Подозрение

— Что за игру ты затеяла? — от его крика я чуть не подпрыгиваю. — Как ты могла взять это из её комнаты, да ещё и притащить сюда?

— Что? — я смотрю на него в недоумении. — Из чьей комнаты? О чём ты? Это просто подарок!

— Подарок? — у него вырывается невесёлый смешок. — Мне стоило бы догадаться.

С этими словами он выбивает статуэтку из рук матери. Фигурка разбивается о паркет и разлетается по комнате мелкими фарфоровыми осколками.

На мгновенье мы все застываем в ужасе. Затем Себастьян бросается вон из комнаты под крик леди Стенхоуп, а Тео подбегает ко мне.

X

— Что это было? — оторопело спрашиваю я. — Что с ним?

— Простите. — говорит мне вполголоса леди Стенхоуп, а затем обращается к остальным гостям: — Прошу прощения, я не знаю, что на него нашло.

— Я сейчас вернусь, — хмуро произносит лорд Стенхоуп и выходит вслед за Себастьяном.

Леди Стенхоуп, раз за разом вздыхая, нервно приглаживает волосы.

— Почему бы нам не пройти в библиотеку, чтобы горничная могла здесь убрать?

Она первой выходит в коридор, но я застываю на месте, не в силах оторвать взгляд от разбитой статуэтки. Даже не знаю, что потрясло меня больше: столь бурная реакция на подарок, или то, что мой милый добрый друг детства превратился в человека, способного вот так запросто слететь с катушек.

Вдруг я чувствую на своём плече чью-то руку, и, обернувшись, встречаю мягкий взгляд Тео.

— Я…я ничего не понимаю, — говорю растерянно.

— Конечно, не понимаешь. Мой братец просто болван, если подозревает тебя в злом умысле, — Тео качает головой, — ты ведь не знала, что принесла, верно?

— В каком смысле? Это был просто дурацкий сувенир! — я с трудом сдерживаю наворачивающиеся слёзы.

Тео вздыхает.

— Это было скульптурное изображение пятой герцогини Уикершема леди Беатрис, начала 19 века.

Знакомое имя.

— Кажется, я слышала о ней. Преподаватель по этикету упоминал, что леди Беатрис будто бы удалось преобразить неплодородные рокфордские земли. Но почему Себастьян так разозлился из-за этой статуэтки?

— Потому что он сам покупал её два года назад для Люсии. Уж не знаю, как эта фигурка попала к тебе, но принадлежала она ей. Кажется, Себастьян говорил, что это оригинал.

В голове не укладывается. Мне становится дурно от осознания того, что сделала Мэйси.

— Я…я понятия не имела, — с трудом произношу я, в ужасе глядя на Тео, — Мэйси сказала, что это совершенно новая вещь, прибереженная миссис Малгрейв и Оскаром для особого повода. Она подставила меня! Но зачем?

Тео не выглядит удивленным.

— Разве не понятно? Люсия была не только её госпожой, но и единственной подругой. Мэйси практически жила её жизнью. Вот она и злится, что ты заняла её место.

Опустившись в кресло, я прячу лицо в ладонях.

— Я ничего этого не просила. Я не хотела возвращаться… просто считала, что так будет правильно. Неужели это было ошибкой? — спрашиваю я, поднимая на него взгляд. — Теперь личная горничная строит против меня козни, а друг, с которым мне так хотелось восстановить отношения, презирает меня.

Тео пододвигает стул ближе и приобнимает меня за плечи.

— Себастьян тебя не презирает. Даже не сомневаюсь, когда он поймёт, что ты ни в чём не виновата, то почувствует себя настоящим ослом. А что касается Мэйси — почему бы тебе её просто не уволить?

Я тяжело вздыхаю.

— Я бы рада, но не могу. До двадцати одного года управлять имением мне предстоит вместе с сорегентом, и я сильно сомневаюсь, что он согласится уволить Мэйси из-за недоразумения с подарком. Особенно если учесть, что её мать служит в поместье домоправительницей, и обе они живут в Рокфорде намного дольше меня.

— Наверное, ты права, — Тео берет меня за руку, и даже не знаю, что более неожиданно: сам этот жест, или то, что его прикосновение мне приятно, — послушай, я ведь не дурак и прекрасно понимаю, что я не тот брат, встречи с которым ты ждала. Но позволь мне быть другом, который тебе сейчас нужен. Я просто хочу тебя поддержать.

Я заливаюсь румянцем от смущения. Неужели мои чувства так очевидны?

— Я… встречи с тобой я тоже ждала, честное слово. Просто в детстве мы больше общались с Себастьяном. Его я знала лучше…

— Не оправдывайся, не надо, — перебивает он, — я всё понимаю. Просто… высказываю свои намеренья.

Тео улыбается, демонстрируя очаровательную ямочку на щеке.

Я растроганно сжимаю его руку.

— Твоя английская прямота производит впечатление. Не представляю, чтобы американский парень нашего возраста выражался так красноречиво… и мило.

— Приятно слышать, — подмигивает он, — кажется, нам лучше пойти к остальным, пока моя мать совсем не разнервничалась.

По пути в библиотеку мы случайно соприкасаемся руками, и в голове проскакивает мысль: а смогла ли бы я влюбиться в Тео? Я никогда не рассматривала его с этой точки зрения, но, должна признать, он меня всё больше удивляет… в хорошем смысле этого слова.

Прежде чем присоединиться к гостям, я задаю вопрос, который засел в моём подсознании с той минуты, как Тео рассказал про статуэтку.

— Почему леди Беатрис? Почему Себастьян выбрал именно такой подарок для Люсии?

— Люсия была… помешана на леди Беатрис, — признаётся Тео, — всё началось с реферата, который они с Себастьяном готовили в университет, но потом она просто зациклилась на ней, особенно на слухах, которыми обросла её жизнь.

— Каких слухах? — спрашиваю я с замиранием сердца.

Но не успеваю я договорить, как леди Стенхоуп замечает нас в дверном проёме и жестом приглашает пройти в библиотеку. Мой вопрос остается без ответа.

Несмотря на все усилия леди Стенхоуп ужин проходит на грани провала. Лорд Стенхоуп возвращается в обеденный зал и сообщает, что Себастьяна нигде не нашли. Пустующее место за столом бросается в глаза, но все избегают больной темы — натянутые разговоры чередуются с неловкими паузами. После того как подают чай, Блайты и виконт с дочерью поднимаются из-за стола. Наконец и я смогу уйти.

— Благодарю за прекрасный вечер, — я заставляю себя улыбнуться Стенхоупам.

— Простите нас за произошедшее, — тихо говорит лорд Стенхоуп, — после смерти Люсии мой сын сам не свой.

— Я понимаю, — отвечаю коротко.

Обнявшись с Тео на прощанье, я выхожу в темноту, где меня дожидается Астон Мартин. Алфи расспрашивает об ужине, но я едва могу поддержать беседу — мысли вертятся лишь вокруг предстоящей встречи с Мэйси.

Кипя от злости, я распахиваю двери поместья Рокфорд. Ну и где она?

В поисках Мэйси я ношусь по первому этажу, запыхавшись, обыскиваю комнату за комнатой, но нигде не могу её найти. Затем возвращаюсь в Мраморный Зал и замираю при виде миссис Малгрейв, крадущейся вниз по лестнице.

— Где ваша дочь? — я понимаю, что срываюсь на крик.

Миссис Малгрейв вздрагивает.

— Она подставила меня! — я с трудом держу себя в руках. — Где она?

— Что значит подставила? — спрашивает миссис Малгрейв.

Тусклый свет, исходящий от настенного серебряного канделябра придаёт её лицу потусторонний вид.

— Она подсунула мне в качестве подарка Стенхоупам вещь, принадлежащую Люсии. Выставила меня настоящей стервой, пытающейся напоминанием об этом затронуть Себастьяна за живое. Что она за человек такой? — я презрительно качаю головой.

Миссис Малгрейв бросает на меня резкий взгляд.

— Не думаю, что Мэйси желала вам зла. Уверена, всему есть объяснение. Тем более, когда мужчина любит женщину так, как Себастьян любил Люсию, то напоминать ему о ней будет каждая мелочь. Не стоит даже надеяться, что он когда-либо её забудет, — миссис Малгрейв переходит на мягкий, почти благоговейный тон, как и всегда при разговоре о Люсии, но сегодня мне от этого не по себе.

— Единственное, на что я хочу надеяться — что люди, живущие со мной под одной крышей, не воткнут мне нож в спину. И если подобное повторится, я вынуждена буду серьёзно поговорить с Оскаром, — предупреждаю я.

Но миссис Малгрейв, кажется, не слишком напугана моей угрозой. Она просто кивает на верхний этаж.

— Почему бы вам не поговорить об этом с самой Мэйси? Она как раз собиралась навести порядок в вашей комнате.

Процедив сквозь зубы «спасибо», я бросаюсь вверх по лестнице.

Влетаю в комнату и застаю Мэйси, как ни в чем не бывало заправляющей мою постель.

— Как ты могла? — я едва сдерживаюсь, чтобы её не придушить. — Как ты могла так со мной поступить? Я ведь тебе доверяла!

Мэйси замирает на месте, невинно хлопая глазами.

— Только не надо включать дурочку. Ты сама говорила, что у Люсии не было от тебя секретов. Ты прекрасно знала, что эта чертова статуэтка принадлежала ей. Решила выставить меня змеёй, испортившей всем вечер? — я скрещиваю руки на груди. — Скажи, за что ты так меня ненавидишь?

— Я вас не ненавижу, — спокойно отвечает Мэйси, — я сделала то, что должна была. Вам нужно было узнать.

— Узнать что? Что Себастьян до сих пор убивается по Люсии? Я и так это поняла. Неужели для пущей наглядности обязательно было причинять ему такую боль?

— Не только это. Вы должны были узнать о леди Беатрис.

Я раздраженно развожу руками.

— Значит, ты подстроила весь этот кошмар, просто чтобы преподать мне урок по истории рода? Ага, как же.

— А теперь послушайте меня! — Мэйси повышает голос, и от столь резкой смены привычного учтивого тона я теряю дар речи. — Почему Люсия была так одержима легендой о леди Беатрис, как думаете? Что такого было в этой легенде?

Мэйси наклоняется поближе и, обдав кожу прохладным дыханием, прямо мне в ухо произносит:

— Говорят, она обладала силой… силой управлять стихиями. Она могла разжигать огонь или выращивать цветы… одним прикосновением.

Я цепенею. Всё это не по-настоящему. Этот разговор мне, видимо, снится. Такое не может происходить на самом деле.

— Это всего лишь… дурацкие слухи, — отвечаю я, но дрожащий голос выдаёт меня с головой, — Люсия в них, может быть, и верила, но я нет. Леди Беатрис была обычной герцогиней, жившей сотни лет назад.

Только Мэйси меня будто и не слышит.

— Муж леди Беатрис, пятый герцог Уикершема, обвинил её в колдовстве, и её приговорили к смертной казни. Тогда, стоя на виселице, она предрекла, что однажды вернётся… возродится в потомке.

Я вытираю о платье вспотевшие ладони.

— Это, конечно, жуткая история и всё такое, но я не понимаю…

— Говорю же вам, Люсия не держала от меня секретов, — Мэйси впивается в меня немигающим взглядом, — она рассказала мне и о вас, Имоджен. Она всё видела. Видела, что вы сделали.

Земля уходит из-под ног.

— Она не знала, о чём говорит, — шепчу я.

— На вашем месте я бы поговорила с Себастьяном и выведала всё, что им с Люсией удалось узнать о леди Беатрис в Оксфорде. Он сможет помочь вам больше, чем я. — Мэйси поворачивается к выходу, но затем оглядывается. — У вас ко мне всё? Я обещала помочь матери внизу.

Как она может говорить так спокойно, словно не разрушила только что весь мой мир, подтвердив самые страшные подозрения, которым я так долго пыталась не придавать значения?

— Почему же ты просто не сказала мне об этом, зачем было портить ужин со Стенхоупами? — гневно спрашиваю я.

Мэйси смотрит в потолок.

— У меня не было выбора. Это был мой долг перед ней.

— Перед кем? — спрашиваю я и, не дождавшись ответа, скептически добавляю. — Перед Люсией?

Мэйси едва заметно кивает.

— Что, прости? Люсия умерла, — на последнем слове мой голос срывается.

Мэйси подходит ближе и заглядывает мне в глаза с неожиданным выражением ужаса на лице.

— Призраки никуда не уходят, — шёпотом произносит она, — вы ведь тоже чувствуете её, правда Имоджен? Быть может, у вашего возвращения были и другие причины. Подумайте об этом.

От этих слов и от фамильярного тона, которым они были сказаны, меня пробирает дрожь.

— Нет! — вскрикиваю я, отпрянув от неё. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь. Просто… просто уходи!

Как только Мэйси выходит, я запираю дверь и падаю на кровать. Ноги дрожат, в голове роятся мысли о призраках и о том, что будет, если люди узнают о моих способностях.

Неужели я и правда такая, как леди Беатрис? Нет, Мэйси ошибается; нет никаких других причин. Я вернулась, чтобы вступить в титул — только и всего.

Я могла бы уехать хоть завтра. Обещала ведь Марино, что вернусь, если что-то пойдёт не так. Но неужели я смогу спокойно жить дальше с этим пугающим знаком вопроса в голове? Выбора нет, только закончить начатое.

Во сне меня преследует череда леденящих душу видений: мертвенно-бледное лицо миссис Малгрейв, искаженное в презрительной ухмылке; Себастьян, разбивающий вдребезги фарфоровую статуэтку; прекрасное бездыханное тело кузины, лежащей в гробу. Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то касается моей ступни, и, подтянув ноги к себе, замечаю у изножья кровати тёмный женский силуэт.

Из груди рвётся крик, но так и застревает в горле. Я с трудом нащупываю выключатель, но, когда свет наконец загорается… в комнате никого нет. Силуэт исчез.

Уснуть после этого я даже не пытаюсь. Я беру со стола ноутбук и сажусь в кровати, облокотившись на подушки. Автоматически запускается Skype, и при виде имени Зои Марино, отмеченного зелёным, у меня сжимается сердце. Она сейчас в сети. Я могла бы либо позвонить и узнать, как дела дома, либо, придерживаясь первоначального плана, поискать информацию о своей пугающей родственнице из прошлого.

Я щёлкаю по имени Зои, но значок напротив него тут же становится серым. Наверное, она меня не увидела и отключилась. Выбор сделан за меня.

Я выхожу из Skype, забиваю в поисковике Гугл: «Герцогиня Беатрис Рокфорд» и с удивлением обнаруживаю множество ссылок, в основном ведущих на сайты сообществ любителей паранормального. Но все они, так сказать, не внушают доверия, поэтому я захожу на страничку Википедии.

С экрана сквозь прорези маски на меня смотрит леди Беатрис. Её белокурые волосы собраны в высокую прическу с выпущенными локонами, струящимися по плечам. А правая рука украшена странным кольцом, и я увеличиваю изображение, чтобы получше разглядеть необычный бриллиант вытянутой остроконечной формы.

На следующем изображении Беатрис запечатлена в день своей казни. Она пытается вырваться из ревущей толпы горожан, хватающихся за подол её тяжелых юбок. Здесь герцогиня выглядит старше, но волосы уложены точно так же, как и на предыдущем портрете. А с цветами, вплетенными в светлые локоны, и длинным зеленым стеблем, обвивающим платье, она напоминает саму богиню природы.

Я приглядываюсь поближе. Вне всяких сомнений мы с ней похожи: те же голубые глаза, высокие скулы, матовая кожа. Словно сёстры из разных эпох.

Что ж, родственницы всё-таки. Наше сходство вполне обоснованно. И нечего тут додумывать.

Я закрываю изображение и возвращаюсь к скудному тексту биографической статьи, бегло описывающей её жизнь. Родилась в начале 19 века в богатой семье в Нью-Йорке. Там же провела детство и юность. В 1830 году вступила в договорной брак с пятым герцогом Уикершема. Дальше упоминается об обнаружении у неё «сверхспособностей» и обвинении в «занятиях оккультизмом».

По имеющимся сведениям, пятый герцог стал свидетелем того, как его жена одними руками подожгла рокфордский Тенистый Сад, а потом в считанные минуты возродила его из пепла. Герцог после увиденного сошёл с ума и в себя больше не пришёл. Герцогиню же осудили и повесили по обвинению в ведьмовстве, хотя сама она настойчиво утверждала, что ведьмой не была. Она называла себя элементалем.

Значит, она тоже выдала себя в Тенистом Саду. Ещё одна ниточка, связывающая меня с Беатрис. Не из-за этой ли связи моё прикосновение воздействует на природу только на рокфордских землях?

Перечитывая статью, я содрогаюсь от осознания, что если меня разоблачат, или Мэйси расскажет то, что слышала от Люсии, мне светит повторить судьбу Беатрис. Повесить меня, конечно, не повесят, такого, кажется, уже не практикуют, но уж точно упекут куда-нибудь. Так что впредь, что бы там ни было, нужно тщательней скрывать свои умения.

Я спускаюсь вниз странички к списку источников. Здесь он только один: книга «Таинственная Герцогиня: Биография» Хамфри Фицвильяма, опубликованная в 1865 году. Сердце начинает биться быстрее при мысли, что я смогу прочесть книгу о леди Беатрис, написанную её современником. Я быстренько ввожу название в поисковик, но он выдаёт только одну ссылку, ведущую в Оксфордскую Бодлианскую библиотеку. Описание гласит: «Труд Хамфри Фицвильяма «Таинственная Герцогиня: Биография» — одно из исторических сокровищ Бодлианской библиотеки. Это единственный известный экземпляр, существующий в печатном виде. Ввиду ветхого состояния и высокой исторической ценности, книга находится в специальном книгохранилище. Если желаете ознакомиться с этим изданием, подайте заявку, и мы доставим его в один из читальных залов Бодлианской библиотеки по вашему выбору. Рассмотрение заявки займёт от трёх до пяти рабочих дней».

Я разочарованно вздыхаю.

— От трёх до пяти дней?

Вводя свои данные для оформления заявки, я ломаю голову над тем, как бы добраться до книги поскорее. Вдруг в памяти всплывают слова Мэйси: «На вашем месте я бы поговорила с Себастьяном и выведала всё, что им с Люсией удалось узнать о леди Беатрис в Оксфорде».

Ведь они вместе изучали жизнь пятой герцогини и наверняка читали её биографию. И теперь я понимаю, что какими бы мотивами не руководствовалась Мэйси, к её совету стоит прислушаться.

Я должна поговорить с Себастьяном.

В восемь утра я уже одета, правда, не в элегантную британскую одежду, а в джинсы и серую толстовку с капюшоном. К счастью, сегодня воскресенье, у Алфи выходной, и я могу заказать такси, не вызывая подозрений.

Крадучись на цыпочках по лестнице и коридорам поместья, я молюсь, как бы не натолкнуться на Оскара, миссис Малгрейв или Мэйси. Я выскальзываю за дверь и перебежками пересекаю двор. Выскакиваю за ворота и, запыхавшаяся, сажусь на заднее сидение ожидающего меня чёрного автомобиля.

— Вы Мэйси? — спрашивает водитель.

— Да, — вру я, — мне нужно в Аббатство Стенхоуп, чтобы выполнить поручение от её светлости.

— Конечно, — он поворачивается ко мне, — позвольте спросить, как вам новая герцогиня?

— Она очень… нормальная, — сухо отвечаю я. Ага, если бы.

Воскресным утром дороги практически пусты, и мы вмиг добираемся до Аббатства — по мне даже слишком быстро. Я едва успеваю собраться с духом, как мы уже подъезжаем к воротам, и таксист извещает в интерком:

— Мэйси Малгрейв по поручению из поместья Рокфорд.

— Подъехать к входу для слуг? — спрашивает он, когда открываются ворота.

Вот чёрт. Я же не знаю, где находится вход для слуг. Так и спалиться недолго.

— Нет, мне сказали войти через главный вход, — выкручиваюсь я.

Расплатившись с таксистом, я выхожу из машины и медленно поднимаюсь на крыльцо дома Стенхоупов. Набираю полную грудь воздуха и нажимаю кнопку звонка. Лакей, открывший дверь, в недоумении переводит взгляд с моего лица на неказистый наряд.

— Это я — Имоджен Рокфорд, — говорю на одном дыхании, — мне жаль, что пришлось представиться таксисту как Мэйси. Просто у моего водителя сегодня выходной, и я не хотела вызывать лишних вопросов.

Лакей сморит на меня одновременно растерянно и с ликованием, как на в кои-то веки ему подвернувшийся источник доброй порции сплетен.

— Ваша светлость, — говорит он, расплываясь в улыбке, — рад снова вас видеть. Чем могу быть полезен?

— Мне нужно поговорить с Себастьяном. Не могли бы вы передать ему, что это срочно? И пожалуйста, не стоит беспокоить остальных. Ещё очень рано, и я действительно хочу увидеться только с Себастьяном.

Я понимаю, что этой фразой даю ему огромный простор для воображения, но мне уже все равно.

— Разумеется, — любезно отвечает лакей, — почему бы вам не подождать в библиотеке, пока я его разбужу?

Он ведёт меня пустыми коридорами, хмурыми и неприветливыми без хозяев дома и гостей. Войдя в библиотеку, щёлкает выключателем и разом зажигает все светильники.

Библиотека Стенхоупов — как раз подходящее место, чтобы отвлечься от любых переживаний. Это настоящий оазис из доверху заполненных книгами в кожаных переплётах стеллажей, в интерьере с акцентом на мебели из тёмного дерева и багряно-красном персидском ковре. И пусть эта библиотека не такая огромная и роскошная, как в Рокфорде, она отчего-то кажется мне даже более уютной. Ожидая Себастьяна, я пробегаю глазами по полкам в поисках названий любимых произведений и с лёгкостью нахожу «Гордость и предубеждение», «Дом радости», как вдруг слышу звук приближающихся шагов.

На пороге появляется Себастьян в джинсах и тёмно-синем свитере, удачно оттеняющем его зеленые глаза. Каштановые с золотым отливом волосы спутаны после сна, и меня охватывает внезапный порыв запустить в них пальцы.

— Здравствуйте, ваша светлость, — говорит он тихо.

— Себастьян, — я стараюсь улыбнуться, — ты же знаешь, что не обязан так ко мне обращаться.

Вдруг мы в один голос произносим:

— Прости меня.

Я бросаю на Себастьяна удивлённый взгляд.

— Мне не следовало срываться на тебе, — продолжает он, — Тео рассказал, что ты не знала про статуэтку. Я должен был догадаться, что это дело рук Мэйси. Прости меня.

Я подхожу к нему на шаг ближе.

— И ты меня прости. Я чуть сквозь землю не провалилась, когда Тео сказал, что она принадлежала… Люсии. И я прекрасно понимаю, почему тебя это так возмутило.

— Предлагаю просто забыть о том, что случилось, — говорит Себастьян с улыбкой, которая, тем не менее не отражается в его глазах, — идёт?

— В этом, собственно, и дело, — робко отвечаю я, — я не могу забыть. Когда я приехала домой, то вывела Мэйси на разговор, и она рассказала мне… кое-что. Поэтому я и приехала.

Себастьян отводит взгляд.

— Меньше всего на свете я хотела бы напоминать тебе о Люсии, но мне просто необходимо знать, правду ли сказала Мэйси.

Он слегка кивает.

— Давай выйдем на улицу. Там и поговорим.

Следуя за Себастьяном, я не могу оторвать взгляда от очертаний мускулистой спины, угадывающейся под одеждой.

Имоджен, не об этом сейчас надо думать.

Он переступает порог и выходит на обсаженную деревьями тропинку, сворачивающую влево от дома.

— Здесь красиво, — говорю я, чтобы побороть неловкость.

Но Себастьян словно и не слышит.

— Что тебе рассказала Мэйси? — спрашивает он с беспокойством в глазах.

Я тяжело вздыхаю.

— Она сказала, что вы с Люсией изучали биографию леди Беатрис, и что Люсия была просто зациклена на её истории, так как считала, что Беатрис обладала некими силами, — я выдавливаю из себя смешок, словно считаю всё это полной нелепостью, но он выходит наигранным, каковым, по сути, и есть.

Себастьян слушает молча, почти не меняясь в лице.

— Ещё Мэйси сказала… — я запинаюсь, но заставляю себя продолжить, — что Люсия говорила, будто я могу быть как-то связанна с Беатрис и её так называемыми… способностями. Звучит как бред сумасшедшего, но почему-то Мэйси хотела, чтобы я об этом знала. Чтобы я поговорила об этом с тобой. Я знаю, что ей доверять не стоит, но всё равно не нахожу себе места. Всю ночь искала информацию о леди Беатрис в интернете, но, кажется, её биография есть только в Бодлианской библиотеке в единственном экземпляре, до которого мне в ближайшее время доступ закрыт, и я подумала, может, ты читал её…

Я понимаю, что слишком быстро тараторю и замолкаю на полуслове.

Себастьян резко отворачивается, будто пытается собраться с мыслями.

— Это правда, — наконец отвечает он, — в последний год жизни Люсии мы вместе работали над рефератом по мифологии. Темой реферата Люсия выбрала личность леди Беатрис, и, изучая её биографию в Бодлианской библиотеке, мы выяснили, что она считала себя элементалем — человеком, способным при помощи одних только рук управлять всеми четырьмя стихиями. Эта идея завладела умом Люсии, как и последние слова, сказанные Беатрис перед смертью.

— Что за слова?

У меня пересыхает во рту.

— На виселице она сказала: «Пред лицом моей истинной преемницы все остальные наследники падут. Она и только она будет править в моём доме — поместье Рокфорд».

К горлу поднимается ком…

«…все остальные наследники падут». Дедушка, родители, тётя, дядя, кузина — было ли то, что все они умерли преждевременно, просто жутким совпадением? Или за этим кроется что-то большее?

— Я пытался доказать Люсии, что всё это бред, что время просто исказило историю старого герцога, убившего жену, превратив её в кровавую легенду. Но она всё твердила, что у нас есть доказательство правдивости этой легенды. Ты, — Себастьян смотрит мне прямо в глаза, и я невольно подаюсь назад от ощущения, что он видит меня насквозь, — при ней ты той ночью держала в ладонях огонь… и на наших глазах вырастила цветок. Я пытался найти этому логичное объяснение, но чем ещё такое объяснишь? Она вбила себе в голову, что должна узнать о Беатрис всё, что возможно, а потом встретиться с тобой с глазу на глаз, будучи уже подготовленной, так сказать, вооружённой знанием. Но эта встреча вряд ли когда-нибудь состоялась бы, ведь так?

Себастьян утомлённо опускает взгляд.

Я качаю головой, охваченная ужасом. Все эти годы я догадывалась, что что-то со мной неладно, но чтоб такое. Я не могла и представить себя сверхъестественным существом.

— Но ты же в это не веришь, — говорю я едва ли не шёпотом, — ты бы не стоял здесь, если бы считал меня каким-то элементалем, или как ты там говорил.

Себастьян проводит рукой по волосам, удручённо вздыхая.

— Я и сам не знаю, что думать. Имоджен, то что я увидел в тот день… мне ни за что не забыть.

— Но тогда в саду это тебя не испугало, — напоминаю я, — ты не стал относиться ко мне иначе и пообещал сохранить всё в тайне. Неужели Люсии удалось так легко поменять твоё мнение обо мне? И о чём же она хотела поговорить со мной с глазу на глаз?

Себастьян смотрит в сторону:

— Сначала мне казалось, дело в том, что в исследовании леди Беатрис предстала перед нами как ведьма — порождение зла. Её способности… В то время её расценивали как угрозу, считали, что её нужно держать подальше от невинных людей, которым она может навредить. Я думал, Люсия боялась твоих предполагаемых возможностей. Но чем дольше мы работали, тем отчётливей я понимал, что беспокоило её на самом деле. Мысль, что ты и есть истинная преемница, что если пророчество леди Беатрис исполнится, то поместье Рокфорд и остальное наследство может отойти тебе, а не ей.

— Что?

Я чувствую острый укол душевной боли от осознания, что кузина по мне вовсе не скучала, что моя судьба её ничуть не волновала. Она видела во мне лишь возможную угрозу.

Себастьян берёт меня за руку.

— Послушай… я её мнения не разделял.

— Она была твоей девушкой. Конечно, ты занял её сторону. Ты, наверное, тоже был в ужасе, считая меня каким-то элементалем, вознамерившимся завладеть семейным состоянием. Поэтому ты и встретил меня так холодно, словно совсем не был рад моему возвращению, — я едва сдерживаю слёзы, потрясенная предательством двух давних друзей.

— Нет. Это не так. Конечно, это сложный вопрос, но я никогда так не думал. Собственно… — Себастьян опускает глаза, — я высказал Люсии свою позицию, сказал, что она ошибается на твой счёт. Это было единственное, в чём мы расходились во взглядах.

У меня перехватывает дыхание. Значит… ему было не всё равно. Настолько, что он даже заступился за меня перед своей красивой и влиятельной девушкой.

— То, что ты сделала в тот день в саду, я считаю… невероятным, — продолжает Себастьян, — это было волшебство. И я ждал, что ты вернешься и покажешь мне ещё что-нибудь… но ты не вернулась.

— А теперь? — спрашиваю я, сдерживая дрожь в голосе. — Что ты думаешь об этом теперь, после всего, что увидел и прочитал?

Себастьян касается моего плеча, и у меня по телу бегут мурашки.

— Я видел достаточно, чтобы быть уверенным, что ты всё та же Джинни, которую я знаю с детства. Открытая, честная, неспособная причинить зло. Может ты действительно элементаль, а может, и нет, — он подвигается ближе, — но меня это не пугает.

Исполненная облегчения, я благодарно беру его за руку. На одно короткое мгновение наши пальцы сплетаются, и я наслаждаюсь его прикосновением, пока мы одновременно не отдёргиваем руки.

— И ещё… — я делаю глубокий вдох, пытаясь совладать с собой. — Мэйси сказала, что моему возвращению есть другая причина. Не знаешь, что она имела в виду?

Себастьян отрицательно качает головой.

— Не знаю, — он замысливается, — может… может, она говорила о Лабиринте? Пыталась намекнуть, что ты должна довести до конца то, что начали мы с Люсией.

— В Лабиринте? — переспрашиваю я. — Но ведь его закрыли после пожара. Макс сказал, что больше в нём не ориентируется.

— Да, огонь каким-то образом изменил его структуру, я и сам ни разу не смог добраться до центра. Хотя без проблем нахожу выход, когда нужно вернуться.

— Но что вы там делали? — спрашиваю я, и чувствую, как по спине пробегает холодок. В памяти снова всплывают слова отца: «В Лабиринте кое-что спрятано».

Себастьян отвечает с грустной улыбкой:

— Люсия уговорила меня помочь ей в поисках одной вещи под названием водный камень. Биограф леди Беатрис писал, что она спрятала его там для своей избранной преемницы. Естественно, никто и никогда его в глаза не видел, — он закатывает глаза, — и эту часть истории я всегда считал бредом сивой кобылы, приманкой для туристов, охотящихся за рокфордским сокровищем. Но сейчас думаю: что, если Мэйси тоже верит в это и потому убедила тебя поговорить со мной. Ведь Люсия наверняка рассказала ей, что я умею проходить Лабиринт.

— Но зачем? — спрашиваю я с колотящимся сердцем. — Что такого особенного в этом камне? Почему Люсия так сильно хотела его найти, и с чего бы Мэйси хотеть, чтобы его нашла я?

Он качает головой.

— Я не знаю, что там в голове у Мэйси. Я даже не знаю, существует ли этот камень вообще. Но Люсия, думаю, хотела найти его потому, что боялась, что Рокфорд достанется… тебе.

— Она решила, что если найдёт камень, то станет преемницей леди Беатрис вместо меня?

— Типа того, — он заминается, — но когда она поняла, что тут наши взгляды расходятся, то перестала поднимать этот вопрос. И… я могу только догадываться, что она думала на самом деле.

— Папа сказал мне кое-что в день своей смерти. Раньше я никому об этом не рассказывала, — говорю я, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди, — он сказал, что в Лабиринте что-то спрятано, и что однажды мне это очень понадобится. Я никогда не понимала, что он имел в виду, и иногда даже думала, что это была просто игра. Но, возможно… он говорил о водном камне?

Себастьян не сводит с меня напряженного взгляда.

— Мы идём в Лабиринт, — говорит он, — я помогу тебе его найти.

— Нет, что ты, — протестую я, — я и сама могу поискать. Я не боюсь какого-то там садового лабиринта.

— Знаю, — отвечает он, — я знаю, что ты и без меня справишься. Но всё же хочу пойти.

Я поднимаю на него глаза, заливаясь краской.

— Правда? Но это не будет для тебя слишком тяжело, ведь там она…

Я не могу договорить последнее слово. Умерла. Взгляд Себастьяна мрачнеет. Он опускает глаза и начинает разглядывать упавшую ветку.

— Самое ужасное из того, что можно представить, я уже испытал, — говорит он, — я справлюсь.

XI

Этой же ночью во сне мне является Люсия.

Я стою наверху парадной лестницы, и вдруг на нижней ступени возникает её четкий силуэт. Я застываю на месте, уставившись на полупрозрачное белое платье и облако светлых волос. Воздух наполняется пьянящим ароматом жасмина.

Она плывёт в сторону Мраморного Зала, собственнически скользя руками по стенам Рокфордского Поместья.

По спине пробегает холодок, когда до меня доносится тихое пение:

«Я знаю, что путь мой извилист и крут.

Пусть тёмные тучи по небу плывут,

Но ждут золотые поля вдалеке,

Где ветер осушит слезу на щеке…»

Люсия останавливается и, изгибая губы в улыбке, проводит пальцами по одной из картин. Я не могу оторвать взгляда. Сердце уходит в пятки, по телу пробегает дрожь. Как она может здесь находиться?

Вдруг парадная дверь распахивается, и входит Себастьян. И я невольно, словно ведомая кем-то, мчусь вниз по лестнице. Но оставшись неуслышанной и незамеченной, проскальзываю за одну из высоких колонн Мраморного Зала и прячусь за ней немым наблюдателем.

При виде Себастьяна Люсия размыкает губы. Её карие глаза словно оживают, приобретая выражение, которое трудно описать. Но затем она вдруг поворачивается в мою сторону, и от пронизывающего взгляда, переполненного ненавистью, у меня перехватывает дыхание.

Этот взгляд даёт мне понять, что пусть Люсия Рокфорд и умерла, но её присутствие в этих стенах будет ощущаться всегда. И дом, и Себастьян всё ещё принадлежат ей. А я здесь непрошеная гостья.

— Не это ли ищешь? — шепчет она, взмахивая передо мной бледной рукой, украшенной необычным кольцом с вытянутым остроконечным бриллиантом. И заходится смехом — резким, жутким, отражающимся от стен многократным эхом.

— Себастьян! — кричу я.

Но его нет. Теперь рядом с Люсией другая светловолосая девушка, чем-то похожая на… меня. Впившись в меня взглядом голубых глаз, она подбирается всё ближе и ближе.

— Кто ты? — спрашиваю я дрожащим голосом. — Ты… леди Беатрис?

На её лице застывает странная улыбка.

Я резко просыпаюсь с чувством, что сердце вот-вот выскочит из груди. Дрожащими руками нащупываю на прикроватной тумбочке лампу, и только когда комнату озаряет свет, начинаю дышать ровнее. Ни Люсии, ни другой блондинки рядом нет.

Тедди лениво потягивается у изножья кровати, даже не подозревая о моих кошмарных видениях. Поглаживая ему спинку, я размышляю над тем, что бы мог значить этот сон. Почему кузина предстала в нём такой враждебной? Возможно, моё подсознание представило её врагом из-за чувства вины за давнюю симпатию к Себастьяну? Или потому, что теперь я знаю, как она ко мне относилась? И кто была та вторая девушка — альтернативная версия меня? Или леди Беатрис?

— Спокойно, Имоджен, — строго наставляю сама себя, — с этим тебе ещё предстоит разобраться.

Тедди поглядывает на меня с немым вопросом.

— Да знаю, знаю, что сама с собой разговариваю, — вздыхаю я.

Тедди, потеряв ко мне всякий интерес, плюхается на бок. Как бы мне хотелось забыть обо всём и просто уснуть рядом с ним, но в голове роится куча мыслей. Я знаю, что должна что-то сделать. Поискать дополнительные сведения о леди Беатрис и нашей предполагаемой связи кроме тех, что узнала от Себастьяна. И вдруг до меня доходит, где можно найти информации даже больше, чем в интернете или в Бодлианской библиотеке.

В рокфордскую библиотеку со дня приезда я не заходила ни разу. Когда-то это было моё любимое место во всём доме, мы с мамой проводили здесь очень много времени, и, наверное… я просто не могла представить себе эту комнату без неё. Но сегодня у меня нет выбора. В библиотеке Рокфорда хранится огромное собрание книг по истории нашего рода, и я чувствую, что именно там смогу найти то, что ищу.

Я закутываюсь в халат и на цыпочках спускаюсь по парадной лестнице, освещая себе путь фонариком, зажатым в дрожащих руках. Крадучись во тьме, я не могу отделаться от чувства, что вокруг витают призраки, что лица с портретов провожают меня взглядами, и с тоской вспоминаю комфортабельную квартиру семьи Марино, слишком современную и хорошо освещённую, чтобы таить в себе призраков.

Я узнаю дверь библиотеки по высокой мраморной раме. И в какой-то момент я почти уверена, что слышу за ней голос женщины, размеренно читающей вслух, и мелодичный смех двух девочек. Но эти звуки тут же стихают. Затаив дыхание, я открываю дверь, и когда включаю свет, оказываюсь в огромнейшем книжном оазисе.

Я уже и забыла, какая эта библиотека огромная; она, наверное, занимает всю западную часть поместья. Сводчатые лепные потолки, арочные окна с декоративной отделкой, скульптуры, бюсты и портреты предшествующих герцогов и герцогинь — это место тонко сочетает в себе дух литературы и искусства. Изготовленный в ХVIII веке письменный стол из красного дерева с выдвижной крышкой так и манит писателя. Резные белые стеллажи, тянущиеся вдоль стен, вмещают тысячи книг.

Проходя вглубь библиотеки, я чувствую прилив ностальгии, но всё равно улыбаюсь. Ведь это просто рай для книголюба. Я прохаживаюсь между стеллажей, распределённых по тематикам, пока не нахожу раздел «История рода Рокфорд». Пробегая взглядом по корешкам, я пропускаю две полки томов, посвящённых первому герцогу и его битвам, и дохожу до времён леди Беатрис. И хотя кажется, что здесь можно найти жизнеописания всех герцогов и герцогинь вплоть до моего дедушки, мне не удаётся обнаружить книг ни о пятом герцоге, ни о герцогине. Пролистав три разных издания, содержащих ведомости обо всех поколениях Рокфордов, я не нахожу даже упоминания о леди Беатрис. Всё проясняется, когда я раскрываю большую иллюстрированную книгу про рокфордские сады — из неё вырвана страница.

Кто-то явно пытался уничтожить любые письменные упоминания о леди Беатрис. Но это лишь ещё больше укрепляет мое стремление узнать о ней больше.

Уставившись в книгу, я нервно барабаню пальцами по полке, всецело поглощённая своими мыслями, и, видимо, поэтому не сразу замечаю пометку на обложке: «Собственность Архива поместья Рокфорд».

Архив поместья Рокфорд…

Я смутно припоминаю, что видела такое название на карте поместья, которую несколько недель назад дал мне Гарри Морган. Это место реально существует, и если упоминание о леди Беатрис в открытой рокфордской библиотеке кому-то неугодно, то в частных архивах наверняка сохранились хоть какие-то сведения о её жизни.

Я второпях запихиваю книгу обратно на полку и взбегаю вверх по лестнице. Не могу дождаться, когда в моих руках окажется карта и связка ключей, полученная от Оскара в день приезда. Выхватив ключи из ящика письменного стола, я молюсь про себя, чтобы хоть один из них подошёл к нужной двери.

С картой в одной руке и фонариком в другой я отправляюсь на поиски Архива, расположенного в одной из четырёх башен поместья. Карта ведёт к двери, спрятанной в обшивке стены Мраморного Зала, за которой я обнаруживаю витую каменную лестницу. Я поднимаюсь всё выше и выше, и, когда ноги уже начинают гудеть от усталости, добираюсь до узкой каменной двери. Суетливо перебирая пальцами, проверяю каждый ключ на связке и наконец с предпоследней попытки отпираю замок.

Переступив порог, я с любопытством оглядываюсь по сторонам. Комнатка небольшая и ничем не примечательная — ряд одинаковых картотечных шкафов да несколько коричневых коробок. Но вид из окна открывается просто невероятный: передо мной как на ладони бескрайние рокфордские парки, озеро и мост, освещённые звёздным сиянием. Словно ожившая картина.

Единственным источником света здесь служит антикварная настольная лампа, которая едва брезжит, поэтому обследуя картотечные шкафы, я подсвечиваю себе фонариком. И когда понимаю, что порядком здесь и не пахнет, у меня опускаются руки. На разбор этих завалов уйдут месяцы.

Я тяжело опускаюсь на пол и обхватываю руками колени. Уже почти три часа ночи, я измотана морально и физически, и мечтаю лишь о том, как бы поскорее улечься в кровать. Но после стольких усилий, потраченных на поиск архивов, разве можно сейчас всё бросить?

Вдруг в голову приходит идея, и хотя, даже обдумывая её, я чувствую себя глупо, но другого способа разобраться с этими горами бумаг просто не вижу.

— Леди Беатрис… — произношу сначала шёпотом, а затем, прочистив горло, немного громче, — леди Беатрис. Если… если вы здесь… где-то… пожалуйста, помогите найти то, что я ищу.

Кажется, я взываю к ней целую вечность, повторяя свою мольбу до онемения, пока слова не начинают терять смысл. Но… ничего не происходит.

Я заставляю себя подняться на ноги. Дурацкая была затея. Ну кто в здравом уме догадается просить помощи у духа? Наверное, я схожу с ума. Мысль не самая утешительная.

Вдруг откуда ни возьмись в башне проносится порыв ветра, вырывая у меня из рук фонарик. Я оглядываюсь. Окно заперто наглухо, так откуда же он взялся?

И тут, проследив за лучом фонарика, я замечаю между двумя картотечными шкафами небольшую коробку, обозначенную моим именем, и ошеломлённо зажимаю рот ладонью.

Время словно останавливается, пока я вытягиваю коробку. А когда снимаю крышку, сердце в груди сжимается. При виде того, что под ней находится, я мысленно возвращаюсь в прошлое. Здесь мои школьные рисунки, табели, детские фотографии вперемешку с письмами, в которых мама сообщала дедушке о моих последних достижениях. Перечитывая их, я чувствую, как к горлу подкатывает ком.

«5 декабря 1998 года.

Сегодня Имоджен произнесла первое слово! «Папа». Эдмунд был вне себя от счастья. Мы знали, что она будет папиной дочкой…»

«23 октября 2006 года.

Огромное спасибо, наш дорогой, за прекрасный браслет для Имоджен. Он ей очень понравился. День рождения прошёл просто замечательно! Даже не верится, что нашей малышке уже десять, правда?»

На глаза наворачиваются слёзы, и я бросаю письмо обратно в коробку. Это был мой последний день рождения с мамой и папой. Я помню этот праздник, подарки, счастливые лица родителей, поющих мне поздравительную песню. Никому тогда и в голову прийти не могло, что скоро их не станет.

Последними в коробке, содержимое которой явно не обновлялось со дня пожара, лежат два листка. Это страницы из журнала. Я вытягиваю их и отыскиваю глазами название статьи и имя автора.

ЖУРНАЛ «АЙСИС»

ИЗДАНИЕ ОКСФОРДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

21 МАЯ 1988 ГОДА

«РОКФОРДЫ ИЗ УИКЕРШЕМА: ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЯ»

ЛОРД ЭДМУНД АЛЬБЕРТ РОКФОРД

При виде папиного имени я застываю как вкопанная. Понятия не имею, по чьей оплошности журнальная статья, написанная отцом двадцать шесть лет назад, оказалась в коробке с моими вещами, но я этому несказанно рада, поэтому тут же начинаю читать.

«На чести любого рода есть свои тёмные пятна. Личности распутные, безнравственные, аморальные есть едва ли не в каждом знатном английском семействе. Их истории знакомы нам от и до; мы читали о них в книгах, наблюдали в домах соседей, а возможно, и переживали в собственных семьях. Но что, если аморальность человека выходит за рамки нашего понимания? Как определить «хороший» человек или «плохой», исходя из того, с чем раньше никогда не сталкивался? По каким принципам составить своё суждение?

Приезд в поместье Рокфорд её светлости герцогини Беатрис всколыхнул весь Уикершем. Её брак с пятым герцогом, заключённый в 1830 году, стал первым межатлантическим союзом между английским аристократом и американской богатой наследницей. Новость о том, что девятнадцатилетняя американка станет хозяйкой поместья Рокфорд, вызвала значительный интерес. Но чем дальше, тем больший общественный резонанс возникал вокруг её персоны. Вскоре после приезда молодой американской красавицы, среди прислуги, а потом и по всему Уикершему поползли слухи о пугающих происшествиях в поместье. Тогда Беатрис впервые назвали «последовательницей оккультизма». Теперь, спустя более ста лет, леди Беатрис Рокфорд (1811–1850) известна как «нечестивая американка», а муж, отправивший её на казнь, выставлен жертвой.

Но такая расстановка ролей в корне неверна. Настоящим пятном на чести нашего рода является мой предок — герцог, убивший свою жену лишь за то, что она обладала умениями, о которых он не имел представления. Он испугался того, чего не понимал, и позволил страху взять над собой верх. Но неужели в обладании необычными способностями есть что-то заведомо плохое? Вероятней всего, леди Беатрис и сама была не рада этому дару. Да и за исключением поджога сада, который она тотчас же восстановила, других свидетельств об использовании ею своих сил во вред кому-либо просто нет. Если мы будем считать преступлением всё, чего не можем объяснить, то сами себя погубим. Но если научимся воспринимать чужие отличия как что-то прекрасное и удивительное — даже такие, и особенно такие поразительные, как у леди Беатрис, то сделаем наш мир только лучше».

Я дочитываю статью, не сдерживая слёз. Он знал. Вот почему эти страницы оказались на дне моей коробки. Он хотел, чтобы я их нашла.

Впервые за семь лет мне кажется, что папа находится рядом, в одной комнате со мной; я почти слышу его голос. Я знаю, что именно благодаря ему нашла эту статью тогда, когда это было мне действительно необходимо. И потрясённо осознаю, что почти за десять лет до моего рождения папа опубликовал статью, содержащую те самые слова, которые он несомненно сказал бы, будь сейчас рядом. Что бояться не нужно. Что именно мои отличия делают меня особенной. Что в сопоставлении с леди Беатрис нет ничего постыдного.

Загадочные папины у Лабиринта; взгляды, которыми они мамой обменивались в церкви; их странный разговор — теперь я понимаю, что всё это означало. Он всегда знал, что я другая. Как леди Беатрис.

Я поднимаюсь на ноги с улыбкой на лице. Теперь, когда я больше не боюсь своего дара, мне не терпится его испытать. Если я и правда элементаль, как говорил Себастьян, то смогу управлять четырьмя стихиями. Так что…

С колотящимся сердцем я распахиваю окно и, устремив взгляд на крону растущего рядом дерева, протягиваю к нему руки. Внезапно один листочек отрывается от ветви, но вместо того чтобы упасть вниз, плывёт по воздуху прямо ко мне, и от этого захватывает дух. Потом отрывается второй листок, третий — и вот уже целый зеленый вихрь влетает в окно и окружает меня.

Я опускаю руки, и листва тут же осыпается к моим ногам. Душу наполняет приятное возбуждение. Это было… неописуемо.

Я наклоняюсь, чтобы поднять несколько листочков, и вдруг луч фонарика падает на еще одну коробку. Надпись на ней лишает меня дара речи: «ЛЕДИ ЛЮСИЯ РОКФОРД.»

Открыть её или нет? Знаю, что делать этого не стоит — она расценила бы это как вторжение в личную жизнь. Но у меня не будет другой возможности узнать, какой была моя кузина. Её вещи — всё, что у меня есть.

Дрожащими руками я открываю коробку и, обнаружив такую же, как у меня, стопку школьных фотографий и табелей, с огорчением понимаю, что её содержимое тоже давно не обновлялось. Видимо, у дедушки, или кто там этим занимался, не хватило духу продолжить своё дело после пожара. Единственное, чем отличается её коробка — наличие пачки счетов, верхний из которых датирован 2007 годом.

«ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА ПОРТ РЕГИС.

ЧЕЛТНЕМСКИЙ ДЕТСКИЙ КЛУБ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ.

Д-Р АРЧИБАЛЬД ГЕРОН, ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ ДЕТСКО-ПОДРОСТКОВЫЙ ПСИХОТЕРАПЕВТ»

— Психотерапевт? — озадаченно перечитываю вслух.

Я подставляю счёт под луч фонарика. В конце концов, в таком мраке я запросто могла что-то напутать. Хотя нет. Вот она дата, напечатанная жирным шрифтом. Счёт был выписан за месяц до пожара в июне 2007-го. Внизу надпись неразборчивым почерком: «Всё ещё страдает галлюцинациями и раздражительностью. Пациентке рекомендуются более частые посещения».

Я потрясённо выпускаю бумаги из рук. Периодические вспышки гнева у Люсии я помню, но галлюцинации? Если это правда, то как ей удавалось так хорошо скрывать свои проблемы?

Вдруг на душе становится гадко, словно я зашла слишком далеко. Я ведь сама посещала сеансы психотерапии и прекрасно знаю, что они должны оставаться конфиденциальными. И вот она я — копаюсь в медицинских записях о кузине. Я возвращаю счёт на место и плотно закрываю коробку.

«Призраки никуда не уходят…»

Вспомнив слова Мэйси, я чуть не подпрыгиваю. Если есть хоть небольшая вероятность того, что она права, и Люсия действительно за нами наблюдает… то она только что видела, как я роюсь в её личных вещах.

Содрогнувшись при этой мысли, я хватаю страницы с папиной статьёй и со всех ног удираю из башни. Но спускаясь по длинной лестнице, задаюсь всё новыми и новыми вопросами.

До пожара у Люсии было всё. Дома её обожали, ей потворствовали, она была популярной в школе, в любой обстановке — невозмутимой и уверенной в себе, умудрялась достойно выйти из любой неловкой ситуации. Так откуда же взяться этим предполагаемым психическим и поведенческим проблемам? Почему и как ей удавалось сохранять это в секрете?

Становится очевидно, что наша детская дружба, которая так много для меня значила, не была такой уж искренней, как я считала. И я уже сомневаюсь, а знала ли я вообще Люсию настоящую?

Мне не терпится показать папину статью Себастьяну, но сначала я обязана посвятить целый день обязанностям герцогини. После завтрака мы Оскаром и миссис Малгрейв долго обсуждаем ежегодное Рокфордское Шоу Фейерверков. Естественно, они всё давно спланировали сами, а меня пригласили только, чтобы ввести в курс дела, но присутствие Оскара несказанно меня успокаивает — от одной только мысли, что всё это время я могла провести наедине с миссис Малгрейв, по телу пробегает дрожь.

Перед очередной встречей с Джеммой я успеваю связаться по Skype с Марино, общение с которыми для меня как глоток свежего воздуха. Я с облегчением замечаю, что Кэрол и Кит уже не такие угрюмые, а Зои в своём репертуаре болтает без умолку. Они засыпают меня вопросами, и, изложив существенно подправленную версию событий с матча по поло и ужина у Стенхоупов, я осознаю, как много всего приходиться утаивать.

После просмотра вместе с Джеммой моего «Летнего Календаря Мероприятий» и очередного урока этикета с Бейзилом Кроуфордом я наконец-то свободна.

Взволнованно отыскивая номер Себастьяна, я тщательно обдумываю текст сообщения и в итоге пишу просто: «Привет. Не передумал насчёт Лабиринта? Имоджен».

Уставившись на телефон в ожидании ответа, я начинаю понимать смысл выражения «сидеть как на иголках». Я пытаюсь занять себя чтением, глупой игрой на iPad, но всё равно не могу отвлечься от не-издающего-ни-звука телефона. И только уже почти отчаявшись, наконец слышу сигнал.

«Прости, был на тренировке. Подъехать сейчас?»

С замиранием сердца я отправляю слово: «Да».

Я стою у входа в Лабиринт со стенами из живой изгороди, футов десяти в высоту. В последний раз я была здесь вместе с отцом много лет назад и сейчас на какой-то миг теряюсь во времени. Ничего не изменилось. Можно подумать, что мне снова десять лет, и в любую минуту из-за угла покажется папа.

— Имоджен.

Я цепенею. Неужели и правда вернулась в прошлое? Неужели это он? Но обернувшись, вижу приближающего Себастьяна и испытываю весьма спутанные чувства: мое сердце одновременно болит и радуется. Не его я так надеялась сейчас увидеть — тот человек никогда не вернётся. Но при виде Себастьяна на моих губах расцветает улыбка, а в животе начинают порхать бабочки… и я понимаю, что чувства к нему — единственное, что проходит через всю мою жизнь от самого детства. Так как же они, пусть даже не взаимные, могут быть неправильными, напрасными, если связывают меня с собой прежней?

— Ты в порядке? — спрашивает Себастьян, подойдя поближе.

— Просто вспомнила о родителях, — признаюсь я, — в последний раз я была здесь… в тот день. С папой.

Себастьян смотрит на меня с сочувствием.

— Это действительно тяжело, — он замолкает, — ты хорошо их помнишь?

— Да, жаль только, что почти все воспоминания относятся к тому последнему дню… наверное, потому что я часто вижу его во сне.

Себастьян в успокоительном жесте кладет руку на моё плечо, и мне ещё больше хочется ему довериться.

— Это повторяется каждые несколько недель. Сон начинается невинно, даже дарит мне ложное чувство счастья. И хотя в итоге он всегда обращается кошмаром, и я просыпаюсь в холодном поту, всё равно не хочу, чтобы он перестал мне сниться. Потому что благодаря ему наш последний разговор с папой я знаю наизусть. Потому что благодаря ему я помню лица родителей и их улыбки. Этот кошмар не даёт мне их забыть.

— Джинни.

Вдруг я чувствую прикосновение тёплых сильных рук Себастьяна и оказываюсь в его объятиях. Спрятав голову на его груди, я наслаждаюсь нашей близостью. Знаю, это дружеские утешительные объятия и не более. Но сейчас это всё, что мне нужно.

Внезапно перед глазами отчётливо возникает образ Люсии, и я виновато отодвигаюсь от Себастьяна.

— Прости. Это я должна сейчас тебя утешать. Ведь здесь… в этом месте она… — я запинаюсь, чтобы не произнести последнее слово: умерла, — для тебя это, видимо, ещё труднее.

Себастьян угрюмо отводит взгляд.

— Не хочу об этом говорить. Я же сказал, что справлюсь. Не беспокойся

Я окидываю его взглядом, прикусив губу.

— Хорошо. Если ты в этом уверен… Я хочу показать тебе кое-что.

Я достаю из кармана свитера статью отца и протягиваю её Себастьяну.

Читая её, он меняется в лице, а когда снова поднимает глаза, видно, что он впечатлен.

— Твой папа был для меня героем ещё с тех пор, как учил играть в поло. А прочитав это, я стал о нём ещё более высокого мнения.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Это очень много для меня значит.

Себастьян переводит взгляд на вход в Лабиринт.

— Готова?

Я киваю и, задыхаясь от волнения, иду вслед за Себастьяном. Лабиринт, как отдельный мир: стоит сюда попасть, и всё остальное пропадает из виду, перестаёт существовать. Остаётся лишь нескончаемая узкая тропинка, петляющая между высокими зелёными стенами.

— Заметно, что Макс годами сюда не заглядывал, — говорю я Себастьяну, чуть не споткнувшись о валяющуюся ветку, — тут всё так запущено, что недолго и ногу сломать.

Я без задней мысли наклоняюсь, чтобы убрать её с дороги, но как только касаюсь земли, разбросанные ветки и увядшие растения словно растворяются в воздухе. Себастьян потрясённо вздыхает.

— Извини, — я издаю нервный смешок, — я не хотела.

Почувствовав лёгкое прикосновение, я с удивлением осознаю, что это Себастьян берёт меня за руку.

— Не извиняйся. Это потрясающе.

Я смотрю на него с благодарностью. Он даже не представляет, какое это облегчение — знать, что даже став свидетелем моей самой страшной тайны, он смотрит на меня не с опаской, а с трепетом.

— Спасибо, — я улыбаюсь, — признаюсь, мне и самой интересно, на что ещё я способна.

— Еще бы! Кстати, я никогда не видел рокфордские сады такими… цветущими.

— Ага, видимо, мои силы начали влиять на земли поместья с самого моего приезда, — отвечаю я, — Макс сказал то же самое на прошлой неделе. Кажется, он что-то подозревает.

Себастьян смотрит мне прямо в глаза.

— Ему можно доверять?

— Да, пожалуй, — говорю задумчиво, — то есть, я, конечно, не собираюсь ему ничего рассказывать. Но я бы сказала, что беспокоиться не о чем.

— Хорошо, — Себастьян кивает, и от его заботливого тона у меня голова идёт кругом.

Шагая рядом с ним по тропинке, заросшей сорняками, я время от времени прикасаюсь к земле, расчищая нам путь.

— Что ты чувствуешь при этом? — спрашивает Себастьян, наблюдая за мной с любопытством.

— Попробуй сам, если хочешь.

Пытаясь принять свой самый равнодушный вид, я беру его за руку, и мы вместе тянемся к живой изгороди. Он начинает тяжело дышать, а я, напротив, задерживаю дыхание, когда наши сплетённые ладони прикасаются к зелёным стеблям. По кончикам пальцев, по всему моему телу будто пробегает электрический разряд — мощный как никогда. Себастьян удивлённо вскрикивает, и я оборачиваюсь. Зелёные стены лабиринта поменяли цвет на ярко-фиолетовый. Самый красивый цвет, который я когда-либо видела.

Мы с Себастьяном одновременно поворачиваемся, и чуть не наталкиваемся друг на друга. Он кладёт руку мне на бедро, пытаясь поддержать, и я заливаюсь краской. Это прикосновение пробуждает во мне что-то даже более сильное, чем способности элементаля. Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Его лицо все ближе, и, кажется, сейчас может произойти всё, что угодно…

Ни с того ни с сего раздаётся раскат грома, и мы отскакиваем друг от друга. Волшебство разрушено.

— Лучше нам убираться отсюда, пока не начался ливень, — говорит Себастьян, поднимая глаза к небу.

Я киваю с чувством легкого разочарования.

Он по памяти выводит нас обратно к входу, а я молча иду следом. Мы возвращаемся во внешний мир как раз с началом дождя. Себастьян снимает пиджак и набрасывает его мне на плечи.

— Спасибо, — говорю я, — и за то, что пошёл со мной, тоже спасибо. Ты настоящий друг.

На его лице мелькает улыбка.

Мы проходим вдоль стены Лабиринта, старательно отводя взгляд от расположенных всего в нескольких шагах ворот Тенистого Сада, пробуждающего столь тяжёлые воспоминания.

Добежав до чёрного входа в поместье, я приглашаю его на чай.

— Спасибо, но мне уже пора, — отвечает он, — я припарковал машину у ворот, так что пойду этой дорогой.

— Хорошо. Жаль только, что придётся ещё добрую милю брести под дождём, — я снимаю пиджак и отдаю ему, — почему же ты не припарковался возле дома?

— Я, эмм… — он заминается, — просто не хотел пересекаться с кем-либо из прислуги.

— Конечно, — быстро говорю я, — я понимаю.

Пойти со мной в лабиринт — это одно. Но войти в дом, где жила Люсия, встретиться лицом к лицу с её служанкой, домоправительницей и дворецким, объяснять, что он тут делает… Я понимаю, насколько это было бы для него болезненно, и чувствую себя немного виноватой.

— Мы сможем вернуться в Лабиринт, как только ты будешь готова. Просто дай мне знать, — говорит Себастьян прежде, чем уйти.

XII

Возвращаясь в поместье, я замечаю на одном из окон открытые ставни. Ставни, которые с самого моего приезда были затворены. Заглядываю в окно, и по спине пробегает холодок. В спальне Люсии кто-то есть.

Я перепугано поднимаюсь по ступенькам, вхожу в дом и с немалым облегчением замечаю в Мраморном Зале Оскара.

— Добрый вечер, ваша светлость, — говорит он, склоняясь в поклоне.

— Привет, Оскар. Эмм, не знаю, как сказать, но… — я заминаюсь, — кажется, я видела кого-то в комнате Люсии. И там окно открыто.

Оскар хмурится.

— Уверен, это была миссис Малгрейв. Надеюсь, она вас не напугала.

— Миссис Малгрейв? — переспрашиваю я. — Что она там делает?

— Видите ли, она была очень привязана к леди Люсии, — смущённо объясняет Оскар, — миссис Малгрейв заменила ей рано ушедшую мать и любила как родную. В общем, она… находит утешение, ежедневно убирая в комнате Люсии, будто ничего не произошло.

Мне становится не по себе.

— Что ты хочешь этим сказать? Неужели она приходит туда и представляет, что Люсия всё ещё жива?

Оскар опускает глаза.

— Думаю… да. Признаюсь, меня это тоже смущает, но не нам её судить. Она, наверное, тяжелее всех переживала смерть Люсии.

— Тогда не удивительно, что она меня недолюбливает, — заключаю я с щемящим чувством в груди, — она не может смириться с тем, что здесь живу я, а не Люсия.

— Пожалуйста, не надо так думать, — взволнованно говорит Оскар, — уверен, вы ей нравитесь.

— Всё нормально, больше притворяться не нужно, — отвечаю я, — по крайней мере, теперь я всё понимаю.

Последующие дни представляют собой странное сплетение волнующего и пугающего.

Мы с Себастьяном возвращаемся в Лабиринт, и хотя по-прежнему не можем дойти до центра, я чувствую, что стала ближе… и к водному камню, и к нему. Однако с наступлением ночи меня начинают мучить кошмары, всё более яркие и жуткие. Мне является Люсия — разъярённая, грозная, и после каждого такого сновидения я клянусь себе, что буду держаться подальше от Себастьяна, но решительности хватает лишь на несколько минут после пробуждения. Знаю, мы можем быть только друзьями, но и полностью отказаться от него не могу.

Вопреки моему желанию, чувства к Себастьяну лишь усиливаются, и я всё чаще ловлю себя на мыслях о нём и Люсии. Какими были их взаимоотношения? Знал ли он о её проблемах, или она скрывала их так же хорошо, как и от меня? Каждый раз, глядя на меня, не думает ли он о Люсии? И не потому ли он так часто погружается в мрачное молчание, что скучает по ней, и мечтал бы видеть её на моем месте? Но, конечно же, ни один из этих вопросов я никогда не осмелюсь задать вслух.

За два дня до Рокфордского Шоу Фейерверков я собираюсь в Большой Винздорский Парк на благотворительный матч по поло с участием Себастьяна, на который мы с Тео приглашены в качестве зрителей.

Джемма, услышав об этом, пришла в восторг.

— Это же поло клуб самого принца Филиппа! Не забудьте о королевском реверансе, которому вас обучил Бейзил.

В этот раз наряд я выбираю сама — останавливаюсь на простом белом сарафане и суперустойчивых чёрных туфлях без каблуков. Одевшись, украдкой выскальзываю из дома. Лишь бы не наткнуться на миссис Малгрейв или Мэйси — они последние, кому бы я хотела рассказывать, куда иду. Но, к счастью, никто, кроме Оскара, меня не увидел.

Алфи уже ждёт в Астон Мартине. Я устраиваюсь на заднем сидении и с самого начала часовой поездки в Винздор поворачиваюсь к окну. Прокатившись вдоль Темзы, мы попадаем в город, на вид даже более старый, чем Оксфорд, с мощёными улочками и каменными домами. Алфи показывает на Винздорский замок, и я, вытянув шею, разглядываю это величественное строение с зубчатыми стенами.

— Ему больше девяти сотен лет, можете себе представить? — замечает Алфи.

— Солидный возраст, — присвистываю я, — и королева сейчас там?

— Нет, она проводит лето в Сандрингеме. Но Винздор для неё один из самых любимых домов.

Алфи сворачивает в Большой Виндзорский парк, от которого к замку ведёт трёхмильная дорога, обсаженная зеленью. Миновав сады и озеро, мы наконец подъезжаем к Гардс Поло Клуб. Алфи настаивает на том, чтобы сопроводить меня к ложе Стенхоупов, где ждёт Тео, и хотя я слегка смущена, но не спорю. Этот стадион такой огромный, что я запросто могу заблудиться.

Поднимаясь на трибуны следом за Алфи, я опускаю голову, ослеплённая вспышками направленных в нашу сторону фотокамер. Этого стоило ожидать — форма Алфи с эмблемой Рокфорда выдаёт меня с головой. Но, увидев улыбающегося Тео с ямочками на щеках, я сразу расслабляюсь.

— Привет, Имоджен! — при виде меня он поднимается с места.

— Привет, Тео, — говорю я, приобнимая его.

— Что ж, я вас оставлю, — Алфи почтительно склоняет голову, — рад был повидаться, мистер Стенхоуп.

Попрощавшись с Алфи, мы с Тео занимаем свои места.

— Сто лет не виделись, — говорит он, устраивая руку на спинке моего сидения, — как я понимаю, свободное время ты проводишь с моим братом.

Я смущённо опускаю глаза.

— Ага. Мы… у нас общий курс в летней школе Оксфорда.

— Но ведь занятия ещё не начались, — уточняет Тео. В его голосе мелькает нотка резкости, но он тут же посылает мне улыбку, словно говоря «расслабься». Ну естественно, это был просто дружеский подкол.

— Да, но Себастьян меня немного подтягивает, — сходу вру я, — ведь в Америке я училась совсем по другой программе.

Не знаю, что толкнуло меня сочинить эту байку; она просто сорвалась с языка и всё. К счастью, Тео не заостряет на этом внимание, а начинает деловито рассказывать о команде противников и самых перспективных её игроках.

Матч начинается. Когда на поле появляется Себастьян в форме команды Оксфорда, красивый как никогда, у меня сердце выскакивает из груди. Я слышу, как девушки с задних трибун приветствуют его, присвистывая и аплодируя. И переглядываюсь с Тео.

— Это Цыпочки, — со смешком объясняет он, — группа ярых фанаток.

— Оу, — оглянувшись на девушек, я не могу не отметить, какие идеальные у них фигурки, как соблазнительно они выглядят в своих обтягивающих нарядах. А ведь Себастьян может выбрать себе любую. Эта мысль очень угнетает, хоть я и прекрасно понимаю, что он для меня под запретом.

Обернувшись обратно, я вижу, что Себастьян ищет кого-то в толпе. А когда наши взгляды встречаются, он расплывается в улыбке, и я улыбаюсь в ответ, заливаясь краской. Я ощущаю на себе взгляд Тео и понимаю, что нужно реагировать спокойнее, но не могу перестать улыбаться… даже после стартового свистка.

Тео предлагает отметить победу в Old Ticket Hall — баре с живой музыкой, расположенном неподалёку. Пытаясь отвязаться от назойливого внимания болельщиц, Себастьян прячется в раздевалке, а спустя некоторое время выходит уже в тёмных джинсах и чёрной жилетке, надетой поверх рубашки. Я смотрю на него с досадой: ну как можно быть таким возмутительно красивым? Мог бы вырасти и чудаком со сросшимися бровями, или хотя бы вытворить чего, чтобы меня от себя отвадить.

Мы садимся в такси и быстро подъезжаем к размещённому на старой улочке заведению, до отказа забитому посетителями. Себастьян проводит нас внутрь и каким-то чудом находит свободную кабинку. Я проскальзываю туда следом за ним, а за мной и Тео.

— Что будешь пить? — спрашивает Себастьян.

— Ну… в моей стране возрастное ограничение по алкоголю выше, так что я не сильно в этом разбираюсь, — признаюсь я, — закажите мне что-нибудь на свой вкус.

— Тогда давайте возьмём Pilsner. Хороший выбор для новичков.

Когда приносят наши напитки, я поднимаю бокал.

— За очередную победу Оксфорда, — улыбаюсь обоим братьям, — и за старых друзей.

Мы соприкасаемся стаканами, и я делаю первый глоток. На вкус Pilsner гораздо горче, чем я себе представляла, и я невольно кривлюсь.

— Воды, пожалуйста! — окликаю проходящую мимо официантку под хохот Себастьяна и Тео.

— Погоди, не ставь на Pilsner крест, — говорит Тео, легонько толкая меня локтем, — к нему нужно привыкнуть, тогда тебе обязательно понравится.

— Ох. Ладно, попробую, — я отпиваю ещё немного, но вкус по-прежнему оставляет желать лучшего. Зато с четвёртого глотка пиво уже кажется почти… сладким.

— Да оно же печеньками пахнет! — восклицаю я, громко стукнув кружкой по столу, как часто делают в фильмах.

— Поглядите-ка, кто-то уже захмелел, — хихикает Себастьян, — это ещё хорошо, что я заказал всего полпинты.

Спустя полчаса моя кружка почти опустела, и пиво порядком ударило мне в голову. Общение идёт как по маслу; и я то и дело захожусь смехом от, казалось бы, сдержанного британского юмора Себастьяна и Тео.

Услышав, что джаз-бэнд начинает настраивать инструменты, я тут же вскакиваю с места.

— Идёмте танцевать!

Тео морщит нос.

— Но сегодня же вечер джаза.

— Музыка есть музыка, — авторитетно заявляю я, словно открывая великую мудрость, и, схватив братьев за руки, заставляю их подняться, — ну же, давайте!

Когда мы подходим к сцене, трио музыкантов одаривает нас благодарными улыбками. Похоже, мы их единственные слушатели — остальные посетители продолжают общаться между собой и громко смеяться, упорно не обращая внимания на музыку.

— Кто хочет потанцевать? — спрашиваю я, осмелев от алкоголя.

Тео отступает, неловко улыбаясь:

— Из меня танцор неважный.

— Тогда ты, — я хватаю Себастьяна за руку.

— Но как можно танцевать под джаз? — удивляется он.

— А вот так.

Я кладу руки Себастьяна себе на талию, а сама обнимаю его за шею, и мы начинаем танцевать под ритмичное баюкание саксофона, фортепиано и гитары. Прикосновения опьяняют ещё больше, и мне приходится собрать в кулак всё самообладание, чтобы не выдать своих чувств.

— А ведь до сегодняшнего дня я понятия не имела, что люблю джаз, — шепчу я на ухо Себастьяну.

Он улыбается в ответ.

Музыканты ускоряют темп, переходя к более динамичной части композиции, и наши движения оживляются. Себастьян начинает меня кружить и в какой-то момент даже наклоняет. Разгорячённые танцем, мы смеёмся и прижимаемся друг к другу всё ближе и ближе.

С окончанием песни саксофонист откладывает свой инструмент и берёт в руки аккордеон.

Я легонько толкаю Себастьяна локтем:

— Оох. Интересно, чем он нас теперь удивит?

Гитарист наклоняется к микрофону и начинает медленно напевать:

Кружит листва

в осеннем танце,

кружит листва

в моем окне.

Тот летний день

и нежность пальцев,

и сладость губ

так часто снятся мне.¹²

Его хриплый вкрадчивый голос проникает в самую душу. Рука Себастьяна возвращается на мою талию, и мы, прижавшись друг к другу, покачиваемся в такт музыке. Мелодию подхватывает аккордеон, и звучит это так красиво, так душераздирающе, что, кажется, я переношусь в другое место и время.

А без тебя

дни стали дольше.

Зимы мотивы

скоро зазвучат.

Но всё равно, родная,

я тоскую больше,

когда в окне

кружится листопад.

Встретившись взглядом с Себастьяном, я понимаю, что сейчас мы думаем об одном и том же. Эта песня как будто о нас. О лете, когда мы распрощались. Он наклоняется ближе, и у меня замирает сердце. Неужели… собирается меня поцеловать? Но тут я замечаю, что он, стиснув зубы, смотрит куда-то в сторону.

— Что-то мой брат загрустил. Кажется, он был бы не против поменяться со мной местами.

— Ээ… но он не тот брат…

Только произнеся эти слова, я понимаю, что умудрилась ляпнуть, и в ужасе зажимаю рот ладонью. Неужели я только что призналась в своих чувствах? Посреди бара? Себастьян смотрит на меня, широко раскрыв зелёные глаза. Да, определённо призналась.

Песня заканчивается, и я, побагровев от стыда, убегаю к Тео.

До конца вечера мы с Себастьяном героически делаем вид, что ничего не произошло. Но произнесённые мной слова словно повисли в воздухе между нами невидимой стеной.

Вернувшись домой, я обнаруживаю под дверью своей спальни заходящегося лаем Тедди.

— Что случилось, малыш?

Я опускаюсь на корточки, и щенок, положив лапы мне на колени, кивает мордочкой в сторону двери. И тут я ощущаю запах дыма.

Моментально протрезвев, я распахиваю дверь. Из мусорной корзины, стоящей у письменного стола, вырываются языки пламени. Они ползут по её стенкам, грозясь перекинуться на ковёр и заполонить всю комнату. Я оглядываюсь в поисках стакана с водой, но не нахожу, а времени в обрез.

Подхожу к пылающей корзине. Тедди пытается оттянуть меня от опасности, вцепившись в подол платья, но я его отгоняю. Я никогда раньше ничего такого не делала, но если силы элементаля могут принести пользу, то их час настал.

Я поворачиваю ладони к огню и пытаюсь сосредоточиться на мыслях о воде. Однако ничего не происходит. Не обращая внимания на отчаянный лай Тедди, я начинаю размахивать руками над корзиной, словно неудачливый фокусник. Что же я делаю не так? Почему силы не работают? Что я упускаю?

Мысли возвращаются в день, когда я вырастила цветок в Тенистом Саду, с тихой завистью наблюдая за Себастьяном и Люсией. Я вспоминаю, как, поглощенная горем, сотворила огненный шар. Как на прошлой неделе, отчаянно тоскуя по маме, вырастила розу. Как, взволнованная близостью Себастьяна, поменяла цвет живой изгороди в Лабиринте.

Сильные эмоции. Вот ключ к моему дару.

Зажмурив глаза, я пытаюсь абстрагироваться от пожара и этой комнаты и мысленно переношусь в ночной клуб в Винздоре.

Руки Себастьяна, моя голова у него на плече, наши лица так близко…

В руках ощущается знакомое покалывание. Я открываю глаза и с трепетом наблюдаю, как по кончикам пальцев разбегаются едва заметные трещины… сквозь которые начинает сочиться вода.

Под испуганный скулёж Тедди, я начинаю водить руками над мусорной корзиной, и струйки, стекающие с пальцев, полностью гасят огонь, оставляя лишь тянущийся дымовой шлейф.

Тедди выскакивает мне на руки и начинает облизывать лицо.

— Всё хорошо, малыш. Всё хорошо.

Я прижимаю к себе этот крохотный комок шерсти, а когда опускаю его, удивлённо окидываю взглядом руки. Они вернулись в нормальное состояние, все трещины затянулись. То, что я только что сделала — полное безумие… и одновременно чудо.

Я заглядываю в корзину и обнаруживаю внутри ворох бумаг… и спичку. Накатывает паника. Я точно никаких спичек туда не выбрасывала. Неужели кто-то намеренно устроил поджог в моей комнате?

Раздаётся стук в дверь, и я застываю на месте, решив, что это Мэйси. Но к своему облегчению вижу в пороге Оскара, облачённого в халат и тапочки.

— Простите за беспокойство, ваша светлость, но я услышал лай и подумал… — он замолкает на полуслове. — Это дым?

— Да, — дрожа всем телом, я подвожу Оскара к мусорной корзине, — кажется, кто-то хотел устроить здесь пожар. Я требую немедленно вызвать миссис Малгрейв и Мэйси.

Но Оскар не находит никаких подтверждений их причастности к пожару.

На следующий день во время послеобеденного чаепития ко мне подходит одна из горничных, Бетси, вся в слезах.

— Ваша светлость, я не знаю, как просить прощения! Вчера вечером, чтобы обогреть к вашему возвращению спальню, я разожгла камин и… кажется, механически выбросила спичку в мусорную корзину. Я понятия не имею, как так получилось, и ужасно сожалею. Как подумаю, что могло произойти… — она запинается, наново заходясь в рыданиях.

Я пытаюсь её успокоить:

— Всё в порядке, Бетси. Ты ни в чём не виновата.

Сама я очень сомневаюсь, что спичку бросила именно она, а по-прежнему считаю, что это дело рук либо миссис Малгрейв, либо Мэйси. Любая из них могла спокойно войти ко мне в комнату и подбросить в корзину горящую спичку, с расчётом свалить вину на Бетси. Но без доказательств я ничего не могу сделать и вынуждена бок о бок с миссис Малгрейв работать над подготовкой к Рокфордскому Шоу Фейерверков, всё больше укрепляясь в своих подозрениях

В день шоу от нервов меня даже подташнивает. Это мой первый приём, а значит, придётся встретиться с кучей новых людей. И все будут глазеть на меня, следить за каждым шагом, оценивать, достойна ли я быть лицом Рокфордского Поместья. К тому же на праздник должны прийти Стенхоупы, и я очень волнуюсь перед встречей с Себастьяном… и надеюсь, что мои пьяные откровения были благополучно забыты.

С раннего утра в доме кипит работа. Сначала прибывают повара с официантами и начинают суетиться на кухне. Потом появляются музыканты и занимают места на платформе для оркестра. На Южной Лужайке рядом с Фонтанной Аллеей рабочие поверх газонов монтируют танцплощадку. Лакеи расставляют фуршетные столы и столики со стульями для гостей. Фонтанную Алею и Розовый Сад украшают гирляндами, а на другом берегу озера пиротехники настраивают своё оборудование. Во главе подготовки стоят Оскар и миссис Малгрейв. Они следят за всем и раздают указания.

— Нужна какая-нибудь помощь? — спрашиваю я, подходя к ним.

Под тяжёлым взглядом миссис Малгрейв мне становится неуютно, как будто она знает, кого я виню в пожаре. Поэтому я быстро перевожу глаза на Оскара.

— Спасибо, ваша светлость, но у нас всё под контролем, — любезно отвечает он.

— Значит, я пойду собираться, — говорю я, чувствуя себя несколько бесполезной, — всё выглядит потрясающе.

Я неспешно укладываю волосы и наношу макияж, прекрасно понимая, сколько сегодня придётся фотографироваться. В дверь стучится Мэйси и предлагает помощь, но я отвечаю, что справлюсь сама. После того ужина у Стенхоупов у меня нет к ней доверия.

Примерив первый же наряд — красное платье до колен от Александра Маккуина — я вдруг понимаю, что чувствую себя комфортно в этом амплуа. Смотрюсь в зеркало и вижу в отражении настоящую герцогиню… и впервые именно так себя и ощущаю.

Первые гости подъезжают в четвёртом часу, и вскоре рокфордские сады заполняются жителями Уикершема. В Розовом Саду резвятся дети, а взрослые потягивают шампанское и угощаются закусками. Я стою под цветочной аркой, изготовленной Максом специально к этому случаю, приветствую гостей, пожимаю им руки и улыбаюсь, так что щёки, кажется, вот-вот отвалятся. И хотя это, безусловно, скучное и однообразное занятие, но я чувствую себя счастливой. Все такие милые и так взволнованны встречей со мной, что эта обязанность кажется невероятно важной и почётной.

Ближе к шести вечера в толпе гостей появляются знакомые лица. Дрожа от волнения, я смотрю на Себастьяна, уверенной походкой направляющегося ко мне. В строгом костюме он выглядит так великолепно, что я невольно вспоминаю одну из любимых фразочек Кэрол Марино: «слишком красив себе же на беду».

— Вы проделали прекрасную работу, — говорит леди Стенхоуп после обмена приветствиями, — Рокфорд выглядит просто великолепно.

— Спасибо, хоть это и не совсем моя заслуга, — признаюсь я, — очень приятно видеть всех вас здесь.

Я бросаю взгляд на Себастьяна, и он улыбается в ответ. У меня ёкает сердце. Быть может, несмотря на моё признание в баре, ещё не всё потеряно?

В семь подают ужин, и я наконец могу дать отдых ногам. Я подсаживаюсь за столик к Стенхоупам, перекидываюсь несколькими шутками с Тео и неуверенно завожу разговор с его родителями, но Себастьян молчит. Наверно, сегодня ему здесь всё напоминает о Люсии, о праздниках, которые устраивала она. От этой мысли мне становится горько на душе. Мимо прохаживаются миссис Малгрейв с Мэйси и останавливаются, уставившись на Себастьяна. Тоже вспоминают о времени, когда они с Люсией были вместе?

Подходит время главного события сегодняшнего вечера. Гости перемещаются поближе к озеру, откуда лучше всего наблюдать за фейерверком, а музыканты воодушевлённо исполняют песню «Правь, Британия»¹³. И в этот момент я чувствую лёгкое прикосновение руки Себастьяна.

Я оборачиваюсь, смотрю на него и чувствую, как дыхание застревает в горле.

— Пройдёмся? — спрашивает он.

Я только и могу, что кивнуть. Не обращая на себя лишнего внимания, мы выскальзываем из толпы и находим укромное местечко под высоким дубом чуть в стороне от озера — удачное для наблюдения за фейерверками, но достаточно удалённое, чтобы скрыться от лишних ушей.

— Не знаю, с чего начать, — его зелёные глаза отражают отблески лунного света, — вот уже два дня я мучаюсь в догадках и просто не могу не спросить… В тот вечер ты правда имела в виду то, что сказала?

Я сглатываю ком.

— Эмм. Боже, мне так стыдно.

— Тут нечего стыдиться, — Себастьян снова берет меня за руку, умоляюще глядя в глаза, — ты ведь понимаешь, почему я спрашиваю?

Я мотаю головой.

— Ты и так знаешь, разве нет? — выдавливаю нервную улыбку. — С детства знаешь. Я никогда не умела скрывать своих чувств.

— Тогда я догадывался о твоей симпатии, — тихо говорит он, — а теперь ни в чём не уверен.

— Я влюбилась в тебя еще девочкой, — шепчу я, — и не переставала любить. Но я прекрасно осознаю, что ты не можешь ответить взаимностью. Люсия была для тебя единственной, и мне никогда её не заменить… я понимаю это.

Пораженная собственным признанием, я чувствую, что вот-вот расплачусь, и отворачиваюсь, пряча лицо. Но он, нежно прикоснувшись к щеке, поворачивает меня обратно.

— Я должен сказать тебе кое-что, — говорит, понижая голос, — мои отношения с Люсией были… не такими, как все считают.

— В смысле? — спрашиваю я, до сих пор полыхая румянцем от своих откровений.

— Я… не любил ее.

Я смотрю на него в недоумении. Должно быть, ослышалась.

— Люсия очень изменилась, а может, это я изменился, и… оказалось, что она не совсем та девушка, с которой я хотел быть. Я сохранял отношения из-за детской привязанности, хотя и она ослабела с возрастом. Но каждый раз, когда я пытался с этим покончить, Люсия напоминала о нашем прошлом, заставляя меня чувствовать себя настоящим гадом. К тому же мои родители также загорелись идеей нашего союза и объединения семей. В этих отношениях я был как в ловушке, из которой невозможно выбраться, не задев при этом чувств близких. А потом, когда она умерла, никак не мог найти себе места. Чувствовал себя обманщиком.

Он глубоко вздыхает, словно сбросив с плеч тяжёлый груз.

— Ты не… любил ее? — переспрашиваю я, не веря своим ушам.

— Никогда не любил, — Себастьян подходит ближе, — но, кажется, я влюбляюсь в тебя.

В состоянии полного шока я открываю рот, но не успеваю произнести ни слова, потому что его губы накрывают мои, и их прикосновения — это что-то невероятное. Он притягивает меня сильнее, зарывается лицом в волосы и проводит губами по шее. У меня вырывается стон.

В небе, будто по заказу, вспыхивают первые фейерверки. Народ оживляется, и мы с Себастьяном, не отрываясь друг от друга, смотрим вверх. Сердце колотится, а в ушах всё ещё звучат его слова: «Кажется, я влюбляюсь в тебя». Об этом я мечтала всегда, но всерьёз надеяться даже не смела.

Однако миг нашего блаженства прерывается суматохой у озера. Сквозь толпу гостей, размахивая чем-то в воздухе, прорываются два человека. Даже оркестр внезапно перестаёт играть.

— Что происходит? — спрашиваю я у Себастьяна.

Он качает головой.

— Не знаю.

Вдруг к нам подбегает запыхавшийся и взволнованный Тео.

— Себастьян! — шипит он, совершенно не обращая на меня внимания. — Тебе нужно уходить отсюда, сейчас же.

— Почему? Что происходит? — спрашивает Себастьян.

— Тебя ищет полиция, — говорит Тео дрожащим голосом.

— Полиция? Зачем им тебя искать? — я в замешательстве смотрю на Себастьяна.

Слишком поздно. Те двое мужчин, которых мы видели у озера — полицейские, а размахивали они ордером на арест… и они только что нас заметили.

Дальше всё происходит словно в замедленной съёмке. Офицеры подходят к Себастьяну и надевают на него наручники.

— Вы не имеете права! — я слышу собственный крик. — Это мой дом, вас сюда не звали! Отпустите его немедленно, он не сделал ничего плохого!

Но они не обращают на меня никакого внимания, и, глядя на Себастьяна, я вдруг понимаю, что он не кажется удивленным. Что же он мог натворить?

— Себастьян Стенхоуп, вы арестованы по обвинению в убийстве Люсии Рокфорд.

— Что?! — вырывается у меня. — Что?!

Себастьян смотрит на меня, качая головой.

— Джинни, я всё могу объяснить…

Я набрасываюсь на полицейских:

— Это был несчастный случай! Никто её не убивал.

— Боюсь, у нас есть сведения, доказывающие обратное, — говорит один из офицеров и поворачивается к Себастьяну: — Всё, что вы скажете или сделаете, может быть использовано…

Перед глазами начинает темнеть, ноги подкашиваются, и я слышу, как Себастьян выкрикивает моё имя.

.

XIII

— Ваша светлость? Я поговорил с офицером полиции, и он согласился взять у вас показания завтра.

Голос Оскара вырывает меня из раздумий и возвращает в реальность.

— Как… как долго вас не было? — спрашиваю я осипшим от молчания голосом.

— Минут двадцать, ваша светлость.

Я качаю головой. Просто не верится, что за такое короткое время в моём сознании успели пролететь дни, месяцы и даже годы.

Выглядываю в окно. Вся домашняя прислуга убирает в садах после праздника, внезапно прерванного арестом Себастьяна. Но двух особо интересующих меня лиц не хватает.

— Вы уверены, что вызывать доктора не нужно? — с тревогой спрашивает Оскар. — На вас лица нет.

— Мне не нужен доктор… мне нужно знать, что происходит, — я смотрю на него в полном недоумении. — Себастьян не убивал Люсию. Не мог. Почему его обвиняют? И с чего они вообще взяли, что её убили, если всем прекрасно известно, что это был несчастный случай?

Оскар глубоко вздыхает, уставившись в пол.

— Оскар, если вы что-то знаете, — говорю я с мольбой, — расскажите мне. Пожалуйста. Сейчас.

Он тяжело опускается на стул, бледный как мел.

— Всё произошло так быстро. В одну минуту мы наслаждались праздником, а в следующую — в ворота уже стучались двое полицейских. У них был ордер на арест Себастьяна, и я не мог их не впустить. Кажется… — Оскар откашливается, — объявились анонимные свидетели, которые раньше боялись говорить. Свидетели, утверждающие, что видели, как Люсия в ночь своей смерти направлялась в Лабиринт… но не одна. С ней был Себастьян Стенхоуп. И они громко ругались.

Отчёт о вскрытии показал, что леди Люсия умерла от удара тупым предметом по голове, и до сегодняшнего вечера считалось, что она ударилась головой о каменную колонну, на которой были найдены следы крови. Но с поступлением информации, что в тот вечер с Люсией видели Себастьяна, полиция получила ордер на обыск Аббатства Стенхоуп. И в садовом сарае они нашли клюшку для поло со следами крови Люсии, а также отпечатками пальцев Себастьяна.

Меня колотит, как в лихорадке, колени дрожат. Сказанные Себастьяном слова, столь для меня долгожданные, теперь навязчиво звучат в ушах: «Я не любил её. Никогда не любил».

— Должно быть другое объяснение. Себастьян не мог этого сделать. Он добрый. Он бы никому не причинил вреда.

Я запинаюсь, вдруг вспомнив, как несколько недель назад он швырнул о стену фарфоровую статуэтку, взбесившись ни с того ни с сего. И это внезапное стремление помочь мне в Лабиринте… А если он сам там что-то искал? Например, улики, доказывающие причастность к убийству Люсии.

Что, если я ошиблась в Себастьяне… и полюбила монстра?

Против моей воли в сознании проносятся сцены сегодняшнего вечера вперемешку с воспоминаниями прошлого, а в ушах звучит песня, под которую мы танцевали в баре. «А без тебя дни стали дольше…»

Я закрываю глаза, вспоминая, как в детстве Себастьян целовал меня в щёку и как страстно он целовал меня в губы сегодня. Как, будучи детьми, мы играли с ним в саду и как спустя много лет танцевали в Винздоре. Вспоминаю Лабиринт, его руки на своей талии, глаза, полные нежности. «Но всё равно, родная, я тоскую больше, когда в окне кружится листопад».

Приободрённая воспоминаниями, я вскакиваю на ноги. Нет, Себастьян не может оказаться холоднокровным убийцей. Здесь кроется что-то другое. Я точно знаю. Много лет назад, когда я открыла ему свой секрет, он мне поверил… и теперь моя очередь верить ему.

— Я иду в свою комнату, — говорю я Оскару, — хочу побыть одна.

И, не дожидаясь ответа, выскальзываю за дверь. Но, войдя в Мраморный Зал, замираю при виде миссис Малгрейв, спускающейся по парадной лестнице. Её обычно бледное лицо пошло красными пятнами, глаза сильно опухли. Она плакала.

Спрятавшись за статуей, я украдкой за ней наблюдаю. Так подействовать на эту хладнокровную женщину могла только новость о том, что Люсию, вероятно, убили. Меня переполняют смешанные чувства: с одной стороны, мне жаль миссис Малгрейв, ведь она была так привязана к Люсии, но с другой… по телу пробегает дрожь от выражения на её лице — дикого, одержимого, словно она готова убить.

Внезапно в голове мелькает одна мысль. А ведь я никогда не видела, чтобы миссис Малгрейв демонстрировала такую же любовь и привязанность к своей настоящей дочери. Я пытаюсь вспомнить какие-нибудь проявления нежности между ними, например, объятия или доброе слово, но ничего на ум не приходит. Такое чувство, что миссис Малгрейв вообще к ней безразлична. Неужели Мэйси каким-то образом разочаровала свою мать? Неужели миссис Малгрейв больше любила Люсию? И знала ли сама Мэйси, что она для своей матери на втором месте?

Внутри все холодеет… а ведь именно Мэйси могла затаить злость на Люсию.

Дождавшись, когда миссис Малгрейв пройдёт в другую комнату, я убегаю к себе, в твёрдой уверенности, что и она, и её дочь сыграли свою роль во всём произошедшем. Осталось выяснить какую.

Вместо того чтобы лечь спать, я сажусь за письменный стол и долго жду, пока в доме стихнут любые шорохи. Я хочу быть уверена, что все уснули, поэтому только в третьем часу ночи на цыпочках выхожу из спальни, прокрадываюсь коридорами в западное крыло и поднимаюсь по лестнице.

С колотящимся сердцем я подхожу к дверям спальни Люсии, замирая от страха, словно собираюсь открыть крышку её гроба. Я почти всерьёз ожидаю увидеть призрака, сидящего на кровати или глядящегося в зеркало. Но переступив наконец порог и дрожащими пальцами щёлкнув выключателем, вижу просто пустую комнату. Обычную чистую комнату, обитатель которой как будто уехал в отпуск и вот-вот вернётся.

По центру стоит безупречно заправленная кровать со свежей постелью и подушками с монограммой. На подушках сложена белая ночная рубашка и атласный халат, а на полу стоит пара тапочек. По всем признакам кажется, что хозяйка комнаты до сих пор жива. Кругом расставлены свежие цветы в хрустальных вазах: на прикроватной тумбочке, на полке над камином и на письменном столе. От осознания, что миссис Малгрейв, должно быть, меняет их каждый день, меня пробирает дрожь. Какой жуткий ритуал.

Расчёска Люсии, её духи и косметика — всё аккуратно разложено на трюмо. А в воздухе витает аромат жасмина, который я в последнее время часто чувствовала в своей комнате. Запах её духов.

Я обвожу взглядом эту красивую, но пугающую комнату и пытаюсь понять, откуда лучше начинать поиски. Благодаря Оскару мне известно, что миссис Малгрейв оставила здесь всё так, как было до смерти Люсии, и ничего не выбрасывала. Значит, вопрос лишь в том, где же искать улики?

Первым я проверяю ящик письменного стола, но там нет почти никаких личных вещей, зато полно тетрадей и папок. Дальше обследую гардеробную и нахожу кучу вешалок с дорогой на вид, но пропахшей затхлостью одеждой.

Думай, Имоджен. Где бы ты спрятала что-то очень личное?

И тут меня осенило. Летом 2006-го одиннадцатилетняя Люсия сама выдала место, где хранила дневник, вытащив его из тайника, чтобы зачитать мне запись про мальчика, который гонялся за ней по школьному двору в попытке поцеловать.

Я возвращаюсь к кровати и просовываю руку под матрас. Дневника там больше нет, но пальцы нащупывают что-то маленькое и холодное. И вот, когда я уже собираюсь закончить обыск, натыкаюсь рукой на пачку бумаг. Кровь начинает стучать в висках, и я дрожащими руками вытаскиваю из-под матраса все свои находки.

Холодным предметом оказался бронзовый медальон. Я открываю его и теряю дар речи.

На снимке изображена пара. В мужчине я узнаю отца Люсии — моего дядю Чарльза. Но вместо тёти Филиппы… женщина, которая тянется к его щеке для поцелуя — не кто иная, как миссис Малгрейв. Моложе, миловиднее, чем сейчас, но нет никаких сомнений, что это она.

Я не могу отвести взгляда от фото; просто поразительно, насколько она не похожа на себя. Это совсем не та вечно мрачная и даже пугающая домоправительница, которую я знаю, а привлекательная молодая особа с ясными глазами и румяными щеками.

Отчего же она так ужасно изменилась? Неужели у них с дядей Чарльзом был роман, и это его смерть так её сломала? И с какой стати Люсия хранила в медальоне фото, разоблачающее любовную интрижку её отца? Разве только… У меня перехватывает дыхание от догадки, но я сразу же её отбрасываю. Люсия не может быть плодом измены. В детстве она была вылитая тётя Филиппа. Тётушка обожала её, как и любая другая мать своего ребёнка. Так может Люсия берегла этот снимок в качестве компромата на отца? Хотя и то, и другое не имеет никакого смысла.

Я в замешательстве откладываю медальон и беру в руки бумаги. Присмотревшись, понимаю, что это письма, все с одинаковым почерком. И начинаю читать первое попавшееся, написанное год назад… за два дня до смерти Люсии.

«23 ноября 2013 г.

Дорогая Люсия. Я чертовски взбешён из-за того, через что ты вчера заставила меня пройти. Больше я не в силах это выносить, не могу дальше притворяться. Я собираюсь во всём признаться. Ты просила доказать свою любовь, и я доказывал снова и снова. Я бы сделал всё,

чтобы быть с тобой рядом. Пошёл бы на что угодно. Но теперь очередь за тобой. Твой Тео».

— Тео? — вскрикиваю я.

Не может быть. Я лихорадочно просматриваю остальные письма. Все они написаны в год её смерти, и каждое со всё большей одержимостью. В конце всегда подпись — размашистая буква T.

В голове роятся мысли, складываясь по кусочкам в единую картину. Люсия и Тео встречались за спиной у Себастьяна, и Тео забрасывал её любовными письмами.

Что ж, теперь Мэйси уже не кажется мне главной подозреваемой.

Возможно, Люсию убил Тео? Не были ли эти письма своего рода угрозами? Хотя ведь и Себастьян мог, узнав об измене, прийти в ярость?

Сердце словно сжимается в ледяной хватке, ведь всё указывает на одного из двоих: либо на парня, которого я люблю, либо на друга, которым дорожу. Кто-то из них виновен. И я обязана ради своей кузины докопаться до правды.

Утром я резко вскакиваю от громкого звонка телефона. Вокруг кровати разбросаны письма Тео, адресованные Люсии, а я всё ещё одета в вечернее платье с той злополучной вечеринки. Как уснула, даже не помню.

— Алло, — отвечаю сонно.

— Имоджен, дорогая! — доносится взволнованный голос Кэрол. — Слава богу, с тобой всё в порядке!

— А что должно быть не в порядке?

— Тут по всем новостям показывают, что у вас на празднике арестовали убийцу твоей кузины! — всхлипывает Кэрол. — Я знала, что не нужно было отпускать тебя в Рокфорд. Мы с Китом уже заказали билеты и завтра же заберём тебя домой.

— Что? — я выпрямляюсь в кровати. — Вы всё неправильно поняли. Себастьян никого не убивал. Во всяком случае, ещё ничего точно не известно. И я не хочу никуда уезжать. Я должна остаться здесь.

— Но полиция установила, что Люсия умерла насильственной смертью. И если Себастьян не виновен, значит, убийца до сих пор разгуливает на свободе. И ты всё ещё хочешь остаться? — она начинает заметно нервничать.

— Просто… просто… — я пытаюсь подобрать слова, чтобы убедить Кэрол, что связана со всеми тремя участниками этой истории, связана с поместьем и не могу уехать, пока не узнаю, что произошло и почему, — я не могу сейчас объяснить всего, но уверяю, со мной всё хорошо. Не надо волноваться.

— С этим мы разберёмся завтра при встрече. Самолёт прилетает в десять утра.

— Ну… хорошо.

Я закрываю глаза и упираюсь в изголовье кровати. Я очень соскучилась по Кэрол и Киту, но худшего времени для их приезда просто не придумаешь. Выяснить правду о смерти Люсии и так будет непросто, а уж под их бдительным надзором так вообще невозможно.

— Ты и так многое пережила, и уж это тебе совсем не нужно, — продолжает Кэрол, — кстати, мама Лорен посоветовала мне нового психиатра с замечательными отзывами, и я бы очень хотела, чтобы ты дала ей шанс…

— Пожалуйста, не надо больше никаких психиатров, — вздыхаю я. И вдруг вспоминаю об одной зацепке, о которой напрочь забыла.

Ведь Люсия ходила к психиатру. Как же его звали? Доктор… доктор Герон! Наверно, она посещала его до самой смерти. И если так, у него могут быть ответы.

— Кэрол, мне нужно идти, — выпаливаю я скороговоркой, — поговорим при встрече.

Бросаю трубку и ввожу в поисковик запрос: «доктор Герон, психиатр, Лондон». И, затаив дыхание, набираю номер, высветившийся на экране.

— Офис доктора Герона, — отвечает звонкий женский голос.

— Можно с ним поговорить? — с горячностью спрашиваю я. — Это срочно. Очень срочно.

— Могу я поинтересоваться, кто звонит?

На этот раз девушка переходит на медленный и сладкий «я разговариваю с психически больным человеком» тон.

— Имоджен Рокфорд, — говорю я и, решив, что тут, возможно, стоит сразу перейти к тяжёлой артиллерии, добавляю, — герцогиня Уикершема.

— Вы серьёзно? — недоверчиво спрашивает она.

— Абсолютно. Если не верите, позвоните на номер, указанный на сайте Рокфордского Поместья, и кто-то из слуг меня позовёт.

— В этом нет необходимости, — говорит девушка и после паузы добавляет, — ваша светлость. Но, боюсь, доктор Герон сейчас с пациентом.

От досады хочется закричать.

— Пожалуйста, не могли бы вы его вызвать? Я же говорю, это срочно. Вы ведь наверняка читали в газетах о моей кузине.

— Читала, — серьёзно отвечает девушка, — и очень соболезную вашей утрате. Но я ни при каких обстоятельствах не имею права прерывать приём. К тому же через десять минут доктор освободится, и я позабочусь, чтобы он вам немедленно перезвонил.

Следующие пятнадцать минут я меряю шагами комнату, от нетерпения вернувшись к старой привычке грызть ногти. И вдруг на экране телефона высвечивается незнакомый английский номер.

— Алло? — я едва ли не кричу.

— Это её светлость Имоджен Рокфорд? — слышу в трубке приятный мужской голос.

— Да! А вы доктор Герон?

— Он самый. Чем могу быть полезен, ваша светлость?

Думаю, в таком разговоре предисловия ни к чему. Нужно просто выложить всё начистоту.

— Я знаю, что моя кузина была вашей пациенткой. И вот в полиции говорят, что её убили, и это… никак не укладывается у меня в голове. Пожалуйста, расскажите мне… всё, что знаете. Может, у неё были какие-нибудь тайны или враги?

Доктор Герон откашливается.

— К сожалению, я не могу рассказать о наших сеансах, так как это будет нарушением врачебной тайны.

— Но… но… одного человека обвиняют в её убийстве! — с жаром произношу я. — Разве нет закона, обязывающего вас предоставить информацию, если дело касается жизни и смерти?

— Уверяю, если бы я что-нибудь знал, то давно бы уже обратился в полицию, — говорит доктор Герон, — но, вообще-то, я не видел Люсию уже семь лет. И не думаю, что любая информация, которой я располагаю, будет полезна в этом деле.

Я замираю.

— Вы не виделись после пожара? Но ведь в тот момент вы были нужны ей больше, чем когда-либо.

— Абсолютно с вами согласен, ваша светлость, но Люсия решила прекратить сеансы. И без родителей некому было повлиять на неё, заставить продолжить лечение.

— А как же дедушка? — растерянно спрашиваю я. — Неужели он не настоял на этом?

Доктор Герон тяжело вздыхает.

— Ваш бедный дедушка был совсем убит горем и решил отправить её в закрытую школу-пансион в Швейцарии.

У меня отвисает челюсть.

— Он предоставил её самой себе? После смерти родителей?

— Не совсем. В качестве сопровождения он отрядил с ней домоправительницу с дочерью, — доктор запинается, — разве вы об этом не знаете?

— Простите, я сейчас… сама не своя, — бормочу я, не успев отойти от потрясения после его слов.

Оказывается, дедушка отослал Люсию в Швейцарию вместе с миссис Малгрейв и Мэйси… Но почему мне никто об этом не сказал?

— Спасибо доктор Герон, — говорю я дрожащим голосом, — пожалуйста, перезвоните, если вспомните что-нибудь важное.

Положив трубку, я отправляю Оскару сообщение:

«Передайте миссис Малгрейв и Мэйси, что я жду их в библиотеке через пять минут».

Проходит пять минут, потом десять, но в библиотеке так никто и не появляется. И вот, когда я уже готова сама отправится на поиски, дверь наконец открывается. Входит миссис Малгрейв, а за ней Мэйси с каменным лицом.

— Вы хотели нас видеть? — невозмутимо спрашивает домоправительница.

— Да, присядьте, пожалуйста, — я жду, пока они устроятся на диване, — вы ведь слышали новость про Себастьяна?

— Это ужасно, — бормочет Мэйси, опуская глаза.

— Дело в том, что я в это не верю. И если вы знаете Себастьяна так хорошо, как я думаю, то тоже не верите.

— Я видела, как вы вчера резвились, — произносит сквозь зубы миссис Малгрейв, — разве так ведёт себя скорбящий жених?

Я теряю дар речи.

— Пожалуйста, не забывайте, что вы работаете в моём доме, — говорю я, удивляясь резкости в собственном голосе, — и вы не имеете права говорить обо мне или моих друзьях в таком тоне.

— А как же улика, найденная в Аббатстве? — миссис Малгрейв рьяно стоит на своём, будто меня и не слышит. — Как вы можете даже после этого его защищать?

— Улики могут быть сфабрикованными или подброшенными. Вы что «Закон и порядок» ни разу не смотрели?

Миссис Малгрейв бросает на меня непонимающий взгляд.

— Как бы там ни было, я пригласила вас сюда, чтобы задать два вопроса. Первый: как вы считаете, кто мог затаить злость на Люсию? — я смотрю в упор на Мэйси. — Общение с кем могло быть для неё опасным?

Мэйси качает головой.

— Только Себастьян Стенхоуп, — твёрдо отвечает миссис Малгрейв.

Я разочарованно вздыхаю.

— Слышала, после пожара вы с Люсией ездили в Швейцарию?

Их реакция застигает меня врасплох. На лице миссис Малгрейв застывает выражение, которого я никогда раньше не видела; выражение, так не сочетающееся с её обычной надменной и властной самоуверенностью. Сейчас она кажется почти… напуганной. А Мэйси обхватывает пальцами кулон на шее, словно проверяя на месте ли он.

— Ну? — продолжаю я. — С каких это пор ученики школ-пансионов берут с собой в сопровождение домоправительниц и горничных? Странно это, согласитесь? И почему я об этом ни сном ни духом?

Мэйси бросает взгляд на мать.

— Здесь какой-то подвох?

— В смысле, подвох? — спрашиваю я в недоумении.

Миссис Малгрейв бросает сердитый взгляд на Мэйси и вздыхает.

— Ничего странного здесь нет, ваша светлость, — она переходит на привычный сдержанный тон, — мы просто сопровождали леди Люсию по просьбе её дедушки, чтобы скрасить её одиночество после смерти родителей. Не стоит напоминать, что вы исчезли из жизни своей кузины после пожара. Так откуда же вам было об этом знать?

— Но ведь мы общались незадолго до вашего отъезда. Люсия хотела, чтобы я осталась в Рокфорде или хотя бы приезжала… она бы предупредила, если бы собралась уехать, — настаиваю я.

— Что ж, рискну предположить, что вы неверно истолковали её желания, — резко говорит миссис Малгрейв.

Я переключаю внимание на Мэйси.

— И всё-таки, что ты имела в виду? Может, тебе известна какая-нибудь информация, которая поможет разобраться в том, что произошло с Люсией?

После секундного колебания Мэйси решительно качает головой.

— Нет, ваша светлость.

— Тогда это всё.

Я смотрю вслед миссис Малгрейв и её дочери, уставшая от попыток вытянуть из них ответы. В голове вертятся имена подозреваемых. Тео. Мэйси. Миссис Малгрейв… Себастьян.

Что ему известно, а что нет; что он делал, а чего не делал? Нужно обязательно с ним поговорить.

XIV

Добрую милю от крыльца Рокфордского поместья до въездных ворот я прохожу, не отрывая глаз от земли. Я прячу лицо в воротнике плаща и морщусь от шороха гравия и шелеста листвы под ногами, боясь разоблачить себя и увидеть позади Оскара, или того хуже — миссис Малгрейв. Ведь до прихода полицейских мне нельзя никуда уходить.

Я стараюсь не думать, что поступаю неправильно. В конце концов, выбора нет — или сейчас, или никогда. Завтра приедут Марино, и они уж точно не отпустят меня домой к предполагаемому убийце.

Убийца. От этого слова меня передёргивает. Ну не может это быть Себастьян. Не может. Внутри всё переворачивается при мысли о предстоящей очной ставке. Определится ли виновный, после того как я предоставлю письма? И не стану ли я сама следующей жертвой? Но стоит лишь представить, как Себастьян смыкает руки у меня на шее, и я тут же вспоминаю прикосновения его губ к моей щеке, нежность ладоней. И понимаю, что как бы там ни было… мне он ничего плохого не сделает.

Набрать номер Себастьяна я так и не решилась, но сайт газеты The Telegraph сообщил, что его выпустили под астрономический залог, и что до начала судебного разбирательства он будет находиться под домашним арестом. Остаётся лишь надеяться, что статья не врёт… и что сегодня мне удастся с ним увидеться.

Я называю таксисту адрес соседей Стенхоупов и уже оттуда направляюсь к воротам Аббатства. Лакей, открывший дверь, выглядит бледным и измученным, словно спал этой ночью не больше моего.

— Ваша светлость, — сухо говорит он, — боюсь, лорд Себастьян и лорд Тео не принимают посетителей в таком часу.

— Пожалуйста, — прошу я, — не могли бы вы… попытаться? Я проехала длинный путь, и это очень важно.

— Я поговорю с её сиятельством и посмотрю, что можно сделать, — вздыхает он.

Ожидание в прихожей кажется мне вечностью. В итоге навстречу выходит не Себастьян и не Тео, а леди Стенхоуп. Я всегда знала её не иначе как элегантной и чопорной, а теперь, увидев поникшие плечи и покрасневшие глаза, чувствую, как по телу пробегает дрожь.

— Ваша светлость, — глухо произносит она, не поднимая взгляда, — чем могу помочь?

— Мне нужно поговорить с Себастьяном и Тео, — я бросаю на неё умоляющий взгляд, — я хочу помочь, честное слово.

— Это очень мило с вашей стороны, дорогая, но адвокат запретил нам разговаривать с кем бы то ни было.

— Но…

— Простите, — леди Стенхоуп остаётся непреклонной, — вас ждёт водитель, или вызвать такси?

Спорить, как я вижу, бесполезно. Думай, быстро.

— Нет, я… он приедет за мной. Я подожду на улице.

— Спасибо, — произносит она вполголоса, — до свидания, леди Имоджен.

Я выхожу за порог, размышляя, что делать дальше. Нельзя же просто развернуться и уйти. Поэтому я медленно обхожу дом, заглядывая в окна, и вдруг вижу в одной из комнат на втором этаже Себастьяна. Он смотрит сквозь раздвинутые шторы и с грустным видом машет мне рукой.

Рядом с его окном растёт высокий бук, и мне в голову приходит немного сумасбродная идея. Не то чтобы я была спортсменкой или любительницей полазить по деревьям, но, возможно, сейчас, благодаря силам элементаля, у меня получится?

Глубоко вдохнув, я подбегаю к дереву и запрыгиваю на низко свисающую ветку. С большим трудом поднимаюсь по стволу и понимаю, что мои силы, скорее всего, привязаны к рокфордским землям. В конце концов, я никогда не обращалась к ним в Нью-Йорке.

Себастьян открывает окно и подаётся мне навстречу. Со всей неуклюжестью, которую только можно вообразить, я тянусь к нему со своего шаткого насеста на ветке. Он хватает меня за запястья, протаскивает через окно, и мы падаем.

От удара лбом о стену у меня вырывается стон.

— Ой, — я опускаю взгляд и понимаю, что Себастьян лежит прямо подо мной… и это было бы очень сексуально, если бы я только что насмерть не перепугалась, — прости. Я просто… я хотела поговорить.

Поднимаюсь на ноги.

— Я так и понял, — отвечает он с натянутой улыбкой и тоже встаёт.

Оглядываюсь по сторонам. Я в спальне Себастьяна, на удивление чистой для студента колледжа. Вся мебель из тёмного дерева, на стенах картины современных художников и рамки со спортивными трофеями. Мне становится грустно. При других обстоятельствах, оказавшись здесь, я пришла бы в восторг. Но сейчас всё иначе.

— Ты пришла спросить, виновен ли я? — тихо говорит он.

Я бросаю взгляд на дверь, гадая, сколько же времени у нас есть, прежде чем сюда заявится кто-то из его родителей.

— Даже не знаю, с чего начать. Вчера ночью я пошла в комнату Люсии, чтобы найти доказательства твоей невиновности. И нашла кое-что. Не знаю, слышал ты об этом или нет. И если нет, боюсь, не рад будешь услышать…

— Что такого ты нашла, Джинни? — нетерпеливо спрашивает он.

Я вытягиваю из сумочки пачку писем.

— Это письма Тео, адресованные Люсии. Кажется, они встречались у тебя за спиной. И этих письмах я… любой проследит мотивы убийства.

Себастьян хватает письма. Перебирая их, он бледнеет на глазах. И добравшись до последнего, молча замирает.

— Себастьян, скажи что-нибудь, пожалуйста.

— Я знал, — говорит он, — давно знал. Но ты должна пообещать, что никому и никогда об этом не расскажешь.

— Что? — возмущаюсь я. — Твой брат таскался с твоей девушкой, а может, даже и убил её, а ты собираешься взвалить на себя всю вину?

Себастьян по-прежнему стоит как вкопанный. Кажется, он молчит целую вечность.

— Всё, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, — наконец произносит он.

— Хорошо… — я сажусь на край кровати, и он устраивается рядом.

— Ещё за три месяца до смерти Люсии пошёл слух, что она мне изменяет, — начинает он, — я открыто с ней поговорил и предложил разойтись, но она всё упорно отрицала, а доказательств у меня не было. Однако я знал одного человека, по уши в неё влюблённого. Человека, который страдал от того, что мы с ней были вместе.

— Тео? — предполагаю я.

Себастьян кивает.

— Сначала я не воспринимал его чувства всерьёз. Я думал, что она лишь одна из толпы девчонок, которые ему нравились. Только когда Люсия умерла, я понял… что он любил её по-настоящему. Или, по крайней мере, думал, что любил.

— И что случилось?

Себастьян тяжело вздыхает.

— В день смерти Люсия прислала сообщения мне и Тео. Она писала, что хочет встретиться с нами обоими у входа в Лабиринт и поговорить. Это лишь укрепило мои подозрения, что парень, с которым она встречается, и есть мой брат. Я решил, что она хочет признаться во всём и сделать свой выбор. К тому времени наши отношения уже стояли мне поперёк горла. И я не раз пытался их порвать, но вмешивались родители. Честно говоря, той ночью я пошёл к Лабиринту по единственной причине — чтобы поддержать брата, если Люсия ранит его чувства.

— То есть, ты на него не сердился? — я смотрю на него в изумлении. — Но ведь он тебя предал.

Себастьян качает головой.

— Обо мне можно сказать то же самое. Я встречался с девушкой, которая нравилась моему младшему брату. Пусть я не понимал, что заставляю его страдать, но ведь заставлял. И вообще, Тео в нашей семье всегда был на вторых ролях. Он с детства привык, что всё вертится вокруг наследника титула. Вокруг меня, — Себастьян морщится, — потом увлечение поло привлекло ко мне ещё больше внимания, а он снова оказался в тени. Думаю, всё это… сильно портило ему жизнь. А я это допускал.

Я беру Себастьяна за руку.

— Ты в этом не виноват. Ни в чём не виноват.

Но он отводит взгляд.