Три недели спустя огненно-красный джип без консервных банок и таблички «Молодожены!», зато покрытый толстым слоем дорожной пыли, вкатился в подземный гараж дома, где находилась квартира Линн.
— Ну как прошли медовые недели? — поинтересовался Дэвид довольным тоном уверенного в полном успехе молодого супруга.
— Божественно, как же еще? — преданно выдохнула Линн, когда они поднимались с багажом наверх. — Я бы хотела, чтобы они никогда не кончались.
— От нас зависит, чтобы они не кончались, голубка моя, — промурлыкал Дэвид, напоминая голодного кота, чей аппетит возбуждает именно эта голубка.
— Дэвид, система наблюдения, — предупредила Линн, полушокированная, полупольщенная, когда он притянул ее к себе в лифте.
Дэвид нехотя отпустил ее.
— В этом доме все устроено, как при въезде в федеральную тюрьму строгого режима, — буркнул он.
— Это одна из причин, по которой мы решили жить не в твоей, а в моей квартире. Безопасность. Кроме того, моя квартира больше твоей.
— Как все, что принадлежит тебе или твоей семье, — пробормотал он себе под нос, когда они вышли из лифта.
— Не ропщи, — смеясь, предостерегла она. — В конце концов, в свадебное путешествие мы ездили на твоей машине, а теперь вообще больше нет моего или твоего, все у нас общее.
— И наша любовь, — шепнул Дэвид, пока она открывала дверь в квартиру. Поскольку руки у него были заняты багажом, ему пришлось ограничиться поцелуем в затылок, от которого по спине у нее побежали мурашки.
Она облегченно вздохнула, захлопнув входную дверь.
— Вот наше маленькое царство, куда никому не позволено вторгаться.
Зазвонил телефон, и Дэвид вздернул бровь.
— Кто-то уже вторгается, — сухо констатировал он.
— Ах, это мои родители волнуются, благополучно ли мы вернулись из путешествия. — Она побежала к аппарату и пять минут болтала с мамой, чтобы успокоить ее, а потом с папой, чтобы и его успокоить тоже.
Только она повесила трубку, как снова раздался звонок. Линн в течение минуты беседовала с дядей Карлом, успокаивая и его, и вдруг споткнулась обо что-то, что он сказал.
— У нас наверняка найдется занятие получше, чем… О, дядя Карл!
Дэвид усмехнулся, глядя, как она покраснела, кладя трубку, но усмешка стерлась, стоило телефону опять зазвонить. Он подошел к аппарату и пару минут разговаривал с папой.
— Послушай, папа, — нетерпеливо сказал он наконец. — У нас есть занятие получше, чем… да, именно это я имею в виду. Пока!
Линн смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Как ты можешь в такой манере говорить со своим отцом о… о… о нас?
— Мой отец предположил, что мы, вероятно, устали и должны отдохнуть, а я сказал, что именно это и имею в виду. А ты что подумала?
Она не успела ответить, как снова помешал телефон. Дэвид две минуты говорил со своей мамой, потом громко зевнул и нарочито сонным голосом заверил ее, что после долгой дороги им необходимо немедленно лечь спать.
Линн уже начала нетерпеливо постукивать ногой по полу, как сразу после Мэрджори позвонила Салли. С ней Дэвид беседовал еще короче.
— Сестренка, — просто сказал он, — у нас все идет блестяще, а поскольку в длинном ряду надоедливых звонков твой оказался последним, то позволь пожелать тебе всего хорошего! — Он положил трубку и повернулся к Линн. — А теперь я совершу первый супружеский акт в нашей общей супружеской квартире!
Она отшатнулась.
— И ты можешь говорить об этом так бесчувственно? — обиженно спросила она и добавила: — «О!» — когда Дэвид наклонился и выдернул из розетки вилку телефона.
Он с улыбкой выпрямился и протянул к Линн руки.
— Можно переходить к тому акту, который ты подразумевала, — объявил он, и Линн даже слишком охотно пошла ему навстречу.
Последующие недели прошли примерно так же. Молодожены наслаждались любовью. Молодожены наслаждались переустройством и оборудованием общей квартиры. Молодожены наслаждались совместными прогулками, посещением кино и театров. В меньшей степени молодожены наслаждались визитами к некоторым родственникам.
Что бы ни происходило, молодожены все делали вместе, и ничто не могло омрачить их счастья.
До одного июльского вечера…
— Пойдем в кино? — предложил Дэвид.
Линн посмотрела в окно, за которым нависала почти физически осязаемая стена душно-липкой жары, уже несколько дней изводившей ньюйоркцев.
— Лучше останемся дома. — Ее обвевала прохлада из кондиционера. — Но мы все же можем посмотреть фильм. Ведь нам подарили на свадьбу видеомагнитофон.
— Видеомагнитофоны, — поправил ее Дэвид. Он насмешливо показал на аудио-видеоцентр в углу огромной гостиной. — Один — твои родители, другой — моя мама.
Линн пожала плечами.
— Зато у нас всегда есть резерв, если один аппарат выйдет из строя.
— А что мы будем смотреть? — Дэвид встал на колени перед полкой с видеофильмами, тоже полученными на свадьбу.
— «Унесенные ветром»! — спонтанно воскликнула Линн.
— «Звездные войны»! — столь же спонтанно воскликнул Дэвид.
— «Войну и мир», — предложила она.
— Этот фильм хоть и связан несколько с войной, но со «Звездными войнами» не имеет ничего общего. Как насчет «Боевой звезды Галактики»?
Она поморщилась.
— Но это фильмы, подходящие в лучшем случае для подростков. Кто их нам подарил?
— Мой папа. — На лбу у Дэвида показалась первая морщинка.
— Конечно, я могла бы и догадаться, что их подарил нам твой папа. — Линн разглядывала наклейки. — «Касабланка».
Дэвид не собирался легко спустить ей последнее замечание.
— Мой папа точно знает, что эти фильмы мне нравятся.
Линн кивнула чуть охотнее, чем следовало бы.
— Я же сказала, что эти фильмы подходят в лучшем случае для подростков. А что, если посмотреть документальный фильм?
Дэвид сел на ковер, совсем забыв про полку с кассетами, и, прищурившись, уставился на свою молодую супругу.
— В лучшем случае, для подростков, — повторил он. — Это так ты меня оцениваешь? Все еще не избавилась от старых предрассудков?
Линн вздохнула и опустилась на ковер напротив своего молодого супруга, бросив на него полный боевой готовности взгляд.
— Я только сказала, что эти фильмы…
— Я слышал, что ты сказала, и мне не нравится, на что ты намекаешь.
Линн покорно пожала плечами.
— Я действительно не считаю признаком зрелости любовь к фильмам, подходящим в лучшем случае для подростков.
— А ты, конечно, очень зрелая, раз хочешь смотреть слащавую сентиментальщину, выбивавшую слезу у наших бабушек.
— Речь идет исключительно о шедеврах киноискусства, — возразила она, поджав губы.
— Речь идет без всякого исключения о шедеврах воздействия на слезные железы, — раздраженно парировал он. — Очень подходящих для матрон…
— Это хамство! — Линн вскочила и сверху вниз испепелила его горящим взглядом. — Сколько раз я тебе повторяла, что не имею ничего общего с матронами.
— Ах так, а мне можно говорить, что я смотрю только фильмы для подростков! — Он тоже вскочил.
— Если ты смотришь фильмы для подростков, то дело в тебе! — фыркнула она. — Я тут ни при чем.
— А если ты смотришь фильмы для матрон, то дело в тебе! — огрызнулся он. — Я тут тоже ни при чем.
— Не кричи на меня! — закричала на него Линн.
— Я на тебя не кричу! — заорал он в ответ. — Это ты на меня кричишь!
— Ты бессердечный, грубый! — возопила Линн. — Мне надо было послушать свою мать!
— Вот как? — Дэвид выпрямился в полный рост. — И что же мамочка Уильямс сказала обо мне? — Он принял манерную позу, жеманно скрестил руки и изобразил чопорный тон и французский акцент своей тещи. — Линн, детка, держись подальше от этого человека. Его колыбель не была устлана долларовыми купюрами, а в голове у него не кассовый аппарат, а всего лишь мозги…
Линн уставилась на него, раскрыв рот, потом расхохоталась. Злость Дэвида мгновенно испарилась, и они упали не просто в объятия друг друга, а сразу на мягкий ковер, и так самозабвенно начали праздновать свое примирение, что вопрос о выборе видеофильма отпал сам собой.
Следующее испытание произошло во время их визита к родителям Линн. Во время праздничного ужина Мадлен и Артур Уильямсы засыпали их добрыми советами.
— Ты все еще занимаешься обслуживанием приемов, Дэвид? — как бы между прочим осведомился Артур, и, когда Дэвид молча кивнул, продолжил: — Мой однокашник обмолвился, что в его банке скоро освободится один из руководящих постов. Может быть, тебе стоит поучаствовать в конкурсе?
— Вряд ли я подойду для руководящего поста в банке, — насупился Дэвид. — К тому же я прекрасно чувствую себя в своей фирме.
Артур благосклонно усмехнулся.
— Ты удивишься, но для такого поста почти не требуется предварительной подготовки, дорогой мой Дэвид. Ты умный мальчик, и достаточно войти в курс дела и немного подучиться…
— Спасибо, но нет, благодарю, — пробормотал Дэвид и замолчал до конца вечера.
По пути домой Линн выпустила пар.
— Ты не должен был так бесцеремонно отказывать моему отцу! Он хотел только хорошего.
— Возможно. — Дэвид упрямо уставился на дорогу, управляя автомобилем, подаренным им на свадьбу. — Но, во-первых, мне не понравилось, как небрежно он спросил насчет моей фирмы. А между прочим, один приятель нашептал мне, что твой отец ежемесячно наводит справки о моей службе, о нашем финансовом положении, о том, есть ли у нас прибыль…
— Папа только заботится о своих близких, — колко возразила она.
— Папа сует нос в дела своих близких, — раздраженно ответил Дэвид. — Кроме того, я не позволю усадить себя на место под звучным названием, но на котором я не смогу ничего совершить.
Она с упреком покачала головой.
— Я уверена, папа нашел именно такой пост, который соответствует твоим способностям. Он желает лишь добра.
— Отличный комплимент в отношении моих способностей. — Он сердито взглянул на нее. — Папочка предлагает мне место для придурков, а ты…
— Это место не для придурков, а…
— … а для придурочных шефов фирм по обслуживанию приемов, — перебил он.
— Ты опять говоришь за меня! — Линн еле удержалась, чтобы не ударить кулаком по приборной доске. — Почему ты не хочешь признать, что папа думает о нашем благополучии?
— Я скажу тебе, о чем думает папа! Он думает о том, что ему говорить, когда его спросят о профессии его зятя. Шеф фирмы по обслуживанию приемов! Это, видимо, звучит не очень благозвучно в папиных изысканных кругах. Зато руководящий служащий банка был бы вполне в папином вкусе, не так ли?
— Ты несправедлив и ведешь себя по-детски, Дэвид! — Она скрестила руки на груди и уставилась в ветровое стекло. — Со мной происходит то же самое, что когда-то произошло с твоей матерью. Я вышла замуж за большого ребенка!
Она попала в больное место.
— Не знаю, как вела себя тогда моя мать, но тебя, во всяком случае, полностью характеризует выражение «заносчивая дура»!
К его удивлению, Линн молчала.
— Нет ответа? — спросил через некоторое время Дэвид.
Она покачала головой.
— Очень жаль. Если цивилизованное поведение представляется тебе «заносчивым», любая дискуссия излишня.
Дэвид скрипнул зубами.
— Как раз сейчас ты ведешь себя не цивилизованно, а заносчиво! Но, пожалуйста, не будем разговаривать, если тебе это больше нравится.
И они замолчали до возвращения в квартиру, но как раз когда Дэвид решил, что пора кончать с этим ребячеством, Линн откашлялась.
— Что за детское поведение, — заметила она и унеслась в спальню.
Это была первая ночь, когда Дэвид спал в комнате для гостей.
Правда, на следующую ночь он вернулся в спальню, и парус их семейной лодки снова как будто выровнялся, но осадок остался, и с этого момента каждый из них взрывался при малейшем намеке на противоречие.
— Мне следовало бы знать, что есть люди с запоздалым развитием! — кричала Линн в пылу ссоры. — Но еще мне следовало бы знать, что нет надежды на взросление, если двадцатитрехлетний остановился на уровне пятнадцатилетнего.
— Сказала пятидесятишестилетняя матрона в теле двадцатишестилетней, — парировал он.
Это был вечер, когда жертвой пал целый сервиз.
Сервизом дело не обошлось. Ведь существовало множество других поводов, по которым можно было отлично поссориться.
— Что говорила твоя мать на нашей свадьбе о твоем отце? — попросила напомнить однажды вечером Линн подчеркнуто дружелюбным тоном. — Кажется, он был неаккуратным?
— Моя мама постоянно критиковала папу за все. Поэтому они и развелись.
— Скорее всего, не без оснований, — съехидничала Линн. — А поскольку ты его копия…
Дэвид нервно вздохнул.
— Если тебе не терпится придраться ко мне, незачем для этого вытаскивать на свет полную семейную хронику рода Бакли.
— Ну ладно, это ты неаккуратный! Неряшливый! Воплощение хаоса! — Она швыряла в него словами, словно камнями. — Так хорошо?
— Нет, совсем не хорошо! — огрызнулся он. — Во-первых, я совершенно не такой! Что касается порядка, то просто у меня несколько… широкая натура.
Линн безрадостно засмеялась.
— Эта квартира может быть прекрасно убрана. Но стоит тебе один раз пройтись, как она превращается в помойку.
Дэвид внимательно посмотрел по сторонам. Насколько он мог заметить, не сходя с места, порядок нарушали лишь пара валявшихся газет, три использованных стакана, несколько открытых журналов да две пачки чипсов.
— Здесь все в пределах нормы. Ты просто слишком педантична. Это помещение выглядит… обжитым.
— Это помещение выглядит свинарником, куда ни взглянешь, Дэвид, и это не имеет никакого отношения к педантичности.
Он упрямо скрестил на груди руки.
— Если ты хочешь жить стерильно, почему бы тебе не переехать в операционную палату ближайшей больницы? Спорю, что твои родители могли бы купить тебе личную операционную палату!
— Незачем переводить разговор на моих родителей только ради того, чтобы отвлечь от своей безалаберности. С тебя станет заявить, что ты не можешь быть аккуратнее из-за давления со стороны моих родителей.
— Сейчас, как ты верно заметила… твои родители оказывают на меня давление. Им непременно нужно, чтобы я занялся банковским делом. Чтобы производить более серьезное впечатление!
— Я не думаю, что ты годишься для банковского дела. Там как раз нужно быть очень собранным.
— Мне пора бы знать, что дело нечисто, если ты со мной соглашаешься. — Он начал собирать валяющиеся кругом газеты. — Теперь тебе лучше? Я уже больше подхожу для солидной работы в банке?
— Я думаю при следующей встрече устроить дяде Карлу большой скандал.
— В чем он провинился, разрешите спросить своему покорному слуге? — манерно осведомился Дэвид.
Линн набрала в легкие побольше воздуха.
— В том, что я с тобой познакомилась и в конце концов даже вышла за тебя замуж! — возопила она.
— Очень на тебя похоже! — не менее громко ответил Дэвид. — Ты хочешь списать на единственного нормального и разумного родственника, то есть на дядю Карла, собственную неспособность спуститься на землю с высокого коня из аристократического стойла.
— Я ничего не хочу списывать на дядю Карла! — Линн уже слегка охрипла, однако в резерве у нее еще оставались немалые голосовые мощности. — Я хочу лишь открыть ему глаза на то, что он мне устроил в своем благодушном неведении.
— И что же он тебе устроил? — Голос у Дэвида тоже сильно охрип, однако без труда разносился по всей квартире. — Он обогатил твою безрадостную, пустую, пресную жизнь любовью и страстью и свел тебя с интересным человеком!
— Ха! — В этот возглас Линн вложила весь оставшийся пыл, поэтому вынуждена была перейти на хриплый шепот. — При выборе этих богатств он должен был учитывать мою индивидуальность!
— Какую еще индивидуальность? — Дэвиду до обидного удачно удалось разыграть удивление. — Дорогое мое сокровище, у тебя нет никакой индивидуальности, одни хорошие манеры.
— Это… это… — Линн судорожно хватала ртом воздух. — Это самое наглое высказывание, какое можно было услышать! Да еще из уст человека с неразвитой индивидуальностью и полным отсутствием хороших манер!
— Ну конечно, это не могло не вылезти наружу! — Хотя Дэвид способен был издавать только хрип, он решительно не собирался сдаваться. — У того, кто не принадлежит к самому богатому семейству высшего общества, не может быть развита индивидуальность, а если он не стал как минимум директором банка, то он понятия не имеет о хороших манерах! Верно?
— Нет, неверно, как и любая другая мысль, рожденная в твоем безнадежно замусоренном предрассудками мозгу! — прохрипела Линн. — И вот за кого я вышла замуж!
— Это твоя ошибка! — выкрикнул Дэвид почти с прежней громкостью.
— Ошибка, которую в нашем штате, к счастью, можно исправить! — вне себя от ярости прошипела Линн.
— Да пожалуйста, исправляй! Тогда тебе не придется мучиться с неразвитой индивидуальностью!
— Боже, это было бы замечательно! — вздохнула она.
— Нет проблем! — Он насупил брови. — Какое счастье, что я не отказался от своей квартиры, а только пересдал ее! Я в любой момент могу туда вернуться!
— И чем скорее, тем лучше! — выпалила Линн, не осознавая, что говорит.
— Именно, чем скорее, тем лучше! — воскликнул Дэвид, не задумываясь над реальными последствиями.
С этого момента остаток их жизни в браке протекал в молчании, и не только по причине сорванных глоток.
Через девять месяцев после свадьбы бурная связь закончилась молниеносным разводом.
Когда было вынесено решение и они покидали зал суда, обошлось без принятых среди разведенных пар взаимных пожеланий счастливого будущего. Присутствующие утверждали потом, что якобы слышали, как Линн процедила: «Глупый мальчишка!» — на что Дэвид ответил: «Набитая дура!». Однако надежных свидетелей при этом не было.