ТАЛИЯ
— Подлетаем, — сказал Джек, растолкав меня.
— К Америке? К твоей стране?
— К Майами.
Я не знала, что сказать. Неужели наше путешествие уже завершилось? Мне казалось, мы провели в пути не больше времени, чем когда добирались до эфразийской границы. Если все теперь совершается так быстро, означает ли это, что люди живут дольше?
— Сколько я спала? Три месяца? Шесть?
Джек засмеялся.
— Перелет считается долгим, но это всего несколько часов.
Он подал мне мешочек из странного материала, называемого полиэтиленом.
— Держи. Это тебе.
Я взяла синий мешочек с надписью: АМЕРИКАНСКИЕ АВИАЛИНИИ.
— Это подарок? Как любезно с твоей стороны.
— Это съедобный подарок, — усмехнулся Джек. — Ты же, наверное, проголодалась.
Джек показал, как раскрываются подобные мешочки. Внутри лежали крендельки. Я надкусила один. Он оказался хрустящим и соленым. Неужели вся американская еда такая? Если да, она для меня несколько суховата. Чтобы не обижать Джека, я съела кренделек.
— Замечательно.
— Ты посмотри в окно.
Мы пролетали над странными деревьями. У них совершенно не было листьев. Точнее, листья были только наверху. И везде вода, много воды. Джек сказал, что наш полет длился десять часов. Казалось бы, должна наступить ночь. Но здесь день и вовсю светит солнце. И я могу пойти куда захочу.
И вдруг кренделек приобрел вкус... свободы.
— Мне нужно причесаться, — сказала я Джеку.
— Это еще зачем? — спросил он и полез в свой дорожный мешок.
— А как же иначе? Ведь нас будет встречать вся твоя семья.
Когда отец возвращался из странствий, мы с мамой и все придворные приходили в гавань с цветами и встречали корабль. Если в стране Джека схожие обычаи, мне обязательно нужно причесаться. Принцесса должна выглядеть подобающим образом.
Я вытащила самый простой гребень, какой у меня есть: серебряный, без драгоценных камней. Джек сказал, что у них такие штучки теперь делают из пластика. Я уже успела познакомиться с пластиком, и он не вызывал у меня никакого восторга. Пластиковые туфли, которые Джек купил мне вместе с одеждой, я выбросила. В них я едва могла ходить. Теперь у меня матерчатые, завязывающиеся спереди. Но я тосковала по своим прежним, сделанным из тончайшей лайки, по мерке моих ног.
Я тосковала по своей горничной, которая терпеливо расчесывала мне волосы утром и вечером, проводя по ним гребнем не менее сотни раз. Я тосковала по своему титулу принцессы. Но стоило мне вспомнить про отцовский гнев, как вся тоска пропадала.
— А слуги твоей семьи тоже будут? — спросила я.
Джек засмеялся.
— Слуг у нас никогда не было. Да и встречать нас никто не будет.
— Это как?
— У отца свои дела, у матери свои. Сестра предпочтет торчать у телевизора. Ты встретишься с ними попозже.
— Но ведь кто-то из них...
— Говорю тебе, никто. Мы возьмем такси.
Я уже знала, что такое такси. Во Франции мы ехали на нем в аэропорт. Конечно, оно удобнее автобуса. Я покачала головой, но решила не высказывать своих суждений. Как странно: молодой человек так давно не был дома. Он пересек океан, и никто из родных не является его встречать.
Я посмотрела на Джека. Он сжал губы и наморщил лоб. Наверное, ему не хотелось признаваться, но и его огорчало, что нас никто не будет встречать. Сколько я ни пыталась, так и не смогла понять, в чем же состоит несвобода Джека. Если мои родители мне шагу не давали ступить, его родителям, похоже, вообще нет дела до сына.
И вдруг чудовищный толчок заставил меня подпрыгнуть. Извне раздался звук, похожий на раскат грома.
— Что случилось? — закричала я.
— Успокойся, дурашка. Мы всего-навсего приземлились.
Джек достал телефон и включил его.
— Уже приземлились?
Я выглянула в окно и поняла, что это так. Самолет катился по серой земле. Деревья и океан исчезли, сменившись унылым серым цветом. Еще совсем недавно я была в облаках! Я, Талия. После трехсот шестнадцати лет затворничества в замке, не видя никого, кроме родителей и слуг, я всего три дня назад познакомилась с этим парнем, убежала с ним и пересекла океан на волшебной летающей машине. Кто бы мог поверить? Уж точно не мой отец!