ТАЛИЯ
Мальволия не стала заколдовывать меня на ночь. Вместо этого она заколдовала все запоры на окнах и на двери. Любая моя попытка сбежать сразу же стала бы ей известна. У семьи Джека есть нечто похожее. У них это называется «системой безопасности».
Утром я продолжила шитье. Я мыслила растянуть его на несколько дней. Но корсаж платья был почти готов. Оставалось лишь прорезать петли для пуговиц. Юбка много времени не займет. Я надеялась, что все-таки доживу до завтрашнего утра.
Я прекратила работу, чтобы полюбоваться творением своих рук.
— Нечего прохлаждаться, — подстегнула меня Малволия.
Сегодня она была в особенно дурном настроении.
— Прости... Оно такое... красивое.
Мне нужно снова попытаться вызвать Мальволию на разговор. Это единственный шанс спастись.
— Ты так добра ко мне. Если ты отпустишь меня, я поговорю о тебе с отцом. Я сумею его убедить... извиниться перед тобой за то, что тогда не пригласил тебя на празднество по случаю моего крещения.
— Твоего крещения? — насмешливо переспросила ведьма. — Думаешь, все дело в этом?
— Мне так говорили с детства, а ты не захотела рассказывать. Разве дело в другом?
Я вывела маленький стежок и остановилась, ожидая ее ответа.
— Да, дело в другом.
Мальволия оглядела мои стежки. Я думала, она заставит меня поторапливаться, но вместо этого ведьма сказала:
— На твоем месте я бы так не цеплялась за жизнь. Твой отец очень сердит на тебя за все, что ты сделала. Ты разрушила его королевство. Когда-то он был королем пусть маленькой, но самостоятельной державы. А теперь он кто? Что касается твоих возможностей выйти замуж — они тоже утрачены. Все твои возможные женихи давным-давно мертвы. Так ради чего тебе жить?
Если мне не для чего жить, тогда жизнь стала бы для меня куда более худшим наказанием, чем смерть. По логике, которой меня тоже учили, это так. Однако я не стала говорить ведьме о логике. Я ей сказала другое:
— Я люблю одного человека.
— Быть того не может, — усмехнулась ведьма, наклоняясь ко мне. — И кого же?
— Его зовут Джек, — сказала я, откладывая в сторону шитье. — Он — тот самый парень, что разбудил меня.
— А-а! Простолюдин, устроивший тебе ложно обставленное пробуждение. Он не был твоей настоящей любовью. Просто некий парень, наткнувшийся на тебя. Ты ему понравилась, вот он и решил тебя поцеловать.
— Поначалу так оно и было. Но за эти дни мы поняли, что любим друг друга. Он был добр ко мне. Он обо мне заботился.
Мальволия не пыталась меня остановить, и я рассказала ей про Джека: про наш побег, про полет на самолете, про вечеринку, его родителей и, наконец, про то мгновение, когда он признался мне в любви.
— Ты и сама там была, — напомнила я ведьме. — Во всяком случае, мне показалось, что внутри водяной лилии я видела твое лицо.
— Да, принцесса. Я там была. Значит, ты говоришь, что любишь этого парня?
— Люблю. Поначалу, когда он меня разбудил, я его совсем не любила. Но когда узнала получше, увидела, как он добр ко мне... и не потому, что я принцесса. Просто он полюбил меня. И я полюбила его.
Мальволия задумалась.
— Забавно. Как, говоришь, этого парня звать?
— Джек, — ответила я и всхлипнула.
Мною владела не только грусть разлуки. Я готова была расплакаться совсем по другой причине.
— Он заботился обо мне. Если я умру, боюсь, это разрушит и его жизнь. В чем-то он — совсем мальчишка.
— И он тебя тоже любит?
Я кивнула. В черных глазах Мальволии что-то мелькнуло. Что-то человеческое, чего я не видела прежде.
— Сколько времени мы с тобой проболтали, — вдруг спохватилась она. — Давай, работай.
Я шила медленно, любуясь каждым стежком. Потом я снова спросила ее:
— И все-таки, Мальволия, скажи: почему ты так ненавидишь моего отца? Ты вознамерилась меня убить. Так хотя бы объясни, за что.
— Не так надо спрашивать, — сказала Мальволия, махнув мне, чтобы я продолжала шить. — Ты лучше спроси, почему он так ненавидит меня? Вся вражда началась не с меня, а с него.
— Хорошо. Тогда расскажи мне об этом. Мои родители держали меня в неведении. Наверное, им было что от меня скрывать.
— Да, принцесса. Ты очень многого не знала.
В хижине стало тихо. Долгое время единственным звуком оставалось легкое поскрипывание шелковой нити, трущейся о мои панталоны для сна. Я терпеливо ждала. Наконец Мальволия нарушила молчание.
— А знаешь ли ты, что до тебя у твоих родителей уже был ребенок?
— Это ложь! — закричала я.
Конечно, ложь! Мальволия решила восстановить меня против моих же родителей. Разве мне не говорили постоянно, что я — единственный и долгожданный ребенок? Что они так давно мечтали о нем и молились? Я знала, что послана отцу и матери в ответ на их горячие молитвы.
— Вижу, они и впрямь многое от тебя утаивали. Так знай: за два года до твоего рождения у твоих родителей был сын. Его звали Джордж.
Мальчик, названный в честь моего деда Джорджа. Представляю, как отец был бы счастлив иметь наследника. Но я до сих пор не верила словам Мальволии.
— Меня взяли в замок швеей, как и многих фей королевства.
Я знала, что Мальволия — ведьма, а совсем не фея, но предпочла промолчать. Я отложила работу и приготовилась слушать ее рассказ.
— Как и по случаю твоего рождения, по случаю рождения Джорджа твои родители задумали устроить грандиозное торжество. Я считалась самой лучшей швеей во всем королевстве. Мне поручили сшить для твоего брата крестильную рубашку, а еще платье для твоей матери.
Я затаила дыхание.
— На шитье рубашки для малыша ушло немало недель. Достаточно сказать, что материал привезли из Египта. Длиной она была три фута. Верхнюю часть украшали складки и вышивка, а нижнюю предстояло расшить сотнями маленьких жемчужин.
Глаза старухи подернулись туманом воспоминаний.
— Накануне торжества я пришла в детскую, чтобы примерить рубашку на младенца. При нем находилась госпожа Брук, а сам он спал. Он выглядел таким спокойным. Лежал себе на животике, засунув пальчик в рот. Госпожа Брук спросила, не послежу ли я за ним, пока она сходит проверить воду для его купания. Тогда она была довольно молодой и глупой. Подозреваю, ей хотелось полюбезничать с кем-то из придворных, а купание было лишь предлогом. Тем не менее я согласилась. Она ушла, а я осталась с младенцем.
Я невольно улыбнулась, представив властную госпожу Брук глупой молодой фрейлиной. Мальволия не заметила моей улыбки — настолько она была погружена в свои воспоминания.
— Я просто любовалась спящим младенцем. Он был таким красивым. Как я уже говорила, госпожа Брук умчалась на свидание, а я осталась. Мне вдруг захотелось добавить жемчуга на подол рубашки. Я села шить и, наверное, целый час шила, не поднимая головы. Госпожа Брук не возвращалась. Джордж продолжал спать. А у меня меж тем еще было не докончено платье для твоей матери. Я решила еще раз взглянуть на младенца, а затем послать кого-нибудь на поиски загулявшей госпожи Брук.
Глаза Мальволии наполнились слезами. Я уже догадывалась, что услышу дальше. Так вот почему родители никогда не рассказывали мне про моего брата!
— Я ожидала увидеть безмятежно спящего младенца. Но вместо этого увидела неподвижное посиневшее тельце. Ребенок задохнулся во сне.
Ткань выпала у меня из рук.
— Что я только не делала, пытаясь его оживить. Тормошила, трясла, даже ударяла по щечкам. Убедившись, что это не помогает, я попробовала оживить его силами магии. И вот тогда-то вернулась госпожа Брук и все испортила. Увидев мертвого ребенка и меня над ним, произносящую заклинания, она сразу же испугалась за свою шкуру. Госпожа Брук принялась громко кричать. Она вопила на весь замок. Вскоре в детскую сбежались придворные и слуги. Госпожа Брук на ходу сочинила историю, будто я намеренно заколдовала ее, принудив уйти из детской, а сама задушила младенца.
— Но почему поверили не тебе, а ей? — не удержалась и спросила я.
— Я была одинокой и замкнутой. Это всегда вызывает подозрения. Едва король услышал о смерти наследника, он обезумел от горя, приказал схватить меня и казнить на месте. Но я была слишком умна. Я жила дольше короля и знала больше, нежели он. Я перехитрила его, скрывшись в ином пространстве. Я изменила свой облик, чтобы он не смог меня найти. Король заявил, что я никакая не фея, а ведьма, пробравшаяся в замок с целью убить его наследника. Меня объявили детоубийцей, а мое имя было предано проклятию.
— Но ведь ты была ни в чем не виновата.
— Ни в чем. Я любила младенца и мечтала увидеть его в сшитой мной крестильной рубашке. Я знала: никто не захочет меня слушать. Это было несправедливо. Чудовищно несправедливо.
Я сразу вспомнила, как боялась отцовского гнева. Я коснулась плеча Мальволии.
— Это было чудовищно несправедливо.
— Но я восстановлю справедливость, — своим прежним, безжалостным тоном произнесла она. — Меня незаслуженно обвинили в убийстве одного ребенка короля Луиса. Если я убью второго, это будет справедливым возмездием королю.
Теперь уже мои глаза наполнились слезами. Она убьет меня. Она рассказала мне трагическую историю своей жизни, но жалости ко мне она не испытывает. Я для нее — только продолжение моего отца.
Но я не имела права сдаваться. Я подавила слезы и сказала:
— Добрая фея, я тебе очень сочувствую. Никто не давал моему опту права поверить одной стороне, не выслушав другую. Он жестоко поступил с тобой, и у меня нет слов оправдания его поступку.
— Да, жестоко, — согласилась старуха. — Потому я и должна восстановить справедливость.
— Если за проявленную моим отцом жестокость ты убьешь меня, это не будет справедливостью. Неужели ты этого не понимаешь?
Я больше не сдерживала слез. Они лились у меня по щекам.
— Пойми, Мальволия: я — не мой отец. Представь себе, что я нахожусь сейчас в таком же положении, как ты тогда. Ты хочешь убить меня за поступок, который я не совершала. Я не сделала тебе ничего дурного. Пожалуйста, не делай меня орудием своей мести.
Я ждала ее ответа. Ведьма попробовала что-то сказать, но смолкла и отвернулась.
— Берись-ка за свое шитье, — после долгого молчания сказала она.
Я очень хотела бы расшить это платье сотнями жемчужин, чтобы продлить работу. Но я не стану просить Мальволию об этом. Бесполезно. Совсем бесполезно.