По ту сторону от тебя (СИ)

Глава 22. Точки над i

Наверное, за последнее время я стала самым настоящим спецом по амбивалентности чувств. Ну или по крайней мере по её переживанию. Будто оказавшись между двух полюсов, я разрывалась между тревогой от предстоящей встречи родителей и благодарностью к отцу, за то, что он взял ситуацию под свой контроль. Если честно, то намерение отца поговорить о чём-то с матерью порядком меня пугало. Хотелось верить в чужое благоразумие и надеяться, что он ехал туда не шашкой махать и что-то доказывать. Но несмотря на очередные треволнения, я в это же самое время испытывала огромное облегчение от мысли, что больше не одна. Я так устала быть взрослой и пытаться учесть всё. Соблазн переложить хоть на кого-то часть своего груза был слишком велик. Самое интересное, что с Глебом у меня так не получалось. Я вроде как чувствовала его поддержку, но не представляла, как смогу опереться на него в критической ситуации. Происходящее действовало на нас похоже. Мы оба были слишком напуганы и дезориентирована. Как если бы оказались в одной лодке, вот только гребли мы в разные стороны. Поэтому и выходило так, что оба хотели как лучше, а получилось глупо и бестолково.

— Да не нервничай ты так, — уже на подъездах к городу велел папа, задев мою коленку своей.

Напряглась, нахмурив брови. Неужели…

— Выдохни, — не отрывая взгляда от дороги, велел родитель, — губу вон прокусила.

Растеряно провела кончиком языка по шершавой коже нижней губы, ощутив солоноватый вкус. И правда... а я ведь даже не заметила, что всю дорогу от дома задумчиво терзала свой рот зубами.

— И что это со мной, — постаралась отшутиться, придав ситуации хотя бы толику незначимости. – Никогда такого не было…

— Не правда, — вдруг парировал отец, — в детстве ты постоянно кусала себе губы, заусенцы. Не помнишь?

— Не особо.

С удивлением уставилась на свои пальцы, словно боясь обнаружить ранки и на них. К счастью, состояние моего маникюра было более чем приличным. На прошлой неделе Кристинка затащила меня в салон красоты, обосновав это тем, что ей надоело лицезреть мой загнанный вид. Я спорить не стала, решив, что день в заботе о себе пойдёт мне только на пользу. И лишь в процессе словила небольшой укол совести на тему, что у меня где-то там мать умирает, а я тут жизни радуюсь. Мысль была тупиковой, но навязчивой, поэтому гнать её из своей головы пришлось поганой метлой, а именно походом на работу и активной деятельностью до самой ночи.

Зато теперь становилось предельно ясно, откуда росли ноги у моего трудоголизма.

— Странно, — прервал поток моих мыслей папа, ты лет до десяти регулярно что-то себе кусала или расчёсывала. У тебя голова вся в коростах была, мы даже думали, что вши поначалу. Эля с тобой к врачу ходила, сказали – нервы.

Задумалась, пытаясь соотнести отцовскую речь с собственными воспоминаниями. Получалось плохо. Я помнила какие-то отрывки и основные вехи, детали же будто были в тумане, всё время ускользая от меня.

— Пап, а я была счастливым ребёнком?

На этот раз ему пришлось отвернуться от дороги и глянуть на меня. Благо, что трасса перед нами была пуста. На его лице отчётливо читалось недоумение, как если бы он был не в силах понять моего вопроса. Но лишь потом, по его горькому признанию, до меня дошло, что родитель тоже пытался вспомнить.

— Я всегда полагал, что да.

***

Уже знакомая мне больница встретила нас привычным запахом хлорки, стерильной чистоты и… безнадёги. Возможно, последнее было лишь в моей голове, ибо принять тот факт, что мы проиграли было крайне больно.

Проблемы начались уже при входе в отделение.

— Не пущу, — грозно подбоченилась пожилая медсестра, при нашей попытки протиснуться мимо неё. – Не положено.

— Мы к Элине Бауэр, это очень важно, — затараторила я, мысленно проклиная Новгородцева, которого здесь встречали едва ли не как самого долгожданного гостя.

— Нельзя, — продолжала стоять на своём женщина.

В какой-то момент у меня даже зародилось подозрение, а уж не Глебов это был запрет, не пускать меня к матери, но тут как обычно на помощь пришёл Олег Георгиевич.

— Здравствуйте! – обрадовалась я, заприметив нашего врача, вывернувшего из-за угла. – Мы, наверное, опять не по времени, но нам очень нужно увидеться с мамой.

С каждым разом слово «мама» давалось мне всё легче.

Онколог ободряюще чуть улыбнулся мне, после чего огорошил:

— Кира, мне очень жаль. Но вашей мамы здесь нет. Её семья забрала её домой.

***

— Ты знаешь, где они живут? — спросил родитель, и не подумавший отступить от своих намерений. Чего нельзя было сказать обо мне.

— Папа, — начала упреждающе, — там же будет её муж…

— И что? — уставился он на меня с непониманием.

— Ну как же…

— Кира, — усталый вздох, заставивший меня вновь ощутить себя маленькой девочкой. — Нам с ним абсолютно нечего делить.

Хотела было оспорить данное утверждение, но как назло не смогла придумать ни одного весомого довода против.

Так и получилось, что сразу из больницы мы поехали прямой наводкой в академгородок.

Отец смотрелся решительно, а я как обычно трусила. В голове бесконечной лентой крутились воспоминания из детства, как мы с Кристинкой наткнулись в сквере на академика и маму. И пусть история не знала сослагательного наклонения, я до последнего продолжала изводить себя банальным «а если бы…».

— Давай, только без глупостей, — настоятельно попросила папу, когда он припарковался у дома четы Бауэр.

— Кирюша, успокойся, — посоветовали мне. Хотя по поджатым губам и крайне серьёзному виду становилось ясно, что совет был направлен вовсе не в мою сторону. Юрий Александрович тоже прекрасно умел нервничать, вот только демонстрировал это крайне редко.

— Постарайся быть вежливым, — в конце концов сдалась я. — Нам сейчас только скандалов не хватало.

— Не делай из меня монстра, — закатил глаза родитель и вышел из машины.

Я позволила себе секундную слабость и, приложив ладонь к животу, сделала глубокий вдох-выдох.

— Со всем можно справиться, — пообещала самой себе и последовала за господином Килиным, который уже стоял у ворот и готовился нажать на кнопку домофона.

***

Как и в прошлый раз дверь нам открыл Сергей Аркадьевич. Казалось, что с нашей последней встречи он похудел и посерел ещё сильнее, словно перед нами стоял другой человек. И лишь огромные очки в роговой оправе на пол лица оставались неизменными.

Сложно сказать, насколько наш приход явился для него сюрпризом. На осунувшемся лице не отразилось ни единой эмоции. Он смотрел на отца пристальным взглядом и молчал. Впрочем, папа делал абсолютно то же самое. Я даже засомневалась, а дышат ли они. Около минуты между ними не происходило ровным счётом ничегою Хотя всегда оставалась вероятность, что они на самом деле вели свой немой разговор, понятный только им обоим. Должно быть, у бывших соперников за прошедшие годы накопилось друг к другу достаточно претензий. И я была не уверена, что хочу их слышать.

Отец отмер первым:

— Мы можем пройти?

Академик едва заметно скривился, но неожиданно кивнул и отступил, пропуская нас в дом.

Дом, как и прежде, встречал обилием деталей и мелочей, с той только разницей, что на смену лёгкой запущенности и небрежности пришли идеальные чистота и порядок, которые придавали происходящему некое ощущение забальзамированности. Наверное, меня поймут те, кто хоть раз бывал в гостиничных номерах, особенно хороших отелей. Где у каждой вещи имелось своё место, а кровати были заправлены едва ли не по линейке. Красиво – да, но вот назвать это место домом язык не поворачивался. Так и здесь, несмотря на все эти рюшечки, рамочки, вазочки без единой пылинки, становилось ясно – жизни здесь нет. Слабая попытка законсервировать уходящее навсегда мгновение.\

Отец, как и обещал, старался быть вежливым. И, скинув у входа мокасины, чинно стоял на месте, ожидая дальнейших распоряжений хозяина дома, при этом не проявляя никакого интереса к обстановке. Я же на его фоне выглядела совой, которая беспрестанно крутила головой по сторонам в поисках неизвестно чего. Впрочем, кого я обманываю, и все мы прекрасно знаем, что, а вернее сказать кого, пытался выцепить мой взгляд. Стратегии поведения с Глебом у меня не было, но это не мешало мне хотеть встретиться с ним вновь. Хотя все прекрасно понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет. И за эти мысли мне тоже становилось неловко. Ведь мы приехали в этот дом отнюдь не ради моей рухнувшей личной жизни, а ради мамы. А я как заправский маньяк думала совсем не о том.

— Эля сейчас спит, — не терпящим возражений тоном сообщил Сергей Аркадьевич. — Нужно будет подождать, не хочется её будить.

У него тоже внутри имелся свой металлический стержень. Хотя чего я удивляюсь? Если бы он был совсем размазнёй, то вряд ли смог увести мою мать из семьи, стать академик (уважаемым в отдельных кругах человеком) и обуздать буйного детдомовского мальчишку. И как бы мне не хотелось, но теперь, каждый раз смотря на товарища Бауэра, я видела в первую очередь личность, а не тощего очкарика, посмевшего вмешаться в нашу жизнь.

Юрий Александрович послушно кивнул, уточнив:

— Нам можно будет где-то присесть или лучше подождать в машине?

В его тоне не было никакого раздражения или вызова, скорее наоборот, одно подчёркнутое смирение с ситуацией, из-за чего становилось ясно, что хозяином ситуации оставался всё-таки мой родитель.

Академик указал нам в сторону гостиной, обставленной в стиле американской мечты конца прошлого века, с пузатыми креслами в мелкий цветочный узор, круглым ковром в центре комнаты и огромным телевизором на стене.

Папа уселся на диван, положив ногу на ногу, и тут же уткнулся в телефон, буквально демонстрируя ледяное безразличие к происходящему. Наверное, это был его способ совладать с эмоциями. Зато я, нервно поёрзав на месте, тут же принялась засыпать Сергея Аркадьевича миллионом вопросов, что крутились у меня на языке.

— Как мама? Что говорят врачи? Почему вы решили забрать её домой?

— Пока что стабильно, - начал издалека мой собеседник. – Это было её желание вернуться домой…

Мы проговорили минут двадцать, изнывая от повисшей в воздухе неловкости. Ладно-ладно, изнывала я, а мужчины… мужчины бравировали друг перед другом, показательно демонстрируя, что случившаяся встреча их ничуть не трогает.

А потом на сцене объявился Новгородцев, неожиданно материализовавшийся в доме. Сначала мы услышали звук хлопнувшей двери, неясное шуршание и уверенный оклик:

— Па, я пришёл.

Вся наша троица устремила свои взгляды в сторону холла, ожидая пришествие Глеба Михайловича собственной персоны. Папа ради такого, даже телефон отложил.

Глеб появился в дверном проходе как-то слишком стремительно, лишив меня всякой возможности морально подготовиться.

Впрочем, наше присутствие в доме оказалось для него тоже полной неожиданностью. Заприметив нежданных гостей, он замер на месте, но за считанные мгновения сумел совладать со своим удивлением.

— Здравствуйте, — кивнул он всем разом, после чего сделал уверенный шаг в сторону моего отца и протягивая ему руку: — Глеб.

Выделываться отец не стал и, встав с кресла, на рукопожатие ответил:

— Юрий.

Мужчины выглядели спокойными, и я бы даже сказала, благочестивыми, как если бы они собрались здесь ради светских посиделок. Чего абсолютно нельзя было сказать обо мне, которая с открытым ртом таращилась на разбитую физиономию Новгородцева.

— Не обращайте внимание, — подал голос академик, заметив мою оторопь. — Человеку скоро тридцать, а мозгов… — и махнул рукой, намекая на то, что с мозгами у его наследника всё грустно.

— Для нынешней молодёжи это не редкость, — неожиданно согласился с ним папа и… с намёком глянул в мою сторону.

— Можно подумать, что вы такими не были, — фыркнула я, закатив глаза.

Глеб предпочёл промолчать, при этом не забыв заговорщицки подмигнуть мне. Я вконец засмущалась и сочла за благо удалиться из гостиной, избрав в качестве предлога желание заварить чашечку чая.

Наплевав на все правила приличия, я скрылась за кухонной дверью, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Переживать ещё и за мужские посиделки не было никаких сил. Взрослые, сами разберутся.

Не то чтобы мне сильно хотелось чая, но вот потребность занять чем-нибудь руки брала своё, поэтому самым беспардонным образом я полезла по чужим шкафам.

Новгородцев явился на кухню минут через пятнадцать, буквально с порога известив меня:

— Мама проснулась.

Замерла на месте, едва не выронив из рук заварник.

А он тем временем продолжил:

— Мой отец с твоим пошли к ней.

Опустив чайник на столешницу, я обернулась к Глебу.

— И что, вот так вот просто? Просто пошли? Без всякого кордона и досмотров? — превращаться в язву я не планировала, но слушать его спокойный тон и не прибегать к сарказму было сложно, особенно если вспомнить, какую сцену он устроил мне, после того, как застал меня, выходящей из палаты матери.

— Я думаю, что они разберутся, — просто пожал он плечами и… улыбнулся.

Мне же подумалось о том, что взять и придушить Новгородцева будет куда проще, чем терпеть все эти его эмоциональные качели. В случае чего суд присяжных меня поймёт и, возможно, даже оправдает.

— И давно ты у нас таким мудрым стал? — не удержалась от очередной колкости, наблюдая, как мой собеседник медленно, но верно приближается.

Сейчас он напоминал себя в первый день нашего знакомства — спокойный, уверенный, самодостаточный. Я даже покосилась в сторону заварника, прикидывая в голове, а запустить ли им в мужчину напротив себя, дабы не смел притворяться адекватным.

К счастью, у «адекватного» хватило благоразумия остановиться в паре метров от меня.

— Скажем так, мне удалось слегка прочистить мозги и это помогло посмотреть на ситуацию под другим углом.

Кивком указала на его разбитую физиономию.

— Сам прочистил или помогли?

Глеб невесело усмехнулся и провёл ладонью по правой стороне своего лица, напоминавшую одну сплошную гематому, будто проверяя, всё ли на месте.

— Сам, — коротко отозвался Новгородцев, воздержавшись от каких-либо пояснений, а мне если честно было любопытно. Нет, даже не так. Мне было ЛЮБОПЫТНО. Но показывать ему, что мне не всё равно, я не собиралась. «Детский сад», — скажите вы и будете правы. Избавиться от своих чувств к этому гаду за пару недель у меня так и не вышло, но и постоянно идти ему навстречу было неправильно.

Демонстративно отвернувшись к столешнице, вновь схватила заварник, правда, швырять его не в кого не стала, и с преувеличенной аккуратностью налила себе кружку ароматного чая.

Новгородцев издал неясный звук, крайне похожий на смешок, и, обойдя меня стороной, открыл холодильник и извлёк оттуда огромное красное яблоко. После чего с не меньшей показушностью принялся его намывать.

Боже мой, и угораздило же меня связаться с таким… балбесом.

В итоге я сдалась первой:

— Что у тебя с лицом?

К чести Глеба он сумел сдержаться и не улыбнуться, хотя я видела, ему хотелась.

— Тебе длинную или короткую версию?

— Мне понятную.

Стервозить у меня получалось само собой.

— Попробую всё-таки краткую. Я напился. Сильно напился. Сел в машину…

— Ты сел пьяным за руль?! — ужаснулась я, прижав ладонь к губам.

— Не то, чтобы за руль, — попытался вывернуться он. — В машину. Но потом позвонил отец, мы поговорили и… и я решил, что ехать мне нельзя.

— А лицо?

— А лицо — это результат столкновения с асфальтом. Выбираясь из машины обратно на улицу, я несколько не совладал с координацией рук-ног.

Вот здесь моё терпение иссякло окончательно, и я таки схватилась за кухонное полотенце и пару раз от души треснула им по Новгородцеву.

— Твой отец прав, — хлопок. — У тебя совершенно точно нет мозгов… — ещё один. — Как можно быть таким дебилом, — хлопок, хлопок, хлопок.

Глеб не утерпел и легко рассмеялся, перехватив полотенце, когда я в очередной раз попыталась треснуть его. Перехватил и резким рывком притянул меня к себе. И прежде, чем я успела вырваться, прижал меня к себе. Гневно вскинула голову кверху, планируя высказать ему всё, что думаю по поводу его инфантилизма, но замерла, встретившись с его взглядом. Он продолжал казаться весёлом, но несмотря на всю браваду, глаза его оставались грустными. И я вдруг всё поняла.

— Ты специально залез в машину, — ужаснулась я.

— Минутная слабость.

— Глеб…

— Тс-с-с-с. Не нужно об этом. Я был не прав. И я это признаю, — его голос шелестел совсем рядом с моим ухом, вызывая тем самым сноп мурашек по коже. — Мне стыдно. Честно. Перед родителями, перед тобой… но встреча с асфальтом словно… отрезвила меня. Так что будем считать, что всё что не делается, всё делается… к лучшему.

Расстроенно шмыгнула носом и прижалась щекой к его груди, позволив себе минутную слабость. И пусть между нами ничего не могло быть, но мне будто хотелось убедиться, что вот он живой, стоит тут передо мной и несёт всякий бред.

Именно в таком виде нас и застал Сергей Аркадьевич.

Словно два подростка, занимающиеся чем-то неприличным, мы отлетели друг от друга, не забыв густо покраснеть. Вернее краской залилась я, в случае же с Глебом Михайловичем утверждать что-либо точно было сложно, у него и без этого лицо было едва ли не всех оттенков синего и бордового.

— Занятно, — заключил академик Бауэр и тактично вышел за дверь.

***

Бывшие супруги Килины проговорили почти несколько часов. Не знаю, как мать осилила эту встречу, но отец вышел к нам выжатый как лимон. Словно постаревший на несколько лет, он окинул нашу троицу, молча сидящую по разным углам гостиной, и остановил свой взгляд на мне:

— Кирюш, можешь подняться со мной наверх? Нам с… мамой нужно кое-что тебе сказать.