По ту сторону Бездны[СИ]

Глава 5. Свобода

В начале февраля мы с папой сели в поезд до Новограда. Папа собирался лишь проводить меня, помочь устроится на новом месте, убедиться, что все в порядке и вернуться. А дальше мне предстояло самой. Впервые — самой. С кем–то это случается уже в 18. Ну а мне — почти двадцать. И даже сейчас — я еду с папой.

Смотрю в окно. Поезд трогается, и мимо начинают проплывать заборы и задворки. Конечно, что хорошего увидишь из окна поезда? Заборы, депо, стоянки автобусов, производственные корпуса, а дальше просто деревья, деревья…Само по себе некрасивое, но укрытое пушистым, свежевыпавшим снегом. Сказочное.

Прощалась ли я с родным городом, покидая его навеки? Да нет, какое «навеки»? Уже летом вернусь, и всегда теперь буду приезжать в каникулы… А потом? В отпуск? Едва ли я вернусь работать в Светлогорск, если даже и не останусь работать в Новограде (а может, и останусь, выйду замуж, например). Жизнь закружит. Городов в Стране Людей много, врачи нужны везде. Выходит, все же навеки. Кончилось детство. И то, что уже совсем–совсем не детство было — тоже кончилось. Кончилось страшно, больно, жутко, но все же кончилось.

Остаток декабря, да и январь я болела. Нет, не мучилась кашлем, не страдала от температуры, но нервы сдали и мозг поплыл конкретно. Я то кричала, то плакала, то затихала, бессмысленно глядя в одну точку. Чуть не сорвала семье празднование Нового Года, потому как при виде елочных шариков впала в неистовство, перебила их почти все, прежде, чем меня удалось остановить. Вызывали врача, кололи уколы, списывали все на тяжелое переутомление, даже хотели забрать в больницу, да папа не дал, побоялся, что там мне станет только хуже, ибо лечить будут точно не от того.

А как вылечить от ужаса перед вампирами? Как вылечить от ненависти к ним? Как, если человеческая жизнь для них настолько ничего не стоит, совсем ничего? Если ее забирают ни от голода, ни от ненависти, просто так. Чтобы дать мне пинка поувесистей. Чтобы точно не перепутала. И никогда не захотела вернуться. Чудовище, садист, насильник, убийца. Как я могла быть с ним так долго? Как я могла хотеть его, мечтать о нем, ведь изначально же все знала? Как я могла простить ему Лизку? Свою разбитую в кровь спину? Забыть про Аллу, про Ингу? Возомнить, что я особенная, что со мной–то так не будет? Ну, так — не было. Иначе было. Но разве лучше? И разве это хоть что–то отменяет?

А он ведь знал, что мне будет плохо. Причем настолько, что я не смогу сдавать экзамены. Потому и проставил мне их, своей вампирской волей, все и сразу. Пятерки поставил. По всем предметам. Кроме философии. А по философии — жирный такой трояк. Удовлетворительно. Высказался. По поводу моих умственных способностей и возможностей осмысления. Ну и бездна с ним, предмет не профильный. Хотя стипендия теперь будет пониженная, и жить придется скромно и весьма. Проживу. Жила ж как–то прежде без кураторских денег и личного портного.

А вот личное дело он мне подправил. И теперь там была только сверхположительная характеристика и ни одного замечания. Никаких конфликтов на вампирскую тему. Жизнь с чистого листа. Можно начинать.

А начиналось все, как ни странно, легко и просто. Новоград был весь занесен снегом, дул пронизывающий ветер, и это порадовало. Я почему–то думала, что здесь, на юге, снега уже нет, и зимы настоящей не бывает. А она была! Самая что ни на есть зимняя зима! Со снегом, морозом, метелями. Институт…ну, странно просто. Стоит себе обычное здание на обычной улице, даже забора нет. И это институт. У нас университет — это целый город в городе, свои улицы, множество корпусов, между ними лужайки, площадки спортивные — огромная территория, а здесь — просто дом. Один. Но в этом доме меня ждали, документы оформила быстро, получила направление в общежитие. Общежитие, понятно, на другом конце города, и добираться до него на двух автобусах, но добираются же как–то другие. Осталось узнать, где у них больница, подозреваю, концов в этом городе много, и все разные.

В общежитии тоже все разрешилось довольно быстро и мило. Комнаты двухместные, на две комнаты один санузел. Моей соседкой оказалась весьма активная и дружелюбная девчонка с незатейливым именем Маша, которая тут же взяла меня под опеку и пообещала помочь приспособиться к новой жизни. Маша училась уже на четвертом курсе и считала себя прожженной новоградкой.

В соседней комнате обитала красавица Зарина. Обитала одна, ибо ее соседка числилась здесь, а жила у родственников. Зарина, понятно, не расстраивалась и, как истинная красавица, не скучала. Поклонников у Зари было много, повышенной нравственностью она не страдала. А впрочем, гости ее, как правило, не шумели, никогда не хамили и ванну на час не занимали. С Машей Зарька дружила, и меня тоже приняла с распростертыми объятьями. Тем более, что размеры у нас совпадали, а мой гардероб, оставшийся от прошлой жизни, был весьма неплох даже по столичным меркам. Ну, а делиться здесь было принято всем.

В общем, папа оставил меня с ними со спокойной совестью, и моя новая жизнь началась. Зарька оказалась еще и моей однокурсницей, так что помогла влиться в коллектив, подсказывала, что где и когда куда бежать. Девчонка она была яркая, неординарная, я от нее и балдела и офигивала одновременно. На свое и чужое она не делила ничего. Ни вещи, ни деньги. С деньгами это было даже не плохо, их вечно не хватало, поэтому питались исключительно «общим котлом», и часто, если кому–то из нас было что–то позарез нужно, покупали вскладчину, не ожидая возврата. Но вот с вещами… Сколько раз, открывала шкаф и пыталась найти там какую блузку или юбку, а затем, отчаявшись, спрашивала у Машки: «не видела»?

— Так в ней Заря в кино ушла, — флегматично отзывалась Машка, привыкшая уже и не к такому. Нет, Зарькин шкаф был тоже полностью в нашем распоряжении, но там не было ничего, что я предпочла бы своей собственной одежде. А главное, она никогда и ничего не клала на место!

— Где моя тушь? — вопит уже Машка.

— Посмотри у Зари, — теперь я образец спокойствия.

— Зачем ей, у нее своя есть, я ей на Новый Год специально подарила.

— А ты все равно посмотри у Зари.

Ну да, лежит себе в ящичке. Так ведь не заперт ящик–то. Нужна — бери. Хоть свою, хоть ее, Зарьке не жалко.

Кавалеры ее менялись, как перчатки, и не поймешь, то ли они ее бросали, то ли она их. Поскольку Зарька никогда не унывала и всегда быстро находила следующего обожателя. Не знаю, где. И Машка не в курсе. У нас с ней все как–то попроще было. Бесконечный девичник, если быть точной. Не выходило как–то с кавалерами. Не тянуло.

Но жизнь все же налаживалась. Втягивалась я в эту новую круговерть, привыкала к новым местам и людям. Училась смешивать на ужин гречку с макаронами и, заливая это яйцом, радоваться, что есть хотя бы яйцо. Последнее, правда, но сегодня — пируем.

— Сериэнта бы мной гордилась, — бормочу, усмехаясь, добавляя к шикарному ужину салатик «из травы», ну, в смысле огурцы–помидоры–капуста. Вот в жизни дома капусту в салат не добавляла, не люблю ее. А тут — по деньгам проходит, и ладно. Все еда.

— Что еще за Сериэнта? — любопытствует Машка.

— Да так, героиня древней легенды. Мне как–то рассказывали. Будто жили когда–то, до начала времен, прекрасные Дети Леса. Питались исключительно подножным кормом, никогда не убивали зверушек и нежно любили друг друга прямо посреди лесных полянок.

— Нежно? Или страстно? — уточняет Зарька.

— Страшно нежно и страшно страстно. И сразу все и всех. А потом…не то метеорит на них упал, не то земля под ногами разверзлась. И добро превратилось в зло, любовь — в ненависть, а страсть — в похоть.

— А Сериэнта здесь при чем?

— А Сериэнта… А Сериэнта была сказочница. И волшебница. И когда мир вокруг рухнул и изменился, она создала Зачарованный Сад. И злу не было туда дороги, и, гуляя по его тропинкам, можно было верить, что мир — по–прежнему прекрасен.

— Подожди, я вспомнила, — Машка радостно хлопает себя по лбу. — Сериэнта — это вампирша такая была. Давно, в древности. И она действительно создала прекрасные сады. Только они не зачарованные, обычные. Там ценность в том, что она людям очень много растений всяких декоративных подарила, которых у нас раньше не знали вовсе. Мы там на первом курсе на экскурсии были, жутко красивое место!

— Это вы про Вампирские сады? — уточняет Заря. — Все вокруг их хвалят, а я и не была ни разу. Надо по весне съездить, полюбоваться. Поедем, да?

— Ага, с удовольствием, — соглашается Машка.

— Нет, без меня, — решительно качаю головой я.

— Да ты что? Там такая красота! Ты в жизни такой не видела!

— Видела. Была уже. Я бы лучше просто за город съездила. Все говорят, красиво — это когда дикая степь цветет.

— Да ерунда, что там красивого, обычные цветочки. А вот в Вампирских Садах — уникальные, очень многих ты вообще больше нигде не увидишь, — продолжает агитировать Машка. — А еще у вампиров, оказывается, у каждого цветка свое значение есть, нам на экскурсии говорили, только я не все запомнила, там много очень, и цветов, и значений. Надо съездить, еще послушать.

— А ты не помнишь, что значат хризантемы? — не выдерживаю я.

— Хризантемы? Они долго цветут, до поздней осени. Поэтому считаются символом долголетия. Ну, и мудрости еще, что приходит с годами, терпения. Здоровья, кажется, хорошего, иначе как прожить долго.

— Понятно. А желтый цвет, не помнишь?

— Желтый помню. Самый простой, символ солнца. Небесное благословение, покровительство Предвечного Светоча. В общем, добра им желают. Всяческого.

— А розовый?

— Ты смеешься? Это ж когда было? Я столько не помню. Говорю ж, поехали, там экскурсии жутко интересные, да и без экскурсий погулять — просто супер.

— Нет, Машка. Нет.

Этой ночью я плачу. Плачу впервые, как приехала в Новоград. Прошлое все–таки догоняет меня. Я уже не вою от ужаса. Просто больно. Больно, что все было — так. Что он — такой и не изменится. А я не Инга, и тоже не изменюсь. А Сериэнта…значит, все же желала мне добра. Вот интересно, что же она все–таки накрутила мне со здоровьем? Ничего ведь не объяснила. А поехать в ее Сады — нет, не смогу. Никогда, наверное, не смогу. Слишком больно.

А утром обнаруживаю, что Зарька посадила пятно на мою любимую юбку. Большое такое, жирное, и наверняка не отстирается. И снова плачу. Потому, что таких юбок у меня больше никогда не будет. Нет, это ничего, конечно, я не принцесса, и в обычных похожу, вот только… не так уж много у меня осталось от той, неудавшейся жизни. Сейчас придется выкинуть эту юбку, потом другую, третью… и вот уже совсем ничего не останется. Возврата к прошлому нет, конечно, и мне не вернуться в Светлогорск, и не надо, никогда больше мне этого не надо, но память…хотя бы память… ведь это все в моей жизни было. Страшное, чудовищное, уродливое…но мое. И он меня…наверно, все же любил. По–своему, по–вампирски. Если вампиры вообще способны любить людей. Нет, слава светочу, что все кончилось, но кто сказал, что я смогу забыть? Что я должна забыть?

В тот день впервые вынимаю из сумки заколку и скалываю ей свои косы. Пусть будет. Это тоже часть меня, и никуда не деться.

— Ой, какая красивая, — тянется к заколке Зарька.

— Заря! — резко оборачиваюсь к ней, стремясь прояснить все сразу и до конца. — Эта вещь очень личная. Дорога мне как память о том, кто был мне очень и очень близок. Поэтому даже не думай тянуть к ней свои хищные ручонки. Посмеешь хотя бы тронуть — горло перегрызу и скажу, что так и было! Я понятно объяснила?

— Да что ты, звезда моя? Заболела? Мне чужого не надо, я только глянуть.

Не то, что бы я ей поверила. А «звезда» — это она так, с перепугу. Обычно у нее там другое слово стояло. Она у нас вообще литературно исключительно в институте выражалась. А дома–то она матом разговаривала. Причем трехэтажным. Но даже это ее не портило.

Незаметно пришел апрель. И я вспомнила о Петьке, позвонила, поздравила с Днем Рожденья. Узнала, что у него по–прежнему все лучше всех и пообещала обязательно приехать к нему на свадьбу. Тем более, что свадьбу он обещал очень и очень скоро. Может правда, а может и обманывал. Разве ж поймешь. А я б и правда приехала, порадовалась за него. Ну не герой он моего романа, что ж делать. А как друга люблю.

А потом, буквально спустя пару дней, судьба послала мне странный подарок. Своеобразный, как и все подарки неординарной моей судьбы. Я, наконец, встретила куратора нашего института. Случайно, на перемене, в коридоре. Почувствовала вампирскую ауру, подняла голову и наткнулась на взгляд. А я так надеялась никогда больше ни с кем из них не общаться!

Но зеленые глаза с узким кошачьим зрачком смотрели прямо на меня. На него смотрели многие, как водится, с восторгом и замиранием. Но он — смотрел на меня, ошибки быть не могло. Да чем же я вас, гадов, так всех привлекаю? Еще и подошел, разрезая толпу, как нож масло.

— Куратор, — зашелестело вокруг меня восторженно–приветственное, и головы окружающих чуть склонились в вежливом поклоне. Он по–прежнему смотрел на меня. Я — на него.

— Глаз не отвесть? — поинтересовалась у вечно молодого и привлекательного.

— Могу я поближе взглянуть на вашу заколку? — голос, как водится, приятный и вежливый,

губы растянуты в легкой доброжелательной улыбке, а лапка уже хищно протянута ладонью вверх, ожидая затребованное.

А вот не дам! Надоели вы мне, как же вы все мне уже надоели, Великие и Мудрые вы наши. Ну почему кто–то за всю жизнь не встречает ни одного вампира, а на меня, как из рога изобилия?

— Могу ли я отказать светлейшему куратору в его просьбе? — старательно выговорила максимально возможно вежливо и двусмысленно, потому как руки при этом демонстративно сцепила за спиной. И взглянула на него, чуть усмехаясь. Он–то не сомневается, что нет. А я‑то точно знаю, что да.

Красивые брови взмыли домиком:

— Вот и мне любопытно.

Руку спокойно опустил, но разглядывает меня с еще более откровенным интересом. Да что ж я делаю–то? Мне вот еще с местным куратором отношения испортить не хватало! Попыталась как–то выкрутиться:

— Простите, светлейший, но я не хозяйка этой вещи, и не получала указаний давать ее в чьи–то руки. Чьи бы ни были, — голову чуть склонила в поклоне с самым глубоким смирением. Если он знает, что это, должно прокатить. Вроде как я не по своей воле ему не подчиняюсь. Да и вообще, есть мне уже, кому подчиняться.

— Не страшно. Я рассмотрел и так. Редкая вещь, у людей увидишь нечасто, — кажется, мы друг друга поняли. Судя по его тону, настаивать он ни на чем не станет. — Я не встречал вас раньше. Вы у нас недавно?

— С этого семестра. Перевелась из Светлогорского университета.

— Это я догадался, — чуть кивнул на мою заколку. Вот даже как? Он знает, чья она? — Надеюсь, учиться у нас вам понравится, — вежливый кивок головы в знак окончания беседы, Великий разворачивается и уходит.

Поговорили. Вот кто б мне еще объяснил, что все это значит! А, собственно, почему нет, сам напросился.

— Простите, куратор, — окликнула его вслед и бросилась догонять. Он остановился и дождался. Как уважающий себя вампир, взглянул с вежливым любопытством.

— Простите, что обращаюсь с этим к вам, но мне просто не у кого больше спросить. Вы не могли бы уделить мне пару минут?

— Пойдемте, — легко согласился он.

Мы вышли в небольшой внутренний двор. Несмотря на начало апреля, здесь все цвело и зеленело, обдавая нас душными ароматами множества соцветий. А в Светлогорске еще, наверное, и снег не везде сошел. Впрочем, и таких внутренних дворов у нас тоже не было. Другой климат, другая архитектура. Другие цветы.

— Так о чем вы хотели спросить? — поинтересовался куратор, останавливаясь под большим кустом, еще лишенном листьев, но уже сплошь покрытом огромными синими цветами.

Я вздохнула. Но, раз начала, надо продолжать.

— Я хотела спросить о том, что так привлекло ваше внимание. О заколке.

Он молчал, ожидая продолжения.

— Вы наверняка знаете об этой вещи больше, чем я. И вряд ли мне расскажете. Я и не прошу. Просто посоветуйте: может, мне лучше ее не носить? Снять и спрятать? Я ношу ее по привычке, как подарок, память, — я чуть пожала плечами, не зная, как лучше объяснить. — Но, если она так привлекла ваше внимание даже в толпе, может, это противоречит каким–то вашим предписаниям, нормам? Может, согласно вашим законам, я не имею права, и у меня могут быть неприятности из–за того, что я ношу ее?

— Как вы совершенно правильно мне ответили, эта вещь не ваша, — куратор отвечал вполне доброжелательно, но медленно, словно тщательно подбирая слова. — Даже если вы получили ее как подарок. Она именная. То, что по нашим законам именуется «неотчуждаемая собственность».

— То есть, он не имел права?..

— Не перебивайте. Он имел право дать ее вам. На время. Если угодно — на время всей вашей жизни. Но ваши дети ее не унаследуют. Продать и подарить ее вы тоже не можете. А носить — если таково было желание владельца, то посоветовать вам иное я просто не имею права. Согласно нашим законам за вещь отвечает ее владелец. Ему и решать.

— Он не настаивал, чтобы я закалывала ей волосы. Можно просто носить в сумке. Я спросила немного не о том, — я немного задумалась, как точнее сформулировать вопрос и не оскорбить какие–нибудь вампирские чувства. Он и так явно не въехал, как это я могу ее не носить, если велели носить. — Я о том, что она привлекла ваше внимание. И, видимо, чье–то еще она тоже привлечёт. А я бы не хотела…привлекать излишнее внимание. Я очень устала…от внимания вам подобных. Вы простите, если этот факт глубоко оскорбляет вас, я понимаю, любой вампир привык к безграничному обожанию…но вот так…тоже бывает. Скажите, если я буду носить ее, меня что, каждый встречный вампир будет дергать для беседы? Я никого не хочу обидеть или оскорбить, я просто не хочу, чтоб меня замечали, обращали внимание… — я беспомощно обхватила себя руками, ожидая его ответа. Он здесь главный, а мне надо как–то здесь выживать, я не хотела повторения Светлогорска, я так надеялась все забыть, и вот передо мной вновь стоит вампир, каким–то образом выбравший меня в огромной толпе.

— Тогда лучше носите, — задумчиво ответил куратор. — Да, она привлечет к вам внимание. Но при этом вас не тронут. Ни один вампир. Скорее помогут, если возникнет такая необходимость.

— Я привлеку внимание, но меня не тронут, — задумчиво повторила я. — А если сниму, то могу привлечь чье–то внимание случайно, и тогда как повезет. А мне не везет с вампирами. Сильно не везет, — устало призналась я стоящему передо мной незнакомцу. Да, он местный куратор, и что? Даже имени его не знаю. А уж все остальное…

— Вы, правда, думаете, что вам не везет? — удивился вампир. — Что вы знаете о том, кто дал вам эту вещь?

Кроме того, что он садист, мерзавец и убийца?

— То же, что и о вас. У вас даже должности идентичны. Только у нас медицинский факультет, а здесь — институт, — а остального я могу и не знать, не правда ли?

— Интересные у вас эмоции, глубокие, — чуть усмехнувшись, прокомментировал вампир то, о чем я промолчала. — Ну а должности у нас только по эту сторону Бездны идентичны. А так…. Вы получили охранную грамоту, равной которой вам не даст ни один вампир. И, понятно, ни один человек. И вы еще спрашиваете, стоит ли ей пользоваться? И утверждаете, что вам не везет с вампирами? Вот мне б так везло…с вампирами, как вам с ними не везет.

Он ушел, а я еще долго стояла, вдыхая аромат незнакомых мне синих соцветий и раздумывая над его осторожными словами.

Из задумчивости меня вывели наши девчонки. Та еще безумная троица — Алина, Алиса и Алеся. Внешне, кстати, тоже очень похожие, так что, кто из них кто, я до сих пор путала. Хорошо, что в основном они держались вместе, и можно было обращаться к ним просто «девчонки».

— Лариска! Ну ты даешь!

— Да вроде — не давала пока ничего.

— Да ладно! Ты о чем тут с куратором секретничала? Да еще сама же его на разговор вызвала! Как ты осмелилась–то вообще?

— Да он, вроде, сам первый начал, — растерянно гляжу на восторженную троицу. Я что, опять какие–то нормы нарушила? Тот же Анхен про любовь, конечно, не рвался со студентками беседовать, но если по делу — всегда отвечал, кто б его ни поймал в коридоре.

— Ну конечно. А кто за ним с криками по коридору бежал? Я б в жизни не осмелилась к Великому подойти, а уж гнаться за ним, после того, как он счел тебя недостойной его дальнейшего внимания — вообще жуть. А если б он рассердился? Это ж на месте умереть!

— Да мне он не показался таким уж страшным. Взгляд открытый, лицо приятное, да и аура у него вполне…доброжелательная, что ли.

— Приятное?! Да можно подумать, ты видела когда вампира прекрасней?!

— Всяких видела. И прекрасней, и ужасней. А почему к нему подойти–то нельзя? У нас в универе это не считалось зазорным…

— И где же это ты их столько видела, что аж приелись? Откуда в твоей деревне вообще вампирам взяться? Небось, один случайный однажды мимо пролетал…

— Светлогорск не деревня, если ты географию в школе плохо учила, а крупнейший научный центр, поэтому вампиры у нас бывают часто, особенно в университете.

— Ну вот и сидела бы в своем Светлогорске, раз он такой замечательный, чего сюда–то приперлась? И так тут от вас — не пройти, не проехать.

Мда, вот и поговорили. Ушла я от них, им, похоже, просто завидно. А вообще, конечно, странное у них тут, в столице, отношение к приезжим. Будто обделяем мы их чем. У нас в Светлогорске приезжих тоже всегда было — едва ли не полгорода, город вокруг университета рос, а в универ со всей страны съезжались. И это всегда считалось само собой разумеющимся, даже гордились мы, что город наш столь многих привлекает, столь многим нужен. А здесь… Нет, не все, конечно, как эта троица, в основном нормальные были люди, но порой — проскальзывало.

Плюнула, пошла Заринку искать. Вот уж Заря не парилась, кто там ей что сказал, да как глянул. Она и сама могла такого сказать — мало никому не казалось.

— Зарь, а почему к куратору с вопросом подойти нельзя? — решила все–таки уточнить. Вдруг я что нарушила опять.

— Да какие ж у тебя могут быть вопросы к Великому? На кафедре спроси, в деканате. Зачем вампира–то глупостями отвлекать, у него и так дел выше крыши.

— Но это же не запрещено?

— Да нет, просто не принято. Не приветствует он. Да зачем тебе? Что ты у него спрашивать собралась?

— Да я уже. Спросила.

— И что он тебе сказал?

— Да ничего особенного. Ответил на вопрос и успехов в учебе пожелал. Меня ж теперь из–за этого к ректору не потащат, как думаешь?

— Что за бред, кто тебя куда тащить должен? Если ты у Великого неудовольствия не вызвала — так кому какое дело. Ну, а если вызвала — так он сам способен тебя на место поставить.

Ну, будем считать, успокоила. И что меня, в самом деле, к вампирам опять понесло? Права была Инга, когда говорила, что если живешь с вампиром, поневоле забываешь, как оно с людьми–то. Вот привыкла общаться — и пиетета никакого. И опять белой вороной выставилась… А вампиры — они все–таки вампиры. Вот смотришь на местного куратора — и симпатичный, и обходительный. И доверять ему сразу хочется, и относиться — как в школе учили. А ведь едва ли он к людям относится лучше, чем Анхен, или убил меньше, или в кабинет не заводит. А внешне — Великий. Древний… А Древний ли? Почему–то кажется, что да, а там кто его знает…

А впрочем, что мне за дело. Вот соль у нас кончилась, надо Зарьке напомнить, пусть купит, а то у нее единственной еще какие–то деньги остались, недавно родители присылали. Нет, мне тоже присылали порой, да и Машке. Но много наши родители позволить себе не могли, поэтому Зарька нас выручала. Часто.

А день рожденья справить удалось — просто шикарно. И с деньгами все как–то сложилось, и с угощением, и с гостями. Все же общага — место шумное, не заскучаешь. И зря мама боялась, что здесь меня ужасная жизнь ждет. Нормальная была жизнь. Кто хотел — учился, кто хотел — веселился, у кого получалось — совмещал. Меня вот на веселье с противоположным полом не тянуло — так и за руку никто не хватал. А та же Зарька так просто балдела, похоже, от одного факта, что мамы с папой нет, и никто не запретит и не осудит. Ну а у Машки цель была в жизни — золотой диплом и место в столичной больнице. Каждому свое.

А на Майский День опять я плакала. Даже и не знаю толком, от чего. Взгрустнулось. Концерт у них был дурацкий, танцевали там и вовсе посредственно. Хотя, может, я много требую. Чтобы так танцевать, как Инга танцевала, надо, наверно, и впрямь руки себе до кости разрезать, а потом собрать себя из обломков и наполнить любовью, и любить — несмотря ни на что. Весь мир любить, вот такой безумный и дикий, мир, где твой возлюбленный убивает другую, потому, что слишком сильно хочет тебя, и одалживает тебя другому, чтоб не нарушать старинных традиций. Мир, где родители отдают на смерть собственных детей и гордятся этим так, словно они удостоились высочайшей чести. Мир, где люди уже не понимают тебя, а вампиров тебе и самой никогда не понять. Но она умудрялась их как–то любить, а я могу лишь ужасаться их чудовищности.

Однако, несмотря на все пережитые по вампирской вине ужасы, Анхена вспоминала в тот день лишь в ярко–красной рубашке, веселого, беззаботного, проказливого. Того, кто утащил меня танцевать, а потом и вовсе «украл». Того, что целовал меня под Майским Деревом и разжигал для меня огонь в своем камине… Да, он оказался законченным чудовищем, и я еще в тот день это выяснила, но ведь было…было же…как забыть?

Ленточку в этот раз никуда повязывать не стала. Ничья любовь мне и даром не сдалась, а мечты…мечты сбываются. А с моими способностями намечтать себе какой–нибудь ерунды, которая впоследствии обернется кошмаром, так лучше и вовсе сидеть где–нибудь и не отсвечивать. Хватит, намечталась уже.

Зато сессию сдала — на одни пятерки. Когда за последний экзамен получила — сама себе не поверила. Потому как и училась–то я всегда старательно, и учила все, что только можно, да и давалось мне это довольно легко, а вот отличницей ни разу еще стать не удавалось. Хоть где–то, да не везло. А теперь вот — сложилось. И стипендия будет теперь совсем не троечная, да и вообще. Настроение было — летать хотелось без всякой вампирской техники! И петь! А еще — плясать! Я могу, я живу, я учусь! Все хорошо у меня, впору самой себе завидовать.

Впереди еще практика маячила, но билеты в Светлогорск я уже купила. Прямо на последний день практики, чтобы сразу! Соскучилась. Даже по Варьке соскучилась, хотя, пока вместе жили, она меня раздражала больше. Нет, я старалась, конечно, ну и…выходит, привыкла все же. Приняла. Я ей даже подарок уже купила. Небольшая такая игрушечная лошадка с о-очень большими гривой и хвостом. Ну и к ней в комплекте всевозможные щетки–скребницы, бантики–заколочки. Варька мне, правда рассказывала, что на заводе у них лошадей чистили пылесосом, но вот пылесос в сей игровой комплект не входил. Почему–то.

А вообще, странно, конечно. Всю жизнь ждала каникул, чтоб уехать из дома. А теперь вот всю жизнь мне ждать каникул, чтоб вернуться домой.

Но от поездки домой меня еще отделяла практика, а пока мы тащились с Заринкой с рынка с полными сумками продуктов. Машка сегодня сдавала экзамен, так что на рынок ходили вдвоем. Рынок был от нас не близко, четыре остановки автобуса, но что не сделаешь, когда вопросы цены приоритетны. Но вот почему Заринка потащилась на этот дракосов рынок на каблуках — понять мне было не дано. Видно, статус красавицы обязывал быть в форме везде и всегда. А вдруг встретится «то самое, которое», надо ж ловить и хомутать. Выходит, и выглядеть надо — всегда.

Вот только, когда бежишь через дорогу с тяжелыми сумками, каблуки — они не очень. Не помогают, в смысле. И вот уже Зарька неловко подворачивает ногу, падая на одно колено, и катятся по дороге выпавшие из сумки яблоки. И безумный визг тормозов, и чей–то бампер замирает в миллиметре от Зарькиного бедра… Мда…а повстречаться с чем–то более обыденным мы, конечно же, не могли. Машина к бамперу прилагалась не просто шикарная, а во всех смыслах не рядовая. Я про такие больше слышала, а видела до этого раза два, и то мельком, и только в Новограде. Она имела весьма удлиненные формы, а главное, совсем не имела крыши. И потому являла всем во всех подробностях и водителя, и его пассажира. Два этаких блестящих во всех смыслах индивидуума в шикарнейших вампироманских прикидах. В голову сразу пришло слышанное где–то выражение «мальчики–мажоры». Явно, чьи–то детки. Причем — не абы чьи. Даже странно, что вообще тормознули. Такие могли б и переехать. Ну вот разве что бампер пачкать побрезговали.

Секунды три длится пауза. А потом распрямляется Зарька, вылезает водитель, и начинается ор. Глаза красавицы моей мечут молнии, а с губ слетают далекие от литературности фразы о том, как именно надо ездить, куда при этом смотреть и каким именно противоестественным образом был зачат, произведен на свет и проживает жизнь водитель машины.

Водитель, совсем молодой еще мальчишка с принеприятнейшим выражением превосходства на холеном лице, не оставался в долгу, и тоже весьма красочно и на повышенных тонах описывал Заре ее место в социуме, случаи, по которым она может открывать рот и то, каким образом ей следовало бы его благодарить за сохранность ее никчемной жизни.

Признаюсь, я малодушно нагнулась за яблоками, предоставив этой парочке разбираться самим. В конце концов, как–то ж Зарька с мальчиками всю жизнь договаривается. Может и здесь до чего хорошего договорится. А я встряну — и потом окажется, что такого кавалера шикарного помешала ей захомутать.

Впрочем, не особо, чтоб кавалер хомутался. Они так и продолжали орать друг на друга, не выбирая выражений. Видимо, от пережитого стресса. Я уж и яблоки все собрала и в сумку обратно сложила, и подождала немного, разглядывая необычную машину (когда еще такое чудо встретится), а склока все продолжалась. Второй красавчик по–прежнему сидел в пассажирском кресле и откровенно скучал, так же, как и я, не торопясь вмешиваться.

— Идем, Зарин, — потянула ее я. — Ну не наехали же, в самом деле. Нам еще до остановки идти. А пока вы здесь ругаться будете, наш автобус уйдет, жди потом.

— Ну нет! — вывернулась из моей руки Зарька. — Он меня чуть жизни тут не лишил! Вот пусть он нас теперь домой и везет, папенькин сынок безмозглый!

— Да что ты о себе возомнила, сучка подзаборная! Да чтоб я такой грязью машину себе пачкал!

— А сам–то ты кто? Вот если без папочки? Сам что ль ты на машину себе заработал?

— А вот это не твое!..

— Хватит, — пассажир произнес это негромко, но оба спорщика тотчас умолкли. Словно рты у них по команде захлопнулись. А меня словно легким электрическим зарядом ударило, и я, наконец, сообразила взглянуть на него внимательнее. Потому как в первую очередь в глаза бросались все эти вампироманские атрибуты: длиннющие волосы, темные, почти черные, спутанными от быстрой езды прядями небрежно разбросаны по плечам, солнечные очки на глазах, рубаха насыщенного синего цвета с каким–то невероятным серебряным отливом провокационно расстегнута аж до пупа, в вырезе виднеется несколько рядов толстенных цепочек с подвесками сомнительной ценности… А вот если отвлечься от всей этой декорации и взглянуть в лицо… Да, скрытое очками, но все же. Удлиненный волевой подбородок, пухлые чувственные губы, и кожа…такая гладкая–гладкая, словно и не знавшая никогда щетины…не из–за возраста не знавшая, особо молодым–то он, в отличие от спутника, не казался… Ох, светоч, и на кого же мы напоролись?

— Мусик, а ты не забыл, что это моя машина? — мягко так поинтересовался он у мальчишки–водителя, и я уже практически не сомневалась, кто тут главный и насколько главный. А еще — я, почему–то, не могла представить в такой машине Анхена. Или Сэнту, или даже институтского куратора. Было в них что–то…какой–то холодок достоинства, что ли. Даже когда людьми притворялись. До роли распоясавшегося мальчика–мажора они бы не опустились. Наверное. А вот Лоу я себе в такой машине представить могла. Легко. И если передо мной вампир — а он наверняка, ну, почти наверняка, вампир — то из молодых. Из тех, что не любуются. Просто срезают.

— Если девочка хочет покататься — милости просим, — продолжал меж тем хозяин машины, и от его голоса жуткие змеи страха сворачивались у меня в животе. — Садись, красавица. И подружку свою бери — у нас места хватит.

— Нет! — почти выкрикнула я прежде, чем Зарька успела открыть рот. — Мы очень спешим. Простите. До свидания. Нам надо идти.

Пока вампир не представился, у нас есть шанс. Для Зарьки он человек. Значит, надо уводить, пока он не ударил ее своей аурой. Повернувшись спиной к предполагаемому вампиру (а если вампир — то пусть на заколку полюбуется, говорил же мне местный куратор про неприкосновенность частной собственности), взволнованно зашептала Зарьке:

— Заря, уходим, быстро. Мы для них не ровня, здесь любви не будет, — и вновь попыталась ее утащить. Просто за руку, как клещами, схватила и поволокла. Зарька, обалдев от моей настойчивости, подчинилась.

Вот только ушли мы недалеко. Он догнал нас в один прыжок, рассеивая последние мои сомнения и подтверждая худшие страхи.

— Не так быстро, девы, — он заступил нам дорогу, а усмешка на его лице была откровенно хищная, неприятная. — Ты ж хотела покататься, красавица. Так кричала. Мне понравилось, как ты кричала. Такая страстная. Идем, покричишь немного для меня — и он протягивает ей руку.

Светоч, я слишком хорошо знаю, что будет, если он ее коснется! Она почувствует в нем вампира и будет готова на все. А какое там все, учитывая компанию «мусика» и его откровения про «покричишь», даже представлять не хочется. И что, я должна им позволить забрать еще одну мою подругу? Только сблизишься с кем–нибудь, только поверишь, что все плохое позади… Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, я делаю резкий шаг в сторону, закрывая собой Заринку, и хватаюсь за протянутую руку. Не ошиблась. Вампир.

— Очень приятно познакомится, Великий, но мы с подругой предпочитаем автобусы. И простите ее за резкость, ваш юный друг напугал ее, она не хотела никого обидеть.

— Ларка, да ты что, совсем сбрендила? — недовольно шепчет мне в волосы Зарька.

— Вот сейчас просто помолчи, ладно? Наговорила уже, — злобно шиплю в ответ.

Сбрендила — не то слово. Тебя пытаюсь у вампира отбить.

— Ты иди, милая, мне чужого не надо, — с легким презрением в голосе вампир забирает у меня свою руку. — А подружку оставь, она с нами едет. Ты ведь не против, красавица?

— Против! — решительно заявляю я.

Удивительно, но Заринка со мной не спорит, видно напряжение мое ей передалось:

— Прости, красавчик, не сегодня. Мне подружке помочь надо.

— А я хочу сегодня, — непреклонно сообщает вампир и оборачивается ко мне, — уйди с дороги, дева.

— Нет! — мою заколку он признал, и на меня не претендует, но Зарька… У нее нет заколки, у нее нет моей невосприимчивости, и она ему глянулась… Что угодно, но не отдам! — Не только вы любите многофигурные композиции, Великий. Авэнэ тоже скучно только со мной. И он весьма интересуется моими подружками. Так что эта — для него, не для вас. Простите.

— Найдешь ему другую. Мне надоели эти игры, — резким жестом он сдергивает очки и упирает в меня взор своих кошачьих глаз мутно–зеленого оттенка, таких знакомо–глубоких, сияющих. — Убирайся.

Давно меня не гипнотизировали. Почти забыла, как это — молотком по мозгу.

— А что, правила хорошего тона позволяют — чужой собственности приказы отдавать? — что, Лариска, опять на те же грабли, Великих обижать? А что делать, подчиниться и отдать ему Заринку? Просто отойти? — Я же сказала: моя подруга для авэнэ. Не для вас.

— Твоего авэнэ сейчас здесь нет, и ты это знаешь.

— А еще я знаю, как быстро он окажется здесь, если вы хоть пальцем к одной из нас прикоснетесь!

— Мне это кажется, или ты посмела повысить на меня голос? — вампир был уже здорово зол. А я всего лишь блефовала. Никто меня не спасет. Никакой авэнэ. А уж на Заринку ему и вовсе — с высокой крыши. Удивленный долгими разборками, да еще и на повышенных тонах, к нам приблизился мальчишка. Лицо у «Мусика» было весьма удивленное и до крайности неприятное. Впрочем, лицо вампира я бы тоже приятным не назвала.

— Авэнэ Анхенаридит позволил мне не подчиняться воле тех, кто не уважает его право собственности, — уж врать, так до конца. — Или пытается ущемить его в этих правах.

— Доири, подаришь мне потом ее заколку? — неожиданно встрял в разговор мальчишка. Ему мои слова, по–моему, вообще были — шумом ветра. Он в принципе не понимал, что его покровитель так возится.

— Что? — мутный взор вампира переместился на мальчишку.

— Ты видел, какая у этой сучки заколка? Почти как настоящая вампирская! Моя по сравнению с ней — просто дешевка. Подари мне ее, Доири, ну пожалуйста! Тебе ведь не нужна, а мне подойдет.

— Боюсь, это не ее, малыш, умерь аппетиты.

— Конечно не ее, уже моя, верно?

— Неверно. Наш автобус, светлейшие. Приятно было пообщаться, — тяну Зарьку за руку и бегу за автобусом. Как не странно, она не сопротивляется. А вампир молча провожает нас злым взглядом.

— Ты что, позволишь им сбежать? — еще слышу я удивленный голос мальчишки. — Ну Доири, останови их. Я же сказал, что хочу заколку. Пусть отдаст!

А затем мы влетаем в автобус, двери закрываются, и мы уезжаем. И только здесь у меня окончательно сдают нервы. Меня бьет озноб, и я все никак не могу перестать дрожать.

— Лариса, что это было? — как–то очень тихо и осипше интересуется Зарька.

— Было? Да если бы «было». Как–то я боюсь, что словом «было» мы тут не отделаемся.

— И куда мы вляпались?

— Куда–то. Ты хоть поняла, к кому ты в машину пыталась усесться? — что мне ей теперь объяснять? Как? Она же человек, она вообще не поймет, в чем проблема… Она человек. А я‑то тогда кто? Вот я себя уже и к людям не отношу, выходит. Приехали.

— Он…он вампир был, да? Знаешь, я так обалдела, что ты какого–то мальчишку ряженого Великим называешь, думала, у тебя совсем крыша съехала, а он… и вправду. Как ты поняла?

— По голосу. По лицу, жестам, по ощущениям от него…

— Да не было там никаких ощущений! Обычный богатенький сынок, косящий под вампира. А вот когда он очки снял — такая бездна вампирской силы ударила, я думала — задохнусь.

— Да? А я вообще не почувствовала, наверно — из–за нервов… Зарь, а если ты поняла, что он вампир, почему убежала со мной? Он же… остаться требовал.

— Не знаю, — она задумалась. — Наверное, потому, что ты меня за руку держала, а от тебя такой ужас шел, что я и сама боятся начала. А потом ты велела в автобус, и я просто не могла ни о чем другом думать, побежала…

— Я велела? — ох, Сэнта, что ж ты со мной сделала–то? Там вампир велел направо и налево, а Заринка меня не смогла не послушаться?.. За руку держала… и эмоции… Интересно, это только в состоянии стресса, или?..

— Так почему мы убежали, Ларис? Он же вампир, и он хотел, чтоб мы ему компанию составили.

— Ты слышала, что мальчишка говорил? Про заколку?

— Ну, нудел что–то, что себе такую хочет, что к его костюму больше подойдет. А ведь и вправду, она у тебя мужская, вампирская. Ну, вампироманская, в смысле.

— Не важно, какая она. Смысл в том, что он ее с трупа снимать собирался, потому, как не сомневался ни секунды — ни в том, мы в ту машину сядем, ни в том, что в этом случае мы — трупы, при нас можно даже выражения не выбирать.

— Но…да, похоже… Но ведь он же не мог такого хотеть. Он же вампир. Великий, Мудрый. Он же один из Создателей наших… Ну, подумаешь, накричала. Но я же не на него! Тот, второй, он же человек был, мальчишка…

— Мальчишка. Привыкший, что с теми, кто заинтересовал его господина, происходит именно так.

— Но… Нет, это не может быть! Вампиры — они другие. Прекрасные, — у Зарьки аж слезы на глазах. Мои слова и эмоции против всего, чему ее учили. И что победит? Да и нужны ли здесь победители? Лишь бы она к этому До–ре…как его там?… не лезла.

— Послушай меня, Зарька, я попробую объяснить. Вампиры — они прекрасные. Великие и Мудрые, это так. Они Создатели наши, и это тоже правда. Но вот только у Великих и Мудрых Создателей наших тоже есть дети. И, подобно детям наших человеческих чиновников, не все они воспитаны правильно. Они, видимо, тоже сходят с ума от вседозволенности. Собственной силы. Неограниченных возможностей. И отсутствия серьезного дела, наверное. Ведь если вампиры фактически бессмертны, то все ключевые посты давно уже заняты, верно?

Зарька неуверенно кивнула.

— Вот одного такого молодого бездельника мы и встретили. Вернее, двух. Человеческого и вампирского. Но от того, что этот мальчишка — не самый лучший человек на свете, ты же не станешь утверждать, что все люди — гады, верно? Вот и с вампиром то же. То, что вампиры — великая раса, не спасает от появления у них таких вот. А то, что он такой, вовсе не означает, что вампиры вообще все плохие.

Заринка кивнула увереннее. У нее явно все совместилось. И воспитанное с детства уважение, и только что произошедшая сцена, и мой страх, передавшийся ей. И даже необходимость держаться подальше от одного конкретного. Вот только как? Держаться подальше, в смысле.

— А откуда ты про вампиров столько знаешь? — подозрительно косится на меня Зарька. — И что ты там плела про какого–то вампира, который весьма интересуется тобой и твоими подружками?

— Да если бы, Зарька, если бы, — вздыхаю тяжело и горько. А ведь прав был — проклинаю его до опупения, ненавижу, ужасаюсь, а чуть приперло — и опять у него защиты ищу. Даже именем его спасаться пытаюсь. — Нет уже того вампира. Да, был, от него и знаю много, да только…выгнал он меня, Зарь. Не то, что из жизни своей, из города родного выгнал, чтоб только не встречаться больше. И помогать он не станет. Да и не бывает его летом у людей, домой уезжает.

— Но нам ведь не нужна помощь. Мы уехали, все хорошо. Да?

— Да, — киваю я. Нет, шепчет интуиция. Никуда мы не уехали, все плохо.

Даже назад оглядываюсь, прежде, чем из автобуса выходить. Шикарная машина нас не преследует. Еще раз оглядываюсь при входе в общагу. Никого, все спокойно. Вот только тревога не отпускает.

Я режу салат, мы готовим праздничный ужин. У Машки сегодня последний экзамен, планируется вечеринка по поводу окончания сессии. Зарька пытается выведать у меня подробности «о жизни с вампиром», я вяло отмахиваюсь, и все думаю, думаю… Почему–то не верю, что он отстанет. Боюсь. Не за себя, за Зарьку. У меня есть вампирская заколка, и этот любитель мусиков ее признал. Но Заринку мне не защитить, это один раз моя наглость прокатила, они все от неожиданности фигеют, когда их гипноз не действует… Ой, ё! Это ж я еще и Анхена подставила. Я ж сообщила, что это я его волей не подчиняюсь. Вспомнила «спасительную формулу»: авэнэ Анхенаридит, а дальше что угодно. А из моего «что угодно» прямым текстом следует, что я не подчиняюсь, потому что он меня такой сделал. То есть — своей кровью, как еще они делают. А кровь давать людям нельзя… Нет, ладно, он — Верховный Куратор, что ему этот малолетка. Вон, даже вампирша та — своими глазами видела, а промолчала. Да и нет сейчас кризиса. Слава светочу, миновало. Или не только светочу… Да ведь сами же и устроили… спровоцировали?.. а, главное, что закончился, и я теперь снова — не более, чем забавная аномалия… Вот только совсем уж забавная, раньше за мной такой силы убеждения не водилось… Сэнта! Вот же ж сказочница–то мутная!

А впрочем… похоже, больше некуда.

— Зарька, бросай этот клятый ужин и одевайся. Я такси пошла заказывать, мы в гости едем.

— Лара, звезда моя, ты совсем сбрендила сегодня? Какие гости, скоро Машка явится, а у нас не готово еще ничего! И если мы станем кататься на такси, то до конца месяца нам не дожить.

— А если не станем, то до конца месяца доживут только наши деньги. Поверь, лучше мы без них, чем они без нас. Одевайся. А то у меня такое чувство, что мы последний ужин себе готовим.

Через пятнадцать минут мы садились в такси, бросив все на столе и оставив сумбурную записку на тему «Маша, извини».

— Вампирские Сады, — сообщила я водителю, и он уверенно тронулся с места.

— Ларис, тебе что, вампиров на сегодня не хватило? Ты там найти кого надеешься? Так мы с Машкой ездили: там цветов много, а вампиры отсутствуют, это просто название такое.

Не отвечаю. Я и сама не уверена, что поступаю правильно. Сериэнту я никогда не понимала. Да, она помогала мне, но ведь я для нее — девочка Анхена, и помогала она не мне, а ему. Не совершаю ли я страшную ошибку, поддавшись страху, и бросаясь к вампирше в надежде спастись от вампира? Подругу свою спасти? Не гублю ли я ее сейчас? Может, надо было остаться? Но натянутые нервы кричали: нет, нет, нет, надо ехать, надо умолять! До–как–там-его–ре привык получать свое, и от Зарьки не отстанет.

Водитель притормозил у главного входа.

— Нет, не сюда, дальше. Вон по той дороге, в объезд, а там будет ответвление к дому, я покажу.

— А ты откуда знаешь, ты здесь бывала уже? — Заринка, похоже, тоже нервничает.

— Только сейчас догадалась? — но я явно нервничаю больше.

И вот мы уже стоим перед калиткой. Она не заперта, что не может не радовать. Или зря я все же? Отбрасываю мысли и быстро двигаюсь вперед, таща за собой Зарину.

— Сэнта! — кричу. — Сэнта, это Лариса! Можно к тебе?

Она появляется не сразу, мы уже почти доходим до ее дома, и я успеваю за это время передумать все, начиная от того, что ее просто нет в Садах, и заканчивая тем, что нам глубоко не рады, и сейчас в лучшем случае выгонят.

Но она — Великая и Древняя, и она приветливо улыбается, стоя на своем крыльце.

— Добрый день, Лариса. Не кричи, у меня все еще хороший слух.

А я бросаюсь вперед и падаю перед ней на колени. Не ради красивого жеста, от отчаянья, ведь если она откажет — никто уже не спасет:

— Помоги нам, Сэнта, пожалуйста! Умоляю тебя! Я все для тебя сделаю, все, что скажешь, все, что попросишь, только помоги!

— Лар, ты мне так котика до инфаркта доведешь, — невозмутимо сообщает мне на это вампирша. — Давай попроще. Для начала с девочкой познакомь, что она стоит робеет всеми забытая.

Девочке бы почаще в жизни робеть, глядишь, и сидели б мы сейчас в общаге, ужин готовили. Но — послушно встаю и вспоминаю правила приличия:

— Сэнта, позволь тебе представить. Это Зарина. Зарина Агирова, моя подруга. Мы с ней живем вместе. В общежитии.

— Приятно познакомиться, — чуть склоняет голову вампирша. Зарька слегка краснеет.

— Заря, это Сериэнта… — понимаю, что ни второго ее имени, ни фамилии не помню, и неловко заканчиваю, — хозяйка Садов.

— З-дравствуйте, — выдавливает из себя Зарина, и нас приглашают в дом.

А дом у нее все такой же. Льняные скатерти. Цветы в вазах. Солнечные дорожки на деревянных половицах. И даже кот, блаженно развалившийся в кресле кверху брюхом и никак не реагирующий на появление посторонних.

— Давайте, я сделаю вам чаю, — спокойно предлагает Сериэнта. — Вы успокоитесь, и не спеша мне все расскажете. Я, Ларис, уже давно никуда не тороплюсь.

Я киваю, присаживаясь на знакомый стул, Зарька робко опускается на соседний.

— Скажите, — несмело произносит моя резвая на язык подружка, — а вы правда та самая Сериэнта?

— Которая Сады основала? Ну что ты. Я всего лишь двоюродная внучка троюродной кузины ее пятиюродного дедушки.

Несмотря на нервное напряжение (или благодаря ему) хихикаю.

— Все б вам людям голову морочить. Анхен вон тоже как–то заявил, что он дальний потомок легендарного Сэлисэна.

— Правда? — теперь уже смеется Сэнта. — Это с чего ж он себя так унизил–то?

— Зубы заговаривал, — злобно бросаю, невольно передернувшись. И зачем я вообще об этом вспомнила? — А почему унизил? — любопытство побеждает.

— Ну, во–первых, Анхен старше. Во–вторых, из гораздо более знатного рода. А в третьих… а впрочем, двух первых уже достаточно. Ты мне лучше пока расскажи, Ларис, что ты делаешь в столице и откуда взялось общежитие. Я, честно говоря, была уверена, что ты проживаешь по адресу: Светлогорск, Вторая Парковая, одиннадцать.

— Не сложилось, — я со вздохом опускаю голову. Так не хочется объяснять, но правду сказать надо. — С февраля я живу и учусь в Новограде. И — он не желает больше меня видеть. И это взаимно.

— Правда? — скептически поднимает бровь Сериэнта. — Судя по тому, что он оставил тебе конэсэ, выводы ты делаешь преждевременно.

— Оставил что?

— Вот эту милую вещичку, которой ты волосы закалываешь.

— Благодаря этой вещичке мы сумели до тебя доехать. Но… Сэнта, это просто фикция…Контракта нет, — последние слова я почти шепчу, глядя в стол. Фактически отдаю себя на ее милость. Но ведь я пришла умолять ее об услуге. И она должна знать, что эту услугу она оказывает только мне… и я имею право заплатить… любую цену.

— Вот как? — в голосе вампирши откровенный интерес. — Он позволил тебе даже это?

Киваю. Обратной дороги нет.

— В таком случае, за жизнь того, кто решит, что это фикция, я не дам ломаного гроша, — неожиданно припечатывает Сериэнта. — Тебе нечего боятся, девочка. Любой вампир видит, чье это конэсэ, и не тронет тебя и пальцем.

— Но я думала, такая заколка есть у любого Высшего.

— Только у Древних. Но они не совсем такие. Точно таких, как у тебя, ровно три. И лишь владелец одной из них живет по эту сторону Бездны. Не перепутать. Так что тебе нечего бояться, как бы сложно там у вас все ни было.

Она поставила перед нами чашки с дымящимся напитком. Если это и был чай, то вкус его совсем не ощущался за ароматами всевозможных трав.

— Ты нужна ему, Ларис, — неожиданно сообщила мне вампирша, кладя руку на плечо. — Ему нужна твоя помощь, даже если он сам этого не понимает. Я на тебя надеюсь.

— Помощь в чем? — обалдело выдавила я. Вот уж кому чего не требуется…

— Ты поймешь со временем. А даже если не поймешь — это не важно. Ты сумеешь помочь и так.

Она замолчала, задумавшись, и я, наконец, сумела заговорить о своем.

— Сейчас помощь нужна мне, Сэнта. Вернее — моей подруге. С Анхеном все гораздо хуже, чем ты думаешь. Да и всегда ему было плевать на моих подруг. Если не сказать страшнее. Я понимаю, что тебе тем более нет никакого дела, но больше мне просить совсем некого. Я умоляю — помоги. Я готова заплатить — даже кровью, даже…чем скажешь, ты тогда упоминала… я соглашусь, я на все соглашусь, только спаси ее.

— Да вроде не умирает, — пожала плечами вампирша. — Здоровье крепкое.

— А вот с везеньем хуже. Мы сегодня встретили…

Я рассказала. Все, как было, дословно. Сэнта слушала. Заря подавлено молчала, не решаясь вставить ни слова. Видимо, авторитет вампирши подавлял ее полностью. Единственное, когда я не смогла воспроизвести имя, Зарина подсказала:

— Доири.

— Доиритидор, — кивнула Сэнта. — Я поняла, о ком вы. С везеньем, действительно, проблемы. У мальчика крайне нехорошая репутация.

— Так он и правда из молодых, я угадала?

— Угадала. Лет двадцать, как получил право здесь появляться. И чуть ли не в тот же год был этого права лишен, за поведение, несовместимое с обликом истинного вампира. Твой благоверный едва ли не лично его отсюда за шкирку вышвыривал, поджаривая пятки.

— Так почему же он опять здесь?

— Связи. Ничего нового под солнцем. Лет восемь назад его дядюшка стал одним из фаворитов Владыки и добился–таки амнистии для племянника. Молодой, сказал, чего ж не резвиться. Вот он и резвится.

— И…что же нам делать?

— Тебе ничего особо не делать, просто сама на рожон не лезть. Даже Доири не настолько безумен, еще раз с авэнэ сталкиваться. Дядюшка может не успеть, — она усмехнулась. — А вот Зарине я могу посоветовать только срочно вспомнить знакомых в глухой деревне, желательно не связанных с ней родственными узами, брать мой телефон, звонить и радовать, что она приедет к ним пожить. Буквально через пару часов и буквально на все лето.

— Но у меня нет таких знакомых, — растеряно пролепетала Зарина. — И у нас практика сейчас начаться должна.

— Девочка, а ты жить хочешь? — взглянула на нее Сериэнта. — В обществе твоего нового знакомого, поверь, ты будешь очень сильно хотеть умереть. А сбудется это желание очень не сразу.

Зарька побелела. Еще бы, ведь наверняка до последнего верила, что у меня просто бред, и тот вампир Благородный и Прекрасный. Но не поверить вампирше она не могла. И ее мир сейчас, наверное, тоже сыпался. Как осознать, что бывают настолько плохие вампиры, если они по определению — хорошие?

— Я помогу, девочки. С кем другим бы, наверное, не стала связываться, но Доири не тот мальчик, кому следует получать все, что он ни пожелает.

Наконец–то почувствовала облегчение. Может, Сэнта и сказочница, и вампирша, и вообще имеет кучу недостатков, но уж если бралась помочь, то помогала. Ну, по моему опыту.

— Значит так. Если нет своих знакомых — поедешь к моим. Там бабушка старенькая, ей помощь по хозяйству нужна — вот будешь помогать. Твою работу я оплачу. А к сентябрю, я думаю, он о тебе забудет. Он мальчик ветреный, да и у вас постоянно не торчит, набегами. Насытится, наиграется — и домой. Впрочем, я, пожалуй, найду ему дела по ту сторону Бездны уже сейчас. Чисто на всякий случай. Но тебе все равно стоит уехать, Зарина. Допивайте чай, и мы летим к вам собирать Зарины вещи. Ночевать сегодня будешь уже очень далеко отсюда.

А машина у Сэнты оказалась желтенькая, словно солнышко. А мне почему–то казалось, что она зеленая должна быть. Вот только с машиной… загвоздка вышла. Я так и не смогла в нее сесть. Сэнта открыла нам багажник, ожидаемо, в общем, ведь пассажирское кресло всего одно. Я взглянула внутрь, побелела и сказала «нет». Внутри там все было абсолютно как у Анхена, мое последнее путешествие на его машине тут же встало перед глазами…

Кажется, была истерика. Жуткая. Сэнте с трудом удалось меня успокоить. Но в машину я сесть так и не смогла. Ни назад, ни в кресло. И они улетели вдвоем, а я поехала на автобусе. Добравшись, наконец, до общаги, я нашла там только совершенно обалдевшую Машку, сообщившую мне, что Зарина пришла к нам в комнаты с потрясающе красивой вампиршей («Настоящая вампирша у нас, здесь, представляешь?!»), собрала вещи и уехала в неизвестном направлении.

Не застала. Что ж делать, автобус ходит медленнее. Главное, что с Зарькой теперь будет все в порядке.

А ведь Сериэнта так и не озвучила, что она хочет за свою помощь. Похоже — ничего. Но она все еще надеется, что я буду с Анхеном. Наивная. Никогда не думала, что скажу так о ком–то из вампиров. Но, пока я глядела на внутренности ее машины, поняла, как никогда отчетливо: он убил всё. Не только ту девочку. Еще и меня. И даже себя — во мне. Все, что я прятала в сердце под именем Анхен.

Ужинать не хотелось. Улеглась спать, несмотря на раннее время. На душе было гадко, противно, мерзко. Больно. С зимы не было настолько больно. А ночью мне опять снились елочные игрушки. Шарики, которые так и не купила Елена. И опять, как и каждую ночь в январе, я покупала их за нее. Но она ведь так и не успела выбрать, и я не знала, какой? Какой я должна купить? И хотелось спросить, уточнить…а некого было…

Прошло несколько дней. На практике без Зарьки было скучновато, но ведь я общалась не только с ней. Так что ничего. А вечерами мы были с Машкой.

— А тебя мальчик какой–то спрашивал, — порадовала меня как–то вахтерша.

— Какой мальчик? — непонимающе взглянула на нее. Мальчиков у меня даже в приятелях не водилось. — А точно меня?

— Тебя, тебя. Тебя да Заринку. Он имен–то, правда не знал, но описал очень точно, не перепутать. Так я ему сказала, что Зариночка уехала уже, а ты вечером будешь.

— Да хоть выглядел–то как?

— Да приятный такой мальчик, вежливый. С хвостиком.

С хвостиком? Единственный мальчик с хвостиком, который приходил на ум, ни приятным, ни вежливым мне не показался. А впрочем, поздно. Где сейчас Зарька ему никто не сможет сказать.

Он появился на следующий вечер, подкараулил у входа в общагу.

— Ну здравствуй, Мусик, — не стала делать вид, что его не узнала.

— Для тебя, — холодный взгляд окатил презрением с головы до ног, — светлейший Андрей.

— На светлейшего не тянешь, а вообще, так я рада, что у тебя нормальное имя есть. Искал кого?

— Кого искал — нашел, — усмехнулся мальчишка. Неприятно так. И как вахтерша его милым посчитала?

— Правда?

— Даже не сомневайся. Жаль, подружка твоя сбежала, ну да ее и без меня найдут. А меня — так ты куда больше интересуешь.

— Я почти польщена. Да вот только показалось — дружок у тебя есть. Зачем тебе еще и подружки? — мальчишка вызывал отвращение. Всем этим своим презрением, высокомерностью. Явно давно живущий внутри вампирской морали. Давно не считающий людей ровней. Давно забывший, что сам он — всего лишь человек. — Или уехал он у тебя, и ты решил на сторону сбегать? Смотри, вернется — осерчает.

— Ну ты повыеживайся, сучка, повыеживайся. Недолго осталось.

— А что так?

— Что? Да неприятности у тебя. Ты ж, если подзабыла, Великого оскорбила. Прилюдно. В общественном месте. Более того, ударила. Да при свидетелях. Отказалась требованиям его подчиниться. Подсудное дело, ты не находишь?

— Совсем сбрендил? Я вежливо извинилась за доставленные неудобства и пожала протянутую мне руку. А не подчиниться требованиям вампира невозможно, тебе ли не знать?

— А свидетели у тебя есть? — снова мерзко ухмыльнулся мальчишка. — А у меня найдутся. В любом количестве.

— Боюсь, у тебя не найдется вампира, считающего себя оскорбленным.

— А вампир мне и не понадобится. У меня, знаешь ли, папа — генеральный прокурор, — он сделал паузу, чтобы я прониклась. Смешно. А что ж сразу не президент? Или вообще Владыка? — Так что могу договориться, чтоб тебя не трогали.

— Пра–авда? Как это мило. И что мне это будет стоить?

— Сущий пустяк. Ты заколку мне свою отдаешь — и можешь быть свободна. Она тебе не идет — а мне к костюму подходит.

— Действительно мелочь. Только ты у вампира своего уточни, где ближайший губозакатыватель достать. А заодно — что будет с тем, кто только попробует меня тронуть. У меня, знаешь ли, тоже папа… Верховный Куратор. Существо, конечно, мифическое, да только твой Дорити–как–там-его вряд ли забыл, как летел через Бездну от его пинка. А за меня могут и не так сильно пнуть — не долетит до края–то, прям в Бездну и рухнет.

— Не дерзи, дрянь, не в том положении. Последний раз предлагаю: отдаешь заколку — и я забываю, как вы с подружкой чуть машину мне не помяли. Ну а нет — так я предупредил. За оскорбление вампира можно и человеческого статуса лишиться.

— Вот если попробуешь меня тронуть — считай, ты его оскорбил. И лишишься ты в этом случае не только статуса, но и жизни. Я тоже предупредила.

Обогнула его и пошла в общагу. Зла была, как все подонки Бездны. Он что, совсем ненормальный? Угрожать мне, шантажировать — и все ради заколки? Приглянувшийся ему вещички, истиной ценности которой он и близко не знает?

Насчет угроз — не поверила ни на секунду. Зарвавшийся щенок со съехавшей крышей!

А утром меня арестовали.