Первая женщина

Глава одиннадцатая. Вторая неделя. Окончание

После обеда он работал до конца светового дня. Раиска подошла и сказала, что переписала его помощником мастера и оклад теперь 125 руб.

— Сверхурочные я тоже записываю. Нам бы до дождей управиться. Если пойдут дожди, а пшеницу ещё не всю уберут, придётся работать при прожекторах и в воскресенье. Вот для чего нужен сменщик. А ты один.

— Раиса, принеси карандаш, линейку и лист бумаги.

— Для чего?

— На второй нории слетает ремень, и я уже задолбался лазить наверх каждый час и натягивать.

Раиса хмыкнула.

— Накидывать и подтягивать — поправился он.

— А это поможет?

— Да нет, я набросаю эскиз, сниму размеры. Если будет хорошая погода, в воскресенью можно отдать в мастерскую и сделать.

Раиса внимательно слушала.

— Ага! Я сейчас.

Минут через семь, она принесла ему лист бумаги, линейку и карандаш.

— Ты только выключи установку, когда полезешь срисовывать.

— Эскизировать — улыбнулся он.

— Ага — и она пошла к другой установке, АВМ (Агрегат витаминной муки), гудение которой, заглушал шум работающей зерносушилки.

Через полчаса, она вернулась с двумя мужчинами и позвала Георгия.

Георгий, глянув давление и температуру, спустился к ним.

— Знакомьтесь, Георгий Владимирович.

— Михаил — протянул широкую, как лопата, ладонь, один.

— Максим — буркнул второй.

— Они будут у тебя учиться, осваивать сушилку. Ерофеич выбыл надолго. Ты им сразу, как срисуешь, отдай тогда, они сегодня и сделают. Я побежала.

Георгий показал мужикам установку, описал её работу и рассказал, как запускать и выключать.

— Георгий Владимирович — сказал Михаил — ты иди срисуй, да дай нам рисунок, а то Раиска не отстанет, пока не сделаем.

Он отключил вторую норию, поднялся на площадку, сделал эскиз и проставил размеры. Он не стал эскизировать всю рамку, поняв, что проще и быстрее, сделать накладку с вырезом под вал и приварить её к рамке.

Спустился и подошёл к мужикам.

— Вот! — протянул эскиз Михаилу.

Тот посмотрел, повертел, показал Максиму — Смотри, всё просто. Сделаем! — свернул эскиз и сунул в карман комбеза.

— Георгий Владимирович — с улыбкой на толстых губах, обратился к нему Михаил — Сколько дней обучал тебя Ерофеич?

— Один раз, сегодня, с утра.

— И ты с одного раза всё запомнил?!

— Ну да.

— Нихуясе! Видал, Максим, какие башковитые, городские. А я вот ничё не запомнил.

— Я, вообще то, деревенский. В городе, после школы.

— Мы тоже не пальцем деланы — буркнул Максим.

— Ты то, точно, не пальцем.

— Ладно, Георгий Владимирович, как освободимся, сразу в мастерскую.

Они ушли.

Георгий смотрел им вслед.

— Явно не показалось — говорил он себе — Раиска схожа с обоими. Бааа! Максим! Так это её отец! А Михаил, наверное, дядька. Он уже шагнул на ступеньку, когда его окликнули.

Георгий обернулся.

Марго, с улыбкой, подходила к нему.

— Здравствуй! — она протянула руку.

Он поздоровался. Рука была мягкая, горячая и сухая.

— Я чё то Костю не вижу, не знаешь, где он?

— Костю и Андрея, директор отправил в Михайловку. У них запарка.

— Аааа! — Ритка разулыбалась — А я уж подумала, сбежал. Испугался. А где Ерофеич? Ты один, что ли?

— Один. Ерофеича на скорой увезли.

— Приступ.

— Да.

— Это надолго. Ну чё, не предлагала?

Георгий ощутил, как загорелись уши.

— Какой стеснительный! Ладно, пойду я. Коровы то, не ученые, у нас. Срут, где стоят!

— Директору не говорили?

— Говорили. Сказал — Не до этого сейчас. А ещё сказал — Вы и так хуем груши околачиваете! — и расхохоталась, заметив смущение Георгия.

— Ревнует Раиска. Вон, бежит уже. Пойду я.

— Зачем она приходила?

Раиса и правда была, как-то воинственно настроена.

— Спрашивала, про одного из шоферов.

— Проблядь!! — не сдержалась Раиска, и смутилась — Ты не связывайся с ней. На передок слабая! — и увидев, что Георгий не знает, как ответить, спросила — Ты мужикам отдал рисунок?

— Отдал.

— Всё! Пойду, отправлю в мастерскую. Пусть делают.

Он разгружал с эстакады автомобиль с зерном (самосвалы разгружались сами).

Подъехал ГАЗ-53 с тентом, и из кабины вылезли трое.

— Глуши мотор! — крикнул ему Михаил и полез в кузов.

Георгий заглушил установку и спустился к ним.

— Где варить? — третий был сварщик — Александр — протянул он руку.

Михаил выбросил из кузова железку и спрыгнул сам — Готова! — он поднял железку и отдал Георгию.

Георгий осмотрел.

— Всё по твоему рисунку — Михаил вытащил из кармана комбеза листок и развернул.

Георгий улыбнулся. Эскиза не было видно: листок был в масляных пятнах и местами прожжён.

— Ну показывай, а то мне надо к Михеичу, у него опять мотовило болтается!

Кто такой Михеич (наверное, комбайнёр), Георгий не знал.

— Наверху.

Сварщик глянул и полез в кузов. Выбросил кабель и, разматывая, пошёл за Георгием.

Они забрались на площадку и сварщик, приставив заплатку, спросил — Так?

— Да, так.

Сварщик сунул два пальца в рот и свистнул. Подождал немного и чиркнул держаком по железу. Искрануло и он, обломав обмазку на конце электрода, вставил в держак.

— Вот так, и вот так? — провёл он пальцем там, где должны были быть швы.

— Да.

— Придержи. Здесь! — он опустил забрало маски и прихватил. Поднял забрало — Теперь здесь! — Ещё одна прихватка — Теперь отвернись.

Георгий отошёл и отвернулся.

Минуты три мелькала голубыми бликами сварка.

— Всё! Проверяй!

Георгий подошёл.

— Вот! — сварщик дал ему рукавицы.

Георгий подёргал рамку. Она стояла прочно и не шаталась. Он снял рукавицы — Порядок! Спасибо.

— Не за что! — и сварщик стал спускаться.

Сварка уехала.

— Мы пойдём, Георгий Владимирович?

— А учиться?

— Завтра. Сегодня мы и так много сделали.

Они ушли. Георгий запустил установку.

Последнюю машину с зерном разгрузил в восьмом часу вечера. Смеркалось и он включил прожектора.

Пришла Раиса — Глуши! Сегодня хватит.

Георгий заглушил установку, и они пошли к весовой.

— Иди распишись, за нового слесаря, Петю, и за себя.

В весовой сидел Семён. Улыбнувшись Георгию, поздоровался.

Георгий расписался за Петю. Раиса перелистала тетрадь — Здесь! — ткнула пальцем.

— За что?

— Ты же на сушилке работаешь. Помощник мастера. Оклад больше. 125 руб.

Георгий хотел расписаться, но, взглянув на Раису, сказал — А почему помощник? У меня в учениках двое. Они мастера?

— Да! — ответила Раиса, и замолчала.

— Получается, что я, помощник мастера, а обучаю мастеров?

— Ой! — удивилась Раиса — А и правда! Давай, тогда, я перепишу, и завтра распишешься.

Георгий ушёл.

— Рая — они стояли на улице, и Семён обнимал её — Когда ты пригласишь его в гости?

— Семён! — Раиса высвободилась — Ты же видишь, он теперь работает допоздна. Сейчас сходит в баню и всё! Спать! А дожди пойдут, не дай Бог, ему и в воскресенье придётся работать.

— Что будем делать? Опять твоего отца…

Он не договорил.

— Нет! — отрезала Раиса — Иди проверь, он всё выключил, ничего не забыл?

Семён вздохнул и пошёл к сушилке.

Раиса зашла в весовую, села за стол у окошечка и задумалась.

Второй день свадьбы младшего брата, Генки, гуляли в доме родителей невесты. Вадим, старший брат, погулял только первый день и уехал в город — А ты, когда взамуж, сестрёнка? — обнял он Раису.

— Успею ещё.

В доме играла гармонь и доносились голоса.

Раиса проводила брата и вернулась.

Играл Фёдор, отец Риты, Зинка, Риткина мать, отплясывала и…

Фёдор осклабился и развернул меха.

Фёдор развернул меха.

Бабы заржали, прикрывая рты.

Бабы прыснули, показушно-стыдливо утыкаясь в платки.

Музыка оборвалась — Горько! — Фёдор поднял стакан.

— Сват! — орал Фёдор и лез к Максиму целоваться.

А через полчаса, пьяного в дымину Фёдора, уволокли в спальню и уложили на кровать.

— Отдохни чуток — подкладывала подушку, под голову мужу, Зинка — Умаялся бедненький. И то сказать, почти литр вылакал.

Фёдор забормотал, запердел.

Зинка брезгливо отстранилась — Обоссысь ещё! — и вышла из спальни, прикрыв дверь.

За столами пьяно шумели и кричали — Горько!

Зинка вышла на улицу. Вечерняя прохлада остужала разгорячённое лицо.

— В туалет надо — бормотнула она.

Но в туалете кто-то был, и услышав её шаги, предупредительно приоткрыл и хлопнул дверкой.

Зинка зашла за баньку, спустила трусы и задрав подол, присела.

— Чё ты здесь растележилась?

Зинка дёрнулась, но узнав Максима, не встала, только приспустила подол, прикрывая белеющую жопу.

Он встал рядом, и расстегнув пуговицы, извлёк свою колбасину, и ссал, бия струёй в стенку.

— Всю жопу забрызгал, жеребец! — подтиралась Зинка трусами — Ну что сват, породнимся?

— Чё, прям здесь? Пошли в баньку!

— Давай здесь, по-быстрому, а то пока в баньку, кто-нибудь прихватит.

Зинка встала спиной к стене баньки и раздвинула ноги пошире, удерживая подол руками.

— Бают бабоньки, родить легче, чем на твоём елдаке покататься! Осторожно! Сильно не маслай! Фёдор, тож сказывал… Оох! Умм! Мм! Мм! — стонала она, сквозь стиснутые губы — Ооох!… Не врали… Уммм!… бабы… Мм!… Мм!… Того и гляди… мм!… мм!… пизда вдребезги… мм… мм!

— Ты знала, что у нас с Риткой было? — пялил он её.

— Знала… мм… мм… убить хотела… мм… мм.

Он кончил, дёргаясь и сжимая её жопу.

— Потекло! Потекло!

Зинка присела и ждала, пока вытекает сперма — У Нинки, пизда резиновая, что ли?! Маленькой хуёк два раза поебёт, на то ж наведет. Ты, Ритке, порвал, наверное, всё. Совсем ведь ещё девчонка была.

— Пизду хуем не испортишь! Я осторожно — ухмыльнулся в ответ Максим — Чёж не убила?

— Яблоко, от яблоньки, недалеко падает.

— Чегоо?

У Нинки, с утра, болела голова и крутило низ живота. Не хотела идти к сватам, но Максим сказал — Надо сходить. Перед людьми неудобно… не поймут.

Нинка пошла и, за столом, пришли месячные.

Вышла на улицу. Своды ломило от боли и казалось, что внутри разверзается дыра и оттуда хлещет кровь.

— «Промокну вся, пока до дому дойду» — и побежала к баньке.

Закрывшись, сняла трусы и присела над тазиком. Но выделений не было и она, зачерпнув воды в тазик, подмылась, постирала трусы и отжала, и… услышала.

— Мы только поженились. Федька уехал на неделю в бор. Да вы же вместе там были!

— Помню.

— Я за день то умаялась. На дойку, как встала в четыре утра, так до одиннадцати ночи и крутилась. Легла: ни рук, ни ног! Спала, как убитая! Свёкор и залез ко мне под одеяло. Гладил, наверное, осторожно, да ласкал, я и потянула на себя, не до конца проснувшись… Он мне потом говорит — Федьке не вздумай сказать, убьёт! А Федька и вправду, ревновал меня к каждому столбу. Как пьяный, так с кулаками, а раз и, тверёзый, за нож схватился. Я и сама, где-то, виноватая — Зинка протяжно вздохнула — Ооох!

— Кроме хуя, соломинки в пизде не бывало!

— Да не о том. Язык бы укоротить малёха. Вот, с того раза то и пошло. Чуть Фёдор, куда, уедет на день, на два, свёкор меня за жопу и пялит, где свалит!

— А как же старуха?

— Старуха тогда уж едва ходила. Ёб её при мне: я полы мою, или на кухне хлопочу, а он её в спальне пялит. Раза два и меня при ней ёб! Поставит раком, подол задерёт и пялит, а старуха смотрит.

— А дети то чьи?

— Федькины! Это вы, мужики, не знаете, где наследили, а баба, завсегда, знает от кого понесла. Знать не грешна, коли миловал Бог.

— Не грешна, а с чужим мужем ебёшься!

— А ты, теперича, не чужой. Разок можно. Пойду в дом, а ты погоди чуток.

Нинка сидела на лавке, уставясь в стену.

В шестом классе, Раиска была плотная, сбитая. Но за лето выросла и стала походить на мать.

В январе, Максим, получил тринадцатую зарплату, 1200 руб, съездил с дочерью в райцентр, купил обновки: пальто с меховым воротником, сапоги зимние.

Трактор загнал в мастерскую, на ремонт.

И запил!

Нинка выговаривала, водку прятала.

Максим, поначалу, ругался, а потом набросился с кулаками. Едва выскочить успела. Когда успокоился, зашла и сказала — Я, с детьми, к брату ухожу.

— Уёбывайте!

Нинка сгребла Генку, ему шёл пятый год, и они ушли к Михаилу.

Вадим был в армии.

На следующий день, Михаил сходил к Максиму. Поговорить. Образумить.

Вернулся через два часа, пьяный и весёлый.

С утра, когда Максим уходил в мастерскую, сама ходила домой, доила корову и давала корм скотине. Вечером, опасаясь пьяного мужа, посылала Раиску.

Восьмого января, Раиска пришла домой по темноте, чтобы подоить корову. Открыла дверь в стайку и обмерла. Пьяный отец, стоя на коленях, ебал свинью. Свинья, уткнувшись рылом в угол, всхрюкивала и повизгивала.

Раиска добежала до ворот и её вывернуло. Ещё минуты три, она стояла на коленях, и рыгала желчью.

— Что случилось? — испугалась Нинка, увидев дочь, с круглыми, по полтиннику, глазами. И догадалась — Не вздумай сказать, кому! Житья не будет.

Вечером, следующего дня, Нинка отправила Раиску, предупредив — Ты, тогда, сначала в дом зайди. Если отец дома, тогда иди, и дои Зорьку.

Ходила Раиска в материной телогрейке.

Обметя веником валенки, и потопав, вошла в сени, и постояв с минуту, и прислушиваясь, открыла дверь и вошла. Постояла у порога, привыкая к темноте и, осторожно ступая, прошла в зал и…

Он набросился на неё сзади, видимо был на кухне, свалил на пол, подмял под себя, и тычась хуем между ног, стягивал рейтузы и трусы.

Раиса, перепуганная насмерть, не сопротивлялась и не кричала.

Она была в ступоре и когда, его член, разрывая гимен, вошёл во влагалище, причиняя боль, лишь застонала. Он ебал дочь, пока не кончил, и отвалился.

Раиса лежала лицом вниз и плакала.

— Вставай! — толкнул он её — Убирайся! (В смысле, уборку делай) И хватит уже. Детей домой веди!

— Нинка! Ёб твою мать! — опять толкнул он её — Вставай! — и перевернул на спину…

Георгий пришёл в общагу.

Петя сидел на кровати и перебирал струны гитары.

— Ты уже сходил в баню?

— Да, Жора.

— Я пойду.

— А ты в столовку ходил?

— Да, поужинал. Странно, столовка то до восьми у них, а я ушёл с тока в девятом…

— Может кого с полей ждут?

— Может. А где…

— Оооо, Петяаа! Это твоя гитара!

Вадим и Петя, пару раз работали в одной бригаде, на строительстве корпуса нового статзала.

По разнарядке, на стройку, отправляли, на две недели, инженеров и слесарей со всех лабораторий, и отделений.

— Моя!

— А ты, когда играть научился?

— Да ещё студентом.

— А ты нам сбацаешь?!

— Сбацаю! А что?

— Да давай сам, что-нибудь.

Петя перебрал струны, взял аккорд и…

Услышав песню, из своей комнаты вышли водители, и когда отзвучал последний аккорд, все захлопали.

Георгий взял ключ и вышел.