вновь умирали! Как я сказал, идея приняла навязчивый характер. Возможно, если бы она обсуждала ее, не пыталась скрывать, это помогло бы, но она все держала внутри. Только я знал глубину ее страданий… это подавленное раздражение… Она могла страстно обсуждать мои права… но только со мной. С некоторого времени я стал опасаться за ее разум…

— Но вы не считали ее способной… к убийству? — спросила я.

Гордон заколебался:

— В последнее, время… я побаивался этого…

— А что произошло с первой миссис Трегарленд?

— Об этом я ничего не знаю! Она отправилась купаться, что было неразумно в ее положении…

— А Дермот?

Он вновь заколебался:

— Я… я не говорил с ней об этом! Думаю, мне предпочтительно верить в то, что его смерть была самоубийством. Он был очень подавлен и полагал, что больше никогда не сможет передвигаться самостоятельно, так что причина лишить себя жизни у него была…

Нянюшка слушала нас, затаив дыхание.

— Что теперь будет? — настаивала я.

— Не знаю, — беспомощно вздохнул Гордон. — Придется подождать. Первым делом утром я вызову врача…

— Вам придется рассказать ему о случившемся?

— Да… думаю, придется рассказать ему все.

— А что, по-вашему, будет с ней?

— Эту болезнь лечат. Я слышал, в последнее время добились значительного прогресса. Думаю, ей совершенно необходима помощь психиатра. — Значит, будем ждать утра. Я сочувствую вам, Гордон!

Он печально улыбнулся мне:

— Что-то должно было произойти, я был до некоторой степени готов к этому, понимал, что каким-то образом мать сорвется. После случившегося ей необходимо лечение!

Часы в комнате пробили два. Нянюшка Крэбтри сказала:

— Думаю, нам стоит поспать! Мисс Виолетта ляжет здесь, а. вы… — она взглянула на Гордона так, будто он был одним из ее детишек — …вам тоже следует укладываться. С утра будет много дел.

Он жалобно улыбнулся нам, но в этой улыбке ощущалась и доля благодарности.

— Я понимаю, что вы обе сделаете все, чтобы помочь мне.

Сказав это, он вышел. Няня заметила:

— Бедняга, сегодня ночью он мне понравился: ничего не скажешь, мать свою любит! Мужчина, который любит мать, не может быть до конца плохим! Теперь, я думаю, мы выпьем по чашечке чаю и поглядим, удастся ли вздремнуть. Я ведь не зря сказала, что завтра будет полно дел. Вернее, уже сегодня…

Я сидела и размышляла. Торопиться было ни к чему: ясно, что никому из нас уснуть не удастся.

Мы еще раз взглянули на Тристана… Медвежонок выскользнул из его ладошки, но ребенок улыбался во сне.

Следующие два дня царил настоящий хаос. Матильду осмотрели два врача. В первое утро она проснулась в помраченном состоянии. Гордон сидел возле ее постели всю ночь, чтобы оказаться рядом, когда она проснется. Матильда едва помнила происшедшее с ней накануне. Она рыдала и была в состоянии умственного расстройства.

Первым явился семейный доктор. Он заявил, что больная нуждается в непрерывном наблюдении. Тут же он вызвал другого врача, что было, видимо, необходимо в таких случаях. К концу второго дня Матильду увезли. Пришлось дать ей успокоительного, поскольку вела она себя агрессивно. Гордон был всерьез опечален, и я была тронута, поскольку за утешением он обратился ко мне.

Доверившись мне, он рассказал, что его давно беспокоило состояние матери. Он пытался внушить ей, что давно смирился с существующим положением, поскольку было маловероятно, что он унаследует имение. Он любил Трегарленд и действительно занимался всеми его делами. Тристану еще не скоро предстояло вступить в права владения, и Гордон собирался обучать мальчика, передавая ему все, что знал сам. Его это вполне удовлетворяло, зато не удовлетворяло его мать. Она желала видеть его признанным Трегарлендом, хозяином имения.

— Навязчивая идея, — говорил он, — способна погубить жизнь… как и случилось с ней…

— Вы сможете видеться с матерью…

— Да, она будет в Бодмине. Я стану посещать ее, по крайней мере, раз в неделю. Возможно, ей сумеют как-то помочь. В наши дни существует множество способов лечения…

— Я искренне надеюсь на это, Гордон.

— Я буду вечно благодарен вам, — ответил он. — Ведь если бы не вы, она могла бы стать убийцей, после этого ее положение было бы безнадежным.

Я в этом момент подумала про Аннетту. Мне не верилось в то, что тогда она попала в море по собственному желанию.

Интересно, не было ли уже на совести Матильды, по крайней мере, одного убийства и не это ли окончательно свело ее с ума?

Джеймс Трегарленд был крайне расстроен случившимся. Он не выходил из своей комнаты с момента, когда забрали Матильду. Позже он прислал одного из слуг и попросил меня зайти к нему для разговора. Я тут же отправилась к нему… и увидела другого человека. Он выглядел очень постаревшим, разбитым.

— Ах, Виолетта, — начал он, — в странный вам дом довелось попасть, не правда ли? И что вы о нас думаете? Сплошные несчастья, верно? Не странно ли все это? Долгие годы мы тихо, мирно жили… без всяких событий… а потом как будто взорвался спавший долгие годы вулкан… и не желает останавливаться!

— Случилось, конечно, многое, — признала я. — Думаю, одни события вытекали из других.

Он кивнул.

— Бедная моя Мэтти! Знаете, я ведь любил ее! Она всегда была интересной девушкой, под этой холодной внешностью бурлил костер страстей. Я дурно обошелся с ней! Выясняется, что у меня есть совесть: неприятное открытие в таком возрасте… когда уже ничего не изменишь. Она хотела, чтобы я женился на ней. Отчего я не сделал этого? Она нашла бы успокоение. Ее родители… именно они так воспитали ее. Заурядность была их жизненным девизом… и адский пламень ждал всякого, кто отступит от нее! Это остается на всю жизнь, и изменить ничего невозможно. Я поддразнивал ее… Стыдно сказать, мне это доставляло удовольствие! Так вот, я составил завещание… Все достается законным наследникам, а в случае, если они не смогут наследовать, — моему кровному сыну Гордону Льюиту. Тут все и началось… как только она вызнала у меня это. Видите ли, мне доставляло удовольствие наблюдать за ней. Мэтти я знал неплохо: на первый взгляд; совершенно неприступная… ну а потом… Не думал я, что все затянется: я поначалу рассчитывал отделаться каким-нибудь подарком и распрощаться. Не получилось: видите ли, появился мальчик. Он сразу мне понравился, а когда стал постарше, выяснилось, что он исключительно полезен в имении. Гордон — трудяга… не то что многие из Трегарлендов. Во всем виноват я, Виолетта!

— Вы же не предполагали, что дело зайдет настолько далеко?

— А следовало бы предполагать, ведь Матильда пыталась убить моего внука! Слава Богу, вы спали в этой комнате.

— Да, я узнала о том, что Гордон — ваш сын. Тут пошли разговоры о смертях младенцев по неустановленным причинам… И я сопоставила одно с другим. Тогда мы с няней и выработали этот план.

— Я должен благодарить вас обеих! Чудный мальчик — наш Тристан. Только подумать, что он мог угаснуть, как свечка. Я очень благодарен вам!

— И няне Крэбтри.

— Да, конечно: она из старой гвардии, дракон, воин! Мне это нравится.

Он выставил вперед челюсть и на пару секунд вновь стал похож на прежнего Джеймса.

— О да, ей мы тоже должны быть благодарны, но больше всего вам, дорогая! Мне спокойно, когда я знаю, что мой внук находится под вашим присмотром. А что, по-вашему, станет с моей бедняжкой Мэтти?

— Гордон считает, что ей смогут помочь…

— Сейчас она находится в неведении относительно того, где она и что натворила. Было бы лучше впредь ей об этом не знать…

— И о том, что она, возможно, совершила ранее.

— Вы имеете в виду первую жену Дермота?..

— Да, Аннетту.

— Это было действительно загадочное происшествие. Я обрадовался, когда Дермот привел в дом вашу сестру. А потом…

— И вы не представляете, что произошло? Он покачал головой.

— Я размышлял об этом: первая жена Дермота утонула, готовясь родить ребенка. Позже мне пришло в голову, что Мэтти могла приложить к этому руку. Поначалу, естественно, я этого не думал!

— Вы считаете, она могла убить Аннетту?

— Не знаю…

— А Дермота?

— Возможно, ей было нетрудно подсунуть ему эти таблетки! Не знаю… Неужели она могла зайти столь далеко?

— Он, как и Тристан, стоял на пути Гордона, и разделаться с ним было несложно… как и с Тристаном. Но Аннетта?.. И моя сестра?..

— Дорогая моя, вы страдали вместе со всеми, ваше пребывание здесь отмечено трагедией. Слишком много трагедий!

— Слишком много для того, чтобы считать их естественными! А теперь, когда мы знаем о существовании мотива…

Он медленно покивал головой:

— Я хочу, чтобы вы знали, как я благодарен вам. Этот дом особенно нуждается в вас сейчас. Вы обещаете не покидать нас?

— Не знаю, что нас ожидает в будущем, но пока я остаюсь здесь. Слишком много для меня значит Тристан.

— Буду довольствоваться этим. Бедная моя Мэтти! Как бы я хотел, чтобы этого с ней не произошло. Она ушла навсегда, не правда ли? Оттуда не возвращаются. Внешне уже холодный рассудок, но внутри бурлят страсти. Не демонстрирует ли это сложность человеческой натуры? Для меня это всегда было чем-то вроде хобби — наблюдать за поведением людей.

— Люди действительно сложны. А сейчас, с вашего позволения, я оставлю вас. Я обещала няне зайти в детскую.

Он кивнул:

— Вы действительно нужны нам всем: мне… Гордону… Тристану. Я не смогу быть спокоен за ребенка, если здесь не будет вас.

— Пока я остаюсь, обещаю!

Это его удовлетворило. Он вновь кивнул и прикрыл глаза. Выглядел он очень старым и бесконечно печальным.

Сет изменился. Было непривычно видеть крупного, крепкого мужчину, выглядевшего беспомощным ребенком. Как ни странно, он стал тянуться ко мне. Я знала, что он уважал и почитал Матильду, восхищаясь ею и относясь с доверием. Временами он смотрел на нее, по-моему, как на святую. Она была добра к нему. Как странно — она, замышлявшая убийство ребенка, была столь благосклонна к бедняге Сету.

А теперь, когда ее не стало, Сет чувствовал себя потерянным и обездоленным. Бедный растерянный Сет, чья жизнь была поломана в десятилетнем возрасте, после чего он так и остановился в развитии! Он часто вертелся возле меня, и я вдруг сообразила, что являюсь для него заменой Матильды. Если я что-нибудь несла, он спешил ко мне и явно демонстрировал удовольствие, с которым оказывал помощь.

Вот так случилось, что мы разговорились с ним, и мне, наконец, удалось узнать то, что давно мучило меня.

Обычно мы болтали с ним про лошадей и про уход за садом. Однажды я увидела его работающим в саду и, подойдя, спросила:

— Привет, Сет, как дела сегодня?

Его лицо сложилось в гримасу удовольствия — как всегда, если я обращалась к нему.

— Со мной порядок, мисс Виолетта! — Мое имя всегда доставляло ему трудности.

— Море сегодня беспокойное, — продолжила я. — Так, наверное, было, когда первая миссис Трегарленд отправилась купаться?

На этот раз в его глазах не было обеспокоенного выражения, появлявшегося при попытках заговорить на эту тему.

— Ну, это же не утром было… ночью же, верно? Я была поражена: это было что-то новое.

— Ночью?

— Море же ночью другое, — сказал Сет, почесывая голову. — Не знаешь, какое, только другое…

— И ты там тоже был, Сет?

Он озадаченно взглянул на меня, и на его лице начало появляться выражение настороженности.

— Мне-то ты можешь сказать, Сет.

Он пристально поглядел на меня тем самым взглядом, которым раньше глядел на Матильду. Теперь он одарил им меня и оживился.

— Так ночью же было! Она с ней была…

— Там была миссис Льюит… с первой миссис Трегарленд?

Он закивал и, повернувшись к дому, указал на стеклянную дверь, выходившую на террасу, откуда четыре ступеньки вели в сад.

— Они там в гостиной были…

— Чем-то занимались?

— Только двое их там и говорили. Они про ребенка, который будет, говорили…

— Почему ты так подумал?

— Я не думал, я знаю: они про это говорили…

— И что было дальше?

— Они вышли. Она качалась, вообще плохо стояла, а я смотрел, — он захихикал. — Она пьяная, я подумал, миссис Трегарленд…

— А потом что было?

— Миссис Льюит ее за руку взяла, и они в сад пошли…

— Тебя они видели?

— Нет… а я смотрел. Миссис Льюит ее вниз повела, а вниз-то тяжело, она же вроде пьяная. Ну, и они на берег, а она там упала…

— Первая миссис Трегарленд?

— Ну, а я смотрел, прямо, как пьяная…

— А что было потом?

— Миссис Трегарленд ее раздела, а после одела, в чем купаются. А потом потащила к морю, только ей не стащить было: та же ведь какая тяжелая! Ну, я пошел и стал помогать…

— Сет! И что сказала миссис Льюит?

— Ну, ей не понравилось, она на меня немножко рассердилась… сперва, а после нормально. Она сказала: «Привидение леди, которая давно померла, хочет с первой миссис Трегарленд поговорить, и что ей надо в море…» Ну, что привидение ей велело. Она сказала, что видишь, она ее зовет?

— И ты видел?

— Миссис Льюит сказала, и я, значит, увидел. Я ее тащить помог и в море. «Той надо с ней просто поговорить. Так, вроде они подруги», — это так миссис Льюит сказала. Ну, и одежду ее забрала, а после халат ее принесла, чтобы ей одеться, когда из моря вылезет, а она не вылезла. Видать, привидение ее попросило остаться…

— Сет, и ты все время знал это и никому не рассказывал?

— Ну так она же сказала не говорить, верно? Она сказала, что, видать, те друг другу понравились и быть хотят друг с другом вместе. А эта из моря пугать никого не будет, потому что ей с первой миссис Трегарленд хорошо.

Я сидела, уставившись на море, и думала: «С этим мне теперь все понятно. Но что произошло с Дорабеллой?» Я спросила:

— Сет, а вторая миссис Трегарленд, про нее ты что-нибудь знаешь?

— Про нее ничего не знаю, ничего не видел…

— Она ведь тоже в море пропала.

— Может, и пропала, я не видел…

— Ты уверен, Сет?

— Да уж, конечно, я только видел другую…

— Спасибо, Сет, — сказала я. — Ты мне очень помог.

По его лицу медленно расползлась удовлетворенная улыбка. Я чувствовала, что теперь он относится ко мне как к другу и покровителю.

Итак, я знала, что Матильда действительно была убийцей уже к моменту нашего знакомства. У нее было болезненно изощренное мышление. Трудно представить себе, что под такой спокойной, чуть ли не покорной личиной могут крыться такие ужасные замыслы. Теперь картина случившегося была ясна. Очевидно, Матильда чем-то опоила Аннетту, отвела ее на пляж и столкнула в воду. Хорошо, что сейчас она находится в таком месте, где ей не удастся творить такие дела!

С момента нашей последней встречи с Джоуэном прошло некоторое время. Конечно, он должен был знать о случившейся в Трегарленде драме, поскольку о ней, несомненно, шли разговоры по всей округе. Я знала, что он обеспокоен.

На этот раз он сам приехал сюда, и, когда мы уселись на скамью в парке, я ему все рассказала.

Он был потрясен:

— Благодарить следует в первую очередь вас, Джоуэн, — сказала я. — Ваше сообщение о родственных отношениях между Джеймсом Трегарлендом и Гордоном все расставило на свои места.

— Ребенка спасли вы с няней.

— Да, но насторожиться нас заставили вы, а потом я припомнила эти разговоры Гордона и Матильды о смертях младенцев.

Я описала, как Матильда явилась с подушкой в детскую.

— Бедняга Гордон! — заключила я. — Он очень горюет. К счастью, она находится там, где не сможет причинить никому вреда. Джоуэн, и что нам теперь делать? Я уже знаю о том, что Аннетта пала жертвой убийцы, в деле с Дермотом нет ясности, но и он, похоже, убит. Не понимаю, что же произошло с Дорабеллой? А не показалась ли Матильде соблазнительной идея избавиться и от Дорабеллы? Если получилось с первой женой, почему не сделать то же со второй?

— Нет, по столь неосновательной причине она не стала бы убивать. Ребенок уже существовал, да и непросто было сделать это: ее же видел Сет. Должно быть, это беспокоило ее. Полагаю, она собиралась избавиться и от него.

— Это было нелегко сделать. Она с трудом справилась с Аннеттой, а Сет — крупный, сильный мужчина. Нет, она была уверена, что он не выдаст ее, и этого не случилось бы, если бы ее не увезли, и если бы он не воспринял меня как ее преемницу. Ни с кем, кроме меня, он не стал бы говорить об этом. Но что делать нам?

— Возможно, ничего. Что произойдет, если об этом узнает полиция? Примут ли во внимание показания Сета? И кому от этого будет легче? Предположим, будет суд. Миссис Льюит невменяема, и ее показания не могут приниматься во внимание. А решение? Виновна, но безумна? Похоже, ей и без того предстоит провести остаток дней в сумасшедшем доме. Все бесполезно, разве огласить факты.

— Миссис Парделл обвиняет Дермота в убийстве как Аннетты, так и Дорабеллы.

Он помолчал.

— Возможно, она захочет предать дело огласке? — наконец произнес он.

— Странная женщина! После того, что произошло во время моего последнего визита к ней, я и вовсе не понимаю ее.

— Что ж, по крайней мере, мы кое-что узнали.

— Вы действительно верите Сету?

— Да, все совпадает. Матильда Льюит совершила одно убийство и собиралась совершить другое, поскольку то сошло ей с рук. У нее появилась настоящая мания. Она убедила себя в том, что ее сын любой ценой должен получить то, что, казалось ей, принадлежало ему по праву. Ради этого она была готова на все.

— Значит, мы ничего не будем делать?

— Сейчас это лучший выход!

— Джоуэн, я так рада, что вы поддерживаете мой дух!

— Спасибо, вы так же действуете на меня. Вы не уедете?

— Я разговаривала с Джеком Трегарлендом. Он был очень любезен и откровенен. Он заставил меня пообещать, что я останусь. — Я не удивлен. Вы с верной няней спасли жизнь его внуку!

— Наверное, об этом болтают в городе?

— Они говорят, что миссис Льюит сошла с ума из-за всего случившегося в последнее время в этом доме. Что ж, вскоре у них появится новая тема для разговоров.

— Какая?

— Почти наверняка вскоре начнется война!

Загрузка...