Плач по мечте

========== Глава 4 ==========

— Я родился в тридцать седьмом в Ростове. Когда случилось быть войне, я был слишком мал. Отец занимал хорошую должность на сталелитейном. Потерял руку в гражданскую, подорвавшись на мине, и был непригоден к военной службе, поэтому на фронт его не взяли. Всю нашу семью эвакуировали в тыл, — старик отхлебнул из чашки горячего чая и откусил кусок печенья. — После войны всей семьей вернулись в Ростов, где я окончил школу и поступил в архитектурный институт. Ми были молоды и верили, что нашими руками будет построено светлое будущее. Еще в институте я начал активно участвовать в комсомольской жизни, и благодаря этому моя карьера таки быстро пошла в гору. В шестьдесят втором я вступил в партию, и меня перевели в столицу. Так в возрасте двадцати восьми лет я оказался тут в качестве ведущего архитектора Гос… Строй… Ай вей, позабил название конторы, — дед шлепнул себя по лбу.

— Так ты типа партийный? — хмыкнул Артем.

— В то время быть партейным значило карьеру и уважение. Для еврея с Ростова это было большой удачей. Мне было тридцать пять, когда случился тот несчастний случай. Я приехал принимать очередной объект. Там еще вовсю шли отделочные работы. Что-то случилось с краном, и длинная бетонная балка полетела точно в меня. Если бы позади меня была стена, то меня раздавило бы, как таракана тапком. К счастью, балка только сильно ударила меня в живот, сломав несколько ребер и устроив мне внутреннее кровотечение. Но она таки меня убила. Я умир на целых пять минут.

Старик снова отхлебнул чай.

— Потом были несколько тяжелых операций и месяци больници. Через год лечения меня отправили для восстановления в ЦКовский санаторий. Он находился в бывшей усадьбе Голицыных. Сейчас это город, а тогда был еще пригородом. Именно там, в заброшенной котельной, я и нашел портал. Он вывел меня в далекий двадцать седьмой год. В свои первие путешествия я просто бродил по поместью князей Голицыных, разглядывая сорванние дорогие обои, разбитую и полусгнившую мебель и осколки когда-то дорогого сервизу. Только на третий или четвертый раз моего посешения прошлого я решился добраться до города, — старик поставил чашку на тумбочку. — Темочка, посмотри там в комоде альбом.

— Дед, не надо меня называть по имени, — нахмурился Артем, — я Псих, понял?

— Молодой человек, — покачал седой головой старик, — ви ж не собака, шоб на клички отзиваться. И не надо стесняться имени, которое вам дано матерью. Принеси мне альбом, Артем.

Артем послушно встал, открыл верхний ящик кривого комода, и на него пахнуло запахом лаванды и столярного клея. Он сразу нашел большой фотоальбом, обшитый синим кожзаменителем. Старик принял из его рук альбом с осторожностью, любовью и нежностью, как принимают новорожденного ребенка.

— Это был сентябрь двадцать седьмого. Было тепло, но шел мелкий дожьдь. Я шел по улицам города, пытаясь узнать знакомые места, и тут я встретил ее… Мою Розочку! Я помню этот момент, как сейчас. На ней было платьице в мелкие синие цветочки, вязаная голубая кофточка и черные туфельки. Она была такой милой и нежьной, как те цветы на ее платье. Она держала в руке большой черный зонт, а второй рукой ловила в воздухе капельки дожьдя с него, — старик грустно улыбнулся, — это была любов с первого взгляда, как в кино. Мы познакомились и провели чудесный вечер, сидя под навесом уличного ресторанчика. Денег у меня не было, но Розочка сказала, что она заплатит, а я ей в следующий раз все отдам. Я понял, что это намек на ишо одну встречу, — Линдерман открыл альбом и достал оттуда наклеенную на картон фотографию с обгрызенными пожелтевшими краями. С нее Артему улыбалась худенькая черноволосая девушка лет двадцати пяти. Она не была красавицей, да и художник, раскрасивший фото, местами перестарался. Красивые полные губы девушки были ярко-красного цвета. Неудачно наложенные тени делали ее и без того длинный нос еще длиннее. Единственным, чего не коснулась рука ретушера, были глаза. Они были огромными и почти черными. Их обрамляли длинные ресницы, загибавшиеся вверх почти до самых бровей. — Правда, она у меня красавица? — улыбнулся старик, любовно глядя на фото. — Знаешь, о чем я жалел всю жизнь? — его крючковатый палец нежно погладил лицо девушки.

— Что ее рядом нет? — предположил Артем.

— Не совсем ее рядом, скорее меня с ней рядом. Нет, не о том я жалею, Темочка. Не о том. Я никогда не видел своего ребенка. Мы поженились через год. Не буду рассказывать, как ее дядька состряпал мне поддельные документы. Как я устроился в строительную артель. Как мы с ней въехали в эту маленькую квартирку. Как нам принесли сюда этот самый шкап и мы немного поругались, потому что не могли решить, куда его поставить, — старик положил фото между страниц альбома, — я не выходил из прошлого полтора года. Я знал, что, если выйду и зайду обратно, она меня не вспомнит. Тогда я уже знал, как устроено прошлое. Но я не знал другого… В тот самый миг, когда в этой самой комнате мой родившийся ребенок сделал первый вдох, прошлое выбросило меня назад. В мое время. И портал для меня закрылся навсегда, — старик закрыл глаза и устало откинулся на подушку.

— Может, ты поспишь, дед? — Артем поправил ему подушку.

— Темочка… Ты себе представить не можешь, как я страдал. Я прочитал кучу литературы про путешествия во времени. В основном это была беллетристика и фантастика. Чистый вымысел. Однажды мне удалось попасть в закрытый зал Ленинской библиотеки, и именно там мне попалась книга французского уфолога Жюва Мотье. Я сразу понял, что он тоже был там… в прошлом. Все то, что он писал, я тоже знал и видел воотчию. Но ему удалось разгадать еще одну из загадок портала. Он появлялся в том месте, где прошлое было изменено. И тут я понял, где именно находится новый открывшийся портал. Он был тут, в этой квартире и я задался целью купить ее. Я уехал на север и проработал там семь лет, в нечеловеческих условиях строя города. Увы… этих денег было мало, и мне пришлось еще несколько лет трудиться на сталелитейном, как и отцу. В результате двадцать лет назад я наконец-таки купил ее, переплатив хозяевам примерно вдвое. Но не это самое страшное. Страшнее было то, что я не нашел тут портал. Я изучил и облазил всю квартиру и даже вызвал рабочих, чтобы они отодвинули от стены шкап, который чудом оставался стоять у стены. Портала не было.

— Так это шкаф Розы? — удивился Артем.

— Верно, — кивнул старик, — когда его отодвинули, я увидел те самые обои, которые сам клеил в далеком двадцать восьмом. Его с тех пор не отодвигали. Да и тогда, когда я искал портал, его с трудом сдвинули пятеро рабочих.

— Так чего дальше было? — Артем от нетерпения заерзал на стуле.

— Я стал искать информацию про Розочку и открыл для себя огромный мир интернета.

— Так ты продвинутый дед? — засмеялся Артем.

— Я узнал, что во время войны в дом попала бомба, но я также узнал, что дом рухнул намного правее нашей квартиры. Жильцы разъехались по друзьям и родственникам. Тех, кому некуда было ехать, переселили во временные бараки. Потом я вычитал про случившийся еврейский погром. Прочитал фамилии погибших, и там… — старик снова закрыл глаза, и по морщинистому желтому лицу потекла слеза, — она погибла в том погроме. Четырнадцатого августа сорок шестого года.

— Дед… ты это… — забеспокоился Артем, — не того, смотри.

— Иди домой, Темочка! Я хочу немножечко побить один, — тихо отозвался старик.

На следующий день старику стало плохо, и Артем снова вызвал скорую. Старик таял на глазах. Его речь стала несвязной. Он практически ничего не ел. Его и без того сиплое дыхание прерывалось тяжелыми приступами кашля. Линдерман смотрел на все вокруг невидящими глазами и реагировал только на приходы Артема, тихо шелестя пересохшими губами слово «сынок». Через неделю Иосифа Линдермана не стало.

Старик позаботился о своих похоронах. В тумбочке лежала книжка на предъявителя с кругленькой суммой и бумага на владение участком на еврейском кладбище. В шкафу висел старый, но чистый и выглаженный костюм.

На похороны старика пришли только Артем и соседка, сердобольная тетя Света. Прощаясь со стариком на старом еврейском кладбище, Артем вложил в его руки потрепанную фотографию, наклеенную на картон. Когда гроб закопали, они с тетей Светой выпили по рюмке водки и закусили ее соленым огурцом.

— Ты зайди в его квартиру. Возьми что-нибудь на память, — сказала Артему женщина.

Артем вошел в знакомый двор, поправил бутылку водки во внутреннем кармане куртки и пошлепал по лужам вдоль дома.

— Эй! Псих! Шц… подь сюда! — услышал он знакомый голос из-под детского гриба. Артем развернулся, подошел к друзьям и сел на мокрую от дождя деревянную скамью. — Ну чо? — начал разговор Шланг. — Дед оставил тебе чего? Или ты за просто так за ним говно убирал?

Артем достал из кармана бутылку, отхлебнул из горла водки и убрал ее обратно.

— Шланг… Хм… А как твое имя, Шланг? — спросил Артем друга.

— Ну, Серега, — удивленно пожал плечами Шланг.

Артем встал со скамьи и повернулся в сторону дороги.

— Не так мы живем, Серега. На клички собачьи откликаемся, — задумчиво сказал Артем, не оборачиваясь, — нельзя стесняться имен, которые нам дали матери, — и с этими словами направился в сторону подъезда.

Он стоял посреди квартиры с открытой бутылкой водки в руках и злился. Он злился на себя, за то, что его жизнь такая серая и унылая. Злился на друзей, которых интересует только бухло и бабы. Злился на старика, за то, что тот бросил его.

Всего за несколько месяцев старик заполнил в душе Артема пустоту. Он приоткрыл перед ним дверь в совершенно другой мир, полный красивых, смелых и целеустремленных людей.

Артем допил последний глоток водки, бросил бутылку на пол, сел на пустую кровать старика и заплакал.

— Чертов старый еврей! Зачем ты тогда не вызвал ментов? Что мне теперь делать? — Артем со злостью бил кулаками в пустую подушку.

От ударов подушка упала на пол. Под ней лежал большой конверт с корявой надписью карандашом: «Артему Сергеевичу Караваеву». В конверте была дарственная на квартиру и маленькая монетка на черной веревке, которую старик всегда носил на шее.