Племянница маркизы

18

— Трис! — Жислен выронила кисть и бросилась к нему в объятия. — Я думала, мы увидимся только послезавтра, в «Мимозе», во время представления твоей супруги. Сегодня я тебя совсем не ожидала!

— И ошиблась, — он рассмеялся и запечатлел на губах графини такой долгий поцелуй, пока ей хватало дыхания. Потом Тристан начал развязывать ленты перепачканного красками платья, в котором она занималась живописью.

— Это какая по счету картина с розами?

— Я уже перестала считать. А тебе пришлось бы больше по вкусу, если бы я рисовала римские оргии с живых моделей?

— Трудно сказать, но если одной из них буду я…

Пальцы Жислен потянулись к его рубашке, в то время как он просто спустил с плеч ее глубоко декольтированное платье. Графиня грациозно переступила через ворох ткани у своих ног и вызывающе взглянула на Тристана. Увидев ее в чулках и атласном корсете, он перестал владеть собой.

Де Рассак стремительно оттеснил ее назад и усадил на стоящий у стены комод. Жислен, смеясь, запротестовала, но потом ее протест сменился страстными стонами.

Трис закрыл глаза. Страсть почти лишила его разума. Он впился в ее губы. Кровь бушевала в его жилах, заставляя поддаваться почти животному инстинкту.

Еще никогда он не овладевал ею так агрессивно. Но сейчас его охватило неистовство, полностью лишив контроля над собой. Он достиг экстаза прежде, чем смог предотвратить его, прежде, чем довел Жислен до высшей точки наслаждения.

Нога графини скользнула с его руки, а голова склонилась к стене. Тристан задыхался, пытаясь успокоить неистово стучащее сердце.

Жислен погладила возлюбленного по спине и провела рукой по его волосам:

— Ты так скучал по мне? — спросила она глухим голосом.

Тристан внутренне содрогнулся. Если бы это было так! Он думал, что все опять станет как прежде, когда он снова заключит Жислен в объятия, но ошибался. В мечтах его преследовала Мари. Все шло не так, как расчитывал шевалье. Он ожидал, что женщина, на которой он женился в Версале, в возмущении укроется за надменностью и отчуждением, что она, плача и причитая о своей судьбе, возненавидит «Мимозу».

Но все получилось совершенно иначе. Мари не жаловалась, не изображала обмороков, но начала превращать дом в семейное жилище. Она сидела за столом вместе с остальными, смеялась их шуткам и хвалила кухарку. Трой стал меньше пить и вел себя значительно обходительнее.

Мари оказалась не той женщиной, какой была в Версале, и слова: «Вы называете меня шлюхой, не думая о том, что шлюхой сделали меня сами» все сильнее мучили его. Что бы он ни говорил, но ее мечты, возможно, имели шанс стать реальностью. Если бы только он не вторгся в ее жизнь.

Но думать об этом было уже слишком поздно.

Тристан считал, что сможет ненавидеть жену за то, чем она была, и за то, что сделала с ним. Но он не мог. С каждым часом, который проводил с ней, он узнавал ее все лучше.

Все же Мари преподала ему урок, который он смог в последнюю секунду выучить. Она без колебаний готова была пустить в ход свое главное оружие, если считала это уместным, даже если речь шла просто о рулоне полотна. Это был единственный пункт, в котором Тристан не ошибся. Мари сознавала свою власть над ним, хотя не знала о том, что с каждым днем эта власть становится все сильнее.

Жислен нежно отстранила его от себя:

— Давай пойдем в постель. Я ценю дикую страсть, но удобства люблю не меньше.

Тристан отпустил графиню:

— Как пожелаешь!

Она смотрела на возлюбленного, вскинув брови:

— Трис, что-то случилось?

— Нет-нет, я… — он заставил себя улыбнуться, — …меня самого все это застало врасплох. Дай мне пару минут.

Жислен взяла его руку, и они вместе прошли в спальню:

— Сколько захочешь.

Там она повернулась к нему спиной, чтобы он мог распустить ее корсет, а потом вытянулась рядом. Пальцы графини поглаживали его грудь, и он начал расслабляться.

— Она знает про нас?

Тристану понадобилось мгновение, чтобы понять, о ком говорит Жислен:

— Ты имеешь в виду Мари? Нет. Откуда ей знать о нас?

— Тогда хорошо. Знаешь ли, я не люблю публичных сцен.

— Так же, как и я.

Жислен притянула его голову к себе:

— Очень хорошо. Тогда обратимся к сценам более приятным.

Мари взволнованно обходила помещения, украшенные по случаю приема. Трой сказал ей, что ожидается около двадцати человек. К радости молодой хозяйки, Сюзанн явилась к ней и обсудила меню. Вместе с Фанеттой они украсили «Мимозу» и достали из витрин лучший фарфор.

Мари была одета в простое изумрудно-зеленое платье из атласа, которое подчеркивало цвет и сияние ее глаз, а волосам придавало оттенок золота.

Она поставила на стол бокалы и вазы с цветами. Сюзанн привела двух девушек из Лассье, которые должны были помогать ей на кухне и сервировать стол вместе с Фанеттой. Когда на столе, даже при всем желании, уже не оставалось ничего, что можно было бы поправить, Мари перешла в гостиную.

По лестнице спускались Тристан и Трой. Оба были в приличествующих случаю костюмах, которые, хотя и выглядели весьма элегантно, все же не могли сравниться с теми нарядами, какие Мари видела в Версале.

В последнюю неделю между ней и Тристаном установилось молчаливое перемирие. Встречаясь, они обходились друг с другом с отстраненной вежливостью. С Троем же, напротив, Мари общалась каждый день — они продолжали заниматься чтением и письмом.

Ей нравились суховатые комментарии деверя и искорки, часто мелькавшие в его глазах. Он вел себя обходительнее, чем Тристан, и с ним Мари могла быть собой. Кроме того, к Трою ее не влекло физически, в отличие от Тристана, а следовательно, во время общения она могла целиком и полностью посвящать себя беседам.

Оба мужчины, разглядывая ее, остановились перед ней. Мари вскинула голову. К подобным, оценивающим взглядам она привыкла в Версале и знала, как на них реагировать. Наконец Трой восхищенно улыбнулся:

— Мари, ты выглядишь волшебно.

— Спасибо, — она подождала, не сделает ли ей комплимент Тристан, но тот уже отвернулся и изучал в большом зеркале свой шейный платок. Молодая женщина почувствовала легкий укол обиды, и это испугало ее больше всего.

Фанетта провела в гостиную первых гостей, и Тристан вышел навстречу супружеской паре:

— Мадам и месье де Карельян! Очень рад, что вы приняли наше приглашение!

Он склонился перед дамой и обменялся рукопожатием с мужчиной:

— Позвольте представить вам мою жену Мари де Рассак.

Мари улыбнулась обоим:

— Очень приятно с вами познакомиться. Ваш веер поистине прекрасен, мадам де Карельян, — добавила она, с восхищением глядя на резной веер в оправе слоновой кости. — У королевы Марии-Терезии в точности такой же.

— В самом деле? — изумленно спросила мадам де Карельян. — Мне он достался от матери. Она родом из Испании, как и наша королева.

— Видите, это не может быть просто случайностью! — воскликнула Мари.

— Вы непременно должны рассказать мне о Версале. Я мечтаю о том, чтобы однажды увидеть его собственными глазами, но Бернара на это не подвигнуть. Он ненавидит долгие поездки.

— Конечно же, я с удовольствием расскажу вам о Версале, но сейчас мне надо встретить других гостей, так что прошу прощения. Позже у нас будет достаточно времени для этого. Если пожелаете, можете пройти в салон. Там готовы прохладительные напитки.

Карельяны удалились в соседнюю комнату, а Мари обратилась к другим новоприбывшим. Она чувствовала себя уверенно — улыбалась, поддерживала разговор, очаровательно выглядела и изображала искренний интерес. Эти навыки молодая женщина приобрела в Версале.

Гости, все без исключения, были супружескими парами, примерно лет тридцати, которые никогда еще не покидали своих родных мест, поэтому они восхищались Мари как экзотическим цветком. Она улыбалась и мило болтала. С очаровательной улыбкой молодая женщина перешла к следующей супружеской паре, рядом с которой стоял Тристан.

Рост мужчины заставлял казаться стоявшую рядом с ним даму еще более хрупкой. Он на целую голову превосходил даже Тристана. Его огромную круглую голову обрамляли золотистые локоны. Руки великана напомнили Мари о пестиках маслобойки у ее родителей, да и все его тело, несмотря на изящную одежду, выглядело неуклюжим. Широко распахнутыми светло-голубыми глазами он уставился на нее, а его рот так и остался слегка приоткрытым. Что-то в нем показа лось мадам де Рассак очень странным.

Затем Мари взглянула на женщину рядом с ним. У нее было овальное лицо с правильными чертами. Голову венчали тяжелые пряди золотисто-каштановых волос, над янтарными глазами изгибались тонкие темные брови. Наряд на незнакомке был значительно дороже, чем у остальных гостей.

— Добро пожаловать в «Мимозу», — улыбнулась Мари, а затем перевела взгляд на Тристана, который представлял гостей:

— Граф и графиня дю Плесси-Ферток.

Улыбка Мари погасла. Женщина очаровательным жестом протянула ей руку:

— Рада познакомиться с вами, мадам де Рассак. Мы с мужем старинные друзья вашего супруга.

Мари резко вздохнула:

— В это я охотно верю, — она быстро обернулась к мужу. — Как ты осмелился ввести в мой дом свою любовницу?

Хотя выражения лица Тристана не изменилось, ей показалось, что он слегка побледнел:

— В первую очередь это мой дом, и я сам решаю, кому сидеть за моим столом.

Мари уперла руки в бока:

— Хорошо. Тогда решай. Она или я. Я не сяду за один стол с твоей шлюхой и не стану делать вид, что мы лучшие подруги.

Жислен кашлянула, и Мари обернулась:

— Мадам де Рассак, не беспокойтесь. Мы уже уезжаем. Я бы никогда не откликнулась на это приглашение, если бы знала, что вы осведомлены о том, какого рода дружба связывает меня с месье де Рассаком. Поверьте, мне не по душе подобные сцены. Желаю вам приятного вечера.

Она взяла под руку мужа, но тот остался стоять как вкопанный:

— Жислен, мы не можем уйти. Трис обещал показать мне маленькую лошадку. Она совсем черная, поэтому ее назвали Дьяболо.

— Пожалуй, в другой раз, Жак, — мягко, но твердо сказала Жислен. — Пойдем.

Мужчина замотал головой и упрямо выпятил нижнюю губу:

— Нет, сейчас. Я хочу посмотреть на лошадку. Я не хочу уходить.

Мари взглянула на него и вспомнила слова Дегре: «Слабоумный супруг, которого подыскали для сестры герцога де Марьясса».

— Я покажу тебе лошадку, Жак. Пойдем, — сказал графу Тристан, не обращая больше внимания на Мари.

Мужчина захлопал в ладоши и радостно засмеялся:

— О да, Трис, я ведь знал, что ты мой друг! Жислен глупая. Она всегда мне все запрещает.

Тристан взял графа за руку:

— Ни за что не поверю, Жак. Разве она запретила тебе сопровождать ее сюда?

— Но она всегда так ругает меня, — продолжал жаловаться Жак. — Если я не говорю ей, куда иду, она на меня кричит. И никогда не позволяет пойти куда-то одному. Меня всегда должен сопровождать Франсуа или еще кто-нибудь, как будто я младенец.

Все трое удалились, а Мари беспомощно смотрела им вслед. Она не раскаивалась в своих словах, но несмотря на это ей стало не по себе. Молодой женщине с трудом удавалось непринужденно улыбаться прибывающим гостям.

Пока они шли к конюшням, Трис и Жислен молчали, лишь Жак трещал, не замолкал ни на минуту. Он взвизгнул от восторга, увидев Дьяболо, и нетерпеливо дернул щеколду, закрывавшую вход в стойло.

Тристан заметил дурное настроение Жислен.

— Я действительно понятия не имел ни о чем подобном, — пробормотал он. — Я бы никогда не поставил тебя в такое положение.

Графиня по-прежнему молчала.

— Ты мне веришь?

— Да.

— Почему же тогда так сердишься?

Она скрестила руки на груди и взглянула на него:

— Потому что ты использовал меня. И этого я не потерплю.

Тристан растерянно смотрел на нее:

— Я тебя не понимаю.

— Прошлой ночью, когда ты набросился на меня, как голодный волк. Дело было не во мне. И не в твоей страсти ко мне, — голос Жислен стал громче. — Дело было в этой Ксантиппе[13], которую ты привез из Версаля. В дурочке, в которой нет ничего такого, что бы тебя возбуждало.

— Жислен, ради бога…

— Нет, — графиня подняла руку, чтобы призвать его к молчанию. — Я не знаю, что происходит между тобой и твоей супругой. Или чего не происходит. Но дело в том, что она обладает той притягательностью, которая способна и старца, лежащего на смертном одре, заставить почувствовать себя юношей. А уж легко возбудимый мужчина, вроде тебя, с такой женой вообще не должен вылезать из постели.

Тристан замотал головой, но Жислен жестом остановила его:

— Тогда я скажу яснее. Ты хотел не меня прошлой ночью. Ты хотел ее.

Де Рассак провел рукой по волосам:

— Это не так. А даже если и так… этого больше не повторится.

— В самом деле, этого больше не повторится. Потому что с нынешнего дня двери моего дома для тебя закрыты. На будущее тебе придется поискать кого-нибудь другого, чтобы освободиться от своих разочарований.

Тристан пораженно смотрел на графиню:

— Ты ведь это не серьезно, Жислен? Мы вместе уже шесть лет. Ты же не можешь вот так просто вычеркнуть все из-за того…

— Из-за чего? — выражение ее лица не сулило ничего хорошего. — Продолжай! Или мне самой закончить? Я могу запросто откинуть все это, потому что не собираюсь спать с тобой, когда ты думаешь о другой женщине. Я могу быть неверной женой, но у меня тоже имеются принципы. И у меня есть гордость! — Она немного помолчала, а потом опустила голову: — Трис, не делай еще хуже, чем все есть на самом деле. Ты мне по-своему дорог. Я благодарна тебе за то время, что мы провели вместе.

Тристан, который уже понял, что Жислен говорит серьезно, чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.

— Ты можешь, глядя мне в глаза, сказать, что все это неправда? Что все мои утверждения вызваны ревностью, чрезмерной фантазией? — сухо спросила Жислен.

Тристан разглядывал мыски своих сапог. Он и сам желал бы это знать… Ему хотелось заключить ее в объятия и успокоить. Сказать ей, что она ошибается, что нет другой женщины, которую бы он так страстно желал, кроме нее самой. Но он не мог. И это понимание еще больше доказывало, как хорошо графиня дю Плесси-Ферток знает его. Куда лучше, чем он сам.

Тристан поднял голову и посмотрел в глаза Жислен:

— Нет, не могу.

— Хорошо. Тогда мне нечего добавить, — она обратилась к своему мужу, который, забыв обо всем, сидел на соломе, гладя жеребенка. — Пойдем, Жак. Мы уезжаем домой.

Он неохотно поднялся:

— Я тоже хочу лошадку. Маленькую, милую лошадку, которая будет только моей.

— Посмотрим. А сейчас поехали.

Она подошла к дверям стойла, ожидая Жака.

— Жислен, мне жаль. Я очень благодарен тебе за все. Ты чудесная женщина, и я никогда не забуду то время, что мы провели вместе. И если ты изменишь свое решение…

Графиня погладила его по щеке:

— Мы соседи и в будущем останемся друзьями. Я не держу на тебя обиду. По сути, мы всегда знали, что это не навечно.

Тристан поцеловал тыльную сторону ее ладони:

— Я желаю тебе, чтобы ты когда-нибудь стала свободна и нашла свое счастье.

Жислен быстро взглянула на своего бывшего возлюбленного:

— Для этого я должна, по крайней мере, начать его искать.

Граф и графиня вышли во двор и вызвали экипаж. Тристан посмотрел вслед карете и отправился к гостям.

Они сгрудились вокруг Мари. Она, безусловно, находилась в своей стихии. Все взгляды были обращены к ней. Тристан взял с подноса бокал и стал наблюдать за своей супругой. Сверкающий драгоценный камень в груде серого гравия. Она никого не выделяла и каждого слушала с интересом. Ее смех жемчугом рассыпался по комнате, а обнаженные плечи мерцали как перламутр.

Мужчины останавливали на ней взгляды, а женщины смотрели с восхищением, к которому примешивалась легкая зависть. Шевалье нашел глазами Троя. Тот стоял в стороне и следил за каждым движением Мари. На его лице читались боль и отчаяние, смешавшиеся с глубокой печалью.

Тристан отвернулся. Единственное, чего ему еще не хватало этим вечером, — осознание того, что его брат влюбился в его жену.