Первая любовь. Ты мой кофеин

Глава 46. Суббота, нокдаун и разговор

Молитв Кати не услышали. Он не пришел. Ни в этот день, ни в следующий.

Внутри девушки что-то умерло. Перед этим обе ночи находилась в агонии, попутно душив себя рыданиями. Романова кричала в подушку, прижимая ее крепко, чтобы не дай бог Олег не услышал. Постоянно задавала себе вопрос за что. Прокручивала в голове все воспоминания с ним, но так и не могла понять. Тогда стала спрашивать конкретнее: за что ей наказали терпеть такие страдания. Но у вселенной и на это не оказалось ответа.

Суббота наступила как черный день. Ударила в и без того побитое сердце. Катя с ужасом следила за своим телефоном, ожидая сообщение или звонок от Сережи, потому что так и не решила как быть.

«Я в Питере! Ты где?»

Еще один удар поддых. Даже скорее нокдаун.

«Я на смене»

«Вечером за тобой зайду, как раз буду в театре»

Катя даже не стала ничего отвечать.

Каждую минуту девушка с ужасом поднимала глаза на часы, боясь наступления десяти вечера. Но, настолько перенервничав, к вечеру она успокоилась. Эмоций не было больше никаких. Полная пустота. Все уже выревено и выстрадано.

Услышав колокольчик входной двери в десятом часу, девушка даже не дрогнула. Продолжила стоять спиной к входу, подогревая молоко. Казалось, ей было уже все равно.

— Привет, — достаточно весело сказал Сережа, присаживаясь на свое любимое место за стойкой.

— Привет, — ответила Катя и, налив молоко, сделав рисунок листочка, прошла мимо, к гостю, заказавшему напиток. Сергей проводил ее взглядом. Вернувшись, девушка задала вопрос актеру. — Что будешь?

— Можно мой любимый яблочный капучино? — улыбнулся актер. Впервые от его улыбки было больно.

— Можно, — кивнула Романова и быстро отвернулась к кофемашине, не находя сил смотреть на него дольше, чем пару секунд. Сердце трепетно ждало, что молодой человек заметит изменения в поведении Кати и обязательно что-нибудь спросит или скажет на этот счет.

— В Москве несколько встреч с фанатами прошло, так круто было, — начал делиться впечатлениями от поездки Сергей, игнорируя поведение блондинки. Он был увлечен исключительно своим монологом. — Они все такие классные! Такие творческие. И их столько много! Я был поражен. И многие смотрят на меня так, будто я их бог какой-то. Интересное чувство. Но слукавлю, если скажу, что неприятное. Правда я так устал, ты не представляешь.

Катя застыла на секунду, закрыв глаза и затаив дыхание. Пыталась подавить истерику, вызванную одной простой мыслью: ему все равно. Он весь там, с фанатами. Зачем уделять внимание одной боготворящей его девушке, если есть сразу сотни?

Громко выдохнув, она закончила приготовление капучино. Рука машинально сама нарисовала сердечко. Всегда ему его рисовала.

— Все хорошо? — наконец спросил Сережа, когда Романова поставила перед ним кружку и даже не посмотрела в его глаза.

— Продолжай.

И он действительно продолжил воодушевленно рассказывать о своих новых знакомствах, фанатах, эмоциях. Катя не находила сил поднять на него глаза. Смотрела на стену, на уходящих посетителей и чувствовала себя не в своей тарелке. Родная кофейня перестала быть уютной. Казалось, вот-вот стены начнут двигаться, чтобы сжать ее и раздавить.

— И как раз в этот момент ко мне подошла Дарья Морозова, известный продюсер, сама пожелавшая…

— Когда ты прилетел?

Вопрос звучал как выстрел, громкостью и неожиданностью содрогший опустевшую кофейню.

— Не понял.

— Когда ты прилетел? — повторила вопрос Катя. Девушка давала последний шанс. Сейчас она еще была готова принять и простить.

— Сегодня утром.

Теперь нет.

— Позавчера ты был у Маши, вчера тебя видел Денис.

Катю обуздала злость, позволившая ей поднять глаза на Сережу и следить за эмоциями на ее лице. Испуг читался отчетливо, как и судорожные попытки найти нужные слова.

Олег всегда учил Катю не позволять себя обижать. Он выступал яро против заповеди ударили по щеке — подставь другую. С кулаками он тоже не предлагал лезть. Просто всегда говорил сестре: не воспользовались единственным шансом — второй давать не нужно, просрут и его.

Ровно так же в семье Романовых было запрещено врать. Какой бы неприятной была правда — нужно говорить ее, чтобы избежать больших страданий. Возможно, поэтому их отец честно сказал, что влюбился в другую женщину и уходит. Больно было всем, но от лживой игры на два фронта было бы противнее. Так зато сохранилось хоть какие-то хорошие воспоминания о человеке.

— Ну, понимаешь, у нас был творческий процесс, — тихо ответил Сергей, будто сам не был уверен в своих словах.

— Какой?

— Мы с Машей хотим поставить новую пьесу и все время работаем над ней.

— Как это могло помешать написать мне, что ты в Петербурге?

— Ты не понимаешь.

— Попробуй объяснить.

— Мы очень увлечены процессом, и мне честно порой не до ничего другого.

— Но время для вранья ты нашел. Можно было просто тогда не продолжать мне лгать про Москву.

Сережа опустил голову, не зная, что ответить.

— Что, я никуда тебя не отпускаю? Не считаюсь с твоей жизнью? Мешаю работать?

— Ты не понимаешь!