Под покровом ночи

Энн Стюарт

ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ

роман

Перевод с английского А.Санин

ПРОЛОГ

Безумные сны мучили её всю ночь. Кровь, блуд, смерть - причудливые и уродливые видения заполонили её мозг, ледяными пальцами сжимали горло, не давая дышать. Она слепо пошарила рукой по подушке, но рядом никого не оказалось. Некому было вырвать её из липких объятий сна, успокоить, объяснить, что это всего лишь кошмар, что из мрака не вынырнет неведомое чудище и не поглотит её. Никто не мог заставить её поверить в безмятежное будущее и райские кущи. И тогда она сама открыла глаза и убедилась: в спальне царили тишина да покой, а за окном мирно кружились снежинки. Слава Богу, никто её не тронет.

Видел сны и он. Лежа на тонком матрасе в тюремной камере, под не умолкавший даже ночью мерный гул. Ему снились зеленые луга и цветы, нежная женщина, манящая его к себе; ему снились свет и радость, безмятежное будущее и райские кущи. Пробудившись от сна, объятый холодным потом, он вновь был один как перст. Вокруг царил кромешный мрак, в душе его поселилась смерть, а руки были по локоть обагрены кровью.

Глава 1

Из статьи в "Нью-Йорк Пост":

"Сегодня днем Ричарда Тьернана, приговоренного к смертной казни за жестокое убийство жены, выпустили из тюрьмы под залог в один миллион долларов.

Невероятно, но залог внес Шон О'Рурк - известный писатель, лауреат Пулитцеровской премии. Несмотря на это, он не устает повторять, что вовсе не вынашивает замысла создания романа, посвященного трагической гибели Дианы Скотт Тьернан, последовавшей пятнадцать месяцев назад. Насколько нам известно, О'Рурк и Ричард Тьернан даже не знакомы.

Общественный обвинитель, Джером Фабиани, не скрывавший недовольства по поводу решения судьи, заявил, что, по его мнению, убийца недолго останется на свободе.

Обвинительный приговор уже вынесен, и Тьернану никуда от него не уйти. Мы продолжаем следствие по поводу исчезновения и вероятной гибели обоих его детей, а также нескольких женщин, и не собираемся уступать поле брани без боя.

Ветеран войны в Персидском заливе и национальный герой Соединенных Штатов генерал в отставке Эмберсон Скотт, выступавший на суде свидетелем против своего зятя, был страшно разгневан, узнав о его освобождении. "В данном случае я выступаю как самый обычный гражданин, который борется за справедливость", - сказал генерал, пытавшийся воспрепятствовать судебному решению.

Согласно постановлению суда, Ричард Тьернан обязан вернуться под судебную юрисдикцию через два месяца. Из зала суда его увез Шон О'Рурк, и в настоящее время местопребывание Тьернана неизвестно.

Шон О'Рурк отказался подтвердить или опровергнуть слухи о том, что получил от некоего издательства миллион долларов в качестве аванса за роман об этом громком преступлении.

Ричард Тьернан приговорен нью-йоркским судом к казни путем инъекции яда; это первый смертный приговор, вынесенный в Нью-Йорке со времени восстановления в нашем штате смертной казни".

* * *

К своему вящему неудовольствию, Кэссиди Роурки опаздывала на встречу с друзьями. В свои двадцать семь лет она сумела добиться не только приличного положения, но и обеспечить себе вполне сносную и размеренную жизнь. Работала она не покладая рук, однако к числу трудоголиков не относилась, считая вполне достаточным отдавать делу интеллект и энергию. Ее считали надежным и преданным другом, она была всегда готова прийти на помощь, выслушать и утешить попавшую в беду подругу - словом, Кэссиди была порядочной, достопочтенной и славной женщиной, которой, к несчастью, довелось иметь скандально знаменитого отца. Она, правда, нашла в себе силы сбежать от богемной жизни и ореола известности, с детства окружавшего её, и перебралась из шумного Нью-Йорка в тихий Балтимор, где и зажила жизнью, которую многие сочли бы смертельно скучной.

Кэссиди же этой жизнью наслаждалась. Она упивалась размеренной монотонностью своей работы, а неспешное течение безликих будней, лишенных всякой суеты, словно убаюкивало её. Никто её здесь не преследовал и не понукал, никто не требовал от неё невозможного. Но вот сейчас, не опрокинь Кэссиди злополучную бутылку "диет-пепси", из-за чего пришлось спешно переодеваться, она не опаздывала бы на целых десять минут в ресторан, куда её пригласили Эмми с Джоном. И телефонный звонок уже не застал бы её дома.

- Кэсс, это я.

Хотя Кэссиди не разговаривала с отцом уже несколько месяцев, не узнать сочный, немного развязный, ирландский выговор Шона О'Рурка было немыслимо.

- Привет, Шон, - осторожно ответила она, мгновенно насторожившись. Несомненно, ему опять что-то от неё понадобилось. Так всегда бывало, когда отец ей звонил, и ей стоило огромных усилий не поддаваться на его уговоры в противном случае, он высасывал бы её, как пиявка. - Что тебе нужно?

- Господи, неужели нельзя просто позвонить и поинтересоваться, как поживает моя старшая дочь? Между прочим, я соскучился по тебе, дочка. Сто лет уже тебя не видел.

- Тебе ведь все некогда, - сказала она.

- Да, работы у меня хватает, - вздохнул Шон. - Новый роман, новые задумки. Жизнь бьет ключом, Кэсс. Скучать не приходится.

- Да, особенно если упиваться убийствами детей, - сухо заметила Кэссиди.

- Ах, я вижу, ты читаешь желтую прессу, - усмехнулся её отец. - А я-то думал, что ты надежно ограждена от мирской суеты в своей башне из слоновой кости.

- Желтую прессу, я, конечно, не читаю, однако от очередей в кассу супермаркета спрятаться мне негде. Да и работать в академическом издательстве, согласись, - отнюдь не то же самое, что вести образ жизни анахорета.

- Несмотря даже на то, что ты трудишься во вражеском стане, я рад, что в конечном итоге ты все же решила следовать по моим стопам, - произнес Шон. - Пусть ты и не унаследовала мой талант к сочинительству, для меня главное - что ты разделяешь мою любовь к его величеству Слову...

- Извини, Шон, я очень спешу, - нетерпеливо перебила его Кэссиди, зная, что отец способен разглагольствовать едва ли не часами, прежде чем перейти к делу. А в том, что звонил он по делу, никаких сомнений у неё не было.

- Неужто ты не выкроишь лишней минутки для родного отца? - с напускным огорчением спросил Шон. - Ты вся в свою мать пошла. Признайся, это не она тебя подбила...

- Мы уже неделю с ней не разговаривали, - отрезала Кэссиди, уже теряя терпение.

- Понятно - и это тем более убеждает меня в собственной правоте, усмехнулся Шон. - Она ведь звонила, чтобы предупредить тебя насчет Ричарда Тьернана, верно? Мне бы её не знать. Никогда не забуду тот ад, в который она превратила нашу жизнь. Да, наверняка твоя мамочка наплела тебе кучу небылиц про Тьернана. Неужели ты до сих пор веришь её россказням? Что она тебе наговорила? Что он псих и маньяк, что ему не место среди людей? Или он - из тех обаятельных, но жестоких личностей, которые находятся целиком во власти собственных пороков?

- Господи, да с какой стати? - возмутилась Кэссиди. - Похоже, Шон, ты уже вовсю работаешь над новым романом. Между прочим, - мстительно добавила она, - мамочка звонила лишь для того, чтобы поздравить меня с днем рождения.

В трубке воцарилось могильная тишина. Затем послышался сокрушенный голос Шона:

- Никогда не мог выучить все эти даты, черт побери.

- Я знаю, Шон, - тон Кэссиди смягчился. Все-таки ему опять удалось пробить её защитную броню. И почему она вечно прощает его вместо того, чтобы хоть разок проучить? - А почему ты считаешь, что мама могла звонить мне по поводу Ричарда Тьернана?

- Понятия не имею, - ответил Шон. И тут же голос его потеплел. - Кэсс, солнышко, я очень хочу тебя видеть.

- Зачем?

- Зачем? - эхом откликнулся он. - Я ведь с прошлого лета тебя не видел - с тех пор, как ты в Хэмптонз приезжала. Я по тебе соскучился. Годы идут, а я ведь не вечен...

- Оставь это, Шон, - досадливо поморщилась Кэссиди. - Мы виделись на Рождество, и ты это прекрасно помнишь. Да и на немощного старца ты отнюдь не похож, так что смени пластинку. Говори прямо - что тебе от меня нужно?

- Я хочу, чтобы ты ко мне приехала, - сказал он, мгновенно меняя интонацию. - Пообщаемся немного, да и в твоих профессиональных навыках я очень нуждаюсь...

Кэссиди расхохоталась.

- Помнится, ты сам сказал мне, что всех литературных редакторов нужно выстроить перед стенкой и расстрелять.

- Ты ведь не простой редактор, Кэсс, и ты это отлично понимаешь. Позволила бы мне хоть словечко замолвить, и не пришлось бы тебе торчать в такой дыре...

- Я очень люблю Балтимор, Шон, и мне здесь очень хорошо.

- Приезжай ко мне, заинька. - В голосе её отца зазвучали льстивые нотки. - Тебе ведь отдохнуть надо. Да и в отпуске, наверное, давно не была. Мабри тоже без конца о тебе спрашивает. Она так за меня переживает, глупышка.

Кэссиди навострила уши - неясная тревога, мучившая её с первой же минуты их разговора, вдруг вгрызлась в её нутро острыми зубами.

- А почему она переживает?

- Да простуда никак не проходит, - небрежно ответил Шон. - Я все твержу ей, чтобы не говорила глупостей, но Мабри не унимается. Это она настояла, что я должен тебе позвонить.

Что ж, этому Кэссиди уже готова была охотно поверить - Шон никогда не звонил кому-либо по собственной инициативе.

- Признайся, - спросила она. - Зачем я тебе на самом деле понадобилась?

- Ну ты у меня просто Фома неверующий, - рассмеялся её отец. Приезжай... пока не поздно.

И в трубке послышались короткие гудки. Кэссиди хмуро уставилась на нее, моргая ресницами. Затем со словами: "Лишь бы выпендриться, заразе!" повесила трубку.

Нет, больше на его штучки она не поддастся. Прежде Шон - умелый манипулятор - всегда добивался от неё того, чего хотел. Кэссиди не спроста так старательно отгородилась от него - духовно и физически. Шон был ненасытен - он поглощал с потрохами любую личность, имевшую неосторожность сколько-нибудь сблизиться с ним; во всяком случае - личность, воля которой уступала его собственной. Кэссиди с превеликим трудом удалось завоевать свою независимость, которую она теперь старалась блюсти как зеницу ока.

История о том, что Шон заболел была, разумеется, очередным вымыслом. Никогда ещё в своей жизни Шон О'Рурк не проболел и дня - микробы, видимо, опасались с ним связываться. Этот приземистый, вспыльчивый и здоровый как бык мужчина буквально продирался по жизни, оставив за плечами пятерых жен, троих детей и бессчетное количество бестселлеров, с поразительной, неуемной и воистину юношеской страстью к авантюрам. Ребенком Кэссиди боялась отца до паники - теперь же научилась, сохраняя спокойствие, держаться настороже.

И вот теперь она ему понадобилась. Устоять перед этой мыслью было трудно, несмотря даже на эмоциональные опасности, которые таила для неё предстоящая встреча. По-видимому, дело касалось писательских дел Шона ничто другое его в жизни не трогало.

Кэссиди уже мысленно составила для себя план действий. Визита в отцовскую квартиру на Парк-авеню, которую он занимал вдвоем с Мабри, она ничуть не опасалась - ездить на себе отцу она уже не позволяла, а на Ричарда Тьернана ей было, по большому счету, наплевать. Даже, если этот злодей и вращался на орбите Шона, Кэссиди сомневалась, чтобы ему было до неё хоть какое-то дело.

Она была не из той породы, которая вдохновляет убийц на преступление.

Черт побери, она уже совсем опоздала в ресторан... В Балтиморе стоял довольно теплый март, и Кэссиди уже предвкушала наступление весны; поездка в Нью-Йорк совершенно не входила в её планы. Впрочем, тут уж ничего не попишешь. С детства беззаветно обожавшая своего невозможного отца, Кэссиди не могла ему отказать. Да, она возьмет несколько дней отпуска и слетает к Шону в Нью-Йорк, чтобы лишний раз убедиться, что старый лис жив и здоров. Выведает, что ему на сей раз понадобилось, скажет "нет", прошвырнется по магазинам и возвратится в Балтимор.

Все, казалось бы, просто. Проще пареной репы. Но почему тогда её грызет это мрачное предчувствие?

Может быть, лучше выкинуть из головы просьбу отца, махнуть куда-нибудь на Карибское море и недельку понежиться на солнышке, разгоняя накопившиеся за зиму тоску и усталость?

Нет, Карибы подождут - во-первых, Кэссиди не хотела потакать депрессии, всякий раз охватывавшей её в это время года, а во-вторых, прекрасно понимала, что лишь безнадежно испортит себе отпуск, всю неделю тревожась за отца.

Да, похоже, выхода нет - придется лететь в Нью-Йорк. Кэссиди лишь уповала на Господа, что отец не вовлечет её в очередную сумасбродную затею.

Маньяки-убийцы и психопаты никогда её не привлекали. В отличие от отца, Кэссиди предпочитала сталкиваться с мрачной изнанкой жизни лишь на книжных страницах. Поэтому она всерьез надеялась, что и знакомство с Ричардом Тьернаном ограничится для неё лишь чтением соответствующего романа.

* * *

- Отстань, Мабри, - недовольно отмахнулся от своей пятой жены Шон О'Рурк, урожденный Джон Роурки. - Знаешь ведь: я терпеть не могу, когда надо мной причитают.

- Я ничуть не причитаю, - проворковала Мабри, привычным движением сбрасывая с худенького плечика шелковистую прядь белокурых волос. - Я просто говорю, что, если твое состояние не улучшится, то я бы на твоем месте либо сходила к врачу, либо перестала рычать на меня без всякого повода.

- Черт возьми, я вовсе на тебя не рычу, - свирепо прорычал Шон. - Я только спросил, когда должна приехать эта чертова Кэссиди, черт бы её побрал!

- Ты сегодня спрашиваешь об этом уже в третий раз, - с убийственным спокойствием заметила Мабри. - И в третий раз отвечаю: не знаю. Я, кстати, вообще не уверена, приедет ли она. Я сама позвонила ей и внесла свою лепту в уговоры, однако Кэссиди - штучка себе на уме, сам знаешь.

- Чтоб её приподняло и хлопнуло! - смачно процедил Шон. - Ты сказала, что я болен?

- Я сказала именно то, что ты мне повелел. Что ты простудился, однако выздоровление по непонятным причинам затягивается, и что ей лучше бы приехать навестить тебя.

- А она - что?

- Нечто невразумительное. Ты должен сам это понимать, Шон - нельзя требовать от людей, даже самых близких, того, чего ты в свое время сам им не дал.

- Кэссиди меня не предаст, - убежденно сказал он. - Она верная, надежная и совершенно не злопамятная.

- Ты пользуешься тем, что все тебя прощают, - промолвила Мабри. - Но в один прекрасный день людям это надоест.

- Господи, Мабри, давай обойдемся без твоих нотаций, - поморщился Шон. - Я знаю свою дочь лучше, чем ты. Она приедет. Меня интересует только когда?

Допив свой чай с женьшенем, Мабри отставила чашку.

- Боюсь, дорогой, что тебе впервые в жизни понадобится запастись терпением, - ядовито произнесла она.

Шон метнул на неё испепеляющий взгляд, но Мабри сделала вид, что не заметила его, и взялась за газету; её прелестное лицо казалось совершенно безмятежным.

- Если ты меня не поддержишь, мне придется поискать поддержку в другом месте, - капризным голосом сказал Шон О'Рурк.

Ответ Мабри остановил его уже в дверях.

- На твоем месте я была бы чуть поосторожней со своим новым любимцем, - нежнейшим тоном молвила она. - Он может оказаться не столь благовоспитанным, как ты думаешь.

Шон хрипло рассмеялся.

- Именно это меня и вдохновляет, Мабри. За тиграми куда интереснее наблюдать, чем за домашними кошками.

- Смотри, как бы ты не зашел слишком далеко.

- Непременно, - ухмыльнулся Шон.

* * *

Лежа на кровати, он с головой погрузился в свои мысли. Еще в тюремной камере он приучился таким образом ускользать от действительности; при этом лишь бренная оболочка его тела покоилась на тонком матрасе, тогда как душа плавно парила в облаках. Под бетонными тюремными стенами эхом прокатывались неясные звуки - голоса, лязг металлических дверей, звяканье ключей и монет - но ничто это не тревожило его свободного парения в воздуха.

Он настолько приучил себя отключаться от бытия, что мог сделать это буквально в любую минуту - это получалось у него чисто инстинктивно, бессознательно. Разумеется, воссоздать тем самым себе алиби он не мог, да и не стремился - убеждать суд присяжных в своей невиновности в его планы не входило. Его интересовало лишь одно: как бы побыстрее со всем этим покончить.

Был даже миг, когда он всерьез подумывал о том, чтобы признаться, но лишь остатки инстинкта самосохранения, теплившегося в самом дальнем уголке мозга, удержали его от этого пагубного шага. Признание безвозвратно отрезало пути назад. Лишь храня молчание или напрочь все отрицая, он мог надеяться посеять в умах присяжных хоть крупицу сомнения.

Он вспоминал о том, как впервые очутился в том темном и пустом доме. Как - чисто машинально - опустился на колени возле своей умирающей жены, обагрив её кровью свои руки и одежду. И в этой позе, коленопреклоненного, его и застигла полиция. Он был настолько опустошен, что не мог ответить даже на простейший вопрос. И слава Богу!

Так лучше всего. Парить в вольном и свободном вакууме, где нет ничего - ни солнца, ни ветра, ни зноя. Ничего - кроме бескрайней пустоты.

Он лишь моргнул, едва заметно, и яркая голубизна зимнего неба вывела его из оцепенения. Кровать под ним была совсем не жесткая, а матрас - не тонкий. Лежать на ней было куда приятнее, чем на узкой тюремной койке, и он понимал, что должен быть благодарен за это. Однако благодарность требовала душевных сил, а их-то у него сейчас не оставалось.

Он слышал голоса Шона и его жены - они о чем-то спорили. Почему-то их голоса легче проникали сквозь его защитную оболочку, чем даже окрики надзирателей в тюрьме. Он сожалел, что находится здесь, в их доме. Он предпочел бы быть сейчас там, где его никто не потревожит - в безбрежном свободном вакууме. Однако пока он был ещё к этому не готов. Он не все ещё здесь закончил.

Он привстал на кровати, даже не пытаясь как следует разглядеть окружающую обстановку. Вызывающая роскошь манхэттенских апартаментов Шона О'Рурка, обставленных в южном стиле, значила для него ничуть не больше, чем спартанское убранство крохотной камеры, которую они делили с другим заключенным, также осужденным за убийство. Одно сейчас имело для него значение: выжить следующий час, следующие несколько недель. И сделать то, что он себе наметил. Любой ценой.

- А, я вижу - вы проснулись, - прогудел Шон О'Рурк. Стоя в проеме дверей спальни, выпятив вперед квадратный подбородок, он напоминал бойцового петуха - коренастого, кривоногого и драчливого. Тьернан не питал на его счет ни малейших иллюзий, прекрасно понимая, зачем понадобился писателю. Чего тот собирается с его помощью добиться.

- Да, я проснулся, - сказал Ричард Тьернан. - Где ваша дочь?

* * *

Кэссиди всю жизнь безумно боялась самолетов, хотя сама себе в том и не признавалась. Вот почему три дня спустя, выяснив, что железнодорожное сообщение Балтимора с Нью-Йорком по-прежнему существует, она даже не скрывала облегчения. Слава Богу - ей не придется добираться до аэропорта, торчать там в ожидании посадки, а потом дрожать от страха в адской машине, которая за нелепо короткое время должна доставить её в Нью-Йорк.

Правда, у наземного способа передвижения тоже имелся недостаток - он оставлял слишком много времени на размышления, и Кэссиди совершила ошибку, прихватив с собой перед самой посадкой свежий выпуск журнала "Пипл". До этого, собрав всю волю в кулак, она заставила себя не читать никакие сообщения про связь своего отца с осужденным убийцей, однако сидя в купе поезда, не смогла удержаться от соблазна. Тем более, что на обложке журнала красовалась свирепая физиономия Шона. ""ОН НЕВИНОВЕН, УТВЕРЖДАЕТ ШОН О'РУРК", - гласила подпись под фотографией. - "ОДНАКО ЗА НЕГО ГОВОРЯТ ДЕНЬГИ". В углу же снимка, над плечом её отца, поместили черно-белую фотографию счастливой семьи - очаровательной мамы-блондинки, двоих прелестных детишек и высокого темноволосого мужчины, стоявшего за ними, положив одну руку на плечо женщины.

Охваченная внезапным страхом, Кэссиди выронила журнал на пол, однако сидевший слева от неё мужчина быстро нагнулся и подобрал его.

- Не возражаете? - спросил он и тут же, не дав ей возможности ответить, уставился на обложку. - Омерзительно, да? - сказал он, качая головой и дыша на Кэссиди перегаром дорогого виски. - Как можно выпускать такое чудовище на свободу? Вот увидите - он снова убьет, и тогда этот болван О'Рурк напишет об этом новый роман. Меня просто тошнит от них.

Кэссиди с трудом сдержалась - не каждый день Шона в её присутствии обзывали болваном. Впрочем, затевать спор на эту тему она не стала, обронив лишь вскользь:

- Кто знает, может Тьернан и не виноват.

- Ха, вы разве не слышали его объяснение? Он заявил, что, вернувшись домой, напоролся на трупы жены и детей и испытал такое потрясение, что у него напрочь память отшибло. Тела детей так и не нашли, однако орудие убийства сплошь заляпано отпечатками его пальцев. И он был весь в крови жены выпачкан. Подонок даже тени раскаяния не выказал.

Кэссиди метнула взгляд на обложку. Да, на фотографии они казались такими счастливыми и радостными. Чудесная семья - которой уже нет. Кэссиди откинулась на спинку сиденья и, отвернувшись к окну, зажмурилась. Господи, хоть бы отец не завел с ней речь об этом Тьернане! При одной мысли о негодяе, хладнокровно уничтожившем собственную семью, ей стало дурно. Хотя особыми иллюзиями по поводу священных уз, связывающих отцов и детей, она себя не тешила. Жизнь рядом с Шоном давно раскрыла ей глаза. Если хочет, пусть сам вываливается в грязи, она же не позволит вовлечь себя в эту пакость.

Поезд уже приближался к Пенсильванскому вокзалу, когда пошел легкий снег. Кэссиди хотела было позвонить Мабри и предупредить о своем приезде, но затем раздумала. Шон кичился своим хваленым ирландским гостеприимством, и никогда не отказывал в приюте заезжим друзьям и родственникам. Кэссиди знала, что в огромной отцовской квартире на Парк-авеню комната для неё всегда найдется, поэтому нисколько не опасалась нагрянуть без предупреждения; напротив, ей даже хотелось застать Шона врасплох, не дать ему времени подготовиться. Она прекрасно понимала, что и на этот раз отцу от неё что-то понадобилась, но только сомневалась, что дело и правда касается её профессиональных навыков. Шон всегда считал, что она напрочь лишена воображения и при каждом случае обзывал "моей маленькой мещанкой". Нет, если отцу от неё что-то и нужно, то только не редакторской помощи.

И это "что-то" должно быть для него достаточно важным, чтобы прикинуться больным и вовлечь в свою игру Мабри. Что ж, Кэссиди готова была сыграть с ним - хотя бы только ради того, чтобы удовлетворить собственное любопытство. День-два, не больше.

И, надо же было случиться, но когда Кэссиди уже подходила к подъезду отцовского дома со стороны Семьдесят второй улицы, Шон с Мабри как раз выходили на улицу.

- Кэсс, зайка моя! - радостно прогудел Шон, обнимая её. Кэссиди послушно замерла в его медвежьих объятиях; всякий раз бурная радость отца при их встречах почему-то не только трогала, но и раздражала её. Тем временем Шон отступил на полшага и нахмурился. - Так, дай-ка мне на тебя полюбоваться. Ну вот, опять поправилась! Неужели не знаешь, что худеть и богатеть женщинам можно до бесконечности? Послушай, Мабри, поговори с ней, пока она совсем в пышку не превратилась.

Кэссиди закипела.

- Увы, Шон, но вы с мамой наградили меня слишком крупной костью. Боюсь, что крутизну моих бедер можно исправить разве что с помощью электропилы.

Холодные голубые глаза Мабри уставились на неё поверх головы Шона.

- Твой папаша - полный болван, Кэссиди, - с улыбкой сказала она. - Ты, как всегда, совершенно восхитительны.

- Вы - второй человек за сегодняшний день, кто мне это говорит, сказала Кэссиди, высвободившись из отцовских объятий и обнимая мачеху.

- Что ты - восхитительна? - ухмыльнулся Шон, не желая оставаться в стороне.

- Нет, - покачала головой Кэссиди. - Что ты - болван.

Мабри звонко рассмеялась.

- Не удивлюсь, если сегодня ты слышишь это не в последний раз, сказала она. - На сколько ты к нам приехала, милая? Шон, мы должны вернуться и помочь ей устроиться.

- Ни за что! - огрызнулся Шон. - Ты целый месяц пилила меня и заставляла записаться к врачу, а теперь, когда он меня ждет, я уже опаздывать не собираюсь. Кэссиди прекрасно устроится и без нас. Расположись в своей старой спальне, Кэсси, и будь как дома. Во сколько вернемся - пока не знаю.

- Но... - начала было Мабри, в глазах которой мелькнуло беспокойство.

Однако Шон, которого, как обычно, чужое мнение не интересовало, оборвал её.

- Хватит суетиться, - резко сказал он. - Я просто не узнаю тебя, Мабри - ты над ней трясешься, как наседка над цыплятами. Кэсси приехала не на один день, так что у нас будет достаточно времени на общение.

Кэссиди вспыхнула. - Вообще-то я...

Но Шон уже поволок Мабри в сторону Парк-авеню, нетерпеливо размахивая руками.

- Позже поговорим, - крикнул он через плечо, а в следующую минуту пара скрылась за углом.

- Он ни капли не изменился - верно, мисс? - послышался знакомый голос.

Кэссиди обернулась и, узнав консьержа, улыбнулась.

- Да, Билл, ни на йоту. Как у него дела, не знаете? Мабри сказала, что он болен.

- Я этого не заметил, - пожал плечами Билл. - Характер у него по-прежнему несносный. Я очень рад, что вы вернулись, мисс. Может, вам хоть удастся его вразумить.

- Господи, и почему все считают, что мне по плечу невозможное? - криво усмехнулась Кэссиди. - Шону слово "осторожность" вообще незнакомо.

- Это верно, - со вздохом подтвердил Билл, сопровождая её к лифту. Только бы вы сами это не забывали. Давайте помогу вам чемодан нести.

- Чтобы отец от меня отрекся? - промолвила Кэссиди. - Мы ведь с ним убежденные демократы, Билл. Никому не дозволено нас обслуживать - разве что официантам.

Билл сокрушенно покачал головой. - Вы уж будьте поосторожнее, мисс. Если вдруг понадобится моя помощь, вы всегда меня здесь найдете.

Кэссиди недоуменно спросила:

- С какой стати...?

Но дверцы лифта уже сомкнулись, а кабина плавно устремилась на двенадцатый этаж.

Лифты Кэссиди любила не больше, чем самолеты, однако ей вовсе не улыбалось восходить на двенадцатый этаж пешком, а Шон всегда настаивал на том, чтобы обитать под самой крышей. В этих апартаментах они с Мабри прожили уже десять лет и, как ни странно, Кэссиди и впрямь чувствовала себя здесь как дома. Ее так и подмывало побыстрее скинуть туфли, чтобы расхаживать по квартире босиком, утопая по щиколотку в коврах. Первым делом , воспользовавшись отсутствием отца, она задвинет подальше "Перье" или какую-либо иную минералку - основную пищу Мабри - и проглотит что-нибудь калорийное.

Поставив чемодан на пол прихожей, она избавилась от туфлей и глубоко вздохнула, переводя дыхание. Затем осмотрелась по сторонам, но повсюду увидела лишь собственное отражение - Мабри, бывшая модель, покрыла зеркалами все стены прихожей. Кэссиди показала себе язык.

Шон пользовался любым поводом, чтобы упрекнуть дочь в неповоротливости и недостатке изящества. Его не радовало, насколько при росте в пять футов и девять дюймов она над ним едва ли не с самого детства возвышалась. Раздражала Шона и пышная, напоминавшая песочные часы, фигура дочери, которую ничто не могло исправить - ни голодание, ни диеты, ни изнурительная гимнастика. Не нравилось Шону и все остальное - светящиеся умом глаза Кэссиди, рыжие волосы и даже выбранная профессия. Одним словом, не было у его дочери ни единой черты, которую бы он одобрял.

И при этом, как ни странно, Шон её любил - в этом Кэссиди нисколько не сомневалась. И это была, пожалуй, единственная причина, заставлявшая её мириться с отцовским характером и сносить его выходки.

Перекинув пальто через спинку стула и взмахнув головой, отчего её буйные рыжие кудряшки рассыпались по плечам, Кэссиди принялась расстегивать шелковую блузку. Она знала, что по меньшей мере час её никто не потревожит, и собиралась насладиться каждой минутой блаженного одиночества.

Выбор продуктов в холодильнике был на удивление богат. С "Перье" Мабри переключилась на "Клиали Канадиен". Кэссиди сграбастала бутылку персиковой шипучки и жареную цыплячью ногу, которую тут же принялась с аппетитом уплетать. Несмотря на то, что с утра у неё маковой росинки во рту не было, ни что на свете не заставило бы её утолить свой голод на вокзале.

Она ни слышала ни звука. Напротив, в квартире стояла настолько гнетущая тишина, что, развернувшись вдруг на сто восемьдесят градусов, Кэссиди даже не удосужилась вынуть цыплячью ножу, которая так и торчала у неё изо рта. И - застыла на месте.

Он заполнял собой весь дверной проем, однако при проникавшем снаружи сумрачном свете лица его видно не было. Впрочем, вглядываться в него Кэссиди было ни к чему. Лишь один мужчина мог стоять и разглядывать её с таким противоестественным молчанием. Ричард Тьернан.

А отец, несмотря на это, отправил её одну в квартиру - как жертвенного агнца.

Глава 2

Незнакомец шагнул вперед в сумрак кухни, и Кэссиди лишь тогда догадалась вынуть изо рта куриную ножку. Нервно попятившись, она прикоснулась дрожащей рукой к горлу и вдруг с ужасом вспомнила, что стоит в расстегнутой блузке.

- Я не хотел напугать вас, - промолвил мужчина. Голос у него был густой и спокойный, однако в нем едва различимо звучала скрытая угроза.

Кэссиди отступила ещё на шаг, чисто машинально стараясь увеличить расстояние между ними, а заодно пытаясь вытереть сальные губы.

- Я вовсе не испугалась, - пролепетала она.

По лицу незнакомца скользнуло подобие улыбки. Похоже, он был не из тех людей, кого легко рассмешить.

- Не бойтесь, я вас не трону, - сказал он, приближаясь к ней. Теперь, когда из разделяло не более двух шагов, даже сумрачный свет не мешал Кэссиди рассмотреть его. Однако увиденное не пришлось ей по душе.

Незнакомец был дьявольски привлекателен. Не красив, нет - лицо его было слишком уж суровым, нос - немного великоват, а взгляд - чересчур мрачен. Однако сила его внутреннего обаяния была столь велика, что легко пробивалась сквозь грубоватый облик, невольно пленяя Кэссиди, несмотря на все её сопротивление.

Кэссиди считала себя довольно высокой, но рядом с этим мужчиной казалась маленькой. Он был худощав, жилист и строен, однако лицо выглядело неестественно бледным - тюремная бледность, невольно подумала Кэссиди, - а темные волосы были подстрижены совсем коротко. Темными были и глаза дразнящие и загадочные, а на щеках темнела двухдневная щетина. Впрочем, от этого незнакомец лишь выигрывал; он относился к тому избранному меньшинству, которым легкая небритость была лишь к лицу.

Скользнув взглядом ниже, Кэссиди рассмотрела измятую рубашку, джинсы и носки - обуви на незнакомце не было. И вообще - в огромной квартире её отца он почему-то смотрелся как дома.

Наткнувшись спиной на кухонный стол, Кэссиди перестала отступать. Она мучительно раздумывала, застегнуть ли блузку или лучше не привлекать его внимания.

- Я вовсе не боюсь, - промолвила она с напускным спокойствием. - Меня зовут Кэссиди Роурки. Я дочь Шона.

- Его фамилия О'Рурк.

Она пожала плечами. - Он сам себя так назвал. Настоящее его имя

Джон Роурки, однако он изменил его, чтобы быть поближе к своим ирландским корням. По его словам, именно такую фамилию носили его предки.

- Это и в самом деле так?

- По-моему, нет. Однако Шона это ни капли не волнует - он всегда идет к поставленной цели напролом. А вы - Ричард Тьернан?

Хотя мужчина и перестал надвигаться на Кэссиди, остановившись в нескольких шагах от нее, было даже в самой его неподвижности нечто устрашающее.

- Виновен, - кивнул он.

При всем желании трудно было придумать более убийственный ответ. Кэссиди вдруг обуял безотчетный ужас. Охваченная паникой, она огляделась по сторонам, думая, не удариться ли в бегство, но Тьернан загораживал дверь. Тогда она решила сменить тактику.

- Неужели? - спросила она с натянутой улыбкой, лихорадочно застегивая пуговицы на блузке. (Тьернан, к её разочарованию, даже не посмотрел на нее). - А мне казалось, что вы, напротив, настаивали на собственной невиновности.

И вновь лишь тень улыбки скользнула по его губам.

- Это просто образный оборот, - произнес он. - Но я не знал, что вы знакомы с моим делом.

Кэссиди вновь пожала плечами, пытаясь придать себе безразличный вид.

- Вообще-то, в отличие от всех остальных, я мало что о вас знаю, призналась она. - Я не люблю детективы, да и к поклонницам Стивена Кинга никогда себя не причисляла.

- Если вас пугает Стивен Кинг, то я бы посоветовал вам почаще смотреть, что делается вокруг нас, - произнес он. - На окружающую реальность.

- Мне проще от неё уходить, - сказала Кэссиди. - Во всяком случае - от той реальности, которую создает Шон. Жизнь не должна быть настолько отвратительной.

- Но ведь порой случается так, что сбежать-то и некуда.

С каждой минутой их беседа приобретала все более странный оттенок двое совершенно незнакомых людей, стоя в кухне, разговаривали о смерти и убийстве.

- Меня совершенно не интересует, умертвили вы своих жену и детей, или нет, - сказала вдруг Кэссиди и тут же сама ужаснулась собственным словам. Я не хочу про это слышать.

- Не беспокойтесь, я вовсе не собираюсь изливать вам душу, - холодно произнес Тьернан. - Вы правы - вас это совершенно не касается. Если, конечно, меня вдруг не обуяет жажда повторить свое чудовищное злодеяние. Как-никак, кроме нас с вами в квартире никого нет, а ваш отец вернется нескоро.

Кэссиди похолодела.

- Вы мне угрожаете? - спросила она, сглотнув комок в горле.

- Я просто советую вам не быть такой доверчивой.

- Я вам не совершенно не доверяю, мистер Тьернан, - холодно промолвила Кэссиди. - Я не такая дура. Однако мне не кажется, что вы способны меня застрелить. Если даже пребывание в обществе Шона не всколыхнуло в вас убийственных инстинктов, то я надеюсь, что мне ничто не грозит.

- Может, мне доставляет удовольствие убивать женщин, - усмехнулся Тьернан. - Кстати, говоря, орудием убийства был кухонный нож, а не пистолет.

Куриный жир - не лучшая пища для пустого желудка. Кэсс на мгновение представила себе, что будет, если её вдруг вырвет прямо здесь, в обществе по-своему элегантного Ричарда Тьернана. Скорее всего - ничего. Он походил на человека, которого не так-то легко пронять.

- Так вы это сделали? - не удержалась она.

Тьернан на мгновение ощерился.

- Спросите своего отца, - только и ответил он.

- Шон соврет - не дорого возьмет, - хмыкнула Кэссиди. Потянувшись к стене, она щелкнула выключателем, и в кухне вспыхнул яркий свет. Их с Тьернаном тени исчезли, но вот настроение её ничуть не прояснилось.

- Я это тоже заметил, - кивнул Тьернан. - А вы - тоже в него пошли?

- О, нет - я женщина правдолюбивая, - ответила Кэссиди. - Типичный продукт старомодного воспитания - я всегда говорю то, что думаю, и никогда не вру.

- Не уверен, что это очень здорово, - с задумчивым видом промолвил Тьернан. - Порой бывает полезнее соврать.

- Не сомневаюсь, - проронила Кэссиди. Она понимала, что голос её звучит суховато и напыщенно, как у старой девы - качество, в котором её то и дело обвинял Шон. Ничего, главное, что она не казалась испуганной. - А что вы здесь вообще делаете? - спросила она.

- Как, вы ещё не поняли? - приподнял брови Тьернан. - Я здесь живу.

Что ж, этого следовало ожидать. Вполне в характере Шона было приютить у себя осужденного убийцу, не удосужившись поставить в известность собственную дочь.

- И как долго вы намерены здесь пробыть?

Тьернан пожал плечами.

- Не знаю. Должно быть, до возвращения в тюрьму. Ваш отец хочет, чтобы я помог ему с новой книгой.

- В которой доказывается, что вы не виноваты?

Если губы его и растянулись в улыбке, то буквально на долю дюйма.

- Это было бы вполне логично, да?

- Вижу, вы не слишком верите, что вас оправдают, - промолвила Кэссиди. - А что, если ваша апелляция возымеет действие?

- Я не слишком на это рассчитываю. - Тьернан подошел к холодильнику. Отец знает, что вы приехали?

- Да, мы встретились на улице.

- И он не предупредил, что я здесь?

- Нет. - Как Кэсс ни старалась, ей не удалось сдержать горечь в голосе. А ведь ей ли было не знать Шона, который ради красного словца не пожалел бы и отца. Не говоря уж о дочери.

Закрыв холодильник, Тьернан облокотился на него и загадочно посмотрел на Кэссиди.

- Любопытно, - произнес он, - догадываетесь ли вы о настоящей причине своего приезда?

Что-то в его голосе заставило её поежиться.

- Странный вопрос, - сказала она, пожав плечами. - Я просто приехала навестить собственного отца.

- Просто вот взяли и приехали? - насмешливо спросил Тьернан.

- Нет. Мне позвонила Мабри и попросила приехать. По её словам, отец прихворнул, но этому я сразу не поверила. Шон за всю жизнь не проболел ни дня. А на что вы намекаете? Вам известна подлинная причина моего приглашения?

- Ни на что я не намекаю. - Тьернан повернулся и направился к двери. Когда вернется ваш папаша, спросите его сами.

- Уж в этом будьте уверены - мне есть, о чем порасспросить его.

Тьернан обернулся и взглянул на неё через плечо. Странно, но его полуулыбка показалась Кэссиди даже немного приятной.

- Представляю, - сказал он.

И вышел.

Оставшись в кухне одна, Кэссиди пришла в себя не сразу. Встреча с Ричардом Тьернаном поразила её до глубины души - ей никогда ещё не доводилось видеть такого странного мужчину. Впрочем, насколько могла судить Кэссиди, это была её первая встреча с настоящим убийцей.

Тьернан скрылся в направлении спальни Колина, её единокровного брата. Понятно - значит ему отвели эту комнату - в той части квартиры был ещё только кабинет самого Шона, куда её отец и на порог-то редко кого допускал.

Перед Кэссиди открывался богатый выбор. Проще всего ей было бы сейчас обуться, одеться, схватить чемодан и уйти. Шон вновь пытался манипулировать ею, а Кэссиди, уже давно привычная к отцовским штучкам, вовсе не была уверена, что сумеет устоять перед совместным натиском Шона и Ричарда Тьернана.

У неё не было ни малейшего сомнения, что именно присутствием в отцовской квартире Тьернана она и была обязана столь необычной форме приглашения. Да, эту схему сконструировал настоящий мастер своего дела, поэтому, если в её мозгу осталась хоть капля здравомыслия, она должна как можно скорее бежать отсюда.

Правда, в этом случае она так и не узнает истинной причины, побудившей Шона призвать её, а ахиллесовой пятой Кэссиди было непомерное любопытство. Она абсолютно не переносила неведения, хотя и отдавала себе отчет, насколько пагубна эта её черта.

К тому же ей вовсе не улыбалось проживать под одной крышей с человеком, хладнокровно зарезавшим жену и двоих детей. Не говоря уж о том, что жена была в это время беременна. При одной лишь этой мысли Кэссиди бросило в дрожь. Шон получал удовольствие, балансируя на краю смертельного безумства - Кэсс предпочитала вести спокойную и размеренную жизнь.

Что ж, она дождется возвращения Шона и Мабри от врача. Переночует, а утром под первым же благовидным предлогом улизнет. Пусть Шон сам разбирается в своих интригах. Если Ричарду Тьернану вновь взбредет в голову поиграть с кухонными ножами, она уже не сможет ему помешать.

А ведь Тьернан вовсе не похож на убийцу. На кровожадного мясника, совершившего самое чудовищное злодеяние из всех возможных.

Правда, и на обычного человека он было мало похож. Нет, скорее он походил на человека, привыкшего смотреть в лицо смерти и страху. Такой вполне мог заключить сделку с самим дьяволом, чтобы потом убедиться, что заплаченная цена слишком высока.

Кэссиди встряхнула головой, отгоняя мрачные мысли прочь. Так дело не пойдет. Будучи дочерью своего отца, вполне способной позволить воображению увлечь себя в неведомые дали, она должна держать ухо востро. Ричард Тьернан - очередное отцовское увлечение - не имеет к ней ни малейшего отношения.

Мабри недавно заново отремонтировала квартиру, но Кэсс не была уверена, что ей по душе новый облик её спальни. Мабри обставила спальню тяжеловатой мебелью в ранне-готическом стиле, а зеленые с золотом обои выглядели так, словно сошли со стен какого-нибудь венецианского палаццо. Даже бархатные шторы на высоком окне, выходящем на Парк-авеню, были темно-зелеными, отчего обстановка спальни казалась осязаемо тяжелой, гнетущей и мрачной. Кэссиди оглянулась - шестое чувство подсказало, что она уже не одна.

- Ну как, нравится?

- Что нравится, Шон? - По крайней мере, отец не испугал её, как незадолго до него Тьернан. Она обернулась и метнула на него испепеляющий взгляд. - Твой гость или кладбищенско-вампирский вкус Мабри?

- Да? - ухмыльнулся Шон, вваливаясь в спальню. - А мне казалось, что твоя комната скорее напоминает викторианский бордель. - О вкусах не спорят, сама знаешь. Пусть девочка развлекается.

- Хотела бы я знать, как она обставила комнату Ричарда Тьернана? язвительно произнесла Кэссиди. - Наверное, окна зарешечены, чтобы он чувствовал себя как дома?

Шон неодобрительно поцокал языком.

- Что-то ты становишься не по годам желчная, доченька. Неужто в тебе нет ни капли сострадания? Совсем его не жалко?

- Если мне кого и жалко, то скорее его жену, - сварливо ответила Кэссиди.

- Он - жертва судейского произвола... - возразил было Шон, но Кэссиди перебила его:

- По-моему, ты и сам в это не веришь.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что тебе по большому счету наплевать, виновен он или нет. Главное для тебя - состряпать очередной бестселлер.

Шон обезоруживающе улыбнулся - такой улыбкой ему удавалось растапливать и самые ледяные сердца. Впрочем Кэсс уже давно выработала в себе иммунитет к ней.

- Да, я раб своей музы, - вздохнул Шон. - Я служу только ей. Вот почему ты сейчас здесь.

- Но ведь я, Шон, вовсе не рабыня твоей музы.

- Кэсси, золотко, не смеши меня. Мне нужна твоя помощь, а не порицание.

- Одно другому не противоречит, - возразила Кэссиди.

- Ты умница, - расплылся Шон.

Кэсс присела на высоченную кровать.

- Ладно, Шон, выкладывай - что тебе от меня нужно? Только не вешай мне лапшу на уши насчет своих болячек - я все равно тебе не поверю.

Шон ухмыльнулся.

- Разумеется, крошка. Да, ты права - дело только в моей новой книге.

- Про Ричарда Тьернана?

- А про кого же еще? Правда. Абсолютная, чистая и беспощадная. Голая правда. Мне нужен классный редактор... Господи, вот уж не думал, что когда-нибудь в этом признаюсь. Видишь ли, все эти свидетели, допросы, показания - у меня все в мозгах перемешалось. Видела бы ты мой кабинет! Я хочу, чтобы ты все привела в порядок, систематизировала, по полочкам разложила - пока мы с Ричардом работаем.

- И ты веришь, что тебе удастся добиться его оправдания? Я не уверена, что даже великому и несравненному Шону О'Рурку такое по плечу.

- Да, ты умеешь ласковое словцо сказать, - вздохнул Шон. - Ладно, позволь уж мне позаботиться о Ричарде. Я прекрасно понимаю, что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Ты у нас всегда была робкой и запуганной малышкой.

Кэсс, крепко сбитая, при росте пять футов и девять дюймов, никогда не считала себя особенно робкой и запуганной, и уж тем более малышкой, однако спорить с отцом не стала. Шон всегда подстраивал других людей под себя. - Я ведь, между прочим, тоже работаю, Шон, - напомнила она.

- У тебя остался неиспользованный отпуск, - возразил Шон. - Я проверял. Неужто ты не в состоянии посвятить несколько недель родному отцу? Подумай, до чего будет здорово - мы с тобой трудимся бок о бок над моим... над лучшим романом, выходившим из-под моего пера за всю жизнь. Если ты не любишь меня, то подумай о профессиональной стороне дела.

- Я люблю тебя, Шон. Но мне просто не хочется в очередной раз становиться игрушкой в твоих руках.

- На этот раз ничего подобного не будет, обещаю тебе. Мы и в самом деле будем работать вместе. Вдвоем.

- Втроем, - поправила Кэссиди.

- Так ты согласна?

Не знай Кэссиди своего отца лучше, она подумала бы, что он едва ли не с трепетом ждет её ответа. Однако не тот был человек Шон О'Рурк, чтобы, прося о чем-то, сомневаться в ответе. Нет, он привык окружать себя женщинами, для которых его слово было законом и земное предназначение которых (как и всех прочих смертных) было одно: служить его гению. Причем то, что, бессовестно манипулируя людьми, Шон ухитрялся не терять их расположения, и вправду свидетельствовало о гениальности его натуры.

Все это Кэссиди прекрасно сознавала, и все же нутром ощущала, что на сей раз её помощь нужна ему по-настоящему.

- Согласна, - сказала она. - Я останусь с тобой на две недели.

- Но работа займет по меньшей мере два месяца...

- Две недели, - отрезала Кэссиди. - Потом я возвращаюсь в Балтимор.

- Там разберемся, - сухо произнес Шон, уже думая о своем. - Скажи Мабри, что остаешься с нами. Она заключила со мной пари, что ты уедешь в ту минуту, как увидишь Ричарда.

- Да, и это было бы правильно, - сказала Кэссиди, следуя за отцом в прихожую. - Или ты не считаешь, что должен был предупредить меня?

- Чепуха, - отмахнулся Шон. - С какой стати я должен был тебя предупреждать? Я поражен, что тебе вообще удалось узнать его. Обычно ты не опускаешься до смачных описаний бытовых убийств в желтой прессе.

- По дороге в Нью-Йорк мне попался журнал "Пипл".

- Дешевка, - презрительно фыркнул Шон.

- А чем будет отличаться от неё твой роман? - язвительно спросила Кэссиди.

- Но ведь я художник, зайка моя, - пожал плечами Шон. - Мабри, она остается! - торжествующе провозгласил он, входя в огромную гостиную.

Кэссиди с удовлетворением отметила, что хотя бы эта комната почти не изменилась со времени её последнего приезда. Те же белоснежные обои, та же мебель в южном стиле. Мабри лежала, вытянувшись во весь рост, на грубоватой с виду белой тахте, валяться на которой - Кэссиди это прекрасно помнила было одно удовольствие. Бесконечные ноги её мачехи были затянуты в белые же колготки, а шелковистые волосы изящно ниспадал на плечи, обрамляя правильное худощавое лицо, не раз украшавшее обложки всех лучших модных журналов. Кэссиди уже давно решила, что для Мабри время остановилось выглядела она лет на двадцать пять, хотя на самом деле, как подозревала Кэссиди, ей было около сорока.

Впрочем, она понимала, что правду не узнает никогда - возраст Мабри охранялся не хуже государственных тайн.

- Значит ему все-таки удалось тебя уговорить? - с улыбкой промолвила Мабри, когда Кэссиди, склонившись над ней, поцеловала её в нежную щеку.

- Да, я никогда не могла ему отказать, - ответила Кэссиди, с тревогой подмечая, что если кто и был на самом деле болен, так это Мабри. Вблизи под глазами виднелись темные круги, да и в самих чистых голубых глазах Мабри затаился неясный страх; в следующее мгновение Кэссиди заметила, что и руки её мачехи слегка подрагивают. Черт бы побрал Шона с этим Ричардом Тьернаном - как они могли втянуть их в такую передрягу?

- В том-то и беда твоего отца, - сказала Мабри с обезоруживающей непосредственностью. - Никто не в состоянии ему отказать. Вот почему он не суждено повзрослеть - он всегда будет вести себя как капризный ребенок.

- Чушь собачья! - хмыкнул Шон, подходя к бару. - Что тебе налить, Кэсси? Только не проси белого вина - я имею в виду какой-нибудь настоящий напиток. - Еще слишком рано...

- Солнце уже стоит над нок-реей, - отмахнулся он, доверху наполняя себе стакан чистейшим ирландским виски.

- Нет, я не буду пить, - решительно отказалась Кэсс, присаживаясь возле Мабри. - Так что было у врача?

- Мне он ничего не сказал, - пожала плечами Мабри.

- А нечего говорить, крошка, - отмахнулся Шон. - Он сказал, что я силен как бык и, продолжая в том же духе, проживу ещё шестьдесят четыре года.

- Не болтай! - строго одернула его Кэсс.

Шон чарующе улыбнулся.

- Умеренность в питье, - провозгласил он, приподнимая стакан, - добрая пища, секс, - он игриво подмигнул элегантной Мабри, - ну и, разумеется, работа. Вот гарантия вечной жизни.

- А как насчет семьи? - не удержалась Кэсс. - Детей?

- Ну да, тоже верно, - согласился Шон после некоторого раздумья. - Тем более, что все это у меня есть. Старшая дочь здесь, рядом со мной. Жаль только, Колин с Франческой далеко. Особенно - Франческа. Твоя младшая сестричка, Кэсси - просто прелесть. До чего обидно, что вредоносная мамаша держит её на другом краю света.

- Альба живет в Италии, - напомнила Кэссиди. - Сам виноват - нечего было жениться на графине.

- Нет, я виноват в том, что развелся с ней, - вздохнул Шон, на мгновение забывшись. В следующий миг он метнул рысий взгляд на Мабри, но та сделала вид, что ничего не заметила. - Впрочем, я и сейчас счастлив, поправился он. - Чудесное общество, увлекательная работа, прекрасная пища, общение с людьми... Чего ещё желать? - Он подлил себе ещё виски. - Кстати, об общении - я, пожалуй, оставлю вас посплетничать вдвоем. Я ведь знаю вам не терпится мне косточки перемыть.

- Ты не поверишь, Шон, но у нас с твоей дочерью есть и другие темы для разговора, - промолвила Мабри, однако супруг, как всегда, пропустил её слова мимо ушей - он уже, на ходу посвистывая, удалился в холл.

- Рада тебя видеть, Мабри, - сказала Кэссиди.

Мабри ответила не сразу - некоторое время она молча смотрела на Кэссиди пытливым взглядом. Наконец спросила:

- Ты и правда сама согласилась, Кэсси? Я не хочу, чтобы он на тебя давил.

- К сожалению, Шон иначе не умеет, Мабри, - улыбнулась Кэссиди. Ничего, не волнуйся за меня - я ведь в любой момент могу все бросить и уехать. Сбежать посреди ночи. Кстати, чем ты руководствовалась, переделывая мою спальню?

- У меня была депрессия, - сухо ответила Мабри.

- Почему? Ты ведь всегда такая спокойная и выдержанная.

- Бренность бытия, - вздохнула Мабри. - Вот что заставляет меня грустить. Никуда от этого не уйти. Я старею, Шон стареет, все кругом умирают.

- Зря вы впустили к себе Тьернана, - вздохнула Кэссиди. - Одно его присутствие кого угодно в гроб вгонит. От него... могилой веет.

- Вот уж не ожидала, что ты такая впечатлительная.

Кэссиди показалось, что в голосе её мачехи прозвучал скрытый упрек. Она поспешила перевести свои слова в шутку:

- По меньшей мере, я бы не выдвигала его кандидатуру на звание лучшего женатого мужчины года.

- Не стоит делать поспешных выводов, - промолвила Мабри. - Тем более, что я впала в депрессию ещё до того, как твой отец обзавелся новой игрушкой. - Она кинула взгляд на зеркальную стену. - Я всерьез подумываю о пластической операции. - И погладила безукоризненно гладкую шею.

- Каков бы ни был результат, он будет лучше моей спальни, - съязвила Кэссиди.

Мабри натянуто улыбнулась.

- Не бойся Ричарда, Кэсси, - сказала она. - Порой он и правда выглядит устрашающе, но я уверена, что он тебя не тронет. Характер у него такой, что он и мухи не обидит.

- Значит ты не веришь, что он и в самом деле расправился с женой и детьми? - спросила Кэссиди. - А ведь, по слухам, он целую кучу женщин прикончил. Или ты думаешь, что на него возводят напраслину?

- Я этого не говорила, - уклончиво ответила Мабри.

По спине Кэссиди пробежал холодок; она уже пожалела, что отказалась выпить с отцом. - Значит ты считаешь, что он... убийца? - дрогнувшим голосом спросила она.

- Этого я тоже не говорила, - покачала головой Мабри. - Тем более, что я этого не знаю. Нет, просто мне кажется, что больше он никому зла не причинит. Если же он и пошел на преступление, то у него были на то веские причины.

Глаза Кэссиди полезли на лоб.

- Ты спятила, - убежденно сказала она. - Какие причины могут побудить человека уничтожить собственную семью? - Голос её зазвенел от неподдельного ужаса.

Мабри повела изящными плечами.

- Точного ответа дать не могу, а гадать не собираюсь. Но в одном я уверена: сейчас от этого человека не исходит ни какая опасность. Разве что по отношению к самому себе.

В мозгу Кэссиди невольно всплыл образ высокого и худощавого, неестественно бледного мужчины с бездонными темными глазами. Чем-то даже завораживающими. Нет, "опасность" было именно то слово, с которым у неё ассоциировался Ричард Тьернан.

С другой стороны, Кэссиди давно убедилась, что Мабри редко - или почти никогда - ошибается в людях. Неведомое чутье подсказывало ей, кому можно доверять, а кого лучше сторониться. Коль скоро Мабри доверяла Тьернану, возможно, его и правда не следовало опасаться. Если только забыть его глаза. Или - природное изящество и грациозность движений. Или губы...

Господи, да что на неё нашло!

- Ну хорошо, - сказала она. - Поверю тебе на слово, что он не собирается влезть в мою спальню и перерезать мне горло. Но почему вы с Шоном так стремились затащить меня сюда? К чему эти дурацкие выдумки насчет болезни Шона? Это ведь ты заболела, да? Что с тобой?

- Не говори глупости, - нахмурилась Мабри. - Я чувствую себя прекрасно.

- Но и Шон выглядит свеженьким как огурчик.

- Да, - промолвила Мабри, однако что-то в её голосе заставило Кэссиди насторожиться.

- Это ведь так, да? - настаивала Кэссиди. - Ведь Шон совершенно здоров.

- Он божится, что у него все в порядке, - ответила Мабри, снова пожимая плечами.

- И ты ему веришь?

Мабри повернула голову, и её изумительный профиль четко вырисовался на фоне незашторенного окна.

- Не знаю я, чему верить, - безучастно промолвила она. - Просто мне немного боязно. Меня заботит его чрезмерная увлеченность Ричардом Тьернаном. Мне не по душе та страсть, с которой он стремился заполучить тебя. Видела бы ты его, Кэсси! Это сейчас он прикидывается спокойным, а поначалу он просто рвал и метал. Не знаю, в чем дело, но твой приезд имеет для него колоссальное значение. Но вот почему - хоть убей, не пойму.

- Возможно, в нем взыграли запоздалые отцовские чувства? - криво усмехнулась Кэссиди.

- Он тебя любит, Кэсс. Просто души в тебе не чает, и ты сама это знаешь. Однако он органически не способен считаться с кем бы то ни было. В первую очередь он всегда блюдет собственные интересы, в отношении всех остальных он глух и слеп. И вот что-то мне подсказывает - на сей раз он перегнул палку. Боюсь, что в своем безграничном стремлении к самоутверждению он зайдет слишком далеко.

- Пытаясь доказать, что Ричард Тьернан невиновен?

Мабри возвела на неё полные печали глаза.

- Не знаю, Кэсси, - промолвила она. - Это меня больше всего и пугает.

* * *

- Ну и как она вам?

Ричард Тьернан не шелохнулся. Он лежал на кровати, освещаемый ярким, но совсем не жарким мартовским солнцем. Он думал о ней - она не вылезала у него из головы с той самой минуты, как он увидел её на огромной кухне.

- Она совершенно не такая, как вы её описали, - глухо произнес он.

Прикрыв за собой дверь, Шон О'Рурк вошел и грузно уселся в кресло, которое стояло в углу. Он отхлебнул из доверху наполненного стакана, и по спальне разлился кисловато-сладкий аромат ирландского виски.

- Я, между прочим, писатель, дорогуша, - обиженно пробасил он. Причем удостоенный едва ли не всех мыслимых премий. Так что не вам, черт побери, говорить, что я не способен описать собственную дочь!

- По вашим словам, она нескладеха - высокая, некрасивая и напрочь лишенная воображения.

- Да, я так сказал? - на миг Шон показался озадаченным. - Что ж, но ведь я показал вам её фотографию. А что касается роста - она и в самом деле высокая.

- Верно, - кивнул Тьернан. - Но уж, безусловно, не некрасивая. И воображения у неё хоть отбавляй - при одном лишь взгляде на меня она уверилась, что я сначала изнасилую её, а потом убью прямо на кухне.

- Хотел бы я знать, что внушило ей мысли об изнасиловании, - тихо произнес Шон. - Вы, кстати, изнасиловали свою жену, прежде чем убить ее?

Ричард Тьернан пропустил его вопрос мимо ушей.

- Я, как мог, успокоил вашу дочь, - сказал он, - однако она по-прежнему считает, что вы скверно поступили, не предупредив её обо мне. Боюсь, что ничего не выгорит.

- Это ещё почему? - взвился Шон. - Мне вполне по силам управлять этими дамочками.

- Никому не дано управлять женщиной, - промолвил Ричард. - И лишь круглый болван может пытаться это сделать. Она узнает, для чего вы её сюда вызвали, и уже никогда не простит вас.

Шон в задумчивости откинулся на спинку кресла.

- Я пригласил её помочь мне с книгой, - сказал он наконец. - У неё в жизни ещё не было столь заманчивого предложения, и, если у неё есть хоть капля честолюбия, она не откажется.

- Мне она особенно честолюбивой не показалась.

- Это верно - характера ей не хватает, - сокрушенно покачал головой Шон. - Ее чертова мамаша - чтоб ей пусто было! - так и норовила воспитать её сама. Как, впрочем, и я. В итоге вышло так, что Кэсс ценит в жизни только покой.

- На мой взгляд, могло быть и хуже, - заметил его собеседник.

- Черт побери, Тьернан, вы бы уж лучше молчали, - процедил Шон. Между прочим, вы так и не ответили, как она вам показалась. Подойдет, как считаете?

На мгновение Ричард зажмурился, рисуя в своем воображении образ Кэссиди. Высокая, с пышными формами - разительный контраст с его тощей как мумия женой. Рыжие волосы подобно нимбу обрамляли испуганное лицо, а глаза были расширены, как у боязливой лани. Одного взгляда на неё ему было достаточно, чтобы понять: Шон вызвал дочь не только в угоду собственной капризной музе, но и готовый принести её в жертву на алтаре похотливых страстей своего гостя. Да, увидев Кэссиди, он теперь только и мечтал о ней, представляя её в самых безумных фантазиях.

Впервые более чем за год он испытывал нечто, хоть отдаленно напоминающее плотское влечение. Впервые с тех пор, как стоял в крови на коленях над телом Дианы.

Да, желание овладеть Кэссиди Роурки возникло у него сразу, мгновенно и превратилось в слепящую, разрушительную и всепоглощающую страсть.

Пугающую.

- Итак, вы готовы принести непорочную девственницу в жертву? - спросил Ричард.

- Не надейтесь - она давно не девственница, - фыркнул Шон. - Но я готов - да. Она вам подходит?

Ричард Тьернан представил себе губы Кэссиди - мягкие и пухлые. Затем перед его мысленным взором возникла её расстегнутая блузка - бедняжка так надеялась, что ничего не заметил. И ещё он подумал о её длинных и стройных ножках.

- Подходит, - со вздохом ответил он. - И да поможет ей Бог!

Глава 3

Кровь была повсюду. Ее запах - густой, давящий, с металлическим привкусом - неотступно преследовал её, запекшиеся сгустки толстым слоем чернели на руках. А вокруг неё были дети; их рты раскрывались в безмолвном крике, а из ран, заливая её, хлестала кровь.

Она опустилась на колени - кающаяся грешница. А над ней стояла женщина, бледная, умирающая; губы её мучительно исказились в немой агонии, а рука вытянулась в обвинительном жесте. Но Кэссиди не оборачивалась. Она знала, что там увидит - зловещую тень за спиной, угрожающе взметнувшую над ней огромный нож. Нет, она не собиралась смотреть ему в лицо, не хотела видеть обезумевшие темные глаза убийцы, хладнокровно наблюдавшего за безмолвной агонией своих жертв.

И тем не менее всеми фибрами души она ощущала его близость, слышала его горячее дыхание, но не могла заставить себя повернуться, чтобы посмотреть смерти в лицо. И сил, чтобы сопротивляться, у неё не было. В следующее мгновение её плечи стиснули крепкие руки; без оружия. Она обернулась, их взоры встретились, и... она закричала.

Кэссиди проснулась от собственного крика и, отбросив простыню, вскочила с постели. За окном слышался не умолкающий даже ночью гул автомобилей, а под сводчатыми потолками старой квартиры ещё звенело эхо её безумного крика.

Кэссиди присела на постель и, откинувшись спиной на подушки, попыталась перевести дух. Сердце безудержно колотилось. Она даже вспомнить не могла, когда ей в последний раз пригрезился столь кошмарный сон. Наверное, ещё в детстве, когда на глазах у малютки Кэссиди постоянно ссорились родители. Во всяком случае за последние шесть, когда она жила одна, кошмары ей уже точно не снились.

Впрочем, этот кошмар с лихвой перекрыл все остальные. И не мудрено её оставили в обществе убийцы, холодного и безжалостного, а извращенное чувство юмора её отца лишь усугубляло ситуацию.

Правда, больше с тех пор она, по счастью, Ричарда Тьернана не видела. Шон повел своих женщин в ресторан (отпраздновать поражение Кэссиди - так, во всяком случае, она сама решила), а о том, чтобы пригласить туда и Ричарда, даже речи не заводил.

Однако и это не помогло - Ричард Тьернан никак не шел у Кэссиди из головы. Даже, поглощая экзотическую, но не слишком вкусную стряпню в русском ресторанчике и слушая беззаботный треп Шона, она не переставала вспоминать эти бездонные и завораживающие глаза.

Когда они вернулись домой, Тьернана нигде не было. Пристроившись на белой софе и потягивая густой ликер, которым угостил её отец, Кэссиди попыталась представить, чем занимается сейчас Тьернан. А потом вдруг задумалась о совершенном им злодеянии.

Откинув со лба волосы, Кэссиди глубоко вздохнула. В комнате было темно, хоть глаз выколи - тяжелые бархатные шторы не пропускали свет. Как в склепе, подумала Кэссиди. Она нагнулась и включила торшер, однако окружающая готическая роскошь настроения ей не добавила.

Кэссиди встала и нашарила часы. Было четверть четвертого утра, но она уже поняла, что просто так не уснет.

Какое снотворное выбрать? Горячее молоко, какой-нибудь крепкий напиток или таблетки? Горячее молоко дольше всего готовить, да и на вкус оно наименее приятное, не говоря уж о том, что кухня находится слишком близко от спальни Тьернана. Здравый смысл подсказывал Кэссиди, что проще всего было бы принять таблетки или выпить бренди, однако воспоминания о пьяных выходках Шона или заплетающемся языке и больной голове матери были ещё слишком свежи. Нет уж, в отцовской квартире она наливаться спиртным или пить снотворное не станет.

В пустой кухне стояла кромешная тьма, пол приятно холодил босые ноги. Глядя, как медленно вращается в микроволновой печи кружка с молоком и кляня себя на все корки, Кэссиди прислонилась к столу и скрестила на груди руки.

Впрочем, опасаться ей не стоило - в такой час Ричард Тьернан из своей берлоги не появится. В противном случае ей останется только сорвать со стены сплетенный из чеснока венок и нахлобучить ему на голову.

Улыбнувшись своим мыслям, Кэссиди сладко зевнула, и в то же мгновение послышался писк - процесс разогревания молока в микроволновой печи закончился. Кэссиди сонно смахнула налезшие на глаза волосы и потянулась за молоком, одна на полпути застыла на месте.

- Что, кошмары мучают? - спросил Тьернан.

Кэссиди показалось, что на неё отчетливо пахнуло кровью. А на какую-то долю секунды в голове даже сумасшедше мелькнуло: вот он каков, запах смерти! Затем все-таки возобладал здравый смысл.

Тьернан, как и в прошлый раз, стоял в проеме дверей и разглядывал её. руки в карманах джинсов, волосы взъерошены; должно быть, он тоже только что очнулся от сна. Во всем остальном он выглядел, как обычно. Одиноким, загадочным и смертельно опасным.

Кэссиди небрежным, как она надеялась, жестом запахнула на груди кардиган, который был ей здорово велик. Господи, до чего же зловещее воздействие оказывал на неё этот Тьернан! Черт бы побрал Шона - как посмел он втянуть её в такую историю!

- Нет, я бы так не сказала, - промолвила она. - Просто я, должно быть, не привыкла к такому шуму по ночам. Нью-Йорк - слишком беспокойный город. Дома я сплю как убитая.

- Я вам завидую, - усмехнулся Тьернан.

Кэссиди поднесла кружку к губам. Молоко настолько нагрелось, что пар едва не обжег ей губы. Проклятье! Кэссиди замерла с кружкой в руке, чувствуя себя последней идиоткой. С одной стороны, нелепо было бы уйти, так и не выпив молока. С другой, Кэссиди вовсе не улыбалось ошпарить пищевод, делая вид, что присутствие Тьернана не выводит её из себя.

Тьернан сам и довольно изящно разрешил её затруднения. Подойдя к Кэссиди, он решительно отобрал у неё кружку с молоком и поставил на стол.

- Обожжетесь, - веско сказал он.

Он стоял совсем близко к ней, буквально вплотную. Кэссиди поймала себя на мысли, что предпочла бы увидеть продолжение кошмарного сна. Во сне даже кровь была бы ей ни по чем. Но Тьернан был реальностью. Он стоял в каких-то дюймах от нее, возвышаясь над Кэссиди, несмотря на её пять футов и девять дюймов, бесцеремонно вторгшись на её территорию, и в ночной кухонной прохладе были особенно ощутимы жар его тела и едва уловимый запах виски.

Кэссиди не выдержала и попятилась на шаг; ей даже не было ни малейшего дела до того, что Тьернан может посчитать её истеричной дурехой. Однако он лишь мельком взглянул на неё и понимающе ухмыльнулся.

- По словам вашего отца, вы согласились остаться, чтобы помочь нам. Это так?

"Нам". В его устах это слово прозвучало обезоруживающе. Кэссиди так и подмывало взять свое обещание назад, но ей не хотелось показаться трусихой. Да и какое право она имела сбегать с корабля при первых же признаках шторма? Бросать отца в трудную минуту. Да, дай она сейчас согласие, или откажись - все равно ей самой расхлебывать затем любые последствия.

Одним из которых - и едва ли не главным - был этот мужчина, который стоял сейчас перед ней посреди кухни, принадлежащей её отцу. Мужчина, способность которого обескураживать её и волновать её воображение куда как превышала злодеяния, за совершение которых он был осужден и приговорен.

- Да, - сказала Кэссиди.

- Нам необходима любая помощь.

Опять "нам".

- Я сделаю все, что в моих силах, - неожиданно для себя пообещала Кэссиди. Возможно, хоть так она сумеет освободиться от его гипнотического воздействия. Нужно вести себя как можно более уверенно и независимо. Настолько раскрепощенно и бесхитростно, насколько только...

- Не сомневаюсь, - насмешливо произнес Тьернан. Затем, к вящему ужасу Кэссиди, взял кружку с молоком и поднес к её губам. - Выпейте, - вызывающе сказал он. - Уже остыло.

Смуглое лицо Тьернана оставалось непроницаемым. Что ж, вызов брошен, но идти на попятный ей было никак нельзя. Она не имела права уступать этим насмешливым черным глазам.

Припав губами к краю кружки, Кэссиди принялась пить, и тут же в голове её вихрем замелькали мысли, что делать этого не стоит. Нужно было выплюнуть молоко, сказать Тьернана, что пить ей уже расхотелось, вежливо, но твердо распрощаться и уйти спать.

Однако, несмотря на эти мысли, Кэссиди продолжала пить из его рук, чувствуя, как горячее молоко стекает по пищеводу и согревает желудок.

Опустошив кружку, она с вызовом посмотрела на Тьернана. "И вовсе я вас не боюсь!", - подумала она. Хотя внутри прекрасно понимала, что пытается сама себя обмануть.

Впервые за время, что она его знала, непроницаемые черные глаза Тьернана осветились улыбкой.

- У вас молочные усы, - сказал он.

Кэссиди попятилась, но, наткнувшись на буфет, остановилась и поспешно вытерла ладонью губы. Чувствуя, что начинает бояться все больше и больше, она сказала с деланной беззаботностью:

- Что ж, теперь я, наверное, быстро усну. - Несмотря на все старания Кэссиди, голос её едва уловимо дрожал.

- Вот как?

- Да, - заявила Кэссиди. - Утром увидимся.

Оставалось преодолеть лишь одно маленькое препятствие. Тьернан загораживал ей путь к свободе. Кэссиди, сама себя запугав, ухитрилась забиться едва ли не в самый угол, а приблизившийся Тьернан преграждал ей дорогу. Сделав вид, что нисколько его не боится, Кэссиди подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза.

Но Тьернан не шелохнулся. Долго, мучительно долго он не двигался с места. Лишь медленно пустил глаза, скользнув взглядом по её запахнутому кардигану, торчавшей из-под него ночной рубашке и приостановившись на её босых ступнях. Что ж, Кэссиди была убеждена, что ничего особо привлекательного он не увидит; рубашку она выбрала самую незатейливую, без кружев и оборочек, да и в босых ногах ничего эротического не было. Тем не менее глаза Тьернана смерили её сверху донизу, а потом - обратно; Кэссиди почувствовала, что щеки её полыхнули огнем.

Однако в следующее мгновение Тьернан отступил.

- Утром так утром, - бесстрастно произнес он. И, так же бесшумно, как появился, исчез, растворившись во мраке.

Только тогда Кэссиди с шумом выдохнула, неожиданно для себя осознав, что едва ли не с минуту стояла, затаив дыхание. А в следующий миг поняла, что дрожит мелкой дрожью.

Внезапно пошатнувшись, она оперлась о шкаф; во рту стоял сладковатый привкус кипяченого молока. Кэссиди нетвердыми шагами прошла в темную гостиную и, подойдя к отцовскому бару, плеснула себе добрых полстакана ирландского виски и выпила его залпом, неразбавленным, чувствуя, как обжигающий напиток просачивается в желудок, смешиваясь с молоком, которым, словно ребенка, напоил её Тьернан.

Пройдя в свою спальню, Кэссиди вдруг впервые заметила, что ключ в замочной скважине отсутствует. Прежде она не обращала на это внимание, поскольку никакой потребности в ключе она не испытывала. Теперь же ключ был ей необходим. Не то, чтобы она опасалась Тьернана - навряд ли он рискнул бы пробираться в её готическую опочивальню мимо спальни Шона и Мабри, - однако за запертой дверью ей было бы спокойнее.

Теперь же Кэссиди точно знала, что не уснет, если не подопрет дверь чем-нибудь тяжелым. Или в крайнем случае - не устроит баррикаду из стульев в псевдостаринном стиле. Утром же первым делом отправится на поиски ключа.

Наконец Кэссиди улеглась и прислушалась. Шум за окном, казалось, немного поутих. Впрочем, час рассвета быстро приближался, а тогда уже огромный город пробудится окончательно, и ей будет не до сна. Откинувшись на подушки, Кэссиди уставилась на резную спинку кровати. Пожалуй, утром она позвонит Эмми и попросит придумать какой-нибудь срочный предлог, чтобы она могла покинуть Нью-Йорк на первом же поезде в южном направлении. Более того, она даже согласна потратиться на самолет, лишь бы вырваться отсюда, к чертовой матери!

Однако уже в следующую минуту Кэссиди с негодованием отвергла этот план. Не та она была женщина, чтобы пасовать перед трудностями. Да и самовлюбленному эгоцентристу Шону её помощь понадобилась едва ли не впервые за всю его беспутную жизнь. Если она сейчас сбежит, больше он уже никогда к ней не обратится.

Кэссиди закрыла глаза, прислушиваясь к ночным звукам. Скрипу половиц и ставень в старом доме, отдаленному гулу подземки, визгу тормозов, звону и клацанью мусорных баков. Нью-Йорк медленно просыпался.

Ей нужно заснуть - во что бы то ни стало. И на сей раз она обойдется без сновидений. Без крови и смерти.

Или бездонных и завораживающих глаз Ричарда Тьернана.

* * *

Никакой обеспокоенности, сказал он себе, прислушиваясь к мягким звукам шагов Кэссиди по устланному коврами коридору. Ни тени сомнения, ни задней мысли.

Опершись о дверной косяк своей спальни, он, почти не переставая, думал о её босых ногах. Ему даже в голову не приходило, что босые женские ноги могут настолько возбуждать. Впрочем, в Кэссиди Роурки его возбуждало все: от гордой копны волос до пышного тела, от огромных ... глаз до невинного, как у ребенка, лица. Словно ангел с полотна Боттичелли, она даже не подозревала о смятении, поселившемся в его душе после встречи с ней. Еще никогда в жизни Ричард Тьернан настолько ни вожделел женщину.

Новые ощущения заставили его призадуматься. В последнее время Тьернан привык к мысли, что у него никогда больше не проснется интерес к противоположному полу. Впрочем, это было даже к лучшему, учитывая, что последние месяцы жизни ему предстояло провести в сугубо мужской компании.

В первый же раз, увидев фотографию на захламленном столе Шона, Тьернан почувствовал, что его словно ударили под дых. Чувства и желания, с которыми он боролся вот уже больше года, всколыхнулись в его душе с новой, неведомой прежде силой. Нечто неуловимое в лице Кэссиди, в её прическе, в разлете её бровей, в разрезе глаз, в упрямой линии рта, в едва наметившейся улыбке растревожило его сердце, пробило броню в том самом месте, где он уже давно считал себя неуязвимым.

И тем не менее Тьернан всерьез вознамерился воспользоваться ею. Если понадобится - даже принести в жертву во имя своих нужд. Ничто при этом, ни будущее, ни благополучие Кэссиди, его нисколько не волновало. Да, верно, её фотография, несущая свет, попалась ему на глаза в самую сложную и трудную пору его жизни, но все же, если понадобится, он без малейших колебаний положит её на жертвенный алтарь. Ничто не заставит его отступить от намеченной цели.

Однако сегодня утром фотография Кэссиди исчезла со стола Шона. Пока счастливое семейство пировало в русском ресторане, Тьернан воспользовался предоставившейся возможностью и, обыскав кабинет Шона, в конце концов обнаружил пропавшую фотографию на самом дне ящика комода, под кучей вязаных носков. Ричард забрал её и спрятал среди собственной одежды. Из случившегося он заключил, что по какой-то, ведомой лишь ему самому причине, Шон не хотел показывать Кэссиди, что держит её обрамленную фотографию на своем письменном столе.

Подойдя к шкафу, Тьернан вынул фотографию и задумчиво уставился в затуманенные глаза Кэссиди Рурк. Фотография и без того притягивала его словно колдовскими чарами, но теперь, когда Тьернан увидел Кэссиди воочию, эта притягательная сила приобрела для него новую, ещё более весомую значимость. Ричард Тьернан был не из тех людей, которые верят в случайные совпадения. Нет, Кэссиди проникла в его жизнь отнюдь не случайно. Кэссиди Рурк была уготована в ней особая роль и, хотела она того или нет, но Тьернан, не взирая на последствия, твердо собирался ею воспользоваться.

* * *

Щекочущий ноздри аромат жареного кофе и бекона с яичницей приманил Кэссиди на кухню. Мало того, что полуденное солнце теперь заливало кухню ярким светом, так Кэссиди поджидал там приятный сюрприз.

- Бриджит! - радостно закричала она, обнимая женщину, которая нянчила её с самого детства.

Не менее обрадовавшаяся встрече, Бриджит в свою очередь со смехом сграбастала её в крепкие объятия. Пахло от неё неподражаемой смесью кофе и мыла, перемешанных с ванилью - этот удивительный запах сопровождал её везде и повсюду, и Кэссиди впервые со времени приезда в Нью-Йорк почувствовала себя в своей тарелке.

- А где же мне, по-твоему, ещё быть, мисси? - с напускной строгостью спросила Бриджит. - Не думаешь же ты, что, уйдя на покой, я превращусь в старуху, которая только и способна, что день-деньской просиживать на заднице и пялиться в ящик? Нет, дорогуша, если я честно вкалывала все свои семьдесят шесть лет, то и теперь останавливаться не собираюсь. Нет, пока твой папаша задает всем перцу, а от твоей красотки-мачехи толку что с козла молока, я ещё тут пригожусь.

Мабри, уютно пристроившаяся возле кухонного стол, мило улыбнулась; было видно, что беззлобное ворчание старушки ничуть её не обижает.

- К сожалению, - сказала она, - Бриджит приходит к нам уже не так часто, как прежде, однако сегодня, услышав о твоем приезде, она прилетела как на крыльях.

- Ну ещё бы, - фыркнула Бриджит. - В противном случае вы бы тут мою кровинушку с голоду уморили! - Взяв Кэссиди за руку, она придирчиво осмотрела её со всех сторон. - Кажется, ты и так уже исхудала.

- Твоими устами бы да мед пить! - вздохнула Кэссиди. - Только ты меня понимаешь. Слушай, Бриджит, ты бы лучше Шону сказала, что я совсем отощала. Хорошо? А то ему, наоборот, кажется, что я превращаюсь в плюшку.

- Фи, мужчины! - презрительно скривились Бриджит. - Надеюсь, ты не собираешься обращать внимание на слова человека, который женат уже в пятый раз?

Мабри мило улыбнулась.

- Ничего, зато с пятого раза он наконец угадал! - промолвила она. Да, Бриджит?

- Наверное, - ворчливо отозвалась старая служанка. Она не привыкла скрывать свои мысли - святая простота. - Зато уж первые две были настоящие ведьмы! - А как поживает твоя мамаша, Кэсс? По-прежнему пьет, как сапожник?

Кэссиди отхлебнула кофе, который разлила по чашкам Мабри.

- Ты же знаешь мамочку, Бриджит. Она все та же. Между прочим, просила тебе привет передать.

- Ну да! - снова фыркнула Бриджит, возвращаясь к плите. Бекон весело шипел и потрескивал на огромной чугунной сковороде, которая, насколько помнила Кэссиди, была среди утвари Шона едва ли не от царя Гороха. - Она ведь так и не простила мне, что я решила остаться у твоего отца.

Кэссиди с наслаждением пригубила ароматный кофе. Сама-то она дома в лучшем случае готовила себе чашку растворимого кофе перед тем, как убежать на работу, поэтому успела почти забыть вкус настоящего кофе свежего помола.

- По-моему, моим родителям было куда важнее сохранить опекунство над тобой, нежели над нами с Колином, - со вздохом сказала она.

- Не исключено, - усмехнулась старая служанка. - У них вечно все шиворот-навыворот получалось. А ты до сих пор любишь яичницу-глазунью?

- Я вообще все жареное обожаю, - с сокрушенным видом призналась Кэссиди.

- Ну что ж, по крайней мере, мне теперь будет, для кого готовить, радостно крякнула Бриджит. - А то Мабри ест как птенчик, а папаша твой в последнее время что-то чересчур разборчивый стал. Жуткий привереда! А вот Ричард... - Бриджит закатила глаза. - Этого мужчину соблазнить попросту невозможно! Кэсси, крупиночка моя, тут уж я на тебя рассчитываю.

Кэссиди села и прихлебнула кофе. Старательно отводя глаза от преисполненного любопытства взгляда Мабри, она простодушно спросила:

- В каком смысле?

- Он ничего не жрет! - с присущей ей прямотой рубанула Бриджит.

- Это его дело, - пожала плечами Кэссиди.

Бриджит повернулась к ней и подбоченилась.

- Нет уж, мисси, позволь тут мне судить, - веско сказала она. - Я его весьма неплохо изучила. Он, между прочим, хороший человек - так вот!

Кэссиди чуть не поперхнулась. Посмотрев на старую служанку округлившимися глазами, она спросила:

- Может, мы с тобой о разных людях говорим? Я имела в виду Ричарда Тьернана, человека, осужденного и приговоренного к смерти за зверское убийство своей беременной жены. Человека, которого подозревают в убийстве собственных детей. Это его ты называешь хорошим?

- В газетах чего только ни напишут! - презрительно фыркнула Бриджит. Нечего читать всякую ерунду.

- Это "Нью-Йорк Таймс" - ерунда? - вскипела Кэссиди.

- Да, ерунда на постном масле, - отрезала служанка.

Кэссиди, не находя слов, только помотала головой.

- Правда вовсе не обязательно должна лежать на поверхности, промолвила Бриджит.

- Это он сам тебе сказал, да? - язвительно осведомилась Кэссиди.

- На тот случай, если ты этого не заметила, Бриджит, - вмешалась Мабри (говорила она как всегда спокойно и рассудительно), Кэссиди не слишком симпатизирует Тьернану. Ни о какой любви с первого взгляда тут не может быть и речи. Вдобавок она невысокого мнения о том, что затеял Шон.

- Мое мнение в данном случае никого не интересует, - горько промолвила Кэссиди.

- Нет, - покачала головой Мабри. - Это вовсе не так.

- Кэсс! - послышался громовой рев Шона в коридоре.

- Ой, он уже встал? - Кэссиди попыталась не выдавать охватившего её волнения.

- В последнее время он спит совсем мало, - ответила Мабри. - Они тебя ждут.

"Они". Еще одно из этих слов, вроде "нам". Они её ждали. Ее отец на пару с Ричардом Тьернаном. Отвертеться от встречи ей уже не удастся. Впрочем, делать этого и не стоит - ведь тогда будет только хуже, и холодные пальцы страха, пока сжимавшие ей живот, стиснут её горло. Вдобавок Бриджит с Мабри разглядывали её в упор, и Кэссиди меньше всего на свете хотелось, чтобы они заметили, как она боится Ричарда Тьернана. При одной лишь мысли о нем по спине Кэссиди начинали бежать мурашки.

Она встала, заставив себя улыбнуться.

- Что ж, тогда я, пожалуй, допью кофе в кабинете.

- А как насчет завтрака? - осведомилась Бриджит, колдуя над сковородкой.

- Я не голодна, - ответила Кэссиди, нисколько не покривив душой. Долив себе ещё кофе, она поспешно улизнула из кухни, прежде чем Бриджит успела выразить ей свое негодование.

Что называется - из огня да в полымя, - подумала Кэссиди, направляясь в кабинет, где её ждали Шон с Тьернаном. Дверь кабинета была распахнута, оттуда пахло кофе и сигаретами. Кэссиди старалась ступать бесшумно, чтобы её появление стало для обоих мужчин неожиданностью.

Шон, похоже, о чем-то раздумывал, стоя у окна и сосредоточенно разглядывая силуэты небоскребов, прочертивших горизонт правильными зигзагами. Тьернан устроился в огромном, обитом зеленой кожей кресле, которым Шон владел ещё во время Оно. Кэссиди припомнила, как однажды совсем ещё малюткой прикорнула в этом кресле. С тех пор оно надолго стало её любимым пристанищем...

Когда она вошла, Тьернан не повернулся, но Кэссиди прекрасно понимала: он знает, что она здесь. Похоже, у этого мужчины имелось какое-то шестое чувство.

Кэссиди так и подмывало прогнать его со своего кресла, однако она довольствовалась тем, что остановилась в дверях и кашлянула.

Шон круто развернулся и, едва узнав свою дочь, тут же напустился на нее.

- Сколько же можно спать, Кэсси? - нетерпеливо спросил он. - Ты ведь никогда не была такой соней. Время, между прочим, поджимает.

- Неужели? - Она старательно избегала взгляда Ричарда Тьернана. Несмотря на прохладное утро, он был в джинсах и легкой тенниске. В руке держал кружку с черным кофе. Сама Кэссиди тоже предпочитала черный кофе.

- И чего тебя так тянет в этот дурацкий Балтимор, когда любому нормальному человеку ясно, что жить надо только в Нью-Йорке? - пожал плечами Шон. - Кстати, мы с Ричардом хотим заставить тебя изменить свои планы. Сделать так, чтобы ты даже не помышляла об отъезде. Верно, Ричард?

- Да, - кивнул Тьернан.

Подойдя к столу отца, заваленному бумагами, Кэссиди все-таки не выдержала и метнула на Тьернана быстрый взгляд. В ответ он тоже посмотрел на нее, и Кэссиди без труда прочла в его глазах вызов. Даже - угрозу.

- Вообще-то в Балтиморе меня ждет моя работа, - напомнила она, глядя на кипу бумаг - стенограмму суда.

- Ты могла бы оформить отпуск.

- Могла бы, - согласилась Кэссиди. - Но не хочу. У меня ведь тоже есть свои планы на жизнь.

- А вот у Ричарда - нет, - заметил Шон.

Кэссиди кинула взгляд на Тьернана. Тот расселся в кресле - в её кресле! - и, как ей показалось, с нескрываемым удовольствием следил за тем, как препираются отец с дочерью. - Но ведь не я, по-моему, тому виной, напомнила она, прекрасно понимая, что ведет себя по-ребячески. - Возможно, виноваты в этом вы сами? - спросила она, с вызовом глядя на Тьернана.

Но Кэссиди напрасно рассчитывала, что ей удастся вызвать его на откровенность. Ричард Тьернан как никто умел скрывать свои чувства. Он просто внимательно посмотрел на неё своими удивительными и завораживающие глазами.

- А как вы считаете? - в свою очередь спросил он.

Установившееся молчание казалось почти осязаемым. Как ни старалась Кэссиди, ей все никак не удавалось заставить себя отвернуться и перестать смотреть в бездонные глаза Тьернана. Тот её словно гипнотизировал, а Шон, непривычно молчаливый, стоял у окна и следил за ними обоими, даже не пытаясь вмешаться.

Из оцепенения всех вывела Бриджит, бесцеремонно ворвавшаяся в кабинет с уставленным едой подносом, и уже с порога громогласно возвестившая:

- Если вы всерьез рассчитываете обойтись без моего завтрака, то вам это не удастся!

Она поставила поднос на столик перед Кэссиди. Бекон с яичницей выглядели чертовски аппетитно, однако Кэссиди не хотелось даже думать о еде.

- Кэсси и без того ест слишком много, - запротестовал Шон. - Унеси поднос, говорю!

Но Кэссиди мгновенно схватилась за нож с вилкой.

- Нет, нет, я есть хочу, - соврала она, накалывая кусочек бекона.

- По-моему ты всегда хочешь есть, - фыркнул Шон. - Жаль, конечно, что тебе не хватает гордости и самообладания, но, с другой стороны я даже рад, что твое чрезмерно развитое воображение не испортило тебе аппетит.

- Извини, папа, - промолвила Кэссиди, с трудом заставляя себя проглотить очередной кусочек. - Однако, что касается самообладания, то ты оказался для меня не лучшим примером для подражания, а вот по части гордости в нашей семье, кажется, и так уже перебор.

Ричард засмеялся. Кэссиди, не ожидавшая с его стороны такой реакции, быстро приподняла голову и успела заметить, что в глазах его заплясали огоньки.

- Да, Шон, - с усмешкой сказал он, - вашей дочери палец в рот не клади.

- Да, хоть какие-то мои таланты она все-таки унаследовала, - с гордостью произнес Шон. - Хотя на первый взгляд - типичная мещанка. Я в ужасе жду дня, когда она выйдет замуж, а потом заведет положенных по статистике детей - две целых и три десятых. Только не надейся, зайка моя, что я буду вынянчивать твое отродье. Я их всех с куда большей охотой удавлю ещё в колыбели.

Наступила гробовая тишина. Кэссиди отложила вилку в сторону, отчаянно борясь с подступившей к горлу тошнотой. Не стоило все-таки так наедаться через силу.

Ей совершенно не улыбалось снова играть в гляделки с

Тьернаном; Кэссиди отдавала себе отчет, что долго так не выдержит. Вместо этого она устремила укоризненный взгляд на отца.

Шон пожал плечами.

- Что, опять нахамил, что ли? - осведомился он. - Ну не могу же я только и делать, что за своим языком следить! Вот Ричард уже привык к моей манере выражаться. Надеюсь, вы не обиделись, мой мальчик?

Кэссиди с трудом могла представить мужчину, менее походившего на мальчика, нежели Ричард Тьернан. Она заставила себя посмотреть на него, но лицо его было как всегда бесстрастно, а взгляд сосредоточен.

- Нет, Шон, вы меня не обидели, - с расстановкой произнес он. - Хотя и очень старались.

Шон закурил очередную толстую сигарету без фильтра, от которых было отказался уже много лет назад.

- Вы хорошо меня знаете, Ричард, - сказал он.

Кэссиди отодвинула поднос в сторону.

- С каких это пор ты снова закурил? - спросила она.

- Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в удовольствиях, загадочно ответил он.

- Но, куря такую дрянь, ты сокращаешь её ещё больше, - не удержалась Кэссиди.

Шон закатил глаза.

- Вот видите, Ричард, что мне приходится терпеть? А завтра она начнет вырывать у меня из руки рюмку виски и читать мне нотации. Слушай, Кэссиди, кисенок мой, давай договоримся по-хорошему. Ты не мешай мне получать мои маленькие удовольствия, а я тогда перестану обзывать тебя мещанкой и проезжаться насчет твоих могучих девичьих телес.

Понятно, это он нарочно. Кэссиди знала отца всю жизнь и уж, конечно, могла бы привыкнуть к его выходкам. Он нарочно все это подстроил, чтобы её оконфузить, чтобы Ричард Тьернан не преминул скользнуть взглядом по её телу и определить, насколько и вправду могучи её "девичьи телеса".

Кэссиди даже не покраснела - уже чудо, учитывая её бледную кожу и закипающий гнев. И она даже не поспешила поплотнее запахнуть на себе кардиган или хотя бы скрестить на груди руки. Она только сказала:

- Хорошо, считай, что мы договорились!

Шон лучезарно улыбнулся.

- Вот и чудесно. Тогда я поскакал. Вы с Ричардом начинайте работать без меня.

Он был уже на полпути к двери, когда запаниковавшая Кэссиди, не выдержав, громко возопила:

- Слушай, а куда это ты намылился?

- К врачу, кисеночек, - не моргнув глазом, ответил Шон. Отъявленное вранье, мгновенно поняла Кэссиди. - У вас хватит дел и без меня. Бумаги надо рассортировать и прочая, прочая...

- Но...

- Спроси его лучше , что на самом деле случилось той ночью, - бросил ей напоследок Шон, попыхивая сигаретой. - И попытайся хоть что-нибудь записывать - я хочу знать, нет ли в его рассказе противоречий.

Кэссиди собрала всю свою волю в кулак и стойко выдержала пристальный взгляд Ричарда Тьернана.

- Он просто невозможный, да? - спросила она, обращаясь в никуда.

Тьернан встал. Кэссиди уже успела забыть, насколько он высокий, и с какой поразительной грацией передвигается. По-кошачьи неслышно продвинувшись к двери, Тьернан закрыл её и привалился к ней спиной. Изолировав их от всех остальных.

На губах его заиграла улыбка.

- Ну что, будете записывать? - спросил он.

Кэссиди, недоумевая, уставилась на него.

- А что? - спросила она.

- Я хочу вас все рассказать.

К такому повороту событий Кэссиди не подготовилась. Внезапно ей показалось, что в отцовском кабинете, элегантном, уставленном книжными полками и насквозь пропахшем беконом, кофе и сигаретным дымом, стало холодно, как в склепе.

Она отодвинула поднос ещё дальше от себя, понадеявшись, что Тьернан не заметит, как дрожат её руки.

- Хорошо, - промолвила она. Затем, поборов нервозность, смерила его взглядом. - Вы расскажете мне правду? Как все было на самом деле?

Тьернан обезоруживающе улыбнулся. Кэссиди не раз слышала, что многие преступники обладают недюжинным обаянием, но мужчина, стоявший сейчас перед ней, дал бы им всем сто очков вперед. Что бы она только ни отдала, чтобы поверить ему, сделать шаг навстречу, раствориться в его улыбке...

- Нет, - мягко ответил он. И, вместо того, чтобы заключить её в объятия, отступил и снова уселся в зеленое кожаное кресло.

Глава 4

Ричарду Тьернану никогда и в голову не приходило, что продолжение нескончаемой лжи может доставить ему удовольствие. Несть числа, сколько раз он повторял все это полиции, следователям, адвокатам и родственникам со стороны жены. Он прекрасно знал мельчайшие подробности - они были выгравированы на том, что заменяло его сердце. Тьернан все это рассказывал Шону О'Рурку, который в свою очередь пытался подловить его на каких-то неточностях или неувязках. Со временем это превратилось у них в увлекательную игру; Шон её обожал, а Тьернан - стойко терпел. Как терпел свое нынешнее существование.

Однако теперь, сидя лицом к лицу с Кэссиди, он вдруг поймал себя на мысли, что беседа с ней ему вовсе не безразлична. Но вот сколько он может ей рассказать? Насколько близко к правде? И когда любопытство в её взгляде уступит место отвращению и ужасу?

Что ж, уже очень скоро он это выяснит. Он удобно откинулся на спинку кресла и, вытянув перед собой ноги, пристально посмотрел на Кэссиди.

- Жена у меня была очень нежным и ранимым созданием, - начал он стараясь говорить спокойно и бесстрастно. Что ж, хоть это было правдой. Она была единственным ребенком - хрупкая, белокурая и поразительно чувствительная. Словом, настоящая сказочная принцесса.

Сначала Кэссиди просто смотрела на него, но затем положила перед собой на стол блокнот и принялась сосредоточенно записывать; не следи за ней Тьернан столь внимательно, он бы не заметил, что выражение её лица почти неуловимо, но омрачилось.

- Она была родом из семьи военного. Но не просто военного. Она была дочерью генерала Эмберсона Скотта.

Имя это было Кэссиди знакомо - Тьернан понял это по её небольшой заминке - на мгновение Кэссиди даже перестала строчить в блокноте. Что ж, не удивительно - почти все его знали. Да, бывший тесть Тьернана был героем недавней войны в Персидском заливе, баловнем прессы и красноречивым оратором, который умело и блистательно поддерживал свой геройский имидж.

- Они обожали друг друга, - продолжил Тьернан. - Мать же Дианы тихая, скромная и незаметная как мышка женщина, всегда довольствовалась ролью безмолвной тени при своем знаменитом муже. В Диане они просто души не чаяли, баловали и пестовали всю жизнь, как малое дитя.

- Иными словами, ваша жена была избалована с детства, - заключила Кэссиди. На мгновение их взгляды встретились. - Это так?

- Можно сказать, что да, - согласился Тьернан. - Однако даже в своих капризах она оставалась прелестной и милой. Мы были счастливы вместе.

- Как славно!

Тон её был настолько едким, что Тьернан с трудом сдержал усмешку. Да, крепкая бабенка эта Кэссиди Рурк. И волевая. Впрочем, это было именно то, что ему требовалось. Слабая женщина не вынесет участи, которую он ей уготовил.

- Генерал относился ко мне вполне сносно, мамаша была от меня без ума, а Диана наслаждалась ролью идеальной жены и матери. Она очень любила наших детишек. - Голос его звучал размеренно и ровно.

При упоминании детей Кэссиди едва заметно поморщилась. Тьернану это понравилось. А в следующий миг она подняла голову и посмотрела на него без малейшего страха. И это понравилось ему ещё больше.

- У вас ведь их было двое? - уточнила Кэссиди.

- Да. Эми и Сет. Эми к моменту гибели было пять, а Сету недавно исполнилось три. А Диана была беременна.

- Да, я помню. - В голосе Кэссиди, как она ни пыталась их скрыть, проскользнули сочувственные нотки. Как будто она различила в его голосе горечь. Очень глупо, ведь он-то прекрасно знал, что никакой горечи в его голосе и в помине не было. Как, впрочем, и каких-либо чувств.

Кэссиди вновь потупила глаза и взглянула на свои записи.

- Вы жили в Бедфорде?

- Да, и преуспевали. Мать Дианы была родом из несметно богатой семьи, да и сама Диана унаследовала весьма приличное состояние от своей бабушки. Я же зарабатывал - и довольно неплохо - собственным трудом.

- Где?

- Ваши досье этого не содержат?

- Нет у меня никаких досье, - отрезала Кэссиди. - Между прочим, я вообще старалась избежать каких-либо упоминаний или слухов о вашем процессе.

- Вам это не удалось.

- Сама знаю. Итак, где вы работали?

- Да, этот факт наша желтая пресса не слишком выпячивала, - задумчиво произнес Тьернан. Затем добавил: - Я преподавал в колледже свободных искусств. На скромной профессорской ставке. Как видите, профессия у меня была мирная и скромная, однако, к неудовольствию моих домочадцев, отнимала почти все свободное время.

- Вот бы не подумала, что вы можете быть хорошим педагогом, - честно призналась Кэссиди.

- И тем не менее дело обстояло именно так, - промолвил он. - Меня ценили, а большинство студенток - вы не поверите - вообще находили неотразимым.

- И как вы себя вели с ними?

- Что вас интересует - спал ли я с ними? Или - убивал их? - спросил Тьернан, изучающе глядя на нее.

- Вы изменяли жене?

- Почитайте об этом в газетах, - предложил Тьернан. - Они лучше знают.

Кэссиди возмущенно прикусила губу, а Тьернан с интересом разглядывал её.

- Что случилось в тот день, когда..., - она запнулась, - ...все ваши близкие погибли?

- Вы имели в виду - когда их убили? - Тьернан не без удовольствия понаблюдал, как Кэссиди вздрогнула и едва заметно поежилась. По лицу её пробежала тень. Да, не слишком благородно с его стороны, однако мог же давно лишенных каких-либо развлечений человек хоть таким образом позабавиться? - В ту пятницу я вернулся домой рано. На следующее утро Диана намеревалась отвезти детишек к родителям, и я хотел помочь ей собраться. Так вот, когда я вернулся, дверь была распахнута настежь, что показалось мне странным. Диана всегда настолько ревностно соблюдала правила безопасности, словно страдала манией преследования. Она никогда не оставила бы дверь нараспашку.

Как бы то ни было, я вошел и - обнаружил их.

- Их?

- Диана лежала у подножия лестницы в луже крови. Она была мертва. Лживые слова посыпалась из его рта, как из рога изобилия, с привычной и отточенной уже легкостью. - Из её сердца торчал нож.

Кэссиди содрогнулась и вновь зябко поежилась.

- И вот тогда, наверное, у меня временно помрачился рассудок, продолжил Тьернан. - Я вихрем взбежал по ступенькам лестницы пытаясь найти детей. Должно быть, по дороге каким-то образом испачкал руки в крови Дианы - потом мои окровавленные отпечатки пальцев нашли буквально по всей квартире. Но мне никак не удавалось найти детей. Когда же я их все-таки обнаружил... - Он настолько поднаторел в своей роли, что в этой части повествования голос его, как всегда, дрогнул и оборвался.

Кэссиди смотрела на него округлившимися глазами, в лице её не было ни кровинки. Тьернан не представлял, сколько она сможет ещё вынести. Судорожно сглотнув, он продолжил:

- Я нашел их в ванной. Они лежали на полу. Бездыханные. Больше я ничего не помню. Мой мозг попросту отключился. Когда прибыла полиция, я стоял на коленях перед телом Дианы, а вот дети исчезли. Кто-то убрал их тела и смыл следы крови. Я не сумел даже похоронить их.

- Но это... просто невероятно, - глухо прошептала Кэсс.

- К такому мнению единодушно пришли и все остальные, - заключил Тьернан, цинично усмехаясь.

Кэссиди ему поверила. Она слушала его как завороженная, однако последние слова Тьернана вывели её из оцепенения. Она смотрела на него с побелевшим лицом, шокированная, и Тьернан понимал, что она готова в любое мгновение сорваться с места и убежать. Так уж он на неё действовал. И все же он был уверен: нет, Кэссиди не убежит.

- На какое-то время здесь собралась вся семья. В Нью-Йорк прилетел генерал с женой, и мы вместе с ним потели, давая бесконечные интервью журналистам. До тех пор, пока следствие окончательно не зашло в тупик. Полиции так и не удалось обнаружить каких-либо признаков вторжения в дом, а тела обоих моих детей вообще исчезли бесследно.

На этот раз Кэссиди не вздрогнула и не поморщилась, хотя Тьернан заметил, что это стоило ей немалых усилий. Что ж, похоже, она постепенно приобретала иммунитет. Придется поднажать.

- И вот, стоило мне только попасть под подозрение, как ситуация начала резко меняться. Поначалу генерал защищал меня едва ли не с пеной на губах, но позже, по мере накопления косвенных улик против меня, он начал меняться буквально на глазах. И вот сейчас он возглавляет компанию с требованием если не четвертовать меня, то хотя бы посадить на электрический стул. Не случайно ведь мое дело рассмотрели в нью-йоркских судах в рекордно короткие сроки. У моего тестя много влиятельных друзей, и он умеет нажимать на рычаги. Он жаждет моей крови и настаивает, чтобы меня казнили как можно быстрее.

- Но можно ли его винить за это? - спросила Кэссиди. - Ведь он уверен, что это вы убили его дочь и внуков.

- Я потерял свою жену и детей, - холодно ответил Тьернан. - Из-за него мое сердце кровью не обливается.

Кэссиди изучающе посмотрела на него, затем спросила:

- Что вы имели в виду, говоря о косвенных уликах?

- Мотив, возможность совершить это преступления, отсутствие алиби, наконец следы, - сказал Тьернан. - Никто в тот день не видел, чтобы в наш дом входил хоть один человек. Судебно-медицинский эксперт отнес время смерти Дианы настолько близко ко времени моего прихода домой, насколько это только было возможно. Стены были в некоторых местах испещрены окровавленными отпечатками моих рук, а на орудии убийства - это, кстати, был наш кухонный нож, нашли отпечатки моих пальцев.

- Ну а мотив? - взволнованно спросила Кэссиди.

На мгновение их взгляды встретились, затем Тьернан покачал головой и заговорил:

- Все знали, что у меня характер не сахар, да к тому же я завел себе любовницу, что очень быстро выплыло наружу. Словом, в тот уик-энд Диана собиралась, прихватив детей, не просто поехать навестить родителей, но хотела уехать с ними на совсем, бросив меня здесь. Она даже успела подать бумаги на развод с требованием запретить мне свидания с моими детьми.

- На каких основаниях? - нахмурившись, спросила Кэссиди.

- Из-за того, что их избивал|?

- А это правда?

- Нет.

- Тогда вам было не из-за чего беспокоиться. Если свидетельств насилия не было, ни один суд не запретил бы вам встречаться с детьми.

Тьернан задумчиво посмотрел на нее.

- Возможно, что вы правы. Однако, к сожалению, суд присяжных не посчитал, что у меня хватило бы ума самому прийти к подобному заключению. Обвинение представило меня жестоким самодуром и законченным негодяем, который скорее убил бы жену и детей, чем позволил им уехать от меня. К тому же исчезновением моих детей дело не кончилось. Примерно в это же время без вести пропала и моя любовница, так что присяжные с радостью навесили на меня и ещё вероятное преступление.

- Это правда? - упавшим голосом спросила Кэссиди. - Вы и в самом деле жестокий самодур, способный на убийство?

Тьернан встал и перегнулся через стол, так что в ноздри ему шибанул не только пряный аромат духов Кэссиди, но даже запах кофе с её губ. Подрагивающая на её шее тонкая жилка показалась ему очень соблазнительной.

- Вам придется попытаться выяснить это самостоятельно, - промолвил Тьернан.

Кэссиди уставилась на него, словно загипнотизированная.

- А зачем мне это? - наконец спросила она.

- Вы любопытны, Кэссиди, - произнес Тьернан. - Вы ничего не можете с собой поделать - вас мучает любопытство. Вы вот смотрите на меня и пытаетесь понять, в самом ли деле я чудовище, способное хладнокровно зарезать жену и маленьких детей, либо же я - несчастная жертва нашей ненормальной судебной системы. Вы отчаянно хотите мне поверить - я чувствую это, - но, раздираясь противоречиями, не можете себе это позволить. Вы разрываетесь на две части. Никак не можете решить, что вам делать: утешить меня или подвергнуть остракизму.

На щеках Кэссиди заиграл легкий румянец, её буйно зеленые глаза потеплели.

- А вы позволили бы мне себя утешить? - срывающимся голосом спросила она.

Для Тьернана эти слова прозвучали как удар бичом, вмиг сорвавший с него, словно капустные листья, несколько слоев защитной оболочки, и проникший в то темное и пустое место, где когда-то билось его сердце. И Тьернан попятился; он отступил подальше от нее, подальше от её смертельно опасного для него сочувствия - первой настоящей угрозы после того безумно далекого вечера, когда, вернувшись домой, он стоял на коленях в луже крови возле умирающей жены и смотрел, как угасает в ней жизнь.

- Нет, - промолвил он. Затем резко повернулся и быстро вышел, едва не сбившись на бег, охваченный каким-то необъяснимым, почти паническим страхом.

* * *

- Я вовсе не уверена, что это самый правильный выход, - промолвила Мабри, стоя в дверях.

Кэссиди, сидевшая за заваленным бумагами письменным столом Шона, приподняла голову и посмотрела на нее. С той самой минуты, как ушел Тьернан, она трудилась, не покладая рук. Разбирала и сортировала бумаги, читала протоколы, все глубже и глубже погружаясь в мир ужаса и страха.

Здесь были и самый первый протокол, составленный полицией на месте преступления, и первый отчет судебно-медицинского эксперта. Причиной смерти Дианы Скотт-Тьернан стала массивная кровопотеря из-за перерезанной аорты. Возраст плода в её чреве был около семи недель; вскоре после того, как сердце Дианы Тьернан остановилось, плод задохнулся.

Полиция обнаружила признаки борьбы. На теле убитой остались синяки, а под ногтями её нашли следы крови. Кровь оказалась той же группы, что и у мужа Дианы, руках которого были в свежих царапинах. По словам самого Тьернана, исцарапал его какой-то бродячий кот.

Кэссиди читала все это, пребывая в каком-то полуоглушенном состоянии. Снова и снова она повторяла себе, что не должна принимать случившееся столь близко к сердцу - в конце концов никого из этих людей она толком и не знала. Сумей она только внушить себе и представить, что читает обыкновенный детектив, нечто сродни творений Агаты Кристи, и ощущение легкой тошноты, почти постоянно преследовавшее её в последнее время, отступило бы.

Кэссиди посмотрела на Мабри. Бледное холеное лицо жены Шона было спокойно.

- Не самый правильный выход? - эхом откликнулась Кэссиди. - Почему ты так считаешь? Между прочим, именно ты вызвала меня сюда.

Мабри скорчила очаровательную гримаску.

- Шон твердо решил, что необходимо вызвать тебя к нам, а ты сама знаешь - перечить твоему отцу, когда он на что-то настроился, невозможно. Она величаво, с присущей классной модели грацией, проплыла в гостиную, почему-то старательно избегая зеленого кожаного кресла. Кэссиди, как ни старалась, так и не поняла - почему.

- Значит на самом деле он вовсе не болен? - спросила она. - Надул меня, что ли?

- Не знаю, - пожала плечами Мабри. - Несколько раз к врачу он ходил в те времена, когда мы с ним познакомились, об этом и речи не могло быть. Меня он с собой отказывался брать наотрез, а в ответ на все мои расспросы неизменно твердил, что речь идет о самом банальном запоре. Хотя, если хочешь знать мое мнение, то с пищеварением у Шона все идеально.

- Как по-твоему, он и в самом деле болен?

Мабри провела тонкой рукой по своим прямым волосам.

- Затрудняюсь ответить - сказала она. - Впрочем, если он и болен, это ни коим образом не связано с его стремлением видеть тебя здесь.

- И тем не менее вряд ли он затеял весь это спектакль лишь ради того, чтобы собрать свою семью, - заключила Кэссиди, потупив взор. - Нет, она вовсе не обижалась. Она уже давно приучилась на обижаться на Шона.

- Да, это верно, - кивнула Мабри. - В противном случае он бы попытался вызвать сюда и Франческу, - рассудила она. - Сама знаешь - он просто без ума от нее.

- Знаю, - ответила Кэссиди, подавив приступ ревности. Как и все остальные родственники, она обожала младшую сестричку. Жаль только, что Шон никогда не признавал в ней самой подобного ума или привлекательности. - А когда ему втемяшилось в голову пригласить меня? Надеюсь, это не совпало по времени с освобождением из тюрьмы Ричарда Тьернана?

- А какую главную причину он привел, приглашая тебя приехать?

- Чтобы я помогла ему с новой книгой, - ответила Кэссиди. - По словам Шона, он никогда не занимался документальными вещами, и, поскольку это слишком сложно для его творческой натуры, то мои профессиональные навыки были бы ему весьма кстати.

- И ты ему поверила? - осведомилась Мабри.

Кэссиди ответила, не задумываясь:

- Ни на йоту. Шон не из тех людей, которые взывают о помощи, а я последний человек на Земле, к которому бы он за ней обратился даже в случае крайней нужды.

- И все же, Кэсси, он не зря тебя взывал. И мне это не по душе. Я ему не доверяю, а фанатическая увлеченность делом Тьернана меня просто беспокоит.

- Фанатическая увлеченность? - переспросила Кэссиди.

- Да, он стал просто какой-то одержимый. Только о Ричарде и думает. Никогда ещё на моей памяти он не отдавался работе с такой страстью, а ведь все из-за этого кошмарного злодеяния. Шон просто бредит об этих убийствах. Прямо-таки помешался на крови. Одним словом, мне бы крайне не хотелось, чтобы он и тебя втянул в эту жуткую историю.

- Значит ты веришь, что Ричард убийца, - вздохнула Кэссиди. - Что он хладнокровно умертвил жену и собственных детей. Тогда как же, черт побери, ты терпишь его под крышей вашего дома? Как у тебя хватает духа с ним разговаривать?

- Я вовсе не говорила, что считаю его убийцей, - поправила её Мабри, откидывая назад пышные волосы.

- А если не считаешь, то почему...

- Я и этого не говорила, - улыбнулась Мабри. - По большому счету, я и сама не знаю, кому верить. Достаточно заглянуть Ричарду Тьернану в глаза, и все внутри переворачивается. Потом этот взгляд будет долго по ночам сниться.

Кэссиди поежилась; по спине её пробежал холодок. Она знала, что Мабри почти начисто лишена воображения. Именно её расчетливость и практицизм так высоко ценил Шон. И если даже Мабри разглядела в глазах Тьернана нечто потустороннее, то, значит, оно определенно там присутствовало.

Кэссиди вдруг обуял почти панический страх. Ей хотелось удрать из отцовского дома и бежать без оглядки. Бросить отца, которому она впервые в жизни понадобилась, и спрятаться в каком-нибудь безопасном месте.

До чего жаль, что это невозможно!

- Вы с Шоном женаты уже почти десять лет, - сказала она, стараясь взять себя в руки. - Кому как ни тебе знать, что лишнего слова из него клещами не вытянешь. Впрочем, я уверена, что рано или поздно он сам поделится со мной своим замыслом, - со вздохом закончила она.

Мабри с сомнением посмотрела на нее.

- Что ж, вполне вероятно. Надеюсь только, что он не станет особенно затягивать с принятием решения. В противном случае, может оказаться слишком поздно.

Кэссиди резко встала. Ей вдруг остро захотелось вдохнуть свежего воздуха, побыть на солнышке, увидеть вокруг улыбающиеся лица. Ничего из этого в Манхэттене было днем с огнем не найти. Как, впрочем, и надежного места, где она могла спрятаться.

- Слишком поздно, Мабри? - спросила она. - Для чего?

Но Мабри лишь покачала головой.

- Не знаю, Кэсс. Просто у меня дурное предчувствие. Причем я очень боюсь, что дальше будет ещё хуже.

* * *

Тем временем Ричард Тьернан лежал в темноте, вытянувшись во весь рост, на кровати, принадлежавшей в свое время одной из дочерей Шона. Спал он всегда мало, чаще урывками, а когда начинало светать, возвращалась боль, и ему ничего не оставалось, как отгородиться от всех хотя бы темнотой задвинутых штор и закрытых дверей. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас кого-нибудь видеть.

А вот Шон был не из тех людей, которые обращают внимание на закрытые двери. Когда его коренастый силуэт нарисовался в дверном проеме, в темной комнате забрезжил свет. В квартире было тихо как в склепе.

- Женщины ушли, Ричард, - произнес Шон. - Наверное, за покупками отправились.

- Кто-нибудь говорил вам, что вы женоненавистник? - спросил его Тьернан, не поворачивая головы.

- Да, тысячу раз, - ухмыльнулся Шон. - Все эти феминистки. Их мнение для меня как награда. Между прочим, можете ли вы назвать хоть одну женщину, которая бы не обожала делать покупки? Скажем, ваша покойная супруга? По-моему, счета ей выставляли просто космические.

- Вы читали стенограммы судебных заседаний, Шон, - кивнул

Тьернан. - Вы знаете все это не хуже меня, причем ничего не забываете.

- Да, это верно, - самодовольно осклабился Шон. Войдя в спальню, он прикрыл за собой дверь, и в комнате вновь воцарился кромешный мрак. Шон присел на стул возле кровати, на которой лежал Тьернан.

- Ну что, как она вам? - спросил он.

Тьернан не стал делать вид, что не понял.

- Вы уже спрашивали меня об этом.

- А что случилось этим утром? Я ведь оставил вас вдвоем и думал, что...

- Что вы думали, Шон? - свирепо прорычал Тьернан. - Что я наброшусь на неё и разложу прямо на вашем столе с задранной юбкой?

- Я, между прочим, её отец, - холодно напомнил Шон. - Следите за выражениями.

- Вы её отец, но вас нисколько не заботит о том, какая участь постигнет её после того, как она окажется в моих руках.

- Нет, отчего же, заботит, - ухмыльнулся Шон. - Но я готов рискнуть.

- Между прочим, Шон, рисковать будете вовсе не вы, - ощерился Тьернан. - А вдруг я и впрямь отъявленный убийца? Кровавый маньяк вроде Джека-Потрошителя. - Он приподнялся и щелкнул выключателем. Вспыхнул свет, и Шон заморгал, как ослепленная сова. - Знаете ведь, что все говорят. Что я зарезал жену, детей, а также, по всей вероятности, ещё целую кучу женщин. Тело Салли Нортон до сих пор не нашли, и лишь поэтому на меня до сих пор не навесили ещё одно убийство. А что, если я чисто физически не способен удержаться? Может, у меня и правда мания, и, оттрахав женщину, я непременно должен её зарезать?

Шон криво усмехнулся.

- Стращать меня пытаетесь, Ричард? Запугать хотите? Нет, приятель, меня голыми руками не возьмешь - я орешек крепкий! И я прекрасно понимаю, что у вас были причины, чтобы ухлопать свою супругу. Но с какой стати вам убивать Кэссиди, ума не приложу?

Тьернан сел на кровати спиной к стене; отъявленный эгоизм писателя уже начал действовать ему на нервы.

- Может быть, причина состоит в том, чтобы насолить вам, поскольку вы уже меня достали!

- Я вас давно уже достаю, Тьернан, - процедил Шон. - Нечего мне мозги пудрить. Мы заключили с вами сделку, как Фауст с Мефистофелем. Я отдаю вам дочь в обмен за правду из ваших уст. Вам нужна девка, и вы, по какой-то причине, остановили выбор на моей дочери. Так тому и быть. Мне нужна профессиональная помощь для подготовки рукописи, а Кэсси - весьма приличный редактор. Даже талантливый. Все, Рубикон перейден! Я на попятный не пойду. А вы?