Пленница французского маркиза

Слегка приподняв голову, старый маркиз с улыбкой наблюдал за нею.

- Ну скажите, разве не талантлив был этот де Баррас? - сказал он о самом себе вроде с восхищением, но и с долей насмешки. - Судьба готовила его для великих дел, а чем он закончил? Кто его знает? Разве что родил сына, преступника и негодяя, который теперь терроризирует свой родной город, а его старый отец от стыда прячется в своем замке.

- Но вы же нездоровы, - сказала справедливая Соня.

- Нездоровье мое от болезни души происходит, - тяжело вздохнул старый маркиз. - Я занимаюсь самоедством, но и оно меня не спасает...

- Все равно теперь вы ничего не можете сделать.

- Так-то оно, так, но ваше появление, княжна Астахова, существенно облегчило лежащий на моей совести груз. Я должен благодарить судьбу и вас, дорогая мадемуазель, за предоставленную возможность...

Маркиз не спеша, поминутно хватаясь за стену, добрался наконец до верха лестницы и показал Соне на нужный камень.

- Нажав на него, вы можете открыть люк, выход наружу, а можете закрыть его от тех, кто почему-либо будет преследовать вас. Снаружи они ни за что его не откроют.

Соня нажала, и мгновение спустя в открывшийся проем хлынули потоки солнечного света. На улице стоял теплый майский день. Она впервые подставила лицо солнцу, не прячась в тень и под зонт, и испытывая от этого неведомое ей прежде удовольствие.

Несколько прелых листьев кружась упали ей на лицо. Опьяненная свежим воздухом, Соня не сразу вспомнила о старом маркизе, который все больше терял силы, словно из него потихоньку выходил воздух, а с ним и жизнь.

Она мысленно поругала себя за легкомыслие, опять спустилась на ступеньку вниз, чтобы покрепче ухватить маркиза за плечи и попытаться вытащить наверх. Он из последних сил старался облегчить ей эту работу и чуть ли не ползком волокся по ступенькам. Помогал им обоим лишь руками, потому что ноги опять скрутила проклятая подагра.

Как там говорил когда-то её учитель истории? Упорство и труд все перетрут! Соня подстелила плед прямо на траву и уложила на него обессилевшего де Барраса. Дрожащими руками он поднес фляжку к губам, сделал большой глоток и грустно поболтал её.

- Последний привет русского друга... Николя был удивительно талантлив Но кто, кроме меня, знает о его чудодейственном эликсире? Разве он идет в сравнение с золотым эликсиром вашего ученого царедворца Рюмина? Который, кстати, считали панацеей и от несчастной любви, и вообще от всех проделок Венеры. Не так давно флакон этого эликсира стоил луидор. Золотой луидор. Как не назвать и лекарство "золотым". Если иметь в виду его цену...

Старик закашлялся и Соня положила его голову себе на колени, нежно удерживая, чтобы маркиз не бился головой о землю.

- Бог не дал мне дочери, - вздохнул тот, приходя в себя. Мужчины не думают о том, что в старости гораздо приятнее, когда за тобой ухаживает девушка с таким ангельским личиком. Им сыновей подавай!.. Вы не забыли, мадемуазель Софи, закрыть люк?

Конечно, она забыла. А когда нажала нужный камень, пришлось ещё с помощью какой-то коряги возвращать на место потревоженный дерн, чтобы скрыть следы люка. И оттащить подальше в кусты плед с маркизом, чтобы с дороги, а также из окон замка его не было видно.

Наверное, на маркиза благотворно подействовало лекарство, которое он отхлебнул из фляжки, потому что несколько минут спустя он уже стал спокойно обсуждать с Соней их дальнейшие шаги.

- Придется вам, мадемуазель Софи, идти за помощью.

- Куда? - испугалась Соня; ей казалось, что стоит выйти из этих кустов, как она тут же столкнется с Флоримоном или кем-нибудь из его слуг.

- В деревню. Это недалеко. Пойдете отсюда прямо, подниметесь на пригорок, и сразу её увидите. Найдете дом вдовы Фаншон, скажете: "Маркизу Антуану нужна помощь!" Она сделает все, что нужно.

- А как я найду её дом?

- Любой местный житель покажет вам его.

- Но вы останетесь здесь один...

- Ничего со мной до вашего прихода не сделается. Но даже если мой сын и наткнется на меня здесь... Все-таки это мой сын. И если он развратник, то никак не убийца.

Соня ушла, подозревая, что Антуан де Баррас может искренне заблуждаться насчет своего сына. Но в одном он прав: вряд ли Флоримон нанесет ему какой-нибудь вред... прежде, чем узнает, где спрятано золото.

Она вскоре пришла на окраину Дежансона - деревня, в которой говорил старый маркиз, по отношению к городу лежала в низине. Она была сравнительно небольшой. По крайней мере, с той точки, с какой княжна на неё смотрела. Деревня казалось расположенной совсем близко, но Соне понадобилось не менее часа, чтобы дойти до нее, и ещё полчаса, чтобы разыскать дом вдовы Фаншон.

Сообщение девушки о том, что маркизу Антуану нужна помощь вызвала в этом чистеньком крепком домишке настоящий переполох. Собственно, создавала его сама вдова - миловидная женщина средних лет, у которой оказалось двое великанов-сыновей, - она едва доставала им до плеча, что не мешало вдове вовсю командовать ими.

Вызнав у Сони, что маркиз лежит в кустах на окраине Дежансона женщина пришла в ужас:

- Пресвятая Дева! Я знала, что все этим кончится. Выгнать отца из собственного дома!

Княжна не стала разубеждать деятельную вдову, ведь тогда потребовалось бы объяснять, что случилось на самом деле. Пусть уж этим занимается сам маркиз. А эта командирша в юбке между тем распоряжалась:

- Батист! Жюльен! На повозку положите свежего сена. Возьмите одеяло. Подушку! Будьте осторожны, маркиз болен, так что аккуратно - вы слышите, аккуратно! - уложите на повозку его высочество. Лошадей не гоните, чтобы его не растрясти... Повторите!

- Да мы поняли, мама, - пробасил один из молодых великанов, кажется, Батист, украдкой оглядывая фигуру Сони.

Она тоже посматривала на братьев - уж очень хороши были оба. Несмотря на высокий рост, широкие плечи, на впечатление недюжинной силы, в обоих молодых людях присутствовало некое изящество, и в то же время они выгодно отличались, например, от Флоримона некоей свежестью, чистотой черт неиспорченностью, как подумала Соня. Но почему она сравнила их с Флоримоном?

Ах, старый проказник! Неужели и Батист, и Жюльен - его сыновья? Тогда почему "вдова"? Впрочем, это чужая тайна, а княжне хватало и своих.

На повозке они добрались быстро. Соня попросила у вдовы Фаншон большую соломенную шляпу и старенький плащ. Та подивилась: плащ при такой жаре? Но принесла все, что девушка попросила. А Соня всего лишь принимала меры предосторожности. Она не хотела, чтобы случайно выглянув в окно - даже если он нарочно и не наблюдает за дорогой - Флоримон сразу опознал её и выслал кого-нибудь на перехват.

На старого маркиза и вправду никто не наткнулся. Он задремал, лежа на своем пледе. Но при их появлении открыл глаза и устремил довольный взгляд на братьев.

- Здравствуйте, мальчики!

- День добрый, ваше высочество! - пробасил один из братьев - кажется, Жюльен, легко поднимая на руки маркиза Антуана.

Они и вправду выполнили все распоряжения матери. Бережно уложили маркиза на сено и, по совету Сони, поверх знакомого пледа укрыли плащом, который она сняла с себя, а на голову надели ту же соломенную шляпу.

- Никто не должен видеть, что вы везете маркиза де Барраса, - пояснила она.

Братья согласно кивнули.

- Может, и вы со мной? - предложил маркиз, когда Соня наклонилась, чтобы на прощание поцеловать его в щеку. - У Фаншон вам будет безопаснее.

- Нет, я должна вернуться в город, - покачала головой Соня. - Надо попытаться освободить мою горничную.

- Погодите, - маркиз сделал попытку приподняться, и княжна тотчас наклонилась к нему; братья тактично отвернулись. - А как же ваше золото.

- Пока не знаю, - сказала она задумчиво.

- Без вас его никто не достанет, - сказал де Баррас, - но и вы сами ничего не сделаете. Как некстати я обезножел!.. В свое время мы обговаривали возможность доставки золота в Россию, но тогда нужно иметь знакомство среди моряков. У вас есть такое?

- У меня есть знакомство среди дипломатов, - улыбнулась она.

- А что, эти помогут. К тому же, не забывайте, есть ещё надежные люди - братья Фаншон. Батист! Жюльен!

Он медленно и любовно произнес их имена.

- Ну как, ребята, поможете при случае русской княжне? - спросил он.

- Понятное дело, поможем, - сказал один из братьев - Соня так и не уяснила для себя, кто из них Батист, а кто Жюльен.

- А вы говорили, что не оставили хорошего потомства, - все же не выдержав, шепнула маркизу Соня.

- Это мое самое большое богатство, - довольно улыбнулся он.

Золотой слиток, который Соня прихватила с собой на всякий случай, она приторочила к поясу, уложив его в вышитый гобеленовый мешочек, который по случаю купила ещё в Германии. Слиток весил довольно прилично, но не нести же его в руках!

Отчего-то она все медлила пойти к центру города, как хотела. Замок, отчетливо видневшийся из кустов и сквозь листву дерева, под которым она теперь стояла, пугал её своей близостью. Соне казалось, что за всеми дорогами, ведущими из города, сейчас наблюдают люди Флоримона.

Не зная, для чего, Соня вынула из гобеленового мешочка расческу, которая соседствовала с золотым слитком, разобрала свою прическу - её делала ещё Агриппина, хорошенько расчесала и просто заколола волосы набок, опустив их длинные пряди на грудь. Пусть её и примут за непристойную девицу, лишь бы не за княжну Астахову, если, конечно, ей удастся ввести своих врагов в заблуждение.

Еще она решила идти как бы прочь из города, чтобы войти в него с другой стороны.

Здесь, на окраине, Соне впервые повезло - она обнаружила вывеску ювелира. Судя по всему, мадам Альфонсина работает на Флоримона и потому забрала себе вещи и деньги молодых женщин, по привычке полагая, что постоялицы к ней больше не вернутся.

Никакого плана на этот счет у Сони не было. Пожаловаться в полицию на женщину, которая, возможно, в городе на хорошем счету, не имея при этом документов? Кто такая княжна Астахова? А если и вправду де Шовиньи скажет, что никогда в глаза её не видела и её вещей тоже? Кто докажет обратное?

Чем больше Соня размышляла над своим бедственным положением, тем больше впадала в уныние. Хорошо, она попытается обменять имеющийся у неё слиток на деньги, но что делать с ними дальше опять же без документов?

Потом, ювелир может на это не согласиться, и тогда... тогда плохо дело княжны Астаховой. Опустить руки? Пойти в полицию и заявить, что у неё украли документы и деньги неизвестные люди? Соне захотелось плакать от отчаяния, но внутренний голос насмешливо напомнил, что она и так четверть века просидела подле маменькиной юбки, так неужели она не попытается самостоятельно найти выход из этого, кажущимся безвыходным положения?

Нет, так глубоко в бездну отчаяния не стоит нырять. Лучше попытаться, оставаясь на поверхности, начать выбираться из нее. И начать с малого...

Магазинчик золотых украшений, который содержал ювелир, оказался крошечным, но расположенные в витрине драгоценности привлекали хорошей работой и отменным вкусом. Мастер, их сотворивший, был безусловно талантлив.

- Мадам что-нибудь хочет? - раздался за спиной Сони приятный мужской голос.

Она повернулась и увидела вопрошавшего. Вид его напрочь отметал образ, заранее созданный княжной в своем воображении. Она представляла себе тучного немолодого человека с круглыми очками в металлической оправе, а перед нею стоял довольно молодой мужчина, не старше сорока лет, и улыбался ей приветливой улыбкой.

- О, я, скорее всего, не прав! - темпераментно воскликнул он. - Не мадам, а мадемуазель, не так ли? Рад служить вашей светлости!

- Видите ли, - Соня запнулась, - у меня к вам дело, но я не знаю, как начать этот разговор? У себя в России я бы знала, но во Франции я меньше недели.

- Мадемуазель из России? О, русские очень интересные люди и, вы правы, обычно дела, с которыми они приходят, никак нельзя назвать пустяками... Давайте сделаем так: мой магазинчик имеет второй выход - на тихую тенистую улочку. Предлагаю вам посидеть вместе со мной на веранде и выпить чашечку кофе. Думаю, не спеша мы сможем обсудить ваш вопрос.

Напряжение наконец отпустило Соню. Заявление Флоримона о том, что он некоронованный король Дежансона она приняла за чистую монету и к ювелиру тоже поначалу отнеслась настороженно. Как всегда, она тут же нарисовала себе картину: вот Соня вынимает из сумочки у пояса золотой слиток, ювелир звонит в колокольчик, её хватают, но появляется не полиция, а Флоримон де Баррас, который утаскивает её в свой замок, где с нею проделывают то же, что и с Агриппиной...

Она содрогнулась. Все-таки преступный маркиз знает, как наводит страх на слабых женщин. А ведь по его словам это были пустяки. Если вспомнить Мари, её хлыст у пояса... Соня тряхнула головой, прогоняя неприятное видение.

Ювелир представился Соне как Рене Бежар, а узнав, что разговаривает с княжной, разулыбался:

- Конечно, прежде мне случалось продавать драгоценности князьям и княгиням, но сидеть вот так запросто с ними за столом и пить кофе не доводилось. Видно, с мадемуазель случилось что-то серьезное, раз вы обратились в мою скромную лавчонку.

- Вы правы, серьезнее некуда, - решилась Соня и выложила на стол заветный слиток, - пожалуй, лучше сразу, без предисловий. Скажите, сможете ли вы купить у меня это золото? Если нет, я пойму, и всего лишь стану искать покупателя где-нибудь в другом месте. У меня просто нет другого выхода - мне нужны деньги!

- Понимаю, - кивнул Рене Бежар без улыбки, словно её утверждение о том, что нужны деньги, отличалось оригинальностью. Он взял в руку слиток. Шесть фунтов. Однажды я видел такой. Отец оставлял его для своей коллекции, но я вынужден был это золото использовать - мне тоже нужны были деньги.

- Иными словами, вы не сможете у меня его купить? - расстроилась Соня.

- Я этого не говорил, - задумчиво пробормотал ювелир, с видимым трудом отрывая взгляд от слитка, - но если даже это золото самой высокой пробы мне ведь придется это проверить! - я все равно не смогу дать вам за него больше пяти тысяч ливров. Просто потому, что у меня больше нет. Но зато я могу дать вам адрес моего коллеги по цеху - он даст вам подлинную цену...

"Пять тысяч ливров. Сколько же это будет в пересчете на рубли? попыталась сосчитать Соня. - Небось, Агриппина сделала бы это в два счета".

- Как вы думаете, этих денег хватит на то, чтобы доехать до побережья Атлантики? - спросила она у Рене Бежара.

- Думаю, хватит и на билет на пароход, - сказал он, с интересом поглядывая на Соню.

- Я согласна, - сказала она, - пусть будет пять тысяч.

- Но мне, ей-богу, неловко, - начал было он, но махнул рукой. Впрочем, вам виднее!

Ювелир проверял подлинность золота недолго. Соня успела выпить всего две чашки кофе и съесть два пирожных, которые принесла служанка Рене.

Вскоре он вышел сам и вынес плотный пакет с деньгами.

- Здесь пять тысяч двести ливров, но это и в самом деле все, что у меня есть, - сказал он и неожиданно добавил. - Не знаю, что у вас за беда, но я желаю вам удачи. От всей души.

Его лицо было таким добрым и участливым, что Соня едва... Нет, нет, она не должна отныне доверять самым добрым лицам, пока кто-то, кого княжна знает лично, не отрекомендует ей этого человека. Французские мужчины так рыцарски вежливы! Обходительность с дамами у них в крови. Разве что, кроме Флоримона де Барраса... Со своими делами Соня попробует справиться одна.

Потихоньку подвигаясь к центру Дежансона княжна Астахова изменялась. Конечно, внешне. Прежде всего, в ателье дамской одежды она поменяла свое бежевое прогулочное платье на синее и купила себе темный парик.

При этом она не ушла с центральной улицы. Сами французы говорят: хочешь, чтобы тебя не заметили, стань под фонарем.

С этим новым внешним видом Соня казалась непохожа на саму себя, хотя теперь её наряд был куда ярче, ежели не сказать, вызывающе.

Для начала она решила наведаться в гостиницу "Золотой лев". У неё было мало надежды, но кто знает, вдруг некто Григорий Тредиаковский решил выполнить свое обещание и навестить её в Дежансоне? Она взяла извозчика, чтобы вблизи центра не ходить пешком, и два смутно похожих на лошадей одра потащили повозку, спотыкаясь и останавливаясь.

Она уже направилась к отелю, но в последний момент резко остановилась, потому что в голову ей пришла мысль далеко не глупая: а что если и хозяин "Золотого льва" получает от маркиза Флоримона кое-какое содержание за то, что рассказывает ему обо всех приезжающих в город? Она начнет спрашивать, нет ли какой почты на имя госпожи Астаховой, а тут её и захватят маркизовы слуги.

С другой стороны, Соня ведь может просто узнать, не остановился ли в отеле Григорий Тредиаковский. Отчего-то она была уверена, что уж он-то добыл бы себе номер, а не стал брать комнату у какой-то неведомой старушки, пусть она и де Шовиньи...

Княжна так и поступила, прежде купив в близлежащей лавчонке широкополую шляпу, которые тоже существенно меняют облик женщин.

И подошла к дежурному, и спросила. Каково же было её удивление, когда на вопрос о Григории она услышала:

- Остановился. Сегодня. Но в комнате пока его нет, пошел прогуляться по городу.

Несколько разочарованная, но больше обнадеженная, Соня вышла из отеля и стала не спеша прохаживаться в отдалении, но так, чтобы видеть входящих в "Золотой лев" людей. В какое-то мгновение ей показалось, что она увидела знакомую фигуру, но тут чья-то крепкая рука схватила её за локоть; Соня так испугалась, что замерла столбом, не в силах обернуться.

Глава семнадцатая

- Мне всегда говорили: "Григорий, когда-нибудь твои шуточки кончатся весьма печально!" Я вас напугал, Софья Николаевна, извините.

Соня облегченно вздохнула и обернулась. Она так обрадовалась Тредиаковскому , что даже не стала пенять ему на то, что из-за него пережила настоящее потрясение. Ведь она была уверена, что слуги молодого маркиза таки добрались до нее.

- А я смотрю и глазам своим не верю: вы это или не вы? Все-таки у женщин куда больше средств для маскировки, чем у нас грешных.

- Не скажите, - улыбнулась Соня, - женщине не бороду не прицепишь, ни усы - вот что по-настоящему изменяет внешность!

Наверное, в словах Сони послышалась излишняя горячность, так что Тредиаковский внимательно на неё посмотрел и покачал головой:

- Мне кажется странным ваш интерес к этому вопросу.

- Эх, Гриша! - тяжело вздохнула она, - знали бы вы, в какую историю я здесь попала! По-хорошему, мне бы надо бежать отсюда со всех ног, но я не могу бросить Агриппину в беде. Подумать страшно, что с нею, бедняжкой, сделают эти изверги...

- Вот даже как, - протянул молодой человек и на этот раз предложил княжне руку:

- Давайте-ка мы с вами посидим вон под тем полотняным навесом, где подают напитки и легкие закуски, и вы не спеша мне расскажете, что с вами случилось. Я уж и не чаял с вами встретиться! Письмо ваше мне передали, но хозяйка квартиры, на которую вы ссылались, сказала мне, что никакой княжны Астаховой, ни её горничной она в глаза не видела.

- Еще бы, она стала говорить вам утвердительно! Ведь она знала, куда мы с Агриппиной пошли, и, наверное, уже считала, что никогда нас больше не увидит. Как вы думаете, стоит ли мне идти в полицию? Впрочем, что за глупый вопрос я задаю! Мне придется идти туда в любом случае, ведь в доме у этой преступной женщины остались не только наши с Агриппиной вещи и деньги, но и все документы.

- В полицию мы всегда сходить успеем, - рассудительно проговорил Григорий, - но предлагаю вам вначале поесть. Знаете, в отличие от многих представителей рода человеческого я очень плохо соображаю на голодный желудок! Да и вам не мешает поесть. Подумать только, вот уже несколько минут я не наблюдаю на вашем лице того розового отсвета на щеках, который поразил меня в первую минуту нашего знакомства. Назвать его румянцем у меня не поднялся бы язык. Это именно был нежный свет, который удивительно шел к вашим зеленым глазам.

- Спасибо за комплимент, - сказала Соня несколько растерянно; Григорий говорил о её румянце так чувственно, при том, что во все время их знакомства он поражал девушку своей сдержанностью.

- Это не комплимент, - покачал он головой, - а скорее недоумение: с вами и в самом деле произошло что-то настолько серьезное, что померкли даже ваши природные краски. Вряд ли это следствие только утери денег и документов. Вы отчего-то беспокоитесь за жизнь вашей горничной? А что случилось с нею? Вернее, где она?

- Наверное, мне таки придется рассказать вам все, как на духу, сказала Соня и покраснела.

- Весьма здравое решение, - согласился он, подвигая ей стул и подзывая слугу.

Княжна сидела безучастно. Казалось, что сам вопрос еды для неё сейчас неприемлем, и когда Григорий спросил: "Что вы хотели бы поесть?", она лишь пожала плечами.

- Понятно, - объяснил он самому себе, - как раз в таком настроении лучше всего попробовать что-нибудь экзотическое. Вы ели устрицы.

Соня отрицательно покачала головой - язык у неё к небу присох, что ли?

До того, как им принесли заказ, и Григорий в основном молчал, словно давая Соне окончательно прийти в себя.

А потом, жадно уплетая горячий бифштекс, кивнул княжне на её тарелку с устрицами.

- Приобщайтесь к европейской кухне, ваше сиятельство. Итак, вы решили наконец рассказать мне все?

Соня опять покраснела - как легко она краснеет! Значит, Тредиаковский догадался, что княжна в дороге была не до конца с ним откровенна?

- Решила, - твердо сказала она.

- Думаю, вы не пожалеете о своей откровенности.

- Но она дастся мне вовсе не так легко, как может показаться.

- Понятное дело, - продолжая есть, кивнул он, - правда вообще редко выступает в привлекательном обличье. Вы, наверное, слышали? Иногда её даже называют голой.

Он одобряюще посмотрел на Соню, которая никак не могла решиться начать разговор.

- Начните с вашего дедушки. Вернее, с того, что удалось узнать о нем во время ваших исторических изысканий.

- Откуда вы знаете, что все началось именно с этого?

- Изредка я думаю, - он смешно постучал себя по лбу.

И Соня начала свой рассказ, от волнения так теребя недавно купленный вышитый платок, что едва не истрепала на нем вышитый шелковыми нитками узор.

Он не спеша покончил со своим бифштексом и теперь медленно попивал горячий кофе - вторую чашку ему по знаку принес слуга.

- Значит, вы утверждаете, что над вашей служанкой совершили насилие? прервал Григорий воцарившееся после рассказа княжны молчание.

- Понятное дело, раз я видела это собственными глазами! - возмутилась Соня и осеклась: она не хотела говорить о том, что Флоримон заставил её смотреть за этим насилием в глазок.

- Видели собственными глазами, - эхом повторил Тредиаковский. - Иными словами, вы при этом присутствовали?

- Иными словами, я за этим подглядывала! - рассердилась Соня.

- Понятно, - протянул он, - хотя и не очень.

Пришлось бедной княжне, опять краснея и отводя взор, на этот раз действительно рассказать все.

- Наконец я разобрался, зачем вы приехали в Дежансон. Решили попытаться вернуть дедово наследство? В незнакомом городе. Можно сказать, совсем одна... Кажется, внученька выросла отчаянная, вся в деда.

- А что мне ещё оставалось, - огрызнулась Соня; совсем недавно сравнение с дедом-авантюристом польстило бы ей, а нынче она вынуждена была оправдываться. - Мой брат все найденное забрал себе и мою часть обещал вернуть только на своих условиях.

- Если вы выйдете замуж за того, на кого он вам укажет?

- За старого генерала. Вдовца! - выпалила она и с подозрением посмотрела на Тредиаковского. - А вы откуда знаете?

- Это всего лишь элементарная логика, - пожал плечами тот и продолжал допытываться. - А если у вас ничего бы не вышло? К примеру, Антуан де Баррас оказался мертв, а его сынок Флоримон ничего о золоте не знал. Или сделал вид, что не знает?

- За спрос денег не берут, отчего было не попробовать.

- Так-то оно так, но в этом случае вы бы вернулись в Россию?

- Нет. Я поехала бы в Нант, к Луизе. Она - моя бывшая гувернантка, разве я вам не говорила?

- Наверное, я невнимательно вас слушал. Так что вы собираетесь делать с золотом?

- О золоте потом, - отмахнулась Соня, попутно удивляясь своему равнодушию. - У меня получается прямо по пословице: денег много, да класть некуда. Каких-нибудь двести пудов - не правда ли, мелочи?

- Да уж, - ошеломленно протянул Тредиаковский.

- Первым делом я хочу вытащить Агриппину.

- Отрадно видеть, как вы заботитесь о своей служанке.

- Вы считаете, я должна была бы бросить её на произвол судьбы, а сама заняться золотом?

- Но ведь вы же именно для этого пересекли пол-Европы.

Княжна не могла понять, говорит ли это Григорий серьезно или просто насмехается над нею.

- Продолжайте пить свой кофе, - холодно сказала она, кивая на третью заказанную им чашку и поднимаясь из-за стола, - а я пойду в полицию.

- Погодите! - он поймал её за руку и вежливо, но настойчиво заставил сесть на место. - Случилось так, как в жизни, по крайней мере, в моей бывает редко: наши с вами интересы совпали. Я смогу помочь вам не только в том, что касается вашей служанки, но и в том, чтобы обратить ваше золото в обычные деньги, драгоценности или поместья с крепостными.

Соня недоверчиво вперила в него взгляд.

- Хотела бы я знать, как вы сможете это проделать? Или вы настолько могущественны? Но тогда почему вы путешествуете по Европе в обычной почтовой карете, как самый обычный путешественник?

- Думаю, со временем я смогу рассказать вам все о себе, а пока... Пока могу лишь сказать, что судьба свела вас с семейством, которое доставляло и доставляет немалые хлопоты своим государям. Один мой знакомый англичанин вспоминает в таких случаях строки из Писания: "Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина". Правда, старший де Баррас с возрастом угомонился, да и в совершении противозаконных дел его только подозревали, но так ничего и не смогли доказать. А вот Флоримон обскакал своего папеньку по всем статьям. И влез в такие дела, что поймай его за руку французская полиция, не миновать молодому маркизу эшафота.

- Вы хотите сказать, что случай с Агриппиной не единственный?

- Вы же сами сказали, мсье Антуан сыночку ничего не дал, но тот продолжает вести жизнь человека богатого, разъезжает по всему миру, сорит деньгами... У любого законопослушного гражданина невольно возникнет вопрос: откуда у него состояние?

- А разве не мог он зарабатывать деньги так, как зарабатывают другие люди?

- Мог бы. Но он этого не делал. По крайней мере, тайная канцелярия ни в какой работе или крупных сделках его не заметила. Зато с некоторых пор во Франции стали пропадать люди. В основном, иностранцы. А если точнее, иностранки. И не где-нибудь, а на известном курорте Дежансон. Вначале это случалось с одинокими лихими путешественницами, которые не имели близких родственников и потому их особенно не искали. Но потом работорговцы - а это были именно они, следствием доказано - обнаглели и потеряли осторожность. Одна за другой пропали дочери известных в мире людей. Одна - дочь влиятельного английского лорда, а другая - дочь человека, чей сын был фаворитом русской императрицы. Причем, брат так любил сестру, так искренне о ней горевал, что государыня дала распоряжение агентам своей тайной полиции найти девушку во что бы то ни стало.

- Неужели вы думаете, что Флоримон де Баррас...

- Есть такое подозрение, - уклончиво ответил Тредиаковский. - Главное, и русская девушка тоже пропала, находясь на лечении в Дежансоне.

- Скажите, а откуда вы об этом знаете? - поинтересовалась Соня, машинально отпивая из чашки Григория кофе, от которого недавно отказалась.

- Не забывайте, я работаю в русском посольстве в Париже и как его сотрудник, имею доступ к некоторым секретным документам...

Вслух своих подозрений Соня не высказала, но подумала, что вряд ли русская миссия в Париже занимается пропажей людей в каком-то Дежансоне. Пусть это и курортный город. А если и занимается, то вряд ли такие обширные сведения поступают в руки молодого чиновника, который работает всего второй год и вряд ли считается таким уж ценным работником.

Тогда кто он? Какой-нибудь тайный агент Коллегии иностранных дел?

- Гриша, а могу я узнать, вы знакомы лично хоть с одним из секретных агентов?

Вопрос княжны застал Тредиаковского врасплох. Он вдруг закашлялся и достал из кармана платок, чтобы, как она сама объяснила, потянуть время и что-нибудь придумать.

- Уж не вы ли один из тех тайных агентов, которых императрица послала на поиски княжны Вареньки Шаховской?

Кашель Григория усилился. Наконец он убрал платок, показал княжне свое непроницаемое лицо и проговорил:

- Я не понял, Софья Николаевна, вы доверяете мне спасение вашей служанки или нет?

- Конечно же, доверяю! Во-первых, вы мой соотечественник, а во-вторых, я знаю вас немного больше, чем тех же французских полицейских. А вдруг и они куплены Флоримоном, как мадам Альфонсина де Шовиньи?

Соня говорила одно, а думала совсем о другом. То есть, не то, чтобы сам предмет её мыслей был иным, но на самом деле она вовсе не доверяла Тредиаковскому так безоговорочно, как своим видом хотела показать. Теперь ей было ясно, что и Григорий ей говорит не все, а какой у него был к её делу интерес? Во всяком случае, не прекрасные Сонины глаза... Ах, да, он же ей что-то говорит!

- Кстати, о мадам Альфонсине. Есть подозрения...

- Как, и о ней вы тоже знаете?

- Вы так всему удивляетесь, ваше сиятельство...

- То есть, почему это - всему? Только лишь вашей осведомленности. Разве вы, Григорий Васильевич, не говорили мне, что прежде никогда не были в Дежансоне?

- С вами очень трудно разговаривать, княжна. Прежде я и не подозревал, что женщины - такие дотошные.

- И часто вам приходилось иметь дело с женщинами?

- Не очень, - признался Тредиаковский, но при этом так явственно смутился, что Соня решила про себя: "Врет!"

Вслух же она сказала:

- Не стану больше вас допрашивать, что да как, а то вы ещё подумаете, что женщины не только дотошны, но и неблагодарны. Вы бескорыстно предлагаете мне свою помощь. Другая на моем месте на колени бы перед вами стала...

- Не надо на колени! - испуганно привстал он.

- Вы только скажите, что мне делать? Куда деваться без документов...

- И без денег, - докончил он, вытаскивая из кармана портмоне.

- Оставьте, деньги у меня есть, - отмахнулась Соня.

- Позвольте, Софья Николаевна, разве вы только что не сказали мне, что все ваши деньги остались у Альфонсины?

- Остались. Все деньги, что я брала с собой из России, - терпеливо пояснила Соня. - Но у меня уже появились другие.

- И вы можете мне сказать, откуда?

- Ну, и кто из нас дотошный? - лениво осведомилась княжна, с удивлением прислушиваясь к собственному тону. Откуда в ней эта томность, эта авантажность? Отчего она чувствует себя этакой светской львицей, что прежде ей не было свойственно? - Лучше скажите, вы сможете достать мне другие документы?

- Думаю, что смогу, - Григорий тоже сменил тон, исподволь рассматривая свою визави; какая-то мысль явилась ему в этой связи так отчетливо, что отпечаталась даже в некую гримасу. Словно он подобно Архимеду тоже захотел воскликнуть: "Эврика!" Однако, вслух он ничего не сказал.

- И что мне делать сейчас?

- Ваше сиятельство, согласны ли вы временно побыть моей женой? спросил он вдруг как о чем-то вполне обыденном.

- А разве бывают временные жены? - изумилась она.

- Если они настоящие, то вряд ли, но я говорю о жене, которая существует только на бумаге. Видите ли, я будто чувствовал, что может случиться непредвиденное, и ещё в Германии вписал в свою подорожную жену Анну Николаевну Тредиаковскую. Потом, когда мы вызволим ваши документы, все расставим по своим местам, вы из мадам опять станете мадемуазель.

- В таком случае, - начала Соня и осеклась, все ещё не в состоянии осознать то, что предлагал ей Григорий.

- Придется всего лишь жить нам с вами в одном номере с двумя смежными комнатами.

- В одном номере?

- Вашу комнату можно будет закрывать на ключ.

- В "Золотом льве"? - тихо спросила она.

- В "Золотом льве".

- Почему же в этом отеле не нашлось комнаты для меня? А вы устроились, и, небось, не в худшем.

- Скорее всего, ко времени вашего приезда у них остались только самые дорогие комнаты.

- А с чего они взяли, что я не могла бы оплатить самую дорогую?

Самолюбие Сони было уязвлено: ей, княжне, отказали, а простому дворянину, без титула, всего лишь чиновнику посольства... Странно, что она прожила четверть века в бедности, в невозможности позволить себе те же наряды или, например, заграничные путешествия, а другие девушки, куда менее знатные, имели все, но её это прежде не очень задевало. Отчего же теперь она злится и негодует?

Тредиаковский терпеливо наблюдал её метания. Соне, как и всегда, трудно было скрывать обуревавшие её чувства.

- Думаю, у гостиничных работников глаз наметанный. Вы приехали в наемной недорогой повозке. У вас была всего одна служанка. Да мало ли...

Он явно решил пощадить её чувства.

- Но вы вообще приехали один, с небольшим саквояжем.

- Просто я умею разговаривать с прислугой. - успокоил он, но ей показалась в его словах некая недоговоренность. - Но и вы, ваше сиятельство, скоро научитесь. Тем более, что ваше богатство исчисляется даже не рублями, а пудами. А его у вас, как вы сказали, их двести. Для начала прямо скажем, неплохо. Или вы так не считаете?

- Для начала? Вы имеете в виду, что я ещё могу что-то раздобыть? Покопаться в знакомствах деда, поездить по миру. Это вы так пошутили? Лучше скажите, как мне забрать, цитируя вас, для начала, то, что уже есть?

- Спокойствие, дорогая княжна. Решите, чем мы сначала займемся: станем освобождать вашу Агриппину или перепрятывать в другое место ваши сокровища?

- Агриппину! Конечно, Агриппина важнее!

Григорий с интересом взглянул на взволнованную Софью.

- А вы, оказывается, темпераментны. И здоровый авантюризм в вас присутствует. Странно, что поначалу я этого не заметил.

- Я и сама этого не замечала, - призналась Соня, - но, видимо, кровь деда во мне таки пробудилась. Хотя некая баронесса Толстая намекала, что до Еремея Астахова мне далеко.

- Вы помянули, случаем, не "Вечную Татьяну"?

Соня скосила глаз на Тредиаковского и невинно поинтересовалась:

- Скажите, Григорий Алексеевич, а как к вам относится Римский Папа?

Он расхохотался, обнажив ровные, без изъянов, белые зубы.

- Вам, Софья Николаевна, палец в рот не клади. Но мы отвлеклись. А между тем, вы так и не сказали, согласны или нет жить в моем номере?

Соня слегка пожала плечами.

- Наверно, у меня нет выбора?

- Почему же нет, - есть. Попробовать снять где-нибудь на окраине Дежансона квартиру и наплести с три короба хозяйке, что какие-то негодяи украли ваши документы, но на днях вы непременно выправите себе новые.

- Пойдемте! - Соня тряхнула головой, словно отгоняя прочь всяческие сомнения, и решительно встала, пообещав себе, что больше не даст Тредиаковскому повода для насмешек.

- Теперь, Софья Николаевна, вы торопитесь, - мягко пожурил её Григорий. - Как говаривал мой батюшка, дай справиться и нам будут кланяться. Для начала мы с вами зайдем по одному адресу, где нам сделают надежные документы. Потом в магазине мы купим вам чемодан, куда запихнем несколько глиняных шедевров местных умельцев...

- Но зачем? - изумилась Соня.

- Затем, чтобы он был достаточно тяжел и не вызвал подозрений у гостиничных слуг, которые будут затаскивать его к нам в номер. Последнее дело у нас окажется самым трудным: найти для вас горничную. Ведь неизвестно, как скоро нам удастся вызволить вашу Агриппину, а вы, как знатная женщина, не должны обходиться без служанки.

- Ну уж в этом я не вижу особых трудностей, - хмыкнула Соня. - Коли тут есть служанки, то и нанять их, наверное, можно!

- Нанять-то мы наймем, но сможете вы сыграть мою жену так, чтобы не вызвать у неё подозрений?

- Наверное, смогу, - неуверенно проговорила Соня.

- То-то и оно, что наверное. А ежели она на службе у вашего знакомца Флоримона? Донесет ему, де, пара остановилась в "Золотом льве", весьма подозрительная, поскольку и не пара вовсе, а так парой прикидываются.

- Но я не знаю, как ведут себя молодые семейные пары! - с досадой выкрикнула Соня.

На самом же деле она просто нервничала. Уже давно все в её жизни шло не так, как задумывалось. Иными словами, шло наперекосяк. Получалось, что она сбежала из-под опеки брата, чтобы позволить давить на себя обстоятельствам.

Григорий явно чего-то не договаривал, и от того княжна чувствовала себя как бы используемой им втемную. То есть, он не просто помогал ей, потому что она - соотечественница или хорошая знакомая, а потому, что их интересы вроде бы совпадали. Получалось, что у неё всего два выхода: либо поверить Тредиаковскому, подчиниться и делать все по его подсказке или не верить и тогда подвергать сомнению каждое произнесенное им слово, а, значит, не иметь покоя и самой.

В общем, она решила испробовать первый выход. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест! Подвергать ежеминутному сомнению свою единственную надежду казалось просто неразумным. Даже если Тредиаковский преследует какую-то свою цель, пусть, Соня поможет ему, а уж там и он поможет ей!

Но, при всем, при том удивляться ей пришлось ещё не раз.

"По одному адресу" - оказалось в неприметном домишке на окраине Дежансона, противоположной той, с которой в город во второй раз входила княжна.

Вначале Григорий, извинившись, оставил её одну на улице, а потом вышла какая-то молодая женщина с худощавым неприметным лицом и позвала её в дом.

- Полет, - представилась она, - меня попросили развлекать вас, пока наши мужья поговорят о своих делах.

Она улыбнулась и улыбка словно по-новому осветила её лицо; небольшие, миндалевидные глаза её засияли, а бледные губы хоть и не стали казаться ярче, но как-то гармонично дополнили её милую улыбку.

"Так вот каков он, шарм французских женщин", - подумала Соня, проникаясь к Полет симпатией. - Открытая улыбка, ясные глаза, приветливость и отсутствие всяческой церемонности".

- Мужчины - нестареющие мальчишки, - продолжала та, подмигивая Соне, будто они были двумя заговорщицами. - Обожают всяческие тайны, и уединяются, чтобы поговорить о них, и принимают всяческие меры предосторожности, будто мы непременно захотим их подслушать. А мы станем делать вид, что относимся к этому очень серьезно.

Княжна просидела с Полет больше часа, но время пролетело так быстро, что когда наконец появился Тредиаковский и сообщил, что все в порядке, Соня почувствовала даже некое разочарование. У неё в жизни было так мало подруг, но с Полет она могла бы подружиться.

Потом они с Григорием зашли в магазин, где Соня купила ещё кое-какую одежду, а оставшееся в огромном чемодане пространство заполнили весьма уродливые кружки и кубки, толстые Венеры и пузатые Аполлоны. То, мимо чего прежде Софья проходила, не обращая внимания. Но Григорий оказался прав: после упаковки этих глиняных уродцев чемодан так потяжелел, что наверх в комнаты его тащили двое слуг, пыхтя и отдуваясь.

- Я переговорил с метрдотелем "Золотого льва", - сказал Григорий Соне, когда дал слугам по монетке и отпустил их; когда он это успел, для княжны оказалось загадкой., - сейчас он пришлет вам горничную, которая поможет разобрать чемодан.

- Тогда мне надо будет вынуть из него этих глиняных уродцев, заторопилась Соня.

- Ни в коем случае! - воскликнул Тредиаковский. - Эти, как вы говорите, уродцы тоже сыграют на ваш образ - недалекой русской аристократки, капризной и вздорной. Это будет ваш первый экзамен. Прошу вас, не стесняйтесь, и обращайтесь со мной самым беззастенчивым образом.

- Но я не смогу!

- Поздно. Слышите, ваша горничная уже подходит к двери.

Отчего-то Соня на него разозлилась. Почему ему понадобилось делать её именно недалекой. Даже играть роль женщины неприятной княжне не хотелось, но, как она сама сказала, у неё не было выбора.

Горничная оказалась этакой молоденькой кошечкой, расторопной и понятливой. По тому, как она взглянула на Григория, как дернула плечиком и будто невзначай провела по тонкой талии, было понятно, что она привыкла к вниманию мужчин.

Впрочем, все это проделала она ловко, как бы мимоходом, и если бы Соня за нею не наблюдала, то, наверное, будучи и в самом деле такой стервой, какой старалась казаться, она этого попросту бы не заметила.

- Мадам, меня звать Иветта, и меня прислали вам помочь. Не подскажите, что я могу сделать для вас в первую очередь.

- Разобрать чемодан, - Соня ткнула в него пальцем, со стоном падая в кресло; она тут же явно перестала замечать Иветту и капризно протянула Григорию. - Дорогой, налей мне воды, у меня страшно болит голова!

- Давайте я налью, - вызвалась Иветта.

- Вы, душенька, занимайтесь тем, чем я сказала, - холодно отпарировала Соня. - А потом вы приготовите мне ванну. Имейте в виду, я не люблю горячую воду!

- Хорошо, мадам, я все поняла, мадам, - засуетилась Иветта, открывая чемодан и со стуком извлекая на свет глиняные фигуры.

- Дорогой! - с нажимом повторила Софья, и любой услышал бы в её голосе нотки надвигающейся истерики. - Кажется, я просила у тебя воды.

- Да, любимая, минуточку!

Теперь засуетился и Тредиаковский.

- Ты давно бы мог это сделать, если бы не пялился на прислугу! гневно фыркнула она, едва пригубив бокал. - Что ты находишь в этих безмозглых вульгарных созданиях?

Услышав такое, Иветта на мгновение даже перестала разбирать чемодан. Наверное, будь её воля, она высказала бы этой истеричке, кто из них безмозглый! И все полчаса, что она пробыла в номере, девушка старалась не смотреть на госпожу, чтобы та не прочла в её глазах всего того, что Иветта думала о таких вот мнящих о себе невесть что богачках. У которых, кстати, нет с собой даже самых нужных вещей.

Русская будто подслушала её мысли, потому что стала жаловаться на свою горничную, которая так некстати заболела, что пришлось оставить её в одной немецкой деревеньке на пути сюда. И с нею два чемодана, которые она привезет, когда оправится.

Наконец Соня отправила Иветту с наказом, чтобы та пришла одеть её к ужину.

- Мне надо поспать, - заметила Соня, ни к кому не обращаясь, - у меня ужасный цвет лица!

- Не говори так, моя кошечка, - залебезил перед нею мнимый супруг. - У тебя всегда изумительный цвет лица!

Тредиаковский, словно украдкой от жены, сунул в руку горничной монету.

- Браво! - сказал он, когда за Иветтой захлопнулась дверь. Представляю, что она сейчас расскажет своей братии о вас! Знаете, Софья Николаевна, я все больше убеждаюсь, что мы с вами вместе сможем добиться очень многого. Надо же, скрывать такой талант!... Кстати, скажите, тот образ, что вы так прекрасно отобразили в общении с Иветтой, навеяли вам ваши наблюдения или это прорезался кто-то, сидящий глубоко внутри вас?

Он замолчал, уклоняясь от небольшой диванной подушки, которую Соня запустила ему в голову.

- Оказывается, брак может быть весьма... э-э... оригинальным. По крайней мере, с такой женщиной, как вы, не заскучаешь... Но говори, не говори, а идти нужно.

- Я тоже пойду с вами, - вызвалась Соня.

- Мне бы этого не хотелось. Вы, ваше сиятельство, конечно, удачно изменили свою внешность, - пояснил он свое нежелание лишний раз брать с собой Соню, - но наметанный глаз все же может увидеть в вас прежнюю княжну...

Он не стал напоминать, что и сам разглядел её в новом облике.

- Думаю, люди Флоримона вас ищут, и рано или поздно они заявятся в "Золотой лев". То, что вы пока не сообщили о них в полицию, де Баррасу наверняка известно...

- Может, сделать это сейчас? - заволновалась Соня.

- Говорите, молодой маркиз сказал вам, что он - некоронованный король Дежансона?

- Именно так, - кивнула она.

- Значит, первое, что стал бы делать любой новоявленный король, это прибрать к своим рукам полицию.

- Тогда как же быть? - в отчаянье воскликнула Соня.

- Как я и предлагал, - невозмутимо ответил Григорий. - Вам - отдыхать, а мне думать, что можно предпринять в нашем с вами положении.

Соня ушла в свою половину номера и, раздевшись, залезла в ванну. Иветта добавила в неё какой-то ароматической воды, отдающей фиалкой, так что Соня вытянула ноги и блаженно расслабилась. Она рассеянно оглядела ванную комнату. Здесь была не только проведена вода, но, кроме того, не требовалось пользоваться ночными вазами, так как все отходы по трубам отводились куда-то. Наверное, в реку, на которой стоял Дежансон.

Она мысленно повздыхала о том, что водопровод знали ещё древние римляне, а чтобы привыкнуть пользоваться им, понадобился не один век...

Наверное, она могла бы так и заснуть, сидя в ванне, но все время помнила, что Григорий ещё не ушел по своим делам. Она вытерлась, надела теплый халат и легла поверх покрывала, точно живые картинки просматривая в голове события, которые с нею произошли.

Она так самозабвенно углубилась в свои мысли, что не сразу расслышала, как в дверь её комнаты стучат. Соня поспешила открыть дверь и тут же попыталась её захлопнуть, ибо на пороге стоял чужой человек. Причем, не просто чужой, а ощутимо опасный.

Прежде всего, он был одет во все черное, и этим уже отличался от всех жителей Дежансона, которые накануне лета - сталось два последних дня мая предпочитали одежду пастельных тонов.

Мужчина же был одет в закрытый черный костюм. На голове его была черная турецкая феска, а черные усы и борода добавляли его облику зловещности.

Захлопнуть дверь Соня не успела - мужчина протиснулся внутрь и даже схватил её за руку.

- Пустите меня, что вам здесь нужно? - княжна старалась, чтобы голос её не дрожал, но это ей плохо удавалось. - Я закричу!

- Зачем же кричать, Софья Николаевна, - сказал черный человек странно знакомым голосом. - Я не слишком сильно сжал вашу руку? Простите, заигрался!

- Григорий Васильевич, - растерянно произнесла она, стараясь отыскать в этом незнакомом лице черты Тредиаковского.

Как он ухитрился так изменить свою внешность, что даже нос его казался теперь огромным, с горбинкой, которой у него никогда не было и с широкими ноздрями?

- Когда-нибудь я научу и вас искусству перевоплощения, - пообещал Тредиаковский, ибо это все-таки был он. - А пока я зашел сказать, чтобы вы закрыли дверь с обратной стороны на ключ, заперли её на задвижку и открыли только мне, когда я постучу вот так: два коротких, один длинный, два коротких.

Соня почти машинально выполнила все его предписания, в который раз задавая себе мысленный вопрос, кто же он такой, если обладает столькими непривычными для рядового человека навыками? Значит ли это, что они требуются ему постоянно, и потому служат какой-то его профессии? Неужели они нужны для его службы в посольстве? Или сама служба в посольстве такая же правда, как и то, что Соня - его жена?

Она поймала себя на том, что стоит столбом посреди номера и опять усиленно рассуждает. То ли у Софьи стали неповоротливыми мозги - она и прежде думала, но чтобы так напряженно? - то ли жизнь постоянно загадывает ей загадки.

Ведь только теперь выясняется, что Соня прежде, всего лишь, не знала жизни. Как ещё она не побоялась пуститься в такое длительное - и протяженное путешествие! - и ещё куда-то там приехала... Зато теперь она собирается бросить вызов человеку, который не только держит в страхе целый город, но и заинтересовал своей персоной полиции по крайней мере двух государств!

Княжна прошла в свою комнату, откинула покрывало, прилегла прямо в халате и заснула. Спала она, как ей показалось, долго, но судя по солнцу за окном, вряд ли больше часа.

Некоторое время Соня полежала, уставясь в потолок, но потом подумала, что скоро, наверное, придет Григорий, а она расхаживает в халате, словно они и вправду женаты. Этак он подумает... А что он подумает? Разве это была не его идея - прикинуться мужем и женой? Вот Соня в образ и вживается.

Но она все-таки поднялась и стала одеваться, в который раз вспоминая, что подле неё нет горничной - где теперь бедняжка-Агриппина? Но она бы могла не отсылать Иветту, если бы та её откровенно не раздражала.

Конечно, Соня изображала женщину не слишком симпатичную, которая вряд ли могла той же Иветте понравиться. Но отчего-то сама княжна получала от этого удовольствие. Кто знает, может, и прав Григорий: подобная женщина просто сидит глубоко внутри Сони. Хотя и думать так не хотелось...

Надевать или не надевать темный парик? Честно говоря, парики Соня терпеть не могла и купила этот по необходимости, но тут же подумала, что расслабляться не стоит, пока враги, возможно, где-нибудь близко. От этой мысли она поежилась и ещё раз проверила задвижку на двери. Хорошо бы, побыстрей пришел Тредиаковский!

Едва она так подумала, как услышала за дверью шаги. Наверное, Соня и услышала, потому что прислушивалась, ведь ковер в коридоре их заглушал. И почему-то она сразу поняла, что это не Григорий. А когда услышала приглушенный дверью говор, и вовсе затрепетала.

А потом в замочной скважине заскрежетал ключ.

Глава восемнадцатая

Скрежет ключа вызвал у Сони озноб по всему телу. Как в этот момент она себя ни уговаривала, что её ключ торчит в скважине и не позволит открыть дверь снаружи, от страха её всю трясло.

Беспомощным взглядом она оглядела номер - чем бы она смогла в случае чего подпереть дверь, ежели бы ее... стали выбивать силой?

Голоса в коридоре сделались и вовсе неслышными, наверное, злоумышленники перешли на шепот. Соня подкралась к двери и приложила к ней ухо.

И тут же услышала мужской голос:

- Ключ не подходит!

Ему возразил женский:

- Как это, не подходит? Это же второй ключ от номера.

- Смотри сама, он не вставляется в замочную скважину.

- Погоди, дай я попробую! Понятное дело, не вставляется. Там уже есть один ключ, в замочной скважине.

- Ты же говорила, жилец ушел.

- Ушел, и в таком странном наряде... Я тебе уже говорила, что это мне показалось подозрительным. Но в вестибюле к нему подошла какая-то женщина я видела её со спины и решила, что это его жена. Теперь понятно, он оставил свою дуру-жену в номере... Ты уверен, что она - та, которую разыскивает маркиз? Та, вроде, была русоволосая.

- Но ты же сама сказала, что её волосы похожи на парик!

- Похожи, но я могла ошибиться.

- Никак, ты струсила?

- Вот ещё не хватало!

- Тогда давай, стучи!

- Но она меня не вызывала.

- Придумай что-нибудь. Скажи, что ты принесла ей кофе. Или цветы... Вот-вот, скажи, что кто-то прислал ей цветы. Если она и вправду дура, как ты говоришь, то она не усомнится. Таким кажется, что все в них влюблены... Она хоть красива?

- Смотря на чей вкус. Она по характеру такая пресная, что внешности и не замечаешь.

"Ах, ты, дрянь мелкая! - мысленно возмутилась Соня. - Ей, значит, и моя внешность не нравится!" Но тут же решила, что открывать дверь все равно не будет.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы она не услышала ещё один мужской голос. И в нем такие знакомые нотки!

- Что вы здесь делаете?

Какое счастье, что это Григорий! Но ему почему-то никто не ответил. Соня расслышала топот быстрых легких ног - скорее, женских, затем глухой удар, ещё один, стук падающего тела, и опять топот убегающих ног. На этот раз куда более тяжелый.

Теперь Соня бегом вернулась в номер и поискала глазами что-нибудь тяжелое. Отыскался подсвечник в виде не то пастушки, не то просто селянки с кувшином на плече, как раз и служившим подставкой для свечи.

Она осторожно отодвинула задвижку, со всеми предосторожностями повернула ключ в замке и выглянула наружу.

Так и есть, Тредиаковский без сознания лежал подле двери. Одетый во все тот же черный костюм, но ни усов, ни бороды, ни пресловутой фески на нем не было, а рука, которую он не разжал и падая, сжимала какой-то небольшой саквояж. Наверное, в нем и был весь его арсенал для преобразования внешности.

Соня как могла за плечи, волоком, втащила Григория в номер и опять закрыла дверь на ключ и задвижку. Она приложила ухо к груди своего "документального" супруга - дышит! Осторожно ощупала голову. На затылке молодого мужчины оказалась огромная шишка, которая продолжала расти.

Девушка сбегала в ванную, намочила край полотенца и приложила к его голове. Тредиаковский застонал и медленно открыл глаза.

- Софья Николаевна, в гостинице обрушился потолок?

- Отнюдь, - покачала она головой. - Вас всего лишь ударили по голове.

- Кувалдой?

- Думаю, это был кулак, - скромно заметила она.

- Вы считаете, от кулака может так болеть голова?

- Не знаю, - призналась она, - меня пока по голове никто не бил. Тьфу-тьфу...

Интересно, может женщина в двадцать пять лет так круто меняться, что становится совсем другим человеком? Такие философские мысли приходили в голову княжны Астаховой, когда она смотрела на спящего, до синевы бледного, Тредиаковского и вспоминала, как затащила его на свою кровать - до его кровати тащить было не в пример дальше!

Мало того, княжне пришлось раздеть Григория - до нижнего белья! Это ей-то, которая до сих пор никогда не видела мужчин в неглиже. Разве что, в домашнем халате.

Но вот, раздела, увидела, и... ничего не случилось. Она так и осталась девственницей... Ого, её сиятельство позволяет себе даже такие рискованные шуточки!

Григорий со стоном перевернулся на бок и Соня поднялась из кресла, чтобы опять принести из ванной намоченное в холодной воде полотенце. Потом положила на его лоб ладонь. Таким привычным жестом, словно прежде когда-нибудь ухаживала за больными. Не было такого! Неужели подобные привычки - женские по своей сути?

Однако, именно эта мысль княжну заинтересовала: никогда прежде она не ухаживала за больными, а значит, и не ей решать, насколько человек болен. Идя в своих рассуждениях дальше, приходишь к единственному мнению: нужно позвать врача.

Но пока... Соня осторожно вынесла саквояж Тредиаковского в другую комнату и открыла его. Что она хотела там найти? А вот это самое - оружие. Кажется, он называется револьвер. Соня видела его один раз в жизни. Лет десять назад. Тогда к отцу приехал в гости его товарищ, который из Англии как раз и привез похожую штуку.

- Посмотри, дочь, какая красота! Называется револьвер. Умеют англичане мир удивлять.

В словах отца было такое восхищение, что Соня подошла и, чтобы угодить родителю, пальцем потрогала этот самый револьвер.

- Железный, - сказала она тогда, лишь бы что-то сказать.

- Да уж, не из теста! - отчего-то с раздражением сказал Николай Еремеевич и с видимым сожалением отдал оружие другу.

И вот теперь, держа револьвер в руках, Соня жалела, что десять лет назад оказалась такой нелюбопытной. Нет, чтобы спросить, как действует эта вещь. Тогда она могла бы при случае... выстрелить в кого-нибудь? Нет, но хотя бы знать, на что нужно нажимать, если на нее, как на Григория, кто-то вздумает напасть.

Она рассматривала оружие, с трудом удерживая его двумя пальцами, так что в конце концов пришлось прибегнуть к помощи другой руки. Как же им пользуются-то? Помнится, отец брал его в руку - а не пальцами!

Ага, револьвер и сам будто прыгнул в её ладонь и сам в ней вполне удобно устроился. Вот это отверстие как раз для указательного пальца - так и хочется им нажать!

Она осторожно освободила руку от оружия. Или оружие от своей руки? Как, оказывается, заразительно общение с ним! Как приятно ощущать его тяжесть, которая обещает тебе защиту от всякого недруга.

Однако, какие опасные мысли рождает всего лишь оружие в руке! Защита. Но какой ценой? Разве нельзя из этого револьвера убить человека? Еще как можно!

Соня попробовала положить его в сумочку, которую вешала на пояс. Совсем недавно в ней поместился слиток весом шесть фунтов. Нашлось место и револьверу.

Наверное, Тредиаковский рассердится, что она копается в его вещах. Но Соня больше ничего толком и не разглядывала: ни какие-то бумаги, ни конверты, в которых тоже что-то было. И два флакона темного стекла. И пакетик с каким-то порошком. Пусть, это его секреты. Но оружие... не может же Соня выйти без него из номера, если ей нужно будет позвать врача для Григория!

Она могла бы позвать посыльного, но кто знает, вдруг вместо него придет Иветта. Кстати, почему она заподозрила Софью?.. Все ясно, попав в номер Григория, княжна решила, что ей больше ничего не угрожает. Нет, парик она точно не снимала. И дурочкой точно прикидывалась, но чем-то все же насторожила.

А, может, она рассказала своим хозяевам о странной русской женщине, вот они и решили проверить. Странная, иными словами, подозрительная. Но, открой номер, чтобы они сделали? Тоже дали бы Соне по голове и уволокли с собой? Она поежилась - серьезный человек устроил на неё охоту.

Значит, Флоримон её не обманывал - он действительно король Дежансона, и все, кто обслуживает приезжающих сюда на воды, не кто иной, как его тайные придворные. И то, что его слуги проделывали с Агриппиной, они проделывают со всеми женщинами, которые попадают к ним в руки.

Тогда, кто знает, не вызовут ли и к Григорию доктора из свиты маркиза де Барраса? А он, например, отравит молодого человека? Или даст ему снотворное, чтобы Соню без помех утащили из номера...

Как ей быть? Может, дождаться, пока Тредиаковский придет в себя? А до тех пор... не станут же слуги Флоримона штурмом брать эту дверь? Впрочем, достаточно толстую и прочную, чтобы с нею легко было справиться, а там... Там придется ей нажимать на тот металлический язычок, на который так удобно ложится указательный палец!

Тредиаковский застонал, и она опрометью кинулась к нему.

- Софья Николаевна, вы ещё здесь?

- Куда же мне ещё деваться? - улыбнулась она.

- В какой-то момент мне показалось, что это мама, как в детстве, положила мне на лоб прохладную ладонь. Тогда у меня была корь и жар изводил меня...

- Как вы себя чувствуете?

Он попытался приподнять голову и прислушался к себе.

- Как странно, голова почти не болит, вот только больно ложиться на подушку затылком.

- Еще бы, у вас такая шишка!

- Их было трое. Третий стоял за углом, и я не услышал, как он подкрался. Со спины...

- Я хотела позвать врача.

- Что вы, ни в коем случае! Я ещё немного полежу, и все пройдет. Звать врача! Вы уверены, что это не будет один из тех, что кружат сейчас возле нашего номера?

- Вот поэтому я и медлила. Но у вас было такое бледное лицо...

- Умница. Хорошо, что медлила. Мы и так разворошили это осиное гнездо. Пусть они успокоятся.

- Вы думаете, это случится?

- Думаю, нет, - сказал он со вздохом. - Однако, какова наглость! Напасть на постояльца прямо в отеле. Неужели в самом деле их так много? Или они почувствовали запах горелого? Наверное, придется нам отсюда выбираться.

- И вы знаете, как?

- Думаю, для начала нам надо сходить в ресторан. Я, знаете ли, ужасно проголодался.

- Я тоже... А если нам что-нибудь подмешают в еду?

- Ну, волка бояться - в лес не ходить... Кстати, в ресторане у них есть второй выход. Через кухню. Словом, есть где развернуться. Это вам не в номере, из которого только один выход.

- Но вы же больны! - запротестовала Соня.

- Болен? То есть, получил по голове? Так мне и надо, не поворачивайся к врагу спиной.

- Удар такой силы...

- Пустое, ваше сиятельство! То, что невозможно и представить женщине, для мужчины дело обычное. Природа-матушка так распорядилась - сделать наши черепа крепче женских.

Он, невольно скривившись, опустил ноги с кровати и только тут оглядел себя.

- Вы меня раздевали?

Соня залилась румянцем.

- Не могла же я укладывать вас в постель одетым.

- В свою постель? Это трогает. Я ещё никогда не спал в девической постели.

- Это не девическая постель, а всего лишь гостиничная, - возразила княжна, стараясь разозлиться, чтобы хоть таким образом избавиться от смущения.

- А жалко, - с нарочитым вздохом проговорил Тредиаковский; он потянулся было за своей одеждой, но попенял Соне. - Отвернитесь, княжна, если вы меня один раз раздели, - получается каламбур, не так ли? - вовсе не значит, что нам уже не стоит и стесняться в присутствии друг друга.

- Невежа! Говорить такие пошлости женщине, которая за вами ухаживала! - выпалила в сердцах Соня и выбежала прочь в комнату, которая - и это не смешно! - была спальней Григория. А куда бы она могла уйти еще, ежели не в коридор?!

- Теперь мы можем поменяться комнатами, - как ни в чем не бывало проговорил, входя, Тредиаковский. - Сделайте мне приятное, Софья Николаевна, оденьте то зеленое платье, что я купил для вас давеча в лавчонке на окраине.

- Но к нему не пойдет темный парик, - возразила Соня.

- И хорошо. Никаких больше париков! Накладных усов и бород! Мы выходим к противнику с открытым забралом.

- Но как же я оденусь, без горничной? - растерялась Софья, представив, сколько пуговиц на спине этого нового платья.

- Не волнуйтесь, я помогу вам одеться, - предложил Григорий без улыбки. - Что? Вы подбираете слова для отказа? Ничего странного нет в том, чтобы муж помог жене одеться.

- Но вы-то мне не муж!

- Сегодня не муж, а завтра... Шучу, шучу, экая вы темпераментная, Софья Николаевна! Я же помогу вам одеться, а не раздеться, как вы мне... Обещаю, я не буду смотреть на вашу спину и застегну эти восхитительные мелкие пуговички с закрытыми глазами.

- Вы опять смеетесь? - укоризненно сказала Соня, выходя из его комнаты.

- Так вы позовете меня?

- Позову, - проговорила она уже из коридора.

Может, Тредиаковский прав, и теперь не до церемоний? Кто знает, чем окончится их выход в свет? Но отчего-то рядом с ним ей совсем не было страшно. Она даже подумала, что ей было бы приятно... умереть в его объятиях. К примеру, если бы её ранили из такого револьвера, который она недавно держала в руках...

Григория все-таки пришлось позвать, хотя Соня и ухитрилась большую часть пуговичек застегнуть сама. Что за дурацкая мода!

Но Тредиаковский и вправду справился с пуговицами без проволочек и признался ей:

- Не сердитесь, - Софья Николаевна, - со мной это бывает. Волнуюсь перед решающим действием, вот и шучу невпопад. Давайте, я вас причешу.

- Причешите? - изумилась Соня.

- Ничего странного в этом нет. Лет пять назад, как говорится, на заре моей юности, мне пришлось изображать из себя цирюльника.

- Работая в посольстве?

- Тогда я ещё не работал в посольстве, - уклончиво проговорил он и вправду ловко управляясь с её волосами. Вам говорили, что у вас красивые волосы? Тяжелые, блестящие, - золотые! - они струятся, как живые, их хочется расчесывать без конца!

- Разве вы не говорили, что проголодались, - насмешливо напомнила Софья.

- Увы, человек несовершенен! - с сожалением проговорил Тредиаковский, заканчивая сооружение прически.

Теперь она оглядела себя в зеркале во весь рост, улыбаясь отражению обоих - Григорий нарочно подошел и стал рядом.

- По-моему, мы с вами похожи на супружескую пару, - довольно кивнул он.

- Всякие мужчина и женщина близкого возраста, идя рядом, могут походить на супружескую пару, - возразила Соня просто из чувства противоречия; она из всех сил противилась чувству, которое с некоторых пор стала овладевать ею.

Тредиаковский - её случайный попутчик, а теперь и помощник, и даже соучастник происходящих с княжною событий притягивал её к себе, заставлял о себе думать. Причем, даже чаще, чем она вспоминала, например, о своем женихе Разумовском. Почему-то она вообще почти забыла о нем!

А между тем, Тредиаковский был разодет так, что на его фоне Софья... Она чуть было не подумала о себе - терялась! - но ещё один мимолетный взгляд в зеркало сказал ей, что они и вправду выглядели, как бы это поточнее сказать, слаженно.

- К этому бы платью, да ещё и бриллианты!

Григорий одобрительно оглядел её и предложил руку.

- Револьвер у вас с собой? - спросила Соня, таким образом признаваясь, что открывала его саквояж.

- С собой, - кивнул он и, словно невзначай, приложил руку к левой стороне камзола. Но не удивился её вопросу, а посмотрел на её напряженное лицо и добавил. - Не думайте, что нападавшие прямо-таки ждут нас за дверью. И навряд ли вся полиция Дежансона в руках маркиза де Барраса. Даже наверняка не вся. Значит, они не могут совсем уж ничего не бояться. Но это не значит также, что они оставили нас в покое. Будем настороже.

При последних словах он состроил такую зверскую мину, что Соня расхохоталась. Григорий тоже улыбнулся.

- Такой вы мне нравитесь куда больше. Улыбаться. Прямо смотреть вперед и не давать врагам повода думать, будто мы их испугались.

- Да, а как мы станем обращаться друг к другу на людях? - спохватилась Соня. - На "вы" или на "ты".

- А как вам удобнее? - поинтересовался Тредиаковский.

Она замялась.

- Обычно, мне странно наблюдать, как супруги общаются друг с другом, будто на торжественном приеме, да ещё и с малознакомыми людьми. Давайте попробуем на "ты".

Он одобрительно кивнул.

- Хочу признаться, Софья Николаевна, чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь. Я бы хотел и впредь работать с вами в паре...

- В посольстве? - удивилась она.

Он засмеялся, и Соня опять заметила, какая славная у него улыбка.

- Зачем же в посольстве? Для начала - по спасению молоденьких девушек вроде вашей горничной, попавшей в руки негодяев.

- Вы что-то узнали об Агриппине? - с надеждой спросила Соня.

- Пока только то, что она все ещё в Дежансоне. Наверное, сынок де Баррас не хочет рисковать своей долей золота. А ну как не сегодня-завтра помрет старик-отец? Тогда вы останетесь единственной обладательницей тайны, и с вами не стоит вконец рассориться.

- Значит, Флоримон надеется, что никакой ответственности за свое злодеяние не понесет?

- За то, что он сделал с вашей служанкой? Конечно, нет. Французы вообще порой держат нас за варваров. У них ведь крепостного права нет. А доверчивость русских людей вообще вошла в притчу.

- Почему?

- Разве вы не слышали, как четверть века назад к нам в Петербург приехали полтора десятка французов. Все они представились баронами, маркизами, шевалье - то есть, аристократами, которым чинят всякое препятствие неблагодарное правительство. А как раз в это же время французская полиция разыскивала двадцать пять беглых каторжников, в связи с чем дала задание советнику французской миссии Мессельеру, поискать этих людей в России. Что вы думаете он установил?

- Неужели эти люди прятались у нас?

- Прятались - это слишком громко сказано. Они служили воспитателями в богатых дворянских домах Петербурга.

- Это было на самом деле? - не поверила Соня.

- Вы об этом не знаете, потому что вас ещё не было на свете.

- Точнее сказать, я этого не помню, потому что тогда только родилась.

- Ничего этого не было бы, если бы, благодаря нашему императору Петру Первому, Россия так слепо не преклонялась бы перед иностранцами. В цивилизованных странах никогда так не принимают чужаков, как у нас. Я читал, что в Древнем Риме на боях гладиаторов иностранцы сидели на последних скамьях. Там же, где и рабы... Простите, я сел на своего любимого конька. Всегда обидно за соотечественников, которые мало в чем уступают иностранцам...

Хотя Григорий и говорил, что пока бояться им некого, но прежде, чем выйти из номера, он выглянул в коридор, внимательно осмотрелся, прислушался, и только после этого выпустил Соню. Дверь на ключ он закрыл одной рукой, чтобы не поворачиваться к коридору спиной.

Потом повел княжну к выходу, слегка прижимая её руку к своему боку, словно успокаивая.

Но до самого ресторана они дошли без приключений, сели за столик и услужливый официант подал им листок, на котором красивым почерком, крупными буквами были написаны названия блюд.

- Чего бы и нашим рестораторам не завести такие обычаи, - посетовал Григорий.

Соня промолчала, потому что была не очень знакома с обычаями русских рестораторов.

Григорий взял в руку листок и посмотрел на Соню:

- Перечитать все, что у них есть, или будут какие-то особые пожелания?

- Предлагаю заказать то, во что труднее всего запихнуть отраву, предложила Софья.

- Ого, мадемуазель учится прямо на глазах! - одобрительно хмыкнул Тредиаковский. - Но тогда нам останутся только вареные яйца, а я хотел бы перед серьезным делом как следует поесть.

- По вам не скажешь, что вы - такой любитель поесть. Просто-таки, обжора!

- Что есть, то есть, - ничуть не обиделся Григорий. - А насчет отравителей... Ничего, находили выход и не из такого!

Он молодецки присвистнул, вызвав негодование сидящей за соседним столиком пожилой супружеской пары, и, слегка поклонившись Соне, довольно громко проговорил:

- Дорогая, я должен убедиться, что наше с тобой любимое блюдо готовят как следует!

И пошел в противоположную от входа сторону. Некоторое время спустя он появился в сопровождении ресторанного слуги, который нес поднос с большим блюдом. На нем дымились аккуратно нарезанные куски мяса. Украшали блюдо листики какой-то неизвестной Соне зелени.

Григорий от усердия суетился, казалось, даже больше подавальщика. Накладывал мясо Соне на тарелку и, увидев, что она отрезала кусочек и поднесла его ко рту, тут же стал уговаривать её, взять ещё кусочек. Она уже хотела разозлиться, высказать, что он ведет себя неподобающим образом, как Тредиаковский, склонившись над её тарелкой, вдруг сказал холодно и четко:

- Посмотрите налево, Софья Николаевна, это не Флоримон де Баррас пытается привлечь ваше внимание.

- Где? - испугалась она.

- Вон там, у колонны. Я закрывал вас собою, сколько мог, но он, кажется, не хочет угомониться. Что ж, мы его ждали.

- Вы хотите сказать, что ждали его появления?

- Конечно. Иначе, я заказал бы ужин в номер. У рыбаков есть такая уловка - ловить на живца. Не слыхали?

- По-вашему, живец - это я?

Вопрос Софьи не то, чтобы поставил Тредиаковского в тупик, но вызвал некоторое замешательство. Впрочем, с ним он быстро справился и прямо посмотрел Соне в глаза.

- Софья Николаевна, поймите, только так мы можем проникнуть в замок де Барраса и осмотреть его. Пока он здесь, пока охотится за вами... Поверьте, дорогая, я сделаю все для того, чтобы ни один волос не упал с вашей головы!

Софья так разозлилась, что даже ноздри у неё стали раздуваться в такт дыханию. Еще не понимая, что её так разозлило, она прошипела:

- С каким бы наслаждением я сейчас влепила вам пощечину!

Но Григорий не удивился, не обиделся, а с пониманием глядя ей в глаза, кивнул.

- Вы правы, это дельная мысль. Изобразите ваш гнев, Софья Николаевна, как и положено разозленной жене. Ударьте меня по физиономии и быстро идите к выходу.

- Но вы же сами сказали...

- Быстрее, прошу вас!.. Ну же, курица!

- Я - курица?

Какая-то злая сила подбросила княжну со стула. Она перегнулась через стол и влепила Тредиаковскому такую оглушительную пощечину, что он упал назад вместе со стулом. От неожиданности Соня хотела было кинуться к нему, но уловила через неплотно прикрытые ресницы его предостерегающий взгляд и быстро пошла к выходу, положившись на слова своего мнимого мужа и милость божью. Пошла прямо в лапы своего врага.

Теперь княжна поняла причину своей злости: она думала, что Тредиаковский в неё влюблен, что он приехал в Дежансон увидеть её, предмет своей страсти, а у него здесь всего лишь свои деловые интересы! В которых княжна всего лишь живец!

Она уже не думала об опасности, которой может подвергнуться, а испытывала лишь разочарование, которое ещё месяц назад показалось бы ей странным - Григорий для неё совершенно посторонний мужчина.

Она невольно убыстряла шаги, хотя ей хотелось бы вообще едва передвигать ноги, и уже проскочила входную дверь, когда чья-то цепкая рука крепко схватила её за локоть и потащила за собой.

- Оставьте меня в покое! - закричала она. - Что вам от меня нужно?

Наверное, все ещё в запале и оттого не владея собой, она с такой силой оттолкнула от себя незнакомца, - никогда прежде Соня его не видела, - что он изрядно ударился головой о стену.

- Да вы просто фурия! - он поморщился, встряхнулся, как побитая собака, и подошел к Соне совсем близко, но теперь держался настороже, чтобы проговорить сквозь зубы. - Ваш жених, Флоримон де Баррас, просил вам передать, что если сегодня вы не захотите отправиться в замок, свою служанку живой вы больше не увидите!

При слове "живой" незнакомец гнусно захихикал. И добавил, наслаждаясь растерянностью Сони.

- Странно ведет себя невеста маркиза. После его слов я представлял вас себе несколько иначе.

- А почему он сам ко мне не подошел? - спросила Соня, чтобы не молчать. - Я видела его в ресторане.

- Возможно, он считает ниже своего достоинства выдвигать вам свои требования при постороннем человеке, - пожал плечами посланец маркиза.

- И как я должна попасть в замок?

- У входа вас ждет карета.

Ехать одной в замок, из которого она вырвалась с таким трудом, Соне не хотелось. Но теперь, когда она осталась одна, что ей оставалось делать? Тредиаковский, кажется, понял, что ничем Соне помочь не может и более не стал притворяться. Просто этак ненавязчиво оставил её одну. Неужели он узнал о действительном могуществе Флоримона де Барраса и решил не вступать с ним в борьбу?

Соня тяжело вздохнула своим мыслям и позволила усадить себя в карету, где уже сидел упомянутый Флоримон.

- Ай-яй-яй, мадемуазель Софи! - нарочито укоризненно проговорил он. Неужели вы задумали бросить одну свою бедную служанку?

- Я не собиралась её бросать! - вырвалось у Сони.

- Иными словами, вы собирались её освободить? - уточнил он. - А не могу я узнать, каким образом?

- Не можете! - дерзко ответила Соня.

В это время карету качнуло. Вернее, скрипнул облучок, на котором сидел кучер.

- В чем там дело? - спросил Флоримон, на ходу приоткрыв дверцу кареты.

- Все в порядке! - ответил ему глухой голос.

- Осторожнее! - насмешливо крикнул Флоримон. - Его сиятельство везешь... Вы так уверены в себе, мадемуазель Софи, - надеетесь на помощь полиции? Или того вашего друга, которого так неразумно ударили по лицу? Должен вас огорчить. Он за вами не побежал, остался в ресторане. Наверное, обиделся.

- Я не заявляла в полицию, - хмуро бросила Соня, с опозданием думая, что напрасно доверилась Тредиаковскому, ведь именно он уговорил её не делать этого.

- Правда? - вроде приятно удивился маркиз. - А могу я узнать, почему?

- Можете, - кивнула Соня. - Я подумала, что если вы и вправду некоронованный король Дежансона, то и полиция города наверняка служит вам.

- Умненькая девочка, - одобрительно согласился Флоримон. - Как жаль, что мы не можем работать вместе с вами.

- Вы что же, передумали на мне жениться? - ехидно поинтересовалась Соня, отчего-то чувствуя под ложечкой неприятный холодок.

- Передумал, - вроде с сожалением вздохнул де Баррас. - Разве не могу я получить все золото отца, не обременяя себя супружескими узами?

- Получить? - удивилась Соня. - Вы уже знаете, как его найти?

- Я уже знаю, как об этом узнать, - засмеялся он. - Вы сами скажете мне об этом в обмен на...гм-м... обещание не подвергать вас той же экзекуции, что и вашу горничную.

- Вы не посмеете! - вырвалось у Сони.

- Еще как посмею! - откровенно расхохотался он. - Моего отца вы куда-то спрятали. Я мог бы его найти, но старик по-ослиному упрям, может промолчать и под пытками. Да и вообще, пытать своего отца... Придворные меня не поймут. Иное дело, молодое здоровое тело. Девичье... Думаю, они и сами с удовольствием в этом поучаствуют...

- Вы - ужасный человек! - воскликнула Соня. Ей в самом деле было страшно, и она говорила, что придет в голову, лишь бы не поддерживать зловещую тишину, от которой сжимается сердце. - Значит, вы и не собирались на мне жениться?

- Отчего же, собирался, но вы сами своим побегом не оставили мне выбора. Впервые из замка сбежала женщина, и если я её не верну обратно и примерно не накажу, я потеряю уважение своих людей...

Внезапно Флоримон замолчал, прислушиваясь, и с некоторой тревогой проговорил самому себе:

- Чего это вдруг Люсьен поехал другой дорогой?

Он открыл дверцу кареты.

- Люсьен! Разве я разрешал тебе менять маршрут?

- Что поделаешь, маркиз, пришлось обойтись без вашего разрешения! ответил ему веселый мужской голос.

- Ты не Люсьен!

- Вы удивительно догадливы, ваше величество! - откликнулся голос, в котором Соня с радостью узнала Тредиаковского.

Флоримон вытащил из-за пояса пистолет и стал целиться в возницу. Но поскольку карету трясло на неровной дороге, это, видимо, плохо ему удавалось.

- Гриша, берегитесь! - закричала Соня, и осеклась - так страшно взглянул на неё маркиз, вернувшийся на свое место в карете, а потом взглядом змеи приказал ей замолчать, придвигая оружие к груди княжны, там, где у неё было сердце.

Впервые она так близко почувствовала смерть. Подумать только, одно движение пальца, и Сони больше нет на свете!

Карета продолжала нестись по узким улочкам города, все больше набирая скорость. Вдруг она так резко остановилась, что Флоримона бросило на Софью, а его рука с пистолетом скользнула по её обнаженному плечу, оцарапала кожу и ударилась о противоположную стенку кареты. Раздался выстрел, и Соня от страха потеряла сознание.

Глава девятнадцатая

Очнулась она от того, что её без особой нежности били по щекам и шипели:

- Соня! Софья Николаевна! Да очнитесь же вы наконец!

Тредиаковский. Мог бы и не хлопать её по щекам так сильно!

- Слава богу, наконец-то! - обрадовался он. - Нам надо уходить, слышите. У нас в запасе всего пять минут. Впрочем, даже в этом я не уверен.

- А где Флоримон? - удивилась Соня, при помощи Григория вылезая из кареты.

- Сбежал, подлец! - досадливо буркнул Тредиаковский. - Разве мог я такое предвидеть? Карету остановили французские полицейские и заявили, что имеет место похищение. В полиции есть заявление тетки потерпевшего...

- Разве у Флоримона есть тетка? - изумилась она.

- Вряд ли Альфонсина де Шовиньи его тетка, но мне не хотелось спорить с полицией. Особенно, если они делают вид, будто соблюдают закон.

- Думаете, это были люди маркиза, одетые в полицейское платье?

- Думаю, это были полицейские в своем собственном платье. Те самые, которым маркиз де Баррас платит, чтобы они закрывали глаза на его преступления.

- Почему же они вас не арестовали?

- А вам бы этого хотелось?.. Нечего сказать, заботливая у меня супруга!.. Потому, что у меня есть некая охранная грамота, подписанная королем Франции. Арестовать человека, снабженного ею, не решились даже купленные полицейские...

Все эти вопросы Соня задавала на бегу. Тредиаковский куда-то тащил её за руку, так, что княжна поминутно спотыкалась, едва не разбиваясь о заборы и фонарные столбы. В последний момент ухитряясь их обогнуть.

- Куда мы торопимся?

- Прочь от этого места. Королевский документ защитил нас от полиции, но люди маркиза Флоримона, мягко говоря, плевали на него... Кажется, он бросил на ваше задержание все свои силы. Неужели, он так разозлился, что вы от него сбежали?

- Нет, он хочет, чтобы я показала вход в подземелье, где лежит отцовское золото.

- А не проще ли узнать об этом у отца? - продолжал допытываться Тредиаковский, впрочем не сбавляя шага и не выпуская руку Сони из своей.

- Он считает, что отец скорее умрет, чем скажет это.

- А где, вы сказали, прячется старый маркиз? - невинно поинтересовался Григорий.

- Я вам об этом не говорила. И не скажу, потому что это не моя тайна.

- Хорошо, хорошо, - неуклюже стал он успокаивать Соню. - Я ведь спросил просто так. В нашем деле никакие знания не помеха...

- Погодите, Григорий Васильевич, - задыхаясь, попросила Соня. Давайте хоть на минутку посидим на скамейке в этом парке.

Она показала на парк, ярко освещенный огнями, по которому, несмотря на поздний час, вовсю гуляли люди.

- Потерпите, дорогая, - он успокаивающе пожал её ладонь. - Осталось совсем немного.

- Немного до чего?

- До того момента, как вы, возможно, встретите свою горничную.

Наконец они остановились перед небольшим двухэтажным особняком, высокое крыльцо которого слабо освещал всего один газовый фонарь. У крыльца стояла черная, похожая на полицейскую, карета.

Завидев её, Тредиаковский невольно ускорил шаги, не замечая, что почти тащит за собой княжну. Наконец Соня выдернула у него свою руку и предложила:

- Если вам не терпится, бегите, а я пойду следом.

Григорий смутился.

- Простите, но мне так хочется поскорее узнать, что они нашли?

- Кто - они?

- Те, кто осматривал замок де Барраса, - с некоторой заминкой проговорил Тредиаковский, помогая ей взойти по ступенькам на крыльцо.

- Неужели вы так печетесь о моей горничной? - насмешливо поинтересовалась Соня.

Но Григорий ей не успел ответить, потому что на стук дверного молотка к ним вышел черноволосый мужчина лет сорока пяти с черными, торчащими в разные стороны усами и живыми черными глазами.

- Мсье Грегуар! И вы, Прекрасная Дама! Прошу вас, входите, мы вас ждем.

- Вы меня ждете? - удивилась Соня: похоже, в последнее время только это ей и оставалось.

- Да, мы, - подтвердил брюнет. - Ведь как только маркиз Флоримон де Баррас предстанет пред королевским судом, именно вы - мы все на это надеемся - будете основным свидетелем на процессе. Вы и ваша бедная служанка. К сожалению, мы опоздали - больше никого из девушек в замке не оказалось.

Он провел их в большую комнату, в которой сидело ещё четверо людей, одетых в форму французских гвардейцев. Чуть поодаль на диване лежал какой-то большой сверток.

- Здравствуйте, мадемуазель, - встали они при виде Сони. Здравствуйте, Грегуар!

Между тем, глаза Софьи упорно обращались к свертку, пока она не поняла, что это - завернутый в шерстяное одеяло человек. Она перевела вопросительный взгляд на мужчину, который открывал им дверь.

- Это ваша служанка, мадемуазель. Мы нашли её, обнаженную, в комнате, дверь которой можно было открыть лишь снаружи...

- Я тоже видела такую дверь, - кивнула Соня. - Мне можно посмотреть... на мою горничную?

- Конечно, мадемуазель, ведь это ваша служанка. Только она спит. Не проснулась даже, когда мы открыли дверь и сняли с неё цепь.

- Цепь? - ужаснулась Соня. - Вы хотите сказать, что она была закована в кандалы?

- Всего лишь за одну ногу. Что-то вроде ножного браслета. Судя по всему, его использовали довольно часто...

Да, это была Агриппина. Очевидно, ей не давали мыться, так что от неё исходил резкий запах немытого тела и ещё чего-то, чему княжна не могла подобрать названия. Бедная девчонка! Она так любила чистоту, что порой ей влетало за это от покойной Марии Владиславны.

- Опять мылась? - порой возмущалась та. - Можно подумать, тебя не из грязной деревеньки привезли, а из какой-нибудь...

Тут княгиня не находила слов, с чем сравнить такое пристрастие простой служанки к чистоте.

- И не грязная наша деревенька! - огрызалась та. - Мы вон каждую субботу в баньке паримся. Да и так, то у реке ходим по теплу, то из ведра обливаемся.

- Неужто и тебя к сему Луиза склонила?

- Зачем - Луиза? Я про неё и не знала такое. У меня батюшка кажное утро выйдет на двор босой, в одних портках, перекрестится на восток, да и жах! На себя ведро воды...

Почему именно сейчас это Софье вспомнилось? Из-за дорожек, которые оставили на лице девчонки пролитые слезы? Из-за спутанных прядей волос, которые наполовину закрывали её лицо?

Она прислушалась к негромкому разговору, который вели между собой четверо французов и Григорий. По-французски - Грегуар.

- Ни вашей Барбары мы не нашли, ни Эмиля - доверенного лица маркиза. Наверное, именно он увез девушку. Правда, по словам нашего агента, мог сделать это лишь накануне вечером. Мы арестовали Альфонсину де Шовиньи. Старая карга отказалась говорить, а вот её служанка Жавотта поведала, что её хозяйка зачем-то ходила в подвал, вроде носила туда еду. Потом она заснула и ничего не помнит, но когда проснулась и из любопытства спустилась в подвал - там никого не было. Служанка думала, что в подвале держали какую-то собаку. Там тоже оказалась цепь. С ошейником, как она думала.

Тредиаковский сидел, понурив голову и свесив руки между колен. Таким обескураженным Соня его не видела.

- И куда ты думаешь, Шарль, он повез Варвару?

- Да тут и думать нечего - в Марсель. Порт большой, у Флоримона там друзей-товарищей не счесть. Особенно среди моряков и работорговцев. Сколько раз мы прослеживали его путь до Марселя, а в самом городе он словно растворялся. Без следа. Девушек передавали с рук на руки, пересаживали из кареты в карету, а когда кто-нибудь из наших ребят пытался к этой цепочке приблизиться... Двое наших лучших ребят поплатились за свою смелость головой.

- Да, как ни крути, придется мне ехать в Марсель. Кто знает, может, мне удастся к ним подобраться.

- Я бы тебе этого не советовал, - покачал головой тот, кого звали Шарлем. - Одному, в чужом городе. Конечно, я дам тебе адрес своего друга, марсельского ажана36, но вряд ли он тебе поможет - насколько я знаю, у него у самого людей не хватает... Смирись, девушка для тебя потеряна.

Соню неприятно кольнули слова "для тебя". Неужели в поисках Вареньки Шаховской у Григория личный интерес.

- Не могу, - глухо проговорил он, - я дал слово самой императрице, что верну Варвару родителям. Она у них единственная дочь.

Он поднялся из-за стола и окинул взглядом присутствующих.

- Простите, господа, но я должен наедине поговорить с мадемуазель Софи.

- Пожалуйста, в доме семь комнат, и все свободные! - Шарль сделал приглашающий жест; то ли это был его дом, то ли он попросту был старшим по званию в группе французских полицейских и потому принимал все решения единолично.

- Пойдемте, Софья Николаевна, - проговорил Тредиаковский, - мне надо сказать вам пару слов.

Он предложил ей руку, и они пошли по коридору, чтобы зайти в одну из комнат, в которой горел канделябр со свечами, а на небольшом столике, возле которого стояли два глубоких кресла, был приготовлен поднос с кофейником и крошечными бутербродами.

- Садитесь, моя дорогая, - Григорий придвинул кресло несколько растерянной Соне - уж больно ласковым был голос мужчины. - В ресторане, куда я вас недавно пригласил, нам так и не удалось поесть. Но Шарль, как гостеприимный хозяин, позаботился о нас, так отчего бы не воспользоваться этим?

Он снял с подноса чашки, тарелки и ловко сервировал стол, так что Соня и не успела предложить свои услуги. Впрочем, она была так растеряна, что и мысли её, и действия несколько замедлились против обычного.

- Софья Николаевна, - начал он, пристально глядя ей в глаза, - я очень виноват перед вами.

- Виноваты? - растерянно переспросила она. - Но в чем?

- Например, в том, что я использовал вашу беду в своих целях. Или в том, что назвался не своей фамилией. Или в том, что позволил себе... полюбить вас, не имея на это никакого права. Я пообещал помочь вам перепрятать ваше золото в надежное место, с тем, чтобы после перевести их в деньги или недвижимость...

- Погодите, Григорий Васильевич, Гриша... вы смешали в кучу все, даже... свою любовь ко мне. Хотите сказать, что деньги, ваше инкогнито и... чувства стоят в одном ряду?

- Что вы, Сонюшка, простите, Софья Николаевна, я проговорил это скороговоркой, можно сказать, вывалил лишь потому, что вскоре нам предстоит расстаться, и я не решусь сказать вам о своих чувствах отдельно, так что вы никогда о том не узнаете... Впрочем, может, это и к лучшему!

- К какому - лучшему?! - возмутилась Соня, в момент забыв про всю свою робость. Лишь мелькнула у неё мысль: "Ого, ваше сиятельство, растете на глазах!" - Хотите сказать, что будет лучше, если два любящих человека навеки расстанутся, не узнав в друг друге свои половинки?

- Если я правильно понял, - проговорил он чуть дрогнувшим голосом, вы тоже любите меня?!

Они оба, не сговариваясь, поднялись с кресел и протянули друг к другу руки. И прильнули, на время забыв обо всем.

- Боже, как я несчастлив! - горестно проговорил он, с трудом оторвавшись от губ Сони. - Едва нашедши вас, моя любовь, я вынужден расстаться неизвестно, на какое время! Но вы не печалься, я попрошу Шарля, он сделает все, как надо, поможет забрать ваше золото. Я расскажу ему, как это сделать. Кстати, я узнал, ваш жених Леонид Разумовский теперь на хорошем счету, работает в Стокгольме. Шарль посадит вас на пароход и вы сможете привезти свое богатство прямо графу в руки!..

- Но я не хочу! - вскричала Соня. - Я не хочу ехать ни в какой Стокгольм.

- А что вы хотите?

- Поехать с вами в Марсель!

Он решительно отодвинул княжну от себя.

- Об этом не может быть и речи!

- Но почему? Почему?! Разве вы не говорили сами, что мы вполне можем работать вместе. Что я легко всему учусь. Что мы понимаем друг друга с полуслова. А если Вареньку к тому времени, как вы приедете, успеют куда-нибудь увезти, продать? А вдруг её будут держать где-то, куда сможет проникнуть только женщина?

- Соня! Вы, простите за прямоту, существо домашнее. Вы не умеете быстро бегать. Прыгать с высоты. Драться. Использовать оружие. О, да всего не перечислишь, это целая наука! Вас ждет прекрасное будущее - быть женой молодого красивого генерала, который, тем не менее, может и не принимать участия в военных баталиях.

- Я поеду с вами в Марсель!

- Однако, вы упрямы. А как же ваша служанка? Мы не сможем взять её с собой.

- Я уже обо всем подумала: мы оставим её в деревне у вдовы Фаншон. Там, где сейчас Антуан де Баррас. В конце концов, это его сыночек надругался над бедной девушкой. Пусть теперь папенька искупает вину перед Агриппиной.

- Однако, вы распорядились! - фыркнул Тредиаковский, или как там его зовут на самом деле! - Пожалуй, в вас можно разглядеть неплохие задатки для той работы, которой я принужден судьбой заниматься.

- Можно подумать, вам она не нравится.

- В том-то и беда, что нравится! Надо сказать, я на неплохом счету у князя Н., - по-мальчишески похвастался он. - Впрочем, вам пока не стоит знать его подлинное имя.

- Значит, мы едем вместе? - утвердительно проговорила Соня, с радостью отмечая его "пока".

Пока не скажет, но когда-нибудь потом... Значит, он тоже не хочет расставаться с нею! Внутренний голос что-то ещё пытался бурчать о приличиях, о том, что молодой незамужней девице не к лицу... Но все существо её пело: в Марсель! Она поедет в Марсель!

1 Почетное наименование отборных воинских частей 1 высший свет

2 книга с текстами церковных служб, молитвами

3 (фран.) авантажный - производящий благоприятное впечатление внешностью

4 предполагаемое умение человека летать

5 (фран.) навязчивая, маниакальная идея

6 применение в споре словесных ухищрений, формально кажущихся правильными

7 многолетнее растение, корень которого напоминает человеческую фигуру; в древности считалась обладающей магической силой

8 льстить, восхвалять

9 Офицерское звание в российской армии 18 века, следующее за капитаном

10 низшее придворное звание

11 известные мужские духи

12 богач-выскочка

13 Шлезвиг-Гольштейн, земля в Германии

14 Франкмасоны - тайная религиозная организация с утопической целью объединения человечества всех религий в одном религиозном братском союзе

15 (лат.) человеку свойственно ошибаться

16 Речь о Екатерине 1, жене Петра 1

17 спальный халат

18 то же, что гипноз

19 Персонажи греческой мифологии

20 (лат.) всегда в движении

21 погреб

22 французский писатель, символ патологического стремления к жестокости, наслаждения чужими страданиями

23 (фран.) выйдите на минутку, мне надо с вами поговорить

24 В греч. мифологии скульптор, влюбившийся в созданную им скульптуру

25 (фр.) - уродина

26 (фран.) - входите

27 (фран.) - публичное оскорбление, позор

28 стихи Ф.Дмитриева-Мамонова

29 перлюстрировать - просматривать переписку с целью надзора

30 (нем.) - мой бог

31 (фран.) - берегись

32 Срочная, идущая безостановочно до места назначения

33 Один из религиозных праздников, отмечается 7 апреля,

34 (лат.) - Цезарю подобает умереть стоя

35 В греческой мифологии многоглазый великан, стерегущий возлюбленную Зевса Ио; бдительный страж

36 полицейский чин во Франции