Через неделю Генри была готова к выходу в свет. Каролина решила, что ее подопечная появится на ежегодном Линдуортском балу. Это всегда грандиозное событие, объяснила Каролина. В том случае если Генри добьется успеха, об этом узнают все.
— А если меня постигнет неудача? — спросила Генри.
Каролина ободряюще улыбнулась ей и сказала:
— Тогда тебе легко будет затеряться в толпе.
«Что ж, вполне логично», — подумала Генри.
Вечером, перед балом, приехала Белл, чтобы помочь Генри одеться. Они остановили свой выбор на платье из белого шелка, прошитого серебряной нитью.
— Все складывается очень удачно, — объяснила Белл, помогая Генри надеть платье. — Девушки, впервые появляясь в свете, должны быть в белом. Но некоторым совершенно не идет этот цвет.
— А мне? — быстро спросила Генри, испуганно глядя на Белл. Ей хотелось выглядеть идеально. Настолько идеально, насколько это возможно. Она очень хотела показать Данфорду, что вполне может быть той женщиной, которую он желал бы видеть рядом с собой здесь, в Лондоне.
— Конечно, идет, — ободряюще сказала Белл, прерывая ее размышления. — Мама и я ни за что не разрешили бы тебе купить его, если бы ты не смотрелась в нем совершенно волшебно. Моя кузина Эмма была на своем первом балу в фиолетовом. Многих это шокировало, но мама считала, что белый цвет придает ее лицу желтизну. Можно пренебречь традициями, когда это необходимо.
Генри согласно кивнула. Белл застегнула на ее платье последнюю пуговицу. Генри захотелось обернуться и посмотреть на себя в зеркало, но Белл решительно остановила ее:
— Рано. Посмотришь, когда будешь совсем готова.
Весь следующий час служанка Белл приводила волосы Генри в порядок, завивая и укладывая их в локоны. Все это время Генри провела в напряженном ожидании. Наконец Белл вдела ей в уши бриллиантовые серьги и застегнула на шее бриллиантовое колье.
— Чье это? — удивленно спросила Генри.
— Мое.
Генри тут же потянулась к шее, чтобы снять украшение.
— Нет, я не могу.
— Перестань, — остановила ее Белл.
— Что, если я их потеряю?
— Не потеряешь.
— А если потеряю? — продолжала настаивать Генри.
— Тогда виновата буду я сама за то, что одолжила их тебе. А теперь успокойся и посмотри на нашу работу. — Белл улыбнулась и развернула Генри к зеркалу.
У Генри перехватило дыхание. Наконец она прошептала:
— Это я? — Глаза сияли, подобно ее алмазным украшениям, и лицо светилось надеждой. Мэри сделала из ее густых волос элегантную прическу. Короткие завитки, освещенные пламенем свечей, переливались золотом, обрамляя лицо подобно легкому, воздушному ореолу.
— Ты выглядишь как фея, — с улыбкой произнесла Белл.
Генри медленно встала, не в силах поверить тому, что отражение в зеркале принадлежит ей. Серебристая ткань ее платья заиграла, отражая свет, и Генри прошла по комнате, переливаясь и сверкая, изысканная и утонченная, будто не из мира сего. Глубоко вздохнув, она попыталась побороть нахлынувшие на нее чувства. Даже в самых заветных мечтах Генри и представить себе не могла, каково это — чувствовать себя красивой. Сейчас она это чувствовала. Чувствовала себя принцессой из сказки, у ног которой был весь мир. Лондон покорится ей. Она будет скользить по залу грациознее тех дам, у которых колесики вместо ног. Можно будет смеяться, петь и танцевать до рассвета. Генри улыбнулась и поздравила себя. Все в ее власти. Она подумала даже, что вполне сможет заставить Данфорда полюбить ее. И эта мысль была самой пьянящей.
Мужчина, занимавший ее мысли, в эту секунду находился внизу, в гостиной, вместе с Джоном — мужем Белл и их общим приятелем Александром Риджли — герцогом Эшборном.
— Так поведай мне, — попросил Алекс, покачивая бокалом с виски, — кто эта юная дама, которую мне предстоит опекать сегодня на балу? И как ты ухитрился обзавестись воспитанницей, Данфорд?
— Перешла ко мне по наследству вместе с титулом. Честно говоря, это было даже большим шоком, чем титул барона. Позволь поблагодарить тебя за те, что согласился помочь нам сегодня. Генри никогда не была за пределами Корнуолла и очень боится выхода в свет.
Алекс тут же нарисовал в своем воображении кроткую, застенчивую девушку и вздохнул:
— Сделаю все, что смогу.
Джон разгадал его вздох и, улыбнувшись, произнес:
— Тебе понравится эта девушка, Алекс. Это я тебе обещаю.
Алекс удивленно приподнял бровь.
— Я не шучу. — Джон хотел было наградить Генри самым лестным комплиментом, сказав, что она напоминает ему Белл, но вовремя вспомнил, что говорит с мужчиной так же безумно влюбленным в свою жену, как и он сам. — Она очень похожа на Эмму, — сказал Джон. — Уверен, что они понравятся друг другу.
— Перестань, — возразил ему Данфорд, — она совсем не похожа на Эмму.
— Жаль, — произнес Алекс.
Данфорд раздраженно посмотрел на него.
— Ты считаешь, она не похожа на Эмму? — осторожно переспросил его Джон.
— Если бы ты видел ее в Корнуолле, ты бы понял меня. Она носит бриджи и управляет поместьем. Что вы на это скажете?
— Что-то я не пойму твоего тона, — Алекс посмотрел на Данфорда, — ты сказал это для того, чтобы вызвать мое восхищение, или наоборот?
Данфорд поморщился:
— Просто будь с ней любезен и пригласи ее на танец. Хоть мне это и кажется странным, но в обществе ценят твое мнение. В твоей компании ей будет гарантирован успех, именно поэтому я и решил обратиться с этой просьбой к тебе.
— Как пожелаешь, — любезно согласился Алекс, сделав вид, что не услышал колкость в словах своего приятеля. — Но не думай, что я делаю это для тебя, Эмма сказала мне, что не простит, если я не помогу Белл с ее новой протеже.
— И ты обязательно поможешь, — твердо сказала Белл, появившись в комнате в облаке из голубого шелка.
— А где Генри? — спросил Данфорд.
— Здесь. — Белл посторонилась, пропустив вперед Генри.
Трое мужчин увидели в дверях женщину, но каждый увидел ее по-своему.
Алекс увидел весьма привлекательную молодую женщину, с необыкновенно живыми глазами серебристого цвета.
Джон увидел девушку, которая уже успела понравиться ему со времени их первой встречи и которой он восхищался. Только теперь она выглядела более взрослой и привлекательной в своем новом платье и с новой прической.
Данфорд увидел ангела.
— Господи, Генри, — у него перехватило дыхание, он невольно сделал шаг ей навстречу, — что произошло с тобой?
Генри почувствовала смятение.
— Тебе не нравится? Но Белл сказала, что…
— Нет! — выдавил он незнакомым голосом. Он кинулся к ней и сжал ее руки. — То есть я хотел сказать «да». Ты выглядишь очаровательно.
— Правда? Потому что… я могу переодеться…
— Не надо, — решительно сказал он.
Она смотрела на него, осознавая, что в ее глазах сейчас можно прочесть о всех ее чувствах, но ничего не могла поделать с этим. Наконец Белл пришла к ней на помощь, торжественно сказав:
— Генри, а теперь позволь представить тебе моего кузена.
Генри вздрогнула и повернулась к черноволосому, зеленоглазому мужчине, стоявшему около Джона. Он был необычайно хорош собою, но Генри даже не заметила его, когда вошла в комнату. Она не видела никого, кроме Данфорда.
— Мисс Генриетта Баррет, — произнесла Белл, — позвольте представить вам герцога Эшборна.
Алекс поднес ее руку к губам и галантно поцеловал.
— Я счастлив познакомиться с вами, мисс Баррет, — сказал он учтиво, хитро посмотрев на Данфорда, который только теперь понял, что почти выдал свои чувства, — быть может, не в такой степени, как Данфорд, но тем не менее счастлив.
Глаза Генри засияли, и ее лицо озарилось улыбкой.
— Прошу вас называть меня Генри, ваша светлость…
— Как все, — продолжил за нее Данфорд.
Она беспомощно пожала плечами.
— Это правда. За исключением леди Уорт.
— Генри, — произнес медленно Алекс, будто прислушиваясь к звучанию этого имени. — А вам идет. Намного больше, чем Генриетта.
— Сомневаюсь, что Генриетта вообще кому-нибудь идет, — ответила она. Затем она улыбнулась ему так, что он сразу же понял, почему Данфорд так восхищенно отзывался об этой девушке. В ней была духовность и, хотя она пока не знала этого сама, красота. Все, Данфорд пропал.
— Думаю, что соглашусь с вами, — ответил Алекс. — Через два месяца мы с женой ждем рождения ребенка. Если это будет девочка, пожалуй, мы не назовем ее Генриеттой.
— Ах да, — спохватилась Генри, — вы женаты на кузине Белл. Она, наверное, само очарование.
Голос Алекса потеплел.
— Да, вы правы. Думаю, при случае вы познакомитесь с ней и, уверен, понравитесь друг другу.
— Мне думается, у нее замечательный вкус, раз она вышла замуж за вас. — Генри смело посмотрела на Данфорда. — Только, пожалуйста, забудьте то, что я только что сказала, ваша светлость. Данфорд запретил мне говорить с женатыми мужчинами. — В подтверждение того, что она только что сказала, Генри отступила на шаг.
Алекс рассмеялся.
— С Эшборном можно, — сказал Данфорд, не громко вздохнув.
— Надеюсь, на меня также не распространяется этот запрет, — вступил в беседу Джон.
Генри вопросительно посмотрела на своего строгого опекуна.
— С Джоном тоже можно, — несколько раздраженно ответил Данфорд.
— Прими мои поздравления, Данфорд, — сказал Алекс. — Я предвижу, что юную леди ждет громкий успех. От поклонников отбоя не будет.
Если Данфорда и обрадовали эти слова, он этого не показал.
Генри просияла:
— Вы и в правду так думаете? Должна признаться, что слишком мало знаю, как вести себя в обществе. Каролина считает, что я иногда слишком прямолинейна.
— Именно поэтому, — уверенно сказал Алекс, — вам обеспечен успех.
— Пора отправляться, — вмешалась Белл. — Мама и папа уже уехали на бал. Я обещала, что и мы вскоре будем там. Поедем в одном экипаже? Думаю, мы все поместимся.
— Генри и я поедем одни, — спокойно сказал Данфорд, взяв ее руку. — Нам нужно кое-что обсудить перед балом. — Он повел ее к выходу, и через секунду они вышли из комнаты.
И к лучшему. Он не увидел три озорные улыбки за своей спиной.
— О чем ты хотел поговорить со мной? — спросила Генри, когда экипаж тронулся.
— Ни о чем, — признался Данфорд. — Просто я подумал, что перед балом тебе захочется тишины.
— Это очень любезно с вашей стороны, милорд.
— Прошу тебя, — нахмурился он, — делай все что угодно, только не называй меня милордом.
— Я просто тренировалась, — прошептала она.
Они помолчали, и он спросил:
— Нервничаешь?
— Немного, — призналась она. — Хотя у тебя чудесные друзья, с ними так легко.
— Хорошо. — Он по-отечески погладил ее руку. Сквозь две пары перчаток Генри почувствовала жар его руки. Как бы ей хотелось продлить это мгновение! Но она не знала как и поэтому сделала то, что обычно делала, когда не могла сдержать свои эмоции. Она ехидно улыбнулась ему. И погладила его руку.
Данфорд откинулся назад, решив, что Генри вполне спокойна, если способна шутить с ним в такую минуту. Неожиданно она отвернулась от него и принялась смотреть в окно. Он разглядывал ее профиль, отметив про себя, что самоуверенности у нее поубавилось.
Сердце Данфорда сильно билось в груди. Он никогда не предполагал, что две недели в Лондоне так изменят Генри. Трудно было представить, что эта своенравная деревенская девушка так быстро превратится в соблазнительную женщину. Как ему хотелось коснуться ее подбородка, скользнуть рукой по вышитому краю выреза и слегка погладить!.. Он вздрогнул, почувствовав, что эти мысли заводят его слишком далеко. Он начинал с горечью сознавать, что думает о ней непозволительно часто, и совсем не так, как положено думать опекуну о своей воспитаннице. Как было бы легко соблазнить ее! Он знал, что это в его власти. Несмотря на то что в прошлый раз Генри испугалась, она вряд ли остановит его сейчас. Но она никогда так и не узнает, какая опасность подстерегала ее. Он повел плечами, надеясь отогнать наваждение. Не для того он привез Генри в Лондон, чтобы соблазнить. Боже милостивый, с болью подумал он, сколько раз ему пришлось повторить эти слова за последние дни! Но они выражали его чувства. Генри имела право познакомиться с достойными мужчинами. Ему придется посторониться и предоставить ей такую возможность.
Ох уж это проклятое рыцарство! Жизнь была бы намного проще, если бы ему не мешало собственное благородство каждый раз, когда дело касалось этой девушки.
Генри обернулась и посмотрела на него. Ее губы удивленно приоткрылись, когда она увидела суровое выражение его лица.
— Что-нибудь не так? — тихо спросила она.
— Все нормально, — довольно резко ответил он, сам не желая того.
— Я тебя чем-то расстроила?
— С чего ты взяла?
— По твоему голосу понятно, что ты сердишься на меня.
Он вздохнул.
— Я сержусь на себя.
— Почему? — с тревогой спросила Генри.
Данфорд выругался вполголоса. Что он теперь должен ответить? «Я сержусь, потому что хочу соблазнить тебя? Я сержусь потому, что от тебя пахнет лимонами, и я до смерти хочу узнать, почему? Я сержусь потому, что…»
— Тебе не нужно ничего отвечать, — сказала Генри, почувствовав, что ему не хочется рассказывать ей о своих чувствах. — Хочешь, я рассмешу тебя?
Ему было не до смеха.
— Я тебе не рассказывала, что со мною и Белл произошло вчера? Это было так забавно. Это было… Я вижу, что ты не хочешь слушать.
— Это не так, — выдавил он из себя.
— Ну, так вот. Мы зашли в кондитерскую Хардимана, и… Ты не слушаешь.
— Слушаю, — заверил он ее, стараясь вернуть своему лицу прежнее доброжелательное выражение.
— Хорошо, — она внимательно посмотрела на него. — Вошла женщина с совершенно зелеными волосами…
Данфорд никак не отреагировал на это.
— Ты не слушаешь, — укорила она его.
— Я слушал, — начал было он, но затем признался, по-мальчишески ухмыльнувшись: — Ты права.
Она улыбнулась ему, но не привычной для нее, несколько ехидной улыбкой, а открытой и очаровательной в своей искренности. Данфорд был околдован. Он наклонился к ней, не осознавая, что делает.
— Ты хочешь поцеловать меня, — удивленно прошептала она.
Он покачал головой.
— Нет, хочешь, — упрямо продолжала она. — Я вижу это по твоим глазам. Ты смотришь на меня так, как мне самой хотелось смотреть на тебя все это время, только я не знала как, и…
— Ш-ш-ш. — Он прижал палец к ее губам.
— Я бы не возражала, — прошептала она.
Кровь прилила к его вискам. Она находилась в дюйме от него, это видение в белом шелке, она давала свое согласие на его поцелуй. Согласие на то, чего он так жаждал… Его палец соскользнул с ее рта, задержавшись на пухлой нижней губе.
— Прошу тебя, — прошептала она.
— Это еще ничего не значит, — тихо ответил он.
Она покачала головой:
— Ничего.
Он наклонился вперед и взял ее лицо в свои ладони.
— Ты поедешь на бал, познакомишься с достойным тебя джентльменом…
Она согласно кивнула ему:
— Как скажешь.
— Он будет ухаживать за тобой… Быть может, ты полюбишь его. — Она молчала. Он был так близко к ней. — И вы будете жить долго и счастливо.
Она сказала:
— Да, так и будет, — но ее слова потонули в его поцелуе, таком страстном и нежном, что ей казалось, будто она растворяется в переполнявшем ее чувстве.
Он целовал ее снова и снова. В сладком томлении Генри простонала его имя, и он раздвинул языком ее губы, не в силах более бороться с искушением. Все его самообладание вмиг рухнуло, и последняя его трезвая мысль была о том, что нельзя помять ей прическу… Его руки соскользнули с ее лица, и он крепко прижал Генри к себе, наслаждаясь ее пылающим телом.
— О Господи, Генри, — простонал он, — О Генри.
Данфорд чувствовал ее желание. А еще он чувствовал себя последним негодяем. Если бы это не происходило в экипаже, увозящем Генри на ее первый бал, вряд ли у него хватило бы сил остановиться, но теперь… О Господи, не мог же он погубить ее! Он так хотел, чтобы она хорошо провела время. Ему даже в голову не пришло, что для нее не может быть ничего лучшего, чем то, что происходило. Он глубоко вздохнул и попытался оторваться от ее губ. Ненавидя себя за то, что воспользовался ее неопытностью, и понимая, что больше не должен приближаться к ней, он положил руки ей на плечи. Однако, почувствовав, что любое их прикосновение друг к другу отныне будет опасным, убрал руки, отодвинувшись подальше от нее. И пересел на противоположную сторону.
Генри дотронулась до своих распухших губ. По своей наивности, она не понимала, насколько тонка была грань, сдерживавшая его желание. Почему он отодвинулся так далеко? Конечно, он был прав, прервав поцелуй. Она должна благодарить его за это. Но почему он не остался сидеть рядом с ней?
— Зачем ты пересел? — запинаясь, произнесла она.
— Так будет лучше для тебя.
Что это значит? Генри ругала себя за то, что у нее не хватило смелости спросить.
— Наверное, я выгляжу ужасно, — вместо этого сказала она, и собственный голос показался ей совершенно незнакомым.
— Твои волосы в порядке, — сдержанно сказал он ей, — я был осторожен и не помял их.
То, что он говорил об их поцелуе с таким холодом и отчужденностью, было для нее словно ведро ледяной воды.
— Ну конечно, нет. Не мог же ты погубить меня накануне моего первого бала.
Совсем наоборот, горько подумал он, ему очень хотелось именно этого. Ему хотелось рассмеяться — настолько нереально было все происходящее. После нескольких лет погони за женщинами и после десятилетнего упоения от погони женщин за ним он был сражен деревенской девушкой из Корнуолла, которую ему надлежало оберегать. Боже милостивый, его святой обязанностью было хранить ее чистоту и целомудрие для будущего мужа, которого ему же и надо было для нее найти. Он покачал головой, словно у него заныли зубы.
Генри неверно истолковала причину его отстраненности и в отчаянии дала волю своему раздражению:
— Нет, я не должна делать ничего, что могло бы испортить мою репутацию. Иначе я не найду себе хорошего мужа, а это сейчас главное, не так ли? — Она посмотрела на Данфорда. Он отвел свой взгляд, и его челюсти были так плотно сжаты, что на скулах заходили желваки. Значит, он все-таки был огорчен — отлично! Но чего стоило его огорчение по сравнению с тем, что сейчас чувствовала она. Она вдруг засмеялась и добавила:
— Ты говорил, что я вернусь в Корнуолл, если захочу, но теперь мы оба знаем, что это обман, верно?
Данфорд повернулся к ней, но она не дала ему возможности заговорить.
— Выход в свет, — громко произнесла она, — имеет одну цель — выдать меня замуж и таким образом избавиться от меня. Но тебе будет достаточно трудно заставить себя избавиться от меня.
— Генри, помолчи, — приказал он.
— Конечно, мой господин. Я буду молчать. Буду жеманной и чопорной особой. Я не хочу ничего, кроме успеха. Иначе у меня не будет возможности составить хорошую партию. Что же, пожалуй, я смогу подцепить какого-нибудь виконта…
— Если повезет, — вставил он.
У Генри было такое ощущение, будто ей дали пощечину. Конечно, она знала, что это его обязанность — выдать ее замуж, и все же как обидно услышать такое из его уст.
— Может… может быть, я никогда не выйду замуж. — Она постаралась сказать это вызывающим тоном, но это не совсем ей удалось. — Никто не может меня заставить.
— Надеюсь, ты специально не будешь пренебрегать возможностью найти мужа лишь из желания позлить меня?
Она словно оцепенела.
— Ты слишком высоко ценишь себя, Данфорд. Для меня существует кое-что поважнее, чем желание позлить тебя.
— Отрадно слышать, — медленно произнес он.
— Какой ты отвратительный, — злобно произнесла она, — отвратительный и… и отвратительный.
— Какой богатый словарный запас!
Ее щеки вспыхнули от стыда и ярости.
— Ты — жестокий человек, Данфорд. Чудовище! И зачем ты только целовал меня? За что ты возненавидел меня? За что ты хотел наказать меня?
«Нет, — твердило его измученное сердце, — я сам себя хотел наказать».
Он тяжело вздохнул и сказал:
— Я не чувствую к тебе ненависти, Генри.
«Но и любви, тоже, — хотелось закричать ей. — Ты не любишь меня, а это так больно. Неужели я так ужасна? Неужели во мне что-то не так?» Что заставило его унизить ее поцелуем, не испытывая к ней никаких чувств, кроме… Господи, ей ничего не приходило в голову. Разумеется, его чувства совсем не были похожи на ее чувства к нему. Он был так холоден и равнодушен, когда говорил о ее прическе.
Генри тяжело вздохнула, и глаза ее наполнились слезами. Она отвернулась и смахнула их. Ей было все равно, что соленые капли оставят пятна на чудесной коже ее перчаток.
— О Господи, Генри, — с сочувствием в голосе попросил Данфорд, — не надо…
— Не надо что? — взорвалась она, — Плакать? Хорош же ты, просить меня об этом! — Она упрямо скрестила руки на груди и собрала в кулак свою железную волю, чтобы высушить все до последней слезинки в измученной душе. Прошло не больше минуты, и она почувствовала, что приходит в себя.
Как раз вовремя! Экипаж остановился, и Данфорд равнодушно сказал:
— Мы приехали.
Больше всего на свете ей хотелось бы уехать домой. Назад в Корнуолл.