Когда жар у Маргариты спал, отец всё равно не смог дозваться до неё. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в одну точку: куда-то в сторону, куда-то, где была только она с тем, о чём думала, чего желала. Отец сидел возле её постели, держал за руку и плакал...
...Как только ей стало плохо тогда, в купе, он сразу звал на помощь. На станции доктора вызвали. Осмотрев Маргариту, тот сделал вывод, что ей стоит провести некоторое время в покое, но нельзя забывать есть и пить.
Маргариту отец хотел сразу увезти в одну из гостиниц, но предложивший свою помощь Рамон пригласил остановиться в его доме. Поразмыслив, Полевой решил согласиться. В Мадрид к родственникам ехать трудно. Маргарита должна себя лучше чувствовать, чтобы вынести путешествие. Хватаясь за каждую возможность спасти дочь, помочь ей выбраться из этого тяжёлого времени, он согласился...
-Разрешите? - вошла сестра Рамона в комнату, когда возле Маргариты, безразлично смотревшей в сторону, сидел отец и уже не знал, как вернуть её к жизни. - Так и молчит?
-Да, Элена, - взволнованно вздохнул он, а на плечи легли её руки:
-Прошу Вас ещё раз, Пётр Сергеевич, разрешите мне поговорить с Маргаритой.
-Я благодарен вам всем за помощь, - помотал головой тот. - Не представляю уже, что делать... Говорите... Может поможет... Как знать?...
С этими словами он оставил комнату. Бедность дома, полутёмные душные комнаты, он не замечал. Всё казалось хорошим, удобным из-за доброжелательности хозяев: Рамона и его сестры — Элены. Доверившись им, он надеялся, что Маргарите скоро станет лучше, и тогда смогут продолжить путь...
-Вам письмо, Пётр Сергеевич, - вышел к нему в коридор Рамон и протянул конверт.
-Ах, да, я отправлял известие о том, где мы и что задержались, - вздохнул тот, взглянув на надпись на конверте. - Это от тётушки Маргариты... из Мадрида...
Тем временем возле его дочери сидела сестра Рамона. Она некоторое время молчала, наблюдала за Маргаритой и сказала:
-Знаешь, моему братцу ты нравишься настолько, что ничего ему уже не нужно, только бы быть с тобой да чтобы ты стала счастливой... Я поддерживаю, но не хочу, чтобы ему причинили боль.
Маргарита молчала и не реагировала. Наблюдая за нею, Элена всё равно продолжала говорить, будучи уверенной, что та всё слышит и понимает:
-Мы не знали, что вы так богаты. Отец твой немного рассказал о произошедшем... Что ж... Жизнь ваша не сладкой оказалась, но раз ты жива, пожалей отца. Тем самым сможешь отправиться туда, куда хочешь, а не лежать здесь. Пойми, этим ты заставляешь моего брата волноваться всё больше. Он привяжется, а тебе он вряд ли приглянется. Я к чему?... Прошу тебя,... или Вас, Маргарита Петровна, - волновалась Элена всё больше. - Оживите уж побыстрее да покиньте наш дом...
С этими словами Элена неуверенно вышла из комнаты, несколько раз оглядываясь на Маргариту, но та лежала неподвижно, так и глядя в одну точку. Только надежда, что всё же просьба была услышана и оставалась...
Ещё два дня Маргарита вот так пролежала. И лишь она знала, что всё слышала, понимала. Она ела лучше, пила, но молчала и смотрела будто в даль. Оставить то горе, ту боль, которые переполняли из-за потери любимого, которого сама же и убила, Маргарита не могла. Может даже не хотела. Путалась она во всех чувствах, но знала одно — хотела повернуть время вспять и всё изменить...
Уснув вскоре после очередной душащей ночи, она резко вздрогнула, когда снова привиделся Алексей:
-Ты зовёшь меня... Так забери же...
Потянувшись телом, с болями в нём, Маргарита стала медленно подниматься. Она взглянула на горевшую на столике рядом свечу: «Мне бы столько воли гореть до конца...»
Заприметив стоящий подле стакан с водой, Маргарита осушила его. Она почувствовала, будто холодный ручей пробежался внутри, разливая потоки сил. Тут же, на стуле, где так часто сидел возле неё отец, висело платье. Не спеша переоделась Маргарита. Она одевалась и вспоминала всё произошедшее вновь и вновь, все слова, все просьбы...
С новым желанием выкралась Маргарита в кромешную тьму узкого коридора, а там и на улицу. Тёплый воздух сразу коснулся её лица. Закрыв на мгновение глаза, Маргарита вдохнула его. Лишь камень на душе не давал насладиться продолжением жизни.
Желание уйти, оставить всех, для кого является преградой жить дальше в покое, - брало верх...