Письмо Софьи

Глава третья

Офицер, с которым Софья столкнулась у дверей, посмотрел ей вслед и недовольно поморщился:

– Что это за фурия тут пронеслась? Отдавила мне ногу, да еще и толкнула под бок.

Ружич с усмешкой откликнулся:

– Вполне приличная девица, но, кажется, ее тут кто-то сильно раздразнил. Впрочем, догадываюсь кто, – добавил он, увидев Заборского и Цинбалова. – Скажи-ка, Осип, это не от тебя мадемуазель Софи так резво убегала? Друга моего чуть не опрокинула наземь, а меня так и вовсе не заметила.

– Не знаю, от кого или к кому она бежала, – развел руками Заборский, – но манера толкаться, не извиняясь и не здороваясь, вполне отвечает ее плебейской натуре.

– Ну, ты слишком к ней строг, приятель, – хлопнул его по плечу Ружич и, отступив на шаг, представил своего спутника: – Рекомендую: граф Даниил Призванов, друг мой с юности и по сей день, хотя воинская служба и развела нас в разные полки.

Красный доломан с синими обшлагами и синий ментик свидетельствовали о принадлежности ротмистра Призванова к изюмскому гусарскому полку.

Вслед за Цинбаловым и Заборским подошли еще четверо ахтырских гусар, и Ружич всех по очереди познакомил со своим другом. Призванов отвечал на приветствия немного рассеянно и тут же осведомился:

– А здесь ли губернатор? У меня к нему важное письмо.

– Личное? – с усмешкой поинтересовался Заборский.

– Возможно, – невозмутимо ответил Призванов. – Оно от генерала Депрерадовича, а он старый знакомец здешнего губернатора.

– Пойдемте, я проведу вас к его превосходительству, – вызвался Цинбалов.

Когда Призванов шел через зал, нельзя было не заметить, какими заинтересованными взглядами провожают его дамы и барышни. В самом деле, своей внешностью и непринужденно-уверенной манерой держаться он не мог не привлечь внимания, особенно женского. Это был мужчина лет двадцати пяти – двадцати семи, статный, выше среднего роста, с горделивой осанкой, с красивым, твердо очерченным лицом, на котором выразительно блестели большие, чуть удлиненные глаза, с темно-русыми волосами, падавшими на лоб и виски слегка небрежными волнистыми прядями, что придавало налет романтичности его мужественному облику. Он определенно выделялся и среди гостей во фраках, и среди гостей в мундирах, хотя многие из них тоже выглядели молодцевато.

– А этот граф, похоже, пользуется немалым успехом у женского пола, – заметил Заборский, обращаясь к Ружичу.

– Да, – ответил тот, – в полку о нем даже бытовала поговорка: «В битвах – храбрец, на балах – похититель сердец». Дамы находят в нем нечто магнетическое.

– А у него есть жена или невеста?

– Нет. Кстати, он не особенно дорожит амурными победами и ни в кого не влюбляется всерьез, так что зря иные барышни имеют на него виды. Если он когда и женится, то, скорей всего, по расчету. Но при этом он великодушный и добрый малый, для друга последнее отдаст.

– Играет?

– И даже порой чересчур азартно.

– Заборский, ну тебя, право, занимает какая-то суета вместо важных дел, – вмешался в разговор молоденький корнет Лагунин, живо интересовавшийся военной обстановкой. – Лучше скажите, Ружич, откуда прибыл ваш друг? Насколько мне известно, сейчас восемь эскадронов изюмских гусар стоят на западной границе.

– Да, он прибыл с западной границы, из Вильно, – подтвердил Ружич.

– И что там, какие новости? – не унимался Лагунин. – Скоро ли война? Может, он привез депешу о начале военной кампании?

– Пусть он сам об этом расскажет, – уклончиво ответил Ружич.

– И впрямь, не худо нам об этом поговорить на нашей офицерской квартире, – подхватил Заборский. – Да и покутить напоследок, перед батальной бурей, не помешает. Вина у нас хватит, а красотки из салона мадам Жужу куда веселей, чем эти жеманные уездные барышни на балу.

– Ну да, особенно после того, как одна из них дала тебе оплеуху, – усмехнулся, попыхивая трубкой, поручик Якимов.

Лицо Заборского на мгновение исказилось гримасой, но он тут же взял себя в руки и отшутился:

– Этой особе очень хочется показать из себя святую невинность, чтобы окрутить одного богатого дурака. Ну а мне наука: не приглашай на танец бывшую дворовую девку. – И тут же, без паузы, он обратился к Ружичу: – Так что, Валериан, пригласишь своего друга к нам на офицерскую квартиру?

– Приглашу, и думаю, он не откажется. Что же до меня, то я вам сейчас не составлю компании. Мне надо увидеться с невестой. А в свете того, о чем рассказал Призванов, я еще хочу успеть навестить своих родителей.

– А что он рассказал? – подступил Лагунин. – Все-таки война?

– Лучше обсуждать этот вопрос не здесь, а в другой обстановке, – посоветовал Ружич.

В следующий момент перед ним появилась Надежда, и он тотчас забыл о прежних собеседниках.

Через какое-то время компания гусар, в которую входили Призванов, Заборский, Цинбалов, Якимов, Лагунин и еще трое, расположилась на офицерской квартире, где в воздухе витали клубы табачного дыма, на дверях виднелись следы от пистолетных пуль, на стенах висели мундштуки и ташки,[4] а разговоры сопровождались звоном бокалов. Все было как всегда, и Призванов, давно привыкший к бивачной жизни и обстановке офицерских квартир, чувствовал себя в новой для него компании вполне непринужденно.

– Говорите же, граф, каково сейчас на западной границе, – торопил его Лагунин. – Ведь вы, наверное, развозите экстренные депеши? Наполеон объявил нам войну?

– Вижу, что, как многие юноши, вы кипите мужеством и с нетерпением ожидаете баталий, – снисходительно заметил в сторону молодого гусара Призванов. – Что же до меня, то вы, корнет, ошибаетесь, я не курьер, чтобы развозить депеши. Просто мне дали отпуск на несколько дней навестить больного отца. Он сейчас живет в своем имении на юге Курской губернии, что отсюда недалеко, вот меня и попросили заодно передать два письма в эти края: первое – от Депрерадовича к Бахтину, а второе… но об этом после. Теперь касательно западной границы. Наполеон еще не объявил нам войну, но он может начать ее и без объявления, притом со дня на день. Его войска стоят сразу за Неманом. Вы спросите, готовы ли мы их встретить? Вот это сложный вопрос. Правда, многие наши командиры настроены весьма самоуверенно, да и государь пока не покинул виленский замок, словно и нет опасности. Однако скажу вам прямо, как человек военный и уже сражавшийся с наполеоновскими войсками под Пултуском и Прейсиш-Эйлау: скорых побед не ждите. Боюсь, что сперва нам придется отступать, чтобы потом наступать. Бонапарт собрал огромную армию вторжения. Правда, в его армии только половину составляют французы, и эта разноплеменная пестрота является источником ее слабости. А наша слабость в некомплекте полков и в их разбросанности на большом пространстве. Увы, неприятелю будет нетрудно перейти через Неман в значительных силах, не давая нам времени собраться. Опаснее всего, если французы отрежут несколько корпусов нашей армии и разобьют их поодиночке.

– Да, поодиночке можно и целые армии разбивать, – мрачно заметил Якимов. – А не лучший ли способ защиты – нападение? Почему нам первым не перейти за Неман?

– Государя к этому склоняли некоторые горячие головы, – ответил Призванов, – но он не хочет быть зачинщиком, а все еще надеется сохранить мир.

– Ну, так будем и мы надеяться, что нам еще отпущено несколько дней, а то и недель мирной жизни! – провозгласил Заборский, поднимая полный стакан вина. – Надо провести их весело! А сейчас предлагаю выпить за здоровье нашего нового друга Даниила Призванова!

Его тост дружно подхватили, причем кто-то назвал графа «ваше сиятельство», на что Призванов тут же с улыбкой возразил:

– Для гусарской дружбы нет титулов; я для вас не «сиятельство», а ротмистр, командир эскадрона гусарского полка. Благодарю за то, что сразу признали меня своим другом, за дружбу и выпьем.

Вино лилось рекой, но Заборский, еще недавно пьяный, теперь уже таким не казался, и взгляд его небольших цепких глаз все внимательнее останавливался на Призванове.

– Друзья Ружича – мои друзья, – объявил он, вновь наполняя стаканы. – Жаль, что Валериана сейчас нет среди нас, а то бы он подтвердил.

– Но это я подтверждаю, – кивнул уже изрядно опьяневший Цинбалов.

– Правда, среди друзей Ружича иногда попадаются чудаки… – продолжал Заборский, искоса поглядывая на Призванова, – да, чудаки, простаки, вроде Юрия Горецкого. Я бы даже назвал его глупцом. Но тут уж ничего не поделаешь, если человек желает быть одураченным, то ему свой ум не вставишь.

– А какой это Горецкий? – поинтересовался Якимов. – Не племянник ли люботинского помещика Никанора Ефимовича?

– Он самый, – подтвердил Заборский. – И дядюшка у Горецкого богатый, благочестивый, и матушка – добродетельная вдова, каждый день молится в Киевской лавре, а сыну ума не вымолила.

– А в чем же его глупость? – полюбопытствовал корнет. – Наверное, он, как Митрофанушка, в учении туп?

– В учении – не знаю, но на Митрофанушку точно похож тем, что очень хочет жениться, – усмехнулся Заборский. – Да и это бы еще не беда. Вопрос в том, кого он выбрал в жены.

– И кого же?

– Незаконную дочь одного старого барина, который умер, не успев оставить ей приданого. И вот ловкая девица задумала женить на себе простака, чтобы сразу получить и состояние, и положение в обществе.

– Но, может быть, она его искренне любит – как бедная Лиза – Эраста? – предположил Лагунин.

– О, пылкий юноша, начитавшийся сентиментальных романов, – усмехнулся в сторону корнета Заборский. – В жизни чаще всего бывает иначе, и кроткие с виду голубицы на поверку оказываются когтистыми ястребами.

– И кто же сия хищница? – весело спросил один из гусаров. – Уж не та ли девица, которая…

– Тсс… – приложил палец к губам Заборский. – Пока не надо об этом говорить, поскольку не утрачена надежда, что простак образумится.

Еще гусары прикидывали, о ком идет речь, как вдруг прозвучал вопрос Призванова, заданный резким, отрывистым тоном:

– И от кого старый барин прижил эту дочь? От какой-нибудь торговки, кабатчицы?

– Еще хуже, – махнул рукой Заборский. – От крепостной девки, от мужички, которая окрутила старика и передала подобное умение своей дочери.

– Да… эти незаконные дети иногда бывают очень прыткими, – невесело усмехнулся Призванов. – Порой даже ухитряются оттеснить от родителей их законных детей. Помните историю Эдмунда и Эдгара из «Короля Лира»?

Внимательно поглядев на графа, Якимов покачал головой:

– Такой истории мы не знаем, но, сдается мне, что вы и о себе говорите.

Призванов осушил стакан вина и не смог удержаться от откровенности:

– Да, у меня тоже происходит нечто подобное. Мой отец еще при жизни матери сблизился с вдовой одного торговца, и у них родился сын. Пока мать была жива, отец это скрывал, но после ее смерти забрал мальчишку в наш дом. Любовница его в то время уже ждала второго, но умерла при родах, и ребенок умер. А братец мой единокровный… во всяком случае отец верит, что он единокровный… братец остался жить у нас в доме и, будучи младше меня на восемь лет, все время находился при отце, покуда я был на военной службе в постоянных отъездах. Сей незаконный отпрыск хитер не по годам, да и среди слуг всегда найдет шпиона, так что до отца неизвестно какими путями доходят слухи и подметные письма о моем расточительстве, разврате, кутежах и прочих безобразиях. Не удивлюсь, если кончится тем, что родитель лишит меня и отцовской любви, и отцовского наследства в пользу брата.

Заборский слушал Призванова с особым вниманием, а когда граф замолчал, тут же предложил ему и всем остальным славный способ развеяться – карты. Гусары согласились и доверили Заборскому, как самому опытному игроку, прометать банк. Призванов был среди понтеров и сразу же выиграл крупную сумму. После выигрыша он вошел в азарт и стал один понтировать против Заборского, который сетовал, что фортуна, видно, решила в этот вечер отвернуться от него в пользу гостя. Потом Призванов поставил на все выигранные деньги, но удача вдруг оказалась не на его стороне. Однако остановиться граф уже не мог, и кончилось тем, что он проиграл всю имевшуюся у него наличность, да еще и сверх того.

Наконец, опомнившись, он встал из-за стола и пообещал Заборскому, что остальной проигрыш отдаст в течение двух дней. Гусары с любопытством посматривали на графа, видя его явное смущение, но Заборский быстро прервал неловкую паузу:

– Какие пустяки, мы тут часто играем на слово! А в вашем слове ни у кого нет сомнений.

Призванов, сославшись на усталость после дороги, попрощался, чтобы уйти на квартиру, которую подготовил для него слуга. Заборский с Цинбаловым вызвались его проводить.

Скоро все трое уже шли по темной улице, освещаемой лишь луной и редкими в этот поздний час огоньками в окнах.

Не надо было обладать особой проницательностью, чтобы заметить, как испортилось настроение графа после столь ощутительного проигрыша. Очевидно, он затруднялся собрать нужную сумму в ближайшее время, и это его сильно удручало. А Заборский, пытаясь то ли его подбодрить, то ли исподтишка уязвить, пошутил:

– Ваш проигрыш только подтверждает лишний раз поговорку: кому везет в любви, не везет в картах, и наоборот. Многие удачливые игроки, пожалуй, не прочь были бы с вами поменяться. Я ведь видел, какое впечатление вы произвели на наших дам!

– Но сейчас меня это нисколько не тешит, – криво усмехнулся Призванов. – Я уже не в первый раз в проигрыше за последнее время, и деньги мне придется просить у отца. А мой братец воспользуется этим, чтобы снова очернить меня перед родителем… Впрочем, мои трудности вас не касаются, карточный долг – вещь непреложная, и я вам его отдам, чего бы мне это ни стоило.

Заборский, замедлив шаг, тронул Призванова за плечо и проникновенным голосом сказал:

– Ротмистр, мы оба гусары, и я бы не хотел быть причиной вашего несчастья. Можно решить вопрос карточного долга по-другому. Предлагаю вам заключить со мной пари на ту сумму, которую вы проиграли. Мне кажется, выиграть это пари вам будет легче, нежели просить деньги у отца.

– Пари? – граф явно заинтересовался. – И в чем же оно будет заключаться?

– Докажите, что в любви вы столь же удачливы, как я в картах. Попробуйте соблазнить ту хищницу, которая хочет женить на себе простака Горецкого. Можете добиваться своего любыми путями. Главное – не допустить этой свадьбы. Если у вас получится, то я не только прощу вам деньги, проигранные на слово, но и верну ваш наличный проигрыш. – Заборский вытащил из кармана несколько банковых билетов и протянул их Призванову. – Берите, это понадобится вам, чтобы достойно прожить в городе те несколько дней, за время которых вы должны будете выиграть пари.

– Погодите… – немного растерялся Призванов. – Вы это серьезно мне предлагаете?

– Серьезней не бывает! Василий, ты свидетель!

Цинбалов с готовностью кивнул:

– Мы слово держим! Выиграете пари – и все деньги ваши!

– Я слышал, граф, что вы титулованный аристократ со всех сторон, – продолжал Заборский, сверля Призванова пристальным взглядом. – Ведь ваша матушка княжеского рода? Тогда вам тем более должно быть досадно, что всякая чернь стремится влезть в круг благородных людей.

– Кстати, особа, которую мы вам предлагаем разоблачить, – это та самая фурия, которая сегодня чуть не сбила вас с ног, – ввернул Цинбалов.

– Увы, я ее даже не разглядел, – усмехнулся Призванов.

– Она, конечно, недалекая и наглая плебейка, но при этом недурна собой, а потому ваша миссия будет не лишена приятности, – сообщил Заборский. – Ну, что же вы колеблетесь? Неужели думаете, что мне охота расставаться со своими деньгами? Но я готов оказаться в проигрыше, если такой ценой уберегу от западни беднягу Горецкого. А никто, кроме вас, граф, не сможет увлечь девицу за столь короткий срок.

– Кстати, времени у меня даже меньше, чем вы думаете, – заметил Призванов. – Мне еще надо найти одну здешнюю помещицу и передать ей письмо от одной виленской дамы.

– Кто эта помещица? – живо откликнулся Цинбалов. – Я знаю многих помещиков в нашей губернии.

– Это некая Домна Гавриловна Чепурная.

Слова Призванова вызвали самый радостный отклик у его собеседников.

– Вот славное совпадение! Нам всем повезло! – воскликнул Цинбалов. – Особа, о которой идет речь, как раз живет в поместье у Чепурной. Дело в том, что старый барин, отец нашей девицы, – кузен Домны Гавриловны.

– Ниловский? – уточнил Призванов.

– Вы его знали? – разом удивились Заборский и Цинбалов.

– Нет, я не был с ним знаком и не видел его никогда, просто слышал о нем от другой его кузины – той, что живет в Вильно. Это родная сестра Домны Гавриловны, Ольга. Они много лет были в ссоре, но сейчас Ольга Гавриловна больна и очень хочет помириться со своей сестрой.

– А позвольте полюбопытствовать, почему именно вас она попросила передать письмо? – спросил Заборский. – Вы с ней знакомы?

– Мы с ней дальние родственники, но не кровные. У мужа Ольги Гавриловны – Владислава Жеромского – есть младший брат, который женат на сестре моей матери.

– О, видно, эти братья Жеромские не промахи, если взяли в жены таких родовитых дворянок! – присвистнул Цинбалов.

– Наверное, вам известно, отчего Домна и Ольга так крепко рассорились? – обратился Заборский к Призванову.

– Нет, в нашей семье это не обсуждалось. Да я не очень-то и знаком с Ольгой Гавриловной, а видел ее лишь несколько раз, когда бывал в Вильно.

– А может, ты, Василий, что-то знаешь? – повернулся Заборский к Цинбалову.

– В точности не знаю, но слухи доходили, будто бы Домна Гавриловна с сестрой еще в молодости поссорились из-за жениха. Вроде бы сестрица отбила его у Домны, а потом бросила, и он погиб на дуэли. А сама эта сестрица, Ольга, вышла замуж не то за поляка, не то за литвина. Ну а Домна Гавриловна, видно, так ее и не простила. Это уж потом она за Чепурного вышла, а сперва, наверное, горевала по своему жениху.

– Ишь ты какая романическая история, – хмыкнул Заборский. – Кстати, возможно, именно красотка Софи подговаривает Домну Гавриловну не мириться со своей сестрой. Хочет оставаться единственной близкой при тетушке и получить от нее наследство.

– Красотка Софи? Это ее мне предстоит соблазнять? – с усмешкой уточнил Призванов. – И, насколько я понял, скомпрометировать эту барышню вы хотите публично? Но каким же образом?

– О, тут нам и усилий прилагать не придется, – заверил Заборский. – Всегда найдутся любопытные слуги, которые вынесут сор из избы. Говорят, в доме помещицы Софью многие не любят, называют «панянка-байстрючка». Но вам, граф, это ничем не грозит, вы же не будете ее насиловать. Дело обычное: молодой блестящий офицер, перед которым не смогла устоять легкомысленная девица. Конечно, сплетники какое-то время посудачат, но вы ведь уже будете отсюда далеко.

Призванов колебался лишь пару мгновений, потом, подбоченясь одной рукой и щелкнув пальцами другой, воскликнул:

– Черт возьми, мне предстоит неплохое развлечение, за которое я еще получу и выигрыш! Ради этого стоит задержаться здесь денька на три-четыре!

– А для меня это первый случай, когда, заключив пари, я не буду жалеть о проигрыше! – объявил Заборский.

– Аминь, я подтверждаю ваш уговор! – провозгласил Цинбалов, схватив за руки одновременно Призванова и Заборского. – Со своей стороны обещаю всяческое содействие. Например, завтра же могу повезти графа в Старые Липы и представить достопочтенной Домне Гавриловне.

Через несколько шагов Призванов остановился у калитки маленького одноэтажного дома, в котором снял квартиру.

– Скромное жилище для графа, – отметил Заборский.

– Но я ведь собирался съехать отсюда уже послезавтра, поэтому особенно не привередничал, – пожал плечами Призванов.

– Но теперь-то вы задержитесь подольше!

– Задержусь, если только вдруг не прибудет курьер с приказом о военном сборе.

– Тогда нам всем придется сняться с места, – вздохнул Заборский. – Но будем надеяться, что судьба подарит хотя бы недельку. Вы ведь справитесь за недельку, ротмистр?

– Можете не сомневаться: буду штурмовать бастион всеми способами.

– О, бастион по своей натуре не слишком крепок, но заряжен изрядной долей притворства и лукавства, это надо учесть, – подняв палец, объявил Заборский. – Но вы не пожалеете о своем приключении. Ведь вас ждут удовольствия более утонченные, чем в салоне мадам Жужу.

Когда Призванов, распрощавшись со своими провожатыми, скрылся в доме, Цинбалов не удержался от вопроса:

– Скажи, Заборский, для чего тебе понадобилось это пари? Ты в самом деле так радеешь о Горецком? А мне казалось, что он тебе не нравится.

– Так оно и есть. За что бы он мне нравился? Гонористый барчук, нахватавшийся всяких модных теорий. Но я о нем и не радею, совсем наоборот. А его так называемая невеста не нравится мне еще больше.

– Не можешь простить ей пощечину? А я думал, что ты все перевел на шутку…

– Значит, ты плохо знаешь меня, Василий. Всепрощенчество не входит в число моих добродетелей. Люди, уколовшие меня презрением, получат ответный укол… и куда более сильный.

– Я понял: ты нарочно подпоил и обыграл этого красавца графа?

Заборский приостановился и сказал внушительным тоном:

– Обещай молчать и об этом, и о нашем с графом пари. Если проболтаешься – вся затея сорвется и потехи не будет.

– Не сомневайся! Я сыплю словами только там, где надо. А где не надо – буду молчать, даже если напьюсь вдрызг.

– Хорошо. А теперь нужно поторопиться, чтобы весело закончить вечер.

И они пошли обратно по темной улице, уже не останавливаясь и не задерживаясь на разговоры.