Песнь призраков и руин

8. Карина

После убийства все происходило как в тумане.

Карина помнила только, как выла до жжения в горле, как отбивалась от рук, пытавшихся оттащить ее от матери, и как Амината уговаривала ее выпить что-то очень горькое и густое. От этого горького и густого мир потемнел и перестал существовать.

Когда она проснулась, то стала расчесывать и теребить собственные руки до тех пор, пока не ободрала кожу до крови. Служанки, увидев, что Карина над собой сотворила, ударились в крик, бросились на нее и удерживали без движения до тех пор, пока девушка не осушила еще одну чашу горькой жидкости и не погрузилась с громким стоном в пустоту нового забытья.

Когда она проснулась во второй раз, то лежала в луже собственной рвоты и какие-то голоса – невыносимо близко – говорили о чем-то, для нее непонятном.

А когда очнулась в третий раз, то обнаружила себя одну в комнате.

Она лежала в своей спальне, в своей ночной рубашке, обернутая в толстый слой одеял. Темные очертания окон наводили на мысль, что за ними – либо очень раннее утро, либо совсем поздняя ночь, такая же поздняя, как тогда, когда прилетела комета, а мама…

В гортани вспыхнул огонь, и Карину опять вывернуло наизнанку. Нет, это сон. Этого не происходит на самом деле. Не может быть, чтобы ее мать, прославленная Пустельга из Ксар-Алахари, пала от руки обыкновенного наемного убийцы.

Во всех членах – напряжение и онемение одновременно, в ушах – противный мерный гул; все это было Карине уже хорошо знакомо. Но, наверное, она еще спит, вот-вот проснется, и кошмар рассеется. Вокруг засуетится Амината, помогая принцессе готовиться к Церемонии Открытия, Фарид явится, как всегда, ворчать и придираться, Пустельга, живая и здоровая, нахмурит лоб, ведь… такого просто не может быть…

За дверью послышались шаги, и личный охранник Карины объявил о приходе управляющего дворцовым хозяйством. Фарид приблизился к пологу Карининой кровати с таким видом, словно входил в гробницу. Она молчала. Он тоже. Глаза его блуждали между лужами рвоты на полу и глубокими царапинами на руках принцессы. Почти точно такая же сцена с их участием имела место почти десять лет назад, когда жрицы отправляли Баба и Ханане на встречу с Великой Матерью. Разве что тогда на Карине с Фаридом были белые траурные балахоны. Интересно, влезет принцесса сейчас в свои детские одежды для оплакивания усопших или за эти годы кто-то успел предусмотрительно сшить ей новые?

– Совет только что собрался в Мраморном зале, – произнес наконец управляющий. – Я понимаю, вам нужен покой, но будет лучше, если вы хотя бы поприсутствуете, поскольку…

Карина только видела: он пытается что-то до нее донести, но с таким же успехом управляющий мог кричать в эпицентре урагана – она ничего не слышала и не разбирала. Слова одно за другим таяли в ее сознании, не успевая должным образом соединяться в смысловые цепочки. Мамы нет. О чем еще тут можно говорить?

– Прошу вас, Карина. – Голос Фарида надломился, в нем послышались нотки настоящей мольбы.

Его одежды были измяты – видимо, он в них спал, если спал вообще. Именно растрепанный вид управляющего, одетого всегда безукоризненно, вызвал в Каринином мозгу искорки просветления. Не одна она потеряла вчера близкого человека – страдают и другие.

Фарид протянул ей руку, как бы предлагая мир. Стыд за гадости, которые она наговорила ему, все еще не испарился из ее сердца. Принцесса приняла руку и медленно встала с кровати.

Молча они покинули жилое крыло Ксар-Алахари, молча ждали, пока Дозорные объявят об их выходе и распахнут перед ними двери Мраморного зала. Стены просторной комнаты, где обыкновенно заседал Совет, соответствуя ее названию, были выложены мрамором. Пол – в черно-белую клетку, а деревянная мебель отливала всеми цветами оникса. При появлении Карины двенадцать членов высшего государственного органа поднялись и приветствовали ее как подобает: правая ладонь к губам, затем к сердцу, левая – вперед и вверх. Старшина Хамиду стояла в углу со свертком какой-то ткани в руках.

Все, конечно, ожидали, что Карина займет султанское кресло, она это понимала, но скромно села слева от него, а Фарид, в свою очередь, слева от нее самой.

Тяжкая тишина царила в зале. Первой набралась смелости нарушить ее Великая визирша Дженеба:

– Как чувствует себя ваше величество?

Сбитой с толку Карине потребовалась несколько мгновений, чтобы понять: эта фраза обращена к ней. «Величеством» теперь титулуют ее, поскольку мамы…

И снова мир перед глазами застыл. Застыла, не размыкая губ, уперев взгляд в противоположную стену, и она сама. Гладкий мрамор так блестел, что девушка четко видела свое отражение в нем. В нем – в неподвижном, нерушимом массиве тяжеловесной каменной породы…

Когда стало окончательно ясно, что Карина не ответит, на помощь пришел Фарид:

– Лекари говорят, что прошлой ночью ее величество избежала каких-либо серьезных травм.

Дженеба кивнула:

– Благодарю вас. Мвале Фарид. Ваше величество.

Легко понять, почему Пустельга именно эту женщину поставила вторым человеком после себя в государстве… Среди всеобщего смятения Великая визирша в наибольшей степени сохранила спокойствие, собранность и ясность мысли.

– Что известно об убийце? – подал голос Мвале Омар. Его маленькие глазки нервно бегали по сторонам, словно их владелец боялся, что следующей жертвой покушения станет он.

– К сожалению, пока ничего. – Великая визирша покачала головой. – Лучшие специалисты Дозора ведут расследование, но кем являлся нападавший и откуда он явился, еще не установлено. Впрочем, одна зацепка есть. Старшина Хамиду, прошу вас.

Командующая Дозором положила свой сверток на центр стола и развязала его. Внутри обнаружился меч, которым убийца заколол Каринину мать, при свете дня его лезвие почему-то казалось темнее, чем в ночи. Чья-то милосердная рука успела смыть с него кровь Пустельги, но это не имело значения: девушка до сих пор видела, как она струится по металлу, обагряя ее собственные руки алым цветом, который не смоешь вовек.

– На вид клинок, кажется, не зиранский? – Лицо Фарида исказила брезгливая гримаса.

– Это акрафена[17], такое оружие используют в основном высшие чины войска Арквази. – Голос командующей прозвучал холодно и отстраненно, и Карина в который уже раз невольно призадумалась о том, какую подготовку должны проходить Дозорные, чтобы сохранять подобную невозмутимость перед лицом вечных опасностей и жестокости. – А вот это… – на золотом эфесе акрафены красовался символ из двух горизонтальных линий, перечеркнутых двумя вертикальными, – это Великий Трон, эмблема арквазихене[18]. И на этом экземпляре, и на изъятом у первого преступника такие знаки, – закончила Хамиду.

Каждое слово из объяснений представлялось деталью головоломки, которая отчаянно не складывалась. Акрафена. Арквазихене. Вчера ночью, до появления кометы, та девочка, Афуа, тоже упоминала об арквазихене. Может, и она как-то во всем этом замешана? Может, разговаривая с Кариной, она уже знала, что через несколько часов Пустельги…

Девушка с трудом, но заставила себя сконцентрироваться на обсуждении.

– Но зачем им… – начал один из визирей более низкого, чем Джебела, ранга. – В смысле, наш союз с Арквази прочен, и Осей Нана поддерживал хорошие отношения с покойной государыней, да примет ее душу Великая Мать.

– В последнее время Зиран сталкивается с серьезными трудностями – от взрывного роста населения до засухи, что продолжается уже десятый год, – сказала Великая визирша. – Возможно, этот царь решил воспользоваться Солнцестоем и нанести удар по уже уязвимой, как ему показалось, цели.

Комнату заполнил взволнованный глухой ропот. Карина встречалась с арквазихене только однажды, когда он приезжал в Зиран на шестнадцатилетие Ханане. Тогда верховный повелитель Арквази показался маленькой принцессе очень жизнерадостным, шумливым и смешливым, совсем не похожим на хитрого, расчетливого террориста, каким он оказывался по словам визирши. Да и еще кое-что в ее теории вызывало у девушки сомнения. Их тут же озвучил Фарид:

– Однако, если это дело рук арквазихене, зачем посылать убийцу с мечом, украшенным его собственной эмблемой? Ведь это саморазоблачение!

– Вероятно, думали, у нас не найдется никого, кто сможет ее опознать, – качая головой, фыркнул Мвале Омар. – Эти лесные жители никогда не отличались сообразительностью.

Пренебрежение, буквально сочившееся в его голосе, покоробило Карину. Ей приходилось встречать множество толковых, умных арквазийцев – гораздо более приятных в общении, чем сам Мвале Омар.

– Что нам следует предпринять? – спросил кто-то из членов Совета.

Карине очень захотелось оказаться одной в своей спальне. Лучше бы она вообще сегодня не открывала глаз.

Выдержав паузу, Великая визирша Дженеба предложила:

– На данный момент об убийстве не известно никому, кроме присутствующих в этом зале и Дозорных, ведущих следствие. С последних взята Клятва на Крови о неразглашении тайны. Очевидно, в качестве следующей меры следует разослать по храмам предупреждение о том, что Церемония Открытия, а также все остальные праздничные мероприятия откладываются вплоть до дальнейших указаний…

– Вы хотите отменить Солнцестой? – вмешалась Карина.

Все взгляды обратились к ней, причем в большей их части светились скепсис и недоверие – торопливо, впрочем, прикрытые почтительной озабоченностью.

Визирша кивнула:

– Придется. Вне всякого сомнения, нет необходимости напоминать вам о принятом порядке действий на случай подобных несчастий.

– Нет, Великая визирша. Нет необходимости напоминать, что моя мать мертва.

Впервые во всеуслышание озвучив эту такую простую и такую еще новую истину, она испытала острую боль.

Мама ушла с уверенностью, что дочь ее ненавидит.

Но сейчас важнее не это горестное обстоятельство и не ее, Каринина, скорбь, а то, что Пустельга успела открыть своей наследнице в Святилище Цариц. Если Солнцестой не состоится, падет Преграда, и хотя девушка ничего не жаждала сильнее, чем обрести возможность беспрепятственно выйти за пределы Внешней стены, Зиран тогда окажется под угрозой магической атаки со стороны множества врагов.

Праздник должен пройти как обычно. Любой ценой.

– Мы устраиваем Солнцестой лишь раз в пятьдесят лет, – возразила Карина. – Десятки тысяч людей уже собрались на него. Если отменить его из-за убийства султанши, торжествовать будут наши враги.

– Невозможно одновременно обеспечить проведение фестиваля и по надлежащему обряду похорон царицы, да упокоит ее Великая Мать, – твердо проговорила визирша. – Мне больно думать о том, что все труды, вложенные нами в Солнцестой, пропадут, но разве есть выбор?

– К тому же у нас появится время разобраться, кто стоит за этим гнусным злодеянием, – добавил другой визирь.

Карина умолкла. В стройном многоголосье аргументов со стороны визирей чувствовалась договоренность. Видимо, Совет уже успел собраться и все обсудить раньше, без нее. Внутри девушки поднималась волна раздражения.

– Мы отдаем себе отчет в том, что никто во всей стране не может скорбеть о великой потере сильнее вас, – продолжала Дженеба тоном таким мягким, какого Карина никогда от нее не слышала. – Поэтому и вас не осмелились бы просить взвалить на себя эмоциональные и физические тяготы управления Солнцестоем.

В памяти Карины вспыхнула та фреска из Святилища Цариц. Те страшные жертвы, что принес ее род ради претворения в жизнь мечты первой из Алахари. Неужели той из Алахари, кто сведет тысячелетние усилия на нет, станет она?

– Я справлюсь, – сказала Карина так твердо, что сама себе удивилась. – Управлюсь с Солнцестоем.

И тут же мысленным взором увидела, как Пустельга одобрительно кивает ей. Именно такого поведения ждет от своей новой султанши Зиран.

А вот визири отнюдь не кивали одобрительно – напротив, глядели с беспокойством. После долгой паузы Дженеба наклонилась и сказала:

– Если мне позволено будет высказаться откровенно, желание вашего величества не представляется мне мудрым.

– Вы понесли немыслимую утрату, – добавил еще один визирь и посмотрел на Карину с таким сочувствием, что ей захотелось завыть. – И в таком юном возрасте… Пожалуйста, поберегите себя. А Зиран сумеем сберечь мы.

Все члены Совета закивали. Фарид заерзал на своем стуле.

– А я думаю, идея ее высочества заслуживает определенного внимания, – вмешался он. – Хаисса Сарахель, да упокоит ее Великая Мать, ни в коем случае сама не пожелала бы, чтобы праздник был отменен из-за нее. Однако, возможно, на роль распорядителя Солнцестоя мы подыщем кого-то другого, а ее высочество тем временем восстановит силы?

История уже знала примеры, когда члены царствующего дома посылали вместо себя «сменщиков» или даже двойников на мероприятия, посещать которые лично для них считалось слишком опасно, но Пустельга ясно дала дочери понять: только прирожденные Алахари способны обновлять Преграду. Карина была последней из рода, значит, ей или никому распоряжаться Солнцестоем.

Она никогда не испытывала желания властвовать – ни при жизни Ханане, ни после. И вот, пожалуйста: дня не прошло, как вступила на престол, а Зиран уже утекает у нее сквозь пальцы.

Однако можно ли винить Совет в сомнениях на ее счет? Что она сделала за семнадцать лет жизни, чтобы доказать способность грамотно управлять государством? Прирожденным вожаком, подобно матери, Карина не была, шармом и способностью вызывать всеобщую любовь, как сестра, не обладала. Достанься ей сейчас не собственная роль, а роль одного из советников, поверила бы она сама в себя? Не факт.

Однако Солнцестой принадлежит ей. И если они его отнимут, тогда уж ей точно ничего не останется.

– Я всё возьму на себя. – Она засунула кулаки глубоко в складки платья, чтобы не дрожали. – Это мой долг и право. У вас нет никаких оснований лишать меня его.

Она повернулась к Фариду:

– Скажи им, что я справлюсь. – Карина придала своему голосу требовательность, чтобы отвлечь внимание окружающих от мольбы в своих глазах.

Губы управляющего хозяйством сжались в тонкую линию. Ужасные слова, произнесенные ею перед явлением кометы, образовали глубокую пропасть между ними, и Карина отдала бы всё, чтобы взять их назад. Тут в окна заглянули первые лучи солнца – лучи слишком яркие для напряженной, мрачной атмосферы, воцарившейся в Мраморном зале. Но они напомнили всем: пройдет не так много времени, и солнце снова сядет. А значит, придет время Церемонии Открытия и Первого Состязания. Прения слишком затянулись.

– Прошу тебя, Фарид, – взмолилась Карина.

Тот поглядел на нее в ответ. Казалось, вся история их знакомства, все совместные воспоминания, все хорошее и плохое – всколыхнулись разом. Наконец он заговорил:

– Признаюсь, некоторые сомнения я испытываю. Но как человек, на чьих глазах ее высочество много лет взрослела, считаю: она заслуживает права поддержать древнюю традицию своей семьи и лично обеспечить обновление Солнцестойного цикла.

Если бы не полная неуместность такого акта с точки зрения этикета, Карина бросилась бы ему на шею. Ее собственные слова не много весили в этом зале, но Фариду члены Совета доверяли с тех пор, как его назначили скромным помощником управляющего хозяйством. Одно лишь слово его поддержки уже смягчило тревогу во взгляде как минимум нескольких вельмож.

– А как же насчет награды? – поинтересовался кто-то из визирей. – Хаисса Сарахель, да упокоит ее Великая Мать, не успела до своей трагической гибели сообщить, что у нее на уме по этой части.

– Вообще-то успела, – выпалила Карина. – Со мной она поделилась своим решением.

Это была ложь, однако придумать что-нибудь сто́ящее в качестве главной награды Солнцестоя особого труда не составит. Это уже дело техники. Большинство людей удовлетворились бы и камешком из дворцовой кладки. Или пони.

– Что ж, в таком случае вопрос закрыт. – Великая визирша бросила взгляд на окно. Утренние колокола уже звонили вовсю. Начинался день, которого Зиран ожидал пятьдесят лет. – Весть о смерти Хаиссы Сарахель не должна покинуть пределы этого зала. На протяжении всего фестиваля ее величество следует величать прежним титулом и оказывать почести, соответственные прежнему статусу. Мвале Фарид, я не сомневаюсь, вы обеспечите ее высочество всем необходимым для исполнения предстоящих обязанностей.

– Разумеется, – отозвался Фарид.

– Должна заметить, я рада, что дело так обернулось, – заметила, как всегда немного нараспев, Мвани Зохра. – Дрисс так мечтал о победе в Сигизии Солнца, еще с пеленок.

Моча крысиная, Карина совсем забыла о победителях. Раз она взяла на себя все обязанности покойной матери – значит, ей и принимать их теперь официально в Ксар-Алахари. Согласно традиции во время Солнцестоя они жили в Лазурном саду – одном из множества риадов[19], принадлежавших ее семье. При мысли о том, что Адетунде и Дрисс поселятся так близко от ее собственных покоев, Карина поморщилась.

– Что вы мне можете сообщить о победителях уже сейчас, до Церемонии Открытия? – спросила Карина у собравшихся.

– Шесть из них избраны согласно нашему прогнозу, – сообщила Великая визирша и запнулась. На лице ее мелькнула какая-то смущенная ухмылка. – А вот седьмой… Согласно полученным сообщениям, Аданко вроде бы лично явилась в Храм Жизни и выбрала своего победителя. Какого-то паренька из Талафри.

– Пфф! Все эти миражи – от чрезмерного религиозного рвения или от пьянства. Ни на грош не верю и не стал бы придавать им значения, – пренебрежительно отмахнулся Мвале Омар.

– Однако… Массовая галлюцинация в Храме Жизни – и в ту же ночь убивают султаншу… – пробормотал Фарид, наклонился вперед, и на лице его появилось выражение, прекрасно знакомое Карине. Оно возникало всякий раз, когда он сталкивался с задачей, решить которую пока не мог. – Не нравится мне это. Совсем не нравится.

– И мне тоже, но, полагаю, ее величество – то есть, прошу прощения, ее высочество – права. Мы больше выиграем, отпраздновав Солнцестой, чем отложив его, – подытожила Великая визирша.

Триумф захлестнул Карину. Она смело выступила против всего Совета и добилась своего. Она обновит Преграду. Она спасет и защитит Зиран подобно своим великим предкам.

Конечно, победа омрачалась горечью и ощущением внутренней пустоты. Ведь какой в ней толк, если Пустельга не может ее оценить?

«Я все сделаю как надо, мама, – подумала Карина, встала со своего кресла и направилась к выходу: пора было готовиться к Солнцестою. – Обещаю».