Площадь Магнолий

Глава 15

— К сожалению, Дорис, никакого волшебного эликсира, способного поставить Уилфреду мозги на место, не существует, — развел руками доктор Робертс. — А поскольку он не представляет в его нынешнем состоянии угрозы для общества, равно как и для себя, то и поместить его в лечебницу я тоже не могу. Пока ему не слышатся голоса и не являются видения, нет оснований считать его опасным. У него просто навязчивая религиозная идея.

— А почему он постоянно говорит о великой блуднице? — жалобно спросила Дорис. — Она, должно быть, ему чудится?

Боб Джайлс осторожно сжал ей предплечье: сколько он ни пытался объяснить Дорис, что великая вавилонская блудница — не распутная женщина в буквальном смысле слова, а библейский город, супруга Уилфреда в это не верила.

— — Доктор Робертс имеет в виду, что Уилфред не совсем сошел с ума, а лишь впал в заблуждение.

Это не укладывалось у Дорис в голове. Как можно утверждать, что Уилфред не сумасшедший, когда он явно не в себе? И как ей жить с ним, если она его боится?

— Но ведь хоть что-то вы можете с ним сделать? — с мольбой произнесла она, обращаясь и к викарию, и к врачу.

Доктор Робертс с сожалением покачал головой, Боб Джайлс пожал плечами.

Дорис повернулась к дочери и воскликнула:

— Скажи им, что они должны нам помочь! Иначе я тоже сойду с ума.

Пруденция могла бы многое поведать викарию и доктору Робертсу о странностях отца, но ей мешало присутствие матери. Поэтому она лишь закатила глаза и промолчала.

— Твоей матери нужно принимать успокоительную микстуру и капли для укрепления нервной системы, — сказал доктор Робертс, чувствуя, что хлопот у него скоро прибавится. — Вот возьми рецепт и получи по нему в аптеке лекарства. Я загляну к вам в конце недели.

— А я зайду сегодня же вечером, — заверил викарий, торопившийся на встречу с архидьяконом, на которой, помимо других насущных проблем, им предстояло решить вопрос об отстранении Уилфреда от церковных дел.

Дорис расплакалась и даже не встала со стула, чтобы проводить гостей до двери. Оказавшись в коридоре с глазу на глаз с врачом и викарием, Пруденция с горечью воскликнула:

— Мне кажется, одних успокаивающих и тонизирующих капель маме недостаточно! Если отца не поместят в лечебницу, у нее может случиться нервный срыв.

Доктор Робертс смущенно кашлянул. Он понимал, что Дорис находится на грани, но не знал, как ей помочь.

— Попытайся объяснить матери, что не ей одной приходится жить с психически больным человеком, — промолвил он, направляясь к двери. — Среди моих пациентов таких, как Уилфред, в последнее время становится все больше. Это последствия войны.

Но Пруденцию не волновало, что происходит с другими людьми. Ей хватало своих проблем.

— И как долго еще вы сможете освобождать отца от работы? — без обиняков спросила она. — Рано или поздно он ее потеряет. И что тогда? Маме одной с ним не сладить, значит, я буду вынуждена оставить службу и помогать ей. На что тогда мы будем жить?

Доктор Робертс тяжело вздохнул: он, разумеется, не мог бесконечно продлевать Уилфреду бюллетень с диагнозом «вирусная инфекция». Чем еще он мог помочь, врач не знал.

Боб Джайлс взглянул на бледное, напряженное лицо девушки, и у него сжалось сердце. Она была слишком молода, чтобы нести такое бремя на своих хрупких плечах.

— Не беспокойся по поводу денег, Пруденция, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю.

Она открыла дверь, обуреваемая тревожными предчувствиями. В это время в коридор вышла Дорис, нашедшая в себе силы попрощаться с врачом и викарием.

— До свидания, — проговорила она. — Спасибо за все.

— Привет, Пруденция, — окликнула стоявшую в дверях девушку ее знакомая, проходившая мимо с корзинкой в руке. — Твой отец закатил грандиозный скандал на главной улице Льюишема: обозвал жену мэра, приехавшую за покупками, распутницей и прелюбодейкой. Давно я так не хохотала!

Дорис вскрикнула, как раненая зверюшка. Пруденция потеряла дар речи, еще больше побледнела и, стиснув зубы, сорвалась с места и побежала в Льюишем.

Кейт стирала белье, когда в дверь постучала Дорис.

— Ты не могла бы одолжить мне шесть пенсов, чтобы я включила газ? У меня кончилась мелочь, а Пру нет дома… — тихо вымолвила она.

— Конечно! — Кейт отложила в сторону деревянные щипцы, которыми она перекладывала кипевшее белье из бака в бадью. — Вы пойдете завтра на свадьбу?

Она обтерла полотенцем мыльные руки и взяла из ящика кухонного стола кошелек, чтобы достать монетку.

— На какую свадьбу? — спросила Дорис, глядя на Кейт заплаканными глазами.

— Гарриетты и Чарли, — пояснила Кейт. — Вот, держи! Они не рассылали приглашений, но надеются, что все соседи непременно придут в церковь.

Дорис сжала шестипенсовик в кулаке и пробормотала:

— Да, конечно… Но я, право, не знаю…

— Хочешь чашечку чаю? Я как раз собиралась перекусить, — сказала Кейт, видя, в каком Дорис состоянии.

— Нет, спасибо, мне нужно идти, — ответила гостья и торопливо ушла.

Кейт проводила ее растерянным взглядом, не зная, как помочь бедняжке. Замкнутая по натуре, Дорис не любила, когда вмешивались в ее дела. Лучше было оставить ее в покое.

— Мама! — закричал из сада Лука, усердно рывший в песке тоннель, через который он надеялся попасть в Австралию. — Здесь какой-то мерзкий длинный червяк, я его боюсь!

Кейт вытерла руки насухо и пошла в сад спасать сына, продолжая думать о Дорис. Может быть, викарию удастся как-то утешить и успокоить ее? Так или иначе нужно было принимать срочные меры.

— Пошли домой, папа! — сказала Пруденция, с тревогой поглядывая на толпу зевак, собравшуюся на другой стороне улицы.

— Отойди от меня, Сатана! — закричал отец. — Я пророк Иеговы и несу людям слово Божье!

К остановке у часовой башни подъехал 21-й автобус, из него начали выходить пассажиры.

— Уведи его поскорее отсюда, — посоветовала Пруденции какая-то женщина. — Иначе его заберут в полицейский участок.

— Оставьте человека в покое, — вмешался другой прохожий. — Он никому не мешает!

— Пошли, папа, — потянула отца за руку девушка. — Сегодня не суббота, а пятница, и здесь с плакатами находиться нельзя.

— Пятница? — Уилфред нахмурился. — А почему мне нельзя бывать здесь по пятницам?

Пока Пруденция лихорадочно соображала, как ему ответить, из окна банка высунулся молодой человек и закричал:

— Ба! Да ведь это Уилфред Шарки! Я его знаю, он староста в церкви Святого Марка. Что там происходит? Все прихожане стали евангелистами?

Пруденцию затрясло, она была близка к истерике.

— Так что ты говорила насчет пятницы? — не унимался отец, не обращавший внимания на окружающих. — Нужно поскорее донести до людей святое пророчество. Имеющий уши да услышит призыв Святого Духа! Пора покаяться, ибо близится конец света.

— Если он церковный староста, то тем более следует призвать его к порядку, — возмутилась хорошо одетая дама, вышедшая из магазина. — Он нарушает общественное спокойствие!

Пруденция не выдержала и заорала:

— Заткнись немедленно, расфуфыренная дура! Ступай своей дорогой и не суй нос в чужие дела!

Толпа заволновалась. Девушка потянула отца за руку, умоляя его пойти домой. Уилфред упирался. В этот момент со стороны автобусной остановки к ним стал приближаться Малком Льюис. Завидев Уилфреда и Пруденцию, он воскликнул:

— Я вас заметил из автобуса! Что вы здесь делаете? Вы заболели, мистер Шарки? По-моему, вы не в себе.

Уилфред враждебно уставился на молодого человека.

— Я в своем уме, юноша! На меня снизошла Божья благодать. Святой Дух повелел мне нести людям пророчество, я должен идти дальше, в Гринвич и Вулидж. Ибо конец света не за горами, и пора всем покаяться.

— Ах, вот оно что! — Малком понимающе кивнул. — Ну, если так, тогда действуйте, как вам велел Святой Дух. Желаю успеха!

Пророк успокоился, а молодой человек, понявший наконец, почему занавески на ее окнах всегда задернуты, обернулся к Пруденции сочувственно сказал:

— Я вас провожу домой. Вы не сможете ничего сделать, а только навредите отцу. Не беспокойтесь, с ним ничего не случится.

— Откуда вам это знать? — вспыхнула девушка. — Это ведь не ваш отец выставляет себя на посмешище, а мой! И не вашего, а моего отца могут арестовать и прославить на всю округу.

— К вашему сведению, мой папаша большую часть своей жизни пытался убедить окружающих, что Земля не круглая, а плоская, — спокойно ответил Малком.

— И он тоже приставал к прохожим на улице? — недоверчиво спросила Пруденция.

— Он постоянно торчал в «Уголке ораторов» в Гайд-парке.

Малком взял ее под руку и отвел в сторону.

— Я прекрасно понимаю, что вы сейчас испытываете, но по опыту знаю, что с такими людьми лучше не спорить при посторонних. Самое разумное — это оставить его в покое. Спустя некоторое время ему надоест слоняться взад-вперед на этом пятачке, и он сам придет домой.

Пруденция немного успокоилась.

— Неужели ваш отец действительно верил, что Земля плоская? Ведь корабли давно совершают кругосветные путешествия!

— Покайтесь, люди! — раздался у них за спиной вопль Уилфреда. — Грядет конец света! Мир уничтожат сера и огонь!

Ни Пруденция, ни Малком даже не обернулись.

— Мой папа верил, что корабли просто-напросто совершают круги по плоской поверхности Земли, — ответил Малком.

Они достигли конца Главной улицы и стали подниматься по Магнолия-Хилл на площадь. Осмелев и позабыв о том, что ее спутник на девять лет старше, Пруденция продолжила разговор на волнующую тему:

— А он верил в драконов? На старых картах, составленных еще в те времена, когда все считали Землю плоской, в углах всегда рисовали чудовищ и писали: «Осторожно, здесь обитают драконы!»

— Об этом я у него не спрашивал, — улыбнулся Малком, радуясь, что девушка больше не тревожится об отце. — Не хочешь сходить вечером в кино? Если в Льюишеме нет ничего стоящего, можно пойти в кинотеатр в Гринвиче.

Кейт вынесла бадью с мокрым бельем на задний двор и принялась развешивать его на веревке. Солнце светило вовсю, дул свежий ветерок, и к вечеру все должно было высохнуть. Лука подошел к маме, чумазый, как шахтер, и спросил:

— Можно и мне повесить что-нибудь на веревочку?

— Во-первых, ты до нее не достанешь. А во-вторых, ступай умойся, ты похож на трубочиста!

Она бросила мокрую юбку в бадью и, наклонившись, подхватила одной рукой Луку. Коса упала ей на грудь, она отбросила ее за спину и с деланной суровостью добавила:

— Не вертись, как червяк, которого ты испугался, иначе я тебя уроню.

Лука рассмеялся, Кейт понесла его на кухню отмывать с мылом от грязи и пыли.

— У тебя под ногтями столько земли, что можно сажать картофель! — пошутила она, включая воду.

Внезапно где-то вдалеке послышался пронзительный крик, и Кейт обмерла. Снова кто-то отчаянно вскрикнул — так кричат испуганные до смерти люди. Велев Луке никуда не уходить, Кейт выбежала на площадь.

Она увидела, как выскакивает из палисадника викарий, как ковыляет от своего дома Лия, выходит из калитки Чарли, а с другой стороны площади спешит Эмили Хеллиуэлл. Все устремились к дому номер десять. Первым прибежал Чарли, следом туда влетела Кейт. Из глубины дома доносился голос Малкома Льюиса:

— Скажите викарию, что нужно срочно вызвать по телефону карету «скорой помощи».

— Звоните в больницу! — закричал Чарли Бобу Джайлсу.

— Рут уже вызвала бригаду врачей, — отозвался викарий, следом за Кейт входя в дом.

В коридоре пахло газом. Они прошли в кухню и увидели, что дверца плиты открыта, на ней лежит голова Дорис, накрывшейся большой столовой скатертью, чтобы газ не уходил. Малком Льюис подхватил ее на руки и вынес в сад, где истерически визжала Пруденция. Дорис была без сознания.

— Газ выключили? — спросил викарий, опускаясь возле нее на колени и щупая пульс.

Малком кивнул и стал делать самоубийце искусственное дыхание.

— Нужно распахнуть все окна в доме, — скомандовал он. — И не зажигать огня. Не дай Бог кто-нибудь чиркнет спичкой!

— Чарли за всем проследит, — заверила Кейт, с жалостью глядя на Пруденцию.

В нескольких шагах от них тихо молилась Эмили Хеллиуэлл, надеясь таким образом способствовать оживлению Дорис.

— Это папа во всем виноват, он довел ее до самоубийства! — сквозь слезы проговорила Пруденция. — Если она умрет, я ему этого никогда не прощу. Никогда! — Она всхлипнула и снова разрыдалась.

Дорис захрипела, и Лия радостно воскликнула:

— Она жива! Слава Богу!

— Продолжайте делать искусственное дыхание, пока она не очнется или не приедут врачи, — велел викарий Малкому.

Тот кивнул и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

— Пожалуй, лучше убрать от плиты подушку и скатерть. Зачем наводить врачей на всякие мысли? Если они заподозрят попытку самоубийства, то немедленно вызовут полицию.

Боб Джайлс нахмурил брови и задумчиво произнес:

— Я полагаю, что Дорис поставила кипятить чайник и не заметила, как уснула, а вода затушила пламя. Сделай милость, закрой дверцу духовки, Чарли.

Дорис издала хриплый стон и пошевелилась. Ноги у Пруденции подкосились, она опустилась на колени возле матери и воскликнула:

— Пожалуйста, мама, вернись ко мне!

— Кажется, я слышала сигнал кареты «скорой помощи»! — воскликнула мисс Хеллиуэлл. — Все обойдется. Мошамбо предупредил бы меня о смерти бедняжки заранее.

Все услышали, как Чарли кричит вбегающим в дом врачам:

— Женщина в саду! Она случайно надышалась газа и упала в обморок.

— И что же произошло потом, дорогая? — спросил у Кейт Леон, когда они уселись на кухне ужинать.

Кейт положила ему на тарелку большой кусок говядины, запеченной в тесте, и продолжила:

— Врач осмотрел Дорис, сказал, что все не так страшно, и поблагодарил Малкома. Потом они положили ее на носилки и увезли в льюишемскую больницу.

— Пруденция тоже поехала с ними?

Кейт кивнула:

— И Малком Льюис вместе с ней. Кажется, они с Пруденцией подружились. Я видела, как он обнял ее, а она склонила голову ему на грудь.

Леон все еще не притрагивался к мясу. Он изучающе смотрел на жену, чувствуя, что она чего-то недоговаривает.

— О чем ты думаешь, дорогая? — тихо спросил он.

— Леон, я чувствую себя виноватой в случившемся, — срывающимся голосом произнесла она.

Он изумленно вскинул брови.

— Но почему?

— Это я дала ей шестипенсовую монетку для газового счетчика! — Кейт расплакалась. — Ах, Леон! Я ведь заметила, что с ней творится что-то неладное. Но дала ей монетку и продолжала стирать белье. А в это время она…

Он вскочил и, обняв Кейт, поднял ее со стула и прижал к груди.

— Ты ни в чем не виновата, дорогая, — сказал он, бережно поглаживая жену по спине. — Не одолжи ты ей монету, она бы заняла ее у Лии или Нелли.

— Но ведь деньги все равно дала я! — сквозь рыдания проговорила Кейт. — Как же я могу не чувствовать себя виноватой?

— Ты преувеличиваешь! — Леон приподнял пальцем ее подбородок и заглянул ей в глаза. — Сейчас нужно думать о том, как помочь Дорис. Ей лучше куда-нибудь уехать на некоторое время и отдохнуть. А Пруденция пока пожила бы у нас, можно поставить для нее кровать в комнате Дейзи.

— А как же Уилфред? Кто присмотрит за ним? — Кейт обняла мужа за талию, позабыв об остывающем ужине.

— Это забота викария, пусть поговорит с прихожанами. Не сомневайся, на площади Магнолий Уилфред не останется без внимания.

— Наш милый викарий все устроил наилучшим образом, — доверительно сообщила Эмили Хеллиуэлл Нелли Миллер. — Он отправил Дорис отдыхать в Эссекс к ее сестре. Сегодня утром ее повезла туда Рут Фэрберн. Так что все замечательно.

Нелли, обутая в новые ковровые шлепанцы, купленные в честь свадьбы Гарриетты и Чарли, позволила себе в этом усомниться:

— Хотелось бы надеяться. Но как насчет Уилфреда? Говорят, что даже происшествие с газом не поставило ему мозги на место. Тогда что же еще может его образумить?

По проходу между рядами скамей промчалась Мириам, торопясь занять лучшее место. За ней неторопливо проследовал Альберт, добродушно кивая друзьям и соседям. Тугой воротничок сорочки и галстук, сдавливавшие его мясистую шею, ограничивали подвижность и придавали его движениям некоторую степенность.

Не зная, что ответить подруге, Эмили сменила тему.

— Надеюсь, Рут вернется к началу торжественной церемонии и сыграет «Свадебный марш», — сказала она, рыская взглядом по залу. — Если Гарриетта, просидев шестьдесят лет в девках, не выйдет к алтарю под звуки свадебного марша, это будет стыд и срам.

— Если уж она шестьдесят лет прожила старой девой, то вряд ли ее сейчас заботит, будет ли звучать в церкви свадебный марш, — язвительно возразила Нелли. — Прости Господи, но я не понимаю, зачем ей это нужно в таком возрасте. Лично я сыта замужеством по горло и скажу честно: вся эта суета не стоит и выеденного яйца. Доведись мне выбирать между супружеством и чашкой крепкого горячего чая, я бы выбрала последнее. Особенно если чай с сахаром.

— Я похожа на невесту, Кэтрин? — спросила взволнованная Гарриетта Годфри, стоя в прихожей своей квартиры вместе с Кейт и Леоном. — Может быть, мне следовало выбрать нечто более легкое, чем этот строгий сине-белый наряд? Впрочем, и выбирать-то было не из чего, ассортимент тканей, отпускаемых по карточкам, ограничен.

— Ваш костюм выглядит так, словно он сшит в добрые довоенные времена, — не покривив душой, ответила Кейт, окинув Гарриетту восхищенным взглядом. — И шляпа на вас очень элегантная, а букетик маргариток, приколотый к полям, смотрится просто чудесно. Сразу видно, что вы — невеста.

Гарриетта сжала пальцами в белых нитяных перчатках молитвенник в кожаном переплете и призналась:

— Вот уж не думала, что когда-нибудь выйду замуж! Я даже в юности не отличалась красотой. Отец говаривал, что, поскольку на внимание мужчин мне рассчитывать не приходится, нужно получить хорошее образование и достойную работу. Я последовала его совету.

Она замолчала, погрузившись в воспоминания о своем одиноком прошлом. До Первой мировой войны она училась в педагогическом институте и не обзавелась приятелем, как не сумела она ни с кем познакомиться и позже, когда поля Франции и Бельгии обагрились кровью молодых неженатых парней.

— Мне очень повезло, — в последний раз взглянув на себя в зеркало, промолвила Гарриетта, — и с Чарли, и с такими друзьями.

Она обернулась и посмотрела на Леона. Он стоял позади Кейт, одетый в тщательно вычищенный и выглаженный темно-серый костюм и белоснежную сорочку. Наряд довершал галстук в серую и красную полоску.

— Я вам очень признательна, Леон, за то, что вы согласились стать моим посаженым отцом. Ну, нам пора отправляться в церковь. Я никогда не заставляла Чарли ждать меня и сегодня не намерена испытывать его терпение.

Издали увидев приближающуюся невесту, Дэнни Коллинз, дежуривший у церкви, подал знак Бобу Джайлсу и Рут Фэрберн, только что вернувшейся из поездки в Эссекс. Рут поспешила к органу, даже не сняв пальто.

Эллен Пирс, сидевшая по левую руку от прохода, сжала локоть Карла. Соседствовавшие с ними мальчики, Лука и Мэтью, терпеливо ожидали, когда к ним присоединится мать. Дейзи села позади них, в одном ряду с семьей Коллинз. Карл нежно погладил Эллен по руке, и она с радостью подумала, что скоро малыши станут называть ее бабушкой.

Мейвис, расположившаяся перед мальчиками, нервно сжала в руках сумочку из искусственной кожи, в которой лежало письмо. В общем-то нет ничего страшного в том, что Теда демобилизуют раньше, чем Джека, подумала она. В церкви возникло оживление, все обернулись к дверям. По проходу торопливо прошла Кейт в нарядном нежно-голубом платье с красивыми пуговицами из хрусталя и потрясающим белым поясом. Зазвучали торжественные аккорды свадебного марша. Чарли и Дэнни Коллинз, его шафер, встали лицом к алтарю. Было немного странно видеть Чарли в новом костюме.

— Я его просто не узнаю, — заметила Нелли Миллер Эмили Хеллиуэлл. — Это совсем другой человек!

Чарли повернулся всем корпусом к проходу между скамьями, по которому шла в сопровождении Леона Эммерсона его возлюбленная, в шляпе, надетой для пущего шика на французский манер — слегка набекрень. Букетик маргариток, приколотый к широким полям, придавал невесте почти девичье очарование. Лицо жениха засияло. Он был в восторге от Гарриетты. Не женщина, а бриллиант чистой воды!

— Разумеется, они не поедут в свадебное путешествие, — уверенно заявила хозяйка паба «Лебедь» одному из бесцеремонных любопытных, заглянувших в зал, когда там проходил скромный, по понятиям площади Магнолий, банкет. — Им обоим за шестьдесят, и поженились они не ради каких-то глупостей, а чтобы им жилось веселее.

— Мне такие супружеские отношения по душе, Гарриетта, — с задорной улыбкой промолвил Чарли, когда они вечером улеглись на просторную двуспальную кровать, принадлежавшую еще родителям новобрачной. — Главное, что пружины почти не скрипят!

Гарриетта густо покраснела и прыснула со смеху. Чарли разразился громким хохотом, от которого кровать заходила ходуном.

Случайный прохожий, выгуливавший собаку на площади, покачал головой и, улыбнувшись, подумал, что так смеются только над очень славной шуткой.