Она ожидала чего угодно, только не допроса. Да, он проходил в уютной и привычной атмосфере кухни, а не в подземелье с пыточными инструментами, но от этого легче не было.
Влада в удивлении и неверии сидела и смотрела на инквизитора – а по–другому сейчас она не могла назвать мужчину, которого полюбила, никак не могла – и пыталась не захлебнуться ядом.
Так опростоволоситься! Ведь всегда считала себя умной и проницательной, а тут на тебе – ошибка на ошибке. И самая главная – она примеряла на людей шаблоны и стереотипы Земли, тогда как люди другого мира, хоть и были во многом похожи, всё же отличались, притом кое в чём кардинально. Если вообще были людьми.
Вот и её инквизитор… Чёртов инквизитор! Палач! С холодными чёрными глазищами! Подозрительный, злой, резкий! Таким она не видела его даже в первые сутки, когда он относился к ней с явным предубеждением!
– Мне не о чём рассказывать. Всё, что я знаю о себе, уже рассказала. Никаких тайн и скелетов в шкафу у меня не было или я о них не знала.
– Ты говорила, твои родители погибли, тем не менее, когда я упомянул о них и о грозящем тебе браке, ты приняла эту информацию спокойно и не удивилась.
– Я могу то же самое сказать о тебе! Ты знал и не сказал мне!
Влада не ожидала, что сорвётся на крик, но нервное напряжение, давно владевшее телом, давно требовало выхода. Она так долго шла к этому, так долго копалась в себе, в воспоминаниях, разглядывала каждую мелочь, каждое слово любого иегерийца подвергала пристальнейшему досмотру и разбору, но именно сейчас хотелось всё бросить и вернуться домой. Завернуться в тёплый плед, налить чашку какао и почему–то добавить маленькие зефирки, которые терпеть не могла.
Желание закуклиться, спрятаться в норку, подальше от человека, причиняющего боль, становилось нестерпимым. Влада как наяву представила свою квартиру, царящие в ней спокойствие и безмолвие, дарующие долгожданное умиротворение и чувство защищённости. И бусину. Ту самую, что находилась на самом видном месте в квартире, при этом её бы вряд ли нашёл кто–то, кроме неё.
Там было хорошо. Здесь плохо. И больно.
Хэвард отдалился, превратился в ужасного и всемогущего, не любящего, не заботящегося. Подозрительного и злого. Предателя!
Не рассказал про мать! Про семью! Скрыл, хотя всё знал!
Использовал её в тёмную!
Владу трясло. От осознания ситуации, от своего места в ней, от предательства человека, которому доверилась, которого полюбила. Она то покрывалась гусиной кожей, то испариной, то её тошнило от приторной сладости, то неприятная кислота вместе со слюной наполняла рот. Слёзы были на подходе, но нет, она не предоставит противнику удовольствия увидеть себя униженной и растоптанной! Сто тысяч раз нет!
Но куда сбежать? И как?
Как–то отвлечься? Начать снова готовить?
Влада с ненавистью взглянула на банку с солью. Дар богов. Их вера в её силы, в её талант, предназначение.
«Ничего мне не надо! Ни от богов! Ни от людей! Ни от Хэварда! Да идите вы все лесом! Хватит! Надоело!» – митинговала про себя девушка, позабыв об обещании не оскорблять богов ни словом, ни делом, ни мыслью.
Она столько держала себя в руках, поступала разумно, взвешивала каждое слово, каждое действие, но и её чаша весов переполнилась. Не осознавая, что творит, Влада ударила по банке, стоявшей близко к краю стола. Тяжёлая, почти неподъёмная, тара для божественного дара слетела на пол так, словно была баскетбольным мячом и только того и ждала. Звон стекла разлетелся по кухне вместе с шорохом расползающейся белыми ручейками соли. Не понятно откуда взявшийся сквозняк с негромким свистом утягивал кристаллики ко входной двери, но люди сейчас были заняты другими делами и не обращали внимания на «воровство» божественного подарка.
Хэвард ощутимо напрягся, если не сказать, напугался, и Влада с мрачным удовлетворением попеременно смотрела на осколки с белым озерцом соли и лицо мужчины.
«Хочу домой! – оформилась мысль. – Пусть они здесь сами разбираются. Заварили кашу – расхлёбывайте, дорогие интриганы! Драконы, шаманки, боги! Без меня. Я – домой!»
И почему–то не было никаких сомнений, что всё удастся. Она знала, что перенесётся туда, куда надо. Безо всяких амулетов, без заклинаний, специальных залов и помощи богов. Ведь её бусина осталась на Земле, соединяя незримой нитью её нынешнюю жизнь с прошлой жизнью. И миром. Не Амелика, не её силы и связь с Иегерией позволяли ей, Владиславе, спонтанно переносить предметы. Бусина.
Часть силы, часть её самой.
На смену ярости пришла ледяная уверенность в собственной правоте.
– Знаешь, – начала она, спокойно глядя на любовника, почти бывшего любовника, – мы могли бы сесть и спокойно во всём разобраться. Ты бы рассказал мне, во что я вляпалась, я бы объяснила свои догадки и предположения, но нет. Ты не доверяешь, подозреваешь меня во всех смертных грехах. Пусть, – голос зазвучал хрипло, и она прочистила горло, – пусть у тебя всё будет хорошо. Я не смогу жить с тобой и любить тебя, если постоянно буду чувствовать эту стену – или пропасть, не важно – между нами. Найди всех виновных, покарай, живи дальше. А я ухожу. Это не мой мир, не мои проблемы и, как оказалось, ты – не мой мужчина. Я старалась помочь, разобраться, но моя помощь не нужна, а марионеткой я быть отказываюсь. Мне не нужны ни родители, которые, не зная меня толком уже пытаются распоряжаться, ни мужчина, использующий меня в своих интересах. Прощай. Я научусь жить без тебя. Точнее: я буду жить без тебя и буду жить хорошо, быть может, даже лучше, чем раньше. Прощай.
Голос не звенел, не сочился ядом либо горечью. Нет. Она безумно устала сражаться за чужие ценности и чувства мужчины, который оказался не способен на них. Одолевшее равнодушие оказалось плохим подспорьем, но Влада опиралась на него, как человек с переломанной ногой – на костыли.
Хэвард смотрел с недоверчивыми любопытством и снисходительностью. Мысль «Куда она денется с подводной лодки» так и читалась в его глазах, но Влада не реагировала как обычно, не вспыхивала в попытке отстоять свои права, не злилась, не раздражалась. Лишь спокойно подошла к полке, под которой на специальном креплении висела её сковорода, сняла её, кинула прощальный взгляд на мужчину своей мечты и исчезла.
И только оказавшись в собственной квартире, у долгожданного кресла с клетчатым пледом, хмыкнула.
– Вот я и дома.
Открыла окно, чтобы насытить воздух кислородом, отнесла сковороду на кухню, положила на законное место, машинально щёлкнула кнопкой чайника, села.
В голове не было ни единой мысли. Вода забулькала, привлекая внимание, но Влада словно попала в липкую паутину и не могла шевельнуться. Сидела молча, неподвижно, смотрела перед собой, не соображая, где она и кто она.
Время текло патокой, вязкой и тягучей. Тикали часы на стене. Ровно бился пульс и сокращалось сердце.
Никаких мыслей. Никаких желаний. Застывшая в пустоте фигурка.
Прошло довольно много времени, прежде чем Влада встала и пошла в душ. Молча скинула одежду. Молча включила воду, отрегулировала напор и температуру. Стянула синие ленты, привычно вплетённые в волосы, небрежно бросила на пол.
Тугие струи воды ударили в напряжённые мышцы, причинили боль, не сильную, но ощутимую. Звук отскакивающих от тела, падающих на пластиковую шторку душа, капель показался инородным, непривычным. В Иегерии вода обнимала, ласкала, казалось даже, пыталась пройти сквозь тело, проникнуть в него, смыть усталость и нервозность, унести их в воды Мирового океана.
«А в душе представьте, что вода не просто омывает тело, но проникает в уставшие и зажатые от стресса мышцы, может, у вас получится поработать с потоками хотя бы на таком примитивном уровне», – вспомнилось вдруг наставление Мальвы.