Побеждаю и сдаюсь (СИ)

Глава 6 Мучительные сны

Эйдэрд ходил по парку собственного особняка, вслушиваясь в свист вьюги. Ночью внезапно поднялся мороз и ветер, и весь день Шуг посыпало мелким, колючим снежком. Леолия вчера приехала поздно, долго жаловалась на казнокрадов, не боящихся её репутации чёрной ведьмы. На излишнюю прямоту Ярдарда, угрожавшего гильдии торговцев тканями вздёрнуть на суку первого же, кто не откроет лавку завтра утром в положенное время. Торговцы бунтовали и требовали — странное дело! — что-то вроде совета гильдий. Леолия не понимала, зачем им совет, Ярдард тоже не понимал.

Понимал один лишь Уль. Когда после жёсткого — и правильного, Эйдэрд был уверен в этом — разговора Яра с обнаглевшим народом, диалог едва не перешёл в уличную потасовку, внезапно вмешался наследник. Он появился пеший, без оружия и доспехов, прошёл мимо клокочущих от негодования стражников, среди разъярённых, пьяных от непонятной злости торговцев. Встал, наклонил голову и сказал: «спасибо, дорогие наши подданные…».

— Ты представляешь! — возмущалась Леолия. — Он заявил им, что их предложение актуально и современно, что благодарит их за… — она напряглась, вспоминая, — за гражданскую позицию и заботу о благе королевства. Они разговаривали, вот как мы с тобой — глаза в глаза — часа три, а то и четыре, и весь этот продажный сброд закончил тем, что начал выкрикивать «да здравствует король Ульвар!». Я понимаю: это игра Уля. Так же, как я играла в ведьму, сын играет в посланного небесной богиней небожителя, но… Точно так же, как эти люди ему сейчас готовы целовать руки, точно так же, случись тяжёлая война, мор или неурожай, они пойдут против него с вилами и косами. Нельзя слишком любезничать с народом! Страх — лучшее средство удерживать людей от безумия…

И Эйдэрд слушал её и гладил тонкие руки, а когда усталая супруга уснула, вышел в сад и долго стоял, чувствуя, как леденеет от холодного ветра, и как снежинки щиплют щёки.

Герцог Медвежьего щита никогда не скрывал, что не любит младшего сына. Ульвар казался Эйдэрду неправильным. Непохожим ни на отца, ни на мать. Слишком скользким, слишком… слабым. Позднее Медведь пересмотрел свои взгляды, признав, что Уль не слаб, но… Он был чужим.

Мужчина запрокинул лицо в небесную черноту. Впрочем, весь мир стал чёрным. И каждый раз, просыпаясь утром, Эйдэрд испытывал страх перед этим новым, чужим миром, миром где Медведь внезапно оказался слабее щенка. Усилием воли Эйд брал первобытный ужас под суровый контроль, ополчался и уничтожал, чтобы на следующее утро, снова открыв глаза, ощутить себя в гробу. Поэтому он почти перестал спать.

Сад был небольшим, тёмным: сосны, ели — Эйд любил их суровое постоянство. Медведь знал свой сад так же хорошо, как собственные пальцы, поэтому, ослепнув, практически не испытывал здесь неудобства от своей слабости. Он подошёл к кованной ограде, выходившей на набережную Шугги и коснулся её пальцами.

«Странно, — думал герцог, — я всю жизнь жил интересами сначала щита, а затем Элэйсдэйра, а сейчас мне до всего этого нет ни малейшего дела».

Он пошёл вдоль решётки, простой, выполненной в виде копий, связанных металлическими полосами.

«А до чего мне есть дело?» — внезапно спросил сам себя и не смог найти ответа на этот вопрос. На душе было холодно, как в темнице, за толстые стены которой не доносится ни звука, ни шелеста ветра. Он вдруг понял, что ему не только ни до чего, но и ни до кого нет дела, и замер.

«А Лео? — спросил и трусливо задал следующий вопрос: — Яр? Эрика?».

Ярдард был счастлив с Лэйдой. По заданию брата строил какой-то город в Кровавой степи на берегу Северного моря — Уль был одержим строительством города-порта. Хотя Северное море, в отличие от Металлического, может иногда замёрзнуть зимой. И сейчас старший, любимый сын казался далёким и чужим, как будто никогда не был маленьким медовоглазым мальчуганом, чьим первым словом стало «хочу». А Эрика… Жена Восточного ветра. Они переписывались примерно раз в полгода, и Эйд, не любивший писать, поручал это дело секретарю. Был занят… Очень занят. Всегда занят…

Герцог ненавидел трусость почти так же, как ложь. Поэтому усилием воли вернул свои мысли к первому вопросу: «А Лео?». И не смог найти на него ответ. Королева Леолия, которую он всегда поддерживал и бесконечно уважал, сейчас вдруг тоже стала чужой. Далёкой, как весь Элэйсдэйр. Вчера он с трудом заставлял себя слушать её рассказы о придворной жизни, о матримониальных планах женить Ульвара на княжне, о…

«Неужели мы с годами настолько отдалились?» — мрачно спросил себя Эйдэрд.

Да нет же. Годы не влияли на них. Не влияли на их отношения. Но сейчас герцог оказался в темноте, тишине и словно в звуконепроницаемой камере, а Лео… Лео была где-то там, снаружи. Даже когда он держал её за руки и слушал некогда любимый голос.

Он был один. Совсем.

Внезапно Эйд остановился. Кто-то прерывисто дышал в нескольких шагах от него. Дыхание было слабым, сиплым, болезненным. Оно вырывалось, словно рывками, преодолевая сопротивление.

Герцог подошёл, присел, протянул руку и коснулся чего-то мягкого, замотанного в неровную ткань. Это что-то находилось с другой стороны. Тогда Эйдэрд подошёл к калитке, вышел на набережную, вернулся обратно вдоль ограды, почти споткнулся об это что-то, снова присел, протянул руку и стал ощупывать. Тёплое. Одежда — грубая, ситцевая ткань… Ситцевая? Зимой? Шерстяной, рваный платок… Заледневшее лицо. Женщина. Почти девочка. Он понял это, едва проведя рукой по её глазам, носу, щекам, губам… Ребёнок, лет, наверное, пятнадцати… Судя по дыханию — больна. Судя по тому, что не пыталась отстраниться и даже не вздрогнула — без сознания. Девочка прижимала к себе нечто, похожее то ли на спелёнатую куклу, то ли на мешок. Рука герцога скользнула вниз, по покрытой снегом юбке. Босые ноги… Босые?

Эйдэрд подхватил девчонку на руки, и та инстинктивно прижала кулёк к себе, застонав. Он перехватил так, чтобы её сокровище не выпало из слабых рук. Вернулся в сад, не закрыв калитки, прошёл в особняк. Нашёл гостевую спальную, уложил девочку на постель, накрыл одеялом. Затем присел у камина и на ощупь разжёг его, обжигая пальцы кремнём.

Герцог с детства был нелюдим, предпочитая одиночество. Поэтому, завершив работу, слуги оставляли особняк и уходили в свой флигель. И сейчас в доме не было никого, кроме хозяина и спящей королевы. Эйдэрд вернулся в сад, закрыл калитку, затем снова прошёл в комнату. Потрогал лоб девчонки. Холодная. Безжизненно-холодная, но живая. Медведь прошёл на кухню, растопил печь и поставил чайник на плиту. Раньше он мог целыми днями жить в особняке, не пользуясь помощью слуг. Но с того дня, как пропало зрение, в семь утра приходил истопник, а за ним сразу — кухарка. И сейчас Эйд вдруг понял, насколько ему неприятно было их присутствие.

Чайник закипел, и герцог заварил глиняный пузатый чайник, добавив в него травы, которые прислала Эрика из Медового царства. Затем открыл окно, давая холодному ветру возможность остудить напиток. Сам Эйдэрд практически не чувствовал холода. Коснулся глиняных стенок, открыл крышку и убедился, что вода больше не обжигает. Взял чайник и вернулся в комнату к найдёнышу. Здесь он налил напиток из чайника в кружку, затем легко приподнял голову девушки и влил ей немного в рот.

Нищенка застонала. Тихо и жалобно.

— Пей, — приказал Эйдэрд.

— Кто вы? — испуганно прошептал робкий голос.

— Неважно. Пей.

— А мой… мой ребёнок? Он… умер?

Ребёнок?

— Он… совсем бледный… он умер… — испугано прохрипела девушка.

«Ты молода, родишь ещё», — чуть было не ответил Эйд, но тут ребёнок запищал.

— Выпей всё. Сварить тебе кашу?

Она боялась его, очень боялась — Медведь чувствовал её страх. Но он не умел говорить ни с испуганными детьми, ни с насмерть оробевшими девушками. Эйдэрд умел лишь приказывать.

Ребёнок хныкал. Негромко, очень жалобно.

— Отвернитесь, — дрожащим голосом попросила девушка.

— Я слеп, женщина. Ты разве не заметила? — холодно уточнил герцог, встал и вышел.

Надо было сварить кашу.

И только уже войдя на кухню, Эйдэрд замер. Кто она, эта нищенка, и кто он — аристократ, потомок древних королей? Какое ему дело и… Но отчего-то, впервые с того времени, как мир потемнел, Медведь почувствовал себя слегка живым.

Ульвар прыгал по заснеженному пустырю. Ветер рвал его голубой с золотой вышивкой плащ, пытался пробраться к королевскому телу. Принц воткнул заостренный колышек.

— Вот отсюда и до туда — корпус специалистов по праву, — а по другую сторону — алхимиков…

Подрядчики метались, натягивали веревки. Ярдард хмуро наблюдал за братом.

— Уль, — позвал глухо, — ты играешь в это, как девочка в куклы.

Ульвар обернулся, скинул с головы капюшон, и ветер взметнул золотистое пламя его волос.

— Ты хочешь, чтобы я выделил деньги из казны на восстановление флота, — хмыкнул, — на строительство кораблей. Дело важное и нужное, но знаешь, что мне в нём не нравится, Яр?

— Что?

— Твоя жена. Лэйда даже не планирует проявлять ко мне лояльность. И, знаешь, что я бы сделал, не будь она твоей женой?

Ярдард сдвинул темные брови. Уль кивнул.

— Да, верно. Она бы уже распевала песни в казематах темницы. Веселые, лихие, задорные песни. Подумай об этом, брат. И объясни своей женщине, что она зарывается.

— Она — хранитель…

— Да-да. Потомок древних королей-пиратов… Брат, время, когда аристократы диктовали свою волю королю, проходит. Как бы некоторым из них не оказаться за бортом. И не стоит так сверкать глазищами. Я не барышня, меня не впечатлит. Не был бы ты моим братом, я бы даже предупреждать не стал. Рассуди сам: пять лет назад, когда действовала магия, все потомки семерых королей были связаны магической клятвой верности. Но магия ушла. Магические клятвы в прошлом. Я больше не могу доверять хранителям лишь из-за того, что они — хранители. Любой из них может мне нанести удар в спину…

— Ты пока не король! — резко оборвал его Ярдард.

Ульвар прищурился, взгляд его заледенел. Но потом наследник усмехнулся и кивнул.

— Верно. Но если я так о себе беспокоюсь, представляешь, насколько я обеспокоен положением матери?

— Лэйда может быть резка и груба, — Яр запахнулся в бурнус из медвежьей шкуры, — но она не ударит в спину…

Ульвар покосился на него. «Да-да, само пиратское благородство!»

— Знаю. Но, глядя на то, как герцогиня позволяет себе обращаться ко мне, другие могут вообразить, что им так тоже можно. И, когда я кому-нибудь из них велю отсечь голову, не всем может понравится такой ответ. И мне ударят в спину.

— Между преданным Элэйсдэйру, умным, но резким и гордым вассалом и трусливой, подобострастной сволочью…

—…я безусловно выберу сволочь, — кивнул Ульвар и рассмеялся. А затем мягко добавил: — Я же и сам сволочь. Ты забыл? Как-то они мне ближе и понятней, и я умею ими управлять.

Он вгляделся в недоумевающие медово-карие глаза и хмыкнул.

— Лет пять назад твоя, тогда ещё невеста, причислила меня к этому неуважаемому сословию.

Ярдард удивился.

— Пять лет назад?

Наследник зубами снял рукавицу с левой руки, подул на тонкую, нежную как у девицы кисть и скосил глаза на старшего брата.

— Да.

— Уль… Пять лет назад ты затеял эту авантюру с её сестрой и… И ты помнишь, как и кто назвал тебя пять лет назад? Серьёзно?

— У меня неплохая память. Ладно, брат. Давай не будем о пустом. Денег в казне нет. Пока нет. Но, если Лэйда умерит свою прыть и научится, если уж не скрывать свои чувства, то хотя бы молчать… Я поищу.

— Я поговорю с Её величеством, — выдохнул Ярдард зло.

— Поговори, — кивнул Ульвар. — Но королева отдала казну в моё ведение. После вашего разговора она позовёт меня и спросит, есть ли в казне средства, чтобы помочь Лэйде восстановить корабли после пожара в Золотой гавани…

Медовые глаза сузились.

—… и, если их там нет, — хрипло отозвался Ярдард, — то у королевы возникнет вопрос почему…

Ульвар кивнул.

— Логично. Но — удивительное дело — у меня есть отчёты на все денежные средства до медного щитка включительно.

Братья смерили друг друга взглядами.

— Ваши высочества! — раздался радостный возглас со стороны тисовой аллеи.

Принцы обернулись. Со стороны города к ним подъезжала карета, запряжённая четвёркой гнедых. Из распахнутой дверцы выглядывала хорошенькая, разрумянившаяся на морозе девушка. Её золотисто-каштановые волосы были убраны в косы, причудливо уложенные на голове, а зелёные глаза сверкали радостью.

Оба принца поклонились. Ярдард, подождав, пока карета остановится рядом с ними, подал красавице руку, помогая спуститься с подножки.

— Яр! Как же я давно тебя не видела! Как ты возмужал… И усы тебе идут, чтобы там ни говорила Лэйда…

Ярдард улыбнулся, взгляд его потеплел.

— Эйдис… Лорд Альдо с тобой?

— Нет-нет… там какие-то банды, и крепости… Я не сильна в этих вопросах, знаешь ли… А вот мне стало скучно и…

— Надеюсь, мы вскоре увидимся, — мягко прервал её Ярдард. — Мне пора покинуть вас, простите.

Он подошёл к вороному коню, взлетел на него и помчался по направлению к Шугу.

— Зачем ты его обижаешь? — мурлыкнула Эйдис, подходя к Ульвару. — Яр очень лоялен, пока ты не трогаешь его женщину…

Наследник улыбнулся, обернулся к бывшей любовнице.

— Знаю. Потому и «трогаю».

Эйдис задумчиво покачала головой.

— Твои действия могут вызвать междоусобную войну…

— Я бы посмотрел. Очень было бы любопытно понаблюдать за братом, которого раздирают противоречия: любовь к жене, преданность королевству и… да, любовь к младшему брату.

— Ты — чудовище, — шепнула она, и с румяных губок вырвался пар.

Уль привлёк женщину к себе левой рукой.

— Да, — шепнул и поцеловал.

Она замерла в его объятьях, а когда наследник отпустил, пролепетала:

— Уль… мой муж, он…

— К юдарду мужа. Я соскучился.

— Вы повзрослели, мой принц, — заметила Эйдис шокировано.

Ульвар ухмыльнулся и втолкнул фаворитку в карету.

— Ойвинд, — зашептала невестка Южной герцогини между его жадными поцелуями, — прислал ворона…

— Потом, — хрипло приказал наследник, и женщина, к собственному удивлению, не смогла ему возразить.

Эйдис впервые в жизни потеряла голову от ласк мужчины.

Джайри снился порочный сон. Такие сны приходили к ней всё чаще, и после них герцогине приходилось принимать ледяной душ и потом полчаса убеждать собственное отражение, что это всего лишь физиология, зов тела, немощь плоти. Она выйдет замуж, женское тело получит то, что ему причитается, и наваждение пройдёт.

Девушка в это твёрдо верила.

«Все наши чувства — лишь зов плоти, шипение крови. — твердила она себе. — Стоит их удовлетворить, и они иссякнут».

Вот и этой ночью ей снились его голубые жестокие глаза. Во сне плохо получалось сопротивляться власти наследника. Девушкой овладевала истома, и она позволяла принцу всё, чего тот хотел. Стонала в его руках, отвечала на поцелуи, сама тянулась за ними, почти выпрашивая, а та её часть, которая и во сне не теряла трезвости, тихо плакала, не в силах подчинить себе эмоции.

Губы Джайри нашли жесткие, немного потрескавшиеся губы принца и прильнули к ним. Руки обвили крепкое тело…

Но принц внезапно отстранился и позвал незнакомым, чужим голосом:

— Джайри?

Девушка открыла глаза. Было темно. Она не сразу сообразила чьё дыхание слышит и чьи глаза блестят напротив. А, осознав, резко отпрянула. Села. Сердце бешено застучало.

— Извините, — собравшись с силами, произнесла Джайри, встала и, прихрамывая, подошла к лошади.

Щёки оказались мокрыми. Значит, слёзы ей не приснились… Она услышала хруст веток и очень тихие, почти невесомые шаги. Разозлилась, вытерла лицо и резко оглянулась, высокомерно меряя взглядом приблизившегося мужчину.

— Там, — он показал рукой влево, — озеро. Шагов двадцать. Холодное. Никто не увидит. Я не стану смотреть.

Джайри с удивлением вгляделась в бесстрастное лицо кочевника, в его лисьи глаза. Круто развернулась и пошла направо. Холодное озеро, пожалуй, это то, что ей сейчас категорически нужно.

Озеро, окружённое валунами, блестело под лучами луны серебряным зеркалом. Джайри скинула с себя одежду и вошла в действительно весьма прохладную воду…

Когда она вернулась, Шэн сидел у костра, протянув руки над язычками пламени.

Он ни разу за все четыре дня пути не разводил огня…

Джайри замерла, осознав: они покинули пределы королевства Элэйсдэйр. Они — в княжестве. В извечно враждебном воинственном княжестве Тинатин. И её руки, выжимающие потемневшие от влаги волосы, бессильно опустились.

Не смогла.

Не убежала

*пять лет назад ты затеял авантюру с её сестрой — Яр имеет ввиду события, о которых рассказано в предыдущей (третьей) главе цикла — «Невеста трёх ветров»