Подари мне прошлое

Он поджимает губы и возвращает свое внимание к банке с краской, которую Дарла только что поставила перед ним на прилавок. Заплатив, он благодарит ее, сверкая улыбкой, и подмигивает. Она краснеет, и я испытываю странное, болезненное чувство в груди. Растущее раздражение от их общения. Мне не нравится видеть, как он подмигивает другим женщинам. Я поражена, когда прихожу к пониманию этого. Черт возьми, я ревную. Недопустимо, Тор…- Виктория.

Мы покидаем магазин и возвращаемся к тачке Чейза. Даже для того, кто не так хорошо разбирается в машинах, я понимаю, насколько она сексапильна. Это оргазм на колесах, и с Чейзом за рулем — убийственная комбинация. Поездка обратно в мой офис проходит в молчании, но это комфортная тишина, без атмосферы неловкости, которую я ожидала.

Он подъезжает к тротуару и останавливается. Поворачивается ко мне и протягивает руку, заправляя пряди моих волос мне за ухо.

— Я бы проводил тебя, но мне кажется, что будет проще уговорить тебя, чтобы ты пришла сегодня вечером, если я не буду тебя злить.

Я почти смеюсь, но собираюсь с мыслями. Мне нужно дать ему ясно понять, что я не присоединюсь к нему сегодня вечером. До того, как я успеваю произнести хоть слово, он протягивает мне руку ладонью вверх. Я пялюсь на нее, не понимая его жеста.

— Телефон, детка.

Он улыбается мне, и прежде чем я понимаю, что делаю, мой телефон у него, и он что-то набирает на нем. Затем я слышу, как на его телефоне раздается мелодия "Highway to Hell".

Серьезно?

— Теперь у тебя есть мой номер, — говорит он, возвращая мне мой телефон. — Какой у тебя адрес? Я заеду за тобой в семь.

Я начинаю качать головой, но он прерывает любой мой возможный ответ,

— Нет, ты не встретишься со мной у меня дома. Я не собираюсь давать тебе шанс соскочить в последнюю минуту. Кроме того, я не хочу, чтобы ты ехала на метро поздно вечером. Я заеду за тобой в семь.

Недовольно вздохнув, я бубню свой адрес.

Затем он наклоняется и оставляет на моей щеке целомудренный поцелуй, прежде чем провести пальцем по моему носу и постучать по его кончику.

— Теперь беги, тебе надо работать, а у меня есть кое-какие дела.

И снова эта его улыбка...

Словно в тумане я хватаю свою сумочку и вылезаю из машины, встречаясь с ним взглядом еще раз, до того как развернуться и направиться ко входу в здание, где расположен мой офис. Не смотря на присутствие лакея и белый день, он ждет, пока я не зайду внутрь, а затем медленно уезжает на этом своем магните для цыпочек. Надеюсь, его скорость была показателем того, что он тоже пялился в мою сторону, по всей видимости, немного потерявшись в тумане, вызванным мной.

Спустя какое-то время после его ухода, эта туманная дымка в моей голове начинает рассеиваться, и я снова могу думать. Что только что произошло? Маленький дьявол на моем плече смеется и показывает на меня пальцем. Ты попала в переделку.

В шесть пятьдесят восемь звонит мой швейцар, сказав, что у меня посетитель. Я провела большую часть последних двух часов, пытаясь выяснить, как из этого выпутаться. Я почти не заметила, что на часах было уже шесть сорок пять, так как привыкла засиживаться допоздна на работе. К счастью, мой многоэтажный жилой дом находится менее чем в десяти минутах ходьбы от моего офиса. Я помчалась домой и надела более повседневный наряд: отутюженные брюки цвета хаки и темно-синий в белую полоску топ с рукавами три четверти и вырезом лодочкой. Закончив образ красивыми, темно-синими балетками, я проверила свой макияж и волосы, уложенные в моей обычной прическе.

Я говорю швейцару, что сейчас спущусь, и хватаю свою сумочку и ключи. По какой-то причине я не хочу, чтобы Чейз видел мою квартиру. Ладно, я точно знаю, почему. Моя квартира могла бы украсить страницы журнала, но даже у этих домов есть своя индивидуальность. Дизайн в моей квартире выполнен в кремовых тонах и различных оттенках коричневого. Все стены увешаны черно-белыми фотографиями города с различных ракурсов, но без людей. На самом деле, это не чьи-либо фотографии. У меня нет покрывал или подушек ручной работы, нет свеч, сентиментальных безделушек, ничего такого, что могло бы привнести в пространство что-то личное. У меня никогда не было проблем с моей квартирой, но по неизвестным мне причинам, я просто не хочу, чтобы Чейз понял, какой холодной и пустой я на самом деле являюсь.

Выйдя в коридор, я закрываю дверь на замок и спускаюсь в лифте в вестибюль. Чейз стоит у стойки, болтая с Гэри, моим швейцаром. Когда он замечает меня, его глаза загораются, и я таю словно масло. Он выпрямляется в полный рост, который, должно быть, на несколько дюймов выше шести футов, потому что даже на каблуках, он выше меня на несколько дюймов. А сейчас, когда я в балетках, он возвышается надо мной, и я ощущаю себя миниатюрной и женственной. (Шесть футов — примерно 183 см, один дюйм равен 2,54 см. Прим.пер.)

Он подходит ко мне и целует в щеку, а когда отходит назад, я вижу, как Гэри пялится на нас с открытым ртом. Я хмурюсь, и он сразу же закрывает рот и начинает хлопотать у своего стола. Я не понимаю его реакции, не то чтобы ко мне не приходят гости. Моя мать навещала меня пару раз, и Линдси заглядывала раз или два, прежде чем мы потеряли связь. Я напрягаю свой мозг, чтобы вспомнить, кто еще был у меня дома с тех пор, как я купила эту квартиру пять лет назад.

Ответ мне не нравится.

Чейз осматривает меня с головы до ног, ухмыляясь, но все, что он говорит,

— Поехали, детка.

Это проклятое прозвище смущает меня, как и в любое другое время, когда он меня так называет. Я должна возразить, настоять на том, чтобы остаться дома, пресечь это в зародыше, но не делаю этого. ''Я не хочу''. Впервые за почти десять лет я признаюсь себе, что одинока. Поэтому, позволяю ему вывести себя на улицу к его машине, которая работает на холостом ходу рядом с конторкой служащего парковки и практически кричит: "Повеселись, проведи час на заднем сиденье с моим хозяином".

Он придерживает для меня дверь, пока я забираюсь внутрь, закрывает ее и быстро направляется к водительской стороне. Забираясь внутрь, он кидает на меня быстрый взгляд,

— Ремень безопасности, Тори.

Тон его голоса настойчивый, немного даже грубый. Обычно, я не забываю пристегнуться, но обнаруживаю, что клетки моего мозга плавятся от жара, который он у меня вызывает. После того, как я пристегиваюсь, он отъезжает от круговой подъездной дорожки. Он с осторожностью управляет машиной, проезжая по улицам города, а ведь эта задача не из простых, когда встречаются шестиполосные перекрестки. Известный гангстер заплатил градостроителю за такой дизайн дорог, чтобы легче было улизнуть от полиции. К сожалению, это также ведет к большему количеству аварий, и я понимаю, что от волнения начинаю тяжело дышать. Спасибо, Аль Капоне. Чейз движется очень медленно между светофорами, пока не выезжает на автостраду, проехав небольшое расстояние, прежде чем повернуть в сторону жилых кварталов.

В конце концов он останавливается и паркуется на улице параллельно тротуару перед очаровательным таунхаусом из серого камня. Он выключает двигатель Челленджера, выходит из машины и обходит ее, открывая дверь с моей стороны, и предлагает свою руку, чтобы помочь мне выйти.

Рассматривая дом, я спрашиваю,

— Он твой?

Не могу подавить нотки восхищения в своем голосе. Определенно, я не представляла, что он живет в таком доме.

— Ага. Купил его, сделал перепланировку и теперь делаю ремонт. — Он смотрит на меня, — А что? Что ты ожидала увидеть?

Я издаю тихий смешок, мои щеки снова краснеют. Что ''это''?

— Я думала, что у тебя квартира в каком-то модном районе возле университета.

Чейз смеется, и звук его смеха отражается в моем теле, приводя мои гормоны в полную боевую готовность. Я подавляю стон раздражения.

— Ты много чего не знаешь обо мне, Тори. А я многого не знаю о тебе, но у меня есть цель исправить это печальное положение вещей.

Он ведёт меня к высокой кованной ограде, которая окружает крошечный дворик перед домом. Ворота очень высокие, с аркой наверху, в центре висит старинный газовый фонарь. Как только Чейз открывает калитку, и мы входим внутрь, я получаю полное представление о его доме. Справа — ступеньки, ведущие на небольшое крытое крыльцо, изогнутое сверху в виде каменной арки, а в глубине веранды располагается великолепная дверь из красного дерева с витражным стеклом в середине. Строение переходит на второй уровень, где прямоугольное окно нарушает целостность серого камня. Левая сторона дома расширяется наружу эркером, от земли до крыши. Каждая его секция имеет отдельный ряд, состоящий из трех окон, каждое из которых, в свою очередь, увенчано каменной аркой. Ближе к земле устроено еще одно довольно большое окно, указывающее на высокий цокольный этаж. Это потрясающе.

Чейз берет меня за руку, и мы поднимаемся по ступенькам. Он открывает дверь, и я снова потрясена и лишаюсь дара речи от красоты. Натуральное дерево везде: полы, декоративные украшения и на протяжении всей лестницы, которая занимает правую часть стены. Оно блестит и выглядит новым, хотя понятно, что оно было тут изначально, и с любовью восстановлено. Слева от лестницы располагается длинный коридор с множеством дверей, и мне непременно нужно узнать, что скрывается за каждой из них.

Чейз сжимает мою руку, и теперь я понимаю, что он не отпускал ее. На его лице горделивая улыбка, он явно забавляется моим восторгом.

— Хочешь проведу экскурсию?

— Да! — восклицаю я с волнением.

Он снова ухмыляется и начинает водить меня из комнаты в комнату. Первый этаж уже закончен, гостиная, которая когда-то была небольшой комнатой, теперь представляет собой уютное пространство, предназначенное для приема гостей. Настоящая столовая с массивной мебельной стенкой вокруг камина, туалет, рабочий кабинет, и...о, Боже. Кухня моей мечты, располагающаяся в задней части дома, потертые бежевые шкафчики, белые бытовые приборы, гранитные, песочного цвета столешницы. Каким-то образом, все это имеет винтажный вид. Все это занимает большую часть трех задних стен с кухонным островком в центре. Однако, именно большое окно над мойкой, которое выходит на огромный, огороженный задний двор, и красивая резная задняя дверь, выкрашенная в такой же цвет, как и кухонные шкафчики, повергли меня в полный восторг.

Двор великолепен, и однажды, дети Чейза будут играть там, резвясь и веселясь. И никакой калитки в изгороди, ему и его жене не придется беспокоиться. Грусть омрачает меня, я разворачиваюсь, отпуская руку Чейза, и ухожу из кухни.

- Куда? — спрашиваю я бойко.

Он смотрит на меня с непонятным выражением, но не высказывает свои мысли вслух. Кивком головы он показывает в сторону лестницы, и мы переходим к той части дома, которая находится в состоянии ремонта - четыре спальни и две ванные комнаты, и, наконец, подвал, который в конечном итоге станет "игровой зоной". Я поспешно ретируюсь и из этой комнаты тоже.

Снова поднявшись наверх в коридор, я спрашиваю,

— Итак, где будет происходить эта пытка?

Чейз усмехается и качает головой,

— Ты не можешь красить в этой одежде, Тори. Разве у тебя нет ничего поношенного для грязной работы?

Я с недоумением смотрю на него.

— Ладно, — говорит он, начиная понимать, что означает "нелюбитель испачкаться". Коварная улыбка появляется на его лице.

— Еще одна вещь, которую мы изменим. — Направляясь к лестнице, он хватает меня за запястье и тянет за собой наверх.

Мы входим в самую большую спальню с эркерным окном, выходящим на улицу, и он исчезает в дверях. Затем он снова появляется со старой, заляпанной краской футболкой и спортивными штанами.

Я цинично приподнимают бровь, глядя на него.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не ждёшь от меня, что я это надену?

Он радостно улыбается мне, и моя решимость слегка тает.

— Даже не сомневаюсь, что у тебя получится, детка. И ты будешь великолепно выглядеть, делая это.

Мне хочется возразить, но, серьезно, какой смысл? Он прав. Я не могу носить одежду, в которой я приехала. Конечно, я бы предпочла избежать процесса покраски. Могу сказать, что этого не произойдет, поэтому я выхватываю у него одежду и киваю, чтобы он проваливал.

— Кыш.

Он улыбается и слегка постукивает по кончику моего носа; еще одна вещь, которую я нахожу очаровательной, но не хочу этого.

— Я буду внизу, если тебе потребуется помощь. — Я закатываю глаза, выталкиваю его за дверь и захлопываю ее прямо перед его смеющимся лицом.

Футболка могла бы быть проклятой ночнушкой, прикрывая мои ноги почти до колен, а спортивные штаны приходится подвернуть, чтобы они оставались на моих бедрах. Я избегаю смотреть в зеркало, когда выхожу из комнаты, уверена, что у меня начнется приступ паники, если увижу, как сейчас выгляжу.

Чейз сказал мне, когда мы заходили в гостиную, что именно там мы будем работать. Пройдя по коридору, я захожу в комнату и нахожу его, накрывающим тряпками мебель, материалы для работы уже выставлены. Я подхожу ближе к стене, рассматривая ее, а затем провожу пальцами по покрытию.

— Эта краска выглядит практически новой, Чейз. Зачем нужен еще один слой?

Разливая краску и подготавливая малярные валики, Чейз бурчит,

— Это был не тот чертов цвет. — Я жду дальнейших объяснений, размышляя над его агрессивным тоном, но ничего не получаю. Он заканчивает и протягивает мне валик. — Мы покрасим основную часть, а затем — края у малярного скотча.

С неохотой я беру свой инструмент, наморщив нос в отвращении, затем, вздохнув, приступаю к работе. Ритмичные движения и тихое шуршание валика на самом деле успокаивают, и мы болтаем о всякой ерунде, пока движемся друг к другу и заканчиваем, когда встречаемся на середине.

Чейз переводит взгляд от стены на меня и заливается смехом. Звук его смеха глубокий, с хрипотцой, и он реально заводит, а еще он слегка заразителен. Знаю, что он видит, но я — сама невинность.

— Что? — спрашиваю я, немного надувшись.

— Вся эта краска, как, черт возьми, на тебе ее больше, чем на стене? — он качает головой, все еще посмеиваясь. — Такая чертовски милая.

Без предупреждения он обхватывает рукой меня за шею и притягивает к себе, наклоняясь и накрывая мой рот своим. Буквально на секунду я замираю, и он сразу же отстраняется и внимательно смотрит на меня. В его шоколадных глубинах бушует неистовая страсть, и что-то внутри меня обрывается. Он, должно быть, тоже это чувствует, потому что в следующую секунду я прижата к его телу, его руки зарываются в мои волосы, разбрасывая повсюду шпильки. Наши рты атакуют друг друга: языки переплетаются, дыхание прерывисто каждый раз, когда мы используем возможность, чтобы сделать вдох. Мои губы начинает покалывать от возбуждения, которое распространяется вниз, к шее и плечам, спускаясь к груди, отчего мои соски становятся твердыми, затем ниже к моей сердцевине, где моя мокрая киска пропитывает своими соками мои трусики.

Такое чувство, что я вечность бродила по пустыне и нашла оазис со свежей чистой водой. Чейз движется вперед, пока я не упираюсь спиной в стену: не в ту, которую мы только что покрасили, слава Богу . Его руки скользят по моим волосам к шее, он пробегается пальцами по моей жаждущей груди, затем его руки опускаются ниже, к моей заднице. Обхватив её, он дёргает меня к себе, и его тело ещё сильнее вжимает меня в стену. Он приподнимает меня совсем чуть-чуть, и мои ноги непроизвольно обвиваются вокруг его талии.

Мать твою. Вот, чёрт, с ума сойти.

Крайне большая, обжигающая выпуклость тесно прижимается к моей киске. Я испытываю трепет с головы до ног, который превращается в дрожь и становится сильнее. Затем он начинает двигать бедрами, и я распадаюсь на части от всепоглощающего оргазма, мир превращается в цветной калейдоскоп, вращаясь и вызывая у меня головокружение.

Когда ощущения ослабевают, я пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце и нормально дышать. И в этот момент я понимаю, что мы не двигаемся, все вокруг неподвижно. Я открываю глаза и вижу, что Чейз пристально смотрит на меня, на его лице шок и удивление.

— Это бесспорно самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел, детка. — Он продолжает смотреть на меня, а я начинаю ощущать последствия того, что только что случилось. Чувство вины накрывает меня, и я ерзаю, пытаясь заставить его опустить меня на пол.

Он стонет и утыкается лицом мне в шею, его дыхание щекочет и дразнит меня.

— Не двигайся так, Тори. Я едва сдерживаюсь.

Я сразу же застываю на месте.

— Опусти меня вниз, пожалуйста, Чейз. — Спокойно прошу я, несмотря на паническое безумие, которое едва могу сдерживать. Я стараюсь говорить беспечно, но в моем тоне отчетливо слышно напряжение.

Чейз резко вскидывает голову, и в его темно—карих глазах кружатся вопросы. Я не могу смотреть на него и, чтобы избежать зрительного контакта, отвожу свой взгляд за его плечо.

— Тори.

Я киваю головой, чтобы показать, что слушаю его, но ничего не говорю.

— Тори, посмотри на меня. — Он легонько трясет меня, и я хмурюсь от раздражения, что он вынуждает меня посмотреть на него.

Что бы он там не увидел, это привносит печаль в его глаза, и он медленно отпускает мои ноги, которые, скользя, опускаются на пол. Печаль все еще присутствует, но он прогоняет ее, решительно обхватив руками мое лицо.

— Не смей думать, что это было ошибкой, даже на секунду. Это было потрясающе, и я клянусь всеми святыми, что это снова повторится. Между нами что-то есть, детка, и я не собираюсь это игнорировать.

Я снова начинаю отводить глаза.

— Тори, посмотри на меня. — Его голос тверд, и мой удивленный взгляд возвращается к нему. — Это происходит, и тебе нужно научиться принимать это. Потому что в конце концов, мы окажемся в спальне, где у меня припасено для тебя еще больше удовольствия.

- Я не… — я не могу ясно мыслить. Он не может заменить Бена, я не хочу, чтобы это произошло. Это все неправильно, то чувство, возникшее в воскресенье, было случайным. Я качаю головой и вырываюсь из объятий Чейза. Открываю рот, но ничего не произношу. Я не знаю, что сказать. Поэтому выскакиваю из комнаты в туалет и с грохотом закрываю дверь. Я опускаюсь на пол, и плотину, которая дала трещину, прорывает. Душевная боль овладевает мной, тянет меня на дно.

Глава 7

Чейз

Блин, дерьмо.

Проведя рукой по своим не растрепанным, как после секса, волосам, я тяжело вздыхаю и пялюсь на дверь ванной комнаты.

Сорок пять минут.

Первые пятнадцать минут я провел, умоляя Тори открыть дверь и позволить мне поговорить с ней. Последние полчаса я лишь слушал. И ждал.

Рано или поздно она выйдет, и, когда она это сделает, я задержу ее.

Ее плач уже давно перешел от рыданий к всхлипам, а теперь к молчанию.

— Мне придется взимать с тебя почасовую оплату, — дразню я, испытывая при этом чувство тревоги. Я прислоняюсь лбом к холодной деревянной двери и молюсь про себя, чтобы она ответила.

Когда я снова встречен молчанием, то спускаюсь в прихожую за своим телефоном. Чуть позже я заказываю пиццу и снова возвращаюсь к двери.

Я пробую другую тактику.

— Тори, если ты не откроешь дверь, я ее выломаю.

С другой стороны двери слышится какое-то шуршание, и я ухмыляюсь в ожидании, что она откроет дверь. Вместо этого, я сталкиваюсь с ее характером.

— Отстань от меня, Чейз. Я хочу домой и не хочу тебя видеть. Не в таком виде, — огрызается она в присущей ей сердитой манере. Для меня печаль в ее словах почти осязаема. Мне хочется протянуть руку и стереть эти слова. Крепко прижать Тори к себе и не отпускать.

— Детка, тебе нужно…

— Я. Не. Твоя. Детка, — шипит она сквозь дверь.

Тяжело вздохнув, я решаю сделать то, что сорок пять минут назад пообещал себе не делать. Направляясь в гостиную к своему ящику с инструментами, я ворчу, что мне придется повредить дверную коробку.

Я нахожу отвертку с плоской головкой и несусь обратно к ванной.

— Последний шанс, Тори. Открой дверь.

Тишина.

— Дело твое, — раздраженно фыркаю я.

Втиснув плоский конец отвертки между дверью и дверной коробкой рядом с ручкой, я дергаю ее, пока дерево не трескается.

— Что ты делаешь? — рявкает она из-за двери.

Сосредоточившись на своей задаче, я ковыряю дверь еще немного, пока свет не просачивается сквозь щель. Одним ударом плеча я выбиваю ее и застываю внутри при виде Тори, сидящей на крышке унитаза. Она по-прежнему облачена в свой очаровательный наряд маляра.

Эта женщина выглядит великолепно в чем угодно, даже в моей одежде — это просто охренительно сексуально. Мой внутренний альфа самец рычит от гордости при виде ее в моей одежде, словно она помечена моим запахом.

Ее глаза становятся большими от шока.

— Ты выломал свою дверь!

Усмехнувшись ей, я пожимаю плечами.

— Я делал вещи и похуже. Ты голодна?

Я так далеко продвинулся с Тори, потому что не давал ей возможности обдумывать что-либо. И сейчас, когда я меняю тему разговора о ее нервном срыве, результатом которого стало ее часовое заточение в моей ванной, она колеблется и качает головой.

— Нет, мне, эм...надо идти.

Она встает, но я прислоняюсь к сломанному дверному проему и всматриваюсь в покрасневшее, опухшее, со следами от слез лицо. Ее светлые волосы находятся в беспорядке, и у меня руки чешутся распустить их. Эта женщина сейчас еще красивее, чем, когда собрана и наводит ужас на бедняг, попавшихся на ее пути.

— Ты никуда не пойдешь, пока я не накормлю тебя, — решительно говорю ей и делаю шаг вперед.

Она смотрит на меня настороженно, но не двигается. Заметив ее заминку, я больше не трачу ни секунды и быстро сокращаю расстояние между нами. Она поднимает руки в протесте, но я обхватываю ее за талию и притягиваю к себе. Крепко прижав Тори к своей груди, где ей самое место, я обнимаю ее и целую в макушку.

Несмотря на потерю самообладания ранее, Тори расслабляется в моих объятьях и прижимается щекой к моему плечу.

— Я сожалею, — едва слышно произносит она сквозь эмоции.

Качая головой, я поглаживаю ее по спине.

— Не о чем сожалеть.

Мы молчим, а потом я решаю вытащить эти чертовы шпильки из ее волос. Поначалу она сопротивляется, но в конечном итоге уступает и позволяет мне распустить ее волосы.

— Я хочу узнать тебя, — шепчу я. ''Со всех сторон''.

Она отстраняется от меня и говорит со слезами на глазах.

— Это не я, — пытается объяснить она.

Но это не так.

Это ее часть, которая рвется на свободу. Однако, Снежная королева держит ее в кандалах в закоулках своего сознания.

Притянув Тори к себе опять, я скольжу ладонью по ее шее вверх и приподнимаю ее голову, чтобы лучше видеть ее.

— Никто не может быть сильным постоянно. Поэтому человеческой натуре свойственно искать родственную душу. Кого-то, кто был бы иногда сильным для нас. Кого-то, с кем можно разделить свои тяготы, — шепчу я, поглаживая большими пальцами ее щеки.

Ее льдисто-голубые глаза, словно морская синева. Однажды, надеюсь, я отвезу ее на экзотический пляж Карибского моря, чтобы просто увидеть, померкнет ли его красота в сравнении с непревзойденным великолепием этих невероятно выразительных глаз.

— Ты делаешь меня слабой, — вздыхает она, ее сладкий аромат дразнит меня, мой рот всего в нескольких дюймах от нее.

Наклонив голову, я провожу своим носом по ее.

— Я здесь, чтобы поддерживать тебя.

— Что, если я не хочу, чтобы меня поддерживали? — бормочет она и закрывает глаза.

Я не отвечаю и нежно целую ее, надеясь, что этим поцелуем выражаю свое обещание помочь ей. У нее вырывается тихий стон, но он не несет в себе никакой сексуальности. Этот стон отпускает ее силу, позволяя мне быть сильным для нее. Притянув Тори ближе к себе, я углубляю поцелуй, переплетая наши языки. Она хватает меня за рубашку, умоляя не отпускать ее.

Я не собираюсь, на хрен, отпускать ее, никогда.

— Чейз, — бормочет она между поцелуями.

Ее голос невинный и молодой. Мне хочется защищать ее, крепко обнимать и никогда не отпускать.

— Мне страшно.

Ее слова приводят меня в замешательство, поэтому я отрываюсь от нее и оставляю легкий поцелуй в уголке ее губ.

— Почему тебе страшно, Тори?

Она всхлипывает, но проводит руками вверх по моей груди и обнимает за шею.

— Я всегда была сильной. Ради них. Чтобы спрятать память о них глубоко в своем сердце в безопасности.

Я прищуриваюсь, еще раз чмокнув ее в щеку, и жду, когда она продолжит.

— Если я откроюсь, поделюсь с тобой частью своей ноши... — она замолкает и вздрагивает, словно сама мысль об этом пугает ее, — ... Я могу потерять их навсегда. Что если, это заставит меня забыть их? Забыть мою жизнь с ними? Не думаю, что в моем сердце есть место для чего-то ещё. Мне так жаль.

Её слова пробирают меня до самых костей, но я не остановлюсь. Я считаю ее своей. Никто, даже Приставучая Сэви, никогда и близко не понимала мою боль. Невыносимую потерю. Ненависть к себе. Вину и желание изменить прошлое — перемотать нити времени и создать из них новый шедевр.

Тори понимает мою боль

Я понимаю ее боль.

Каждый вторник, посещая кладбище, я пинаю ногами деревья и бью кулаками по земле. Я взываю к Богу и молю его повернуть время вспять, дать ей ещё один шанс, чтобы жить.

«''Жизнь — несправедливая штука».''

Слова матери как всегда преследуют меня.

— Тори, — я целую ее, затем отстраняюсь и смотрю на нее, стараясь сказать своим взглядом, что не позволю ей отказаться от меня.

— Иногда быть сильным ради другого человека означает определить, что лучше для него, даже, когда он думает, что знает лучше. Ты уже привыкла, что я руковожу тобой...

Она открывает рот, чтобы возразить, но я наклоняюсь и целую ее, вкладывая в этот поцелуй всю свою страсть и решимость. Мне нужно, чтобы она почувствовала мою силу…силу, о которой я и сам не знал.

— ...теперь настало время взять под контроль твоё сердце.

Раздается звонок в дверь, и я неохотно отстраняюсь от нее. В ее глазах отражается тысяча мыслей, крутящихся в ее голове.

— Боже, Тори, — усмехаюсь я, намереваясь пошутить над ней.— Так ты встречаешь всех, с кем ужинаешь? Может, тебе стоит переодеться более подобающе для ужина?

Более свойственная ей эмоция, сварливость, которая мне очень нравится, всплывает на поверхность, и Тори отталкивает меня. Но, это помогает снять напряжение.

— Придурок. Я, возможно, лучшее, что ты видел на своих свиданиях, — дразнит она с улыбкой, — даже в этом прикиде.

Я подмигиваю ей.

— Этого никто не отрицает, детка. Мы оба знаем, кто красавчик в наших отношениях.

Прежде, чем она возразит по поводу того, что я заявил о нас, как о паре, я выскакиваю из маленькой ванной комнаты и направляюсь к входной двери, чтобы заплатить за пиццу.

Я заполню эту девушку, так или иначе.

Её желудок.

Её сердце.

И может, если мне повезет, ещё парочку мест.

Прошлым вечером мы с Тори добились больших успехов. Остаток вечера прошел без каких-либо проблем. Она позволила мне срывать с ее губ поцелуи, но я ни разу не попытался подтолкнуть ее на большее. Она явно наказывала себя за то, что позволила нашим отношениям развиваться. Я не хочу, чтобы она сожалела о чем-либо, когда дело касается нас. Если это значит не торопиться, тогда я стану черепахой.

Распускающей лапы черепахой, которой нравятся французские поцелуи.

Но, тем не менее, черепахой.

— Доктор Монро, — голос отвлекает меня от моих мыслей о Тори.

— Хм?

Мак плюхается рядом со мной за стол в центре медиаобразования. Сегодня среда, и они должны сдать свои проекты в эту пятницу. Судя по хмурому выражению его лица, у него есть проблемы.

— Это отстой.

Я начинаю хохотать, но, когда дежурный за столом стреляет в меня испепеляющим взглядом, я подавляю смех.

— Конечно это отстой. Это научная работа. Научные работы — отстой.

Он стонет и швыряет мне свой проект.

— Сколько мне ещё трудиться над ним? Не думаю, что мой проект достаточно хорош.

Я беру его и просматриваю в течение нескольких минут. По правде говоря, Мак замечательно справился с темой, которую я предупреждал не выбирать. Я бы поставил ему ''"А".''

— Она заслуживает ''"В-"'', — вру я и швыряю его работу ему через стол.

— Блин. Оценки ''"В"'' не помогут мне получить работу в больнице. Над чем мне нужно поработать?

Мак — отличный студент, несмотря на то, что большую часть времени валяет дурака.

— Проведи дополнительные исследования. Добавь чуть больше цитат. Наполни более глубоким содержанием.

Он кивает и с новой решимостью, которая пойдет на пользу его карьере, возвращается к компьютерам, чтобы продолжить своё исследование.

— Хреновый из тебя лжец, — смеётся Корт и подсаживается ко мне.

Я пожимаю плечами.

— Ему пойдет это на пользу. А ты свою закончил?

Он кивает.

— Ага, но ты ее не увидишь раньше срока. В отличии от Мака, я знаю, что моя работа написана на высший балл, и я не позволю тебе обманным путем заставить меня поработать над ней ещё больше.

Я усмехаюсь, чем зарабатываю ещё один злобный взгляд от дежурного. Я поднимаю руки в извиняющимся жесте и беззвучно произношу ''"Извините"''. Её резкий кивок означает, что извинения приняты, но больше так делать нельзя, в противном случае она засунет словарь мне в задницу.

— Как дела с новой цыпочкой?

Я немного рассказал ему о Тори, но не хотел вдаваться в подробности. Я до сих пор считаю ее своим маленьким секретом. Как и свою группу. Я хочу защитить ее от любых потенциальных скептиков.

Не то, чтобы Корт мог сказать что-нибудь плохое.

— Ее зовут Тори, — напомнил я ему, — и она особенная.

— Особенная, как Сэви? — спрашивает он со стоном.

Я сдерживаю приступ смеха, потому что хочу сохранить свою задницу девственной.

— Нет, идиот. Особенная, как "та самая единственная".

Его глаза становятся большими от шока.

— Что ж, будь я проклят. В конце концов, кто-то заинтересовался Чейзом.

Я широко улыбаюсь ему и, сцепив руки, завожу их за голову, откидываясь назад на стуле. Уставившись в потолок, я вспоминаю ее сладкие, пухлые губы. То, как она распадалась в моих руках от простейших движений между нами. Если бы только она знала...у меня имеется гораздо больше приемов в своем арсенале, которые заставят ее снова чувствовать.

— Совсем наоборот, старик, — вздыхаю я. — Именно я выступаю в роли преследователя.

— И она того стоит?

Повернувшись к нему, я улыбаюсь.

— Она стоит каждой гребаной секунды.

— Доктор Монро, — ахает миссис Шраге, когда я захожу в цветочный магазин после занятий. — Сегодня среда, ''полагаю''.

Я усмехаюсь, потому что годами я приезжал сюда, как часы, каждый вторник, и уверен, она в растерянности, почему я здесь в среду. Особенно после того, как был тут только вчера.

— Мне нужны цветы. Счастливые. Которые сказали бы "Мои мысли только о тебе, и ты самое прекрасное, что я когда-либо встречал". Возможно голубого цвета.

Её глаза расширяются от удивления. Обычно, когда я прихожу сюда, мой заказ уже готов, и мы почти не разговариваем. По вторникам у меня, как правило, дерьмовое настроение, и, уверен, все это чувствуют. Вероятно, увидев меня весёлым, она ещё больше теряется.

— Эм, что ж, дайте-ка подумать. У нас есть тюльпаны вашего любимого цвета, — начинает она, но я отмахиваюсь от ее предложения.

— Сегодня я хочу голубые.

— Хорошо, ладно, нам только что доставили самые великолепные ирисы. Желаете взглянуть?

Я киваю и наклоняюсь над прилавком, пока она уходит. Выхватив карточку из стопки, я пишу Тори послание.

«Поужинай со мной, красавица. Надеюсь, эти цветы украсят твой день, и ты будешь думать обо мне, как бы сильно не старалась не делать этого. Заеду за тобой в шесть. Ради Бога, надень джинсы, женщина.»

— Ч.

— Ах, — щебечет миссис Шраге, — вот и они, и пахнут чудесно.

Как только я замечаю нежно-голубые цветы, я улыбаюсь. Они идеально подойдут к ее ярко-голубым глазам и, надеюсь, заставят улыбнуться нежные, надутые губки.

— Я беру их.

Глава 8

Тори

Я снова становлюсь собой: женщиной, которую знаю и которая меня устраивает. Я прохожу через стеклянные двери здания, где работаю, безукоризненно одетая в темно-бордовую юбку с легким клёшем чуть выше колена, белую блузку и приталенный пиджак; немного макияжа, мои непременные туфли на двенадцати сантиметровых каблуках, и ни один волосок не выбивается из прически. Мне хочется облегченно вздохнуть, я чувствую себя в безопасности, спрятавшись за своей броней. Это моя зона комфорта.

Я быстро иду к лифту, каблуки цокают по холодному мраморному полу, напоминая мне, что Виктория, Снежная королева, вернулась. Я оставила растрепанную, рыдающую, уязвимую Тори у Чей... там, где провела прошлый вечер. Я не собираюсь думать об этом, о нем. Соберись, Тор... Виктория.

В лифте я стою между парочкой адвокатов, работающих в моей фирме первый год. Они бросают на меня любопытные взгляды, и одна из них даже открывает рот, чтобы заговорить со мной. Вопросительно приподняв бровь, я одариваю их леденящим душу взглядом, тем самым затыкая ее, прежде чем она сможет что-либо сказать. Здорово, Чей..., ''тот вчерашний парень'', разрушил мой имидж, который я создавала в течение пяти чертовых лет. Придурок. Я чувствую себя немного виноватой, когда вспоминаю, каким милым он был прошлым вечером, не бросил меня и не психанул, когда я расклеилась.

Не важно.

Звук остановки лифта заставляет меня вздрогнуть, и выйдя из лифта, я ступаю на роскошный серый ковер, кивнув Дженис, секретарю, в знак приветствия. Ее взгляд прикован ко мне, словно она пытается что-то рассмотреть во мне, но я ставлю ее на место, как и адвокатов в лифте, и она быстро отворачивается к своему столу. Это будет утомительно.

Стейси сидит за своим столом, печатая что-то на компьютере. Почувствовав мое присутствие, она поднимает голову. Стейси улыбается и встает, протягивая мне кружку кофе, отчего я останавливаюсь, как вкопанная. Обычно, Стейси не улыбается мне. Она не приносит мне кофе. Какого черта? Ее внимательность растапливает лед, в который я себя заточила. Это что-то незначительное...неопределенное? Я слегка выведена из равновесия, поэтому просто киваю, беру кофе и направляюсь к двери своего кабинета. Улыбка Стейси становится шире, ее лицо озаряется, и впервые я замечаю, что она очень красивая девушка со светло-каштановыми волосами длиною до плеч, выразительными зелеными глазами и шикарной фигурой. При виде ее восторженного состояния я испытываю какое-то непонятное чувство, так что продолжаю двигаться к своему кабинету.

Кабинет для меня является домом больше, чем собственная квартира. Здесь нет ни одной личной фотографии, однако имеется множество дипломов, развешенных на стенах, и наград, расставленных на полках. Это место — мое убежище, где я господствую в одиночку, но не одна. Опустившись на ужасно удобное рабочее кресло, я приступаю к работе. Мне необходимо многое наверстать из-за своего вчерашнего раннего ухода.

Стейси тихо стучит в дверь и входит, отрывая меня от работы.

— В чем дело, Стейси? У меня много работы, и я только что пришла. Это может подождать? — я стараюсь, чтобы мой голос не звучал резко, но мою раздражительность невозможно не заметить.

Она на мгновение замирает, и на лице появляется выражение неуверенности.

— Хм, мисс Ларкин, сейчас полдень. Вы проработали пять часов без перерыва. Вам пришла посылка, и я подумала, может, вы захотите заказать обед.

Я вздыхаю, говоря своей внутренней стерве отвалить, и попытаться не спешить с выводами в будущем.

— Извини, Стейси. — От удивления ее глаза становятся большими. Какого хрена? Может я и интроверт, но не похоже, чтобы была груба или вообще не разговаривала с ней раньше. Еще одна попытка? Потому что я чувствую, что это чушь собачь'. Неужели я была настолько ужасна? Ладно, новое правило: оставаться в стороне, но присутствовать.

— Я потеряла счет времени. Спасибо, что ты такая исполнительная. — Ни.Каких.Эмоций. — Вообще-то, да, закажи мне, пожалуйста, салат из кафе за углом и давай, неси сюда эту посылку. И...м-м...спасибо.

Уголок ее губ приподнимается в улыбке, которую она пытается скрыть, и, развернувшись на каблуках, она направляется к своему столу. Спустя мгновение Стейси возвращается с самым великолепным букетом синих ирисов, которые я когда-либо видела. Они помещены в красивую стеклянную вазу, украшенную витиеватой матовой гравировкой. Как только она входит, цветочный аромат распространяется в воздухе, и сладкий запах наполняет мои легкие. Мое сердце начинает бешено колотиться, и мне не хватает кислорода.

Стейси ставит цветы на мой стол и протягивает мне сопроводительную записку. Какое-то время она переминается с ноги на ногу, и я понимаю, что ей очень хочется остаться и узнать, от кого цветы, и, что говорится в записке. Я открываю карточку и говорю Стейси:

— Они от Чейза, того парня, который вытащил меня отсюда против моей воли вчера.

Щеки Стейси розовеют от радостного волнения, но это все, чем я готова поделиться.

— Ты не позаботишься о моем обеде...пожалуйста?

Я добавляю это последнее слово, зная, что обычно отдаю приказы не задумываясь. Не знаю, почему я чувствую необходимость изменить эти мелочи. Я живу так, как мне нравится. Понятно? Вот почему Чейз оказывает на меня плохое влияние, и я должна держаться от него подальше.

Неохотно Стейси возвращается к своему столу, и как только она уходит, а дверь плотно закрыта, я разворачиваю записку и читаю. Непонятное чувство растет с каждым ударом моего сердца, тепло становится обжигающим. Я читаю ее снова и снова и качаю головой. Он не просил, он просто приказал мне поужинать с ним. Только за одно это я должна ему отказать. Потянувшись за телефоном, моя рука застывает на полпути. Я очень занята, а у него сегодня лекции, мне стоит подождать и отменить ужин позже.

Я переставляю цветы на стеклянный журнальный столик в центре своего небольшого уголка для переговоров в другом конце кабинета. Я поворачиваю вазу туда-сюда, пока не убеждаюсь, что так они лучше всего будут смотреться с моего стола. Затем я возвращаюсь к работе и больше не смотрю на цветы. Врунишка, врунишка… Я почти не смотрю на них. Голова как шишка!.. Ладно, я смотрю на них каждые десять минут или около того, думая о Чейзе и наслаждаясь приятным ощущением, которое они вызывают в моей груди.

После обеда я снова погружаюсь в работу, но звонок интеркома прерывает меня. Я нажимаю кнопку, и Стейси сообщает, что моя мать на линии. Пронизывающий холод захватывает мое тело, подавляя те теплые, приятные ощущения, которые я испытывала ранее. Я не люблю разговаривать со своей семьёй. Они отказываются принимать мое желание не обсуждать прошлое. Всегда вызывают у меня воспоминания, заставляя "принять" то, что случилось и отпустить это. Я злюсь, а следом приходит печаль. Хаотичные эмоции, которые я совсем не хочу испытывать. Мне стоило уже давно отправить обратно то приглашение на свадьбу с извинениями, но, думаю, я также могу ответить на этот звонок и покончить с этим.

— Переключи на нее, Стейси.

Я воздвигаю вокруг себя самую толстую стену, готовясь столкнуться с разочарованием в ее голосе и поднимаю трубку, когда снова раздается звонок.

— Привет, мама, — отвечаю я.

— Виктория! Я так рада, что ты решила приехать на свадьбу! Даниэль в восторге! Она только об этом и говорит с тех пор, как мы получили твое подтверждение! — подождите, я не...

— Мама, тут, должно быть, какая-то ош... — начинаю я.

— И со спутником! — продолжает она, не замечая, что я начала говорить. — Виктория, я так рада. Я так счастлива за свою девочку. Он, должно быть, очень особенный, раз ты решила привести его домой на семейную свадьбу. Не могу передать, как мы все взволнованы.

Со спутником? До меня доходит...Я убью Стейси. Затем я думаю о Чейзе и понимаю, что это, должно быть, совместный заговор. Им обоим не несдобровать.

— Я знаю, ты занята, родная. Всегда так много работаешь. Так что, расскажешь мне о нем все в эти выходные. — Ее голос становится хриплым, и я борюсь с собой, чтобы не стукнуть головой об стол. Слезы. Я не плачу. — Увидимся в субботу. Я люблю тебя, Виктория. Они были бы счастливы, что ты продолжаешь жить. — Я сжимаюсь, каждый мускул моего тела напряжен. Гнев бурлит во мне, но прежде чем я успеваю выразить свою ярость, она вешает трубку.

— Стейси! — кричу я. — Быстро иди сюда! — я делаю несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться.

Она робко входит, настороженно глядя на меня.

— Все хорошо?

— О чем ты, черт возьми, думала, посылая ответ на приглашение, да еще и с пометкой "плюс один"? — мой голос становится все громче, дойдя до крика на последнем слове, отчего она вздрагивает.

— Чейз сделал пометку. Я подумала, что вы обсудили это заранее.

Она заламывает руки, и я не уверена, пытается ли она оправдаться или нет. В любом случае, дело сделано, а она лучший личный помощник, который у меня когда-либо был, так что вряд ли я ее уволю.

— Стейси, позволь тебе кое-что прояснить, ты ''всегда'' будешь уточнять у меня, прежде чем решать вопросы личного характера. — Она кивает, в ее глазах стоят слезы, — Теперь, возвращайся к работе, и мы забудем о том, что случилось. — Она облегченно вздыхает и поспешно удаляется к своему столу.

А теперь, что касается этого коварного, чересчур уверенного, вызывающе целеустремленного придурка. Я хватаю свой телефон и перелистываю контакты в поисках его номера, но прежде чем нажать вызов, я решаю, что это необходимо сделать при личной встрече. Мне нужно все это прекратить, раз и навсегда.

Без пяти шесть раздается звонок телефона, оповещая меня, что это звонит консьерж. Гари сообщает, что ко мне посетитель, и я отвечаю, чтобы он поднимался. Пришло время принять настоящую меня, поэтому я приглашаю его к себе домой, в стерильную, холодную обстановку, которая является моим отражением. Я жду его возле двери все еще в своем рабочем костюме, удостоверившись, что я полностью собрана. Раздается звонок в дверь, и я распахиваю ее, жестом приглашая его войти.

При виде него непрошеная волна возбуждения проносится по моему телу. Он хорошо выглядит, чертовски хорошо. Джинсы низко сидят на бедрах, футболка с эмблемой Кабс удачно подчеркивает его широкие плечи, бело-голубые конверсы на ногах, и эта чертова ямочка, появляющаяся на щеке, когда он мне улыбается. Когда он видит меня, его карие глаза становятся еще темнее за линзами очков. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он обхватывает меня рукой за талию, прижимая к своей твердой груди, и удивляет меня самым лучшим приветственным поцелуем, который я когда-либо получала.

Когда он наконец отстраняется от моих губ, я снова пребываю в тумане и едва помню, как меня зовут. Он отходит и, нахмурившись, рассматривает мой наряд. Мне сразу же начинает не хватать его ямочки на щеке.

— Я специально сказал тебе надеть джинсы, Тори. — Говорит он с укором, но в его тоне на самом деле нет осуждения. Чейз целует меня в щеку и разворачивает к себе спиной. Перед моим лицом внезапно появляется сумка, и он шепчет мне на ухо:

— Почему-то я знал, что мне понадобится это. — Он покачивает сумкой передо мной, нежно целуя меня в шею. Я подавляю дрожь в теле, но беру сумку и чувствую, как его губы, прижимающиеся ко мне, расплываются в улыбке. Отступая, он легонько шлепает меня по заднице. — Иди, переоденься, детка. Нам пора идти.

Не понимаю, что только что произошло, или, как я оказалась здесь, но вот я стою в коридоре у входа в свою гостиную в облегающих джинсах, красной майке и поверх нее кофта на пуговицах с эмблемой Кабс. Чейз стоит в центре комнаты, озадаченно оглядываясь вокруг. Наконец, он замечает меня, и на его лице расцветает прекрасная улыбка.

— Ух ты, ты выглядишь великолепно.

Я этого не хочу, но удовольствие, вызванное его комплиментом, овладевает моим сердцем, сжимая его. Я была зла, я знаю, что злилась. Просто, кажется, я не могу достаточно сосредоточиться, чтобы вспомнить, почему. Он подходит и встает прямо передо мной, ноги широко расставлены, руки скрещены на груди, большой палец — под подбородком, а указательный постукивает по его губам. Он пристально разглядывает меня.

— Хм-м-м. Не хватает только одного, чтобы образ был идеальным. — Прежде чем я успеваю отреагировать, он вытаскивает все шпильки из моих волос и нежно проводит по ним руками, разбирая пальцами спутанные пряди. Он возвращается в прежнюю позу, затем кивает с удовлетворенным видом. — Идеально.

Чейз хватает меня за руку.

— Нам пора. Первая подача в восемь, и я хочу сначала накормить тебя.

Я замираю на месте, не двигаясь. Его слова звенят у меня в ушах. Он ведь сказал, что я думаю?

— Мы...мы собираемся на игру Кабс? — заикаясь, спрашиваю я. Волнение прорывается сквозь стену, которую я считала неприступной. Чейз улыбается в ответ на мою реакцию, в его глазах пляшут огоньки.

— Ага. Домашняя игра против Кардиналов. — Я больше не могу стоять неподвижно, не могу сдерживать радостное волнение, которое заставляет меня ерзать на месте. Мне хочется прыгать и кричать от радости, как ребенок. Я не была на играх Кабс с тех пор, как в последний раз ходила с отцом еще в детстве.

Я больше не могу контролировать себя и устремляюсь к Чейзу, запрыгиваю на него, обхватывая руками и ногами. Я крепко целую его в губы и кричу:

— Мы собираемся на игру Кабс!

Чейз начинает смеяться, и он словно светится изнутри, по-настоящему упиваясь моей радостью.

— Как бы я не наслаждался тем, что ты обвилась вокруг меня, я не хочу упустить возможность понаблюдать за тем, как ты развлекаешься на этом свидании.

Он медленно спускает меня по своему телу вниз, и я ощущаю каждый сантиметр. Каждый твердый сантиметр его тела. Везде, где мы соприкасаемся, вспыхивает искра, словно электрический разряд.

— Давай выдвигаться, детка.

Я несусь к шкафу и хватаю свою куртку, так как во время вечерних игр становится ветрено и довольно прохладно, даже в самые жаркие месяцы лета. Ключи в руке, кредитка и документы в кармане, и я готова.

Он отвозит меня в Gino’s East- очень популярную пиццерию в городе, где мы объедаемся пиццей по-чикагски (deep dish pizza — пицца с коржом в виде тарелочки, в которую кладут много начинки; фактически пирог с сыром, соусом, овощами или колбасой. Прим.пер.), смеемся и наслаждаемся компанией друг друга. С ним так легко расслабиться, снова стать той девушкой, которой я когда-то была.

Поужинав, мы направляемся на стадион "Ригли-филд"- одно из самых удивительных мест на земле. Его следовало бы назвать восьмым чудом света. Пока мы идем, я понимаю, что Чейз направляется через первый ряд к местам прямо у поля. Мать честная! Я практически могла бы поболтать с игроками в домашней базе отбивающих. "Ригли" не самый дорогой стадион, но все же. Эти места стоят более ста баксов каждое, хотя это, вероятно, не сильно влияет на банковский счет каждого из нас. Когда я была ребенком, мы с папой никогдал даже не задумывались столько заплатить. Так что, я никогда не наблюдала за игрой с этих мест и едва могу сдержать волнение!

Я вытаскиваю программку с карточкой для счета. Но тут чувствую на себе взгляд и, подняв глаза, вижу, что Чейз наблюдает за мной, его глаза светятся нежностью и счастьем.

— Что? — смеюсь я. Этот звук настолько чужд мне, что он поражает меня, но лицо Чейза озаряется, и огромная улыбка украшает его.

— Ничего. Хотя, у меня сложилось впечатление, что ты уже была на играх.

— Была, но ни разу с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать или может семнадцать. Последний раз я была на игре только со своим отцом, думаю, прямо перед тем, как родила дочку. — Я размышляю о временных рамках, поэтому не замечаю, что Чейз замолчал и замер.

— Я с нетерпением ждала, когда у нас будет время пойти с ними, как семьей, после окончания школы. Мне хотелось создать такие же воспоминания со своей дочерью, какие у меня были со своим отцом.

Я возвращаюсь к заполнению карточки счета, все еще думая о прошлом.

— Она была бы уже достаточно взрослой сейчас, чтобы самостоятельно вести свою собственную карточку, знать всех игроков, правила игры и все остальное. Я бы об этом позаботилась. — Хихикаю я. — Я родилась фанатом Кабс, и она тоже.

— Твой муж тоже был фанатом? — спрашивает Чейз тихо.

— Да, хотя не таким ярым, как я. Но он считал мою одержимость милой, поэтому потакал мне. — Я начинаю представлять себе "а что, если бы" и чувствую, как тоска обрушивается на меня. Не сейчас, не тогда, когда я так счастлива. Я отгоняю ее и меняю тему разговора.

— А ты всегда был фанатом Кабс? — я поднимаю глаза и вижу, что Чейз пристально смотрит на меня. Так или иначе, я понимаю, что он хочет задать мне еще вопросы о моем прошлом, но с меня хватит, и через мгновение, думаю, он это понимает. Давление только разрушит этот великолепный вечер.

— Да, на самом деле, как и ты, прирожденный фанат. Хотя, учитывая, что рос я на южной стороне города, в детстве я уже порядком натерпелся этого дерьма. — Смеется он, и этот низкий, грудной звук обладает каким-то магнетизмом, вызывающим притяжение между нами. Его смех, должно быть, заставляет всех студенток, посещающих его занятия, переодевать трусики после его лекций.

К тому времени как заканчивается тренировка по отработке подачи, я знаю, что его родители старше, и он младший из двоих детей. Они до сих пор живут на южной стороне, но он перевез их в небольшую квартиру, расположенную на полпути между его домом и домом его старшей сестры, которая по-прежнему живёт в том районе. В его голосе слышится столько любви и привязанности. Он определенно все ещё близок со своими родными. Знакомая острая боль сжимает мое сердце, но я отказываюсь признавать ее. Но она вызывает у меня воспоминания.

Я знаю, что должна буду разобраться с ситуацией по поводу приглашения на свадьбу. Просто, не могу заставить себя сделать это прямо сейчас. Это лучшее свидание, на котором я когда-либо была, и мне не хочется его портить. На этот раз боль становится сильнее, она похожа на удар в живот. Я имею в виду, лучшее свидание, не считая свиданий с Беном. Я зажмуриваюсь и борюсь с чувством вины. Игра начинается, и я позволяю ей завладеть моим разумом, забыв о боли, вине и воспоминаниях.

Я полностью отдаюсь игре, кричу вместе с толпой, когда наши забивают, ворчу и ору на судью, когда он неоправданно дает свисток.

— Это явно был страйк, что б тебя! (Страйк (англ. strike) — ситуация в бейсболе, когда бэттер (бьющий) не нанёс удара при подаче. Прим.пер.). Глаза разуй!

Чейз смеется и схватив меня за руку, тянет обратно в кресло, продолжая держать мою руку, даже после того, как я села. Я, как бы между прочим, пытаюсь освободить руку, но он лишь сильнее сжимает ее и бросает на меня суровый взгляд. В ответ я показываю ему язык.

Я поражена, полностью ошарашена, когда до меня доходит, что я повела себя, как ребенок. Я не знаю, кем являюсь прямо сейчас. Я снова потеряна, как прошлым вечером. Какая-то другая женщина — часть той, кем я когда-то была — но все равно незнакомка. Чейз согнулся пополам от смеха. Когда он успокаивается, то обхватывает обеими руками мое лицо и крепко целует меня, остановившись только когда вокруг нас начинают свистеть и улюлюкать. Мое лицо покрывается румянцем, тело горит от смущения и (я в таком дерьме...кхм, то есть, у меня неприятности) возбуждения. Проклятье, он великолепен.

Еще раз чмокнув меня в губы, Чейз опять берет меня за руку и возвращает свое внимание к игре, которая перешла к дополнительным иннингам (Иннинг (англ. inning) в бейсболе, софтболе и в похожих играх — это период игры, поделенный на две части (фрейма), во время которых одна команда играет в обороне, а другая в нападении. В каждом фрейме команда нападения играет до 3 аутов (англ. out). Полная игра обычно состоит из 9 иннингов, но может быть укорочена из-за плохой погоды или продлена, если счёт по пробежкам (англ. run) равен к концу 9-го иннинга. Прим.пер.). И в конечном итоге, в час ночи, после четырнадцати иннингов Кабс выигрывают у Кардиналов (вот вам, напыщенные птахи!). Толпа ликует и танцует, распевая наш гимн победы "Вперед, Кабс, вперед". Чейз ни хрена не умеет петь, но выглядит таким чертовски милым, что я зачарована.

Когда волнение успокаивается, Чейз берет меня за руку и ведёт сквозь толпу к остановке надземной железной дороги района Wrigleyville, и мы садимся в поезд, чтобы вернуться в город. Мое тело все ещё дрожит от адреналина после победы, я полна энтузиазма и счастлива. Просто... счастлива. Я едва замечаю, когда мы выходим на моей остановке, и все еще не понимаю, что мы входим в мое здание, пока Чейзэ не толкает меня к стене, обрушиваясь на мой рот, и это полная неожиданность для меня. Только тогда я понимаю, что мы находимся в моем лифте. Я не обращаю особого внимания на лифт или на тот факт, что Чейз, подталкивая меня спиной по коридору к моей двери, по-прежнему целует меня, затем открывает дверь в мою квартиру и продолжает пировать мной, как только мы оказываемся внутри. Он опять толкает меня назад, и я ударяюсь бедром о небольшой столик при входе. Мою ногу пронзает острая боль, вызывая дрожь в теле (не из приятных).

— Ой!

Он сразу же останавливается.

— Ты в порядке? — посмотрев вниз, он замечает острый угол стола и морщится, — черт, детка. Прости.

Я потираю бедро, стараясь унять боль.

— Все нормально, просто неудачно ударилась. — Прихрамывая, я немного отхожу от него и поворачиваюсь, чтобы кинуть ключи в небольшую стеклянную чашу на столе. Стопка не просмотренной почты бросается в глаза. Приглашение на свадьбу моей кузины лежит прямо наверху.

Мое тело напрягается, и я вспоминаю, о чем мне нужно было с ним поговорить. Я поднимаю приглашение и медленно повернувшись, обнаруживаю Чейза развалившимся на моем белом кожаном диване. Он протягивает руку и жестом показывает мне подойти. Я иду к нему, и когда он видит суровое выражение моего лица, его брови поднимаются вверх от удивления, и он опускает руку.

Я присаживаюсь на противоположный конец дивана и кидаю ему приглашение.

— О чем, черт возьми, ты думал, отправляя подтверждение о присутствии на свадьбе моей кузины? — мой голос чуть ниже визга, — да ещё и с пометкой «со спутником»?!

Глава 9

Чейз

Я смотрю с недоумением на разъяренную женщину передо мной и не могу сдержать улыбки. Она чертовски милая, когда злится.

— Иди сюда, — игриво приказываю я.

Она фыркает от моей невозмутимости и вскакивает на ноги. — Может, тебе стоит уйти, Чейз? — Тори указывает на входную дверь. — Очевидно ведь, что ты не собираешься уважать мои границы... Границы, которые я установила очень давно. Если не можешь этого сделать, тогда мы не можем быть...

Я приподнимаю бровь, ожидая услышать окончание ее предложения, но эта упрямая женщина замолкает и бросает на меня свирепый взгляд.

— Отлично, — резко отвечаю я и вскакиваю на ноги. — Я уйду. Прощай, Виктория.

Притворяясь разгневанным, направляюсь к входной двери. Услышав потрясенный писк, я бросаю взгляд через плечо и вижу, что она стоит, еле сдерживая слезы на глазах и прикрыв рукой рот.

— Ты назвал меня Викторией.

На этот раз я разворачиваюсь к ней и приказываю немного резче: — Подойди ко мне.

Она подходит и бросается в мои распростертые объятия. — Ты на самом деле собирался уйти?

Посмеиваясь, я сильнее прижимаю ее к себе и целую в макушку. — И упустить возможность потусоваться в твоей гостиной в стиле журнала "Southern Living", на твоем девственно белом диване, при одном взгляде на который я уже чувствую себя грязным, пока ты ворчишь на меня по поводу границ? Ни за что.

Ее смех словно музыка для моих ушей, и я пробегаюсь пальцами по ее позвоночнику.

— Тори, ты всегда, черт побери, будешь для меня Тори, потому что твое полное имя довольно труднопроизносимое, и я чрезмерно ленивый для этого, — заявляю я. — В любом случае, я никуда не ухожу. Я тебе уже говорил об этом. Что касается пригласительного на свадьбу, признаюсь, я позволил себе лишнего.

Она отвечает высокомерным тоном. — Позволил себе лишнего? Ты перешел черту, из-за чего мой секретарь чуть не потеряла работу.

Я закатываю глаза. — Не смей увольнять Стейси, она мне нравится. Но, как бы там ни было, прости меня.

Она все еще хмурится, но, когда на моем лице появляется глупая ухмылка, она уступает, и губы Тори дергаются, пока она пытается сдержать улыбку.

— Ладно. Извинения приняты. И я знаю, что ты считаешь это ерундой, но мне не очень хочется находиться среди них. Они напоминают мне о прошлом, и это убивает меня, Чейз.

Наклоняясь к ее губам, я оставляю легкий поцелуй. — Помнишь все те разговоры о том, что я позабочусь о тебе? Я не врал. Я буду рядом, детка. Не стоит так переживать.

— Они подумают, что мы...что мы...

Перебив ее, я говорю: — Пара?

— Ах, да!

— А разве это не так, детка?

Она снова сверлит меня взглядом, поэтому я обезвреживаю тикающую бомбу, украв еще один поцелуй, на этот раз страстный.

— Между нами ничего нет… — пытается спорить она, но я заглушаю ее слова, проникнув языком в ее рот.

Я целую Тори пока она не становится мягкой и податливой в моих руках, затем отстраняюсь и ухмыляюсь. — Тори, между нами определенно что-то есть.

Я отхожу от нее и направляюсь к телевизору. — Как включить эту штуку? Я боюсь прикасаться к чему-либо здесь, — говорю я ей. — в следующий раз ночуем у меня.

Она взвизгивает, и я начинаю хохотать.

— Чейз, ты сегодня определенно испытываешь судьбу!

Я озорно улыбаюсь. — Знаю, границы и прочая фигня. Ну что сказать? Мне нравится испытывать пределы своих возможностей.

Она проходит мимо, задевая меня плечом, и без всяких усилий нажимает пару кнопок на пульте. Вскоре мы оба стоим перед телевизором и смотрим новости.

— Господи, Тори. Это так ты развлекаешься? — ворчу я и отнимаю пульт, сразу начиная переключать каналы. Я останавливаюсь на новой версии фильма "Ужас Амитивилля". — Будем смотреть это. Иди, принеси пару одеял. Я не собираюсь обниматься на этой белой коже.

Повернувшись, чтобы взглянуть на Тори, я вижу, что она хмурится. — Я не развлекаюсь. Особенно в будний день, когда уже три часа как должна спать. Ты властный и несносный, знаешь об этом?

— Тебе это нравится. Это ты любительница, чтобы тобой командовали, а не я. Я лишь стараюсь угодить даме. — отвечаю ей.

— Правда, Чейз. Мне утром на работу.

— Переживешь. Всего один вечер. — Она не двигается с места, поэтому я шлепаю ее по заднице. — Займись делом, женщина.

Фыркнув, словно котенок, она топает прочь. Пока Тори достает одеяла, я осматриваю ее квартиру.

Сдержанная.

Неприветливая.

Неуютная.

Нахмурившись, я направляюсь на кухню. Кухонная утварь из нержавеющей стали начищена до блеска. Столешницы из белого мрамора добавляют стерильность в общую атмосферу. На ее кухне нет ни пятнышка грязи, ни единой грязной тарелки.

Ей не помешало бы выпить — что-нибудь, что согреет ее и растопит лед в ее венах. Будучи любопытным от природы, я открываю несколько шкафчиков, чтобы посмотреть, не прячет ли она спиртное где-нибудь.

Я ничего не нахожу, кроме залежей M&Ms с арахисом.

Выходит, она не против добавить немного ярких красок в свою жизнь.

Схватив упаковку конфет, я возвращаюсь в гостиную и вижу, как она деловито расправляет одеяло среди диванных подушек. Она переоделась в самую повседневную одежду, которую я когда-либо видел на ней. Наряд, от которого мой член сразу же оживает.

Я скольжу взглядом по ее едва прикрытому телу и подавляю желание бросить ее на диван и сорвать оставшуюся одежду.

Я вполне серьезен.

Какого черта, она дразнит меня, натянув лишь облегающие пижамные штаны персикового цвета и белый топик? Ее светлые волосы длиною до плеч распущены и делают ее похожей на ангела, которого, я знаю, она прячет глубоко внутри.

— Я передумал насчет ночевки. Твой дом намного лучше, — говорю я, намеренно растягивая слова, пока беззастенчиво рассматриваю ее тело.

Ее щеки покрываются румянцем, и она качает головой. — Ты не будешь здесь ночевать, Чейз.

— Посмотрим, — самодовольно отвечаю я и бросаю ей упаковку конфет. — Я принес десерт.

Она улыбается и раскрывает ее, пока я снимаю обувь. Если она собирается устроиться поудобнее, тогда и я тоже. Стянув с себя футболку, я практически смеюсь в голос, когда вижу, как она глазеет на мою обнаженную грудь.

— Чт-чт-что ты делаешь? — заикается Тори, пожирая мое тело глазами. Ее взгляд задерживается на ангеле, вытатуированном над моим сердцем, но я не даю ей времени задать этот вопрос.

— Я так сплю. Обнаженным по пояс. Тебе тоже стоит попробовать, — заигрываю я.

У нее глаза на лоб лезут, и она отводит от меня свой взгляд. — Ты не будешь тут спать, и я не собираюсь раздеваться.

Я смеюсь, плюхаясь на диван, и вытягиваюсь на нем. — Пока, детка.

Она носится по квартире, выключая свет и освобождаясь от части своего раздражения. Успокоившись, она возвращается обратно. Тори садится на противоположный от меня край дивана — можно подумать, так всё и будет — и засовывает конфету в рот.

Закатив глаза, я обхватываю ее за талию и тяну, чтобы она легла рядом со мной. Я ожидаю ее сопротивления, но она позволяет мне притянуть ее к себе и вытягивается рядом, спиной ко мне.

Я мог бы привыкнуть к тому, что эта женщина прижимается ко мне каждый вечер.

Эта мысль согревает меня.

Но, пока идет фильм, и мы жуем конфеты, мои мысли мрачнеют. Депрессия, которую я постоянно отталкиваю, начинает проникать своими щупальцами и заражать мой разум.

Мысли роятся в моей голове, как назойливые мухи, и я отгоняю их, стараясь оставаться в настоящем с Тори. Но вместо этого, воспоминания, которые я бы предпочел забыть, поглощают меня.

— Мама, я ненавижу себя.

Моя мать с длинными, вьющимися, седыми волосами, хмурится и поднимается со стула в неприветливой, стерильной больничной палате. Они перевели меня в психушку. Видимо, мне необходима "помощь".

— Сын, — резким тоном говорит она, приближаясь к моей кровати. — Это не так.

Мои глаза наполняются слезами горечи, и я тяну за удерживающие ремни на моих запястьях. Конечно же, их нельзя снять. По-видимому, причинение себе вреда здесь не приветствуется. — Я действительно ненавижу себя. Я должен умереть.

Она сглатывает и пробегает пальцами по моему лбу, откидывая волосы с глаз. Пульсирующая боль в голове оглушает и не проходит. Еще одна причина, почему я схожу с ума. — Чейз, опухоль мозга не позволяет тебе ясно мыслить. — Подтверждает она мои мысли. — Ты заслуживаешь того, чтобы быть здесь. Со своей семьей.

Я издаю хриплый смешок. — Если бы я мог просто вернуться. Сегодня она была бы здесь. Я бы не раздумывая отдал за нее свою жизнь.

Мне тяжело дышать, сердце сжимается, словно в тисках, и я, бл*дь, хочу взорваться.

— Ты сам чуть не погиб, сынок. Перестань винить себя.

Не обращая внимание на ее слова, я смотрю в окно. Внизу, во дворе, мужчина несет ребенка по тропинке, усаженной нарциссами. Мое сердце разрывается.

Мы с Эшли собирались пожениться. Завести детей. Белый заборчик, собаки и остальное дерьмо.

Но теперь она умерла.

В глубине души я понимаю, что не заслуживал ее.

Не теперь.

Не после всего, что произошло.

— Чейз?

Нежный голос вырывает меня из прошлого, и я резко открываю глаза и вижу, что Тори с беспокойством смотрит на меня.

— Извини, — бубню я, — Должно быть, я заснул.

Она прищуривается и протягивает руку, чтобы откинуть волосы с моего лица. — Я — юрист. Я чую вранье за версту. Что случилось?

Я снова закрываю глаза и выдыхаю, надеясь выпустить затянувшуюся ненависть к себе, которая портит мне настроение. — Все в порядке, детка.

Она оставляет на моих губах легкий поцелуй и нежно проводит пальцем по шраму вдоль линии роста волос. — Откуда у тебя эта гадость?

Я открываю глаза и хмурюсь. Она рассматривает меня, внимательно, оценивающе, заботливо, обеспокоенно.

Оставив ее вопрос без ответа, я переворачиваю Тори на спину и целую ее. Наши губы встречаются, и электричество, которое все время то исчезает, то появляется между нами, оживает с новой силой. Я хочу потеряться в ней. Забыть о своем прошлом. Наслаждаться настоящим. Молиться о будущем.

Я просовываю ногу между ее колен, невольно касаясь ее киски грубой тканью своих джинсов, она хнычет, вызывая у меня стон. Эта женщина похожа на оголенный провод — каждый раз, когда я прикасаюсь к ней, она словно тает в моих руках, издавая невероятные звуки, после того как ее поглощают волны удовольствия.

Буквально вчера вечером я пообещал себе не торопиться. Дать ей время. Чтобы то, что между нами происходит переросло в настоящие отношения.

А сейчас? Я похож на озабоченного подростка, голова которого заполнена мрачными мыслями, и он сделает что угодно, чтобы отвлечься от вездесущей тьмы.

Скользнув рукой по ее груди, я провожу пальцем по напряженному соску и захватываю зубами ее нижнюю губу. Она извивается и стонет, что еще сильнее возбуждает меня.

— Господи, женщина, — стону я, мой возбужденный член прижимается к ее бедру. — Я не могу насытиться тобой.

— Чейз, — тихо произносит она, когда я пробегаюсь пальцами по ее животу вниз к той части, которая должна отзываться на каждое мое прикосновение. — Мы должны остановиться и поговорить...

Она резко замолкает, когда я просовываю пальцы под резинку ее штанов и провожу ими по шелковым трусикам. Она вскрикивает и откидывает голову назад, толкаясь грудью мне в лицо. Я поглаживаю ее клитор через трусики и покусываю зубами ее грудь.

— Чейз… — выкрикивает она, ее тело напрягается с каждой лаской, которую я дарю ее пульсирующему клитору.

— Давай, детка, кончи! — нежно произношу я напротив ее соска, скрытого под тонким материалом топика, продолжая ласкать ее киску.

Она распадается на части, и я с нетерпением жду тот день, когда окажусь глубоко в ней, пока она кончает. Я опьянен этой женщиной. Ее присутствие — это бальзам для зияющей дыры в моем сердце. Свет, отгоняющий тьму, в которую я погружаюсь из-за ненависти к себе.

Она нужна мне.

— Чейз, — тихо говорит она. — Ты не должен был это делать.

Она не испытывает такой сильной вины, что опять безумно кончила от моего прикосновения, как прошлым вечером. На этот раз, она расслабляется и снова хмурится, изучая меня.

Может, она тоже хочет меня исцелить.

— Ты кого-то потерял? — шепчет она.

Боль пронзает меня, и я закрываю глаза, сжимая зубы с такой силой, что кажется они сейчас начнут крошиться. — Я не хочу говорить об этом сейчас.

Она проводит рукой по моему животу и утыкается лицом в мою грудь. Несмотря на бешеный стояк, я вытаскиваю руку из ее трусиков и обнимаю ее, прижимая к себе. Между нами повисает молчание. В конце концов, ине открывая глаз, я проваливаюсь в сон.

— Тебе не нужно всегда быть сильным, — шепчет она практически беззвучно. — Я тоже могу позаботиться о тебе.

Я наблюдаю, как Тори, опаздывая, вбегает в здание своей конторы, киваю парковщику и выруливаю с парковки. После мыслей о маме прошлым вечером я решаю навестить ее. Хоть она и не вспомнит меня.

Повернув на шоссе, я улыбаюсь воспоминаниям о том, каково это было проснуться с довольно растрепанной, но чертовски сексуальной Тори, прижимавшейся ко мне. Зазвонил ее будильник, и когда она поняла, что я на самом деле провел ночь с ней, хотя ничего больше не было, она пришла в ужас.

Но чтобы снова вернуть ее благосклонность, мне всего лишь потребовалось сварить ей кофе, пока она собиралась, и подвезти ее до работы. Она даже поцеловала меня, прежде чем вылезла из машины.

Мы больше не разговаривали о том, что случилось. О границах. Оргазме. Моем плохом настроении. Но нам комфортно друг с другом. И мне уже не терпится увидеть ее снова.

Подъезжая к жилому комплексу для престарелых, я начинаю нервничать. Отец всегда просит, чтобы я навещал ее. Но в конечном итоге, после этих визитов мое душевное состояние становится еще хуже, чем было. Прошло несколько недель, и мне уже давно пора было приехать.

Припарковав машину и пройдя по дорожке к их квартире на первом этаже, я пытаюсь успокоить свои нервы. Только я собираюсь постучать в дверь, как она неожиданно распахивается.

— Доброе утро, сынок, — приветливо улыбается мама. — Мы только что сели завтракать. Еды хватит на троих.

Я смотрю на нее с изумлением, не часто ее можно увидеть в таком состоянии, без хмурого, отсутствующего взгляда. На глаза наворачиваются слезы, и я обнимаю ее.

— Мама.

Она похлопывает меня по спине, затем тянет к столу. Отец пьет свой утренний кофе так, словно это совсем не важно, что мама на самом деле в ясном сознании.

— Доброе утро, папа, — все еще переполненный эмоциями с трудом произношу я.

— Доброе, сынок.

Мама ставит для меня тарелку, и я сажусь между ними, вспоминая старые времена, когда это было нормально. До несчастного случая и до болезни Альцгеймера.

Когда она садится, я тянусь и беру ее за руку. — Я встретил женщину.

Ее карие глаза сверкают, и она бросает на моего отца любящий взгляд. — Как славно. Расскажи мне о ней.

— Она замечательная. В смысле, она успешный юрист, самая красивая из всех женщин, что я видел, и она понимает меня.

Как только я произношу последнюю часть, мама хмурится. — Эшли — стерва. Я не хочу, чтобы ты женился на этой девушке. Она предала тебя, когда ты больше всего нуждался в ней.

Я потерял ее.

Схватив кусок бекона, я кусаю его и стараюсь сдержать слезы. — Мама, мою новую девушку зовут Тори. — Моя попытка проигнорировать ее замешательство и вернуть ее в настоящее остается без внимания.

Я хмурюсь, когда она опускает глаза на свою тарелку, уставившись на яичницу. Когда она снова поднимает свой взгляд на меня, моя мать уже полностью ушла в себя.

— Я четыре раза звонила в службу обслуживания, и они только сейчас присылают кого-то, чтобы починить унитаз? — спрашивает она и сердито смотрит на меня. Ни капли узнавания в ее жестком взгляде.

Бросив на отца умоляющий взгляд, я встречаюсь с печалью и извинениями в его глазах.

Откашлявшись, я встаю. — Я сейчас починю его, мэм.

Меня охватывает злость. Мне хочется оторвать долбаный унитаз от пола. Вместо этого, я притворяюсь, будто чиню его и смываю. Помыв руки, я возвращаюсь на кухню.

— Всё работает. Вам еще что-нибудь нужно?

Мама машет в сторону двери. — Не сейчас. В следующий раз не заставляйте меня звонить вам четыре раза.

Глава 10

Тори

Я действительно думаю, что могу прибить кого-нибудь сегодня.

Последние два дня я только и занималась тем, что решала проблемы. Громкое дело о разводе, стороны которого, казалось, двигались к мировой, полетело ко всем чертям, когда в интернете появилась видеозапись сексуальных игр бывшей жены и ее новой игрушки — молодого любовника (я называю его так потому, что он похож на чертову куклу Кена. И, учитывая, сколько голой плоти красовалось на видео, могу подтвердить, что каждая часть его тела выглядит как пластиковая). Запись была сделана задолго до развода.

Теперь я нахожусь в эпицентре этой чертовой заварухи, и никто, кажется, не в состоянии выполнять свою гребаную работу. Мы работали круглыми сутками, чтобы собрать к понедельнику до суда новые доводы и доказательства. Сейчас полдвенадцатого вечера пятницы, а я все еще в офисе. Уткнувшись лбом в прохладную поверхность стола, я слышу тихий стук в дверь. Не поднимая головы, я приглашаю кого бы там ни было войти и очень надеюсь, что они не разозлят меня еще больше. В моем распоряжении канцелярский нож и тяжелый случай стервозности в сочетании с нетерпимостью к идиотам.

— Вам еще что-нибудь нужно, мисс Ларкин? — раздается тихий голос Стейси, и я облегченно вздыхаю. Я знала, что наняла её не просто так. Без нее я сошла бы с ума в последние два дня, и ей пришлось бы помочь мне найти место, чтобы закопать трупы.

Я поднимаю голову и устало улыбаюсь. — Все хорошо, Стейси. Спасибо, что задержалась допоздна. Можешь идти домой. При отсутствии крайней необходимости, увидимся в понедельник.

Она улыбается в ответ. — Ладушки. Хорошего вечера, мисс Ларкин. — Затем она поворачивается и направляется к двери, но останавливается и оборачивается, когда я зову ее.

— Стейси. Э-э, ты можешь называть меня Вик...Тори. С сегодняшнего дня ты можешь называть меня Тори, когда мы одни. Договорились?

Какой бы измотанной она не была, Стейси все равно умудряется лучезарно мне улыбнуться, выглядя при этом гордой, потому что знает, что такую привилегию надо заслужить, и лишь несколько человек удостоены ее. — Спокойной ночи, Тори. Я отмахиваюсь от нее и откидываюсь на спинку кресла, наслаждаясь абсолютной тишиной. Когда-то я жаждала этого, жила ради этого. Я получала удовольствие, улаживая проблемы, посвящая все свое время сложным делам, работая на адреналине и кофе и всегда побеждая.

Где-то в последние несколько дней я стала чувствовать, что моя жизнь замедляется, вращение земли становится более спокойным. Порой мне казалось, что мир совсем не вращается. Такие моменты случались, когда я была рядом с Чейзом. Он принес мне обед во вторник и сегодня, проигнорировав мои настойчивые утверждения, что у меня нет времени.

— Даже Чудо-женщина должна есть, детка. — Он поставил на стол пакет, от которого шел божественный аромат, и когда я открыла его, внутри оказался контейнер с моей любимой пастой из итальянского ресторана (это небольшое местечко по соседству). Я удивленно посмотрела на него, и он подмигнул мне. — Твой помощник — это кладезь информации.

Я закатила глаза, потому что он полностью очаровал Стейси и мог крутить ей, как хотел, получая информацию обо мне, как, в общем-то, и доступ в мой офис.

Оба раза он также приносил мне по голубому цветку, говоря, что хотел бы найти такой, который бы точно передавал цвет моих глаз. Банально или нет, но я практически потеряла голову. Практически? Да, я растеклась долбаной лужицей.

Те минуты, когда я уединялась с ним от внешнего мира, служили мне поддержкой, являлись моей дозой адреналина, лучше, чем кофе. Он забрался мне под кожу, и в его присутствии меня переполняли эмоции, на которых я не хотела зацикливаться. Оставлю их в ящике Пандоры и сделаю вид, будто ничего не происходит.

Пора домой. Из-за свадьбы в эти выходные мне пришлось привлечь к работе всех младших партнеров, которых смогла перехватить, чтобы тщательно подготовиться к суду до того, как уеду. Я навожу порядок на столе и в кабинете, затем хватаю пальто и закрываю офис. Выйдя на улицу, я вижу невероятно сексуального мужчину, который стоит, прислонившись к пустующей конторке парковщика. Его шоколадного цвета глаза оценивающе смотрят на меня, а на губах играет улыбка. Я не могу сдержать ответной улыбки, мое уставшее тело оживает при виде всего этого восхитительного совершенства. Мои гормоны берут верх, и каждый раз, когда мы прощаемся, я задаюсь вопросом, смогу ли сделать следующий шаг.

— Что ты здесь делаешь? — с любопытством спрашиваю я, будучи приятно удивленной, и это слышится в моем тоне. Он подходит и обнимает меня, притягивая к себе для страстного поцелуя. Когда он, наконец, отстраняется, мой разум словно в тумане, который надолго обволакивает меня каждый раз после его поцелуев.

— Мне было не по себе, что ты отправишься домой в такой час. Я попросил Стейси дать мне знать, будешь ли ты одна, когда соберешься уходить. Она позвонила мне час назад и сказала, что ты сегодня сама по себе.

Я таю, плавлюсь, растекаюсь.

— Как мило, но мой дом всего в паре кварталов, Чейз. Тебе не стоило проделывать такой путь ради десятиминутной прогулки. — Он смотрит мне в глаза, в темноте ночи сложнее понять, о чем он думает. Опустив голову, он целует меня в лоб, затем отходит назад и берет меня за руку.

— Именно так и ведут себя мужчины по отношению к своей женщине, детка. Мы заботимся о том, чтобы вы были в безопасности, хотя бы для нашего собственного спокойствия. — Мое сердце замирает после слов, что он мой мужчина. Я все еще не уверена, как к этому относиться, но Чейз настаивает, чтобы мы дали определение нашим отношениям. Я решаю не возвращаться к обсуждению этого вопроса сегодня вечером. Я без сил и безумно рада закончить сегодняшний день его нежной заботой.

Я начинаю нервничать у входа в свое здание. Стоит ли мне пригласить его подняться? Та ночь была невероятной. Признаюсь себе, было бы очень приятно снова провести всю ночь в объятиях этого мужчины. Вопрос, который меня сильно волнует, смогу ли я сделать следующий шаг? Если я приглашу его к себе, ждет ли он от меня этого следующего шага? Мой разум заполнен сомнениями, и все же маленький дьявол на моем плече подталкивает меня отвести Чейза наверх и позволить ему делать со мной все, что он пожелает. Эта мысль пробуждает во мне желание и воспламеняет меня изнутри.

Я продолжаю держать его за руку, и мы направляемся к лифту. В лифте он прижимает меня к себе сильнее и страстно целует. Хорошо, я думаю, что могу это сделать. Двери лифта тихо открываются, и я нервно проглатываю комок в горле. С каждым шагом к моей квартире я все больше нервничаю, но мое напряжение смешивается с желанием. Остановившись у двери, я роюсь в сумочке в поисках ключей, и когда нахожу их, то отворачиваюсь, чтобы открыть ее, не поднимая головы.

Я замираю, ощутив прикосновение Чейза, когда он нежно приподнимает пальцем мой подбородок, чтобы встретиться о мной взглядом. Его лицо светится нежностью и лаской,

но я замечаю сильное желание, рвущееся наружу, которое он старается держать под контролем.

— Я никуда не исчезну из твоей жизни, Тори. Но сегодня тебе нужно расслабиться, принять ванну, почитать книгу и снять стресс. Я всего лишь хотел удостовериться, что моя девушка в безопасности, и, возможно, занять ее мысли кое-чем до завтра. — Я немного удивлена. Он не собирается зайти? Не успеваю я задуматься над этим, как его губы прижимаются к моим. В одно мгновение поцелуй перерастает из нежного в неистовый.

Несколько минут мы стоим у двери, насаждаясь друг другом, стараясь удовлетворить нашу потребность друг в друге. К сожалению, когда мы отстраняемся, мое желание достигает предела, и я практически умоляю его завести меня в квартиру. Однако, он не дает мне такой возможности. Чейз отпирает дверь, отдает мне ключи и, легонько шлепнув по попе, подталкивает меня внутрь. Поцеловав меня на прощание в щеку, он делает шаг назад. — Увидимся утром на встрече группы, детка.

Он берется за ручку и закрывает дверь, щелчок замка громким звуком раздается в окружающей тишине. Группа? Мое наваждение внезапно исчезает, я начинаю мыслить ясно. Сукин сын! Я совсем забыла о своем часе "с болью", в конце которого, уверена, буду умолять Ужасного Пирата Робертса отрезать мне уши. По крайней мере, при упоминании фильма "Принцесса — невеста" мне легче думать о собрании группы.

Но, брр.

Группа.

Ужасное слово.

Самое то для начала этих адских выходных. Мне нужно выпить. Я захожу на кухню и достаю одну из бутылок вина "на случай крайней необходимости" из одного из кухонных шкафчиков. Налив себе бокал, я беру его с собой (ой, пожалуй, лучше возьму бутылку), беру новую упаковку M & Ms, которую Чейз принес мне на обед, и направляюсь в ванную комнату. Прихватив в спальне электронную книгу, я захожу в ванную и, сложив все на стойке, хватаю ароматизированную пену для ванн и поворачиваюсь к своей любимой ванне.

Фильмы и телепередачи иногда настолько нелепы, и я не могу удержаться от смеха, когда показывают чикагскую или нью-йоркскую квартиру с огромной ванной на ножках. Даже если бы для нее было место, что мало вероятно, вы когда-нибудь видели такую ванну в городской квартире? Ну, теперь видели. Правильно, я приобрела эту квартиру еще до того, как началось строительство дома, и потребовала, чтобы водопроводную систему в ванной установили таким образом, чтобы она могла удовлетворить любую прихоть владельца квартиры, в частности — роскошную ванну. Эти ванны глубокие, поэтому вы можете полностью погрузиться в воду. В них нет никакой переливной горловины, что означает, что вода не будет потихоньку вытекать.

Повернув ручку смесителя до нужной температуры и добавив немного пены, я вздыхаю в предвкушении. Не знаю, где найти такую густую пену, которая бы заполнила всю ванну (я уверена, что такая существует, потому что можно верить всему, что видишь по телевизору), но эта пена определенно пахнет потрясающе. Когда вода достаточно горячая, я раздеваюсь и с бокалом вина в руке (и бутылкой в пределах досягаемости), погружаюсь в воду и чувствую, как напряжение начинает покидать мышцы.

Я включаю электронную книгу и теряюсь в приключенческом романе с невинной героиней в бегах и решительным мужчиной, нанятым ее защищать. Опасность, страсть и любовь, что еще женщина ожидает от книги? Кроме того, главный герой с качествами альфа-самца немного напоминает Чейза, и мне становится интересно, каков он в постели. Я отгоняю эти мысли, зная, что они приведут меня к холодному душу.

Ванна придает мне достаточно сил, чтобы закончить привычную рутину подготовки ко сну, и, наконец забравшись в кровать, я вздыхаю и накрываюсь одеялом. И совсем не представляю, будто это руки Чейза обнимают меня.

Цок. Цок. Цок.

С каждым стуком каблуков моя уверенность растет, создавая новую защитную стену против неизбежной пытки. Я тщательно продумала свой наряд, напоминая себе о сильной, ожесточенной женщине, которая дает мне чувство безопасности. Мои волосы собраны в строгий пучок, ни одной выбившейся пряди, губы накрашены красной помадой, и одежда как всегда шикарная. Хотя, сегодня мой наряд, возможно, немного более сексуальный, чем обычно. Тонкая кремового цвета блузка на пуговицах надета поверх бледно-розовой майки с круглым вырезом. Розовая юбка в тон слегка расклешена на бедрах, а телесного цвета туфли на высоченных каблуках создают впечатление, что мои длинные ноги бесконечны.

Если я должна терпеть эти страдания, то могу слегка развлечься, помучив учителя.

Я захожу в зал и останавливаюсь, оглядывая глупых персонажей этой безумной пьески. Затем мой взгляд наконец падает на главного героя, и я жду его реплики. Кажется, он ощущает мое присутствие, потому что, сидя на небольшом подиуме, он поднимает глаза и сразу же встречается со мной взглядом, улыбка озаряет его лицо. Его шоколадные глаза незамедлительно останавливаются на моих губах, затем медленно опускаются вниз. Он осматривает меня, и с каждым дюймом его челюсть напрягается все больше. Когда он, наконец, снова поднимает взгляд, его глаза такие темные, что выглядят почти черными.

Он свирепо смотрит на меня, затем яростно оглядывает зал. Потом слегка смещается на стуле, ему явно неудобно, но это движение настолько мимолетно, что я едва замечаю.

О, да. Будет весело.

Глава 11

Чейз

— Позволь мне сесть за руль.

— Нет.

— Ну пожалуйста.

— Нет.

— Я стану твоим лучшим другом.

— Ты уже стала, так что - нет.

— Я твой лучший друг?

— Ага.

— Ну, это было проще простого.

— Я простой парень.

— Только не говори...

— Детка, сегодня ты просто напрашиваешься на неприятности, — я решаюсь взглянуть на нее, пока веду машину к отелю в ее родном городе, где состоится предсвадебный обед. — Увидев тебя в этом наряде на встрече группы, я чуть не нагнул тебя над столом с закусками.

Ее щеки заливаются румянцем, но она замолкает. Возвращая внимание на дорогу, я самодовольно усмехаюсь. Через какое-то время она снова заговаривает.

— Я нервничаю. Чейз, ты и понятия не имеешь, как сильно я не хочу это делать. С тех пор... с тех пор... — замолкает она. — Короче, я редко вижусь со своей семьей. Это слишком тяжело.

Ранее, в группе, у нее не было никаких нервных срывов, и она лишь раз потеряла самообладание, когда я прошептал ей о своих мыслях по поводу ее охрененно сексуального наряда, но я видел напряжение в ее взгляде на протяжении всей встречи.

По мере того, как каждый из членов группы говорил, она удалялась все дальше в холодное, темное пространство, в котором ее душе нравилось прятаться. Я не стал заставлять ее говорить о себе, но я настаивал, чтобы она участвовала в разговоре. Каждый раз, когда ее взгляд встречался с моим, я спрашивал ее мнение. После нескольких устрашающих взглядов, которыми она пыталась меня напугать, ей стало понятно, что это тщетно, и тогда Тори охотно включилась в общение. Я даже заметил, как она улыбнулась одной из шуток Нейта.

— Не о чем беспокоиться. Я тебя отвлеку, — поддразниваю я и тянусь через консоль, чтобы сжать ее бедро. Весь день ее молочная кожа искушала меня, и теперь, находясь вместе в машине, я похож на нетерпеливого ребенка в магазине сладостей, готового слопать свое угощение.

Ее кожа согревается под моим прикосновением, и я ухмыляюсь.

— Твои попытки отвлечь меня имеют совершенно противоположный эффект, — шепчет она. — Это грандиозные, эпические события.

Я смеюсь.

— Это ты ещё мой член не видела. Он-то уж точно является грандиозным образцом.

— Я думаю, ты неслыханно самоуверен.

Поглаживая ее бедро, я украдкой бросаю на нее взгляд. Откинувшись на спинку сиденья, она смотрит в окно. Я замечаю, что ее бедра слегка разведены, и без сомнения ее мысли текут в одинаковом направлении с моими.

— Я просто уверен в себе и своих способностях, — заявляю я. — Я имею в виду, что уже два раза довел тебя до оргазма, едва прикоснувшись. Можешь представить, что будет, если я действительно постараюсь?

Она делает резкий вдох.

— Ты несносен, Чейз Монро.

Скользнув мизинцем по ее бедру вверх под юбку, я касаюсь ее трусиков, прежде чем убрать руку.

— Детка, ты и понятия не имеешь.

Я почти убедил себя, что будет безопасно и неплохо подарить ей третий умопомрачительный оргазм своим мизинцем, как Тори указывает на съезд с трассы, нарушая тем самым мои порочные планы.

— Нам туда.

Немного поколебавшись, я убираю руку и включаю поворотник. Как только мы подъезжаем к необычному, но несомненно дорогому отелю, я паркуюсь и поворачиваюсь к ней. Ее игривость исчезла, и она нервно грызет ногти.

— Я не могу это сделать, — восклицает она.

Потянувшись, я освобождаю руку из ее зубов и подношу к своим губам. Я целую её и улыбаюсь.

— Ты сможешь это сделать. Мы сделаем это вместе. Детка, я не брошу тебя.

Взволнованный взгляд ее сияющих голубых глаз находит меня, и она расслабляется. Тот факт, что она настолько доверяет мне ещё только в начале наших отношений, заставляет мою грудь раздуваться от гордости.

— Идём, — говорю я, отпуская ее руку. — Самое время похвастаться своим красавчиком парнем.

Ее раздраженное фырканье остается без внимания, когда я выхожу из машины и подхожу к ее стороне. Открыв ей дверь, краем глаза мне удается увидеть ее сексуальные розовые трусики, мелькнувшие из—под юбки, пока она выбирается из машины.

— Эта юбка доставит тебе столько неприятностей, черт побери, — шиплю я себе под нос.

Ее хихиканье только увеличивает мое уже явно заметное возбуждение, которое я отчаянно пытаюсь сдерживать. Как только она выходит, я притягиваю Тори к себе и целую.

— Ты это чувствуешь? — спрашиваю я, слегка потираясь своим членом о ее живот.

— Ммм-хмм.

— Это ты делаешь меня таким, — говорю я. — А теперь давай зайдём внутрь, пока я не выставил себя дураком и не оттрахал тебя на капоте своей машины перед твоими родителями, следящими за нами из окон отеля.

Ее рука подрагивает, но я знаю, что причина больше не в нервозности, а в возбуждении. Мы оба ходим по тонюсенькой ниточке, которая скоро оборвется. И когда это произойдет, я никогда не смогу насытиться ею. Тори будет целиком и полностью моей.

Рука об руку, мы входим в здание и следуем по указателям туда, где проводится предсвадебный обед. Отель царственно прекрасен, отделан в насыщенно голубом цвете с оттенками золота, представляя собой миниатюрную версию отеля Drake в центре Чикаго. Как только мы появляемся в дверях столовой, раздается пронзительный визг. Я отпускаю руку Тори и инстинктивно обнимаю ее за талию, притягивая к себе в защитной манере.

— О. Боже. Мой, — визжит молодая женщина в симпатичном приталенном голубом платье. — Виктория, твой парень просто секси!

Я ухмыляюсь ей, а потом бросаю украдкой взгляд на свою женщину. Её губы сжаты в тонкую линию, и она резко кивает девушке.

— Поздравляю, Даниэль.

Даниэль наклоняется и обнимает Тори, от чего та вздрагивает.

— Спасибо, солнышко. Тетя Элейн и дядя Джек сидят за столиком возле буфета. Они ждали твоего приезда. Как тебя зовут, красавчик?

Усмехнувшись, я протягиваю свободную руку и пожимаю ее изящную.

— Чейз.

— Что ж, приятно познакомиться, милый. Спасибо за визит.

Я киваю и затем веду Тори к столику, на который указала Даниэль. Подойдя к нему, Тори замирает на месте.

— Мама, папа, — выдавливает она, увидев пару, стоящую у столика.

Это типичная семья из пригорода. Пожилой, с сединой в волосах и доброй улыбкой мужчина. Симпатичная, в возрасте, женщина, которая скорее могла бы сойти за сестру Тори, нежели ее мать. Радость и яркая личность, отражающаяся в глазах ее матери, напоминает мне об отсутствии этого у моей мамы.

— Это, — она заикается, — э-это мой, э-э...

Первым я протягиваю руку ее отцу.

— Чейз Монро. Доктор Монро для моих студентов.

Её отец сразу же кивает с одобрением и пожимает мою руку.

— Доктор Монро, рад встречи. Меня зовут Джек, а это моя жена Элейн.

Пожимая их руки, и все также приобнимая Тори за талию, я произношу,

— Пожалуйста, зовите меня Чейз.

Оба родителя замечают, как я держу ее, и клянусь, я вижу облегчение на их лицах. Не знаю, как часто она ходила на свидания с тех пор, как потеряла свою семью, но очевидно это случалось довольно редко.

— Пожалуйста, — щебечет ее мать, — посидите с нами и давайте поболтаем.

Остаток вечера Тори неестественно молчалива, а я стараюсь предотвратить любую неловкость. Я определенно впечатлил ее родителей историями о своих учениках и карьере, поэтому вечер проходит спокойно, без каких-либо проблем.

Однако под конец между нами все-таки возникает неловкость.

— Виктория, дорогая, — улыбаясь, говорит Элейн, когда мы входим в вестибюль отеля после ужина и репетиции. — Мы подготовили для тебя комнату для гостей. И Чейз тоже может остаться.

У Тори перехватывает дыхание, и я могу только представить, что сейчас происходит в ее голове. Она сюда то не горела желанием ехать, а остановиться в доме, который явно воскресит нежелательные печальные воспоминания, должно быть вызывает у нее ужас.

— Хочу сказать, мэм, это очень мило с вашей стороны. Однако, — вру я, — мы уже забронировали номер в этом отеле. Мы с вашей дочерью надеялись провести немного времени наедине. Она была завалена работой, и ей не помешает хороший отдых. Это место идеально подходит.

В глазах ее матери появляется понимание и она кивает.

— Конечно, дорогой. Пожалуйста, позаботься о моей девочке. Но, утром я жду вас обоих на завтрак у нас дома. И никаких отговорок.

Я широко улыбаюсь, пока мы прощаемся.

— Спасибо, — вздыхает Тори, когда ее родители исчезают из поля зрения. — Я не знала, как отделаться от ее предложения.

Направляя Тори к стойке регистрации, я целую ее в макушку.

— Я впутал тебя в эту историю. Меньшее, что я могу сделать, это помочь выкрутиться из нее. Кроме того, сегодня я хочу, чтобы ты была только моей.

Она дрожит в моих объятиях, и я благодарен, что нам удается забронировать номер. Все, что у них осталось это королевские люксы, и я с радостью плачу за один.

Час спустя, скинув туфли, Тори сидит на краешке кровати, пока я брожу по номеру, открывая все ящики и шкафчики. Открыв один, похожий на шкафчик для электроники, я рад, что вместо этого нахожу укомплектованный спиртным холодильник. Вытащив маленькую бутылочку водки, я ухмыляюсь и обращаюсь к Тори.

— Готова начать вечеринку? — поворачиваюсь к ней и размахиваю спиртным.

Она смеется и качает головой.

— Я это пить не буду. Кроме того, стоимость каждой выпитой бутылки добавляется к счету за номер. Ты держишь в руках три глотка, которые стоят восемь баксов.

Закатив глаза от ее слов, я открываю бутылку и делаю глоток. Мои глаза начинают слезиться и горло обжигает огнем.

— Дерьмо, какая гадость.

— Я же говорила.

Я ставлю эту бутылку на шкафчик и достаю следующую, с текилой.

— Эта, вероятно, на вкус такая же дерьмовая.

Она смеется.

— Итак, мы на самом деле остаемся в этом номере вместе?

Вопросительно приподняв бровь, я киваю.

— Ага. Нас ожидает ночь, полная пьяной наготы. Наши совместные ночевки самые лучшие.

Она возмущенно ахает, и я усмехаюсь.

— Чейз, мы не можем. Я не могу...

Подмигнув, я откручиваю крышку.

— Знаю, ты не готова принять мой огромный член, который доставит тебе неземное удовольствие. Я терпеливый. Я могу подождать.

— Ты невозможен, — ворчит она и направляется ко мне.

Я протягиваю ей открытую бутылку текилы и расплываюсь в улыбке, когда она делает глоток.

— Фу. Гадость.

Но при этом она делает еще один глоток.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, оставив игривость в стороне.

Она подходит ближе и чмокает меня в щеку.

— Просто потрясающе.

Я обхватываю ладонью ее задницу и прижимаю к себе.

— Хочешь сыграть в одну игру?

Она задирает голову и вопросительно приподнимает брови.

— И почему у меня такое чувство, что это будет неприличная игра?

Я ухмыляюсь.

— Может, потому что я бесстыжий профессор? Просто мысли вслух.

Ее хихиканье согревает мою душу, как алкоголь согрел мое горло.

— Расскажи мне об этой игре. Я ни на что не соглашусь, пока не узнаю, во что мы играем.

Она делает еще один глоток, и я слегка приподнимаю ее юбку вверх.

— Давай сыграем, — говорю я, подняв глаза к потолку, пока придумываю на ходу, — в "Правду или вызов" на раздевание.

Она давится текилой, чуть не выплевывая ее.

— Что? Нет!

Нагнувшись к ее уху, я позволяю своему дыханию щекотать ее.

— Пожалуйста. Я буду делать тебе поблажки, детка.

Она расслабляется в моих объятиях.

— Как в нее играть?

Я отклоняюсь назад и нежно целую ее губы.

— Э-э, дай подумать...

— Да ты это прямо сейчас выдумал! — дуется она.

Посмеиваясь, я отпускаю ее и вытаскиваю еще несколько разных бутылок из холодильника, указывая на диван у окна.

— Игры намного веселее, когда изобретаешь правила по ходу игры. Как насчет таких: ты можешь выбрать либо принять вызов, либо рассказать правду. Если отказываешься от обоих — выпиваешь. Если выбираешь вызов и не справляешься с ним — выпиваешь. Если выбираешь правду и соврешь — тоже выпиваешь.

— А что с раздеванием? — она вопросительно выгибает бровь, садясь на диван.

— Черт, — вырывается у меня. — Это же самая важная часть. Одежда снимается каждый раз, когда ты делаешь глоток алкоголя.

— Я не собираюсь с тобой спать, Чейз.

Я ставлю все бутылки на стол.

— Технически, собираешься, потому что тут только одна кровать, и я соскучился по тому, как ты обнимала меня прошлой ночью. Ты определенно спишь со мной.

Она раздраженно фыркает.

— Секс. Я имела в виду секс, придурок.

— Объясни, что в твоем понятии секс... — усмехнувшись, я умолкаю.

— Ну знаешь, проникновение и все такое.

Я начинаю хохотать.

— "Проникновение и все такое". Думаю, я только что кончил в штаны от всех этих сексуальных разговоров.

Прежде чем она успевает меня ударить, я перехватываю ее кулачок и притягиваю к своему лицу. Медленно, я разжимаю ее пальчики и целую ладонь.

— Клянусь, что сегодня ночью не будет совершенно никакого проникновения моего члена ни в одну из твоих дырочек.

Она хихикает и выдергивает руку.

— Ты извращенец.

— Правда или вызов? — спрашиваю я.

— Вызов. — Усмехается она, полагая, что выиграла игру в сокрытии правды.

— Снимай всю свою одежду.

— Какого хрена? — визжит она. — Ты жульничаешь!

Пожимая плечами, я жестом показываю ей раздеваться.

— А если я откажусь?

— Тебе все равно придется выпить и что-нибудь с себя снять. Правила есть правила, детка.

Она ворчит, выглядя при этом чертовски милой, и начинает дразняще медленно расстегивать свою блузку. Я настолько заворожен ее действиями, что к тому времени, как ее блузка оказывается на полу, мой член каменно-твердый, и я выпил все содержимое бутылки, из которой она должна была сделать глоток.

— Нравится, что видишь? — мурлычет она.

Я давлюсь словами, и она смеется. Я не свожу глаз с ее телесного цвета кружевного лифчика. Эта вещица должна исчезнуть. И быстро.

— Господи, Тори. Хочешь сдаться и отказаться от нашего правила о не проникновении?

Ее сияющие голубые глаза встречаются с моими, наполненными похотью.

— Я предпочитаю сводить тебя с ума так, как ты сводишь меня. Это весело. А теперь, правда или вызов, доктор Монро?

— Так мы теперь играем в доктора? — интересуюсь я, поигрывая бровями.

— Заткнись и отвечай на вопрос.

— Вызов.

Тори дуется, очевидно, мы оба хотим услышать друг от друга правду, которую никто из нас не желает выкладывать.

— Ладно, эм, ты должен облизать мои пальцы на ногах.

Когда я падаю перед ней на колени, она взвизгивает.

— Шучу. Фу. Не делай этого. М-м-м...

Она затихает, когда мои руки скользят вверх по ее ногам, желая прикоснуться к ее стройным бедрам.

— Хм? — спрашиваю я, прижимаясь губами к ее вздымающейся груди.

Она запускает пальцы в мои волосы и раздвигает колени, позволяя мне прижаться к ней. Я провожу языком по ложбинке и улыбаюсь, когда она издает стон.

— Чейз... ты... пожалуйста...

Сжав ее грудь одной рукой, я просовываю вторую ей под юбку. Отодвинув трусики в сторону, я ввожу в нее один палец.

— О!

Она такая возбужденная и чертовски мокрая. Медленными движениями мой палец погружается в нее и обратно, и я поражаюсь, насколько крепко ее киска сжимает его. Когда я наконец займусь с ней любовью, это будет потрясающе.

— Тебе ведь это нравится? Скажи правду.

— Нет, — врет она и шумно выдыхает в тот момент, когда я сгибаю палец и нахожу ее заветное местечко.

— Врунишка. Снимай лифчик.

Тори издает стон, но, немного замешкавшись, расстегивает его. Продолжая ласкать ее пальцем, я стягиваю с нее лифчик. Ее маленькие, бледно-розовые соски напряжены и просто умоляют, чтобы их укусили.

— Господи боже, детка. Ты охренительно великолепна. Я с трудом держу себя в руках. Однако, обещание есть обещание. Хотя, это не значит, что я не могу заставить тебя умолять, — произношу я, слегка покусывая ее грудь.

Она пытается сжать бедра, но так как я нахожусь между ними, она бессильна перед зарождающимся оргазмом.

— Ты не должен заставлять меня что-либо чувствовать, — постанывает она. — Я не хочу испытывать никаких чувств.

Скользя пальцем по ее клитору, я ласкаю ее до тех пор, пока оргазм не накрывает её, заставляя её тело трястись мелкой дрожью.

— Полагаю, мне все-таки удается дарить тебе новые ощущения. — Самодовольно ухмыляюсь я, поднимая голову от ее груди.

Она легонько отталкивает меня, и мой палец выскальзывает из нее со звуком, от которого она краснеет.

— Ты обещал, никакого проникновения, — вздыхает она и откидывается на спинку дивана, выставив свою безумно прекрасную грудь на показ.

Я усмехаюсь. — Речь шла о моем члене, и об этом я сильно сожалею. А теперь, надень свою сексуальную пижаму, пока я не набросился на твою киску.

— Думаю, ты это уже сделал. Три раза, если быть точным, — ворчит она в притворном раздражении, направляясь к своим сумкам и вытаскивая одежду.

Раздевшись до трусов, я залезаю в кровать и жестом зову ее. Будучи, как всегда, ответственной женщиной, она выключает везде свет, прежде чем забраться в мои ожидающие объятия.

— Детка? — спрашиваю я, обнимая ее и прижимая к своей обнаженной груди.

— Хм?

— Поверь, ты сразу поймешь, когда я поработаю над твоей киской. Это будет день, когда ты будешь течь, как протекающий кран, и ходить как гребаный ковбой, который объехал слишком много лошадей.

Она стонет, и я едва сдерживаюсь, чтобы не раздеть ее и затрахать, как обещал.

— Пока же, — говорю я, зевая, и закрываю глаза, уткнувшись лицом в ее волосы, — я согласен трахать тебя пальцем так, что ты забудешь свое собственное имя.

Глава 12

Тори

Дурацкое спиртное из отеля. Бр-р. И что это за шум, черт побери? Я стараюсь перевернуться и понимаю, что зажата чем-то большим и горячим. Я снова извиваюсь, и это что-то стонет:

- Детка, перестань ерзать.

Я замираю на месте.

Чейз крепко прижимается ко мне, уткнувшись лицом в шею и закинув поверх моих ног свою. Одной рукой он обнимает меня, обхватив ладонью грудь. Я забываю, как дышать, и ну в самом деле? Что это за чертов звук?

- Чейз.

- Ш-ш-ш. Доктор Монро спит.

- Чейз, что это шумит? - я раздраженно вздыхаю.

- Ты, детка. А теперь помолчи. Я на редкость комфортно устроился, - в подтверждении своих слов он сжимает ладонью мою грудь. Я отчаянно пытаюсь игнорировать возбуждение, вызванное его жестом.

Мне все же удается сосредоточиться и немного вернуть ясность мыслей. И тут я понимаю, что слышу песню “Blue Eyes” в исполнении Кэри Бразерс.

- Чейз, это твой телефон?

Он приоткрывает один глаз и сердито смотрит на меня. Не знаю, как можно сердито смотреть одним глазом, но Чейзу это удается. Стоит признаться, что выглядит он при этом очень мило.

- Вот черт! - я вздрагиваю от его резкого возгласа, и внезапно тепло его тела исчезает, от чего мне становится грустно.

Чейз подбегает к круглому столику в углу номера и хватает телефон:

- Твою мать! Детка, вставай. Тащи свою сексуальную попку в душ, - он проводит пальцами по экрану, затем включает мой телефон и делает то же самое. - Блядь. Хорошее же будет первое впечатление у твоих родителей обо мне, нечего сказать. У тебя четыре пропущенных звонка и два сообщения.

Он бросает на меня взгляд и понимает, что я не двинулась с места, похотливо уставившись на его практически голое тело, любуясь рельефными мускулами с небольшим количеством волос на груди и красивой татуировкой над сердцем, о которой я так и не решилась спросить. Он ухмыляется, и я закатываю глаза и, показав средний палец, вылезаю из постели.

Зевая, я направляюсь к своему чемодану. Чейз лихорадочно роется в своем, затем выпрямляется и все еще озадаченно следит за мной. Он торопливо подходит ко мне и шлепает по заднице.

- Поторопись, Тори. Уже почти полдень.

Его слова проникают сквозь похмельный дурман.

- Что? - взвизгиваю я и начинаю метаться, хватая все подряд, прежде чем бросаюсь в ванную. - Какого хрена, Чейз? Мы пропустили завтрак, и свадьба начнется через два часа!

- Мы проспали и не слышали будильник, - говорит он позади меня, словно ничего страшного не произошло. Вздрогнув, я разворачиваюсь и вижу, что он стоит в дверях, подняв руки вверх и опираясь о дверную раму.

- Ты должна поторопиться, - он продолжает все также стоять и смотреть. Паршивец. - Знаешь, гораздо эффективнее принять душ вместе. Очень практично.

- А ты дело говоришь, - я хватаюсь за подол своей майки и начинаю медленно тянуть ее вверх по животу, наблюдая, как его глаза округляются, и рот слегка приоткрывается. Не спеша, я приближаюсь к нему, его зрачки расширяются, когда я провожу по своей нижней губе кончиком языка. Подойдя к двери, я берусь за ручку и смотрю на него из-под ресниц.

- Хочешь принять со мной душ, Чейз?

Его взгляд был прикован к моей майке, но, услышав мои слова, он резко вскидывает голову, опускает руки и делает шаг вперед. В следующее мгновение я приподнимаю майку выше, слегка оголяя грудь, и тотчас захлопываю дверь перед его носом. Я едва успеваю запереть замок, как дверная ручка начинает дергаться. Быстро включив воду, я начинаю раздеваться.

- Тори, - раздается хриплый голос за дверью, - детка, ты за это заплатишь.

Сдерживая смех, я запрыгиваю в душ. Поначалу теплая вода расслабляет меня, пока события дня не начинают крутиться в голове. Я стараюсь не думать о том, что впереди. Игнорируя образы моей огромной семьи, которая собралась вместе, чтобы посмотреть, как моя двоюродная сестра идет к алтарю. В памяти всплывают воспоминания о другой свадьбе, мысли путаются, и сердце начинает биться быстрее. Я не могу... не могу вздохнуть. В глазах появляются круги, сердце бешено колотится, мое дыхание учащается в отчаянной попытке вдохнуть немного кислорода. Из груди вырываются рыдания. На ощупь я выключаю воду и, спотыкаясь, выхожу из душа. Обессиленно опускаюсь на край ванны и зажимаю голову между колен.

Мысленно я пробегаюсь по деталям слушания, которое запланировано на понедельник, анализируя каждый аргумент, каждую деталь дела, каждую улику, и мое сердце успокаиваться. Стук в дверь полностью выводит меня из панической атаки.

- Тори, открой! - Чейз колотит по двери и дёргает за ручку. - Открой эту чёртову дверь, Тори!

И тут я понимаю, что он зовёт меня и ломится в дверь в течение нескольких минут.

- Все хорошо, Чейз. Я в порядке.

Мои слова его совсем не успокаивают, и он продолжает ломиться. Схватив полотенце, я заворачиваюсь в него и вздыхаю, понимая, что, если не уступлю, он не остановится, пока постояльцы из соседнего номера не вызовут полицию. Я щелкаю замком, и дверь резко распахивается, чуть не сбив меня с ног. Чейз хватает меня за руки и несколько раз осматривает с головы до ног, скорее всего в поисках травм. Ничего не обнаружив, он дёргает меня к себе и крепко прижимает к груди, и я слышу, как неистово колотится его сердце.

- Детка, ты не можешь так со мной поступать. Ты меня до смерти напугала, - Чейз обхватывает руками мое лицо. - Ты в порядке? Что случилось?

Я морщусь, понимая, что не смогу обмануть его. Несмотря на мой невероятный талант пудрить мозги в суде, Чейз, кажется, видит меня насквозь. Это ужасно раздражает. И пугает. И это невероятно.

Смущённо краснея, я отпускаю взгляд в пол. Как же мне объяснить это, не признаваясь, что испытала паническую атаку? Сначала я пытаюсь избежать объяснений:

- Я просто слегка разнервничалась... понимаешь, из-за всего, что сегодня грядет. Прости, я тебя не слышала. Думаю, я ушла в себя.

Чейз приподнимает мой подбородок и пристально смотрит на меня, его добрые, карие глаза щурятся за линзами симпатичных очков, и да, он не позволит мне соскочить. Черт.

- Тори, я слышал, как ты плакала, и это не было похоже на пару пролитых слезинок. Скажи, что произошло. Я ведь здесь именно для этого, позволь мне поддержать тебя. Немного облегчить твою боль, - он подмигивает, и мои колени ослабевают. Хитрая улыбка появляется на его губах вместе с ямочкой на щеке. - Может, мне стоит уложить тебя в кровать и немного отвлечь? Я определенно это сделаю, детка. Ради тебя.

Я смеюсь и, закатив глаза, шлепаю его по груди. Ради меня, ха-ха!

- Обхохочешься, Чейз, - саркастично бубню я.

Выражение его лица смягчается, и он проводит большим пальцем по моей нижней губе.

- А вот и улыбка, - Чейз нежно меня целует, по-прежнему обхватив ладонями мое лицо. Затем его взгляд снова становится серьезным, он хмурится. - Тори, у тебя была паническая атака? - он сверлит меня взглядом, и я не могу отвести глаза в сторону, потому что он удерживает мое лицо в своих руках. - Ты можешь быть честна со мной. Я уже это проходил. Я все понимаю.

Мои глаза начинает пощипывать, и я морщусь, чтобы унять покалывание в носу, отчаянно пытаясь сдержать новый поток слез. Мне так хочется, чтобы он на самом деле понял. Я хочу, чтобы кто-нибудь действительно знал, что я чувствую.

- Я испытывал это состояние, когда теряешь контроль и не можешь дышать из-за чувства стеснения в груди. Единственное место, где можно найти комфорт — это темное, тесное пространство, где внешний мир не может добраться до тебя. Я знаю, каково это не узнавать себя в этот момент. Задаваться вопросом, действительно ли это происходит со мной, не сошел ли я с ума совсем, или, может, я стою на обочине, наблюдая со стороны, как этот человек медленно распадается на части, и переживая за него, - Чейз касается татуировки над своим сердцем, и его слова немного успокаивают меня. Может быть, он и не знает той же боли, но он испытывал ужасающий страх паники и чувство тревоги.

Нежно целуя, он прижимает меня к себе и легкими движениями поглаживает спину, пока я не успокаиваюсь. Он снова целует меня в макушку и отпускает.

- Ты в порядке, детка? Продолжишь собираться? - я киваю и иду к шкафчику под умывальником, откуда достаю фен. Выпрямившись, я встречаюсь с веселым выражением на лице Чейза, его глаза сверкают.

- Пытаетесь заполучить бесплатный стриптиз, мисс Ларкин? - он опускает руки к резинке боксеров. - Вам повезло, по воскресеньям у меня специальное шоу. Бесплатное. - Он подмигивает и начинает стягивать боксеры вниз. Я практически визжу и вылетаю в спальню, следом раздается смех Чейза.

Я не испытываю отвращения к обнаженным мужчинам. Я не стеснительная. Нет. Проблема в том, что, если бы я осталась в ванной и хотя бы мельком увидела это накаченное, чертовски сексуальное тело, то почти уверена, мои гормоны взбунтовались, а мозг отключился бы.

Накинув гостиничный халат и с феном в руке, я раскладываю свои вещи на дубовом невысоком комоде, чтобы воспользоваться огромным зеркалом, которое висит над ним. У меня нет времени на навороченную прическу, поэтому сушу волосы спереди и закручиваю их в своем обычном стиле. Дверь ванной открывается, и пар вырывается наружу, неся с собой восхитительный аромат пряного одеколона Чейза. Меня охватывает волнение, а затем появляется он, одетый в костюм. Страсть разгорается таким неистовым пламенем, кажется, через полминуты от меня останется лишь кучка пепла.

Я не могу стоять тут и наслаждаться видом. Я в серьезной опасности и в двух шагах от того, чтобы отказаться от своей позиции не заниматься сексом. Я хватаю нижнее белье и платье, радуясь, что еще не надела трусики, и как трусиха, которой и являюсь, прячусь в ванной, чтобы закончить собираться. Надев сексуальное нижнее белье, черное коктейльное платье с расклешенной юбкой, рукавами три четверти и широким вырезом, который открывает лишь часть плеч, и черные замшевые туфли на шпильке, я чувствую, будто моя броня вернулась на место. Я расправляю плечи и приказываю себе держать себя в руках. Ничто не сможет вывести меня из себя. Мне нужно лишь продержаться несколько часов, а затем можно напиться во время праздничного фуршета.

Увидев, как я приближаюсь, Чейз осматривает меня с головы до ног и, присвистнув, хищно улыбается.

- Выглядишь ослепительно, Тори. Чертовски сексуально, мне придется собрать всю волю в кулак, чтобы не затащить тебя в ближайший укромный уголок и заняться с тобой сексом, - затем он замолкает, глядя на мою голову, и хмурится. - Почему твои волосы так уложены? - рявкает он.

- Я всегда так их ношу.

- Мне не нравится эта прическа, это не ты.

Я вопросительно выгибаю бровь.

- Я почти десять лет ношу волосы в этом стиле. Как это не я?

- Не настоящая ты. Это Виктория, Снежная королева-адвокат, а не моя Тори, - скривив губы, говорит он.