Побеждаю и сдаюсь (СИ)

Глава 19 Эйдис наносит удар

Риг метался по камере, заламывая руки. Всё вот это — тюрьма, стражники, закрытая дверь и отсутствие окна — пугало до безумия. «Почему это происходит со мной? Почему я?» — рыдал несчастный.

Сегодня жена приготовила утку в яблоках. Сегодня по дороге с казни ужасного разбойника, Риг купил детишкам леденцов, а старшей дочке — разноцветных ленточек. И именно сегодня они с женой разговаривали о том, что колесование ужасно, но необходимо. Что преступник сам виноват в расплате за грехи.

— Потому что надо быть честным человеком! — вещал Риг, а милая жёнушка кивала.

И вдруг — грохот в запертые двери особняка. Стража. И грозное: «именем короля вы арестованы».

— Я не виноват! — заорал Риг, в сотый раз забарабанив в дверь, а потом сполз и разрыдался.

Змея ужаса шевелилась в его груди.

Внезапно дверь открылась, и стражник пнул распластавшееся тело бывшего дворецкого Южных герцогов.

— Пшёл, — рыкнул, закинув в камеру ещё одного несчастного.

Дверь грохнула, лишая злополучного Рига последней надежды.

Новенький — грузный мужчина с брюшком и с одутловатым лицом пьяницы — прошёл и присел на простую деревянную кровать.

— Допрашивали уже? — спросил сочувственно. — Первые пытки, да, братан?

Риг сглотнул неожиданно появившийся в горле ком.

— П-пытки? — дрожавшим голосом пролепетал он. — Но я не виновен! Я не виновен!

Сокамерник вздохнул, нагнулся и растёр опухшие лодыжки.

— Да кому твоя невиновность сдалась, — произнёс с тоской. — Когда большие лорды дерутся, их меньше всего интересует наша невиновность.

Он растянулся на кровати, глядя в потолок.

— Большие лорды? — дрожащим голосом уточнил дворецкий.

— Ну а кто ещё? Ты ж не разбойник? Не вор? Небось из слуг.

— Я — д-дворецкий, — пролепетал Риг.

— Собачья должность, — тяжко вздохнул незнакомец. — Ты как собачка бегаешь, облизываешь господ снизу доверху, а когда они прогневали короля, то все плети достаются тебе.

— К-короля?

— Ну, королеву.

Риг тихонько завыл от ужаса. Мужик посмотрел на него и вздохнул.

— Не реви. Жалко мне тебя. Я уж, так и быть, тебя научу, что говорить, чтобы тебя через колесо не продёрнули. Или чего похуже.

Дворецкий вспомнил сегодняшнюю казнь и затрясся от ужаса, представив самого себя на колесе.

— Посмотри на меня, — кивнул ему сокамерник. — Меня к тебе из нижних камер перевели. А потом на свободу выпустят и даже наградят. И знаешь почему?

Риг перестал выть и внимательно посмотрел на учителя.

— Почему? — послушно спросил он.

— Да потому что я говорю то, что им хочется услышать. Они мне: «мил человек, и кто тебя надоумил такую подлянку сделать?». А я что? Думаешь, отпираюсь? Да не вжисть. Всё одно не поверят в мою невинную душу. Потому как виноватого ищут. И не меня, совсем не меня. Как тебя зовут?

— Риг.

— Вот, Риг. Нравится мне твоё лицо — сразу видно честного человека. Не ты им нужен. Вот спросят тебя, положим, кто велел то-то и то-то, а ты и говоришь — кто.

— А кто?

Мужик ухмыльнулся.

— Твой лорд, конечно. Этим палачам позарез нужно обнаружить заговор.

— Заговор?

— Ну конечно! Так ты им и подсоби. Вали всё на своего лорда — тот всё одно откупится. На него, на его дружков. Побольше именитых имён. Палач, предположим, спрашивает тебя: «Слышал ли ты, собака, в стенах дома господина твоего речи крамольные против королевы и королевской семьи?». А ты: «Да, ваша милость. Постоянно сговаривались как бы отравить королеву и наследника».

Риг задрожал от ужаса:

— А если… если они поймут, что это клевета?

Собеседник почесал щетину.

— Не поймут. Не захотят. Что с тебя взять? Щиток ломанный и тот в закладе. Им в тебе и толка-то нет. Им завсегда интереснее с лордами возиться. Вот где простор. А ты из обвиняемого станешь ценным свидетелем. Так-то.

— А если…

Учитель разгневался. Дёрнул кадыком.

— А если, а если! Ты меня послушай, и, если хочешь жить, то мотай на ус. Ну, а если тебе твой лорд дороже — так то тебе решать. Дыба, кнуты, а потом — позорная казнь. Я ж ради тебя, мил человек, распинаюсь. Жаль мне тебя. Одного, зачицца, мы с тобой поля ягоды. Всяк норовит плетью по шкуре пройтись, да последнее содрать. Ну а ты, давай, жалей. Покрывай своего лорда.

Мужик тяжело поднялся, встал и грохнул кулаком по двери:

— Воды, что ль, дайте! Пить хочется — сил нет.

Риг дрожал мелкой дрожью. Но, к его изумлению, дверь открылась, и стражник молча подал кувшин с водой странному заключённому. Тот стал пить медленно и не спеша. Кадык только так ходил вверх-вниз по его жилистой шее. Стражник, смиренно подождав, пока узник допьёт, забрал кувшин и молча закрыл дверь.

Мужик снова лёг на кровать и захрапел. Риг стал мерять шагами камеру.

Спустя продолжительное время — не более часа, но несчастному дворецкому время показалось вечностью — дверь снова грохнула.

— Бэг, на выход, — грозно произнёс стражник. И вдруг добавил, осклабившись: — Жёнка-то, небось, заждалась?

— Надеюсь, — хохотнул мужик, потянулся. — Поспать не дадут.

— Дома отдохнёшь.

— Ну, Риг, бывай. Желаю тебе не быть идиотом.

Бэг пожал вялую, словно дохлая рыба, руку бывшего сокамерника и вышел. Риг тупо посмотрел ему вслед. Вот так просто? Надежда начинала брезжить в его сознании.

На улице уже стемнело, когда Бэг покинул унылое здание тюрьмы. Он завернул за угол и, увидев карету, открыл дверь и сел внутрь.

— Быстро ты, — хмыкнул тот, кто сидел внутри.

— А чё канителиться? — хмыкнул Бэг. — Вот увидите, ваша милость, завтра этот сдаст всех, кого нужно со всеми их потрохами. Продажная трусливая душонка.

Карета тронулась.

— И что будешь делать с третьим золотым?

— Первый я пропил, — мечтательно отозвался Бэг. — Вторым уплатил все долги, да ещё и осталось. Кабак куплю. И людишек найму.

— Не хватит денег.

— Это смотря ими как распорядиться. Если умеючи-то… Вы, ваша милость, не смотрите, что я — шваль и дрянь. Я теперь другим человеком стану. Мне ведь только шанс был надобен, чтобы из канавы подняться. А уж своего шанса я никогда не упущу.

На некоторое время воцарилось молчание. Его прервал невидимый в темноте кареты собеседник:

— Мне нравится иметь с тобой дело, Бэг. Мне нужны такие люди.

— А уж мне-то как понравилось, ваша милость! Будут ещё задания?

— Будут. Покупай свой кабак. Я скажу тебе, где. Не затаил на меня зла за удар кнутом?

Бэг хохотнул:

— Да ежели бы за все удары мне по золотому давали… Я б всю шкуру с себя снял ради таких делов.

— Что ж. Мне нравится твоё здравомыслие. Люблю честных людей.

— Честных? — озадачился мошенник.

— Конечно. Тех, кто не строит из себя святошу. Не рассуждает о нравственности, морали и подлости. Приехали. Иди. Я пришлю за тобой. Жди.

И его милость бросил собеседнику золотой щиток. Бэг, чувствуя себя вдвойне счастливым — от монеты и от того, что внезапно оказался честным человеком — вылез наружу.

Карета поехала дальше.

Ульвар безумно торопился. Он очень боялся, что Джайри не выдержит и сделает что-то непоправимое. Либо что-то такое, что потом придётся долго и сложно исправлять. Всё же она была слишком наивна и эмоциональна. Его девочка. Рано или поздно, она всё равно будет его… Сколько верёвочке не виться… Вот только… Лучше бы рано.

И всё же, несмотря на спешку, Ульвар не вернулся в тюрьму. Пусть дворецкий промучается как следует. Прочувствует всю бедственность собственного положения до дна. Чтобы рыба как следует просолилась, её стоит продержать в соли подольше. Если вытащить раньше — стухнет.

Возвращаться в Берлогу принц так же не стал. После бешенной нагрузки последних дней, королева должна ощутить всю прелесть быть обычной женщиной любимого и любящего мужа. И снова Ульвару пришла ассоциация с рыбой. На этот раз с живой. Так рыбак то подтягивает добычу, пойманную на крючок, то отпускает. Если попытаться вытащить крупную рыбу сразу, то велик риск, что она сорвётся.

А рыбалку принц Ульвар любил намного больше, чем охоту. Окружающим простонародное увлечение принца казалось странным, но…

И Ульвар вновь вспомнил Джайри. Как они сидели на камнях Серебряного пруда и молчали вдвоём, а поплавки их удочек чуть подрагивали на морщинистой воде. Джайри, Джайри… По хорошему, от этой девочки наследник должен был отказаться. Уль видел всю опасность, которую для него представляет эта внеплановая любовь.

— Наверное, у каждого из тиранов была своя слабость, — задумчиво прошептал он. — Слабость, от которой он мог избавиться, но не захотел…

В Медвежьих горах валил снег. Так густо, что разом потемнело. Дороги замело, горы оказались неприступными. Однако Яр знал, что это — последняя злоба уходящей зимы.

Бывшему наследному принцу, а ныне хранителю Медвежьего щита было двадцать восемь лет, и он научился чувствовать собственное герцогство, как мать чувствует ребёнка. Он любил этот неприветливый край, простых и суровых его обитателей, белоснежные шапки, не тающие даже жарким летом. Здесь всё было просто: смерть — это смерть, жизнь — это жизнь, любовь — это любовь, а бой — бой. И Яр просыпался в холодном поту, когда ему внезапно снилось, что на его голову надевают корону Элэйсдэйра.

Он жалел младшего брата, который был вынужден впрячься в такое непосильное ярмо. Уль был обречён всю жизнь прожить в лживом и коварном Шуге, в интригах и кознях аристократов, продажности низших сословий. И Яр чувствовал перед младшим свою вину. Но Лэйда…

Как всегда, при воспоминании о жене, Яр тепло улыбнулся. Неукротимая, как снежная буря, непредсказуемая и стремительная, словно лавина…

Яр скинул меховой бурнус, отряхнул с него снег и прошёл в Берлогу. Вчера Лэйда прислала чайку, что будет вскоре и, возможно, могла бы быть сегодня, если бы не эта пурга. Герцог отряхнулся и прошёл по каменной лестнице на второй этаж. Он был безудержно, невозможно счастлив, и лишь одно омрачало его счастье — у них с Лэйдой не было детей. Пять лет браку, но… увы.

Яр понимал, что не так часто они бывают вместе, как хотелось бы. Занятые делами собственных щитов, супруги ценили каждое мгновение, которое удавалось вырвать друг для друга. Но основная проблема была в женском здоровье Лэйды. Все эти ураганы, ледяные волны и далёкие морские походы ему не способствовали. Однако Морская герцогиня категорически отказывалась изменить образ жизни на более домашний.

Медведь прошёл в гостиную и увидел Эйдис. Хрупкая, зеленоглазая девушка зябко жалась к жарко растопленному камину. В её руке Яр заметил бокал с вином. Вот ещё одна жертва разгула стихий. Герцог подбадривающе улыбнулся своей невольной гостье:

— Ночью буря стихнет, а к полудню дороги расчистят. Я подготовил тёплые вещи для вас. Завтра можно будет выезжать.

Эйдис подняла на него затуманенные печалью глаза. Слабо улыбнулась.

Яр пошёл и опустился рядом с ней на корточки.

— Эй, — шепнул, заглядывая в лицо, — что случилось?

— Не спрашивайте, — она отвернулась, но он успел заметить на тёмных ресницах слезинку.

Яр забеспокоился. Женские слёзы всегда угнетали его. Ему захотелось вскочить и завалить зубра. Голыми руками. Лишь бы девушка улыбнулась. Но он не был уверен, что это поможет, поэтому остался.

— Что-то с Альдо? — спросил встревоженно.

— Нет — девушка всхлипнула, и новая слезинка заблестела на слипшихся ресницах.

Яр завороженно коснулся её пальцем. Лэйда никогда не плакала. Материлась, орала, разбивала всё, что подвернётся под руку, но не плакала. Испытывая крайнюю смущённость, герцог хрипло спросил:

— Я могу чем-то помочь?

Губы Эйдис задрожали, девушка закрыла ладонью лицо, скрывая слёзы. Попытка спрятать горе не получилась — красавица судорожно всхлипнула. Яр испугался, привлёк её к себе и погладил по волосам.

— Эйдис, — прошептал ей, — рассказывай. Я что-нибудь придумаю, чтобы тебе помочь.

Он в ужасе понял, что его шея становится мокрой. Почему-то каждое его слово участия и поддержки вызывало в хрупкой гостье ещё сильнейший приступ отчаяния.

— Вряд ли, — прошептала леди, — Яр, вы не сможете мне помочь… Я, я сама во всём виновата. Мне и страдать. Спасибо, Яр… Мне так важно, что ты меня не осуждаешь…

— Осуждаю? Эйдис… что с тобой?

Девушка отстранилась, прижала к лицу кружевной платок.

— Ты такой хороший, Яр. Самый лучший… Добрый, великодушный… Уверена, ты — прекрасный герцог для своего щита. Все тебя любят. Все не могут тебя не любить.

Яр терпеливо ждал продолжения. Ему было приятно и неловко от её слов, но принц понимал, что это — начало, и нужно подождать, чтобы девушка добралась до сути.

С Лэйдой было так же: разрубит несколько столов, разломает стулья, проклянёт своих чаек от малых до великих, прорычит, что Уль — сволочь, а потом успокоится и ненароком обмолвится, что произошло. И чаще всего это что-то совершенно не было связано с предыдущим криком. Например, выяснится, что Эйд арестовал капитана Берси младшего за пиратство в Серебряном щите и, вместо того, чтобы выдать на суд его герцогине, бросил в королевскую тюрьму Шуга. Лэйда терпеть не могла, когда кто-либо нарушал древние права Солёных островов.

— Знаешь, я с детства знала, что все эти сказки про любовь — не про меня. Я — внучка Шёлкового щита и должна выйти замуж так, чтобы мой брак всем принес наибольшую выгоду. Лорд Альдо очень хороший и достойный человек, а, знаешь ли, леди моего круга, если может уважать мужа, то уже должна быть благодарна богине за подобное супружество.

Медведю снова стало неловко и захотелось прервать девушку. Такая откровенность была нечестной по отношению к Альдо. Но новые горькие слёзы побежали по прелестным щечкам, и Яр, тихо вздохнув, решил дотерпеть до конца.

— Пять лет, Яр, — прошептала Эйдис, — пять лет я была счастлива в браке. Богиня не дала нам детей, но я на неё не в обиде. Я просто наслаждалась тишиной и покоем. Жизнь герцогини тиха и безрадостна, но я полюбила Южный щит и его сады.

«Видимо, Лэйде жизнь герцогини тоже кажется слишком тихой и безрадостной», — подумал Яр. Он не понял, как тонкая рука девушки оказалась в его ладони. Не сама ж она её туда положила? Но герцог упорно не помнил, чтобы забывался до такой степени. Не зная, что делать, он участливо погладил руку девушки. Кожа оказалась удивительно нежной — настоящий шёлк.

Эйдис перевела на него бездонные глаза, и сердце Яра стиснула щемящая жалость. Поразительно красивые глаза! Даже слёзы их не портили — лишь чуть покраснели веки.

— А сейчас я… Всё, вся моя жизнь рухнула в мгновение ока… Но… я не жалуюсь. Нет, нет. Я благодарю богиню за такое счастье…

Яр не увидел ни малейшей логики в словах девушки и ничего не понял, но на всякий случай кивнул.

— Я впервые в жизни полюбила, — прошептала Эйдис, и тёмные ресницы опустились на бледные щёки. — Это глубоко ранит моё сердце, но… Я поняла, что до этого жила в каком-то тумане… Пусть даже я погибну, но… Любовь — это такое счастье! Я так счастлива, что… что он есть.

Герцог сглотнул. Такого поворота он никак не ожидал.

— А как же Альдо? — спросил растеряно. — Эйдис, ведь это…

— О, Альдо… Я ведь для него тоже — выполнение долга, — усмехнулась Эйдис. — Да и не буду я же ему изменять. Телом. А больше лорду ничего и не нужно. На моё сердце ему всегда было… безразлично.

Яр вздохнул, встал, выпрямившись.

— Эйдис, — сказал мягко и задумчиво, — я понимаю, что сердцу не прикажешь, но…

Она схватила его за широкие ладони и заглянула снизу-вверх в лицо. Так трогательно и беззащитно, что у Медведя перехватило дыхание.

— Пожалуйста, Яр, — прошептала умоляюще, — пожалуйста, не говори ничего… Я ведь и сама знаю, что преступница и достойна всякого осуждения. Ты, верно, теперь презираешь меня…

Ярдард выдохнул.

— Эйдис, нет, не презираю.

— Не отрицай, — она отпустила его руки и закрыла лицо ладонями. — О, богиня, какой позор!

Вскочила и бросилась прочь. Яр инстинктивно перехватил девушку и прижал к себе. Он плохо понимал, что нужно делать, но чувствовал, что как-то должен поддержать её и что нельзя несчастную оставлять одну. Погладил по золотисто-каштановым волосам.

— Эйдис, — прошептал мягко, насколько мог, — я не очень понимаю, что тебе сказать, но на днях приедет Лэйда. Вам, женщинам, понять друг друга проще.

Девушка отпрянула от него и гневно взглянула в медовые глаза.

— Лэйда! — простонала она. — Богиня… Яр… ну почему, ну почему… за что?

Ярдард совсем растерялся. Если пару минут назад ему начало казаться, что он уловил суть проблемы, то сейчас Медведь обнаружил, что в конце тяжелого разговора она так же далека от него, как и в начале.

— Эйдис, — снова начал он несчастным голосом, — скажи, я могу что-то для тебя сделать? Если у тебя любовь взаимная, ну давай я поговорю с Альдо… Если ему, как ты говоришь, всё равно… Может он даст разводное письмо? Конечно, богиня не одобряет расторжения браков, но, думаю, если матушка поговорит с настоятельницей обители милосердных сестёр…

— Я не знаю, — девушка заглянула ему в глаза с такой трогательной доверчивостью, что у Яра перехватило дыхание. — Я не знаю, любит ли он меня… или… или хотя бы хоть что-то испытывает ко мне…

Яр почувствовал, что вступил на твёрдую почву и, кажется, перестал утопать.

— Спроси его, — выдохнул он. — Если тебе страшно, могу спросить я.

— А если он посмеётся, отвергнет и будет меня презирать?

— Как можно презирать любовь? — удивился принц. — Если он настолько недостоин, то он не стоит твоей любви, Эйдис.

Девушка робко улыбнулась, привстала на цыпочки и внезапно нежно поцеловала Медведя. В губы.

Мужчина остолбенел.

— Яр, — прошептала она, — я люблю тебя. Больше чести и жизни… Скажи, есть ли у меня хоть какая-то надежда?

Ярдард осторожно освободился из её объятий. Лицо его изменилось, внезапно став отстранённым и замкнутым.

— Прости, Эйдис. Нет. Извини, что невольно спровоцировал твою откровенность. Я даже предположить… — он резко оборвал сам себя, поклонился и сухо завершил: — Я распоряжусь об ужине, и чтобы к полудню завтрашнего дня вам подготовили карету и охрану. Благодарю, что удостоили честью погостить в моём замке. Непременно передам супруге наилучшие пожелания от вас. Прощайте.

Он учтиво и холодно поклонился и направился к дверям.

— Письмо! — крикнула Эйдис. — Вы забыли про письмо!

Яр обернулся.

— Передайте письмо герцогине от капитана Берси. Ради этого я и заехала в вашу Берлогу. О, не надо ко мне приближаться, — едко заметила гостья. — Письмо от любовника вашей жены я положу на столик. Оно не запечатано. В тюрьме, знаете ли, письма не запечатывают. Но я знаю, что вы, конечно, его благородно не прочтёте. Моё нижайшее почтение благороднейшей из герцогинь. Благодарю за гостеприимство.

Эйдис действительно положила на стол сложенный жёлтый лист бумаги, исписанный с обеих сторон кривым почерком человека, не привыкшего часто писать, и стремительно прошла мимо застывшего Медведя.

Яр неподвижно смотрел на оставленную гостьей бумагу.