Побежденное одиночество (Шерил Вудс) читать бесплатно онлайн полную версию книги

ГЛАВА 8

Вместо футбольной формы, которую она грозилась надеть, Эшли нашла для вечеринки совершенно удивительный, яркий костюм клоуна. Хотя она говорила себе, что надела его, чтобы доставить радость детям, какая-то частица ее сознания понимала, что она все еще прячет свою оставшуюся неуверенность под смеющимся лицом клоуна. Было легче справиться с детьми, когда ты больше не Эшли Эймс, а «Эшли-клоун».

Эшли быстро нашла общий язык с детьми. Они импульсивно тянулись к ней, то дергая за огромные пушистые шары, которыми был украшен ее разрисованный в горошек костюм, и тыча ей пальцами в ярко-красный пластиковый нос, то взбираясь к ней на колени и вскрикивая от восхищения, когда она раздавала им ярко раскрашенные надувные шары...

Эшли никогда бы не пришло в голову, если бы под костюмом не было доброй и полной радости жизни женщины, дети разбежались бы от нее.

За последние недели у нее наметился определенный прогресс. Она больше не пугалась мысли, что ей придется остаться наедине с Кельвином. Медленно, но она поняла, наконец, что сможет и любить его, и заниматься его воспитанием. Коул научил ее этому, и за этот подарок она будет всегда благодарна ему.

Она также открыла в себе радость от любви Кельвина. Это был момент, которого она никак не ожидала. Она была очень обязана Коулу за то, что он подтолкнул ее и позволил этому случиться.

Но несмотря на то, что дни, проведенные с ними, внезапно наполнились таким смыслом, она все еще боялась, что это только временная иллюзия. Настолько глубоко укоренились ее страхи, что она ожидала, что все эти моменты открытий и откровений прекратятся в любую минуту. Ее защитные барьеры разрушались, но еще не исчезли полностью.

Она застала Коула наблюдающим за ней с улыбкой терпеливого удовлетворения на губах. Однако в глазах его было опасное свечение, не имевшее ничего общего .с детскими играми. Когда она осталась на минуту одна, он незаметно пробрался к ней и заманил ее за угол дома.

– Как насчет поцелуя, Эшли? – скорее предложил, чем спросил он, смотря на нее с преувеличенным вожделением.

– Прошу прощения, мы разве знакомы? – спросила она писклявым голоском.

– Не очень хорошо, – серьезно ответил он. – Я бы хотел снять этот мешковатый старый костюм с тебя и обнаружить под ним женщину.

– Сэр! – запротестовала Эшли негодующе, игнорируя участившееся биение пульса и жар, вызванный жгучим желанием, желанием, которое в последнее время усиливалось все больше и больше. Она не знала, сколько еще времени сможет удерживать Коула на расстоянии вытянутой руки.

– Не кажется ли вам, что вы слишком прямолинейны? – решительно спросила она. Ее голос, однако, превратился опять в тот же проклятый шепот.

Коул покачал головой и прижал ее к стене. С холодной штукатуркой за спиной и мужским теплом Коула в дюйме от нее Эшли почувствовал, что мир кружится как безумный. Он вошел в полный штопор, когда Коул добавил:

– Мне кажется, что я влюбился в твой привлекательный носик и в твою немного кривую улыбку.

– Сэр, я так понимаю, что у вас уже была женщина, – ответила она, стараясь подавить желание засмеяться и продолжая играть роль. Она обнаружила, что в присутствии Коула ее серьезность пропадает все более и более, уступая место удивительной веселости.

Преувеличенно тяжелый вздох Коула был нацелен на то, чтобы вызвать ее жалость.

– Но она была такая... такая обыкновенная по сравнению с тобой. Ты – воплощенное возбуждение, уникальность и таинственность.

Эшли подозрительно покосилась на него со зловещим блеском в глазах.

– Итак, эта ваша женщина совершенно обыкновенная? – В ее голосе скрывалось предупреждение. Коул сильно возбуждал ее чувства юмора. – Утомительная?

– О, очень! – ответил он со смешной серьезностью в голосе. – Я имею в виду, что она привлекательная и интеллигентная, но у нее нет твоего вкуса в одежде и твоего драматического дара.

– Если тебе нужна драма, подожди немного, – резко ответила она и ее глаза засверкали. – Эта твоя подружка выцарапает тебе глаза, когда узнает, что ты злословишь по ее адресу.

Коул отвернулся, чтобы скрыть улыбку, затем повернулся, моргая.

– Если я уж все равно обречен, как насчет поцелуя?

– Когда, наконец, твой проклятый компьютер научится думать! – прервала она и рванулась прочь; ее огромные ботинки громко шлепали по кафельному полу, что несколько снижало достоинство ее ухода.

– Он уже умеет! – закричал он ей вслед, громко смеясь.

Эшли очень хотелось бросить праздничный пирог в его самодовольное лицо. Действительно, утомительная и лишенная воображения! Если уж она решится уступить растущему желанию оказаться в руках у Коула, она покажет ему, какой изобретательной и страстной она может быть.

Все еще замышляя свою чувственную месть, Эшли раздавала детям мороженое, когда Коул снова подошел к ней. Она с усмешкой посмотрела на него, выражение ее лица казалось очень смешным из-за нарисованной на нем клоунской улыбки.

– Ты пришел, чтобы попробовать еще раз?

– Нет. Я пришел сказать, что мне надо уехать. У нас неполадки в системе, которые могут повлиять на безопасность нашего клиента. Я должен отправиться туда прямо сейчас и посмотреть, сможем ли мы определить неисправность.

Мимолетное выражение паники мелькнуло в ее глазах.

– Коул, ты же обещал, что не оставишь меня одну с этими детьми!

Он нагнулся и поцеловал ее, успокаивая. Ее нервы взбунтовались, и это отвлекло ее от того, что сказал Коул. Она сосредоточила свое внимание на его словах, но была слишком далеко, чтобы осознать, что его рука ласкает ее плечо.

– Ты не будешь одна, – сказал он, пока она пыталась собраться с мыслями. – Миссис Гаррисон здесь, и скоро начнут приезжать родители. Кроме того, у тебя самой до сих пор все хорошо получалось. Разве ты не заметила, как весело было детям и как хорошо они вели себя?

– Я подумала, что, может быть, ты подсыпал им транквилизаторов...

– Нет, это ты развлекала их. Это был самый лучший день рождения Кельвина.

– У него их было всего два, – сдержанно ответила она. – Сомневаюсь, что он помнит свой первый.

– Я помню, – сказал он с таким стоном, что у нее замерло сердце. – У него был шоколадный торт... с одного конца столовой до другого. Нам пришлось заново клеить обои и обтягивать стулья новой обивкой. Я тогда решил, что темно-коричневый пластик может подойти для этой цели, по крайней мере, пока Кельвину исполнится двенадцать. Думаю, что именно тогда Натали захотела уйти...

Когда Эшли уже собралась ответить что-то резкое, началась дикая погоня, когда полдюжины детей пронеслось по террасе, как индейцы на тропе войны. Три маленькие девочки в помятых платьях смотрели на них с раскрытыми ртами. Вазочка с шоколадным мороженым упала одной из них на колени, и ее истошный крик плавно перешел в плач.

Эшли повернулась, чтобы попросить Коула вмешаться, но он благополучно исчез.

– Эта крыса заплатит за все, – зловеще пробормотала она, с опаской двинувшись за детьми. Они разразились смехом, когда увидели ее странно осторожные движения, и, посчитав их продолжением игры, помчались еще быстрее. В конце концов она остановилась, засунула пальцы в рот и издала пронзительный свист. Абсолютное молчание последовало за этим, испуганные глаза детей уставились на нее. Это сработало.

– Хватит, – сказала она спокойно. – Я думаю, подошло время сказки. Джессика, иди к миссис Гаррисон, и она попробует смыть мороженое с твоего платья.

Миссис Гаррисон помогла собрать всех детей вокруг Эшли и, когда они уселись, отвела Джессику в дом. Затем Эшли начала рассказывать историю о маленьком мальчике, который убежал из дома, чтобы присоединиться к цирку шапито. Она рассказывала им о цирковых животных, акробатах и клоунах.

– Цирк для него был самым поразительным местом, где он когда-либо бывал, – говорила она детям, которые слушали ее очень внимательно. – Но затем он начал думать о маме и папе. Он вспомнил все игрушки, которые были у него дома, вспомнил, как мама готовила ему шоколадный напиток, арахисовое масло и сладкие сандвичи, как отец читал ему сказку на ночь... И очень скоро мальчик захотел вернуться домой. Он понял, что некоторые вещи, которые кажутся очень интересными и захватывающими сначала, теряют свою привлекательность, когда они уже постоянно доступны. И он понял, что самое лучшее – это иметь семью, которая любит тебя.

Кельвин забрался к ней на колени, когда она рассказывала эту историю. Его головка покоилась у нее на груди, он сонно посасывал свой палец... Родители начали приезжать, как раз 'когда она закончила свой рассказ, и были очень удивлены царившим спокойствием.

– У вас получилось все так чудесно, – сказала ей мама Джессики. – Я ждала, что мне придется не спать полночи. Дни рождения обычно плохо сказываются на моей дочери из-за переедания и перевозбуждения.

– Мне очень жаль, что ее платье испачкали мороженым.

– Это отстирается. А если нет, то она все равно вырастет из него через несколько недель, – сказала женщина, пожимая плечами.

Эшли посмотрела на нее в полном изумлении.

– Как вы можете относиться ко всему этому так спокойно?

– Или вы поступаете так, или сходите с ума. Вы поймете это. Раз вы живете с Кельвином постоянно, вы адаптируетесь.

– Но я не...

– О, я не хотела давить на вас, но я знаю Коула достаточно долго, и мне ясно, что он заботится о вас. Я заметила, как он посмотрел на вас, когда мы привозили Джессику. Кельвин тоже явно обожает вас. Естественно, я просто предположила, что...

Эшли покачала головой.

– Мы еще не строили никаких планов.

– Ну, я надеюсь, все впереди. Этим двоим мужчинам подошла бы именно такая женщина, как вы. Та Натали... – ее губы искривила презрительная гримаса, но она сдержалась. – Не обращайте внимания. Достаточно будет сказать, что было бы хорошо, если бы здесь воцарились стабильность и мир.

Эшли долго наслаждалась похвалой, размышляя о ней, когда помогала миссис Гаррисон наводить порядок. Этот день действительно оказался триумфом, и она, по крайней мере частично, способствовала успеху. Это было головокружительное чувство, почти такое же она ощущала, когда заканчивала снимать шоу и знала, что все в фильме вышло великолепно. Нет, подумала она. Теперь было лучше. Она узнала, что может управлять ситуацией, хотя всегда думала, что это выше ее сил.

Сильно уставший от треволнений Кельвин уснул в шезлонге на террасе, как только остальные дети разошлись по домам. Эшли оставила его там, пока помогала миссис Гаррисон убирать весь беспорядок на кухне, смеясь над поведением неугомонных детей.

Она особенно сблизилась с этой женщиной в последние несколько недель. Ее крупная фигура, завернутая в пестрые хлопковые платья, седеющие волосы, которые она носила в свободном и постоянно распускающемся узле, ее розовые щеки и не сходящая с лица улыбка делали ее воплощением терпеливого материнства. Доктор Мэделайн Кенделли, наоборот, весила ровно 50 килограммов, имела абсолютно аккуратную прическу и одевалась в модельные костюмы пастельных тонов, которые очень хорошо смотрелись на ней во время телепередач. Она бы, наверное, упала в обморок, если бы ребенок уронил кусок торта на нее...

Пока Эшли убиралась и размышляла об огромной разнице между ее собственной, очень знающей матерью и этой добродушной домохозяйкой, она примерно с полчаса не выходила на террасу. Сначала, когда она не видела Кельвина на том месте, где оставила его, Эшли даже не обратила на это внимания. Затем, когда она все-таки осознала его отсутствие, она медленно обвела пристальным взглядом весь двор, уверенная, что он прячется где-нибудь в кустах или играет в песочнице. Прятки были его любимой игрой.

Когда она впервые увидела его плавающим в бассейне вниз лицом, она не поверила своим глазам. Парализующая слабость охватила ее, и она закрыла глаза, надеясь, что это ей только показалось. Когда она их открыла, он был все еще там. Ее сердце резко остановилось, и она закричала вовсю мощь своих легких.

Снимая на бегу костюм клоуна, она нырнула в воду, даже не останавливаясь, чтобы подумать, что она не умеет плавать. Она знала только, что должна вытащить Кельвина. К счастью, хотя он был посреди бассейна, где было глубоко для ребенка, она все же смогла достать до дна, стоя на носках. Ее сердце билось о ребра, когда она обхватила его одной рукой и начала пробираться обратно к краю бассейна.

– Позвоните в «скорую помощь» и попробуйте найти Коула, – машинально сказала она миссис Гаррисон, которая выбежала из дома на ее крик.

Отчаянно вспоминая то малое, что знала об искусственном дыхании изо рта в рот, она пыталась вернуть жизнь Кельвина. Его маленькое тельце было таким холодным и спокойным, что Эшли чувствовала себя на грани истерики, но она продолжала работать над ним, в медленном ритме вдыхая и вдыхая воздух и молясь усерднее, чем она молилась когда-либо в своей жизни.

– Господи, пожалуйста, пожалуйста, позволь ему жить! Пожалуйста! Он такой маленький мальчик. Умоляю тебя, позволь ему стать мужчиной...

Слезы катились по ее лицу, когда она продолжала действовать, едва ли сознавая, что делает, зная только, что она не может остановиться.

Хотя это казалось вечностью, прошли только минуты, пока приехали медики и принялись за Кельвина. Она набросила одежду, которую почти потерявшая от горя рассудок домработница принесла ей, подбежала к машине «скорой помощи» и забралась в нее, испуганная тем, насколько бледным выглядел Кельвин.

– Я дозвонилась до мистера Донована, – сказала ей миссис Гаррисон. – Я поеду за вами на вашей машине, чтобы вы не были одни, пока он приедет туда.

Эшли трясло так, что она едва слышала ее.

– Леди, все обойдется, – уверил ее один из молодых людей. – Он дышит – благодаря вам.

Но Эшли знала, что, пока Кельвин не откроет глаза и не улыбнется ей, она не поверит, что кризис прошел. И, кроме того, она также знала, что вина, которую она чувствовала, будет только расти.

– Как я могла быть такой дурой? – бормотала она снова и снова, ее глаза не отрывались от неподвижного тельца Кельвина, ее рука сжимала его маленькую ручку, в то время как один из медиков продолжал работать над ним. Неважно, сколько раз она говорила себе, что ее действия не были безответственными, что ребенок спал, – все это не имело значения. Она чувствовала себя ужасно виноватой в том, что оставила его одного на террасе.

Ее беззвучные молитвы и самоупреки сопровождались на протяжении всей этой бесконечной поездки в госпиталь оглушительным воем сирены «скорой помощи».

Когда она ждала в приемной, она спрашивала себя, сможет ли Коул простить ее за случившееся, сможет она когда-нибудь простить себя сама. Слова и действия миссис Гаррисон не оказывали на нее никакого влияния.

– Дорогая, почему бы вам не пойти в комнату отдыха и не привести себя немного в порядок? – спросила та наконец. – Вы почувствуете себя лучше.

– Я не могу уйти отсюда, – прошептала Эшли.

Миссис Гаррисон потянулась к сумочке Эшли и вытащила зеркальце и салфетку.

– По крайней мере, сотрите свою клоунскую маску, – предложила она.

Впервые Эшли осознала, как странно она выглядела со своим разрисованным лицом, намокшими волосами и в спешке наброшенной одежде. Слава Богу, что она хоть успела сбросить свой мешковатый костюм в горошек. Она, насколько могла, стерла краску и расчесала волосы.

Миссис Гаррисон одобрительно кивнул.

– Так-то лучше. Как насчет кофе? Эшли покачала головой.

– Я пойду принесу его. Оно согреет вас. У вас губы совсем синие от холода.

– Как вам угодно, – отвлеченно ответила Эшли, не отводя глаз от двери, за которой исчез Кельвин. Она все еще сидела в таком положении, когда наконец услышала голос Коула, вошедшего в холл приемного покоя. Она направилась к нему, но один взгляд на его лице остановил ее. В его глазах была боль, на губах было написано непрощение. Она вернулась в комнату ожидания и прислонилась к стене. Слабость разливалась по ее телу. Как сможет она подойти к нему? Как сможет?

С того момента, как он получил срочное сообщение от своей информационной лужбы позвонить домой, Коул чувствовал себя так, будто жизнь уходит от него.

Когда он дозвонился до нее, миссис Гаррисон сказала ему очень мало по телефону. Она старалась говорить ободряюще, но одного того факта, что Кельвин упал в бассейн и был увезен «скорой помощью» без сознания в госпиталь, было достаточно, чтобы заставить кровь стучать в его венах. Он не стал ждать продолжения и выбежал с совещания, оставив помощника одного разбираться с проблемами безопасности. Он едва ли сознавал, как доехал до госпиталя, помнил только всю дорогу, что превышал дозволенную скорость.

Когда он бежал со стоянки в приемную, первым человеком, которого он увидел, была его домработница. Ее спокойная манера поведения лишь чуть больше успокоила его, чем ее слова по телефону.

– Где он? Что случилось?

Миссис Гаррисон погладила его по руке.

– Доктор сказал, что все будет известно через некоторое время. Мы не знаем, как долго Кельвин провел в бассейне. Всего лишь несколькими минутами ранее он спал. Когда миссис Эшли вышла снова, она нашла его плавающим в бассейне. Она пыталась оживить его, и к моменту приезда «скорой помощи» он уже дышал, но был все еще без сознания.

– Почему, черт возьми, рядом с ним никого не было? Боже мой, он ведь всего лишь маленький ребенок! Каждый должен знать, что детей его возраста нельзя оставлять одних рядом с бассейном! Если что-нибудь случится с ним... – его голос пропал, когда он протер горящие глаза. Дрожь бесконечного ужаса охватила его. – Боже мой, я никогда не смогу простить...

Коул был так захвачен своим горем, что не услышал, как подошла Эшли, не понял, что она слышала эти его злые, горькие слова, не видел, как она молча отошла.

Когда он наконец пришел в себя, он спросил миссис Гаррисон:

– Где мисс Эшли? Она, наверное, обезумела от горя?

– Так и есть. Я оставила ее в приемном покое, когда пошла за кофе, – она смотрела на него с состраданием. – Вы знаете, она рисковала своей жизнью, чтобы спасти его. Она прыгнула в бассейн, ни минуты не раздумывая, а потом сказала мне, что не умеет плавать. Я думаю, что она нуждается в вас сейчас так же, как вы в ней.

Коул кивнул, взял чашку кофе, которую миссис Гаррисон протянула ему, и пошел в комнату ожидания. Его глаза внимательно осмотрели каждое лицо, но не обнаружили Эшли. Он вздохнул и сел на стул, ожидая, что она вернется в любую минуту.

Только после того, как прошло несколько часов и Кельвина перевели наверх в отдельную комнату со специальной сиделкой, Коул осознал, что Эшли не вернется. Она наконец понял полный смысл того, что она должна была чувствовать. Это было много больше, чем просто пугающий несчастный случай, который расстроил бы любого родителя. Для Эшли, со всеми ее опасениями, это было лишним подтверждением ее некомпетентности. Если Кельвин не поправится, это убьет ее. Одного этого случая было достаточно, чтобы уничтожить все, чего она добилась в последнее время, достаточно, чтобы заставить ее убежать от него.

Охваченного одинаковым беспокойством за нее и за своего сына и не имевшего возможности помочь даже одному из них, Коула ждала самая длинная и ужасная ночь в его жизни.

Перед рассветом Коул был разбужен какими-то лязгающими звуками. Его глаза открылись, и, прежде чем он смог сфокусировать их, он вспомнил, где находится. И опять паника охватила его.

Затем он услышал тот же шум снова и заглянул в больничную комнату с веселой детской отделкой, которая контрастировала с мерным биением мониторов. Кельвин сидел на железной кровати, все еще бледный, но счастливо стучащий по прутьям кровати, совершенно не подозревая, как близок он был к смерти. Дыхание Коула, которое он сдерживал всю ночь, стало легче.

– Эй, тигр, прекрати весь этот шум, – сказал он, когда подошел ближе и провел дрожащими пальцами по лбу своего сына. Он сразу же позвал сестру и попросил ее известить доктора, что Кельвин проснулся.

– Хочу Эшли, – настаивал Кельвин.

– Ее сейчас нет здесь.

– Хочу ее, – упрямо настаивал он. – Мы пошли купаться.

– Ты пошел купаться, – поправил его Коул. – И ты довольно сильно испугал нас, молодой человек.

От звуков жесткого тона отца слезы показались на глазах Кельвина.

– Было очень плохо?

– Очень плохо.

– Я люблю купаться.

– Ты больше не пойдешь купаться один, – твердо сказал Коул. – Только со мной.

– Или с Эшли?

– Или с Эшли, – согласился Коул, размышляя над тем, чего будет стоит ему заставить ее вернуться в его дом снова. Даже если она и вернется назад, поверит ли она в себя как в мать Кельвина после этого?

Внезапно Кельвин вырвался из его рук и закричал, глаза его заблестели и краска вернулась на его щеки:

– Эшли!

Эшли старалась не смотреть в глаза Коулу, когда шла прямо к Кельвину; его выздоровление сняло с нее напряжение. Этот розовощекий ребенок ничем не напоминал бледного и неподвижного мальчика, которого она видела в последний раз лежащим на носилках в приемном покое.

– Как ты чувствуешь себя, Полпинты?

– Хорошо. Хочу еще торта.

– Не думаю, что праздничный пирог подходит для завтрака. Мы посмотрим, что скажет доктор.

Она повернулась к Коулу, все еще не встречаясь с ним взглядом, но заметив в смятении темные круги под его глазами и щетину на щеках. Он, очевидно, спал прямо здесь. Его одежда была в полном беспорядке. Она подумала, что он вряд ли ел что-нибудь со вчерашнего дня.

Но вместо того чтобы заставить его позаботиться о себе, она просто спросила:

– Доктор уже приходил?

– Нет, я позвонил сестре, и она пообещала привести его.

– Извини, Коул. Это была моя вина.

– Я знаю, о чем ты думаешь, как ты должна себя чувствовать, но я не виню тебя. Миссис Гаррисон рассказала мне, что произошло.

Эшли покачала головой.

– Я виню себя. Я не умею обращаться с детьми, Коул. Вот так обстоят дела, – она почувствовала невероятную пустоту, когда сказала это, и ей стало очень, очень холодно. Она все бы отдала за то, чтобы Коул обнял ее, но не смела попросить об этом. Очень больно было сознавать, что она вынуждена уйти. Если он сейчас прикоснется к ней, будет еще хуже.

Она крепко обняла Кельвина, сдерживая слезы.

– До свидания, дорогуша.

– Не уходи, – запротестовал он, прижимаясь к ней, явно чувствуя, что они прощаются надолго.

– Я должна, – сказала она. Убрать его руки, обнимавшие ее шею, было самым тяжелым делом, которое она когда-либо делала (кроме как взглянуть в глаза Коула этим утром). Ее сердце билось тяжело. В ту минуту она чувствовала даже, что оно может просто остановиться.

– Эшли, подожди, – сказал Коул, подходя к ней. – Нам нужно поговорить.

Она расправила плечи, глубоко вздохнула. Затем подняла глаза, поймала его взгляд и поспешно отвела свой взгляд в сторону.

– Нет. Я пришла сюда, чтобы удостовериться, что с Кельвином все в порядке и чтобы извиниться перед тобой. Мне нечем оправдать случившееся, но ты должен знать, что я не хотела причинить вреда Кельвину.

– Конечно. Я знаю это.

Она кивнула и снова пошла в приемную.

—Эшли, пожалуйста, подожди, пока я смогу пойти с тобой!

Борясь с вновь подступившими слезами, она повернулась к нему и покачала головой.

– Я слишком сильно люблю вас обоих, чтобы остаться, – сказала она мягко, но стальная решимость звучала в ее голосе. – Прощай, Коул. Так будет лучше.

– Лучше для кого?

Пронизанный болью голос Коула и крики Кельвина эхом преследовали ее, когда она резко развернулась и побежала к выходу. Прислушиваясь к шагам Коула, она ускорила свои, молясь, чтобы успеть убежать до того, как он нагонит ее. Она не знала, хватит ли у нее сил еще раз сказать ему «прощай», и поняла, что бежать – это был единственный выход. Она должна уйти из их жизни раньше, чем причинит им еще большую боль.

На улице она, как в тумане, подошла к своей машине, забралась в нее, обхватила себя руками в надежде, что это уменьшит боль. Меньше чем двадцать четыре часа назад мир был полон светлых надежд на будущее... Завтрашний день обещал миллионы головокружительных возможностей, о которых она раньше не могла и мечтать...

Теперь у нее не было ничего.

– Не то чтобы мне не нравилась твоя компания, но ответь мне, сколько еще времени ты собираешься прятаться? – требовательно вопрошала Элен, когда они с Эшли сидели, попивая лимонад, на веранде из красного дерева позади ее дома. Небо было все в облаках, как будто оно поняло настроение Эшли и решило служить для него подходящим фоном.

– Я не прячусь.

– Как же ты тогда назовешь все это? Ты не разрешаешь мне сказать другим, где ты, хотя полмира, конечно, уже догадалось. Ты ни разу не вышла из дома за те два дня, что ты здесь. Ты рассуждаешь об отмене работы на следующие две недели.

– Я просто пытаюсь собраться с мыслями без того, чтобы меня постоянно отвлекали. Пока ты не пришла сюда читать мне нотацию, тут было вполне подходящее место для этого.

– Ты прячешься. Это прямо-таки хрестоматийный случай, – сказала Элен глубокомысленно. – Мама сразу бы распознала его.

– Называй это как тебе хочется, – прервала ее Эшли. – И оставь маму в покое. Мне не нужны ее советы по всем возникающим у меня проблемам материнства.

– Хорошо, оставим профессионализмы и вернемся к тому, что ты скрываешься. Следующей мыслью, которая придет тебе в голову, думаю, будет присоединиться к Корпусу Мира и обучать плетению корзин местных жителей где-нибудь в горах Южной Америки.

– Они, по-моему, знают об этом больше, чем я сейчас. – Эшли устало смотрела на сестру. – Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Конечно, нет. К тому же тебе, возможно, не понравится Южная Америка.

Эшли бросила на сестру сердитый взгляд. Элен не обратила на это внимания и многозначительно сказала:

– Думаю, что тебе пришло время смело взглянуть на все происшедшее.

– О, я уже сделала это. Малыш чуть не умер из-за моей безответственности, – сказала она несчастно.

– Малыш выжил благодаря твоей храбрости, – возразила ей сестра. – Ты хоть на минуту задумывалась об этом?

Эшли вскинула голову.

– Ты всерьез думаешь, что этого достаточно после всего, что произошло?

– Я думаю, что этого достаточно для начала, но не со мной тебе надо говорить об этом. Эшли, поговори с человеком, который для тебя действительно имеет значение.

– С Коулом...

– Это и в самом деле будет хорошим началом. Он звонит каждые полчаса. Если не он, то Рори на телефоне. Я уверена, что если бы Кельвин умел с ним обращаться, и он звонил бы тоже. У меня такое чувство, что я работаю на телефонной станции.

– Я же повторила тебе, что Коул сказал миссис Гаррисон в приемной комнате. Он сказал, что никогда не сможет простить меня.

– Боже мой, его ребенок был в критическом состоянии. Он тогда плохо соображал. Я уверена, что он и не предполагает, что ты слышала его... даже если допустить, что ты поняла все правильно; даже если он сказал это – и действительно имел это в виду – в то время, сейчас он не думает ничего подобного. Ты же видела его после этого. Он сказал, что хочет поговорить. Он даже сказал, что не винит тебя. Чего же еще ты хочешь?

– Я хочу найти способ ужиться с собой.

– Бог ты мой, какая же ты упрямая. Я надеялась, что ты выросла, а ты – наоборот. С Кельвином все в порядке. Он возвращается домой завтра, и, если верить Коулу, выплакал себе все глаза, потому что не видел тебя с того самого дня. Коул простил тебя, Кельвин простил тебя. Ты, возможно, получишь благодарность от службы спасения, подтверждающую твои навыки... Ты ждешь какого-то знака свыше?

– Во-первых, Кельвин никогда не попал бы в госпиталь, если бы не я. Я не смогу посмотреть в глаза никому из них.

– Эшли Эймс, ты моя сестра и я люблю тебя. Но ты ведешь себя хуже, чем те донельзя испорченные сорванцы Гаррисона. Если Коул и Кельвин могут забыть об этом, почему ты не можешь? Ты сама заставляешь себя страдать. Или тебе нравится играть роль ученицы?

Трехмесячный ребенок Элен давно уже начал плакать в своей коляске. Когда же он понял, что на него никто не обращает внимания, то заорал громче, чем портовый гудок, возвещающий о тумане. Эшли терпела сколько могла, но когда сестра не взяла Мишель на руки, это сделала она. Она рассеянно качала ее, разговаривая.

– Так вот чем, ты думаешь, я занимаюсь? Боже мой, Элен, разве ты не понимаешь, какое несчастье я для детей! Это же реальность, – пробормотала она. – Я не могла ужиться и с «хулиганами».

– Даже опытный дипломат не смог бы сделать этого.

– Кельвин чуть не умер из-за меня.

Элен гневно выдохнула:

– Если ты скажешь это еще один раз, я задушу тебя. Это был несчастный случай! Ты никак не могла знать, что ему взбредет в голову проснуться через несколько минут после того, как он уснул, и пойти купаться!

– Я должна была предвидеть это и отвести его прямо в комнату.

– Эшли, я говорю как относительно молодая мать, которая прочитала все книги по уходу за детьми и выслушала бесчисленные непрошеные советы нашей матери. Позволь мне уверить тебя, что самый быстрый способ сойти с ума ~ это пытаться предвидеть все неожиданности. Как только ты начинаешь заниматься этим, беспокойство не покидает тебя. Единственная альтернатива – это жить в доме, обитом войлоком, пустом от мебели, чистящих средств, лекарств и всех остальных потенциальных угроз. Но даже и тогда может залететь комар и заразить детей малярией.

– Очень смешно...

– Я и не стараюсь рассмешить тебя. Я просто хочу заставить тебя соображать.

– Я и так соображаю. У тебя, наверное, есть какой-то материнский инстинкт, который отсутствует у меня.

– О, я ничего не понимаю в этом. Хотя, мне кажется, что и у тебя есть дар в этом отношении.

Эшли тупо уставилась на нее.

– Что ты имеешь в виду?

Элен указала в сторону Мишель, которая спала, довольно надувая пузыри.

– Она орала как резаная, пока ты не взяла ее на руки.

– Это вряд ли подтверждение. Она прекратила бы плакать, даже если бы ее взял на руки Аттила. Ты просто один из тех странных типов матерей, вроде нашей мамы, которые считают неправильным брать плачущего ребенка на руки, уверяя, что из-за этого он вырастет эгоистом. Мишель просто благодарна за изменение отношения к ней.

—Если она вырастет полностью испорченной, это будет твоя вина. Тогда тебе придется заниматься ею, когда она станет подростком, – и Элен одарила Эшли полным значения взглядом.

– Ты прекрасно знаешь, что все сказанное мной минуту назад – правда. Ты не можешь оценивать свои материнские таланты по тем неисправимым хулиганам Гаррисона. Он сам испортил их. К тому времени, как появилась ты, твое внимание и еще дюжина психиатров не смогли бы заставить их вести себя нормально. Даже мама говорила, что они безнадежны, если Гаррисон не согласится тебе помочь. Ты пыталась уговорить его сделать это, а он ответил, что это тебе нужна помощь. И ты, да поможет тебе Бог, поверила ему. Пришло время оставить все прошлое позади и взглянуть в глаза настоящему.

– Оно не лучше. Элен застонала.

– Хорошо. Забудь Кельвина на минуту. Хватит беспокоиться о своих материнских инстинктах и об этой ошибке...

– Последней ошибке.

Элен сердито уставилась на нее.

– Что бы ты ни говорила. Постарайся твердо решить для себя, любишь ты Коула или нет. Ведь это главный вопрос, не так ли?

– На самом деле, люблю я его или нет, ничего не решает. У Коула есть совершенно реальный ребенок.

– Черт возьми. Опять все сначала.

– Потому что только одна вещь имеет значение: я не умею обращаться с детьми.

– Ты не права. Хотя ты и говоришь так, но из того, что я слышала, я сделала вывод, что у тебя получается все достаточно хорошо с Кельвином. Что бы ни случилось в тот день, это ничего не меняет в том, что между вами теплые и дружеские отношения. Этот маленький человечек обожает тебя, и ты, кажется, сходишь по нему с ума.

– Где это ты слышала такое? – вздохнула Эшли. – А, не обращай внимания. Рори опять болтает. Они с Лаурой были вместе с нами на одном из пикников, и убеждены, что мы – лучшая пара со времен Адама и Евы.

– Правильно. Рори действительно думает о вас е Коулом как о своем лучшем достижении. Он был бы просто раздавлен, если бы не сработало так, как он планировал.

– Как он планировал? Что это значит? Рори не имеет никакого отношения к тому, что происходит между нами с Коулом.

Элен усмехнулась и закатила глаза.

– О, святая святая невинность. Кто заставил тебя делать этот ролик, хотя ты торжественно поклялась, что никогда не возьмешься за такое?

– Действительно, он. Но я согласилась только потому, что он мои друг, и потому, что он был в отчаянном положении. – Ха!

– Что это значит?

– Это значит, дорогая, что Рори величайший сценарист наших дней. Его каминная полка завалена различными наградами...

– Нет у него никакой каминной полки.

– Как угодно. Перестань отклоняться от темы. Он мог бы пригласить любого режиссера на эту съемку, и ты это знаешь. Но я даже не уверена, что он когда-нибудь думал о ком-нибудь еще. Я думаю, все это было грандиозным заговором от начала до конца.

– Заговором?

– Можем поспорить, но наш друг занимается сватовством.

Глаза Эшли сузились, и она уставилась на Элен в недоумении.

– Чем он занимается?!

Ее сердце упало, и она вздохнула. Она не понимала, почему была так удивлена. Рори во многом признался ей в день его свадьбы, да и потом они е Элен совещались в тени, как двое детей, собирающихся сделать какую-то маленькую пакость...

– Сватовством! – радостно повторила Элен, подтверждая ее впечатление, что между ними существовал заговор. – Это древняя профессия. В определенных кругах она считается благородным делом, заслуживающим благодарности.

– Благодарности! – вскричала Эшли. – Если ты права, то я собираюсь свернуть ему шею! А твоя – может быть следующей.

– Что ты имеешь в виду?

– Вы же заговорщики!

Элен даже и не старалась выглядеть виноватой. Наоборот, смелая улыбка не покидала ее лица.

– Ты уклоняешься от темы, – это все, что она сказала.

– От какой?

Элен улыбнулась еще шире. Она выглядела до омерзения довольной чем-то.

– Ведь это сработало, – ответила она, смеясь. – И достаточно хорошо, на самом деле.

– Я уезжаю отсюда. Южная Америка и отдаленные деревушки кажутся мне все лучше и лучше, хотя я ненавижу горную высоту и примитивные водопроводы. Ты просто больна, а Рори ходит по острию бритвы.

– Нет, я не больна: просто я была в почти таком же состоянии, как ты сейчас, когда сходила с ума по Полу и отказывалась признавать это.

Глаза Эшли превратились в щелки. Она смотрела на сестру с отвращением.

– Так значит, ты злорадствуешь?

– Точно! – прозвучал веселый ответ. – Кроме того, ты не сможешь уехать.

– Почему?

– Потому что Пол должен быть дома с минуты на минуту и он привезет с собой Коула. Когда Коул звонил, он бормотал что-то о горе и Мухаммеде, и я поняла, что он тоже устал звонить по телефону.

– Я считала тебя моей сестрой, моим другом...

– А я такая и есть. Вот почему я подержу Мишель, пока ты приведешь себя в порядок.

Но Эшли поднялась на ноги и положила девочку обратно в коляску. Она не отдаст эту невинную девочку женщине, которая только что предала сестру. Когда она направилась к дому, Элен окрикнула ее.

– И еще, Эшли...

–Да.

– Не убегай через переднюю дверь. Мне будет неприятно говорить потом твоей племяннице, что ты трусиха.

– Может быть, я трусиха, Элен Рейфнольдс, но ты предательница, – резко ответила она, врываясь в дом.

Наверху, ощущая, как сотни бабочек плясали в ее животе сексуальное танго, она была вынуждена признать, что какая-то маленькая и, очевидно, самая испорченная часть ее чувствовала облегчение по поводу того, что Элен и Пол взяли улаживание всего этого дела на себя. Может быть, когда они с Коулом сядут и спокойно поговорят, он поймет, что то, что она делает, лучше для всех них. Тогда он оставит ее в покое, и они заживут каждый своими жизнями. И в конце концов, может быть, это ужасное и холодное ощущение одиночества пройдет...

Она слышала, как приехали Коул и Пол, и, выглянув из окна спальни, увидела, как они присоединились к Элен на террасе. Она предположила, что была темой их разговора, так как несколько взглядов было украдкой брошено в сторону ее комнаты.

Она в последний раз взглянула в зеркало, подправила непокорную прядь так, чтобы она не падала на лицо, добавила немного светлой помады, чуточку изысканной розовой пудры и спустилась. Ей показалось, что путь до террасы занял больше времени, чем дорога на виселицу. Только насмешка Элен удержала ее от того, чтобы выйти через переднюю дверь и убежать.

Элен увидела ее первой.

– Вот, – отчетливо сказала она. – Наконец-то ты здесь.

Эшли поняла значение этих, на первый взгляд невинных, слов; ее сестра действительно сомневалась, что она выйдет из дома по своей воле. Еще пять минут – и она, несомненно, указала бы Коулу путь к ее комнате.

Элен вдруг подпрыгнула так, как будто ее стегнули хлыстом.

– Я думаю, мне лучше заняться завтраком! Пол, бери дочь и пошли со мной. Ты можешь позаботиться о напитках.

– Мы...

– Пол!

Он посмотрел на жену, ничего не понимая, затем в его глазах появилось осмысленное выражение.

– Хорошо, – он поднял Мишель и побежал в дом с такой скоростью, как будто сам дьявол или, скорее, сама дьяволица гналась за ним.

Эшли стояла, нервничая, желая сесть, но боясь потерять то чувство самоуверенности, которое давало ей вертикальное положение. Она знала, что Коул – единственный человек во всем мире, влияние которого будет ощущаться на террасе, даже если он просто развалится на стуле. Она судорожно сглотнула, когда почувствовала, как пронизывающий взгляд Коула прошелся по ней.

– Ты выглядишь ужасно, – сказал он наконец.

Она слабь улыбнулась.

– Из-за этого замечания ты только что. потерял работу в госдепартаменте.

Коул преднамеренно не обращал внимания на ее показное легкомыслие.

– Ты спала?

– Иногда, – Эшли пожала плечами.

– А я нет. Маленькая озабоченная складка появилась у нее на лбу.

– Почему? Нехорошо с Кельвином?

– В смысле здоровья – нет. Но он опять начал бросать мои фишки от триктрака в мусорную корзину.

– Почему же ты не купишь ему баскетбол?

Коул усмехнулся на эту ее слабую попытку сострить.

– Не думаю, что это поможет. Ты ведь никогда не играла с ним в баскетбол.

– Извини, – сказала она, признавая свою неправоту. Последним из ее желаний сейчас было непричинение боли Кельвину.

– Не могла бы ты по крайней мере зайти и навестить его?

– Будет только хуже.

– Для тебя или для него?

Коул заметил, как серебристо-серые глаза Эшли приобрели цвет облаков перед грозой.

– Это нечестно.

– Я и не пытаюсь быть честным, – сказал он резко. – Я борюсь за то, что имеет значение для меня. Для нас обоих. Ты с самого начала решила прекратить все это, так ведь?

Чувствуя напряжение во всем теле, Коул старался не дать своим рукам схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока она осознает, что делает.

—Черт возьми, Эшли, ты никогда не хотела, чтобы это сработало? Несчастный случай с Кельвином был только предлогом, чтобы убежать. Ты до смерти боишься давать обещания кому-либо. Все это на самом деле больше, чем просто нежелание рисковать ребенком. Ты боишься пойти на риск в отношениях со мной. Вот где причина, не так ли?

Ее глаза вспыхнули недобрым огнем.

– Ты второй человек за сегодняшний день, который обвиняет меня в трусости, и, может быть, вы оба правы. Может быть, я не хочу еще раз испытать боль. Может быть, я не хочу провести остаток своей жизни неудачницей. Я чертовски хороший режиссер, но отношения с людьми у меня паршивые. Я лучше буду заниматься тем, в чем разбираюсь!

– Это правильно. Занимайся персонажами, постановками. Занимайся актерами, которые произносят те слова, которые ты им приказываешь говорить, чьи поддельные эмоции можно контролировать. Я и не представлял, что власть так важна для тебя.

– Это не имеет никакого отношения к власти.

– Разве нет? Если ты не можешь предвидеть развитие событий вокруг, то отказываешься играть. Эшли, настоящие чувства непредсказуемы. Они не могут всегда подчиняться команде режиссера. Отношения постоянно меняются. Тебе надо поработать над собой. Ты должна научиться доверять, быть более гибкой и идти на компромисс. Видит Бог, что всего этого почти не было в моем первом браке, но я попытаюсь снова с тобой, Я думал, что ты любишь меня достаточно, для того чтобы попытаться, но, может быть, я был не прав. Может, единственный приемлемый для тебя способ общения с людьми – это команда из-за объектива кинокамеры.

Эшли, казалось, теряла присутствие духа прямо у него на глазах.

– Ты, подонок! Это самая ужасная вещь, которую ты только мог сказать.

Он пожал плечами, подавив желание обнять ее, высушить поцелуями слезы, которые угрожали пролиться по ее щекам.

– Правда всегда горька, – просто сказал он вместо этого.

– Но это неправда! Ты действительно небезразличен мне, но я совершенно не хочу управлять тобой. Я знаю, что это такое, когда кто-нибудь руководит тобой, я почувствовала это с Гаррисоном. Я не хочу решать за кого бы то ни было.

– Ты ищешь легких ответов.

Она опустилась в шезлонг, удивляясь глубине боли, которую вызвали в ней резкие слова Коула. Казалось, что он держал зеркало перед ней и позволял ей заглянуть в самые глубины души. Это было не очень приятное зрелище, потому что он был прав. Он был даже более чем прав. Она сама покрыла грубыми рубцами свои прошлые раны так, чтобы не чувствовать больше ничего. Но, несмотря на все ее усилия, Кельвин и Коул пробились сквозь эту огрубевшую ткань. Может, она надеялась, что найдет легкие ответы для всех них, а когда этого не получилось, она оборвала постромки и убежала...

Она наконец подняла глаза на него, чувствуя, как ее сердце бьется почти в горле, и спросила:

– Чего ты ждешь от меня?

– Ты любишь меня? – спросил он решительно.

Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула. Она приняла правду и признала ее.

– Да. Я люблю тебя.

– Тогда я хочу, чтобы ты рискнула. Пойдем со мной. Давай проведем немного времени вместе и выясним, реальность ли все это. Я не могу заставить твое прошлое исчезнуть, но, может быть, найдем новое настоящее?

– А как быть с Кельвином?

– Он будет здесь, когда мы вернемся. Кроме того, я действительно думаю, что он больше не помеха нам. Думаю даже, что в глубине души ты сама осознаешь, что, если будет нужно, ты справишься со всем. Ты же не колебалась, когда увидела его плавающим в бассейне. Если бы ты колебалась, он был бы мертв.

– Как ты мог так легко забыть, что он упал туда из-за меня?

– Я не забыл ничего. Это был несчастный случай. Миссис Гаррисон тоже была там. Почему же ты больше виновата, чем она? Или чем я, раз оставил тебя? Знаешь ли ты, как часто родители делают ошибки? – печальное подобие улыбки показалось на его лице. – Я уверен, что до того, как Кельвин вырастет и выйдет в жизнь, я совершу много грубых ошибок, по сравнению с которыми падение в бассейн будет казаться пустяком, и я буду чувствовать себя не лучше, чем ты. Но мы склеим осколки разбитого и продолжим жить. Мы люди, Эшли. Не существует такой вещи, как безошибочное воспитание детей, что бы ни писала твоя мать. Ты только посмотри на ошибки, которые она сделала, воспитывая тебя!

В первый раз возможность того, что ее знаменитая мать не всегда была права, дошла до нее. На этом фоне ее неудачи стали казаться менее значительными.

– Спасибо, что сказал это. Я никогда так не думала. Это действительно помогло, – сказала она мягко.

– Я рад, – его голубые глаза, горящие желанием, встретились с ее. – Ну что, ты решилась? Только ты и я. Спокойные обеды, танцы до рассвета, прогулки под дождем.

– Никакого радиотелефона?

—Никакого.

– Никакой «Элфи»?

– Совершенно никакой «Элфи».

– Никаких обещаний?

Он поколебался и мягко произнес:

– Пока нет.

Наконец она кивнула и испытующе взглянула на него:

– Когда отправляемся?

Элен и Пол вернулись как раз вовремя, чтобы услышать вопрос Эшли, и глаза Элен расширились от удивления.

– Вы вдвоем едете в Южную Америку обучать плетению корзин?!

Эшли рассмеялась при виде полного недоумения на лице Коула.