Павшее Королевство

Год: 2017

Автор: Элизабет Мэй

Жанр: Фэнтези

Серия: Охотницы / The Falconer, книга #3

Язык издания: английский

Перевод группы: 💎 БЕСТСЕЛЛЕРЫ 💎 Книжные романы!

Перевод: Маргарита Козловская (1-6гл), с 7гл — Елена Курак

Сверка: Елена Курак

Корректор: Victoria Malafeeva

Редактор: Анюта Солнцева



Книга предназначена только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без уведомления администрации группы и ссылки на сообщество — строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Пожалуйста, уважайте чужой труд! P/S/ Перевод любительский!

Команда группы БЕСТСЕЛЛЕРЫ не несет ответственность за использование и распространение данных материалов иными лицами. Внимание — перевод любительский





Для моих читателей.


Кто посылал мне электронные письма и сообщения, которые заставили меня улыбнуться.


Кто рассказал своим друзьям о моих книгах.


Кто оставался с этой серией от начала до конца.


Кто знал меня задолго до этого,


и кто поощрял меня все эти годы.


Я написала эту последнюю книгу для всех вас.


— Элизабет Мэй


Глава 1

Я появилась девушкой: отчаянно прорывающей себе путь на землю слабыми, дрожащими конечностями, с криком на губах и горлом, наполненным пеплом…


Прорываюсь на поверхность. Открываю глаза, чтобы увидеть серое небо. Воющий вскрик пронзает воздух — я понимаю, что он мой.


Мои ногти погружаются во влажную почву, пока я выталкиваюсь из земли. Я падаю на живот, щека прижимается к грязи. Я задыхаюсь, пытаясь произнести слова, которые застряли у меня в горле: бессмысленный перечень чего-то на языке, без воспоминаний, без каких-либо причин для них. Передаваемая информация становится более рваной, как и мое дыхание, все более и более бессвязной, пока я прихожу в себя. Затем начинают формироваться мысли. Они затуманивают мой разум, их слишком много.


«Где я? Как сюда попала?»


Не помню.


Пошатываясь на ногах, хватаю соседнюю ветку, чтобы устоять. Моргаю от света, мое зрение проясняется, когда я смотрю перед собой.


Я в лесу, который сожжен дочерна, каждое дерево вырвано с корнями и лежит на земле. Скрученные ветви, будто поймавшие меня в клетку, тянутся к небу, словно корявые пальцы. Я кашляю из-за сильного запаха дыма от недавно потухшего огня. Воздух настолько насыщен, что мне приходится зажать нос рукой. Это едва помогает. Мои обнаженные руки покрыты сажей. Черное платье, которое на мне надето, в грязи.


Я провожу рукой по шелковистой ткани.


«Как случилось, что я оказалась в этом?»


Мне оно даже не знакомо. Ничего не знакомо. Я не помню свою жизнь до этого. Мое дыхание сбивается.


— Думай, — мой голос грубый, резкий. Я прижимаю руку к груди, как будто это может замедлить сердцебиение, — должно же быть что-то.


Я пытаюсь найти какой-нибудь кусочек воспоминания, успокоить панические мысли, которые снова и снова всплывают в моей голове: «Кто я? Где я? Как я сюда попала?» Но ничего не приходит. Мой разум пуст. Бесконечная пустота там, где я знаю, ЗНАЮ, что должна быть целая жизнь воспоминаний.


Позади меня что-то шелестит. В нескольких футах ворон бьет своими крыльями и садится на почерневшую ветку. Его маленькие, чернильные глаза не мигают и сосредоточены на мне. Звук, который он издаёт, похож на что-то между рычанием и криком. Я отступаю, моя кожа покрывается мурашками.


Глаза черные, как смоль. Морщинистая кожа обволакивает кости.


«Я найду тебя. Куда бы ты ни пошла, я найду тебя».


Я вздрагиваю от быстрого, мимолетного образа в моем сознании — какофонии черных крыльев и смеха, который наполняет меня страхом. Тревожные вспышки длинных острых клювов, с которых что-то капает. Кровь? Затем голос, поднимающийся из затененных частей моего разума, старый и дрожащий, но наполненный злобой.


«С этого момента каждая секунда, прожитая тобой — это мой подарок, моя милость».


Кому принадлежит этот голос? Я не помню, но что-то говорит мне, что послание, которое она передала мне, то, которое я проговаривала, когда выбиралась из земли, — важно. И что бы это ни было, это до чертиков испугало меня.


Голос явился снова, на этот раз слабее. Угасая, умирая.


«Я пришла, чтобы сделать тебе предложение».


Она растворилась в пепле на моих руках.


Я вырываюсь из воспоминания резким рывком, который напугал ворона. Он взлетает в шквале перьев, пролетая слишком близко от меня. Я отступаю так быстро, что одна из остроконечных ветвей дерева режет мою ладонь. Шипение от боли срывается с моих губ, когда я смотрю на текущую кровь, которая начинает змеиться по кончикам пальцев. Прежде, чем я могу остановить себя, прежде, чем понимаю, что делаю — сила вздымается по моим венам. Она мчится прямо к моему запястью, где кровь стекает по ладони. Энергия настойчива, требовательна. Она парит в воздухе, как будто ожидая приказ, все, что я пожелаю. Я могу сделать это реальностью.


«Я ничего не хочу. Просто что-нибудь знакомое. Воспоминание».


Я потрясённо смотрю, как ветка, которая меня порезала, деформируется в металл такой же острый, как заостренный край кинжала. Это настораживает. Я помню его форму глубоко в пустом пространстве моих воспоминаний. Когда я пытаюсь составить изображение, металл распространяется по дереву, его конечности превращаются в тысячу вращающихся мечей. Кошмарный образ, всплывший из мыслей о том месте, который я никогда, НИКОГДА, не хотела бы вспоминать. Где монстры с пилообразными зубами скрывались в тени темного леса.


«Верните то, что было. Сожгите его снова. Пожалуйста».


Черные выжженные ветви заменяют металл, но моя сила не останавливается на достигнутом. Она вспыхивает в потрясающих, ярко-синих огнях, которые лижут воздух и поглощают искривлённые, мертвые деревья вокруг меня.


Задыхаясь, я закрываю глаза, страх сковывает желудок.


«Мне следует уйти отсюда. Я должна уйти, пока не сделаю хуже. Я должна…»


Оглушительный звук заполняет тишину. Я открываю глаза прямо в тот момент, когда все деревья валятся на землю, подбрасывая тлеющие угли в небо, которые затухают один за другим, как тысячи умирающих звезд.


Теперь то, что осталось — это отлично вырезанный путь через остатки скрученных ветвей.


«Втяни её. Втяни её сейчас же»


Сила, причиняя мне боль, обосновывается в груди, ее тяжесть оставляет меня раздвоенной, задыхающейся. Как будто она растягивает кости, сворачивается в пространство, которое ей не подходит — оно не было создано для нее.


Словно она изначально никогда мне не принадлежала.


Я снова слышу этот голос, который звучит, как у старухи в ее последние драгоценные моменты перед смертью: наполненный усталым, грустным осознанием смертности.


«Ты моя единственная кровь».


«Вспоминай», — говорю я себе. Я отчаянно рыщу по своей памяти, но воспоминания там слишком тонкие, хрупкие.


— Не могу, — я едва могу произнести эти слова.


«Я не могу, я не могу, я не могу».


«Старайся лучше».


Я начинаю идти по дорожке из сгоревших деревьев, прорываясь сквозь череду мимолетных воспоминаний. Они исчезают, как если бы они были песчинками, падающими сквозь кончики пальцев. «Сосредоточься». Я пытаюсь перенаправить свои мысли на что-то простое. Как я здесь оказалась. Где я.


Мое имя.


«Мое имя». Я не знаю своего имени.


Меня охватывает паника. Это невозможно. Кто забывает свое чертово имя?


Чувствуется, что оно должно вспомниться легко. Оно прямо здесь, в пределах моей досягаемости: буквы, звук, то, как мои губы образуют слоги. Но когда я напрягаю память, оно не хочет появляться.


Страх заставляет меня идти быстрее. Мои босые ноги двигаются по покрытой пеплом почве со скоростью, от которой горят ступни, но я слишком расстроена, чтобы об этом заботиться. Впереди, у кромки леса, проблеск солнечного света выглядывает сквозь облака и отражается на поверхности озера.


Я останавливаюсь ненадолго, когда образ этого озера затрепетал у меня в голове, быстро, как крылья птицы. Я летела — нет, я скакала на лошади так быстро, что казалось, будто лечу. Я гналась за темноволосым мужчиной и женщиной, которые тоже были верхом на лошади. Мы направлялись на битву, чтобы защитить людей, которые мне не безразличны. Но где они? Кто они?


«Может быть, мое отражение поможет вспомнить?»


Я срываюсь на бег, прорываясь сквозь ряды мертвых деревьев, игнорируя острую боль, когда ветки режут мои ноги. Прорываюсь через лес и спускаюсь по каменистому пляжу, направляясь к остаткам пристани. Дерево выглядит достаточно прочным, чтобы пройти по нему.


Моё имя у меня на губах; я пытаюсь как-то сформировать звуки. Оно из нескольких долгих слогов, но есть еще одно, сокращенное. Один слог, четкое и прямое обращение.


Оно приходит с воспоминанием о человеке, который отправился со мной на битву. Боже, у меня болит в груди при мысли о нем. Он шептал это сокращенное имя, словно любил то, как оно звучит. Как будто он рассказывал мне секрет. Словно, это означало «я люблю тебя» и «я хочу тебя». Словно, это было обещанием на его губах, заявлением. Клятва.


Мои ноги достигают пристани, которая застонет под моим весом. Я делаю последние шаги осторожно, чтобы доски не провалились. Затем ложусь на живот, выглядываю через край и смотрю в неподвижную воду.


«Это не мои глаза».


Это первое, что я замечаю. Они должны быть другими — карими, наверное. Сочетание коричневого и насыщенного, темно-зеленого. Сейчас они цвета светло-янтарного чистого меда. Цвет богатый, яркий и тревожащий.


«Это не мои глаза. Они не могут быть моими».


Я изучаю черты лица, чтобы понять, что еще выделяется. Мое лицо смотрит на меня, и оно выглядит знакомым. Под тонким слоем грязи и сажи рыжие веснушки рассыпались по переносице, скулам и верхушкам плеч, где платье оставило их голыми. Мои кудрявые медные волосы опускаются к воде, и один локон едва касается поверхности. Я узнаю свое лицо точно так же, как узнала бы свое имя, если бы его услышала.


Остальная часть меня обычная, нормальная. Человеческие черты на человеческом лице. Мое внимание возвращается к глазам. Не мои. Не человеческие. Холодок проносится сквозь меня, когда я вижу блеск под радужной оболочкой, как тень, пересекающая воду.


Вынуждено тянусь к своему отражению. В тот момент, когда я дотрагиваюсь до воды, она пробуждает внутри меня силу. Боже, это больно. Боль утихает только тогда, когда я снова освобождаю ее из тюрьмы в моей груди.


Лед образовывается вокруг кончиков пальцев — но он не останавливается на этом. Лёд быстро распространяется по поверхности воды, расширяясь завитками инея. Гладкая, ровная поверхность так же прозрачна, как и зеркало. Это так прекрасно, что я не могу не восхищаться ею.


Пока я не понимаю, что лед не останавливается. Я пытаюсь вернуть его обратно, но уже слишком поздно. Я не могу. Сейчас мои силы не хотят быть запертыми, они не хотят, чтобы их сдерживали или останавливали. Лед продолжает распространяться по озеру, достигая скал вдоль дальнего берега.


«Остановись. Остановись».


Вдали раздаётся грохот, и я настораживаюсь. Солнечный свет, светивший на серебряные воды озера, исчезает за темными грозовыми облаками, которых не было минуты назад. Неожиданный ледяной ветер пронизывает меня сквозь тонкую ткань моего платья.


— Прекрати это, — говорю я своей силе приглушённым шепотом, изо всех сил пытаясь затащить ее обратно в слишком маленькое пространство в груди. — Стой, стой, стой.


Моя сила возвращается так быстро и болезненно, что я вскрикиваю. Я поднимаюсь на ноги, пульс ускоряется. Озеро и пляж покрыты толстым слоем льда.


Что я только что сделала? Сила, как и мои глаза — она не ощущается правильной. Она не моя. Как такое может быть? Я не могу ее контролировать.


«Согласиться. Ты должна согласиться сейчас».


Скелетообразная рука обернулась вокруг моей в жесткой, оставляющей синяки, хватке. Увядшее тело обнимает меня и внезапно возникает мучительная, жгучая боль.


Я помню, как я откинула голову и закричала, кричала и кричала.


Поражаясь воспоминанию, я спешу уйти с этой проклятой пристани, прежде чем смогу сделать что-то похуже, чем заморозить воду и создать шторм.


«Что за чертовщина? Что я такое?»


Мои мысли шепчут мне слово. Ужасающее предположение, от которого я с тревогой замираю: «фейри».


Нет, я не фейри. Я смотрю на ноги, опухшие и изрезанные от ходьбы по лесу. Фейри не кровоточат так легко. Осознание этого немного успокаивает. Память приходит быстро: я сжимаю пальцы, впиваясь ногтями в ладони, чтобы вспомнить, что такое боль.


Боль, которая говорит, что я все еще человек. Я — все еще я. Кровоточат — это то, что делают смертные.


Я все еще смертна.


Резкий топот лошадиных копыт вырывает меня из размышлений. Ритм — слабый, устойчивый, отрывистый. Это не просто звук — я чувствую его в камнях, также, как моя сила взаимодействовала с водой. Он доносится из живого леса в дальнем конце озера. Три лошади. Каждая с всадником и…


Сила. Она ощущается так же, как воздух в дождливые дни. Тяжесть, сопровождаемая диким, земляным ароматом, похожим на цветочный. Что-то внутри меня с уверенностью даёт знать, что эти всадники — мои враги. Их сила становится ближе, скользя по земле как завитки, как темнота, как тени, брошенные деревьями.


Они ищут кого-то.


Я бросаю взгляд на руки, всё еще холодные от воды. Всадники, должно быть, ищут источник силы. Того, кто сжег лес дотла. Того, кто заморозил поверхность озера.


Меня. Они ищут меня.


Глава 2

Я срываюсь на бег. Мои босые ноги шлепают по ровным камням и поднимаются по берегу, пока не достигают рыхлой, обугленной земли мертвого леса. Из меня тянется сила, прорываясь к ветвям, сгибая их, образуя изогнутую дорожку, по которой могу двигаться дальше. Я бегу по пляжу к возвышающимся деревьям, туда, где лес остался нетронутым моими разрушительными способностями.


Всадники приближаются. Как будто чувствуют, что я поблизости, ритм лошадиных копыт становится быстрее, громче. Он соответствует ударам моего сердца, реву моего дыхания.


Живой лес полон высоких сосен, идеальное место чтобы спрятаться или атаковать. Деревья выросли настолько густо, что за линией чащи практически ничего не видно. Навес пышных, дрожащих листьев жадно поглощает солнечный свет, прежде чем тот касается земли, оставляя стволы окутанными непроницаемыми тенями. Когда я приближаюсь, ветви трещат и стонут, воздух становится холодней.


Я бегу, укрытая тьмой, и ощущаю необъяснимое волнение. Это успокаивает — я знакома с этим, создавать засады — это моя вторая натура. Я делала это раньше. Много, много раз.


Когда достигаю ряда деревьев, палки и камни в почве ощущаются острее на моих босых ногах. Ускоряюсь и перепрыгиваю последние несколько футов в чащу, ощущение, будто я ныряю в холодный ручей. Без света, который достигал бы земли, даже воздух становится холодным и суровым для моей кожи.


Я нахожу темное пространство между соснами и жду, когда придут фейри.


Лошади встают прямо за мной у входа в лес. Один из всадников фейри выпускает свою силу мягким, изучающим рывком, когда они спешиваются и направляются вдоль деревьев. Её завиток задевает волосы у моей шеи, а следом в глубине моего разума раздается голос: «Нашел тебя».


Надеюсь, он услышит мой безмолвный вызов: «Тогда подойди и возьми»


Я передвигаюсь к дереву и крепко прижимаю спину к стволу, замедлив дыхание. Моя сила уходит в вены, и я подавляю ее, игнорируя то, насколько это больно. Она пульсирует в груди, и никак не может освоиться и утихнуть, потому что пространство, в котором она содержится, слишком мало и ограниченно. Она стремится к свободе.


Еще не время. Скоро.


В этой густой чаще с моей сдерживающей силой, они не могут увидеть и почувствовать, где я. Я невидима. Улыбаюсь нарастающему волнению в моей груди. Близко. Они теперь так близко, что я могу почувствовать их.


Заглядываю за дерево, чтобы увидеть всадников. Их кожа сияет даже в тенистой роще. Хотя их лица не вызывают никаких воспоминаний, моя сила чувствует их и легко идентифицирует. Daoine sìth — самые сильные фейри в Благом и Неблагом королевствах, способные управлять элементами. Они специализируются на вхождении в разум людей и способны манипулировать ими одной мыслью.


Эти — Неблагие. Я уверена в этом. Даже когда они ищут меня, их голод за человеческой энергией ненасытен, требующий рев в глубине их разума. Моя сила может это почувствовать.


— Сюда, — говорит один из них. Из моего укрытия я могу увидеть кроваво-красный цвет его волос, наклон его сильной челюсти. — След заканчивается здесь.


— Это королева? — произносит другой.


— Мне так не кажется, — тихо говорит первый. — Но она могла послать кого-то убить за нее.


Королева. Воспоминание зашевелилось внутри меня, но оно исчезает, как только фейри приблизился к моему дереву. Они двигаются по лесу, как призраки, каждый шаг контролируется таким образом, что ни один звук их не выдаёт.


Но они не знают, что я всего в нескольких футах от них. Судя по тому, как осторожно держатся и ищут взглядом на расстоянии. Они не чувствуют меня, прижатую к дереву, словно я его часть.


Оглядываюсь в поисках оружия, останавливая взгляд на листве у моих ног. Я думаю о том, что произошло на озере, как моя кровь смешалась с силой, чтобы превратить дерево в металл. Я могу сделать свой собственный меч.


Мои губы изгибаются в улыбке, когда я выдергиваю ветку из земли, чтобы разрезать кожу на руке. Сдерживаю дрожь во время пореза. Моя сила течет по запястью тонким импульсом, которого солдаты фейри не замечают. Предвкушение битвы держит меня сосредоточенной, полной решимости. Бесстрашной. Нет времени на страх.


Тонкая линия расплавленного металла образуется вокруг ветви, изгибается и уплощается, образуя тонкую грань. Затем она удлиняется, достаточно остро, чтобы легко прорваться сквозь кожу. Лезвие прекрасно, идеально подходит для меня, с его внутренним, огненным свечением. Предмет силы, сделанный из моей крови, созданный, чтобы убивать фейри.


Я двигаюсь с мечом в руке, скользя по земле вперёд быстрыми, тихими шагами. Мне не нужно помнить свое прошлое, чтобы знать, что я делала это раньше много раз. Мое тело помнит это за меня. То, как мои колени подгибаются, чтобы движения стали быстрее. Как на носочках я касаюсь почвы и переношу свой вес. Как затаиваю дыхание, чтобы выдыхать так же тихо, как и воздух вокруг нас.


Так что фейри в самом конце их трио даже не догадался, что я здесь, пока не обернула руку вокруг него, пока не прижала ладонь к его губам и не скользнула клинком по его горлу.


Он умирает прежде, чем издать какой-либо звук.


Его энергия наполняет меня. Моя кровь воспевает в ответ гимн смерти, который только я и могу слышать. Остальные два фейри останавливаются, будто почувствовав что-то, но не поворачиваются.


Они уверены, что он позади, готовый защищать и охранять их спины.


Это их ошибка.


Первый указывает движением двух пальцев двигаться вперед. Превосходно.


Я осторожно кладу тело фейри на землю и огибаю дерево, прижимаясь к нему спиной, в то время как приближаюсь ко второму.


Я была не права в том, что охотилась так раньше. Это эффективно, жестоко и знакомо, но это другое. Моя сила гудит. Она заглушает мои шаги. Она заставляет мои суставы двигаться так же плавно, как вода, которая течет по камням. Есть в этом необузданность, которую, я уверена, никогда не чувствовала, словно я знаю весь лес и знаю каждое движение, которое должен сделать мой враг.


Я скольжу позади него, как тень. Одной ладонью закрываю его рот, как делала это с другим. Радостный дикий шепот в его ухо пугает часть меня из той жизни, которую я забыла: «Попался».


Моя рука змеится вокруг фейри, словно обнимает его, а затем я погружаю острый край лезвия сквозь его ребра прямиком в сердце. Его приглушенный крик упирается в мою ладонь. Я вскидываю голову, чтобы посмотреть, заметил ли последний фейри.


Наши глаза встречаются.


Он с ужасом смотрит, как я вытаскиваю меч из его спутника и бросаю тело на землю. Кровь капает с моего клинка, кап, кап, кап, ударяется в грязь.


В ту же секунду, когда энергия второго мёртвого фейри наполняет меня, я улыбаюсь. В это мгновение я знаю, что выгляжу как смерть.


Его выражение лица меняется на узнавание. Он произносит лишь одно слово:


— Ты.


Мгновение назад это могло бы заставить меня остановиться. Этого было бы достаточно, чтобы прорваться сквозь туман моего замешательства. Но я слишком далеко зашла. Моя сила, наконец, затихает и удовлетворяется, напевая слова, рыком пульсирующим в ушах: «Закончи это, закончи это, закончи это». В конце концов, он не бежит.


Это его вторая ошибка.


Мои пальцы хватают рукоятку меча. Я резко дергаю запястьем, и лезвие рассекает воздух. Оно ударяет фейри в шею. Его ноги поджимаются под ним, как у подстреленного оленя на охоте.


«Мы все олени»


Кто мне это сказал? Я вздрагиваю от внезапной приступа уязвимости, который приносят эти слова.


«Останови это»


Ничего нет важнее, кроме ощущения его силы, проходящей по моим венам. Теперь моей. Он должен был умереть. Иначе он бы убил меня.


Поджав губу, я шагаю и вырываю лезвие из него.


Моя голова поднимается, когда я чувствую другой источник силы. Этот менее существенен; он не имеет ни такого большого веса, ни того же глубокого, ненасытного голода. Этот больше похож на солнечные лучики, которые пробиваются сквозь дымку моей собственной силы и призывают к чему-то уязвимому во мне.


Чему-то человеческому. От этой мысли хочется плакать от радости.


Я поворачиваюсь, лезвие висит в моем захвате. Вот оно: небольшое свечение в деревьях. Ореол света, который аккуратно поместился бы в моей ладони. Он шепчет имя, звук не громче дыхания. Словно это причиняет ему боль.


— Айлиэн…


Глава 3


Айлиэн. Это имя — бремя, что-то болезненное, острое и колючее. Шесть букв и три слога, которые царапают, царапают и царапают что-то внутри меня, отрывая это, как кожу, чтобы увидеть кровь под ней.


Айлиэн.


Моя память об этом фейри настолько сильна, что я практически ощущаю его крошечные стрекозьи крылья, шелестящие под кончиками пальцев, мягкие и гладкие, как шелк. Его мелодичный смех звонкий, как колокольчик.


Айлиэн.


Нет. Нет, я не хочу этого. Что бы ни связывало с этим именем, каким бы тяжелым бременем это ни было, это слишком для меня, слишком угнетает. Это тяжелый груз, больше, чем любой человек может вынести.


— Айлиэн, — снова восклицает фейри в восторге. — Я почувствовал вспышку силы, и она ощущалась, как ты и … — он делает паузу и слегка наклоняет голову. — Твои глаза выглядят иначе. Как ты смогла…


Затем он подлетает ко мне, его движения настолько быстры, что я вырываюсь из своих воспоминаний. Возвращаюсь к успокоившимся инстинктам, боевой готовности. Это единственное, что я знаю. Это единственное, что чувствуется правильным с тех пор, как я прорвала свой путь наружу из грязи и открыла глаза, чтобы обнаружить себя одной посреди леса.


«Я тебя не знаю. Я не знаю этого имени. Тебя там не было. Никого не было»


— Стой! — мой клинок разрезает воздух между нами, кончик останавливается на коротком расстоянии от крошечного лица пикси. — Остановись! — говорю на этот раз тише. — Не подходи ко мне.


Он поднимает руки, но глаза сужены.


— Убери это. Да что с тобой?


«Ничего. Все. Я не помню»


Он пытается облететь вокруг клинка, но я снова помещаю его между нами.


— Я же сказала, не приближайся ко мне, — я занимаю боевую позицию. — Не заставляй меня причинять тебе боль.


По какой-то непонятной причине я чувствую себя виноватой, говоря это.


— Ты спятила? — пикси бросает краткий взгляд на мою фейри — жертву, и он выглядит раздраженным. — Что ты собираешься делать, заколоть меня? — когда я не отвечаю, он фыркает. — Ради бога. Я видел, как ты умерла. По крайней мере, позволь мне сесть на твоё плечо и заплести твои волосы, прежде чем угрожать мне.


«Сесть на моё плечо? Заплести мои волосы? Что?»


Затем сказанные им ранее слова доходят до меня: «Я видел, как ты умерла».


Внезапная призрачная боль пронзает мою грудь — прямо над сердцем. Она ощущается настолько реально, что я прижимаю к этому месту руку, практически ожидая обнаружить лезвие, торчащее из моих ребер. Вместо этого нащупываю только сморщенную кожу свежего длинного и тонкого рубца.


Я смотрю вниз и провожу пальцем по метке, оценивая форму и глубину раны, пытаясь понять, что могло стать ее причиной. Три меньших отметки образуют вокруг неё полукруг — дизайн внутренней части рукоятки меча, ударившего достаточно сильно, чтобы оставить там такой отпечаток.


С достаточной силой, чтобы прорваться сквозь кожу, кость и сердце. Смертельный удар.


— Я умерла? — я едва сдерживаю свой ужас. Вот почему я была в земле?


«Тогда что вернуло меня?»


Снова шепот в глубине моего сознания, такой же тихий, как шелест перьев: «Согласиться. Ты должна согласиться сейчас»


Нетерпеливое фырканье пикси прерывает мои мысли.


— Да. Теперь мы можем перейти к той части, где ты заключишь меня в чертовы объятия?!


Я почти улыбаюсь, но потом другой голос всплывает у меня в голове, быстро, словно удар сердца. Слова молодой женщины, наполненные горем: «Я не могу исцелить это». Я моргаю, чтобы прогнать жалящие слёзы.


— Как долго я была мертва?


Пикси упирает руки в бока так, словно он сопротивляется желанию прикоснуться ко мне.


— Два месяца и девятнадцать дней. Я считал.


«Два месяца и девятнадцать дней». И я не могу вспомнить ничего из этого времени, ничего из жизни до этого.


Я снова роюсь в своем разуме, но все, за что я могу ухватиться — это отпечатки, пережитки истинной радости и горя. Преследования монстров. Интимные прикосновения и обещания шепотом всю ночь. Ничего из того, что могло бы сказать мне кто я, или как я оказалась в лесу, окруженная милями мертвых деревьев и ничего не помнящая.


Опускаю свой клинок и провожу пальцами вниз по моим обнаженным, покрытым кровью и грязью предплечьям. Словно я могу найти там ответы. Как будто все должно внезапно стать таким ясным.


Ничего.


Под грязью — гладкая, безупречная кожа. И, тем не менее… это кажется неправильным. Мне удается вспомнить только фрагменты, но мои пальцы вспоминают ощущение неровной кожи, испорченной отметками в виде полумесяцев. Очертание зубов. Десятки и десятки укусов, которые говорят о потере и одиночестве.


— Я не помню, — шепчу я.


— Тебе следовало бы уточнить, — говорит пикси. Он упёр руки в бока. — Ты помнишь, как умерла?


— Нет.


— Откуда взялись эти странные глаза?


— Нет.


— А откуда у тебя появилась сила, способная сравнять целый лес?


Я издаю небольшой смешок, неожиданно для себя.


— И снова нет. Слушай…


— Ты помнишь меня, верно? — вспыхивает пикси. Когда я качаю головой, его лицо каменеет. — Но… Я Деррик. Я жил в твоем шкафу. Ты мой друг — он отчаянно машет руками. — Я создавал твои платья!


Я опускаю хмурый взгляд на своё платье.


— Ты сшил это?


Теперь Деррик выглядит оскорбленным.


— Нет, этого я не делал. Оно ужасно. Я шил для тебя с лентами и воланами, и ты выглядела так, словно была на верхушке роскошного торта.


Пока я просто смотрю на него, моргая, он пользуется моментом моей неуверенности, чтобы подлететь ко мне. Потом, прежде чем я успеваю запротестовать, Деррик зарывается в моих волосах.


Я почти отталкиваю его. Открываю рот, чтобы сказать ему: «Перестань трогать меня», потому что я начинаю чувствовать. Слишком многое. Убивать легко, это инстинкты. Для этого не нужно думать, вспоминать или сожалеть о моем пустом разуме. Это не имя, которое больше похоже на бремя.


Затем руки пикси скользят по моим волосам прямо за ухом, его щека слегка прижимается к моей, и я не могу ничего сказать. Каждого прикосновения достаточно, чтобы прорваться сквозь мои жестокие порывы заговорить с той частью меня, которую я забыла. Что-то во мне знает, что он делает это, чтобы убедиться, что я действительно здесь. В живых.


«— Как долго я была мертва?


— Два месяца и девятнадцать дней. Я считал»


Один вдох, другой, будто он вдыхает мой аромат. Деррик хмурится.


— Ты пахнешь иначе.


Его крылья ощущаются на моей коже настолько знакомо, что я закрываю глаза. Мое тело расслабляется. Все мои боевые инстинкты и ревущая сила утихают из-за непосредственного успокоения, которое вызвали его аромат и прикосновения, ощущение дома. Ничего не могу поделать, тянусь, чтобы погладить его крылья. Я дома. Я дома. Он мой дом.


— Как я пахну?


— Собой и не собой одновременно, — Деррик нюхает и хмурится. — Мне это не нравится. Это слишком сильно напоминает мне… — Он поджимает губы, ореол вокруг него мерцает алым цветом.


— Скажи… — говорю я мягко. Он выглядит расстроенным, и что-то говорит мне, что расстроенный пикси — это нехорошо. Но я должна знать. — Ты не можешь начать говорить такое и не закончить.


— Прекрасно, — отрезает пикси. — Ты пахнешь, как он.


Мне вдруг становиться больно глотать, и я не знаю, почему.


— Он?


Крылья Деррика спокойно развеваются, он сжимает челюсти.


— Ты многое пропустила. Давай отложим этот разговор. Я только что вернул тебя, — он осматривает меня, останавливая свой взгляд на смеси сажи и грязи на моем лице. Внезапно его мерцание потускнело, он выглядит пораженным. — О Боже. Пожалуйста, не говори мне, что ты все время блуждала…


— Нет, — быстро ответила я. Затем, более спокойно продолжила — Я вылезла из-под земли и не могла вспомнить, как я туда попала, — и не было никого, кто мог бы напомнить мне. — Ты же не бросил меня?


Шокированные глаза Деррика встречаются с моими.


— Конечно, я не… — затем он понимает, что я только что сказала. — Ты вылезла из …? Кровавый ад. Кровавый ад. Неудивительно, что ты навела на меня клинок. Никого больше здесь не было, за исключением этих проклятых Неблагих.


Теперь он прощупывает мои виски своими крошечными пальцами, проверяя на наличие травм.


— Ты ранена? Ударилась головой, когда вернулась? — спрашивает Деррик. — У вас, людей, очень хрупкие головы. Твой мозг ведь не вытечет из твоих ушей?


Я вздрагиваю, когда он касается мелкого пореза вдоль моих волос, где ветка, должно быть, зацепила меня, когда я бежала.


— Хм. Я так не думаю.


— Хорошо. Можешь ли ты сосчитать до пяти? — он машет рукой перед моим лицом. — Сколько пальцев я показываю?


Я отхожу.


— Прекрати это. Я не идиотка, и у меня нет зрительных нарушений.


— Ну, откуда мне знать? — спрашивает он, цокнув языком. После очередной минуты осмотра он говорит: — Хорошей новостью является то, что у тебя нет серьезных травм, и голова не разбита. Поздравляю.


— А плохая новость?


— Ты вылезла из-под земли, ничего не помнишь, и ты стоишь тут, уставившись на меня, как ничего не понимающая овца. Кроме того, ты воняешь. Самую малость.


Я смотрю на него.


— Есть какие-нибудь полезные наблюдения? Теории о том, почему я ничего не могу вспомнить?


Деррик откидывается назад, постукивая пальцем по губам.


— Я никогда не слышал, чтобы кто-то возвращался после того, как был мёртвым так долго, как ты. Тем более о тех, у кого осталось бы тело, чтобы вернуться. Вероятно, это и твой хрупкий человеческий мозг виноваты в потере памяти, — он щелкает пальцами. — Я знаю кое-кого, кто может тебе помочь.


— Кого?


— Эйтинне, конечно, — когда я просто смотрю на него, он вздыхает. — Королева Благих. Болтает правда так, будто слишком пьяна большую часть времени, но она безвредна, если только не хочет тебя убить. Но сначала главное, — он движется к телам у наших ног, словно я должна знать, что с ними делать. — Нам нужно избавиться от них. Быстро. Мы провели здесь намного больше времени, чем должны были.


Деррик ныряет на землю и начинает рыть с помощью комбинации рук и небольших всплесков силы. Он перемещает тяжелую грязь и камни с удивительной скоростью и эффективностью для такого маленького существа, сваливая все в кучу недалеко. В мгновение ока отверстие вырастает на несколько футов в глубину и ширину, а пикси просто продолжает работать.


Когда он замечает, как я пялюсь, он нетерпеливо говорит:


— Ну? Не стой просто так. Ты их убила, и ты поможешь их закопать.


Я качаю головой и хватаю одного из мертвых фейри, ворча, пока тяну его по земле. Со всеми доспехами фейри тяжелее, чем выглядит.


— Есть ли причина, по которой мы их прячем? Почему мы не можем оставить их?


— Потому что, мой забывчивый друг, в отличие от остальных sìthichean, daoine sìth не разлагаются. Мы находимся посреди напряженного соглашения между Королевой Благих и Королем Неблагих, и как только он обнаружит тела своих мертвых солдат, все обречено превратиться в ужас очень и очень быстро.


Деррик говорит это спокойно, но есть какое-то беспокойство в его словах. Неотложность.


— Король может предположить, что Эйтинне объявила войну. Похоронив его разведчиков, мы выигрываем достаточно времени, чтобы предупредить ее.


Я только что вернулась из мертвых, и уже начала войну между двумя монархами. Блестяще.


— Я не хотела …


— Нечего извиняться, — коротко говорит он. — Один из них должен убить другого, и они откладывают это в надежде на то, что представится другой выход. Но его нет. Это неизбежно.


Неудивительно, что другие фейри говорили о территориях и о Королеве, которая посылает кого-то убить за нее; мы должно быть на земле Короля. Это грызет меня на задворках памяти, что-то важное, что я не могу вспомнить.


Это связано с монархами. Король. Я не помню его имени, но эмоции, которые я испытываю, когда думаю о нем, сильны. Он был мне не безразличен. Достаточно сильно, чтобы слова Деррика наполнили меня страхом.


«Спроси что-нибудь еще».


— Должны?


— У них нет выбора, — говорит он.


— Тогда мне нужно поговорить с королем, — нужно, чтобы он знал, что я жива. — Я скажу ему, что это была я. Это не должно быть неизбежным, — я знаю, что не должно. Должно быть что-то ещё…


— Нет, — говорит Деррик.


— Деррик…


— Это ничего не изменит, — резко отвечает он. — У нас мало времени. — Земля гремит, его сила отбрасывает грязь с такой силой, что та попадает в соседнее дерево. — Мы должны принять то, что один из них умрет, а она — лучше, добрее в роли монарха. Она должна быть той, кому нужно выжить.


Во время перетаскивания третьего тела в яму я замираю от его слов: «Она должна быть той, кому нужно выжить. У нас мало времени»


Он видит мое выражение и замедляется.


— Черт, — бормочет он. — Прости. Я не должен был этого говорить.


Я не отвечаю. Размытые воспоминания поднимаются на поверхность. Они ударяют в меня изображениями и словами, ни одно из них не четко, кроме неотложности, которая бросает меня в дрожь. Отчаянное чувство, что еще не слишком поздно, что мы можем спасти их обоих. Но когда я пытаюсь прояснить каким образом, боль так сильно ударяет мне в виски, что в глазах начинают сверкать звезды. Я прикусываю язык, чтобы не закричать.


— Время на исходе? — спрашиваю хриплым голосом. Я качаю головой от разочарования. Какой смысл было возвращаться, если я ничего не могу вспомнить?


— Увидишь. Земля разрушилась прямо за лесом, — Деррик снова продолжает быстро копать, только на этот раз его движения более обеспокоенные. Теперь глубина ямы не менее шести футов, но фейри могут почувствовать запах их мертвых тел пройдя мимо. Он продолжает рыть. — Наш мир разваливается, потому что они отказываются убивать друг друга. Если один из них не умрет, умрём все мы.


«Наш мир»


Ну, вот опять; голос в моих воспоминаниях шепчет что-то про проклятия и силу. Когда я давлю на воспоминание сильней, моя голова снова начинает раскалываться. Вздрагиваю и прижимаю кончики пальцев к своим вискам.


Когда смотрю на Деррика, он отводит взгляд. Но я не я, если не настою. Я хочу знать, кто такой этот Король Неблагих. Почему мои чувства так сильны.


— Если ты считаешь, что он должен умереть, — тихо говорю я, — разве мне не стоит поговорить с ним прежде, чем все закончится?


Губы Деррика сжимаются в тончайшую линию.


— Тебя не было здесь, чтобы видеть, что он сделал, — спокойно говорит он. — Он зашёл слишком далеко, ему может быть плевать на тебя.


Я бледнею от этих слов, сморгнув слёзы, которые внезапно скопились у меня на глазах. Я не знаю, что ответить; нет ничего в моих воспоминаниях, чтобы настаивать на том, что Деррик ошибается. Только то, что я чувствую. И я не знаю, могу ли доверять этому.


Поэтому скидываю трупы в яму и помогаю Деррику засыпать их землей.


Глава 4

Деррик подгоняет меня через лес, требуя бежать быстрее. Если я замедляюсь, он подталкивает меня идти быстрее.


— Чем дальше мы уйдём от этих тел до наступления темноты, тем лучше, — говорит он. — Мне нужно предупредить людей.


Я почти спотыкаюсь о корень дерева. Мне так тяжело дышать, что сначала я просто ничего не могу сказать. Наконец, я собираюсь с силами.


— Может, полетишь вперёд?


Губы Деррика сжимаются в тонкую линию.


— Нет.


— Но…


— Я не оставлю тебя, — его крылья взволнованно трепещут. — Не тогда, когда я наполовину убежден в том, что ты являешься либо результатом какой-то безумной фантазии или моего сверх-активного воображения. И я только что получил назад свое место на твоем плече. А теперь шевели своей задницей.


Я ускоряю свой темп, бегу, пока мои мышцы не начинают гореть. Ни один из нас так и не заговорил даже спустя несколько часов, когда мы нашли заброшенную хижину глубоко в лесу. Деррик решил, что мы достаточно далеко от мертвого леса, чтобы остаться тут переночевать.


И это весьма своевременно, потому что я вот-вот свалюсь с ног.


Соломенная крыша достаточно прочная, чтобы не пропускать большую часть дождя. Воздух внутри затхлый. Единственное отверстие в углу каменной кладки пропускает дождь достаточно для того, чтобы вода и мох распространились по стенам.


У меня болят ноги. Я осторожно опускаю больное тело на холодный каменный пол и сижу, пока Деррик роется в сундуке в дальнем конце комнаты. Одеяла, которые он находит внутри, грязные и съедены молью, старая шерсть просеяна дырками. С довольным вздохом он вытаскивает иглу и нитку из кармана своего пальто и начинает сшивать ткань.


— Деррик, — я проверяю вес его имени на своем языке, надеясь воспользоваться им, чтобы вызвать воспоминания. Чувство домашнего уюта возвращается, комфорт, но никаких воспоминаний. Нет картинок из моей прежней жизни.


— Айлиэн, — я пробую собственное имя, направляясь к мрачным уголкам моего разума. Я должна знать, почему вернулась. Как вернулась. Я шепчу свое имя снова и снова, пока оно не становится дыханием на моих губах. Пока что это не больше, чем звук. Чувство огромного бремени снова возрастает, и я стараюсь выдержать его. Я позволяю шторму сформироваться и посмотреть, куда он меня приведет, но за его пределами все так же ничего нет.


Ох, я в тупике. Сдаюсь.


— У меня было ещё одно имя, — говорю я, раздраженная моей неспособностью вспомнить даже самые простые вещи, — так ведь? Оно было короче. Один слог.


Деррик замолкает, и его пальцы внезапно останавливаются. Он избегает моего взгляда.


— Да, было, — он протыкает иглу через материал и закусывает губу. Он усердно размышляет, это очевидно.


Я сужаю глаза.


— Может, я и не помню о тебе, но я знаю этот взгляд. Ты не хочешь быть честным со мной.


— Прекрасно, — он пожимает плечами. — Если ты хочешь честности, я предпочитаю Айлиэн. Оно отличительно, сходит с языка в приятном…


— Скажи мне, или я не позволю тебе садиться на моё плечо.


— Кэм, — наконец, вздохнув, произносит Деррик. — Он называл тебя Кэм, сокращение твоей фамилии, Кэмерон. Вот так. Теперь ты счастлива?


Кэм. Вот оно. Я вспоминаю, как оно звучало между дикими поцелуями, как будто он никогда не устанет произносить его. Кэм. Мне нравится это имя. Я чувствую его шёпот у пульса на моём горле. Оно значило всё. Оно говорит обо всём.


Но вместе с этими воспоминаниями приходит напоминание о срочном послании, из-за которого я вернулась, чтобы передать его. Оно связано с ним. Вот почему я здесь.


— Деррик, — говорю я мягко. Теперь он осторожно смотрит на меня. — Он Король Неблагих?


Он молчит в течение долгого времени.


— Да.


— Я его любила?


— Больше всего на свете.


Становится больно глотать.


— Он любил меня?


Дождь бьет по крыше. Ветер гремит деревянной дверью. Когда Деррик заговорил, его голос такой тихий, что я напрягаюсь, чтобы расслышать его.


— Он так сильно любил тебя, что, когда ты умерла, он мог бы умереть вместе с тобой.



* * * * *


На следующее утро мы продолжаем наш путь по лесу в таком же изнурительном темпе. Лес становится таким темным, что я едва ли могу видеть землю перед собой. За далекими вершинами деревьев виднеются гранитные облака, тяжёлые от дождя, достаточно темные, чтобы казаться окрашенными чернилами.


Я с неким недоумением замечаю, что небо — не единственная часть монохромного пейзажа. Чем дальше мы идём, тем больше кажется, что лес полностью лишён красок, как будто я иду по картинке, нарисованной углём. Минимальные следы зеленого цвета среди деревьев выцвели, словно покрыты слоем мелкой пыли. Листья все увяли, ветви хрупкие.


Весь лес умирает.


Когда я провожу кончиками пальцев по стволам деревьев, их жизненная сила слегка дрожит под моим прикосновением — медленный, увядающий ритм. Будто пульс живого существа в его последние дни, когда он пытается сделать свои последние вдохи. Как голос в моих воспоминаниях.


«Прими предложение, дитя».


Этой маленькой вспышки достаточно, чтобы мое сердце болезненно забилось в груди. У неё был голос разрушения. То, что я все еще могу ощутить интуитивно — поглаживание холодных кончиков пальцев по спине.


Единственное, что помогает уменьшить моё беспокойство, это то, что Деррик рассказывает мне о моем прошлом. О том, как я росла в Эдинбурге, будучи дочерью маркиза. О том, как мы с ним познакомились после смерти моей матери. Он рассказывает мне о ночах, которые я проводила, убивая фейри, пока они не освободились из заточения под городом и напали на Шотландию. И уничтожили каждую деревню и поселок, а затем продолжили разрушение в других местах. Все это происходило, пока я была схвачена и заключена в тюрьме в их мире.


Деррик говорит и говорит, но в его отражении моей жизни не хватает деталей, связанных с Королем Неблагих. Кем он был, как мы с ним познакомились, как я его полюбила. То, что он делал после моей смерти. Каждый раз, когда о нём практически заводится речь, Деррик меняет тему.


Поэтому я больше не упоминаю о нем. Довольный Деррик сидит на моем плече и рассказывает истории о наших злоключениях. Кажется, он удивлен тем, что моя предыдущая жизнь подытожена в основном смертью, разрушением и убийством — в таком порядке. Какое жалкое существование.


— Значит, ты говоришь, что я уже была мертвой раньше, а потом снова умерла? — спрашиваю я, не веря. — Это что-то, что я часто делаю? Умираю и возвращаюсь?


Теперь я не уверена, хочу ли вернуть свои воспоминания. Неудивительно, что я все их заблокировала. Возможно, мое бремя стало слишком тяжёлым, и я решила попрощаться и, чёрт, скатертью дорожка, Айлиэн Кэмерон. Она была девочкой, которая жила ради мести, ослепившей её. Когда она это поняла, было слишком поздно что-то менять.


Только это была не другая девушка. Это была я, у меня была возможность спасти мир, и я потерпела неудачу.


Возможно, мне захотелось начать все заново.


Руки Деррика снова в моих волосах, плетут, плетут, всегда плетут. Он сказал, что сделает только одну прядь, но теперь в моих кудрях затерялось пятнадцать косичек. Позже, когда я их расплету, мои волосы будут выглядеть как птичье гнездо, я в этом уверена.


Интересно, это потому, что Деррик наслаждается этим занятием, или он прикасается ко мне, чтобы напоминать себе, что я не плод его воображения. Или он намеренно пытается сделать мои волосы смешными. Надеюсь на первое.


— Ты знаешь, что у кошки девять жизней? — спрашивает он.


Я вздыхаю, когда чувствую, что он начинает плести следующую прядь.


— Нет.


— Ну, у них их девять, и у тебя … что ж, я не знаю, сколько на данный момент. Не менее двенадцати. Определенно, больше, чем у любого другого человека, которого я когда-либо встречал, — его руки двигаются ловко, пока он плетет. — Так что, я продолжал искать тебя, потому что думал, что, может быть, как кошка, ты однажды появишься и начнёшь ставить условия.


Я наступаю на ствол срубленного дерева, когда мы пересекаем лесную долину.


— Ты думал, что я просто появлюсь? Даже после того, как вы сожгли мое тело и закопали прах?


После того, как он рассказал мне об обрядах погребения фейри, то, каким образом я вернулась, начало обретать смысл. Неудивительно, что мне показалось, что мое горло забито пеплом, мое тело было покрыто сажей, и мне пришлось прорываться из земли. Мое тело было сожжено на костре. Мой прах был помещен в землю. Моя смерть была окончательной.


Мое возвращение после всего этого, должно быть, потребовало большой силы. Мне пришлось восстанавливать кости, мышцы, кровь, сердце и разум. Все.


Деррик замолчал.


— Айе, — я знаю, что он хочет сказать больше, но вместо этого он прочищает горло и быстро добавляет: — В конце концов, ты мой друг. Я всегда ощущаю тебя, даже если ты не чувствуешь то же самое, даже если ты пахнешь смертью и страданиями.


Мои ноги бесшумно ступают по земле сквозь деревья, движения легкие, темп быстрый. Возможно, я не знаю, куда он ведет меня, и, возможно, не хочу вспоминать неприятные части моего прошлого, но что-то в моих воспоминаниях требует, чтобы я поспешила. Мне нужно вернуть свои воспоминания до…


До чего?


Этот дрожащий, старый голос снова шепчет мне на ухо, но я не могу разобрать слова.


На втором моём разочарованном вздохе Деррик кладет подбородок на свои руки и говорит:


— Так ты собираешься поделиться со мной тем, что происходит в твоих глупых мыслях, или мы будем играть в угадайку? Это включает в себя чье-то убийство?


— Нет, — у меня болит голова. — Неужели тебе не хотелось бы знать, что вернуло меня назад? Почему я здесь?


— Конечно, хотелось бы, — говорит он тоном, который звучит как «я не чёртов идиот!» — Твоя память в дерьмовом состоянии. У тебя странный запах, странные глаза, шрамы исчезли, что странно, твоя кожа…


— Странная? — предположила я.


— Лихорадочно жаркая, — он издаёт раздраженный звук. — Это не нормально. Разве люди не умирают, если они становятся слишком горячими?


Когда я открываю рот, чтобы ответить, он меня подталкивает.


— Неважно. И перестань задавать остальные вопросы, потому что, как только ты получишь на них ответы, это все испортит. Я просто знаю это.


— Хорошо. Тогда скажи мне, почему ты искал меня, когда знал, что я мертва?


Деррик вздрагивает и отводит взгляд. Я не собиралась задевать что-то настолько болезненное. А похоже, что так и есть… его крылья опускаются, и он, наконец, прекращает заплетать мои взъерошенные волосы.


Через несколько минут, наконец, говорит:


— Я загадывал желания о тебе. Я потратил два с половиной месяца, желая увидеть тебя в последний раз.


— Перед чем?


— Я еще не знаю.


Я почти говорю ему, что я не та Айлиэн, которую он заслуживал, не та, которую он пожелал. Он уповал на свою подругу, а вместо этого он получил меня — не совсем человеческое существо, чей разум пуст. Может быть, когда мертвые возвращаются, они всегда неправильные. Другие. Возможно, это не то, что Эйтинне может исправить.


— Я не знаю, верю ли я в исполнение желаний, — бормочу я про себя. — Это как верить в надежду. Они заставляют нас хотеть того, чего мы не можем иметь. Желания — опасные вещи.


— Возможно, тебе стоит поверить, — он звучит едва ли не оборонительно. — Желания имеют силу. Мы верим в то, что, если мы любим кого-то и очень сильно хотим их, они вернутся к нам. Теперь ты здесь. Я достаточно любил тебя, мы все. Думаю, и он тоже.


Он. Его. Словно, когда Деррик не произносит его имени, Неблагой Король становится тем, кем он был, тем, кого я любила. Я знаю о силе, содержащейся в именах, лучше кого бы то ни было. Вчера я была девушкой без личности, которая поднялась из пепла мертвого леса.


Девушкой, единственными воспоминаниями которой были движения ее тела во время убийств.


Теперь у меня есть имя. И с этим приходит надежда на то, что я не изменилась, что я всё та же Айлиэн, убитая ударом меча в грудь, когда она пыталась спасти мир. Деррик полагает, что меня можно исправить… и, у меня нет сердца, чтобы предположить, что, возможно, нельзя исправить то, что уже мертво.


Точно так же, как, возможно, я не могу спасти Неблагого Короля. Возможно, Деррик прав, и частички того мужчины, которого я любила, умерли вместе со мной, и они тоже не могут быть исправлены.


Другие воспоминания со всех сил дёргаются в темных углах моего разума; настойчивые, требовательные. Я ничего не могу поделать, просто следую за ними. В моих воспоминаниях, я стою рядом с окутанной тенями фигурой в таком же лесу. Этот губительный голос снова отдаётся эхом в моих мыслях, на этот раз резче. Сердитый. Отчаянный. «Ты ничего не сможешь сделать. Один из них должен умереть»


Что-то в этих воспоминаниях важно. Жизненно важно. Когда я пытаюсь проследовать за ними снова, они проскальзывают сквозь мои пальцы.


— Черт возьми, — я выдыхаю. — Деррик.


Какое-то мерцание замедляет мой темп. Как и раньше, когда меня нашел другой фейри: я чувствую вкус силы.


Проклятье. Это то, о чем и говорил Деррик. Что они будут искать. Только я не думала, что найдут нас так далеко и так быстро. Они, должно быть, следовали по нашим следам; мы ни разу не выходили из леса. Они еще не нашли другие тела? Я могу только надеяться, что нет.


Они могут быть тихими, но я чувствую, как они движутся по лесу. Давление их ног на землю. Ритм их дыхания. Они близко.


Я бормочу проклятие и снова произношу имя Деррика.


— Что? — он сильно хлопает крыльями по моей щеке. — Послушай, не заканчивай это предложение, если речь пойдет о том, что привело тебя обратно. Я просто знаю, что это сделает меня несчастным.


Я игнорирую его и проскальзываю за дерево. Ткань моего рваного платья цепляется за кору, и раздается звук словно ногти, царапающие дерево. Я съеживаюсь.


— Что ты делаешь? — спрашивает Деррик.


Я прикладываю палец к губам и движениями рук показываю, что мы не одни. Он все еще неподвижен, с настороженным выражением. Он слушает.


Глаза Деррика расширяются. Он тоже их чувствует.


— Солдаты. Десятки солдат, — выдыхает он мне в ухо.


Глава 5

— Если они здесь из-за того, что нашли тела, нам нужно поторопиться и предупредить Эйтиннэ, что они идут, — говорит Деррик.


— Мы сможем добраться до наступления темноты?


— Если мы будем быстры. Тсс… — Деррик прижимает руку к моей шее, давая команду замереть.


Другие фейри практически возле нас. Передвигаются вдоль деревьев, прочёсывая округу в быстром, эффективном порядке. Они одеты в чёрное, их кожа в слабом освещении сияет молочно-белым. Они так часто останавливаются, будто чувствуют, что что-то не так. Их сила змеится по деревьям, в поисках не только меня, но и их собратьев. Тех, кого я убила.


— Мы всё еще на территории короля? — спрашиваю тихим шепотом. Краем глаза я замечаю, как Деррик кивает. — Они еще не нашли их. Но я чувствую, что они ищут.


Фейри всё ещё в нескольких футах от нас. Я прижимаю руку ко рту, чтобы приглушить свое дыхание.


Деррик шепчет мне на ухо, он говорит так тихо, что я напрягаюсь, чтобы услышать его.


— Мы спрячемся. Без убийств. Король узнает, если так много солдат не вернутся, — он оглядывается за моё плечо. — Двигайся до другого дерева. Сейчас. Иди, иди.


Я не спорю. Облокотившись на ствол, я расслабляюсь. Под моими ногами хрустнула ветка. Деррик снова прижимает руку к моей коже. «Подожди. Стой».


Фейри не двигаются. Когда я выглядываю из-за дерева, замечаю, что они готовы к атаке, внимательно слушают и выжидают врага. Они так неподвижны, будто совершенно не дышат.


Я выпускаю свою силу в воздух — не более чем для поиска, — и чувствую, что они взаимосвязаны. Паутина силы объединяет каждого солдата в единое целое. Она удерживает тьму их голода человеческой энергией закрытой, это бремя, разделяемое группой.


Неблагие. Как и другие фейри.


Я могла бы попытаться отправить их в другое место. Я прочесываю их умы своей силой, небольшое внушение, толчок: «Может быть, вам стоит пойти в другую сторону».


Словно понимая, что я делаю, Деррик резко поворачивается ко мне. Я поглаживаю пальцем его крылья, чтобы успокоить, но он быстро качает головой, ногти впиваются мне в шею. Я ничего не могу поделать с этим испуганным дурачком, из-за которого я теряю контроль над своими силами.


Маленький толчок, который я собиралась дать фейри превращается в огромный. Буквально заявляя: «я здесь».


О, черт возьми.


Волна осознания проходит через группу. Их силы прочесывают воздух, хватаются за меня и подталкивают их к его источнику.


Моя сила мстит. Она наполняет меня, боль в груди нарастает. Она требует: «выпусти, выпусти, выпусти». Я смутно понимаю, что Деррик пытается вернуть меня, нашёптывая на ухо моё имя. Его сила пытается обернуться вокруг моей.


Ошибка. Моя сила отталкивает его, и Деррик падает с моего плеча. Его крылья едва успевают забиться, чтобы спасти его от удара о землю.


— Айлиэн!


Его испуганного крика недостаточно, чтобы прорваться сквозь бьющую, неумолимую силу, которая ревет, чтобы выбраться. Я не могу это остановить. Я не могу это контролировать.


Я отпускаю ее.


Она окутывает меня в плащ тьмы, толстый и непроницаемый. Внезапно я успокаиваюсь, пульс бьется в устойчивом ритме. Мой разум возвращается к инстинктам охотника. Это очень просто. Моя сила уверяет меня, что я совершенна. Неприкосновенна. Без моих воспоминаний — это единственное, что может помочь мне снова почувствовать себя полноценной.


Я отстраняюсь от дерева, игнорируя пикси, пытающегося ухватить меня за волосы. Он повторяет имя — мое имя, но я слишком далеко зашла. Я не помню этого имени. Не помню этой девушки. Я так легко отталкиваю его силой.


Затем быстро двигаюсь. От одного ствола к другому, будто невидимый хищник, преследующий свою добычу. Двигаюсь, словно я часть теней. Томно и легко, словно дым сквозь деревья.


Фейри даже не заметили, как я вихрем проношусь между ними. Пока я не шепчу им на ухо, считая мгновения до их смерти. «Сначала ты. Затем ты. А тебя я оставлю напоследок».


Неблагие переполошились, их дыхание учащается. Их страх — моя панацея.


До тех пор, пока другой поток энергии — энергии испуга — не заставляет меня остановиться. Деррик. Он боится меня. Болезненный, прогорклый вкус его силы заставляет меня потерять концентрацию. Я прижимаюсь спиной к дереву. Громко. Ближайший фейри поворачивается ко мне с мечом в руке.


И ударяет высоко, я едва успеваю вовремя отодвинуться. Он задевает моё плечо.


Это все, что мне нужно. Я откидываю голову с грубым, диким шипением. Мой клинок в руках еще до того, как он снова начинает двигаться. Я набрасываюсь, перехватывая его горло. Чувствую на себе взгляды других, в их поле зрения мой клинок, с которого стекает кровь, вокруг меня растут тени, тело лежит у моих ног.


Один из них кричит — резкий вопль, который отдаётся эхом через лес. Как один, они ныряют за мной.


Мой меч свистит в воздухе, ничего не видно кроме его неясных очертаний. Кожа разрывается под моим клинком; кровь брызжет на землю. Я быстрей, чем они могли бы надеяться. Я двигаюсь как танцор, в изящных кружениях, ударах и быстрых вспышках.


Я могущественна. Я безжалостна. Каждый убитый мною наполняет меня, дает мне больше энергии. Моя резня так же стремительна, как распространяющаяся тьма.


Что-то явилось мне, свет, который я замечаю краем глаза. Я хватаю его, прежде чем даже осознаю, что это маленькое тело в моей руке, мои пальцы сомкнуты вокруг крошечных костей и мягких, хрупких крыльев.


— Айлиэн!


Это голос Деррика. Крик Деррика. Я шокировано смотрю на него, поймав его пораженный взгляд, прежде чем он улетает на деревья.


Я затаиваю дыхание, осматривая свои убийства. Я сделала это. Деррик видел, как я это сделала. Он видел, как я потеряла контроль.


«Почему я ничего не чувствую?»


Нет ни гордости, ни радости от выполненного — и что-то говорит мне, что когда-то я чувствовала подобное в битве. Впоследствии, я сражалась только по необходимости, ради выживания. Убить или быть убитым. В любом случае, я чувствовала что-то.


Я смотрю на дюжину мертвых фейри в лесу, и осознаю: я сделала это не из необходимости. Я могла бы их отпустить. Я могла бы убежать, и они не схватили бы меня. Если бы я просто обезоружила их, никто из них не смог бы победить меня. Я убила их всех, потому что могла.


Я могла бы убить Деррика.


Грубый звук вырывается из горла Деррика. Он оседает на ветке соседнего дерева и осматривает изогнутый кончик своего крыла. Затем поворачивается и смотрит на меня сквозь сверкающий занавес слез. Он ничего не говорит, но я снова чувствую его страх. Этот его неприятный вкус, желчь, застрявшая в горле.


Я это сделала. Я повредила его крыло. «Я это сделала».


— Ты ранила меня, — говорит он, его голос дрожит от гнева, нет, тут что-то другое. Что-то вроде предательства. — Ты причинила мне боль.


По его голосу я понимаю, что никогда раньше не причиняла ему боли. Ни разу.


Это все, что нужно было, чтобы обуздать мою силу. Чтобы вернуть её обратно в слишком маленькое пространство в костях и позволить ей осесть во мне с болью, которую заслуживаю. И когда я это сделала, внезапно слышу мысли Деррика. Я слышу их так ясно, как будто он произносит эти слова вслух.


«Всего за минуту она убила дюжину фейри.


Она монстр, одетый в кожу девушки.


Она вернулась неправильной».


Такой он видит меня?


Не задумываясь, я врываюсь в разум Деррика. Его мысли похожи на призму, какофонию цветов и образов. Сначала они размыты, мне трудно что-то понять. Мой разум не должен работать таким образом; даже сейчас он всё ещё слишком человечен, слишком прост.


Каждая мысль многослойна, не по одной за раз. Это сложное смешение наблюдений и обрывков золотых и красных образов и картинок. У его звуков есть вкус. Его вкус имеют текстуру. Его цвета вызывают чувства и желания.


Цвет, которым он обозначил меня, то есть старую Айлиэн — янтарь; текстура и вкус похожи на мед. Его самое любимое в этом мире, помимо меня. Девушка с дикими медными волосами и улыбкой, такой же хитрой, как и его собственная. Девушка, отважностью которой он восхищался. Девушка, с которой он настолько сильно сблизился, что она стала его семьей, когда все остальные умерли.


Я затмила Айлиэн и стала чем-то меньшим, чем просто человек. Потому что это то, кем я действительно являюсь: существо. Не человек и не фейри — девочка, где-то между «мощная» и «грозная». Опасная. Та, которая могла бы легко причинить ему боль.


Я прикусываю готовый вырваться вздох ужаса, когда вижу себя глазами Деррика. Он видит своего друга — девушку, которую искал последние два месяца, желая, чтобы она вернулась из мертвых. А вот она я, прямо перед ним: истекающая кровью, с лицом покрытым кровью. Мои глаза свирепые, яркие и бесчеловечные; уродливые глаза. Такие странные, как и у любого фейри. Тени собираются вокруг меня, как плащ, пелена.


И за всеми изображениями, цветами и текстурами одна мысль Деррика была ясной, она звенела, как колокол: «Она не моя Айлиэн».


Эта мысль поднимает боль в моей груди. Не его Айлиэн. Не его друг. Я всего лишь монстр, который не помнит, откуда он взялся или кто он.


«Мне все равно, как она выглядит», — его мысль продолжаются. — «Она не моя Айлиэн.»


— Прочь. Из. Моей. Головы. — произносит Деррик сквозь стиснутые зубы.


Я не сразу понимаю, что сковала его движения, пока читала мысли. Я использовала свои силы против него без особых усилий, не думая о нём вообще. Сначала я причинила ему боль, потом ворвалась в его разум.


Он прав: «ты монстр». Я закрываю глаза и отстраняюсь.


В тот момент, когда моя сила покидает его, дыхание Деррика становится прерывистым, как будто он пытается сориентироваться. Его губы дрожат. Он поглаживает тонкую линию своего левого крыла. Оно слегка расправляется, исцеляясь.


Я почти сказала «извини». Но проглатываю свои извинения, потому что не заслуживаю его прощения. Я читала его мысли без его разрешения. Я могла убить его.


И задаюсь вопросом, волновалась ли я о нем в разгар битвы.


— Я отличаюсь от девушки, которой когда-то была, — говорю я, пытаясь не выдать дрожь в голосе. «Она контролировала себя. Она не причиняла тебе вреда. Она любила тебя».


Без воспоминаний ощущения дома недостаточно. Без них я ничего не узнаю, ничего не достигну. У меня нет частичек, которые хотя бы напомнили мне о том, что потеряла, что преодолела, кто я и кем была.


Снова появляются извинения на моих губах. «Мне жаль. Мне жаль, что я такое создание теней, которое не помнит девушку, что ты любил и потерял. Мне жаль, что ты желал ее, а вместо этого получил меня»


Страх Деррика превращается в гнев. Его сила столь же острая, как лезвия на моем языке.


— Как ты смеешь? — огрызается он. — Я мог бы простить тебя за причинённую мне боль, я знаю, как легко потерять себя в битве. Но как ты смеешь так просто нападать на мой разум? Ты даже не пыталась остановить себя.


— Я знаю, — мои слова едва слышны, но он все равно их расслышал. — Прости. Мне …


— Не надо, — выкрикивает он. — Ты не знаешь, и тебе не жаль. Откуда же тебе знать-то? — он отчитывает меня, яростно и обвинительно. — Друг, которого я знал, о котором думал день за днем, месяцами. Если бы ты была им, ты никогда бы не сделала этого. Не после того, что сделал с тобой Лоннрах.


«После того, что сделал с тобой Лоннрах».


Зубы кусают меня снова и снова. Они впивались настолько глубоко, что кровь стекает по моей коже и капает на пол. Кап, кап, кап. Тридцать шесть человеческих зубов. Сорок шесть клыков, которые торчали из десен, с заострёнными концами, как у змеи.


Они оставили сотни шрамов, которые усеивали мои руки, плечи, грудь и шею. Они были заявлением: «Ты моя. Я владею тобой».


Но когда я пытаюсь нащупать эти шрамы, их там нет. Они на том, другом теле, которое сгорело на костре у озера. Тот, кто вернул меня, оставил мне один единственный шрам, который имел значение: то, как я была убита.


Те другие шрамы содержали в себе воспоминания. В них содержались части той, старой Айлиэн, и теперь всё, что от неё осталось — это вспышки в моем сознании, кусочки головоломки, которые я не могу собрать воедино.


Я не могу остановиться, я снова говорю Деррику:


— Извини.


— Прекрати говорить это, — скалится он. Его крылья взволнованно гудят, быстро, как у стрекозы. Он проводит рукой по волосам. — Боже, я все еще чувствую тебя в своей голове, — когда я не отвечаю, продолжает: — Ты опустошена внутри. Как будто ты просто «что-то», а не ее…


— У меня нет воспоминаний, — срываюсь я. — Ты думаешь, мой разум пуст? Попробуй пожить с этим.


Мы оба, тяжело дыша, глядим друг на друга, как два незнакомца. Свет Деррика потускнел до тенистого ореола вокруг него. Он выглядит пораженным, как будто он только что понял, как только что назвал меня.


Ты просто «что-то».


— Я не понимаю, что делаю, — говорю я ему, мой голос почти ломается. — Я не знаю, кто я и к чему принадлежу; я просто знаю, что, когда очнулась, внутри меня была эта сила, которую я не могу контролировать. Единственное, что мне казалось правильным, это убить их, — жестом указываю на тела у моих ног. — Когда ты позвал меня по имени, часть меня не хотела ничего вспоминать. Это слишком больно.


— Айлиэн …


— Подожди, — я сдерживаю слезы. Не хочу, чтобы он видел, как я плачу. — Знаю, что я не та. Я ранила тебя и ворвалась в твои мысли. Ты желал кого-то другого и получил меня, а я ошибка. Но, как только я увидела тебя, почувствовала ощущение дома. Мне не нужны были воспоминания о тебе, чтобы понять, что я тебе доверяю, что мне нужна твоя помощь.


Когда Деррик не отвечает, я шепчу:


— Пожалуйста. Помоги мне.


Он тяжело смотрит на меня, безмолвный. У меня возникает желание прижать его к себе, погладить пальцами его крылья, как будто это поможет его успокоить. Потому что я не могу повторять ему снова и снова, я — это она. Единственное различие в том, что я вернулась сломанной.


Ты просто «что-то».


— Прости, — говорю я. Еще раз. Чёртово эхо.


«Прости, прости, прости. Прости, я разочарование. Прости, я ошибка. Прости, я безжалостная убийца. Прости, что я «что-то». Не человек».


Я смотрю вниз на тела, засоряющие лесную землю, и чувствую внезапное чувство беспомощности, бремя, более подавляющее, чем мое имя.


Я затаиваю дыхание, когда слышу трепетание крыльев Деррика. Он приземляется на мое плечо, его прикосновения нежны.


— Я не подумал о том, каково это для тебя, — на моё удивленное выражение лица он отвечает: — Я желал тебя, и ты вернулась, и я неблагодарный ублюдок, который не мог смириться с тем, что ты не осталась той же самой. Как ты вообще могла ею быть? Почему ты должна была ею быть? Просто потому, что я этого хотел?


— Это не оправдывает того, что я сделала.


— Нет, — соглашается Деррик. — Но после того, через что ты прошла … — Он качает головой.


Я, наконец, позволяю слезе упасть.


— Ты необыкновенный. Я понимаю, почему никогда раньше не пыталась тебя убить.


Деррик ухмыляется.


— О, прошу. Как будто ты когда-нибудь смогла бы, — он замечает мои слезы и вздохи, и бормочет: — Ты должна знать, никогда не мог на тебя сердиться, когда ты плачешь.


Его крыло гладит мою щеку, но он держится на дистанции. Он не сердится на меня, но все, что он видел, напугало его. Когда я пытаюсь уловить его взгляд, он отворачивается.


— Помоги мне похоронить их. Если мы поторопимся, то доберемся до лагеря Эйтиннэ до наступления темноты.


Мы начинаем копать.


Глава 6

Когда мы покидаем лес, Деррик ведет меня вдоль расщелины, которая тянется на многие километры.


Глубоко внизу волны разбиваются о скалы, накатывая на крутой откос. Каждая волна прибывает с мягким вздохом измельчённого камня — равномерное дыхание океана. Я не осмеливаюсь подходить слишком близко к неустойчивому краю. Через каждые несколько минут я наблюдаю, как огромные куски скал обрываются и падают в пропасть. Земля постепенно разрушается.


Зрелище нервирует. Я видела это где-то раньше, в пропавших кусках своих воспоминаний. Но это было не здесь. Это было в том месте, которое я вспомнила на озере, где был лес, полный демонов и металлических деревьев с ветвями, острыми, как лезвие.


Когда мне хочется расспросить Деррика об этом, он отлетает, и я спешу за ним. Мне следует смотреть вперёд, но мое внимание обращается к пейзажу. К тусклому цвету неба и деревьев — пейзаж ещё более четкий, чем в лесу.


Небо — это единая, бесконечная плита серого сланца. Ни структура облаков, не пропускающая и лучика света, ни их тяжесть, не служат признаком дождя. Напротив, деревья выгравированы в глубоких черных тонах, будто были выжжены огнем. Под серым, пепельным ландшафтом видны лишь самые мелкие остатки цвета. Даже холмы, которые должны быть, по крайней мере, темно-коричневыми в это время года — тёмного оттенка пыли.


Деррик облетает вокруг нескольких валунов у особо скалистой части оврага, и я следую за ним, взбираясь по грубому граниту.


— Где мы? — наконец спрашиваю я, устав от молчания.


Деррик не говорил с тех пор как мы вышли из леса. Он думает, я не вижу, но я ловлю его изучающий взгляд. Как будто он размышляет о том, что видел, когда мой разум вторгся в его. Может быть, он задается вопросом, возможно ли когда-нибудь меня исправить.


Я не могу не заметить чувство вины в его чертах, когда он отводит взгляд в сторону, словно внезапно осознал, насколько он тих. Возможно, он простил меня за то, что сделала с ним в лесу, но я чувствую, как он напряжен, как будто ожидает, что я снова потеряю контроль.


— На Скайе, — говорит он машинально. — Мы все еще на острове Скай. Мы никуда не уходили.


— Все еще? — спрашиваю я беспечно, чтобы не расстраивать его.


Во время нашего похода я стараюсь не вести себя как в лесу. Сдерживаю свои силы так крепко, что это уже больно. Мне не хочется, чтобы Деррик снова видел это чудовище.


Я хочу, чтобы он видел меня человеком, как и раньше. Его Айлиэн. Его другом.


— Ты умерла на острове, — говорит он. — Мы могли бы отправиться куда-нибудь еще, но я не вижу смысла, раз все разваливается.


Он одаривает меня улыбкой, которая не затрагивает его глаз.


— Есть какие-нибудь планы перед тем, как это случится? Ты могла бы напиться со мной до беспамятства. Мы могли бы петь неприличные песни, одеться, как пираты, и танцевать на внутренностях наших врагов.


Я морщу нос.


— Это что-то, что мне нравится?


— Пока нет. Но только потому, что ты никогда этого не пробовала. Уверяю тебя, это настоятельно рекомендуется.


— Кем?


— Мною, — фыркнул он. — Честно говоря, Айлиэн, каждый должен хотя бы раз в жизни нарядиться пьяным пиратом. Гораздо веселее убивать в костюме.


Я не могу не улыбнуться, когда он называет меня по имени. Это первый раз, когда он произносит его с тех пор, как мы вышли из леса, этот звук оборачивается вокруг меня, как теплое одеяло. За последние несколько часов я начала вспоминать ощущения и чувства, связанные с этим именем. Смесь воспоминаний, которые включают в себя крохотное тельце Деррика, свернувшееся на моей шее, руки, запутанные в моих волосах, потому что он заснул, заплетая их.


— Тогда я попробую, — говорю я, приближаясь к краю расщелины. — Мы оденемся пиратами, будем танцевать, и ты будешь петь мне песни. И, может быть, мы проткнём несколько врагов саблей.


Он подлетает к моему плечу, когда я приближаюсь к выступу, осторожно, чтобы не посыпались камни.


— С тобой все в порядке?


Я качаю головой. Моя память снова шевелится, изображения того кошмарного места, которые так омрачены страхом, что я не могу видеть его. Я пытаюсь вызвать другие мысли, ударив большим камнем о выступ скалы. Он спадает по откосу и улетает в море далеко внизу.


Вот оно. Голос человека где-то в тени моего прошлого. "Земля была целая, а теперь она треснула прямо посередине. Все разваливается".


Я была на платформе, плывущей по воздуху над огромной пропастью, как лист на речном ручье. Она бесконечно дрифтовала по незнакомому пейзажу, еще более бесцветному, чем этот. Там было полно зданий, стоящих на площадках из зубчатых скал, висящих в пустом пространстве.


Память вернулась с чувством беспомощности, от которого в животе болит. Название всплывает на поверхность моей памяти.


— Это похоже на Sìthbhrùth, — говорю я себе.


Деррик резко поворачивается.


— Что заставило тебя сказать это?


Я не знаю. Когда я ищу в своих воспоминаниях что-то, связанное с Sìthbhrùth, единственное, что появляется — подавляющее чувство отчаяния, печали и безысходности. Какая бы ни была причина моего пребывания там, это было не по моей собственной воле. Я была в ловушке.


— Думаю, там было так же, — я смотрю на бесцветный пейзаж. — Это место ведь не всегда выглядело так, как сейчас?


— Нет. Это началось вскоре после… — Деррик кусает губу, и я знаю, что он собирался сказать. После того, как я умерла. Он продолжает, будто вовсе и не останавливался. — Сначала это был просто цвет. Пока однажды земля не начала разваливаться по всему острову и материку. Я полагаю, что это только вопрос времени, прежде чем все не обрушится в море.


Я смотрю на откос, на море внизу.


— Что потом?


Смех Деррика короткий, ожесточённый.


— Что тогда? Конец света, если Эйтинне не убьёт Ки… Короля. Если она этого не сделает, то я надеюсь, что мой конец будет быстрым и безболезненным. К тому моменту, надеюсь, мы рухнем на землю в наших пиратских костюмах.


Конец света. Сообщение, о котором мне напоминает тот тёмный дрожащий голос. Вспоминай, говорю себе. Вспоминай. Ты должна вспомнить.


«— Прими предложение, дитя.


— А если нет?»


Костлявые руки крепко сжимают меня. Боль в агонии, как будто каждая кость в моем теле снова соединяется, заново формируются мышцы и сухожилия. Голос женщины полон мучений.


«Наши реальности будут уничтожены».


— Она умерла, — шепчу я, наконец поняв, что это означает. — Женщина в моих воспоминаниях. Её смерть вызвала всё это. Я не знаю, как объяснить, кто она, кроме того, что она была кем-то важным. Той, кто имела власть над обоими мирами.


— В этом нет смысла, — говорит Деррик. — Ты путаешься, да? Это как-то связано с твоим повреждённым умом? — Затем он торопливо протягивает руку. — Неважно. Не отвечай на это. Я все время забываю, что ты…


— Деррик, — мой голос взволнованный. На его вопросительный взгляд я отвечаю: — Думаю, она рассказала мне, как спасти миры.


Глава 7


Лагерь Эйтинне находится посреди леса, где деревья настолько лишены цвета, что они практически черные.


Зажженные факела образуют огромный круг среди деревьев, высоко мерцает пламя. За светом находятся три каменных домика. Здания построены поспешно и беспорядочно, стены сложены из наиболее крупных камней вперемешку с мелкими, с неровными соломенными крышами. Жилища стоят дугой вокруг огромного кострища, который разгорелся достаточно высоко, чтобы окутать лагерь мягким, золотым свечением. И хотя солнце ещё не село, остальная часть леса настолько темна, что с тем же успехом это могла быть и ночь.


У костра, приглушенно разговаривая, сидят три человека. Одна из них — девушка со светлыми волосами, её изящные черты лица освещаются светом. Она сидит рядом с мускулистым мужчиной, на его глазу повязка. Он наклоняется ближе и шепчет что-то ей на ухо. Она смеется, толкая другого мужчину локтем.


Он так похож на нее. Моими усиленными чувствами фейри, я могу разглядеть его лицо даже отсюда: тот же цвет волос, те же голубые глаза. Я могу увидеть шрамы, обрамляющие одну сторону вокруг глаза. Когда он смеется, смех его тихий, более сдержанный.


Что-то в этой сцене заставляет меня сглотнуть обратно подступивший к горлу комок, мне хочется извиниться за что-то, но я не уверена за что именно.


Прямо в тот момент, когда я уже готова сделать шаг вперёд, выйдя на свет, Деррик появляется впереди меня с поднятыми вверх руками.


— Не сейчас. Нет, пока мы не посмотрим, что сможем сделать с твоими пропавшими воспоминаниями, — выражение его лица решительное, строгое. — Оставайся здесь, пока я не приведу Эйтинне.


Деррик пролетает, активно размахивая крыльями, мимо людей у костра. Он игнорирует их удивленные приветствия и направляется в один из домов. Он залетает за ветхую деревянную дверь, и она с хлопком закрывается.


Из тени леса я наблюдаю за троицей у огня с тоской, которая почти болезненна. Я знаю их. Я более, чем уверена.


«Я достаточно люблю тебя. Все мы»


Я, может быть, и Айлиэн, что вернулась из мертвых, но я не их Айлиэн. У меня нет воспоминаний о том, как каждый из этих людей любили меня. Я не помню, как сильно я любила их в ответ.


Несмотря на это, я не могу игнорировать порыв сказать им, что я здесь. Что я жива.


Чувство настолько сильное, что заставляет передвинуть ноги, чтобы пойти вперед, когда я вижу фейри— Благую Королеву, должно быть — распахнувшую дверь домика, через которую только что влетел Деррик. Он следует за Эйтинне, когда она проходит мимо огня.


Один из людей спрашивает все ли в порядке. Эйтинне отвечает ему быстрым, отвлечённым кивком и спешит через деревья за Дерриком. Я стою, замерев под тёмным прикрытием веток, пока она не замечает меня.


Её глаза встречаются с моими, и в горле у неё зарождается звук.


— Trobhadseo, — произносит она. Прежде чем я успеваю сделать или сказать что-либо, ее руки обхватывают меня в крепчайшем объятии. Потом она бормочем что-то на другом языке, на том, который я слышала раньше, но не понимала. — Chaneilmituigsinn, aguschaneil e gudiofar. Ты вернулась! Ты жива!


Сила Эйтинне зовет мою, обернувшись вокруг меня, такая же тёплая, как физические объятия. Она подобна старому пальто, которое я носила тысячу раз. Я использовала эту силу прежде, в жизни, которую не помню. Я знаю, что так было.


Эйтинне отодвигается назад и ухмыляется, оценивая моё состояние.


— О, Боги, только посмотри на себя! — говорит она с легкостью. — Выглядишь замечательно для того, кто только что вернулся из мертвых. Все твои конечности именно там, где должны быть.


Деррик порхает рядом с нами, цокая языком.


— Она не помнит тебя, глупышка. Можешь исправить её или нет?


Эйтинне наклоняет голову набок, не переставая улыбаться.


— Возможно. Знаешь, я никогда раньше не исправляла чей-то разум, — чётко произносит она. Затем наклоняется вперёд, будто делится секретом. — Надеюсь, я не взорву твою голову. Она довольно красивой формы.


— Айе, — сухо отвечаю я. — Особенно, учитывая, что она нужна мне.


— Исправь её аромат, — просит Деррик, — она пахнет не так, как раньше, и мне это не нравится. Моё место на плече уже не такое приятное, и это делает меня несчастным.


— Ну, её запах, может, и изменился, но недостаток воспоминаний не изменяет ее хмурый вид. Например, такой великолепный убийственный взгляд, который у тебя теперь, — говорит мне. — Обожаю его. Научишь меня?


— Ради Бога, Эйтинне, — произносит Деррик. — Признайся, ты залезла в мою заначку с медом и теперь совершенно одурманена, потому что она не…


— Можем мы сосредоточиться на первостепенных задачах? — спрашиваю я нетерпеливо. — Мне хотелось бы вернуть свои воспоминания.


Эйтинне продвигается ближе, её нос практически прикасается к моему. Её глаза — вихрь изысканного, яркого серебра. Внезапно она обнюхивает меня и морщит свой нос.


— Ты пахнешь, как моя мать.


Деррик останавливается прямо в процессе очередного пролета круга вокруг деревьев из-за нервозности.


— Твоя мать? Та, что Кайлих, сумасшедшая прежняя правительница, эта мать?


— Боюсь, что так, — Эйтинне стоит так близко, что мой первый инстинкт — сделать шаг назад и сохранить для себя некое подобие личного пространства. Так и было, пока она не сказала — Для этого мне нужно войти в твой разум. Ты позволишь мне?


После ответной реакции Деррика на то, что я сделала с ним, я мешкаю. Я могу только надеяться, что это будет ощущаться по-другому, если ты даёшь разрешение на это. Не хочу снова терять контроль над своими силами. Но если это единственный способ обрести то, что я потеряла…


Я закрываю глаза и киваю.


Эйтинне кладет свои руки по обе стороны моей головы, и я чувствую, как во мне распространяется её сила. Касание поначалу такое легкое, такое нежное, как летний бриз. Затем меня колет сильными, быстрыми жалящими уколами.


Моя сила набрасывается на её, и Эйтинне вздрагивает.


— Вот это да, — её энергия снова направляется ко мне, более аккуратно в этот раз. Поглаживая, танцуя вокруг меня с прощупывающими касаниями. — Ну, это. . не хорошо.


Что-то в том, как она это сказала, заставляет меня внутри сжаться от ужаса.


— Что такое?


Эйтинне качает головой.


— Впусти меня. Мне нужно увидеть.


Сначала моя сила сопротивляется. Она обороняется; ей не нравится, что кто-то ещё трогает или манипулирует ею. Эйтинне успокаивает ее так, как это, возможно, делают с диким животным: доказывая, что она не представляет угрозы. Она уговаривает её расслабиться нежными прикосновениями. Затем, спустя мгновение, все получается, и она проходит.


Вспышки воспоминаний появляются так быстро, что мне едва удается устоять на ногах. Мы на утесе во время заката, прикосновение холодных кончиков пальцев к моему позвоночнику. Скелетообразная женщина стоит рядом со мной, её тело дрожит от последних вдохов.


Женщина говорит о книге. Что за книга?


Я кричу, когда Эйтинне углубляется в мой разум, прорываясь через воспоминания, будто царапая мою кожу. Это больно. Больно. Больно.


Моя сила вспыхивает, жаркая и готовая взорваться — чёткое послание пойти прочь. Я понимаю, что Эйтинне прилипла ко мне, её пальцы впились мне в плечи достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Ей удалось достать воспоминание, которое нам нужно, то, которое я пыталась вспомнить все это время.


Leabhar Cuimhne. Книга Воспоминаний.


Моя сила бьет по ней. С удивленным возгласом Эйтинне отлетает в воздух. Она с силой врезается в ближайшее дерево, приземляясь кучкой на землю.


Деррик летит к ней, чтобы помочь.


— Что, чёрт побери, случилось? — спрашивает он меня.


Я не знаю.


Моя голова раскалывается. Вспышки воспоминаний мелькают у меня в голове— слишком быстро, чтобы ухватиться за них. Как будто Эйтинне распахнула дверь и не закрыла её за собой. Я подверглась нападению чувств, картинок, мыслей и слов— и их слишком много. Слишком много.


Я, бегущая по ночным улицам Эдинбурга. Я в зеркальной комнате, беспомощная, сдавшаяся на милость Лоннраха. Я, пронзенная в грудь, и мое зрение пропадает, поскольку я умираю, прямо в то время, чтобы увидеть…


Киарана.


Киаран. Так его зовут. Его. Неблагого Короля. Киаран.


«Он любил тебя так сильно, что когда ты умерла, он, вполне возможно, умер с тобой»


Смутно, я слышу отдаленный шорох шагов.


— Эйтинне? — зовет знакомый голос. Затем: — Чёрт побери! Что случилось?


Блондинка у огня. Кэтрин, моя лучшая подруга. Я вспомнила. Вспомнила.


Кэтрин видит меня и замирает. Её голос полон не прикрытых эмоций, когда она наконец-то произносит.


— Айлиэн?


— Не подходи к ней близко, — Деррик появляется между нами, его ореол мерцает алым. — Пока Айлиэн не обуздает свои силы, она может ранить тебя. Так что не двигайся.


Моё сердце сжимается от его слов. «Она может ранить тебя» …


Деррик никогда не говорил такого обо мне. Никогда. Я его друг. Наше прошлое проходит перед моими глазами, и каждый момент, подобно лезвию, впивающемуся немного глубже в мои внутренности. Даже в мои тёмные времена он доверял мне. Всегда. До этого момента.


Кэтрин выглядит неуверенно, пока её глаза не встречаются с моими. Выражение её лица смягчается.


— Ты в порядке?


— Ты что, пропустила ту часть, где она отшвырнула Эйтинне в дерево? — требует он ответа. — Хочешь, чтобы и тебя швырнули, как мешок с картошкой? — он вскидывает руки вверх. — Люди. Никогда не слушаете.


Я делаю шаг назад, хотелось бы мне знать, что сказать. Я практически говорю Деррику, что теперь все вспомнила. Как мы познакомились. День, когда он облюбовал мой шкаф. Он, я и наши злоключения. Но затем возвращаются воспоминания о Лоннрахе, и пытке, которую я пережила в его тюрьме. Лоннрах врывался в мой разум. Он читал мои мысли. Он крал мои воспоминания.


И я это делала. Я сделала это с Дерриком.


— Она просто застала меня врасплох, — говорит Эйтинне, прежде чем я успеваю заговорить. Ей удалось принять сидячее положение, выглядит она слегка дезориентированной. — Видишь? Я в превосходном состоянии.


У Эйтинне, наверное, самое безумное понятие «превосходно»; не думаю, что когда-либо видела фейри, пытающуюся трижды подняться на ноги и все же закончившей на своей заднице.


— Застала врасплох? — резкий взгляд Деррика оценивает ее. — Твой нос кровоточит. Тебя шатает, как пьяницу из таверны.


Эйтинне дотрагивается до своего носа и отводит испачканные кровью пальцы. Я невольно вздрагиваю от этого вида. Я сделала это, не собираясь этого делать. Я ранила Благую Королеву.


— Ох. Ну, это интересно, — произносит она. — В моей жизни было не так много случаев, когда я видела свою кровь.


Она совершенно не озабочена ни этим, ни своей неспособностью встать.


— Ты абсолютно смехотворна, — говорит Деррик, тряся головой. Затем он смотрит на меня. — Теперь ты. Она….


— Я вспомнила, — говорю я тихо. Я сожалею о том, что сделала. Так сожалею. — Всё. — Деррик взвизгивает, ликуя, и уже готов перелететь на моё плечо, но я избегаю этого, приседая на корточки рядом с Эйтинне. Я не могу пока ещё смотреть ему в лицо. — Ты клянешься, что я не сделала тебе больно?


Эйтинне хватает меня за руку и подтягивает себя на ноги.


— В сражениях бывало и похуже.


— Кому-то придётся объяснить мне все это, — говорит Кэтрин. Затем она поднимает вверх руку, прежде чем кто-либо начинает говорить. — Но сначала… — она шагает вперёд и тянет меня в свои крепкие объятия. — Я так рада, что ты вернулась, — шепчет она.


— Я тоже, — бормочу я.


Деррик наконец-то теряет все терпение, и обрушивается на моё плечо, его ореол становится ярче чертова уличного фонаря.


— Кэтрин, ты уже получила свои объятия. Теперь уйди с дороги, моя очередь.


— Такой требовательный, — Кэтрин закатывает глаза.


Сожаление пронзает меня, когда я провожу пальцами по его крыльям.


— Мне так жаль, — выдыхаю я. — По поводу того, что я сделала…


— Сейчас объятия, извинения позже, — я улыбаюсь, а он отклоняется и обнюхивает меня. — Проклятье. Этот запах все ещё тут. Эйтинне, почему этот неприятный запах твоей маньячки — мамы все еще преследует моего друга?


Эйтинне переминается с ноги на ногу, будто неуверенная.


— У Айлиэн силы Кайлих.


Деррик замолкает. Он резко смотрит на меня и одновременно так много эмоций пересекает его лицо: постепенное понимание, жалость, а затем, в конце, грусть.


— Ну, дерьмо, — матерится он. — Дерьмо.


Мои глаза встречаются с Эйтинне. В её взгляде вопрос. Я знаю, о чем она думает, что хочет спросить.


«Я могу вернуть тебя к жизни, но, в конечном счёте, мои силы убьют тебя.»


«Не говори им.» Я знаю, моё послание чёткое. «Пожалуйста, не говори им, что они снова потеряют меня»


Мы обе видели воспоминание. Мы обе знаем, что силы Кайлих, эти разрушительные способности, которые я не могу контролировать, медленно убивают меня. Это только вопрос времени. Это моё проклятие. Подаренная жизнь будет снова отобрана, если я не смогу найти ту книгу. Но, по крайней мере, в этот раз, я могу спасти их всех.


А если мы найдём эту книгу, им не придётся этого знать.


— Моя очередь, — бормочет Эйтинне, её руки крепко обхватывают меня. Я не шевелюсь, когда она шепчет в моё ухо, — Моя мать мертва, верно? Я поняла, что, вероятно, так и есть, когда лес начал падать в море, но я думала … — она отходит, и я вижу намек на слезы в её глазах. — Просто, что увижу её в последний раз.


«Мне страшно, monighean.»


Кайлих держала меня, пока её кожа не облезла и не превратилась в пыль. И она сделала это, чтобы у меня появился один последний шанс сделать все правильно. Всего лишь один.


«Это мой последний подарок им»


— Ты знаешь что-нибудь о книге, которую она упомянула? — спрашиваю я.


Эйтинне мешкает.


— Это детская сказка среди моего вида. Тебе лучше других известно, какими искаженными эти сказки могут быть, — она мотает головой. — Некоторые из старейших sìthichean на моей территории могут знать больше. Я даже не верила, что она правдива.


— Твоя мама, похоже, думала, что так и есть. Она хотела, чтобы я спасла вас, — говорю я ей нежно. — Обоих.


Спасти их от неизменной судьбы: два правителя, рожденных с силой— один правит Благими, другой — Неблагими. Наиболее могущественный из двух развязывает войну, убивает другого и занимает место Кайлих (в некоторых вариантах перевода Кайлих — Верховная ведьма — прим. перев.). Итак было до тех пор, пока Эйтинне и Киаран не отказались сражаться и создали цепную реакцию, которая вредит обоим мирам, фейрийскому и человеческому. Разрушения, которые остановятся только тогда, когда один из них станет новым Кайлих.


Если только я не найду эту чёртову книгу.


Тело Эйтинне напрягается.


— Я не знаю, можно ли спасти Кадамаха, — моё горло сжимается, когда я вижу послание на её лице, такое же ясное, как если бы она произнесла его вслух. «Я так же не знаю, можно ли спасти тебя».


Глава 8


Мои воспоминания вернулись с болью, которая ощущается так, словно мою голову разобрали на части, а затем зашили воедино.


Кэтрин ушла с мужчиной с повязкой на глазе (ее мужем, Дэниэлем) в поисках трав, чтобы помочь справиться с болью. Эйтинне поспешила проверить границы на признаки присутствия других фейри, после того, как Деррик рассказал ей о моих убийствах в лесу. Она ушла настолько быстро, что у меня не было времени расспросить её о Киаране. И обо мне …


Я стерла с себя грязь и переоделась в брюки, тонкую рубашку и ботинки, которые за столь короткое время смастерил Деррик. Теперь я сижу у огня, стараясь сделать так, чтоб меня не стошнило.


Я крепче сжимаю одеяло, окутавшее мои плечи, и вздрагиваю, поскольку другая череда картинок вспыхнули в моей голове — в этот раз намного более ранние, из моего детства: я с мамой; наши изобретения; то, как она подпевала во время воскресных служб. Мелочи, которые напомнили мне, что я потеряла ее.


"Думай о чем-нибудь еще. О чем-то, что не так ранит".


Мой разум не слушается. В этот раз мои мысли заполняются Киараном. Я, целовавшая его, будто мне все еще мало. Как следовала кончиками пальцев по витиеватым отметкам на его теле, физическое напоминание клятв фейри, которые он дал. Наибольшая была покаянием, которое он несёт за все смерти, которым стал причиной.


То, как он смотрел на меня, когда произносил: «Aoram dhuit». Я буду служить тебе.


Каждое новое повторение ранит больше предыдущего. Эйтинне думает, что я потеряла воспоминания, потому что моё тело было уничтожено. Что, когда магия Кайлих вернула меня назад, разуму потребовалось больше времени, чтобы собраться воедино. Когда сила Эйтинне связалась с моей, она открыла ворота.


Брат Кэтрин, Гэвин, садится на бревно рядом со мной.


— Выглядишь ужасно.


Его светлые волосы сейчас стали ещё длиннее, почти касаясь основания шеи. Щетина выросла, закрывая часть шрама, который начинается прямо под глазом.


Как отличается он от того мальчика, с которым я выросла. Гэвин перешёл от безупречного, титулованного джентльмена к этому. Один из нескольких человек, оставшихся в живых, во многом благодаря его дару Видящего, естественная способность видеть фэ. Мы пробудили наши способности одинаковым путем: умерев и вернувшись назад.


Учитывая обстоятельства, Гэвин воспринял моё чудесное возвращение очень даже хорошо. Когда он увидел меня, все что он сделал — это улыбнулся и сказал:


— Ты на самом деле намереваешься расширить определение «мертвый», пока оно не потеряет всякий смысл, да?


Что бы он сказал, если бы я рассказала ему, что моя одолженная магия — это все, что удерживает меня в живых? Что никто из нас не выживет, если я не найду Книгу Воспоминаний?


Его ответ вероятнее будет похож на ответ Деррика. Ты как кошка: ты просто получишь другую жизнь.


— У меня кружится голова, — вздыхаю я. — Меня может вырвать.


— Аа. Ну, тогда это либо поможет, либо сделает все намного хуже, — Гэвин указывает на бутылку виски. — Выглядишь так, будто тебе не помешает глоток спиртного. Просто постарайся, чтобы тебя не стошнило на мою обувь.


— Боже правый, Галловэй, — говорю я, смеясь. — Только у тебя может оказаться виски в руке после того, как все было уничтожено. Какой повод?


— Ты жива, — пожимает плечами Гэвин. — То, что ты здесь видишь, вероятно, последняя сохранившаяся бутылка, и мне бы хотелось, чтобы ты насладилась ею со мной, прежде чем миру наступит конец.


— Как мрачно, — кривлю лицо.


— Соответствующе.


Позади нас звенит голос.


— Лучше бы, чтобы там что-то осталось и для меня, — Деррик вылетает из одного домика и садится на моём плече. — У меня закончился мед, — ворчит он, крыльями задевая мои волосы. — Это ужасно вонючее дерьмо — все, что осталось, чтобы помочь мне достичь цели — полного забвения.


С присутствием Деррика моё тело расслабляется. Теперь, когда мои воспоминания восстановились, я чувствую себя более способной управлять собой. Вы не понимаете, насколько важна даже мельчайшая взаимосвязь, пока ваш разум не окажется пустым от них всех. Ощущалось так, будто бы я никогда и не жила.


Гэвин смотрит на пикси и поднимает бровь.


— Если хочешь, чтобы я поделился, не оскорбляй мою выпивку.


— Деееееерьмооо, — вздыхает Деррик. — Продолжай тогда. Скажи тост.


Гэвин откупоривает бутылку и отсалютирует ею.


— За возвращение Айлиэн, как раз вовремя для неизбежной войны и нашей вероятной кончины, а до тех пор, slàinte, — он делает длинный глоток. Могу сказать по его лицу, что оно обжигает. — Честно предупреждаю, — говорит он с хрипотцой, передавая мне бутылку, — плавно оно не пойдет.


Я беру у него бутылку, но не пью.


— Вероятная кончина? Похоже, ни у тебя, ни у Дэниэла не было видения, которое дало бы нам хоть какую-то надежду на победу? — моя улыбка вынужденная. — Если нет, надеюсь на относительно безболезненную смерть в этот раз.


Кроме того, что они видят фейри, у Видящих есть и другие способности. У Гэвина были видения из будущего, а Дэниэл слышал голоса, которые рассказывали пророчества — особенно обо мне. Согласно этим голосам, я девушка, чей дар — хаос, которая может как спасти миры, так и положить им конец.


Я соответствую своему дару: я та, кто разрушил мир.


— Никаких видений, — качает головой Гэвин. — Дэниэл так же больше не слышит никаких голосов. Все утихло, что я принимаю за какой-то дурной знак, — он подмигивает мне. — Так что пей, дорогая. Возможно, сможем утопить наши беды, пока ещё спокойно.


Виски прокладывает путь вниз по моему горлу, и, клянусь, я потеряла все чувства на своём языке. Звук, который я издаю, что-то среднее, если бы я закашляла или подавилась.


— Оно абсолютно отвратительно, — говорю я, передавая назад.


— Последняя бутылка на земле, — Гэвин морщится от очередного глотка. — Со вкусом безысходности. Можешь сказать спасибо пикси, что нашёл ее.


Деррик выглядит оскорбленным.


— Так неблагодарно. Посмотрим, утруждусь ли я принести тебе другую бутылку, если найду ее. Я вылью её перед тобой в огонь и буду наблюдать, как ты рыдаешь.


— Ноешь, ноешь и ноешь, — улыбается Гэвин.


Он предлагает мне ещё глоток, но я качаю головой.


— Так, — я многозначительно смотрю на Гэвина, когда наклоняюсь вперед подбросить еще одно полено в костер. — Судя по твоему молчанию на этот счет, я так понимаю, что тебе не позволено упоминать Киарана, — я киваю на Деррика: — Этот два дня провёл со мной, отказываясь называть его имя.


— Он заслужил это, — ворчит Деррик. Он роняет швейный наперсток мне в ладонь. — Плеснешь сюда немного этого зелья?


Я закатываю глаза и наполняю наперсток виски.


— Не думай, что я не заметила, как ты сменил тему.


— Я не менял тему. Я праздную твоё возвращение, снимая пробу этого мерзкого пойла. С возвращением! Ты все ещё должна мне танец в пиратском костюме.


— В пиратском костюме? — Гэвин смотрит с интересом.


Я расслабляюсь, поскольку новое полено разгорелось и послало блаженную волну тепла ко мне.


— Не спрашивай. Ради Бога, не спрашивай.


— Ох, ну теперь-то я должен знать. По сути, я нахожу себя искренне интересующимся.


Деррик радостно открывает рот, но я цыцкаю на него.


— Не смей. Гэвин, прекрати потакать его безумным фантазиям. Он, вероятнее, сошьет тебе платье.


Деррик засиял.


— О, моя легкомысленная тётушка, никогда не думал об этом, — он медленно окидывает Гэвина долгим, оценивающий взглядом, словно прикидывая размер платья. — Ты будешь выглядеть так прекрасно в оборках и кружеве, Видящий. Думаю, голубой — это твой цвет. Я даже сделаю тебе корсет…


Гэвин издает поперхнувшийся звук в глубине горла.


— С маленькими бантиками. А затем я сошью тебе изящное нижнее белье…


— Айлиэн, останови его.


— Это ты поощрял его. Ты заслужил это, после твоего отказа рассказать мне о Киаране. А теперь говори. Расскажи мне все.


Гэвин мнется и бросает взгляд на Деррика.


— Эйтинне может и не угрожала моей жизни, — наконец говорит он, — но она чётко дала понять: она хочет сама поговорить с тобой, когда вернется, — он кладет локти на бревно и откидывается назад. — Честно, я надеялся, что ты выпьешь виски и вырубишься.


— А я надеялся, что ты вообще не станешь упоминать Киарана, — ворчит Деррик.


Я издаю звук разочарования. Ладно. Я еще много о чем хочу спросить.


— Тогда расскажите мне, что случилось с Лоннрахом и Сорчей.


Гэвин пожимает плечами.


— Никто не видел Лоннраха с тех пор … — я замечаю, как его взгляд следует ниже моей ключицы, как будто он ищет шрам, который убил меня. Затем он отводит взгляд. — Ты ранила его, и он сбежал после нападения. И Сорча тоже.


— Не напоминай, — говорит Деррик. — Я бы с удовольствием содрал кожу живьем с этой клыкастой ведьмы, после того, что она сделала с Айлиэн. И я был бы рад сохранить голову её брата, — он останавливается. Затем: — Он бы стал отличным трофеем в саду.


Гэвин выглядит сбитым с толку.


— Какой сад? — он бутылкой указывает вокруг. — Мы посреди чертового леса на грани апокалипсиса.


Ореол Деррика вспыхивает красным.


— Сад, который я намереваюсь создать из трупов наших врагов, — шипит он. — Я не виноват, что в вашем чертовом человеческом мозгу недостаток кругозора.


Пока они перекидывались словами, мои пальцы впились в ладони. Значит Сорча и Лоннрах ушли. Конечно же, они ушли. Сорча месяцами планировала атаку: найти кристалл из Старого Королевства и использовать его силу, чтобы разрушить связанную с Эйтинне силу Киарана. Снова превратить его в Неблагого Короля. Сорча спасала меня более чем единожды, чтобы удостовериться, что это случится. Она предала своего брата. А затем убила меня.


Не знаю, кого из них я ненавижу больше. Её — за то, что украла мою жизнь и забрала у меня маму, или его — за то, что сломал мой дух и заставил меня желать смерти.


Я бы убила их обоих, если бы могла. Но убийство Лоннраха принадлежит Эйтинне, а я не могу убить Сорчу, даже если бы у меня появилась такая возможность. Тысячи лет назад, когда Киаран правил Неблагим Троном, Сорча была его консортом. Они произнесли клятву, которая связала их жизни вместе. Если умрёт Сорча, он тоже умрет.


— Что на счёт остальных фейри? — прерываю я. — Те, что были под командованием Лоннраха и те, что были с людьми в городе Деррика. О них что-нибудь известно?


Деррик замолкает, а Гэвин переводит взгляд на огонь. Тени играют на его лице по шрамам, которые он получил во время атаки фейри, пока я была заключенной Лоннраха. Я никогда не забуду тот загнанный взгляд в его глазах, когда увидела их в первый раз. Гэвин бежал и скрывался годами к тому моменту, когда я сбежала из мира фейри. Почти все следы человека, с которым я выросла, исчезли, заменились мужчиной, который ожесточился от горя и войны.


— Люди в порядке, — наконец говорит он. — Несколько фэ с корабля приходили к нам за припасами, сейчас они держатся неподалеку Западных островов. Здесь недостаточно безопасно. Не с… — он оглядывается на меня. — Некоторые фейри, которые были с Лоннрахом бросили других, но большинство выбрали стороны. Подавляющее большинство не стало выбирать Эйтинне.


Деррик выглядит раздраженным.


— Те, кто стали снова Благими после того, как сила Киарана восстановилась, должны были остаться верными своей Королеве, но они отвернулись от нее. Никогда не видел никого, кто повернулся бы спиной к их собственному Двору, — затем он ворчит — Проклятые предатели.


Когда Киаран решил оставить Неблагой Трон, Эйтинне забрала часть его силы, которой необходимо питаться людьми, чтобы выжить. Однажды у него был такой же голод, который я почувствовала в Неблагом, с которым сражалась в лесу, только его роль в качестве Короля, делает этот голод ненасытным. У Эйтинне не было сосуда, чтобы передать его силу другому фейри, согласному или способному принять ее, так же как я приняла силу Кайлих. Поэтому эта сила распределилась по всем фейри в двух Королевствах, и тогда даже Благие фейри стали Неблагими.


Теперь, когда эти Неблагие силы Киарана вернулись, эти фейри снова стали Благими. Но вернуться назад в прежнюю форму, не значит, что они простят свою Королеву за то, что она сделала с ними, точно так же, как и с Двором, который они когда — то возненавидели (даже если она это сделала случайно) или за то, что закрыла их на тысячи лет в тюрьме под Эдинбургом, так чтобы они не могли причинять людям вреда.


Гэвин закатывает глаза от слов Деррика.


— Давай будем честными? Они отвернулись от Эйтинне, чтобы спасти свои шкуры, — он отклоняется назад и подносит горлышко бутылки к губам. — Мы на проигрывающей стороне и ты знаешь это.


Проигрывающая сторона. Это значит, что Киаран выигрывает.


Деррик качает головой и шикает на Гэвина.


"Ты должна спросить. Должна". Но сначала … я краду бутылку и делаю большой глоток. Чертов ад, все горит.


— Ладно, — говорю я. — Расскажите мне о Киаране. Оба. Любой из вас. Я не хочу ждать Эйтинне, — когда они все еще молчат, я выдаю — Прекратите пытаться защитить меня, или притворяться, что знаете, что лучше для меня. Это просто смешно и оскорбительно, после всего того, через что я прошла.


Гэвин и Деррик снова смотрят друг на друга. Деррик тихо матерится и собирается заговорить, но голос Эйтинне прерывает его.


— Подожди.


Я оглядываюсь и вижу ее накраю леса. Её глаза встречаются с моими и что-то грустное мелькает в них.


— Сначала тебе нужно кое-что увидеть.


Глава 9


Я более чем уверена, что мне не понравится то, что она мне покажет.


— Это как-то связано с Книгой? — спрашиваю я, пока она ведёт меня через лес. Пожалуйста, пусть это будет связано с этой проклятой Книги.


Мы идём уже добрых десять минут, дальше и дальше от тепла лагеря, в морозную атмосферу леса. Впереди нет никакого света, ничего, чтобы определить, куда она меня ведет.


Эйтинне качает головой.


— Я отправила послание sìthichean, которые ещё верны мне, чтобы выяснить, что они могут рассказать о Книге. Я не могу рисковать, доверяя тому, что знаю сама, — она жестом указывает повернуть с тропинки. — Сюда.


Моё дыхание на выдохе превращается в белый туман. Сейчас должна быть весна, к этому времени снег уже должен начать таять, а ростки цветов прорастать сквозь ледяную землю леса. Знак того, что глубокая тёмная шотландская зима подходит к концу.


Здесь нет цветов. Нет листьев. Только холодный, кусающий ветер и чёрные ветки под беззвездным небом.


Эйтинне останавливается так внезапно, что я практически в нее врезаюсь. Удивленная, я обхожу её и вижу прямо на своем пути дом, скрытый в самой тёмной части леса, за небольшим лугом. Он больше домиков Эйтинне, но точно так же наспех возведенный. Только в этом строении нет окон или других дверей, ничего, чтобы принести свет внутрь, кроме одиночного входа передо мной. Сама дверь вставлена в массивный валун с отметками фэ, выгравированными в камне.


Это заставляет меня сделать шаг назад. Оно не гостеприимно. У двери нет никакого пылающего огонька, никакого приветствия. Ничего, по чему можно было бы судить, что это что-то большее, чем ещё один заброшенный дом, которыми сейчас заполнена страна.


Мы, шотландцы, описали бы это место, как дом с привидениями. Потому что один взгляд на него посылает сквозь тебя мороз.


— Что значат эти отметки? — спрашиваю я нерешительно.


— Fois do t’anam, — бормочет Эйтинне. — Это предложение мира, — она кивает в сторону коттеджа. — Иди. Я буду ждать тебя снаружи. А затем я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.


«Нет», — думаю я, когда делаю эти первые трясущиеся шаги в направлении двери. «Нет, нет, нет. Поворачивай обратно. Не ходи внутрь. Не смотри на то, что она хочет показать тебе».


«Это все изменит».


Но я должна. Моё сердцебиение стучит в ушах, когда я поворачиваю ручку и открываю тяжелую деревянную дверь.


Первое, что я вижу — кровати. Десятки кроватей, занимающие каждый сантиметр пространства, как в больнице, когда она битком забита. Единственное свободное место — это островки между каждым рядом, проходы. У каждой кровати стоит столик с одинокой свечкой, свечение которой распространяет тени по коттеджу.



На каждой кровати лежит человек. Некоторые лежат настолько бездвижно, что я задаюсь вопросом, может Эйтинне держит здесь своих мертвых, но когда я присматриваюсь поближе, я вижу, что они живы.


«Если вы сможете назвать этот Ад жизнью».


Их глаза широко открыты, но без видимого понимания их окружения. Ни один из них не заметил, что я здесь, даже когда я прохожу мимо кроватей. Их выражения лиц остаются прежними: в радостном, извращенном благоговении. Как будто их взор только что зацепил нечто прекрасное. Или нечто ужасающее.


Нечто, за что бы они ползали в ногах. Что-то, за что они умерли бы.


Я никогда не видела людей, настолько страдающих недоеданием, таких шокирующе худых и истощенных, что их кости острые, как лезвия. Если бы я приподняла эти одеяла, то смогла бы пересчитать их ребра. А их запястья … боже, какие же они тонкие. Насколько просто их сломать. Не могу остановить себя, сравнивая кисти рук с хрупкими, пораненными птичьими крыльями; их пальцы сжимаются и разжимаются, как будто бы им больно.


У каждого человека рядом на подушке располагается маленький серый фейри, крылышки обернуты вокруг их тел, как будто бы они спят… но они не спят. Каждая фейри вонзила зубы в горло своих человеческих жертв достаточно сильно, чтобы пустить кровь.


Мой инстинкт — атаковать, схватить этих фейри и убить их всех. Но когда я шагнула вперед, Блуждающий Огонек замер, посмотрел на меня и вытащил свои зубы из кожи женщины.


Она вскинулась. Её слишком тоненькие руки начинают хватать воздух, как будто пытаясь вернуть Огонька назад. Звук из её горла похож на воющий отчаянный крик, как у животного, пойманного в ловушку. Её конечности трясет с такой яростью, что боюсь она может поранить себя.


Я дергаюсь назад, болезненно ударяясь лодыжкой о ближайшую кровать. Едва замечаю. Я ахнула и прикрыта рот рукой от того, что увидела, когда одеяло соскользнуло с её тела.


Отметки на руках и ногах, шрамы слишком большие, чтобы винить за них Огоньков. Тридцать шесть человеческих зубов. Сорок шесть тонких клыков. Ещё, ещё и еще. Нет ни единой части её тела, которую бы обошли стороной.


«О Боже. О Боже, О Боже».


Глаза маленького фейри встречаются с моими, когда он ещё раз вонзает свои крошечные зубы в её шею. Он впивается своими клыками так глубоко, что кровь стекает на её ключицу.


И женщина снова ложится на подушку со вздохом… И улыбкой.


В животе потяжелело. Я разворачиваюсь, распахиваю дверь и выбираюсь из этого коттеджа. Подальше от этих кроватей, этих фейри, этих людей.


«Не оглядывайся. Забудь все снова. Забудь то, что видела».


Я цепляюсь ногой за камень, но мне удается сохранить равновесие и не упасть на землю. Кто-то зовет меня по имени прямо тогда, когда я пересекла поляну и опустошила содержимое желудка в кусты.


Я кладу руки на колени и прерывисто дышу. Крепко закрываю глаза, словно это как-то может стереть картину той женщины, живущей с единственным только желанием: укусом фейри.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги