Киаран однажды рассказал мне, что случается, когда фейри забирают людей. Их отрывают от этого, а они все жаждут большего. Когда sìthichean решает забрать человека, это не то, от чего можно уйти. Никогда.


Я никогда не видела этого прежде. Я никогда не видела людей, настолько зависящих от касаний фэ, что это все, что держит их в живых. Я пережила смерть и войну, но было что-то в этом… В том, чтобы видеть людей, чахнущих и ослабевающих в кроватях. Борьба покинула их.


Они с таким же успехом могли бы быть мертвы.


— Айлиэн, — раздается нежный голос Эйтинне. Она подходит ближе. — Ты в …


— Не надо, — я протягиваю руку и вытираю рот рубашкой. — Пожалуйста. Мне нужна минутка.


— Хорошо, — выражение её лица терпеливое, понимающее.


Я облокотилась о ближайшее дерево и соскользнула вниз, пока не оказалась на холодной почве. Мне все ещё плохо. Так чертовски плохо, что я не могу даже стоять. Занимает около двух минут, прежде чем тошнота проходит, и я могу говорить.


— Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду, — говорю я ровным голосом, без эмоций. — Никакой фейрийской полулжи. Никаких загадок. Они … — я тяжело сглатываю, потому что слова прилипли к языку. — Это жертвы Киарана?


Эйтинне ничего не произносит. Её молчание говорит за нее. Но, как будто этого не было достаточно плохо, она наконец-то отвечает, прошептав:


— Айе.


Я закрываю рот ладонью. Клятва, которую Киаран дал Охотнице, в которую влюбился тысячи лет назад, запрещает ему убийство людей, иначе он сам умрет. Когда фейри даёт клятву, он остаётся, связан ею навеки.


Но будучи Неблагим Королем, его цель — смерть, разрушения. Он умрёт, если не будет питаться человеческими жертвами. Когда Киаран попросил Эйтинне забрать ту часть себя, которая требовала человеческие жертвы, она была способна помочь ему, но, только заплатив цену: ей пришлось связать силы, которые делали его Королём Неблагого Двора.


Когда Сорча убила меня, она использовала кристалл Старого Королевства, чтобы развязать узы Эйтинне и вернуть ему его способности. И это судьба Киарана. Убивать людей или умереть, или питаться ими и оставлять подобным образом.


— Почему они здесь? — я прижимаю ладони к глазам, словно это может помочь мне забыть. «Почему ты держишь их здесь?»


— Кадамах оставляет их на границе наших территорий, — отвечает она тихим голосом. — Деррик говорил мне, что проткнуть их мечом — было бы милостью. Либо же я могла просто убрать фей от их вен, и позволить им просто исчезнуть, но я не могу. Я просто … не могу, — клянусь, я вижу сожаление в её выражении лица. Жалость ко мне. — Ты можешь попробовать спасти его, но я не знаю, есть ли в нем ещё твой Киаран МакКей.


Он оставляет их там. Как тогда sluagh приносили Эйтинне подарки Киарана. Жестокая насмешка, послание. «Я собираюсь выиграть».


Нет, он не может быть таким. Не может. Должна быть часть его, до которой ещё можно дотянуться, которая стоит спасения.


Так много чувств проходят сквозь меня, каждое хуже воспоминания, как меч Сорчи проходит сквозь меня. Мне не следовало бы волноваться за Киарана. Я не должна позволять себе. Потому что я не могу быть объективной. Я не могу отказаться от него.


Он в моем сердце, а я в его, и, думаю, это уничтожит нас обоих.


Как будто бы прочитав мои мысли, Эйтинне опускается на колени рядом со мной и кладет руку на мою.


— Ты должна понять, — говорит она, — стать слишком привязанным к человеку — это проклятие, это то, что мой вид учит с раннего возраста, потому что мы не можем не привлекаться человеческой красотой. Ее хрупкостью.


Она продолжает:


— Моя мама всегда говорила, что любить человека — это как любить бабочку. Когда я была молода, она каждый день меня спрашивала: «Что делает людей лучше нас?» И она никогда не была удовлетворена ответом, пока я не нашла правильный.


— И что это? — произношу я, ужасаясь того, что услышу.


Эйтинне смотрит на меня.


— Вы умираете.


Ну конечно. Кайлих будет учить чему-то подобному. Она однажды сказала мне, что могла бы простить Эйтинне за создание Соколиных Охотниц — ряд человеческих женщин, одаренных силой Эйтинне, чтобы помогать убивать ее врагов, но она никогда не простит Киарана за то, что он полюбил человека.


«Один из них должен умереть», — сказала она. «Это должен быть Кадамах».


Мои ногти впиваются в ладони. Маленькая боль, чтобы упростить мои мысли.


— Почему ты рассказываешь мне это?


— Это цена бессмертия. Мы обречены наблюдать, как люди, которых мы любим, умирают, и всякий раз это убивает некоторую часть сочувствия в нас, — рука Эйтинне сжимает мою. — Теперь ты понимаешь? — шепчет она грустно. — Ты его бабочка.


Его бабочка. Его хрупкая человеческая девочка. Один меч в сердце, и я умерла, как бабочка, которая потеряла свои крылья. Так просто.


— Эйтинне, где он?


Эйтинне отводит взгляд. Она молчит так долго, что я задаюсь вопросом, ответит ли она вообще. Затем, голосом едва громче дыхания, она произносит:


— Пойдём со мной.


Глава 10


Эйтинне открывает портал фейри — простейший способ путешествия на длинные расстояния в одно мгновение. Тот, что она создала — яркий контур, появившийся между деревьями, словно она просто пожелала, и он появился. В одно мгновение его здесь не было, а в следующее … Вот он.

Пройдя через него, мы оказываемся на вершине утеса, возвышающегося над бушующим морем. Пейзаж мне знаком: я узнаю границу деревьев прямо у скал и форму холмов в отдалении. Мы находимся на заливе, который ограничивает королевство пикси, напротив того места, где Сорча убила меня.

— Там, — шепчет Эйтинне, указывая на воду. — Он там.

Я поворачиваюсь, ожидая увидеть древний кристалл в руинах города Деррика, кристалл, который Лоннрах хотел так сильно, что уничтожил город пикси, чтобы найти его. То, что находится там вместо этого, заставляет меня шокировано втянуть воздух.

Откуда, чёрт побери, это появилось?

Справа от побережья находится остров, поддерживающий темный, остроконечный дворец. Он выглядит так, будто вырезан из скалы — одиночный огромный кусок кристалла словно развернулся вокруг себя, чтобы сформировать высокое зазубренное здание, что возвышается над водой. Оно острое, мечеподобное. Я ощущаю его силу: ужасная, неугомонная тёмная энергия, такая же холодная, как укус зимнего ветра.

На том острове не сохранилось природы. Почва опаленная, черная и потрескавшаяся, полностью лишенная влаги, несмотря на то, что окружена морем. Несколько деревьев рассеяны по земле, они состоят из острых голых веток, которые дугой изгибаются в сторону развернувшегося кристалла дворца. Они иглоподобные, тернистые и манящие, столь же зловещие, что я видела в мире фейри. Столь же пугающие.

Дворец выглядит так, будто возведен в качестве угрозы, предупреждения.

— Кадамах поднял остров из моря, — говорит Эйтинне низким голосом. — Он построил его вокруг кристалла, идеальное воссоздание его Дворца в Неблагом Королевстве, — она замешкается, прежде чем добавить: — Не сомневаюсь, что в качестве преднамеренного послания, что мне там не рады. Он даже создал новых солдат, чтобы восполнить свои ряды, взамен тех, которых я убила.

Создал новых солдат?

— Он может это делать?

— Используя кристалл, — Эйтинне грустно улыбается. — Почему ты думаешь, он хотел его так сильно, что убил всех в королевстве твоего пикси, чтобы найти его? Это бы гарантировало ему лёгкую победу надо мной, когда наши королевства воевали. Он был бы непобедим.

Кристалл, который Сорча использовала, чтобы восстановить силы Киарана. Я помню, что высотой он был с Эдинбургский многоквартирный дом, возвышающийся и неприступный. Этот замок сделан из того же блестящего материала — темного камня, который светится изнутри, огонь внутри черного обсидиана.

Как будто бы само здание недостаточно пугающее, десятки солдат-охранников стоят прямо перед огромными воротами. Они в прекрасной форме и подготовлены к атаке. Эта проклятая крепость.

— Ты ходила увидеться с ним?

— Конечно, ходила, — я слышу печаль в её голосе. — Я пыталась, по крайней мере, десятки раз заставить эту упертую задницу поговорить со мной, но он не позволял мне войти.

Удивившись, я смотрю на неё.

— Не позволял? Почему?

— Он готовится к сражению со мной, — отвечает она мягко. — Первое, что он делает — закрывается, — Выражение бесстрастно, но напряженные плечи выдают ее эмоции. — Я уже видела это раньше.

— Когда? — мое сердце болит за нее.

— Так поступила наша мама, когда мы вошли в свою силу, — я замечаю, как ее рука задрожала, когда она убирала волосы назад. — Среди daoine sìth не бывает различий между Благими и Неблагими в младшем возрасте, — объясняет она. — Мы рождаемся с теми же примитивными способностями. У нас у всех так же есть клыки, хотя Благим и нет нужды пользоваться ими.

Daoine sìth самые могущественные фэйри во Дворах. Они так же больше всего внешне похожи на людей, хотя уровень их красоты ни с чем не сравнить.

Я не знала, что у них у всех есть зубы, как у Лоннраха и Сорчи — второй ряд острых клыков, которые появляются из десен, чтобы было проще кормиться человеческой кровью и энергией. Я всегда предполагала, что дело в их происхождении, и, возможно, легенда о вампироподобной фейри, называемой baobhan sìth просто выросла за века, когда Сорча убивала людей, пока остальные daoine sìth были заперты под Эдинбургом, в тюрьме, созданной Эйтинне.

— И пока наша мама не могла знать, к какому Двору мы принадлежим, — продолжает Эйтинне, — веками Кадамах и я росли вместе. Когда наши взрослые силы наконец-то проявились, и он не смог остановить себя от убийства своего первого человека, я узнала, кем он был. Что это значит.

— Тогда-то вас и разделили, — произношу я.

— Так и случилось, — кивает Эйтинне. — Наиболее распространено, что родные братья и сестры принадлежат одному Двору, но разделение — это не нечто неслыханное. Поначалу Кадамах и я пытались скрыть наши пробудившиеся способности, мы не хотели жить врозь. Он убивал человека за человеком, и каждый раз он был самим собой достаточно долго, что я забывала, кто он. Затем он превращался в того, кого я едва узнавала, прежде чем снова начать охотиться, — она передергивает плечами. — В конце концов, он больше не смог скрывать это от нашей мамы. Поэтому она забрала нас в соответствующие Дворы и отказывала нам в любом контакте. Она сказала, что так будет проще для нас однажды отправиться на войну, если мы прекратим думать друг о друге, как о брате и сестре.

Я снова смотрю на темный дворец, построенный Киараном.

— Так значит, он пользуется ее тактикой, — бормочу я.

Я подхожу ближе к краю утеса и смотрю вниз. Падение привело бы прямо к основанию скалы. Я прыгала с этого утеса прежде, и я бы умерла, если бы Киаран не был рядом со мной. Мне никак не попасть на тот остров самой. Даже со способностями Кайлих, я все еще человек. Я разобьюсь о скалы снизу.

— Открой другой портал, — говорю я Эйтинне. — Он поговорит со мной, ему же лучше поговорить со мной.

Эйтинне изучает дворец и солдат, охраняющих его, решая, каким образом я проберусь внутрь. Она слегка мотает головой.

— Однажды я верила в это же, — говорит она мне. — Я просто надеюсь, что он не сделает с тобой тоже, что сделал со мной.

— Что он сделал с тобой?

— Прошли годы с тех пор, как нас впервые разделили. Мама учила меня презирать его, а я так и не смогла. Поэтому я отправилась к нему, — она жестом указывает вниз на остров, ее выражение лица практически холодное. — Это выглядело точно так же, вплоть до численности солдат. Кадамах создание привычки.

— Он поговорил с тобой? — ты же не хочешь этого знать, и все же спрашиваешь. Цена, что ты платишь за правду, знание.

— Нет, — отвечает она ровно. — Он выжидал, как долго я простою у ворот. За каждую минуту, что я прождала, чтобы он увиделся со мной, он посылал своих sluagh ловить моих наиболее уязвимых подданных. А затем ежедневно, на протяжении пятисот дней, он отправлял мне их тела, — руки Эйтинне по бокам сжимаются в кулаки. — Они стали его первыми подарками.

Я вздрагиваю. "Теперь ты знаешь. Ты чертова дурочка."

— Почему, ты думаешь, он оставил этих людей у моих границ? — Эйтинне краснеет от гнева. — Так он говорит мне, что убил бы их, если бы мог. Он провоцирует меня.

Кайлих показывала мне некоторые худшие части прошлого Киарана, вещи, которые я никогда не смогу забыть. Я не хочу оправдывать то, что он сделал. Некоторые вещи настолько ужасны, что цена за их прощение становится непреодолимой.

Но Киаран провел две тысячи лет, пытаясь искупить вину. Я должна верить, что там все еще есть часть его, которая ищет искупления, часть его, что выбрала человеческое имя. Часть его, о которой я переживаю.

Когда Лоннрах держал меня в плену, Киаран не отказался от меня. И я так же не откажусь от него.

Как же я глупа.

— Он спас мою жизнь, — говорю я ей. — Я должна вернуть ему долг.

Эйтинне кивает, выражение ее лица противоречивое.

— Ладно, — она резко делает шаг назад с утеса. — Ладно. Когда я услышу вести о Книге, я создам тебе портал. Если ты права, и он все еще твой Киаран, он захочет помочь.

— А если нет?

Она опускает глаза, но не перед тем, как мне удалось увидеть в них сожаление. Она ничего не говорит; ей и не нужно. Я могу увидеть ответ в ее чертах лица так же уверено, как если бы она произнесла слова вслух.

«Тогда мне придётся убить его».


Глава 11.

Этой ночью я заснула рядом с костром, и мне приснился Киаран.


Мы лежим на кровати в незнакомой комнате, столь же богатой, как что-либо, украшающее королевский дворец. Над нами свисает люстра, созданная из кусочков черного опала в форме слезинок, освещенных изнутри красным пламенем. Мерцающие стены комнаты сделаны из обсидиана, украшены тщательно продуманным узором, таким же, как на коже Киарана. Растянутый от пола до потолка узор извивается сложными, направленными ответвлениями.


Кровать под балдахином огромного размера, сделанная из ольхи, с резным узором. Она пахнет пеплом, дымом и вереском.


Пальцами провожу по шрамам, покрывающим спину Киарана — замысловатый ряд спиралей, линий и петель, которые кажутся выжженными на его коже, а затем и вырезанными, дюйм за дюймом обжигающей боли. Они отражают его клятву — не убивать людей, его наказание за тех, кого он убил. Каждая его жертва занимает свое место на его коже, их собственная отдельная метка.


Они его расплата. Клятва, которая сделала из него Киарана.


— Ты — все еще ты? — спрашиваю я его. — Или…


«Кадамах. Кто-то еще. Кто-то, кто не заслуживает прощения»


Он переворачивается ко мне, его руки скользят вокруг моей талии, чтобы прижать меня поближе. Мы прижаты друг к другу, кожа к коже, и в этот момент мне больше нигде не хочется быть.


— Временами, — говорит он. — Зависит от…


— От чего?


— Могу или не могу я притворится хотя бы на несколько минут, что ты все еще можешь войти в комнату и начать задавать раздражающие вопросы.


Я смеюсь.


— Говоришь так, как будто это ты.


— Айе. До тех пор, пока не вспоминаю, что ты не войдешь в комнату. Больше никогда.


Я ничего не говорю и только обнимаю его крепче, потому что мне не хочется отпускать этот момент. Нас.


— Хотелось бы мне, чтобы ты перестала мне сниться, — шепотом произносит слова у основания моей шеи. Он прижимает губы к тому месту. Один раз, второй …


— Правда? — когда я пальцами пробегаюсь по его позвоночнику, по нему проходит легкая дрожь. Этот крошечный физический ответ свидетельствует о том, какой эффект я произвожу на него, что-то, что он нельзя спрятать. — Ты пытаешься забыть меня, Маккей?


Киаран поднимает взгляд на меня, его прекрасные лиловые глаза по-странному уязвимы.


— Произнеси это имя снова, — его голос грубый из-за эмоций, бурлящих в нем. Он чувствует. А если он все еще чувствует, значит он Киаран. И стоит того, чтобы его спасти.


— Маккей, — улыбаюсь я.


Его пальцы скользят вниз по спине. Ниже.


— Снова.


— Киаран Маккей.


Его имя едва покидает мои губы, как он целует меня, долго и медленно. Я с дыханием снова выдаю ему его имя. Повторяю. Как мантру. Снова. Еще раз.


Он вознаграждает меня новым поцелуем, еще одним. Следует кончиками пальцев по моей коже медленными, изучающими поглаживаниями, которые заставляют выгнуться навстречу. От этого во мне вспыхивает желание.


Когда он накрывает мое тело своим, прежде чем забыть себя, шепчу ему кое-что еще.


— Я собираюсь спасти тебя.


Киаран замирает.


— Спасти меня, Кэм? — его низкий, грустный смех достаточно холодный, чтобы заморозить мое сердце. Следующие слова он шепчет у пульса на моем горле: — Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти.


Затем он вонзает зубы в мою кожу.


Просыпаюсь, с трудом дыша. Фантомная боль от укуса Киарана настолько сильная, что я бессознательно тянусь пальцами вверх, чтобы помассировать кожу над ключицей. Тепло его языка на моем пульсе было настолько реальным. Слишком реальным.


Сердце бешено бьется, сажусь и оглядываюсь, наполовину ожидая обнаружить себя в той огромной кровати из сна — но я все еще у костра в лагере Эйтинне.


Шкура животного, под которой спала, соскользнула на колени, и я задрожала от холодного воздуха. Костер давно догорел и сейчас только подсвечивает оставшееся обугленное полено. Первые предрассветные лучи проглядывают сквозь деревья.


Гэвин и Дэниэл по обе стороны от меня все еще крепко спят. Деррик свернулся на моем плаще у ног, его руки вцепились в ткань. Он храпит довольно громко для такого крошечного создания.


Кэтрин и Эйтинне. Где они?


Отбросив шкуру в сторону, я поднимаюсь на ноги. Не знаю, что побудило меня пойти в направлении дома, который Эйтинне показывала вчера, но вдруг я обнаруживаю себя быстро двигающейся по тропинке, ведущей через лес. Только теперь замечаю, что на деревьях здесь нет птиц, приветствующих утренний свет своими песнями. Никаких животных, снующих в кустах. Только одинокий, нервирующий стон веток, покачивающихся от ледяного ветра.


Все еще могу почуять запах огня в воздухе, пока отхожу все дальше от лагеря. Ничего не могу с собой поделать, но думаю только о той кровати, сделанной из темного дерева. Мои руки поглаживают отметки Киарана. Он нашептывает слова у моей шеи: "Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти".


Я двигаюсь быстрее, пытаясь выкинуть его слова из головы. Клянусь, все еще чувствую его зубы, прорывающиеся через мою кожу на шее, теплую кровь, стекающую по ключице. Быстрее. Мои ботинки стучат по тропинке.


"Ты никогда не забудешь того, что видела. Зачем ты хочешь вернуться туда снова?"


Не знаю почему пришла к коттеджу, в этот дом жертв Киарана. Не знаю, почему кладу руку на ручку и захожу внутрь.


Кэтрин удивленно поднимает на меня взгляд, затем в выражении ее лица показывается что-то еще. Жалость? Печаль? Не могу сказать.


— Привет, — она мокает тряпку в миску рядом с ней.


Она сидит возле женщины, которую я видела вчера, все еще лежащей там с глазами, зафиксированными на потолке. Я тревожно вздрагиваю, когда замечаю, что безмятежная улыбка даже не пошатнулась. Блуждающий огонек все так же остается с зубами в ее шее, хотя он и кажется крепко спящим. Возле его рта еще три отметки. Одна из них до сих пор кровоточит.


Все это напоминает о шрамах, оставленных на мне Лоннрахом. Но, когда я следую пальцами к своему запястью, нахожу только гладкую, неповрежденную кожу. Чистый лист. Мои шрамы теперь прямо как у Эйтинне: глубоко в темнейшей части меня, скрытые из вида. Некоторые шрамы пролегают намного глубже, чем кожа.


"Я никогда не забуду, каково это быть такой беспомощной".


Мой взгляд следует по другим кроватям, там еще пятнадцать человек. Брошенные жертвы Киарана. Мне приходится проглотить комок, образовавшийся в горле.


" — Ты — все еще ты?


— Я не знаю".


Я вздрагиваю, не способная больше смотреть на них.


— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю Кэтрин тихим голосом. Словно эти люди могут услышать меня. Как будто бы они не так далеки отсюда, что их это заботило бы. — Ты должна спать.


Кэтрин выжимает тряпочку и прижимает ко лбу женщины.


— Я больше не сплю долго. С тех пор, как королевство пикси уничтожили.


Кладу руку ей на плечо в качестве поддержки. Кэтрин моя лучшая подруга с тех пор, как мы были детьми; мы выросли вместе. В то время как Лоннрах держал меня в плену, она заботилась о выживших людях. Она сильнее, чем я когда-либо могла подумать о ней.


Кэтрин с нежностью улыбается мне, но я не улыбаюсь в ответ.


Я думаю обо всем, через что ей довелось пройти. Она наблюдала за тем, как фейри убивали людей, которых она любила. Потом пыталась создать дом в королевстве пикси, пока не пришли фейри и не уничтожили и его тоже.


"Мой провал".


Вина, которую я испытывала, когда Деррик впервые назвал меня по имени, возвращается, нахлынув на меня. То же ошеломляющее чувство ответственности за всю ту чертовщину, что случилась. Словно это физический груз на моих плечах, и он становится все тяжелее с каждым прошедшим мгновением.


— Прекращай это, — срывается Кэтрин, как будто читая мои мысли. — Прекрати винить себя. Думаешь, я не вижу? Ты смотришь на меня будто я — бремя. Будто все мы — бремя.


— Ты не бремя, — говорю я, — никогда им не была.


"Ты сильнее меня".


Кэтрин отпрянула от меня.


— Я тебе не верю. Тебе удалось убедить себя, что все эти ужасы — твоя вина. Но это абсолютная брехня.


Ей всегда удавалось видеть меня насквозь. Даже когда скрывала от нее, что была Соколиной Охотницей, она все равно знала, что что-то не так.


— Плохая привычка, — бормочу я.


— Худшая, — соглашается она.


Мой смех тихий, вынужденный.


— Помнишь те истории, в которых одинокий герой спасает мир? — спрашиваю я. — Ты когда-нибудь замечала, что они никогда не рассказывают, что случится, если герой потерпит поражение?


Кэтрин, кажется, теряет терпение.


— Так вот откуда это началось? Думаешь, это твоя обязанность защищать всех нас? — она мотает головой. — Мы не твоя ответственность, Айлиэн. Этот мир — не твое бремя. Оно принадлежит всем нам — она жестом указывает на кровати в комнате. — Даже им.


Все что могу, это уставиться на Кэтрин, наблюдать, как она окунает тряпку в воду и снова прикладывает к лицу женщины.


— Так ты делаешь свою часть? — спрашиваю я.


Кэтрин выглядит удивленной вопросом.


— Полагаю, да. Я прихожу сюда каждое утро и провожу некоторое время с каждым из них. Не знаю их имен, но говорю с ними, как будто их знаю.


Изучаю женщину на кровати. Черт побери, она так далеко отсюда, что я, вероятно, могла бы порезать ее лезвием, и она даже не среагировала бы.


— Зачем? — ничего не могу поделать с тем, как грубо звучу, когда добавляю, — Не похоже, что кто-то из них может сказать, что ты вообще находишься здесь, женщина мертва — Киаран нашел способ убивать людей, не останавливая при этом их сердца.


"Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти".


"Прекрати это", — говорю я себе. — "Прекрати думать об этом".


Не похоже, что Кэтрин выглядит оскорбленной. Если уж на то пошло, выглядит просто печальной.


— Эти люди не выбирали этого, — отвечает она. — Разве не это отличает нас от них? Они обращаются с нами, как со скотом. Как с каким-то расходным материалом, — она удерживает руку женщины в нежном захвате. — Если бы это была я, мне бы хотелось, чтобы кто-то ухаживал за мной с уважением, прежде чем я умру. Мне бы хотелось, чтобы кто-то верил, что я имею значение.


Мне бы хотелось быть более похожей на Кэтрин. Даже сейчас, после всего, через что прошла, она все еще добра и все еще заботится. Даже после потери любимых она не превратилась в мстительную.


Ее сила не физическая. Она не станет отправляться на поле битвы ради убийства. Она бы отправилась оказывать первую помощь раненным и уязвимым. Для этого требуется редкий, особый вид храбрости — потерять все и все же отдавать так много себя. Этот вид отваги большинство людей теряют на войне.


Я потеряла.


Сажусь на край другой кровати через проход, занятой молодым мужчиной примерно моего возраста. Его улыбка умиротворенная. Глаза наполнены слезами, будто бы поймали какое-то эмоциональное воспоминание.


Задаюсь вопросом, знает ли он, глубоко внутри, что я здесь, и хотел бы он, чтобы кому-нибудь было не все равно, что с ним.


Затаив дыхание, наклоняюсь и беру тряпочку, окунаю ее в миску с водой, и поднимаю глаза, чтобы встретиться с Кэтрин взглядом.


— Скажи мне, что делать, — шепчу.


"Я не помню, как заботиться о ком-то".


Кэтрин подходит и садится рядом со мной.


— Тебе не нужно что-либо делать, — отвечает она мне. — Достаточно просто быть здесь.


Примерно час спустя Эйтинне врывается в дом. Люди, должно быть, почувствовали ее — ее силу, или, возможно, свечение кожи, сияющей как маяк в темноте. Они начинают извиваться, потеряв спокойствие. Это впервые, когда вижу хоть какой-то вид здравомыслия в их взгляде, любое осознание, в общем.


Женщина в кровати рядом со мной тихо ахает при виде Эйтинне.


— Прекрасная, — бормочет она. Ее руки тянутся к Эйтинне.


Но она игнорирует их крики.


— Пойдем со мной, — незамедлительно говорит мне. — У меня есть новости о Книге.




Глава 12

Я следую за Эйтинне из коттеджа, соответствуя ее темпу, когда она пересекает лес в направлении лагеря.


— Поторапливайся, — произносит Эйтинне. Она очевидно практически бежит. — Деррик возвращался к тем солдатам, что ты убила, чтобы сплести еще одну скрывающую защиту на них, но они исчезли.


То как она произнесла это, наполнило меня ужасом.


— Я так понимаю, это значит, что Киаран нашел их.


— Он подумает, что я объявила войну. Если он еще не послал своих солдат, то отправит сейчас- она мотает головой. — Нам нужно приготовиться.


— Ты не можешь просто отказаться от сражения? — она идет так быстро, что мне приходится бежать трусцой, чтобы поспевать.


— Нет, — отвечает просто. — Кадамах не собирается давать мне выбора. Если я не убью солдат, они убьют моих подданных. Есть несколько лагерей, рассеянных по моей территории, на которых стоит защита от открытия порталов. У меня не будет возможности вовремя до них добраться.


Мы достигаем границы лагеря и направляемся к ряду домиков.


— Сколько времени у нас есть?


— Несколько часов максимум, — говорит она. — Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы отправить тебя через портал повидаться с Кадамахом. — она стреляет в меня взглядом. — Сделаешь все, что потребуется, чтобы добраться до него. Используй угрозы, если понадобиться.


"Что если я вообще не смогу пробраться к нему? Что если тот сон всего лишь самообман?"


Не рассказываю Эйтинне о своих сомнениях. Вместо этого пытаюсь быть невозмутимой.


— Угрозы? Слишком просто. Если он не станет слушать, вызову его на дуэль и ударю по нему пару раз тупым предметом. Ему нравятся подобные штучки. — На самом деле, кажется, вспоминаю, что это было представлением Киарана как о флирте.


Эйтинне усмехается:


— Молюсь, чтобы однажды мне встретилась женщина, которая ввяжется со мной в бой, чтобы таким образом сказать "я люблю тебя". Она бы заняла все мое сердце.


Поднимаю бровь. Я знала дам, которые фантазировали друг о друге, но они только говорили об этом шепотом.


— Женщину, говоришь?


Она коротко смеется.


— Думаешь, Кадамах единственный, кто питает слабость к дамам в вооружении? Если бы ты не была его, я бы попросила тебя быть моей.


— Эйтинне, думаю, это, возможно, самое милое, что ты когда-либо говорила мне.


— Не смей рассказывать моему брату. Он никогда не перестанет подшучивать надо мной — она кивает в сторону своего домика. — Туда. У меня есть кое-что для тебя, а потом расскажу тебе, что узнала о Книге.


Эйтинне открывает дверь и хватает одежду с кровати.


— Надевай.


Окидываю взглядом свою собственную одежду, которую Деррик поспешно сшил для меня, когда прибыла в лагерь.


— А что не так с той, что я ношу?


Эйтинне вооружалась: маленькие кинжалы устроились на ее запястьях, один в ее ботинке.


— Она выглядит ужасно, — говорит она, проверяя остроту кинжала.


"Ох, ради Бога".


— Я готовлюсь сражаться либо с Киараном, либо с большой группой солдат. А не собираюсь на бал.


Эйтинне оглядывает меня с головы до ног и ухмыляется, как будто бы говоря "Айе, но ты выглядишь дерьмово".


— Когда мой брат увидит тебя, ты хочешь быть одета в эти грязные, вонючие одежды, испещренные дырками? — она морщит нос. — Подожди, не отвечай на это. Он все еще может быть достаточно безумным, чтобы посчитать это романтичным.


Я закатываю глаза, но начинаю снимать свою шерстяную рубашку и штаны. Укороченные брюки, что Эйтинне дала мне, сделаны из мягчайшей кожи, садятся на мне, будто были сшиты специально для меня. Они сочетаются с высокими, мягкими кожаными ботинками, которые она передает мне.


Пальто, вероятно, самое прекрасное из всех, что я когда-либо видела: потрясающая порча с фееподобным узором запутанных вихрей, с золотыми застежками, вшитых прямо в него. Оно застегивается на талии пуговицами из прекрасного, полированного золота. Это пальто сделано для королевских кровей — сделано для королевы.


Мешкаю, прежде чем надеть его.


— Деррик сделал его для тебя, верно?


— У него похоже было неверное убеждение, что надену его на коронацию, что никогда не случится. — Эйтинне легкомысленно передергивает плечами, но я вижу намек на беспокойство в этом. — Я, вероятно, надену его на свои собственные похороны, если мы не найдем Книгу.


— Эйтинне…


— Айлиэн, — говорит она со вздохом, — Это всего лишь пальто. Надевай эту чертову вещь.


Я делаю так, как она говорит, сохраняя тишину, когда она передает мне ножны с моим, созданным с помощью крови, мечом, уже находящимся внутри. Я кладу их на кровать рядом с моими брошенными штанами.


— Что если Киаран не станет слушать меня? У нас есть запасной план?


— Используй свои силы на нем. — Эйтинне прикрепляет еще один меч к талии. — Швырни его в дерево, как и меня тогда.


— Разве мы уже не выяснили, что Киаран находит подобные штучки привлекательными? Он подумает, что… — махаю рукой, неспособная подобрать деликатного слова к тому, что собиралась сказать. О, ради всего святого. Каким образом еще умудряюсь думать о правилах приличия сейчас?


— Что ты намекаешь ему, чтобы он сорвал с тебя одежду?


— Эйтинне!


Она лучезарно улыбается.


— Когда ты увидела меня на поляне, моя сила позвала твою, не так ли? — на мой кивок, она продолжает, — С Кадамахом будет тоже, самое. Сила Кайлих узнает свою собственную. — затем еще тише, — И это будет еще проще, потому что он твой любовник.


Неосознанно тянусь к шее, прижимаясь пальцами. Воспоминания того сна еще не исчезли. Тепло губ Киарана на моем горле. Давление его зуб, погружающихся в мою кожу. Шепот его слов у моей шеи.


"Если бы ты была жива, ты бы желала моей смерти".


— Ты отвлекаешь меня, Эйтинне. Достаточно уже о безумном представлении твоего брата, о романтике. — не могу думать о Киаране, не после этого сна. Не могу. — Расскажи мне о Книге. Твой доверенный сказал, где она?


Эйтинне выглядит задумчивой.


— Что-то в этом роде — она корчит гримасу. — Очевидно, ее нигде нет.


Я останавливаюсь, застегивая пальто.


— Прошу прощения?


— Как я уже сказала, ее нигде нет. Книга — теперь она ухмыляется, так что это должен быть хороший знак. — Где-то еще.


Да чтоб тебя. Собираюсь убить ее. Страсть фейри к загадкам — это то, чего никогда не пойму.


— Ты специально пытаешься разозлить меня?


— Ты знаешь, что когда становишься нетерпеливой, издаешь эти щелкающие звуки зубами, как раздраженная кошка? Это довольно очаровательно. — Моего взгляда было бы достаточно, чтобы содрать кожу с обычного человека, но Эйтинне могла быть кем угодно, но только не обычной. — Что я имела в виду так это то, что Книга не в этой реальности.


— Не в реальности фейри? — спрашиваю, подумав о том месте, где Лоннрах держал меня. Это не то место, куда бы захотелось попасть снова. Едва выбралась оттуда в первый раз.


— Нет. Согласно моему источнику (который очевидно, очень старый, сильно не трезвый блуждающий огонек, с наибольшими медовыми проблемами, чем у твоего пикси) Книга спрятана в другой реальности для ее собственной безопасности. Согласно нашим сказаниям, любой фейри, сумевший добраться до нее, обладал бы небывалыми возможностями. Он мог бы управлять временем.


Я замираю.


— Управлять… — Я сжимаю Эйтинне за запястье. — Такое возможно или нет?


— Я не знаю. Я…


— Что огонек говорит? — требую я.


Звучу полубезумно, но мне нужно знать. Неужели она не понимает? Если это правда, это все изменит. Мы могли бы обратить вспять ход событий, предотвратить уничтожение всей Шотландии и других мест. Смогли бы вернуть Эдинбург. И смогли бы вернуть всех назад. Моего отца. Маму Гэвина и Кэтрин. Мою маму.


— Айлиэн. — голос Эйтинне спокоен. — Знаю, о чем ты думаешь, и я не знаю этого наверняка. Единственное, что огонек смог сказать мне, что, если кто-то владеет Книгой, это делает его более могущественным, чем моя мать.


Считается, что первая Кайлих создала миры — оба, человеческий и фейский. Драматические пейзажи Шотландии возникли благодаря ее невероятной силе; некоторые утверждали, что она сформировала горы и реки, благословила шотландцев плодородными землями.


Эта сила передавалась поколениями в ее роду до последней Кайлих, которая отдала ее силу мне, человеку, которого презирала. И она сделала это, потому что умирала: ей необходимо было передать ее кому-то, а ее дети возненавидели ее.


Поэтому, так уж получилось, что я оказалась удобным сосудом, для удержания ее сил, которые медленно убивают меня. Отпускаю запястье Эйтинне.


— Расскажи мне все, что сказал огонек.


— Он сказал, что это было задолго до того, как первая Кайлих стала монархом фейри, Старое Королевство управлялось другой королевой. Она была сестрой Кайлих.


Я сажусь на ее постели, чтобы натянуть ботинки.


— Почему у меня такое чувство, что это хорошо не закончится?


Эйтинне выглядит будто ее это забавляет.


— Мой вид создает много шума по поводу, что мы лучше людей, но когда дело доходит до власти, у бессмертных нет иммунитета от жадности. Мы не похожи на лобстеров.


В этом есть смысл. В конце концов, я встречалась с множеством фейри, которые…


— Подожди, что?


— Лобстеры, — повторяет Эйтинне, просто на случай, если не расслышала ее, и я, на самом деле, надеялась, что ослышалась. — Я слышала, будто они с биологической точки зрения бессмертны, — объясняет она, — и не подвержены жадности. И они забавно выглядят, так что решила, что они мои любимчики.


— Во-первых, — говорю я, — Не думаю, что это правда. Во-вторых…


— Ну может это и не правда, но что ты думаешь о лобстерах в качестве домашних питомцев? — внезапно спрашивает Эйтинне, как будто долго и усердно раздумывала над этим. — Раньше у меня был сокол..


— Эйтинне. — я щипаю переносицу. Эти две тысячи лет, что она провела под землей, действительно повлияли на ее сосредоточенность. В одну минуту она собрана, в следующую — болтает о лобстерах и сводит меня с ума. — Ты снова отвлекаешь меня. Как ее звали?


— Сокола? А, ее звали..


— Сестру Кайлих. — да чтоб все взорвалось. — Солдаты наступают. Надвигается война. Наша возможная погибель. Рассказывай быстрее.


Эйтинне машет рукой, как будто бы это незначительная деталь.


— Тогда она звалась как-то по-другому, но она запомнилась, как Морриган.


Это имя не незначительная деталь. Это имя не заслуживает того, чтобы на него махнули рукой, как бы говоря, "оу, это просто, какой-то там".


То немногое, что знаю о Морриган, — только из легенд, но этого определенно достаточно, чтобы оставить ужаснейшее впечатление. Как и Кайлих, Морриган считалась божеством — могущественным созданием войны. Хотя Кайлих и способна на жестокость, существует множество историй, рассказывающих о ее небольших актах доброты.


У Морриган не было проявлений доброты. В сказаниях она известна смертями и разрушениями, которые вызывала.


Она была фейри, которая практически стерла человеческую расу с лица Земли.


Глава 13.

— Помнишь то плохое ощущение? — спрашиваю Эйтинне.


— То, которое у тебя было мгновение назад?


— Точно. Это чувство. Оно только что стало хуже, — протяжно вдыхаю. — Дай-ка, угадаю… И я это говорю исключительно потому, что это худшее, что приходит мне на ум, раз уж у меня привычка притягивать неприятности. Это же Морриган написала эту проклятую книгу?


— Боюсь, что так, — Эйтинне озабоченно смотрит на меня. — Тебя же сейчас не стошнит? Подать ведро?


— Просто расскажи мне о Морриган и Книге.


Она присаживается рядом со мной на кровать.


— Она начиналась, как история фейри. В ней рассказывалось, как мы появились, про наши великие семьи, география Старого Королевства. Когда Морриган стала монархом, она стала использовать ее, как свою книгу заклинаний, — она печально улыбнулась. — Знаешь, что Морриган была первой Благой Королевой? Она любила знания. Но чем больше она записывала, тем больше Книга становилась созданием, независимым от своего создателя.


Я тяжело сглатываю, мне не нравится, как это звучит.


— Что это значит?


— У нас есть поверье, — говорит Эйтинне, — что, если ты вложишь достаточно силы и значимости в объект, со временем, он может обрести свою собственную жизнь. Он может стать силой, способной использоваться для великих вещей… ужасных вещей, — ее сосредоточенный взгляд встречается с моим. — Ты видела, как это произошло с кристаллом. Как Сорча смогла спроектировать через него достаточно силы, чтобы завладеть моей. Если так делать много раз, объект становится наполненным силой.


Кристалл. Когда-то он был частью Старого Королевства, единственная реликвия, оставшаяся от него. Все считали, что он был потерян, на самом деле он был закопан под королевством пикси. Кристалл был настолько могущественным, что пикси были способны создавать маленькие миры, строя их по капризам Хозяев.


Тут же ощущаю шрам под рубашкой, кончики пальцев упираются в неровности кожи. Когда Лоннрах выяснил, где находится кристалл, он уничтожил королевство пикси и откопал его в надежде использовать силу кристалла, чтобы украсть мою. Вместо этого Сорча использовала его, чтобы превратить Киарана обратно в Неблагого короля.


В ночь своей смерти, я пыталась уничтожить кристалл. И потерпела неудачу.


— Кайлих использовала кристалл против Морриган? — спрашиваю я, пытаясь удержать свои эмоции вдали от голоса. Иногда мои воспоминания слишком сильные, чтобы вынести их. — Она свергла ее?


— Нет. — Эйтинне резко качает головой, — Морриган была слишком сильной, пока у нее была Книга. Она становилась более жестокой, с ненасытным желанием войны. Благие силы, которые у нее были, обернулись нечто темным, и она стала первой Неблагой. Одарила верных подданных теми же способностями. Они обернулись в Неблагих придворных.


— Знаю, ты считаешь, что моя мама была безжалостной, но она, по мнению многих, была справедливым монархом. При всех ее недостатках, она принесла процветание для обоих Дворов, когда пришла к власти. Королевство Морриган было сформировано во тьме. Ее власть была абсолютной, и с Книгой на ее стороне, никто не мог бросить ей вызов.


— Но Кайлих сделала это.


— У нее не было выбора, — объясняет Эйтинне. — В королевствах росли недовольства. Шел разговор о мятеже, и мои предки знали, что будут все убиты, если попытаются. Кайлих была единственной достаточно сильной, чтобы сразить Морриган.


Ее собственная сестра. Прямо как каждая другая Кайлих после нее, родственники убивают родственников. Точно так же Киаран и Эйтинне должны поступить.


— И она это сделала?


— Отсюда истории разняться. Неизвестно, то ли супруга Морриган предала ее, то ли Кайлих ее использовала, чтобы заманить Морриган в тюрьму между мирами, но Книга была спрятана где-то в том месте. Некоторые говорят, что Морриган нашла Книгу и все еще живет там. Другие — что исчезновение Морриган означает, будто Кайлих, должно быть, преуспела в убийстве, — Эйтинне приподнимает плечи, пожимая ими. — Огонек не был уверен. Он просто знал, что…


Эйтинне смотрит в сторону. Мне не нужно видеть выражение ее лица, чтобы понять, что глаза влажные.


— Эйтинне? Знал что?


— Прежде чем Книга исчезла, Морриган использовала ее, чтобы заставить Кайлих страдать, — равнодушно говорит Эйтинне. — Последнее, что она написала, было проклятием: «Каждая Кайлих рождает двух детей, наделенных силой, один с даром смерти, другой с даром жизни. Самый могущественный должен унаследовать трон, но только, когда убьет другого. Снова, снова и снова — вечно. А если они попытаются сбежать от судьбы, написанной для них в этой Книге, они разорвут миры на части».


Разгневанная Эйтинне стоит спиной ко мне, руки сжимаются в кулаки.


— В каждой версии этой истории последние строчки, что она написала, одинаковы, — Эйтинне смотрит на меня, ее челюсть сильно сжата: — «Поскольку это началось смертью, то и закончится должно смертью, пока не настанет день, когда дети Кайлих столкнутся с судьбой с истинной ложью на их губах, пожертвуют тем, что ценят больше всего: их сердцем».


Истинная ложь на их губах. Никакого обмана. Никаких манипуляций. И фейри не могут лгать.


— Значит, никогда, — говорю я. — Она могла с тем же успехом написать, что «ничто не сможет отменить это проклятие».


— Когда создаешь проклятие, нужно предоставить способ, чтобы сломать его, — грустно произносит Эйтинне. — Как ты уже догадалась, у нас, sìthichean, есть творческие пути обходить наши ограничения. Морриган была очень умной.


— Худшие фейри обычно такие и есть.


— Так что мы найдем ее, — Эйтинне хватает мой меч в ножнах и прижимает к моей ладони. Ее взгляд насыщенный, как плавленое серебро. Такой, как бывает у Киарана перед сражением. — Мы найдем эту проклятую Книгу и вернем твой мир назад таким, каким он был, и перепишем это проклятие.


Смотрю вниз на свой меч, боясь задавать следующий вопрос.


— А если нет?


Эйтинне вздрагивает.


— Если дело дойдет до выбора он или я, согласно проклятию, это буду я, — говорит она. Затем более тихо: — Но я провела две тысячи лет, заключенная в темницу и замученная. Я не готова умереть. Не тогда, когда чувствую, что едва пожила.


— Я не позволю этому случиться, — твердо говорю я. — Огонек рассказал, как найти ее?


Она мешкает.


— Тебе это не понравится.


Прежде чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, через дверь влетает Деррик. Ему было сложно остановиться, кончики его крыльев сияют красным.


— Солдаты пересекли границу, и они приближаются слишком быстро, чтобы отослать Айлиэн, прежде чем они доберутся до сюда, — он смотрит на меня. — Сейчас самое время тебе развязать свою устрашающую силу и убить их всех.


Эйтинне уже закрепляет свой меч на бедре.


— Кадамах с ними?


Крылья Деррика гудят столь же интенсивно, как у стрекозы.


— Я не знаю. Я очень надеюсь, что нет.


Не пропускаю то, как Эйтинне бросает на меня беспокойный взгляд. Если Киаран там с солдатами, это значит, что война начнется здесь. Прямо сейчас. Может быть и элемент неожиданности, и мое присутствие там окажется достаточным, чтобы он отозвал их, но в мгновение, когда он увидит меня с Эйтинне — живую и готовую к бою — он решит, что я выбрала свою сторону.


— Тут уж ничем не поможешь, если он там, — произносит Эйтинне.


— Мы должны найти для Кэтрин, Гэвина и Дэниэла какое-нибудь безопасное место, — говорю.


Эйтинне скользит в свое пальто и с забавным выражением смотрит на меня.


— И куда же они пойдут? — спрашивает меня. — Если война начнется, нигде не будет безопасно во время Дикой Охоты, — когда я не отвечаю, она хватает меня за плечо. — Люди возьмут лошадей и поведут солдат подальше от остальных лагерей. Это их сражение точно так же, как наше.


"Этот мир не твое бремя. Оно принадлежит всем нам."


Знаю. Знаю. Но если они ввяжутся в бой, то не выживут. Беспомощно смотрю на Деррика.


Его черты лица смягчаются.


— Я приведу их сюда обратно живыми. Ладно?


Вытягиваю руку и поглаживаю его крылья в благодарность.


— Будь осторожен.


— Если ты уйдешь, прежде чем я вернусь, ты тоже будь осторожна. — вздыхает, прежде чем добавить: — Не давай себя убить, лишь бы спасти его.


Гэвин встречает нас снаружи домика, я замечаю, что он несет оружие, словно тренировался для этого.


Бросает взгляд на мой меч и уголки его губ ползут вверх.


— Теперь этот вид приносит некоторые воспоминания. Хотя, признаю, скучаю по разорванным платьям. У брюк просто нет того самого оттенка безрассудного безумия.


Я закатываю глаза.


— Поверить не могу, что ты флиртуешь со мной прямо перед сражением. Что случилось с Задумчивым Гэвином?


— У Задумчивого Гэвина был город, который нужно защищать, — отвечает он. — Все, что у меня есть сейчас — моя собственная задница. Ох, и это виски, — он распахивает пальто и бутылка прямо там, во внутреннем кармане. Он на самом деле настроен сохранить этот единственный дерьмовый виски.


— Это нелепо, — говорю ему.


Эйтинне впрочем, засияла, когда увидела это.


— Слава Богу, — произносит она. — Сохрани капельку для меня. Всегда любила пропустить виски, после того как заканчиваю с убийствами.


Боже помоги мне. Или убей меня сейчас. Просто избавь от этого мучения.


Слышу быстрое цоканье копыт позади себя. Это Кэтрин и Дэниэл торопятся показаться из-за деревьев с тремя фейрийскими лошадьми, оседланными и готовыми выдвигаться.


— Держись меня, — говорит Дэниэл Гэвину, — не делай ничего чертовски глупого, ладно? Не как в прошлый раз.


— Ты же знаешь меня, старик, — отвечает Гэвин, забираясь на свою лошадь. Деррик усаживается на его плечо, крылья сложены, — чертовски глупое — это единственный мой план Б.


Дэниэл оглядывает меня, оценивая одним глазом.


— Хорошо, что ты вернулась, — все, что он произносит. Затем он взбирается на свою лошадь и Кэтрин делает то же самое. Мы все говорим наше "прощай", прежде чем фейрийские лошади срываются с места так быстро, что расплываются в глазах. Даже не слышала их, когда они исчезли в темноте леса.


Эйтинне и я ждём и прислушиваемся.


Через несколько минут я ощущаю солдат, двигающихся через лес. Посылаю робкий, поисковый импульс силы. Несколько солдат подались в направлении, куда отправились люди и Дэррик, но Киарана с ними нет. Слава Богу.


Хотя солдаты, должно быть, почувствовали меня, потому что их сила оттолкнула мою, предупреждая: "мы идем за тобой".


Краешком глаза вижу хмурую улыбку Эйтинне в ответ. "Мы готовы".


Глава 14

Пока солдаты приближаются, их сила отзывается жаром на моей коже. Сгусток энергии, от которой воздух становится жарким, тяжелым.

В отличие от фейри, с которыми я столкнулась в лесу, они не пытаются скрыть свое присутствие. Объявляют о нем с каждым шагом. Они кричат об этом. Это дерзкое вторжение фейри, которые понятия не имеют, чему противостоят. Не понимают, что они, вероятнее, будут первыми жертвами войны. Будут объявлением ее.

Моя сила разворачивается, тьма позади моего подсознания только и ждет, чтобы ее развязали. Ждет времени убивать.

"Подходите ближе".

Когда фейри достигают окраины лагеря, моя сила ревет. Требует. Она заперта внутри слишком маленькой костяной клетки. Когда они наконец-то выходят из-за деревьев, едва могу ее сдерживать.

"Жди … Жди …"

Эйтинне кладет руку на мое предплечье, словно чувствуя мою борьбу. Ее сила оборачивается вокруг моей, чтобы удержать на месте. В ее взгляде выдержка, терпение, которое я не ожидала увидеть перед сражением.

"Удерживай".

Фейри окружают нас, их глаза горят, как маяк во тьме. Моя сила ощущает двадцать сердцебиений. Двадцать вдохов и выдохов, дышащих в унисон.

Двадцать глупых фейри-суицидников, которые не доживут, чтобы увидеть утро.

Шагаю вперед, но захват Эйтинне становится сильнее.

— Подожди, — говорит мне тихим голосом. Затем громче, чтобы другие услышали: — Вы вторглись на мою территорию.

Неблагие впереди засмеялись. Низким грубым кряхтением, доносящимся из глубин горла.

— Мы знаем.

— Вижу, — голос Эйтинне звучит спокойно. Так спокойно. Практически будто ей их жаль. — Тогда вы, должно быть, осведомлены, что Кадамах решил отправить вас на смерть.

Они остаются неподвижными, безучастными. Возможно, еще не научились тому, каково это — чувствовать. Может быть, Киаран научил их тому, чему сам обучался в Неблагом Дворе: что эмоции — это слабость.

— Вы молоды, — говорит она пренебрежительно. — Только что созданные.

— К чему это? — спрашивает один из них.

— Это не ваша вина, что он отправил вас на смерть, — пожимает плечами она. — Он запросто может сделать еще больше солдат. Вы — расходный материал.

Резко бросаю взгляд на Эйтинне.

"Что ты делаешь?"

Ее выражение лица говорит обо всем, она дает им возможность поменять стороны. Спасти себя. Они заняли место в войне, которую никогда не начинали, в той, что началась тысячи лет назад.

"Эйтинне — добрейший монарх. Она лучший монарх. Он просто тот, кто сильнее. Она должна жить".

Ни один из фейри не отвечает. Их уверенность непоколебима; они готовы умереть, если придется. Киаран, должно быть, хорошо их натренировал. Очевидно, он так и не потерял свою безжалостность.

Фейри впереди достает меч из ножен и остальные следуют примеру. Они заявляют о своей преданности. Женщина-солдат мчится прямо на Эйтинне, как полная дура с желанием умереть.

Эйтинне не мешкает. Хватает солдата за шею, как неразумного дитя и удерживает на месте, не прикладывая к этому усилий. Я вздрагиваю, когда солдат издает гортанный задыхающийся звук.

— Последний шанс, — говорит она другим. — Выбирайте мою сторону и живите, или умрите прямо здесь. Прямо сейчас. Как пушечное мясо вашего короля.

Их молчание стало ответом. Когда ни один из них не шагнул вперед, Эйтинне сжала зубы.

— Ладно.

Она сильнее хватает шею солдата и запускает меч прямо в живот. Затем делает выпад на другого фейри. Эйтинне захватывает сражение. Она режет одного, вращается, режет другого.

Занимаю свое место возле нее. И это ощущается так, будто я вернулась домой.

Смерть в моей крови. Дышу ей как кислородом. Тьма во мне ревет в ответ, наполняя силой каждый удар моего меча, проталкивая лезвие через мышцы и кости. Их энергия наполняет меня, одна за другой. Питаюсь каждым убийством. С каждым становлюсь сильнее, более могущественной.

Сражение проходит так быстро, словно время приостановилось. Деррик хотел, чтобы я стала той, которая была в лесу, но с моими вернувшимися воспоминаниями я нечто другое. Я — это я, только быстрее и более эффективная. Убиваю с той скоростью, с которой огонь распространяется по лесу. Ничто не может меня остановить. У них даже нет шансов закричать.

Тьма во мне растет. Каждый взмах меча заставляет ее реветь в ответ, заставляет кричать. Сила Кайлих боевым кличем откликается в моей крови, в костях. Мое сердце поет.

В поле зрения остается последняя фейри, меч у ее горла…

— Айлиэн!

Что-то в этом голосе заставляет меня приостановиться.

— Айлиэн, — снова говорит она медленно, осторожно. Как будто я животное в диких условиях… Смертоносное.

Тяжело дышу, когда тьма проясняет мое зрение.

Я прижимаю к дереву Эйтинне. Собираюсь убить ее. Это Эйтинне с другой стороны моего меча, со струйкой свежей крови у основания шеи… напоминание о том, как близко я подошла к ее убийству.

— Все в порядке, — говорит она, когда видит взгляд на моем лице. — Все в порядке. Ты в порядке.

"Нет. Нет, не в порядке. Я чуть не убила тебя и перед этим чуть не убила Деррика, и я не в порядке. Я не…"

Жгучая боль взрывается в висках. Отшатываюсь назад. Весь кислород покидает легкие, и внезапно мне стало не хватать воздуха.

— Айлиэн!

Падаю, понимаю, что пальцы зарываются в землю, когда прихожу в себя. Требуется время, чтобы мое расплывающееся зрение прояснилось.

Внезапно мои губы стали влажными. Вытягиваю язык и пробую вкус, ощущая металлический привкус крови, идущей из носа.

— Эйтинне, — выдыхаю я. Это все, что мне удается. От страха ускоряется пульс.

"Я могу вернуть тебя к жизни но, в конечном счете, моя сила убьет тебя".

Началось. Чувствую это. То, как мое тело слабеет. Теперь, когда тьма ушла и моя сила взаперти, меня трясет от нее, я устала. Так устала, что не могу двигаться.

"Что делают люди лучше? Они умирают".

Эйтинне располагается рядом со мной и нежно приподнимает мой подбородок, чтобы лучше рассмотреть.

— Тебе нужно быть более осторожной, когда отправишься на поиски Книги. Пользуйся своей силой в исключительных случаях или она разорвет тебя на части.

Отворачиваюсь от ее касаний.

— Сколько у меня времени?

— Зависит от того, — говорит аккуратно, — как будешь ее использовать. Если как сейчас, то недолго. А если не так, то возможно у тебя будет…

— Эйтинне, — "Дыши, девочка. Просто дыши". — Сколько?

— Несколько дней, — она отводит взгляд

"Несколько дней. А затем я снова умру".

Я посмеялась в лицо Кайлих, когда она сказала, что ее сила, в конечном счете, меня убьет. Конечно же, есть цена за возможность вернуться обратно. Всегда есть цена. Но я не предполагала, что в этот раз последствием того, что мы не найдем Книгу, будет не только моя смерть: всем, кого люблю, придется оплакивать меня еще один раз.

"Может быть, это твое проклятие, Айлиэн Кэмерон. Каждый, кто любит тебя, обречен наблюдать, как ты умираешь, снова и снова".



Глава 15

"Сосредоточься на чем-то еще. На чем-то, что ты контролируешь."


Смотрю на фейри, которых мы с Эйтинне только что убили.


— Ты правда думаешь именно так, как сказала? Что Киаран создал их только для того, чтобы их здесь убили?


— Думаешь, только то, что он снова носит титул Короля, изменит те две тысячи лет, которые он охотился на свой собственный вид? — видя, что я хмурюсь, не понимая, выражение лица Эйтинне ожесточается. — Он ненавидит их.


"Я сделал тебя такой же, как я."


Киаран сказал мне это однажды, и сейчас я задаюсь вопросом: был ли он неправ? Может быть, не он сделал из меня такую же. Может быть, это я заставила его сильнее ненавидеть фейри.


— Он не должен быть Королем, — говорю я. Мне ненавистно то, как по-детски это звучит. Как по опасному наивно. Я знаю лучше кого-либо другого, каково это быть принужденным к роли, которую никогда не хотела. Он не выбирал того, чтобы быть Королем. Я не выбирала того, чтобы быть Соколиной Охотницей. Это было не более чем случайность при рождении.


По выражению лица Эйтинне, держу пари, что она так же думает обо мне.


— Когда Сорча восстановила его силы, она украла у него выбор. Он и я больше не можем игнорировать тот факт, что один из нас должен умереть, — она поднимается на ноги и предлагает мне руку. — И сейчас мне нужно, чтобы ты отсрочила нашу войну.


Принимаю ее руку и следую за ней в лес. И хотя темп Эйтинне быстрый и уверенный, маленькие морщинки выдают ее обеспокоенность. Практически говорю ей, что сожалею. Если бы помнила прошлое, когда Кайлих вернула меня обратно, никогда бы не стала убивать тех других фейри. Теперь же подтолкнула Эйтинне отправится на войну с Киараном.


"Она — девушка, чей дар — хаос. Куда бы она ни пошла, смерть следует за ней".


Полагаю, ничего не могу с этим поделать, верно? Разрушила мир, а теперь начала войну. Это мой дар. Мое предназначение. То, для чего была рождена.


— Расскажи мне, что нужно делать, — прошу я. Игнорирую дрожащую слабость в моем теле и подталкиваю себя через боль.


— Тебе нужно привлечь внимание Кадамаха. Он должен быть в настроении выслушать тебя, — она останавливается, задумавшись. — Я так думаю.


— Ты так думаешь?


Эйтинне вздыхает и отводит взгляд.


— Он оставил мне еще одного человека этим утром. Значит, он недавно покормился, — ее голос низкий. — Он будет более… управляемым.


Еще один человек присоединился к остальным в коттедже. Еще одна жизнь ушла.


— Как надолго?


— Он, наверняка, продержится дольше, потому что любит тебя, или нет, потому что ты человек. Я не уверена, — взгляд Эйтинне ловит мой. — Неважно, каким нормальным он может казаться поначалу, его голод всегда побеждает. Всегда. Помни это.


Я игнорирую волну страха, которую приносят ее слова. Мне нужно, сосредоточиться на первостепенной задаче.


— Как мне привлечь его внимание?


Эйтинне медленно и ярко улыбается; очевидно предпочитает вернуться к более комфортной теме.


— Ну, если хочешь моего совета, убей его солдат. Он непременно заметит, когда они все умрут снаружи его ворот. Вероятно, будет наблюдать и снова влюбится в тебя.


— Черт побери, никогда не буду спрашивать у тебя романтического совета в будущем. "Просто убей всех его солдат, Айлиэн", — имитирую фальцетом, закатив глаза. — Расскажи мне, как найти Книгу.


Кажется, будто ей весело.


— Хорошая новость в том, что путь к Книге проходит через дворец. Ты можешь использовать силу кристалла, чтобы открыть проход.


— А плохая? — мне это не понравится.


Эйтинне продолжает идти вперед.


— Ты должна найти какой-нибудь способ захватить Сорчу. Только фейри из ее рода способны найти портал, который ведет к Книге.


— Эйтинне, — произношу ее имя очень, очень осторожно. — Ты говоришь, что я должна привлечь на свою сторону фейри, которая убила меня, чтобы та помогла мне найти Книгу?


— Ну, да. Консорт Морриган имеет родство с Сорчей и Лоннрахом. Огонек дал ясно понять, что ее кровь — ключ к тюрьме. Она тебе понадобится. Живой, к сожалению.


Я выругалась. Громко. Конечно же, это будет их предшественница. Конечно же. Ужаснейшие вещи. Всегда. Случаются. Со мной.


— Даже если Киаран согласится на этот план, никогда не смогу уговорить Сорчу помочь.


— Тебе не нужно уговаривать ее. Закуй в цепи. Захвати ее, — Эйтинне пожимает плечами. — Если она начнет раздражать, врежь ей. Когда придет время, используй свою силу, чтобы дать мне знать, и я помогу тебе с ней. Мне не терпится врезать ей в нос.


— Нам обеим, — мямлю я.


Сорча и Лоннрах — оба уничтожили меня различными путями. Сорча убила мою маму и, в конечном счете, меня тоже. Мне снились кошмары с ее участием. Я отслеживала ее убийства. Она стала причиной, по которой я бросила все, чтобы стать той, кем являюсь сейчас.


А Лоннрах… он практически сделал то, что не смогла она: он пытался сломать саму мою душу — и почти преуспел в этом. Следы от его зубов, может, и не видны сейчас на моей коже, но эффект от них не исчез.


Я провела только два месяца, плененная им, в реальности фейри, это эквивалентно трем годам в человеческом мире. Но каждый день длился так долго, что у меня просто пропало чувство времени. Он вломился в мой разум, чтобы найти информацию, которую можно использовать против меня, извлекая ее с помощью моей крови. Он пронзал мою кожу своими зубами, день за днем, снова и снова. Его укусы оставили сотни шрамов на моих руках и ключице. Вмятины, которые содержали драгоценные воспоминания.


Потом эти воспоминания исчезли из моей головы, как старые гравюры, стирающиеся со временем. Чтобы снова вернуть их в памяти, мне приходилось ногтями впиваться в шрамы только для того, чтобы вспомнить, кем я была. Они были всем, что у меня оставалось.


Зажмуриваюсь. Я должна сделать это для Киарана и Эйтинне. Для Кэтрин и Гэвина, и тех людей в коттедже Эйтинне, которые не выбирали свою судьбу. Должна сделать все, что потребуется, чтобы найти Книгу и вернуть им их жизни. Я не подведу их снова.


— Ненавижу это, — ворчу я.


— Правда? А я отлично провожу время, — улыбаясь произносит Эйтинне.


— Это потому что ты сумасбродная.


— Уверена, что ты хотела сказать "великолепная".


Она ведет меня обратно к краю утеса. В этот раз, когда смотрю вниз на замок Киарана, солдаты все еще держат строй. Как будто бы в ожидании дальнейших инструкций. Мы должны действовать сейчас.


— Ты же не намереваешься открывать портал на полпути вниз?


Эйтинне смотрит, словно раздумывает над этим. На мое возмущенное выражение лица, просто подмигивает мне.


— Я сделаю его здесь, — она жестом указывает на солдат. — Будь готова. Как только они почувствуют силу, нападут. Убедись, что не потеряешь контроль и не убьешь моего брата, как ты это недавно сделала со мной, — она улыбается. — Просто.


Верно. Всего лишь сражение с четырьмя десятками солдат, чтобы привлечь внимание моего любовника, который может быть или может не быть злым, в зависимости от того, в каком настроении он находится.


— Знаешь, — легко произношу я, — Думаю, нам нужно обдумать твое использование слова "просто". Всего лишь предлагаю.


— Я тщательно рассмотрела твое предложение и решила проигнорировать его, — она шагает назад с улыбкой. — Готова?


Вспомнила другой портал, который Эйтинне открыла для меня, чтобы переправить между островами.


— Ты же не собираешься вновь практически раздавить меня ветками деревьев?


— Нет, нет. Раздавим тебя водой.


С этими словами она поднимает руку, словно маня что-то. Вода поднимается из моря, выше и выше, прямо к небу, пока не начинает течь с силой водопада. Поток оборачивается вокруг меня, движение воды стремительно, как у реки, протекающей в воздухе. Она накрывает меня, туман разбрызгивается по одежде, коже.


Прямо перед тем, как меня полностью накрывает, Эйтинне говорит:


— Удачи. Буду ждать от тебя вестей.


Затем меня полностью поглощает вода. Течение настолько оглушительно, что любые звуки приглушены. Сильнее сжимаю меч, готовая ко всему. Тело в боевой позиции.


Затем, внезапно, все проясняется. Эйтинне отправляет меня прямо в середину солдат, не сомневаюсь, что нарочно. Тишина накрывает их. Они все напряглись.


Моя сила с насмешкой хлопает их по плечам. Прямо здесь.


Они атакуют разом. Боже, они быстрые. Быстрее, чем фейри в лесу. Эти, должно быть, лучшие солдаты Киарана, потому что двигаются прямо как я. Как будто они были натренированы для этого. Натренированы на меня.


Сила Кайлих подталкивает меня воспользоваться ею. Все, что мне нужно было сделать — отпустить ее, и я могла бы уничтожить этих солдат за минуту. Несколько секунд, если бы хотела покрасоваться. Это было бы так просто. Все, что мне нужно сделать отпустить ее.


"Пользуйся своей силой в исключительных случаях".


Наставление Эйтинне возвращает меня из забытья.


"Оставайся сосредоточенной, Айлиэн. Не поддавайся. Не умирай пока что".


Возможно, и медленнее без нее, но я никогда не нуждалась в силах Кайлих, чтобы в прошлом одерживать победы в сражениях. Мне нужно научится заново, как использовать свое тело с человеческими ограничениями.


Каждое движение — открытие. Мои конечности буквально в огне, когда делаю блокировку, выпад и наношу сильный удар. Это — воздух в моих легких, распирающих от взволнованности. Мой кулак бьет в лицо фейри так сильно, что костяшки кровоточат. Это напоминание того, что могу сделать мечом, и как я изящна. И я красуюсь перед Киараном.


"Помнишь это? Помнишь нас? Ты однажды сказал, что я изящна в бою. Позволь мне показать тебе. Позволь мне напомнить тебе".


Мой меч поет. Сражаюсь так, будто танцую, соблазняя его, выманивая. Для Киарана, для нас, это то, как мы обольщаем. И могу чувствовать, что он наблюдает.


"Это я захожу в комнату. Чтобы задавать тебе раздражающие вопросы"


Когда все заканчивается, я смотрю вверх на замок, мое дыхание учащенное.


"Теперь позволь мне войти, упрямая задница".


Двери замка открываются с эхом, которое, должно быть, можно услышать через море.


Я улыбаюсь.


"Попался, Киаран Маккей."


Глава 16

Если с утесов замок казался кошмарным, то вблизи он выглядел еще более ужасающим. Под моими ботинками хрустит сухая, потрескавшаяся земля, когда я вхожу в ворота. С обеих сторон возвышаются массивные двери, высеченные из черного камня, которые ведут в темные глубины замка.


Ледяной ветерок растрепал мои волосы, и я подавляю волну дрожи. Это место выбивает из колеи. Нет ничего, что напоминало бы то, что осталось от прежнего дома Деррика — города пикси, который был переполнен жизнью. Этот замок был возведен прямо на обломках.


Ничего не осталось от того города. Словно, его никогда не существовало.


Внутри он пустой, как пещера. Вестибюль широкий с огромными арочными колоннами, ведущими к потолку, и освещенный мерцающими огоньками, зависшими в воздухе. Каждый сантиметр черных каменных стен покрывают символы фейри. Помещение освещено, странное мерцание энергии, которое возникает от каменных арочных проходов, похоже на то, как солнечный свет отражается в воде под определенным углом.


Стены дышат, как будто бы живые, как если бы все это место живое, спящее создание. Оно нервирующее и прекрасное, ужасающее и мрачно чудесное. Миллион различных противоречий. Как и все фейри.


— Маккей?


Никакого ответа.


"Ты пригласил меня внутрь, и теперь застрял со мной, Киаран Маккей. Тебе придется поговорить, если хочешь, чтобы я ушла"


Я пересекаю вестибюль и направляюсь к огромной деревянной двери, которая соединяет огромный холл с еще одной комнатой, такой же обширной и пустынной. В дальнем конце есть возвышение, указывающее на то, что это тронный зал. Но тут нет трона, никакого намека на то, что кто-то управляет дворцом вообще. По коже проносятся мурашки, когда я прохожу мимо свободного помоста.


Клянусь, я могу чувствовать возраст этого места, как будто он записан на стенах, гобелен власти, на котором изображены взлеты и падения первоначального дворца, откуда появился кристалл. Тогда это, должно быть, продолжение Старого Королевства. Не замененный дворец, а дом Морриган, возрождённый заново.


Вздрагиваю, когда эхо моих шагов разносится по залу. Очень громко: единственный звук в этом пустом помещении. Несмотря на свечи, парящие под потолком, воздух холодный. Как в руинах старого собора, заброшенном и наполненном давно забытыми воспоминаниями. Старое павшее королевство поднялось из обломков и разрушило другое.


— Маккей, — снова зову я, но по-прежнему никакого ответа.


— Отлично, если ты не хочешь говорить, то буду говорить я: это я убила твоих солдат в лесу. Твоя сестра не делала этого.


Ничего. Даже никаких шагов.


— Извинилась бы, но мне не жаль.


Вздыхаю от раздражения, когда опять не слышу ответа. "Черт побери, Маккей."


"Отлично. Если он не хочет говорить со мной, буду вести себя как у гостеприимных хозяев. Буду озвучивать раздражающие вопросы стенам, если придется".


Пересекаю тронный зал и вхожу в другую дверь, останавливаясь прямо у порога. Эта выглядит более обжитой. Уединенное место, обставленное мебелью. В дальнем конце комнаты окно, которое простирается от пола до потолка. Прямо перед ним — одинокое черное кожаное кресло. Практически улыбаюсь от воспоминания квартиры Киарана в Эдинбурге, которая кажется сейчас такой очень и очень далекой. Единственная мебель, что была у него в том месте — кресло, стол и кровать с теплыми шерстяными одеялами. Практично и немного комфорта, нежели роскоши.


Эйтинне права, он — создание привычки.


Подхожу к окну. Отсюда видны утесы материка, прямо то место, где волны обрушиваются на скалы, которые чуть ниже дворца. Скольжу кончиками пальцев по спинке кресла. Так легко могу представить его здесь, сидящим, слушающим, как море бушует внизу. Киаран всегда находил утешение в размеренности; мы оба находили. Это одна из причин, почему нам так хорошо было тренироваться вместе.


Слева от себя замечаю кровать. Кровать. Точно такая же кровать, какая была в моем сне, вплоть до резьбы в изголовье. Как такое возможно?


Слова Эйтинне возникают у меня в голове: "Сила Кайлих узнает свою собственную. И это еще проще, потому что он твой любовник".


Когда мои воспоминания нахлынули обратно, это, должно быть, помогло нашей связи. Кончики пальцев тянутся к шее. Несмотря на гладкую, непомеченную кожу, давление его зубов не пропало. Так же как мое воспоминание об этой комнате. Тогда получается, что это был совсем не сон. Каким-то образом, моя сила соединилась с силой Киарана, и я увидела эту комнату еще до того, как моя нога ступила сюда.


Единственное различие — огромный стол, сделанный из тяжелого дуба, установлен прямо перед большим камином в дальнем конце комнаты. Отсюда можно рассмотреть расставленные на нем предметы.


Медленно подхожу к столу.


На нем лежит карта, сделанная из чего-то, похожего на дубленую кожу, а на ней расставлены старые шахматные фигуры, вырезанные из слоновой кости. Провожу по линиям на карте и узнаю изгиб залива за замком, лес, через который проходила вместе с Дерриком, что простирается с восточной стороны острова. Каждая фигура сознательно расставлена по карте.


Пешка. Пешка. Пешка. Три фигуры лежат, как деревья в лесу.


Тяжело сглатываю, когда осознаю, что они отмечают разные лагеря на территории Эйтинне. Те, что он планирует атаковать первыми. Прямо в центре — Королева.


И ее корона отколота.


Тяжелая деревянная дверь позади меня закрывается, и я замираю. Чувствую его, стоящего там, так уверенно, словно он прикасается ко мне. Задерживаю дыхание и поворачиваюсь.


Киаран.


Глава 17

Киаран, еще более необыкновенный, чем я помню, каждым сантиметром ощущается Королем фейри, кем он и рожден быть. Его светящаяся бледная кожа контрастирует с мерцающими черными волосами. Свечение окружает его ореолом красного и золотого, создавая сбивающий с толку эффект ангельского присутствия. Но ангел никогда не смог бы выглядеть настолько опасным, по-зверски прекрасным. Ангел никогда не посмотрел бы на вас так, будто разрывается между желанием и жестокостью, между тоской и чем-то еще. Чем-то первобытным. Чем-то темным.


Замираю, когда наши взгляды встречаются. Его, когда-то яркие лиловые глаза, теперь холодные и окольцованы черным, словно по цветочным лепесткам разбрызгали чернила.


Не могу вспомнить, когда в последний раз была так не уверена в нем, чтобы разрываться между тем, чтобы сражаться с ним, бежать от него или хотеть его. Всплыли внезапные воспоминания его губ на мне. Сейчас отлично помню это: страстный поцелуй и дрожащие руки, скользящие вниз по моим предплечьям, спине, бедрам. Звуки, которые он издавал, шепот его заверений у моей кожи.


Киаран неровно выдыхает. Интересно, он тоже вспоминает? Думает ли он о каждом слове, которые мы когда-либо сказали друг другу, о каждом обещании, что мы когда-либо дали? Интересно, видит ли он то место внутри меня, которое создал и которое принадлежит ему, и всегда будет принадлежать? И он не завладел им силой или по принуждению. Он уносил по маленькому кусочку, пока не унес слишком много, прежде чем я поняла, что отдала ему все свое сердце. Отдала ему всю мою душу. Я отдала ему каждую частичку себя, которая у меня была.


Киаран резко отворачивается в сторону, все его тело напрягается. Словно он берет над собой контроль, ну или, по крайней мере, пытается.


Затем он снова смотрит на меня, и выражение его лица слишком ровное, слишком сдержанное и нечитаемое. Хватаюсь за стол, не способная бежать. Не способная отступить. Не готовая сделать шаг вперед.


Голос Эйтинне в моей голове напоминает оставаться осмотрительной: "Неважно, насколько нормальным он может казаться по началу, его голод всегда побеждает. Всегда."


Он сейчас Киаран? Или Кадамах?


— Привет, — говорю я тихо.


Он целенаправленно шагает ко мне с суровым проблеском во взгляде. Угрожая? Не могу сказать. Не знаю. Хватаюсь за рукоятку меча в предупреждении, но он и взгляда не ведет на это.


"Его голод всегда побеждает. Всегда."


Вытаскиваю лезвие из ножен. На расстоянии дыхания, кончик прижимается к основанию его шеи.


Киаран замирает. Он пристально смотрит в мои глаза, и выражение его лица смягчается.


— Кэм, — шепчет он.


Это все, что мне нужно услышать. Единичный слог, как заявление между нами, признание. "Я скучал по тебе", и "Я все еще здесь", и "Я все еще я."


Роняю меч, и он грохочет по полу, тут же забытый.


Мои первые слова произнесены сквозь слезы.


— Я вошла в эту комнату, чтобы задать тебе раздражающие вопросы. Ты все еще ты?


Киаран произносит что-то шепотом, молитву? Затем шагает вперед, прижимая свой лоб к моему, и оборачивая руки вокруг моей талии.


— Уже не знаю. Спроси меня другой раздражающий вопрос. Засыпь меня ими.


Издаю смешок.


— О, Слава Богу. Беспокоилась, что мне придется вызвать тебя на дуэль.


— Ты все еще можешь, — он закрывает глаза, как будто наслаждается звуком моего голоса. — Я получаю удовольствие от хорошей дуэли, ты ведь тоже?


— Мечи или рукопашная, МакКей?


Его улыбка — самое прекрасное, что я когда-либо видела.


— И то, и другое. Неважно. Мне все равно. Просто хочу тебя, — обхватывает мою щеку. — Кэм, — произносит мое имя так, будто не может произнести его достаточно. Словно, это его молитва. Как будто я — его спасение. Затем голосом, чуть слышнее шепота: — прикоснись ко мне.


Скольжу кончиками пальцев по линии его челюсти, мой большой палец пересекает его нижнюю губу. Выигрываю время, прежде чем объясню ему все. Мне столько нужно сказать.


— Ты, наверное, задаешься вопросом…


— Не заканчивай пока свое предложение, — говорит Киаран, нежно подталкивая меня к столу. Он оттягивает ворот моей рубашки в сторону, чтобы прижаться поцелуем к моему плечу. — Вместо него, я предпочитаю это.


— Ты даже не представляешь, что я собиралась сказать.


— Что-то о том, как ты ожила, почему твои глаза выглядят подобным образом, и почему твоя сила ощущается по-другому, — губы Киарана следуют к моей ключице, когда он начинает расстегивать мою рубашку. Целуя ниже, пока не обнаруживает шрам над моим сердцем. Когда он отшатывается назад, чтобы посмотреть на него, черное кольцо вокруг его радужки наливается кровью, и волоски на моем теле встают дыбом. Никогда прежде не видела, чтобы его глаза делали так.


— Это так же касается наших миров, висящих на волоске, наших жизней и неизбежного утомительного сражения. У меня правильное представление?


— Боюсь, что так.


Радужки глаз Киарана снова становятся лиловыми.


— Тогда не говори мне пока. Я бы предпочел притвориться хотя бы на краткий момент, что мир может сам себя исправить, — он наклоняется ближе, кончики пальцев проходятся по моему шраму и скользят ниже, ниже и ниже, расстегивая. — Прикоснись ко мне сильней. Целуй меня. Произноси мое имя, — каждая просьба сопровождается еще одним горячим касанием его губ, рук и новой расстегнутой пуговицей. Еще одной. И еще. — Мне нужно быть уверенным.


— В чем?


— Что ты реальна, — затем он прижимается мучительно нежным поцелуем к моим губам, который я едва чувствую. Потом еще одним, сильнее. — Скажи мне, что ты реальна.


— Я реальна, — шепчу я. — Все еще здесь. Могу задать тебе еще больше вопросов, если хочешь.


— Позже, — говорит он.


Затем губы Киарана оказываются на моих. Жестко. Отчаянно. Словно он не может получить достаточно меня; как будто я собираюсь исчезнуть, как будто бы в любой момент он может проснуться и меня здесь не будет.


Киаран целует так, словно потеряет меня снова.


Он не нежен. В нем нет мягкости, нет сомнений, нет деликатных прикосновений. И я не хочу доброты. Не хочу нежности. Мое желание такое же яростное, такое же требовательное. Хватаю заднюю часть его рубашки, грубо впиваясь в нее своими ногтями. Больше. Я хочу больше. Мне нужно это. Мне нужен он.


Отступаю только на краткий миг, чтобы стянуть с себя рубашку, остальную мою одежду и его. Затем остается только кожа Киарана напротив моей, и мы сгораем, целуемся, кусаемся, цепляемся друг за друга. Это не физическая пожирающая потребность, а благословение: "да", "сейчас", "еще".


Киаран поднимает меня на край стола. Пешки раскатываются по карте, Королева с резким стуком падает на пол.


Затем Киаран входит в меня, руки сильно сжимают мои бедра. Когда он прижимается губами к моему горлу, в моей голове проносится картинка из сна. Его губы, вонзающиеся в мою кожу, пускающие кровь. Слегка напрягаюсь, неуверенная.


Но он только шепчет:


— Не исчезай снова, Кэм. Не исчезай.


Глава 18

Позже, когда мои глаза тяжелеют от сна, говорю Киарану:


— Теперь мне следует закончить то предложение?


Киаран обнимает меня сзади, проводя кончиками пальцев по линии плеч. Мы в его кровати, и это ощущается так, словно мы вернулись в мой сон. Как будто ничего из этого не реально, и мы находимся в отдельном пространстве, отделенном от всего мира. В коконе красивой лжи.


Свет от полной луны разливается под окном. Приглушенный рев волн, обрушивающихся на скалистый остров, заполняет обширное молчаливое пространство. И это так успокаивающее. Я могла бы оставаться с ним так, в этой кровати, вечно.


Если бы у нас было столько времени. Хотелось бы мне, чтобы было.


— МакКей? — смотрю через плечо на него. Когда мой взгляд встречаются с его, что-то в выражение его лица заставляет меня замереть. Голод.


Отшатывается от меня, дыхание скачет. Киаран не отвечает. Наблюдаю, как он борется с собой, линии лица напряжены. Его губы движутся, как будто бы он считает. Вновь обретает контроль.


— Ты в порядке? — неуверенно шепчу.


— Отлично, — он один раз мотает головой, а затем напряжение покидает его тело. — Я в порядке. Не заканчивай пока свое предложение. Это закончится тем, что мне захочется кого-нибудь убить.


— Тебе нравятся подобные вещи.


— В сравнении с этим? Нет, — он снова прикасается ко мне, его пальцы проходятся по моим предплечьям. Робко, неуверенно. Когда я говорю ему, что обычно это он ставит дело превыше всего, отвечает: — Это, должно быть, твое влияние. На самом деле, я собираюсь внести несколько предложений, и все они непрактичны.


Я улыбаюсь.


— Оох, несколько предложений, значит? Боже мой. Непрактичный Киаран МакКей это…, — посмею ли сказать это? — очаровательно.


— Нет, — Киаран смотрит на меня с отвращением.


— Да, и ты даже не знаешь об этом. Очаровательно.


— Очаровательно — это то, как мы называем глупых людишек, прямо перед тем, как убиваем их.


— Очаровательно, это то, как мы зовем взрослых мужчин, которые любят обниматься и клясться на протяжении всей жизни, что не любят этого, — Киаран издает звук в глубине горла. — Ты можешь рычать на меня сколько хочешь. Я знаю твои слабости, МакКей. Объятья. Поцелуи в шею. Это место, которое боится щекотки, прямо над твоим…


Я смеюсь, когда он хватает меня за талию и притягивает к себе. Он целует меня с такой силой, отчего подгибаются пальцы на ногах. Затем отодвигается назад с самодовольным выражением того, у которого за спиной тысячи лет практики идеального соблазнения, и он точно знает, как использовать это против меня.

*****

Между прикосновениями шепчу, что вскоре нам придется вернуться в реальность и принять нашу судьбу. Киаран не отвечает. Он просто целует меня так, словно я снова умру. Я не способна сказать ему, что это действительно возможно.


— Позволь мне рассказать тебе историю, — говорю я вместо этого. — Когда-то жила — была девочка, чья жизнь была спасена королем фейри….


— История звучит немного знакомо. Думаю, я мог раньше слышать ее где-то.


Я шикаю на него и говорю не прерывать.


— Если бы кто-нибудь спросил ее, что она чувствует к королю, она бы сказала, что он был ей ненавистен. Безжалостно тренировал ее сражаться со своим видом. Научил ее убивать. Она узнала из его уроков, как приструнить гнев, горевший внутри нее. Но она уже решила, что в один день, когда она станет достаточно сильной и познает все, что только может о сражениях, она убьет его.


Киаран замирает, его глаза блестят во тьме. Он ничего не говорит.


— Эта возможность представилась ей одной ночью, когда он решил, что она готова к охоте на своего первого фейри. Это был skriker, который терроризировал ближайшую деревню, ночью убивая детей. Король вручил девочке меч и приказал убить гоблиноподобное создание.


— Она едва выиграла. Но в конце она протолкнула меч глубоко в монстра и почувствовала что-то настолько глубокое, что подумала, будто это поглотит ее. Так она и сказала королю. Прошептала слова и вложила в них каждую частичку ее наполненной гневом души: "Я ненавижу тебя. Я ненавижу всех вас". Когда она снова подняла меч, то намеревалась воткнуть его прямо ему в сердце.


— Это было впервые, когда девочка увидела, что король фейри улыбается.


Поднимаю руку и прижимаю ладонь к щеке Киарана.


— Тебе придется закончить историю. Она так и не поняла, почему он улыбался. Так что в тот день ей захотелось увидеть, как он сделает это снова. Поэтому она бросила меч и пощадила его жизнь. Она так и не рассказала королю, что действительно случилось в ту ночь.


Киаран, кажется, забавляется этим.


— Король все это время знал, что задумывала девочка. Он улыбался, потому что решил, что она ему нравится. Она делает все интересным.


Я пялюсь на него.


— Значит, король фейри в каком-то роде ненормальный. Как девочка всегда и подозревала.


— Как насчет истории с его стороны? — он притягивает меня ближе, губы нежно прижимаются к плечу. — Он никогда не говорил этого девочке во время охоты, но, когда она бежала с ним и ветер развивал ее волосы, а лунный свет освещал сзади, она была самым великолепным созданием, которое он когда-либо видел, и он хотел ее.


Затем руки Киарана оказываются в моих волосах, губы проходятся по моим.


— И когда король наблюдал за ней в бою, и она оглядывалась на него с улыбкой, он желал ее.


— Это случалось не единожды, — продолжает он. — А каждый раз после всего того, через что они проходили. И затем король и девочка вместе встали перед лицом целой армии. И он знал правду. Его сердце принадлежало ей. Всегда принадлежало. И всегда будет принадлежать.


Тени пересекают радужки глаз Киарана. Напоминание, что он до сих пор борется. Просто, чтобы быть здесь. Со мной. Он зажмуривает глаза, выражение лица напряженное. Прежде чем успеваю спросить, все ли с ним в порядке, он притягивает меня к себе и удерживает крепче.


Его следующие слова произносятся на выдохе, так тихо, что мне любопытно, слышала ли их вообще.


— Девочка помогает королю удержать его тьму взаперти.

********

За несколько часов до рассвета я понимаю, что пришло время все ему рассказать.


— Не ходи на войну с Эйтинне.


— Кэм… — вздыхает он.


— Она не хочет этого, — прерываю я его. — Это я убила твоих солдат.


— Я понял это, когда ты объявила об этом в моем коридоре, — поддразнивая, говорит Киаран. — И когда ты быстро разобралась с моими людьми снаружи, — он пересчитывает мои позвонки, пальцы скользят вверх по одному позвонку за раз, сантиметр за сантиметром. Его касание нежное. Когда он целует мою спину, его губы легкие, как крылья мотылька.


— Мне нужно было добиться твоего внимания. Это была идея Эйтинне.


— Я с самого начала думал, что драматический выход — полностью предложение Эйтинне, — его пальцы ведут ниже и ниже по моему позвоночнику. Так медленно, что я дрожу. — Я могу почувствовать пульсацию силы, проходящей под твоей кожей, — бормочет он. — Я знаю, что она не твоя. Ты приняла ужасное решение, да?


— Как ты узнал?


— Просто. У тебя талант притягивать неприятности.


— Думаю, это было замечательное решение, принимая все во внимание. Я ведь здесь?


— Ты пользуешься моими чувствами, чтобы заручиться сочувствием. Это не сработает, — он отклоняется назад и смотрит прямо на меня, на этот раз серьезно. — Скажи мне, что ты сделала.


— То, что должна была, — говорю я.


Не было другого выбора. Решение между смертью и одним последним "прощай" — на самом деле не выбор. Кайлих рискнула тем, что я скажу "да".


Она сделала ставку и выиграла.


Я рассказываю ему о том, что произошло после того, как Сорча меня убила.


— Если мы найдем Книгу, тебе не придется убивать Эйтинне, — произношу нежно. — Это положит конец проклятию. Мы можем все вернуть назад таким, как было до этого. Все люди, которых мы не смогли спасти, вернут свои жизни и дома обратно, — Когда он не отвечает, прижимаюсь ближе, шепча ему в ухо: — Ты и я снова будем бежать среди ночи. Мы будем танцевать под дождем и наблюдать, как солнце восходит над морем. В этот раз я даже не буду возражать, если ты будешь заявляться без приглашения в мой дом так долго, пока не разобьешь очередную вазу моего отца.


Киаран не улыбается в ответ. Он нежно отталкивает меня, глаза ищут в моих ответы.


— Чего ты мне не договариваешь?


Мое сердце забилось в груди. Я выдохнула.


— Кайлих отдала мне свои силы на краткое время. Мое тело не предназначено для того, чтобы удерживать их.


Знаю, он понимает, поскольку смотрит прямо на меня. Но мне нужно произнести это вслух. Поначалу слова застревают у меня в горле, и я закрываю глаза.


Снаружи волны бьются о скалу. Ветер гремит окнами. Потом буря утихает и все, что я могу слышать, это пульс в моих ушах.


— Я умираю, МакКей, — шепчу я. — Если мы не найдем эту Книгу…


Киаран не дает мне закончить. Он целует меня, вжимая в подушки, и слова исчезают с моих губ.


Мне так и не представился шанс сказать ему, что каждый раз, когда использую силы Кайлих, они убивают меня немного больше. У меня так и не появился шанс сказать Киарану о том, что для того, чтобы найти Книгу нужна Сорча. Каждый поцелуй прерывает мои слова. Его руки прокладывают дорожку тепла вниз по моему телу. Он касается меня так, будто хочет забыть о всем мире. Забыть наши судьбы. Забыть все. Словно, хочет раствориться в этом, в нас, во мне.


Я позволяю ему.


Я так же позволяю себе раствориться в нем.


Глава 19.

Просыпаюсь и понимаю, что в комнате я одна. Сторона кровати, где спал Киаран, холодная при прикосновении; его не было несколько часов. Одеяло даже нетронуто, как будто бы мне все это приснилось.


Сейчас раннее утро. Первые крупицы дневного света просачиваются через окно, и я могу слышать доносящийся слабый звук океанских волн, когда они накатывают на берег — единственный звук в огромной просторной комнате.


Поднимаюсь с кровати и собираю свою разбросанную по полу одежду. Тут так промозгло, в этом пустом пространстве, что я натягиваю пальто и ботинки, когда направляюсь к двери. Не знаю, хочет ли Киаран, чтобы я бродила по огромным залам его кошмарного дворца, но мне, в любом случае, неуютно оставаться одной в его комнате.


Толкаю дверь и выхожу в главный зал.


— Маккей?


Мой зов встречен тишиной. Свечи, которые парили под потолком, когда я прибыла, исчезли; единственный свет доносится от мерцающих факелов, которые висят в ряд на обсидиановых стенах. Я до этого не замечала, что стены светятся и отполированы до такого совершенства, что кажутся глубокими, темными водоемами. Мои шаги разносятся эхом, когда я пересекаю главный зал и выхожу в другой коридор.


Меня встречает ряд дверей, который кажется бесконечным. Их десятки, и каждая сделана из такого же темно-пепельного дерева, как кровать Киарана. У меня нет времени проверять их все.


Есть что-то тревожное в этом месте, в том, как ощущаются эти камни, как будто они с каждым разом прижимаются все ближе. Не помогает и то, что воздух здесь тяжел и неподвижен. Мое дыхание сбивается от воспоминания зеркальной комнаты, в которой Лоннрах держал меня в плену после того, как уничтожил Эдинбург. Как те зеркала, которые, казалось, надвигаются. До тех пор, пока не стала ощущать, будто бы там мало пространства, чтобы дышать.


Вот как ощущаются черные стены. Как будто это не дворец, а гробница, которая принадлежит Морриган.


"Прекрати терять время. Найди Киарана. Расскажи ему о Сорче. Затем заставь ее помочь найти Книгу".


Я иду прямо по коридору, теперь уже с целью. Если создам достаточно шума, он обязательно услышит меня — по крайней мере, я была уверена в этом, пока не осознала, насколько чертовски велик и пустынен замок.


Пришлось задействовать силу, чтобы найти Киарана. Его сила зовет меня, словно тянет за веревку. Связь, которую я не могу описать в полной мере. Срываюсь на бег, мои каблуки стучат по полу. Стены простираются все дальше и дальше, извиваясь и сворачивая. Это лабиринт, созданный из обсидиана.


Следую за его силой через другую спальню, потом прямо по такому же длинному коридору. Ничего в этом месте не меняется, как будто бы каждая дверь воссоздана тысячу раз с идеальным отражением каждой детали.


Прямо перед тем, как сделать еще один поворот, замечаю луч света на одной из стен. Там открыта дверь, первая с тех пор, как я оставила спальню Киарана. Замедляюсь, приближаясь с осторожностью, и замираю, когда вижу, что находится по другую сторону.


Это не еще одна комната, а поле в первые минуты рассвета. Полная луна опускается за горизонт, окруженная фиолетовым и голубым цветом предрассветного неба. Бирюзовые, сапфировые и эбеновые цвета светятся в градиенте, который начинается у горизонта и поднимается вверх. Под прекрасным небом простирается луг, такой же просторный, как океан.


Киаран стоит на некотором расстоянии от меня, расчесывая фейри-лошадь. Животное полупрозрачное, его металлический покров достаточно тонкий, чтобы были видны его органы. Даже отсюда я могу видеть золотую кровь, бегущую по его венам, стремительное биение настоящего лошадиного сердца. Знаю по опыту, несмотря на то, что они сделаны из металла, создания мягкие на ощупь, ничего подобного тому, что создает человек. Наблюдаю, как Киаран медленно проводит щеткой по ее спине. Снова и снова.


С моими фейрийскими чувствами я замечаю мельчайшие изменения в реакции Киарана, которые могла бы и не заметить без силы Кайлих. Его дыхание такое устойчивое, но слегка сбивается, когда он осознает, что я нахожусь за ним. Он бормочет проклятие.


Он продолжает расчёсывать лошадь простыми движениями. Притворяется, что меня здесь нет. Без сомнений, он вышел сюда побыть некоторое время в одиночестве после того, что я ему рассказала. У Киарана есть привычка отстраняться, когда чувства слишком сильны, и он уже дважды видел, как я умираю.


Ну, ему просто придется смириться с моим присутствием. Я теперь здесь. Вернулась. Нам нужно найти Книгу. И сейчас мне нужна Сорча.


Пересекаю луг быстрым шагом. Трава приминается под моими ботинками, а пальцы касаются цветов на высоте моих бедер, когда я направляюсь к Киарану. Воздух здесь влажный, но по уютному теплый, как на побережье туманным летнем утром. Запах вереска и дождя становится сильнее, когда я прохожу дальше.


Киаран не поднимает взгляда, когда я подхожу, но заметно, как его пальцы сильнее сжимают щетку. Его дыхание замедляется, как будто бы он с осторожностью управляет каждым вдохом и выдохом.


— Дай-ка угадаю, — говорит он, когда встаю рядом с ним, — ты отследила меня.


— Это тебе за все те разы, когда ты делал это со мной в Эдинбурге, — пожимаю я плечами. — Показываясь случайным образом в парке, у меня дома…


Улыбка Киарана слабая, когда он плавно проходится щеткой по шее лошади.


— Ты предложила мне свой дурацкий человеческий чай. Я хотел снять ту смехотворную одежду, в которую ты была одета, но вместо этого ты попросила меня сорвать ее, — он наконец-то переводит взгляд на меня из-под ресниц. — Поверь мне, я помню. Я желал тебя тогда. Уже долгое время.


Удивленно смотрю на него.


— Желал? — спрашиваю я подозрительно. — Ты продолжал твердить, что я глупая человеческая девочка. Ты был настолько высокомерен и заносчив по этому поводу.


— Ладно, ты была глупой человеческой девочкой, которую, так получилось, я хотел, — пожимает он плечами. — И я не буду оспаривать остальное.


Лошадь утыкается мне в плечо, четко давая понять, что хочет внимания. Нежно тянусь, проводя кончиками пальцев по ее носу, она издает звук удовлетворения, и я улыбаюсь, пока не замечаю седло на земле рядом с ней.


Киаран собирается уезжать.


— Ты избегаешь меня? — спрашиваю я, не утруждаясь тем, чтобы спрятать свое раздражение. — Поэтому ты собираешься уехать куда бы то ни было? Будь честен.


Его челюсть напрягается.


— Нет, — говорит он. — Я уезжаю для того, чтобы подготовиться к поискам Книги.


— Подготовиться…?


Резко бросаю взгляд на лошадь фейри, снова на седло. Оно отмечено знакомыми знаками. Где же прежде мне доводилось видеть именно эти символы? Вспоминаю их бороздки под моими кончиками пальцев…


Во время битвы за Эдинбург. Это символы Дикой Охоты.


— Ты собираешься охотиться на человеческую жертву? — когда он не отвечает, спрашиваю более резко. — Не так ли?


Когда Киаран смотрит на меня, его выражение отстраненное. Практически холодное.


— Значит, Эйтинне показала тебе. И ты все равно пришла.


Я удержалась от вздрагивания при воспоминании о той женщины из домика, панические звуки, которые она издавала, когда фейри у ее шеи убрал от нее зубы.


— Конечно, пришла, — говорю. — Это же я должна была остановить Сорчу от использования кристалла…


— Не надо, — шипит Киаран. — Не говори так, будто это что-то, чему ты позволила случиться со мной. Это то, кто я есть. Это то, кем был тысячи лет, до того, как вообще встретил тебя. Это то, кем я родился.


Мои ногти впиваются в ладони.


— Это то, кем тебя принудили быть.


— Одно и то же, Кэм, — он продолжает чесать лошадь. — Если я не сделаю этого, то не буду в состоянии помочь кому-либо, даже тебе.


Я думаю о его жертвах в домике, и на что он обрекает их. Но фейри передо мной выглядит спокойным, не злым. Тем, кого можно спасти. Киаран смеялся в постели со мной. Он занимался любовью со мной и позволил мне рассказать мою глупую историю. Он не Кадамах.


Или я верила в это до того момента, пока не касаюсь его плеча, и ветер с луга не распахивает ворот моего пальто. Он оглядывается на меня, взгляд перемещается к обнаженной коже у моего горла.


И я вижу голод в его глазах.


Тело Киарана напрягается. Он отводит взгляд и продолжает чесать покров лошади. Возвращает себе контроль. Поглаживание. Контроль. Поглаживание. Контроль.


Черный цвет вокруг радужки его глаз начинает меняться. В отличии фейри в лесу, я не ощущаю его ненасытного желания покормиться. Но могу слышать, как его дыхание становится неровным. Грубым.


— Возвращайся внутрь, Кэм, — говорит он резким голосом. Лиловый цвет в его радужках только слегка окольцовывает внутреннюю часть.


"Будь неподвижна. Будь спокойна."


Мое сердце бьется в груди. То, как он смотрит на меня настолько изголодавшимся, что едва узнаю его.


— Мне кое-что нужно от тебя.


Воздух становится холоднее.


— Так значит, ты оказалась здесь со скрытым мотивом.


Мне ненавистно то, как он говорит это, как будто я пришла сюда, посмеялась с ним, поцеловалась — и это все только ради одолжения.


— Прекрати, Маккей.


— Просто скажи мне, чего ты хочешь.


Я мешкаю.


— Мне нужна Сорча.


Когда он смотрит на меня, его глаза черные. Жестокие. Холодный воздух кусает мою кожу и сковывает мои легкие.


— Нет, — говорит он голосом, который я слышала только однажды до этого.


Этот голос такой же ледяной и резкий, как река зимой, в которой можно утонуть. Голос Кадамаха. Голос Неблагого Короля.


Не двигаюсь, даже не моргаю.


— Я бы не просила, если бы это не было важно. Ты же знаешь. Не тогда, когда дело доходит до нее.


— Я сказал: "нет", — в его голосе опасное предупреждение.


"Не заставляй меня использовать мои силы против тебя".


— Ее прародительница была консортом Морриган, — говорю я. — Мне нужна ее кровь, чтобы найти Книгу.


— Тогда возьми ее кровь. Выкачай досуха, мне все равно, — ненавижу этот голос, мне ненавистно то, как он накатывает на меня, заставляет меня дрожать от страха. — Но она останется там, где она есть.


Тяжело сглатываю, боясь спросить.


— Где ты держишь ее, Маккей?


Улыбка Киарана посылает мороз по моей спине.


— Точно там, где и должна быть. Она там, где я должен был удержать ее две тысячи лет назад, и она заслуживает каждую секунду этого.


Воздух настолько ледяной, что становится больно, я могу чувствовать, как мои силы восстают, призывая защищаться. Но я сдерживаю их. Принимаю боль, потому что знаю, как легко могу потеряться в силе — и как просто Киаран может сделать то же самое. Прямо сейчас его силы едва сдерживаемые. Его глаза такие же жесткие и темные, как обсидиан — без эмоций. Непоколебимые.


Как будто бы Киаран почувствовал, что мои силы высвобождаются, и его собственные поднялись в ответ. Тени собираются у его ног. Моя кожа покрывается тонким слоем инея, она настолько бледная от холода, что начинает синеть.


— Прекрати это, — шепчу. — Я не хочу тебя ранить.


Вижу этот момент, когда мои слова доходят до него. Киаран вздрагивает, отворачиваясь. Температура сразу же повышается, так быстро, что мою кожу жжет от тепла. Тени исчезают в почве, и луг выглядит так же, как и раньше: такой же гостеприимный, как летнее утро.


— Мы обсудим Сорчу позже, — слышу напряжение в его голосе. Его костяшки добела сжимают щетку. — Мне нужно ехать. Не вставай у меня на пути.


— Помоги мне понять. Чем дольше проходит времени между кормёжками, тем хуже тебе становится?


Киаран бросает щетку на землю и хватает седло. Его движения жесткие, когда он закидывает его на лошадь и закрепляет на месте.


— Ты не узнаешь меня в моем худшем состоянии. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.


Прямо в тот момент, когда он собирается залезть в седло, я двигаюсь, чтобы остановить его, но он отклоняется назад от моего прикосновения. Моя рука падает.


— Как много людей потребуется, прежде чем ты решишь, что подготовился для поиска Книги? Один? — его пальцы напрягаются на седле, но он не отвечает. Не один. Больше. — Скольких людей ты просишь меня позволить тебе убить, Маккей?


— Я не…


— Да, убиваешь, — говорю я сквозь сжатые зубы. — Я видела их. Ты, может, и не остановил их сердца, но ты забрал их жизни. То, что ты делаешь с ними, хуже, чем смерть. Сколько?


Киаран отводит взгляд в сторону, но не перед тем, как замечаю выражение его лица. Стыд. Вина. Сожаление. Он не отвечает, даже когда кладу руку на его.


— Тебе не обязательно делать это. Когда мы найдем Книгу, мы воспользуемся ей, чтобы разрушить проклятие.


Его смех жесткий и горький.


— Думаешь, это имеет для меня значение? Я был готов убить Эйтинне и покончить с этим. Ты видела карту на столе. Затем ты возвращаешься и говоришь мне, что я снова тебя потеряю? — в этот раз, когда его глаза встречаются с моими, они настолько мрачные, что мне практически невыносимо смотреть на него. — Ты спрашиваешь, сколько людей я готов убить? Ответ: сколько бы ни потребовалось, чтобы спасти тебя.


Я делаю шаг назад.


— Не смей говорить, что делаешь это ради меня. Не перекладывай это на меня, Маккей.


— Ты не знаешь, о чем просишь. Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой на поиски этой Книги, а я сейчас едва могу стоять рядом с тобой.


— Почему…

— Потому что не доверяю себе рядом с тобой, — фыркает он. Когда он осматривает меня, лиловый цвет в его глазах практически полностью вернулся. — Ты все еще человек, — говорит он низким голосом, — и мой контроль не безграничен. Должен ли я напомнить тебе, что случилось с последней женщиной, которая доверилась мне в том, что я не причиню ей вреда?


Я закрываю рот. Катриона. Соколиная Охотница, в которую он влюбился тысячи лет назад. Он прекратил питаться людьми и не смог остановиться, убивая ее.


В этот раз, когда Киаран шагает ближе, его прикосновение холодное. Жестокое.


— Может, мне стоит рассказать тебе правду? О том, о чем я не был способен перестать думать со вчерашнего дня? — его пальцы прошлись по артерии на моей шее. — Как я могу чувствовать твою кровь, двигающуюся по твоим венам, когда целую тебя сюда. Могу почувствовать силу внутри тебя. Она бежит отсюда, — он прижимается холодной ладонью к моей груди, — прямо сюда, — касание Киарана медленно следует по руке вниз до кончиков пальцев. Я зажмуриваю глаза от дрожи, которая проходит через меня. — И это должно было быть сдерживающим фактором, но это не так. Ты только горишь ярче, — затем он ныряет головой и прижимается губами к моему горлу. Рвано шепчет: — Здесь. Я бы укусил тебя прямо здесь.


Замираю, когда его зубы царапают мою шею.


"Не надо. Пожалуйста, не надо. Не так".


С тихим звуком Киаран резко отталкивается.


— И в этом заключается причина, по которой я не доверяю себе с тобой. Поэтому мне нужно ехать.


Тянусь, чтобы схватить его за руку, замечая, как его глаза слегка темнеют. Не так, как прежде, но достаточно для того, чтобы сказать мне, чтобы я была осторожней.


— Когда я увидела твои человеческие жертвы в домике, — говорю я, — Эйтинне сказала, что не знает, остался ли ты до сих пор моим Киараном Маккеем.


И вот оно, проблеск вины в его взгляде. Настолько быстрый, что чуть не пропускаю его. И я надавливаю, зная, что права в этот раз.


— Я подумала о твоих подарках. Как ты использовал своих sluagh, чтобы доставлять тела Соколиных Охотниц Эйтинне. И подумала, что, возможно, она была права. Подумала, что, возможно, ты снова мучаешь ее тем же способом, как и раньше.


— Хорошо, — холодно говорит он. — Так проще.


Поднимаю руку, чтобы прикоснуться к его лицу.


— Но затем я вспомнила тот единственный раз, когда ты почувствовал вину. Когда ты убил Катриону, ты доставил ее тело сам. И именно ты принес тех людей в лагерь Эйтинне, не так ли? Потому что она не единственная, кого ты мучаешь.


"Ты мучаешь себя", — думаю я.


"Да, именно так".


Как будто читает мои мысли, он ничего не говорит. Замечаю, как его взгляд смягчается. Он все еще мой Киаран Маккей. Это так.


— Не делай это для того, чтобы спасти меня, Маккей. Не тогда, когда ты сам учил меня тому, что я должна спасать себя сама.


— Кэм, — шепчет он.


Продолжаю, потому что знаю, что у меня лишь секунды для того, чтобы достучаться до него.


— Когда ты делал это, ты учил меня, как перетерпеть это, — говорю мягко. — Я прошу тебя сделать то же самое. Прошу тебя быть сильнее твоего проклятия.


В этот раз, когда он смотрит на меня, я знаю — он принял решение.


— Тогда мне нужно, чтобы ты дала мне обещание, прежде чем мы сделаем что-либо еще. Прежде чем отведу тебя к Сорче.


— Ладно, — я сглатываю.


— Если я отправлюсь с тобой и стану кем-то, кого ты не узнаешь, не позволяй мне навредить тебе. Оставь меня позади, если придется, — когда я мешкаю, он продолжает: — Обещай мне.


Затем я сделала то, что никогда не делала за все то время, что знакома с Киараном: лгу ему прямо в лицо.


— Я обещаю.


Глава 20

Я едва прохожу через дверь туда, где Киаран удерживает Сорчу, когда у меня появляется желание убежать прочь. Сейчас я понимаю, что Киаран имел в виду, говоря, что Сорча находится там, где должна быть по праву. Он сказал, что она заплатит за все, что сделала.


С момента моего пребывания в Sìth — bhrùth, я досконально ознакомилась с фейрийскими креативными методами заточения в неволе. Они используют власть против своих жертв. Всё, что они делают, предназначено для того, чтобы постепенно сломать тебя, каждый день, каждую секунду. Они заставляют тебя решить, что проще: смерть или лишение души.


"Какого черта здесь происходит?" — спрашиваю я про себя.


Тюрьма Сорчи похожа на ночной перекресток. Она прикована между двумя деревьями, одно из которых находится на обочине дороги, и оковы на ней настолько туго натянуты, что ее тело вытянуто и неподвижно. Деревья сгибаются к ней, словно продолжая её тело. Совокупность ароматов почти заставляет меня подавиться. Железо. Сырое мясо. Нечто горелое.


Она выглядит такой сломленной.


Руки и ноги Сорчи растянуты, рваные порезы стекают вниз по ее бледной коже на землю — туда, где собралась такая глубокая лужа крови, что достает до её лодыжек. Я должна быть довольна от того, что вижу, как Сорча страдает — как страдала моя мать, когда она вырвала у нее сердце и оставила умирать на улице. И была бы довольна когда-то тогда, через несколько месяцев после смерти матери, меня не заботило ничего, кроме мести. Та Айлиэн не знала сострадания. Не для Сорчи.


Но сейчас…


Всё то время, что я провела у Лоннраха. Беспомощная. Когда он удерживал меня в зеркальной комнате, он так мучил меня, управляя мной и держа в изоляции. Наказание за мои преступления. Я провела целый год, охотясь на фейри, но в то же время для него я не была охотницей. Я была добычей. Он сделал так, чтобы я об этом никогда не забывала.


Слова Лоннраха звучат в моём сознании, ужасное напоминание о моих самых худших днях. Теперь я точно понимаю, какого это — быть беспомощной.


Никто не заслуживает того, чтобы находиться под чьим-то полным контролем, не способными дать отпор, даже если захотят.


Возможно, я стала слишком мягкой. Может быть, просто устала от смерти. Быть может, это сострадание и отделяет нас от монстров. Это делает меня лучше их или это делает меня глупой?


— Кэм? — Киаран легко прикасается к моей руке, но я отхожу. Словно читая мои мысли, его взгляд темнеет. — Не смотри на меня так.


— Ты приходишь сюда, чтобы…заставить её истекать кровью? Как и Лоннрах, когда навещал меня?


Некоторые наказание настолько ужасны, что выходят за рамки оправдания. Но фейри действуют по моральному кодексу, который не подразумевает сочувствия. Особенно, когда этот фейри — Король Неблагих.


— У меня много недостатков, — говорит Киаран твёрдым голосом, — но среди них нет пыток ради развлечения.


— Однажды ты это делал.


Будто любил это. Словно жил для этого. Потому что верил, что эмоции — это слабость.


Выражение его лица закрывается.


— Если я когда-нибудь снова достигну этой точки, — он бросает на меня взгляд, — тогда ты будешь знать, что меня уже нет, — он кивком указывает на Сорчу: — Это ее воспоминания. Она сама себя мучает.


— Ее воспоминания?


— Это то, что она делала с людьми, когда заманивала их на перекрестки ночью, — Киаран облакачивается на дверную раму, черты лица оттеняются лунным светом. — Цепи вымочены в воде с seilgflùr, так что ее силы связаны. Сила здесь призывает ее переживать смерти тех, кого она убила. Я посчитал это справедливым наказанием.


Поднимается легкий ветерок, нежно вороша листья на деревьях вдоль дороги, и тошнотворный запах крови достигает меня. Цепи Сорчи тихо клацнули. Жутковатый звук.


Она до сих пор не подняла взгляда.


Я не понимала, что отхожу назад, пока не врезаюсь в Киарана.


— Ты думаешь, я жестокий, — когда не отвечаю, он продолжает: — Это то, что она делала тысячи лет с твоим видом. Каждую ночь. Она не заслуживает ни капельки жалости.


— Что насчет того, что делал ты? — не могу ничего поделать, кроме как спросить. Он, может, и носит покаяние за тех, кого убил, на своей коже, но это не сравнится с этим. — Какое твое наказание?


Он не читаем, настолько это разочаровывающе. Ненавижу, когда не могу сказать, о чем он думает.


Киаран бросает руку с моего предплечья.


— Я отдал свое сердце человеку, — он уходит прежде, чем я успеваю ответить.


После мгновения замешательства я следую за ним.


Когда мы подходим, Сорча так и не поднимает взгляда. Ее темные волосы блестят в лунном свете, свисают прямо до бедер. Они прячут ее лицо, словно занавес. На ней тонкое черное платье, которое покрывает ее от запястий до лодыжек, на подобие того, что женщины могли бы надеть на похороны. Она выглядит такой маленькой, таким образом, ее плечи склонились вперед, руки повисли в невесомости. Цепи — это единственное, что держит ее прямо.

Загрузка...