Популярная писательница Александра Девиль обладает удивительным талантом. Она способна сделать то, о чем уже многие годы пишут фантасты и мечтают ученые, – она может перенести вас за считаные минуты в другую эпоху, в другую страну, в другую жизнь. Для этого ей не нужны сложные приборы – достаточно листа бумаги и ее необыкновенной власти над словом. Под ее пером самые обычные слова оживают и создают незабываемые, яркие картины, где герои страдают, мечтают и надеются, где дружба побеждает предательство, разлука сменяется встречей, а истинная любовь сокрушает любые препятствия на своем пути.
Эти увлекательные, полные непредсказуемых событий, опасностей и приключений истории пленили сердца десятков тысяч читателей. Каждый роман Александры Девиль становится бестселлером. Уверены, новая книга писательницы не будет исключением. На этот раз поклонников автора ждет полное бурных страстей, дуэлей, сражений и любви начало XIX века.
Казалось бы, госпожа Фортуна благоволит к Софье. Дочь крепостной крестьянки и дворянина природа наделила красотой и обаянием, быстрым умом и врожденным благородством. Отец признал Софью дочерью и дал ей достойное образование. Вот только для дворян и даже для прислуги она оставалась холопкой, бесприданницей, «панянкой-байстрючкой». Девушка и сама понимала, что ни один дворянин не посмотрит в ее сторону, но… Это же так несправедливо! Ведь она говорит по-французски, музицирует, танцует ничуть не хуже дворянских дочерей, она красивее и умнее многих из них. И Софья всей душой верила в чудо – ее полюбит молодой дворянин, она станет его женой и будет счастлива. И мечта осуществилась. Юрий Горецкий, благородный образованный юноша, был очарован юной красавицей. Они помолвлены, тетушка Софьи дала согласие на их брак. Осталось убедить только мать Юрия. Молодой человек уверен, что она не станет препятствовать его счастью. Однако оказалось, что у Юрия есть «друзья», которые не одобряют такой легкомысленный, с их точки зрения, поступок, как женитьба на дочери холопки. Их орудием становится граф Даниил Призванов, ротмистр гусарского полка. Чтобы покрыть карточный долг, он берется соблазнить девицу, которую ему описали как зазнавшуюся холопку, мнящую себя благородной дамой и стремящуюся принудить легковерного дворянина жениться на ней. Даниил сумел погасить этот карточный долг и разбил сердце Софьи. Юрий Горецкий отказался от неверной невесты, а девушка не смогла оправдаться перед возлюбленным. Ведь в руках Призванова оказалось компрометирующее ее письмо, и если бы она обвинила его в бесчестном поступке, он предал бы ее послание огласке. Так Софья узнала, что исписанный клочок бумаги может сломать жизнь, убить любовь, бросить в пучину позора и отчаяния.
Прошло много времени, и вновь ее жизнь изменилась благодаря письму. На этот раз оно подарило ей надежду. Что же будет написано в третьем письме, которое сыграет в ее судьбе решающую роль?
Люди, умудренные опытом, знают, что судьба ничего не дает просто так, и счастливые минуты приходят лишь после многих испытаний и ошибок. Но люди юные и наивные, не знающие толком ни жизни, ни самих себя, порою искренне верят, что могут стать избранниками счастья только потому, что горячо его жаждут всей своей открытой душой.
«Неужели это сбывается в моей судьбе?… – мысленно проговаривала Софья, сбегая по тропинке к пруду. – Неужели скоро я, дочь крепостной крестьянки, стану женой дворянина, получу его фамилию, уеду туда, где никто не попрекнет меня моим происхождением? Взаимная любовь, супружество, положение в обществе – разве не об этом я мечтала? Значит, я достойна своего счастья? А почему бы и нет?»
Она присела у обрывистого берега, наклонившись над зеркальной поверхностью пруда. Оттуда на нее смотрела юная девушка с нежным лицом в обрамлении волнистых каштановых волос, с большими темно-янтарными глазами, светившимися радостным торжеством.
«Что это я себя разглядываю, словно какая-нибудь Аленушка из сказки?» – усмехнулась Софья своему отражению, которое так же, как любое зеркало, убеждало девушку в ее внезапно расцветшей красоте. Она игриво провела веткой черемухи по гладкой поверхности воды и, взбежав на пригорок, пошла среди деревьев старинного сада, переходящего в лес. Здесь была граница владений помещицы Домны Гавриловны Чепурной – родственницы и опекунши, в имении которой девушка жила с восьми лет.
Яркий летний день своими красками, звуками и запахами соответствовал приподнятому настроению Софьи. Начало июня 1812 года выдалось на редкость погожим, и девушку радовало все вокруг: свежесть листьев и трав, разноцветная россыпь полевых цветов, зеленеющая нива, щебетание птиц, порывы душистого ветерка, влекущего по чистой голубизне неба легкие парусники полупрозрачных облаков. Если и мелькали у девушки мысли о каких-то отдаленных ненастьях и грозах, она старалась их отгонять. В эти минуты Софья с юной наивностью верила, что впереди ее ждет прекрасный новый мир и в нем позабудутся те печали, которых немало было в ее семнадцатилетней жизни…
Она явилась на свет как внебрачное дитя богатого помещика Ивана Григорьевича Ниловского и его крепостной крестьянки, красавицы Мавры, рожденное, когда Ниловскому было уже далеко за сорок и он четыре года как вдовел. Его законные дети Людмила и Павел, так же, как родственники и соседи, осуждали Ивана Григорьевича, и он не смог переступить через их мнение и нарушить вековые обычаи, а потому не сделал Мавру своей женой. Но и крестьянкой или служанкой она не осталась, а жила в господском доме на положении экономки.
Так продолжалось несколько лет, а потом случилась беда: Мавру нашли зарезанной в саду у ручья. Убийцей оказался ее прежний жених, лихой цыганистый парень Яшка, который угодил на каторгу за год до того, как Мавра сошлась с барином. Наверное, он убил ее из ревности или из-за того, что Мавра отказалась покинуть Ивана Григорьевича и уехать с ним. Ниловский сам, не прибегая к помощи полицейских приставов, организовал поимку убийцы и собственноручно застрелил его на краю своих владений.
После смерти Мавры Иван Григорьевич словно постарел сразу на много лет, и прежняя бодрость и здоровье к нему уже не вернулись. Ему стало тягостно постоянно жить в Ниловке – своем родовом гнезде недалеко от Москвы, и он чаще проводил время в разъездах. А еще он всерьез задумался о будущности маленькой Сони, которая в случае его смерти осталась бы беззащитной сиротой. Первым делом Иван Григорьевич оформил дочери вольную, – хотя фамилию свою не решился ей дать, записал девочку Софьей Ивановной Мавриной. Затем перевез дочь к своей двоюродной сестре Домне Чепурной, в ее имение Старые Липы под Харьковом. Домна Гавриловна, бездетная вдова, не отказалась позаботиться о воспитании Софьи – тем более что Иван Григорьевич не скупился на учителей для способной девочки. Сам он постоянно навещал имение своей кузины и лично занимался образованием дочери, привозил ей книги и журналы, рассказывал о дальних странах и больших городах, а когда она подросла, свозил ее в Москву и Петербург. Возможно, у него были свои планы на устройство ее судьбы, но осуществить их Иван Григорьевич не успел, потому что скоропостижно скончался, когда девочке едва исполнилось четырнадцать лет. Завещание его почему-то не было найдено, и, таким образом, Соне досталось лишь несколько подаренных отцом драгоценных вещиц и купленное на ее имя крохотное имение на берегу Донца, которым до совершеннолетия девочки должна была управлять ее опекунша. Основное же состояние Ниловского – земли, ассигнации, дома в Москве и Петербурге – достались его законным детям.
Впрочем, вопросы наследства не волновали юную Соню, горевавшую лишь о потере самого родного и близкого ей человека. Она тем острее чувствовала свое сиротство, чем чаще стала слышать шепотки у себя за спиной и ехидные намеки в глаза. Иван Григорьевич, перевозя дочку в имение кузины, надеялся, что здесь никто не узнает о тайне ее происхождения. Но слухи, словно юркие ядовитые змейки, переползли на новое место, и скоро мало для кого в округе происхождение Софьи оставалось секретом. Пока был жив Ниловский, об этом говорить не решались, но после его смерти у многих сплетников развязались языки. Софья не подавала виду, что ее задевают пренебрежительные выпады и намеки, но в душе глубоко страдала, – тем более что полученное благодаря отцу образование сделало ее чувствительной и гордой.
Между тем даже тетушка Домна Гавриловна, которая успела привязаться к девушке и по-своему ее полюбить, не упускала случая напомнить, что Софья должна знать свое место и не питать иллюзий, мечтая о высоком положении в обществе. Опекунша не раз намекала, что девушка из-за своего происхождения не может рассчитывать на брак со знатным дворянином, что для нее хорошей партией будет какой-нибудь состоятельный купец или мещанин, и весьма рассердилась, когда однажды юная Соня решительно отказала в сватовстве богатому купцу из Богодухова.
Сейчас, вспоминая этот эпизод, Софья улыбалась в предвкушении того, как объявит тетушке о предстоящей помолвке с Юрием Горецким. А в том, что такая помолвка состоится, у девушки не было сомнений: ведь третьего дня Юрий сделал ей предложение, и сегодня она обещала дать ему ответ. Софья сразу, с первой минуты, хотела ответить радостным согласием, но сдержалась, попросила небольшой отсрочки лишь для того, чтобы молодой человек понял, что она не стремится воспользоваться его сердечным порывом, а предоставляет ему время еще раз все обдумать. Но сегодня, совсем скоро, она скажет «Да!», и вслед за тем он придет просить ее руки у Домны Гавриловны. Только бы не было препятствий со стороны его матери и дяди… но Юрий уверял, что не сомневается в их благосклонности.
Охваченная радостным волнением, девушка не шла, а скорее летела по просеке, разделяющей парк тетушкиного имения и лес соседского помещика Обрубова. Дальше начиналась дорога к приходской церкви, невдалеке от которой у Софьи с Юрием было назначено свидание.
И вдруг совсем рядом из-за деревьев раздался тихий голос, заставивший девушку невольно вздрогнуть:
– Барышня, а барышня! Подите-ка сюда!
Оглянувшись, Софья встретила пристальный взгляд лесной отшельницы Акулины. Глаза этого странного создания сверкали из тени зарослей, словно два тревожных огонька.
– Что тебе надо? – насторожилась Софья.
– Хочу поблагодарить вас за вчерашнее. За то, что спасли меня от тех диких баб.
– В следующий раз будь осторожнее. А лучше тебе уйти подальше от Обрубовки, там люди темные, озлобленные, они тебя еще не раз могут обвинить в своих бедах.
Софья невольно нахмурилась, вспомнив неприятное происшествие. Вчера она бродила примерно по этим же местам, между лесом и прудом, когда вдруг услышала пронзительные женские вопли и проклятия. Девушка не удивилась, поскольку драки и скандалы были частым явлением в деревне нерадивого барина Обрубова, который годами не приезжал из столиц, сбросив все дела на управляющего – самодура и пьяницу, что привело к обнищанию и озлоблению его крестьян. Однако на этот раз причиной шума оказались не тиранские выходки управителя и не семейные или соседские ссоры крестьян, а нечто другое. Софья увидела толпу разъяренных баб, которые, размахивая кулаками и палками, гнались за растрепанной и оборванной Акулиной – этой странной лесной отшельницей, у которой была слава не то знахарки, не то колдуньи. Никто не ведал, откуда она пришла в здешние места, где и как живет, чем занимается. Впрочем, иногда она являлась в селения и даже помогала лечить больных травами и заговорами, получая в уплату еду и какое-то тряпье. Многие побаивались ее острого взгляда и странного говора, старались обходить стороной, хотя Акулина была вполне безобидна. Однако во времена несчастий, болезней, неурожая или падежа скота такие женщины, как Акулина, могли стать удобной мишенью для темных людей, которые хотели выместить на ком-то свою злобу, досаду и отчаяние.
Понимая, что расправа над отшельницей может оказаться свирепой и кровавой, Софья с предостерегающим криком стала на пути преследовательниц, благодаря чему Акулина успела юркнуть в укрытие лесных зарослей. Бабы угрюмо зашумели, но все же остановились, невольно робея перед барышней. Потом самые бойкие и злые принялись доказывать Софье, что «Акулька – ведьма!», и девушке стоило немалых усилий убедить их в том, что, убив или покалечив Акулину, они не только совершат тяжкий грех, но и могут попасть под суд. Также она пообещала им написать барину Обрубову жалобу на его управителя. Когда преследовательницы угомонились и ушли восвояси, Софья вздохнула с облегчением, словно сбросила с плеч тяжелую ношу. Она сочувствовала этим женщинам, задавленным бесправием и нуждой. В конце концов, если бы обстоятельства ее жизни сложились иначе, она тоже могла бы быть такой же, как они, – темной, забитой и невежественной. Ей было страшно подумать об этом. Вернувшись домой, Софья рассказала о происшествии Домне Гавриловне, и та, повозмущавшись, поручила своему управителю Евсею составить жалобу на соседские беспорядки – тем более что у Евсея брат работал в уездной полиции.
А Софья, захваченная собственными волнующими переживаниями, скоро и думать забыла о неприятном эпизоде, и сегодняшнее появление лесной отшельницы показалось ей совсем неуместным. Однако отмахнуться от Акулины с ее непрошеной благодарностью она почему-то не могла.
Лесная жительница, словно угадав мысли девушки, покачала головой:
– Не торопитесь уходить, барышня, хотя вижу, что вам не до меня. А все же выслушайте Акульку, Акулька не ведьма, хотя многое ведает о людях.
Софья более внимательно и с невольным интересом вгляделась в лицо отшельницы, которую до этого едва окидывала рассеянным взглядом. Несмотря на грубое рубище и лохматые волосы, Акулина была совсем не урод и не старуха, а женщина средних лет, с лицом, хранившим следы былой привлекательности, с большими глазами желтоватого оттенка, в которых светился живой ум и какая-то странная проницательность, словно она видела собеседника насквозь.
– Ну, говори, что ты мне хотела сказать? – Софья нетерпеливо переступила с ноги на ногу. – Если собираешься погадать, то мне этого не надо, я в гадания не верю.
– Все девушки верят гаданиям, а ты не веришь… Необычная ты барышня. – Акулина слегка улыбнулась. – Да я и не предлагаю гадать. Я знахарка, а не колдунья. Могу дать тебе лечебных трав, но их и так у твоей тетушки предостаточно. А возьми-ка ты лучше вот это…
Отшельница вытащила из-за пазухи нечто завернутое в чистую тряпицу и протянула Софье. Странным подарком лесной жительницы оказался плоский овальный камень серовато-белого цвета с сизыми прожилками и отверстием посередине, в которое на петельке был продет шнурок, так что неприметный камушек можно было носить как медальон.
Заметив скептический взгляд Софьи, Акулина качнула головой:
– Ты не гляди, что он невзрачен. Это камень непростой. Он мне от мудрой женщины достался, а ей по наследству перешел от далеких пращуров, с незапамятных времен. Говорят, его какая-то древняя богиня заколдовала, которая судьбами людскими ведала, мужчин с женщинами соединяла. Этот камушек может подсказать девушке, кто ее суженый. Сейчас он неприметный, тусклый, но, когда девушка, которая его носит на груди, встретит свою судьбу, камушек засверкает, словно алмаз, и потеплеет, как любящее сердце. Так что помни, барышня: ежели при встрече с каким-нибудь мужчиной от камушка этого пойдет тепло и сияние – значит, перед тобой – твой суженый, назначенный тебе небесами!
– И много раз этот камень сверкал и теплел? – недоверчиво усмехнулась Софья. – Ты сама на себе испытала его волшебство? Помог он тебе найти суженого?
– Нет, у меня он не засиял ни разу, – вздохнула Акулина. – Но это только потому, что не встретила я свою судьбу. Не каждой женщине и не каждому мужчине выпадает найти свою половинку.
– А привораживать этот камень не умеет?
– Зачем? Свою судьбу не надо привораживать. Привораживать надо чужую, а свою надо только найти и узнать. А у тебя есть судьба, я чувствую это.
– А я не вижу толку в подобном талисмане, – пожала плечами Софья. – Ведь, если я полюблю человека, то неужто буду смотреть, сверкнет камень или нет? А если какой человек мне не люб, так и волшебный камень его полюбить не заставит.
– Одно дело – глупая девичья любовь, а совсем другое – женская судьба, – рассудительным тоном заметила Акулина. – Бывает, люди проходят рядом по улице или встречаются в толпе – и не знают, что они созданы друг для друга, что только вместе им и будет хорошо. А тот, которого родители сосватают, или тот, который девичью голову закружит, может и не принести в жизни счастья, а одну лишь маету… Всякое ведь бывает, судьбу не угадаешь, а подсказать некому. Но мой камушек – подсказчик, он тебе обязательно когда-нибудь сердце успокоит. Носи его, не сомневайся, вреда не будет, я с благими пожеланиями его тебе дарю. А еще мне сказывали, будто за этим камнем судьбы тянется пояс любви. Только не ведаю, что это означает…
– Пояс любви? А за поясом любви, наверное, тянется шлейф счастья? – усмехнулась Софья.
– Не смейся, девушка!
Глаза Акулины внезапно сверкнули каким-то орлиным блеском, и Софья, на мгновение смутившись, поспешила сказать:
– Ну что ж, спасибо, Акулина, будь здорова. А мне пора, прощай.
Чтобы не обидеть знахарку, искренне желавшую отблагодарить барышню, Софья тут же надела на шею ее подарок, спрятав камушек под платьем и прикрыв его сверху косынкой. Пройдя несколько шагов и оглянувшись, она увидела, что Акулина уже скрылась в лесу. Софье вдруг почему-то подумалось, что она никогда больше не увидит странную отшельницу, которая теперь уйдет далеко отсюда, и девушка невольно вздохнула.
Чем ближе было место назначенной встречи, тем чаще и сильнее билось девичье сердце, волнуясь: а вдруг он не придет? А вдруг ему что-то помешает? А вдруг его чувства – обман?…
Но вот из-за рощицы за холмом засияли купола приходской церкви, открылась дорога, и Софья вздохнула с облегчением, увидев еще издали стройную мужскую фигуру в оливковом сюртуке. Юрий ждал ее в условленном месте, под раскидистым дубом, возле которого еще сохранились камни старинной часовни, заброшенной после того, как была построена церковь. Словно почувствовав появление девушки, молодой человек порывисто к ней обернулся, его темно-пепельные волосы колыхнулись на ветру и заблестели в лучах солнца серебристыми искрами. Несмотря на штатский костюм и кудри до плеч, можно было догадаться, что Горецкий еще не так давно носил эполеты, о чем свидетельствовала его военная выправка, четкие движения и строгий черный галстук. Софья знала, что Юрий ушел в отставку год назад, когда умер его отец и заболела мать. Молодой человек взял на себя заботу о больной матери, незамужней сестре и фамильном поместье, управлять которым обеим женщинам оказалось не под силу. Теперь его сестра была замужем, здоровье матери подправилось, но делами имения она по-прежнему не занималась и, будучи женщиной очень набожной, после смерти мужа окончательно переселилась в Киев, поближе к Печерской лавре.
В Киеве-то три месяца назад и произошло знакомство Софьи с Юрием…
Девушка хорошо запомнила тот день, когда тетушка взяла ее с собой в киевский театр. Поначалу Домна Гавриловна собиралась посещать в древнем стольном граде лишь святые места, однако привитая ей смолоду любовь к изящным искусствам возобладала над ханжеской строгостью, обуявшей ее в пожилые годы, и она решила побывать в недавно построенном театре, по случаю открытия которого Конная площадь была переименована в Театральную. Надпись на занавесе театра гласила: «Смех очищает нравы», но в тот день давали не комедию, а трагедию – «Отелло» Шекспира, в которой заняты были именитые гастролеры из императорской труппы. Роль Дездемоны исполняла красавица актриса Екатерина Семенова, прославившаяся на сценах Петербурга и Москвы и, по мнению многих театралов, не уступавшая знаменитой французской актрисе Жорж. Игра Семеновой, трогательно изобразившей драму любящей и несправедливо обвиненной женщины, потрясла Софью до слез, и, глядя безотрывно на сцену, девушка не заметила, что сама является объектом внимания красивого молодого человека, сидящего в партере.
Когда о…