Пока не поздно

9

В доме воцарилось пугающее безмолвие. Она — одна, и некого винить в этом. Видя, как Энтони прощался с Бекки, Мей страдала не меньше его. Этого душераздирающего зрелища ей до конца жизни не забыть.

Слезы иссякли. Мей без сил рухнула в кресло, зная, что рано или поздно придется встать и уложить Бекки. Девочка тихонько захныкала — видимо, переживания Энтони передались и ей.

Точно во сне Мей встала, взяла бутылочку, пеленки и устало побрела в детскую. Бекки раскричалась не на шутку. Оцепенев от горя, убитая и потрясенная потерей любимого, молодая женщина попыталась успокоить малышку, расхаживая с ней по комнате, как это делал Энтони. Трюк не сработал.

Но вот молоко согрелось. Мей еще ни разу не приходилось кормить Бекки. Оказалось, что удержать ребенка на руках, одновременно снимая колпачок с бутылочки, — непростая задача. Бекки вырывалась, изгибаясь всем своим крошечным тельцем. Запаниковав, Мей резко дернула за колпачок.

Колпачок отлетел в сторону вместе с соской. Теплое молоко выплеснулось, окатив ее с головы до ног. Едва не расплакавшись от досады, Мей отряхнула юбку и пошла на кухню за новой бутылочкой.

К тому времени, когда вторая порция вполне согрелась, она просто-таки насквозь пропиталась запахом молока, а Бекки захлебывалась плачем. Поначалу девочка отказывалась брать соску, но потом жадно вцепилась в нее и, всхлипывая и давясь, принялась судорожно глотать. Однако вскоре бросила соску и оглушительно завопила.

— Ну что ты, что ты, маленькая, — беспомощно приговаривала Мей.

Она неловко поставила бутылочку на стол, встала и снова принялась расхаживать взад-вперед по комнате, укачивая крикунью. Едва Бекки замолчала, Мей переложила ее с одной руки на другую и потянулась к бутылочке. Но малышка опять заплакала, и ходьбу пришлось возобновить.

Только спустя минут сорок Бекки наконец-то срыгнула. Облегченно вздохнув, Мей опустилась в кресло… и невзначай перевернула бутылочку. Соска покатилась по полу — ну вот, теперь придется стерилизовать!

Мей хотелось зарыдать в голос. Молочную смесь придется готовить и подогревать заново, а уж остывать бутылочки будут целую вечность!

— Прости, маленькая. Ну, прости, — всхлипнула она, чувствуя, что еще немного, и нервы ее не выдержат. — Тише, тише, только не плачь, пожалуйста! Я этого не вынесу!

— Дай ее мне.

— Энтони?! — задохнулась от изумления Мей.

— Ступай приготовь бутылочки. А я ее пока успокою, — сказал Энтони, упорно не глядя на женщину.

Спорить Мей не стала. Интересы Бекки важнее ее собственных. Она передала ребенка из рук в руки и сбежала по лестнице, сгорая со стыда при мысли о том, что показала себя такой неумехой. Вскоре появился и Энтони с девочкой в одной руке и игрушкой в другой. Видать, не доверяет, мрачно подумала Мей, ставя на огонь кастрюльку с водой.

Словно по волшебству Бекки перестала капризничать и занялась погремушкой. Мей облегченно перевела дух, неистовое сердцебиение постепенно унималось, пульс возвращался в норму.

— Ты что-то забыл? — поинтересовалась она деланно небрежным тоном.

— Нет.

— Значит, побоялся доверить Бекки такой безответственной особе, как я? — предположила Мей.

— Просто не нашел в себе сил расстаться с вами обеими.

— Потому что я твой пропуск к Бекки? — вспыхнула молодая женщина.

— Нет! — яростно запротестовал Энтони. — Потому что я люблю тебя. Потому что я жить без тебя не могу. Потому что не уступлю тебя без борьбы. Ты моя жизнь. Без тебя я — ничто!

— Не надо! — простонала она.

— Наполни бутылочки, — мягко напомнил Энтони.

Остудив молочную смесь, Мей без сил рухнула в просторное кресло. Энтони пододвинул стул и передал ей Бекки.

Любуясь тем, как малышка мирно посасывает бутылочку, Мей не могла прийти в себя от изумления. Почему совсем недавно у нее все валилось из рук, а сама она готова была биться в истерике? Всему виной комплекс неполноценности, удрученно решила Мей. Ведь ей так отчаянно хотелось доказать себе и окружающим, что из нее получится отличная мать!

Накормив малышку, она заменила ей подгузник и перепеленала ее. Энтони наблюдал за происходящим, не говоря ни слова. И Мей оказалась на высоте: ватка, крем, присыпка, пеленка — со всем этим она управлялась так, словно всю жизнь только младенцами и занималась.

Закончив, она молча протянула ребенка отцу. Энтони уложил малышку в специальное детское сиденье, закрепил над ней ремень и, взяв Мей за руку, едва ли не силой усадил в кресло. А сам присел рядом — так, что колени их едва не соприкасались.

— У меня был роман с Корал, — тихо проговорил он.

— Ничего не хочу знать! — воскликнула Мей, отворачиваясь.

Двумя пальцами Энтони ухватил ее за подбородок и развернул лицом к себе.

— Если ты сейчас меня не выслушаешь, то будешь сожалеть об этом до самой смерти.

— Если тебе так приспичило исповедаться — валяй! — пожала она плечами. — Мне твои признания, что прошлогодний снег…

— Ты видела, какая она…

— Ослепительная красавица, — убито проговорила Мей.

— Холодная, расчетливая интриганка.

— Что?! — Карие глаза изумленно расширились.

— Она всех обвела вокруг пальца. В том числе и меня. Я влюбился в искусно написанный портрет, а истинного лица не разглядел. Но очень скоро пелена спала с моих глаз. Она хамила официантам, клеркам в отеле — словом, всем, кого считала ниже себя. Транжирила деньги направо и налево. Изводила меня придирками и истериками. И однажды я объявил Корал, что между нами все кончено. Назло мне она познакомилась с твоим отцом, зная, как он богат и как я его уважаю.

Упершись ладонями в колени, Энтони подался вперед. Мей не отвела глаз.

— Твой отец тоже влюбился по уши, — продолжал Энтони. — Да и кто бы устоял перед ее чарами? Что-что, а науку флирта Корал изучила в совершенстве. Я попытался образумить Ника. Тогда мы впервые крупно повздорили, поскольку к тому времени он был уже без ума от Корал. Тем же вечером она переехала к нему, а вскоре уговорила купить другой дом — еще больше и роскошнее прежнего. Я заглядывал к ним все реже и реже…

— Но когда заглядывал, то виделся с Корал наедине, — перебила Мей, вспомнив историю о том, как их застала вместе приходящая домработница.

Она затаила дыхание. Если Энтони сейчас примется все отрицать, она укажет негодяю на дверь. Раз и навсегда.

— Ну, разве что однажды, — признался он. — Я работал в саду. Ник попросил помочь с изгородью. Перемазался с ног до головы. Пошел принять душ. И тут появилась Корал… из одежды на ней были только тапочки. Я предложил ей убраться ко всем чертям.

— А вас кто-нибудь видел? — помолчав, осведомилась Мей.

— Не думаю. Корал прокричала мне что-то оскорбительное и убежала. А спустя минут десять уже сцепилась с приходящей домработницей… Для прислуги Корал была сущим проклятием. Кажется, бедная женщина не стала терпеть ее выходок и вскоре уволилась. Погоди минутку… Бекки, кажется, заснула. Отнесу-ка я ее наверх.

— Я с тобой, — объявила Мей, решив ни на мгновение не выпускать Энтони из поля зрения.

Он уложил малышку в кроватку, заботливо накрыл одеяльцем и спустился гостиную. Мей присела на край дивана, а Энтони расположился на полу у ее ног.

— Это правда, — тихо произнес он. — Либо ты мне веришь, либо нет. Я ничего не могу доказать. Единственное, о чем я прошу тебя, прими во внимание все, что обо мне знаешь… В конце концов, твой отец дружил со мною не один год, уважал меня и ценил… А на другую чашу весов пусть ляжет репутация Корал… Есть мудрая пословица: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Как тебе подруги Корал — понравились?

— Брр! — передернулась Мей. — Но я… не смею поверить тебе, — чуть слышно сказала она.

— Понимаю. Но дай мне закончить. Когда стало ясно, что Ник не торопится завершить дело законным браком, Корал чуть с ума не сошла от беспокойства, зная о своей беременности. Ник конечно же был на седьмом небе от счастья. Однако свадьбу все откладывал и откладывал. А Корал не просто злилась — она рвала и метала. После одной бурной ссоры она выскочила из дому, проклиная всех и вся…

— И попала в автокатастрофу, — докончила Мей.

Энтони кивнул, провел по лицу рукой, словно отгоняя кошмарное видение.

— Это было ужасно, — глухо проговорил он. — Корал врезалась в дерево. Ник словно обезумел, во всем виня себя. При взгляде на него у меня просто сердце разрывалось.

— А ты что почувствовал, узнав о гибели Корал? — срывающимся голосом спросила Мей.

— Не знаю. Злость, раздражение, досаду…

— Ты огорчился?

Энтони невесело рассмеялся.

— Не так, как ты думаешь. Не из-за нее. Когда я ее увидел — израненную, умирающую, — у меня сердце сжалось от жалости к ней. Но то же самое я бы почувствовал, будь на ее месте любой другой человек… Кроме того, когда-то мы были близки, что бы уж там я ни думал о ее нравственности и душевных качествах. Она призналась мне, что отец Бекки не Ник. И я понял, почему наш разрыв поверг ее в такой ужас и почему она поспешила подыскать мне замену. Из сострадания — ведь Корал была обречена — я пообещал ни единой живой душе не выдавать ее тайны.

— Отец Бекки — ты, — всхлипнула Мей.

Энтони отвел глаза.

— На этот вопрос я ответить не могу. Я по-прежнему связан словом. Скажу тебе вот что: Корал вот-вот должна была родить, но Нику точных сроков так и не назвала. Хочешь — посчитай сама и сделай выводы. Мы с Корал были любовниками, Мей. Но лишь до того, как на сцене появился твой отец. С этого момента я к ней и близко не подходил. Я слишком уважал Ника. Я не стал бы охотиться в чужих угодьях, даже если бы и любил ее по-прежнему.

— Тебя потрясла ее смерть, — упрямо настаивала Мей.

— Скорее, последствия этой смерти, — поправил Энтони. — Ник серьезно заболел. Новорожденная малышка осталась на моих руках. Мне предстояло организовать похороны Корал и врать всем и каждому насчет того, какую потерю мы понесли. Зная при этом, что моя… что Бекки будет считаться дочерью Ника, что именно так запишут в ее метрике. А поскольку смертельно больной Ник с ума сходил от радости при мысли о ребенке — ведь Бекки — это все, что осталось ему от Корал, — я никогда не смог бы разбить ему сердце, во всеуслышание объявив о своем отцовстве.

Энтони ласково взял Мей за руку.

— А как бы поступила ты на моем месте? Что бы ты предпочла? Мучительную, ужасную правду или ложь во спасение? Я часами мерил комнату шагами, надеясь, что правильное решение придет в голову само собою, да только все без толку. Ради Ника я промолчал. Вот тебе и вся история.

— Ради Ника или ради Корал? — решила уточнить Мей.

— Твоему отцу не пошло бы на пользу известие о том, что Корал обманула его, назвав отцом своего ребенка, — удрученно ответил Энтони. — Я знал, что он умирает. Мог ли я причинить ему лишнюю боль?

— А потом ты бы удочерил Бекки?

— Еще бы!

— Но тут появилась я и нарушила все твои планы.

— Ты нарушила мой покой, — не сдержал он улыбки.

— И ты придумал отличный выход. Если ты женишься на мне, Бекки навсегда останется при тебе, — вздохнула Мей.

— Как ты можешь так говорить? — воскликнул потрясенный до глубины души Энтони, вскакивая на ноги. Подобный взрыв чувств исключал всякое притворство. — Я сделал тебе предложение, потому что люблю тебя! Я без ума от тебя! Я все время о тебе думаю. Ты сама отлично это знаешь!

Да, она это знает! Энтони ее любит! А Корал по-настоящему никогда не любил. Сейчас Мей даже представить их вместе не могла. Все, в чем уверял ее Энтони так искренне и пылко, подтверждалось делами. Этот человек поставил себя в заведомо невыносимое положение: он щадил чувства ее отца, ради Ника выгораживал Корал и защищал интересы Бекки. А о себе не думал. Что за бескорыстная самоотверженность!

— Мей, — снова заговорил Энтони. — Я отлично понимаю, как это все выглядит со стороны. Женившись на тебе, я и впрямь решаю все свои проблемы. Это — удивительный, потрясающий подарок судьбы, иначе не назовешь! Но если ты думаешь, что я способен жениться по расчету, так ты меня совсем не знаешь! Брак — это святая святых, к нему не подходят меркантильно! Женщина, которая станет для Бекки злой мачехой, мне не нужна. Даже если эта женщина сексапильна и изобретательна в постели, волосы ее пахнут парным молоком, а тело сводит меня с ума! Даже если рядом с нею мне тепло и спокойно и кажется, будто я обрел верного друга на всю жизнь… Что это ты делаешь, Мей? — глухо спросил он.

— Заправляю тебе за ухо прядь волос, — проворковала она. — У тебя мысли путаются. Нельзя спокойно рассуждать во власти чувств. Так что дай-ка я лучше тебя поцелую… А теперь скажу кое-что на ушко…

— Мей…

— Я люблю тебя, — выдохнула она, ласково покусывая его мочку уха. — А теперь тебе предстоит убедить меня в том, что и ты меня любишь.

— Хмм… — Пока Энтони раздумывал, Мей развязала узел его галстука. — Может, осыпать тебя бриллиантами?

Она покачала головой и неспешно расстегнула его рубашку.

— Или подарить яхту?

Мей улыбнулась и принялась деловито стягивать с него рубашку.

— Хочешь желтые сапоги с голенищами до бедра? Или ручного ягуара? Или бифштекс с картошкой?..

— Идиот, — ласково проговорила Мей. — Просто люби меня, — прошептала она, распахивая объятия.

Жизнь прекрасна, мечтательно думал Энтони, следующим утром пробуждаясь ото сна и ласково целуя в лоб спящую Мей. Скоро она встретится с отцом и они поселятся здесь, в доме, все вместе, одной семьей.

Но тут на него вновь накатило острое чувство вины — и райское видение растаяло, растворилось в воздухе. Ему снова придется лгать Нику. Более того, и Мей вынуждена будет обманывать собственного отца всякий раз, когда речь зайдет о Бекки, ведь старик считает малышку своей дочерью. Конечно, движут ими чувства самые что ни на есть благородные, но Энтони терпеть не мог лжи и притворства, так что нынешнее счастье его было приправлено изрядной долей горечи.

И все-таки изменить ситуацию Энтони был бессилен, поскольку дал слово умирающей и нарушить его не мог.

В тот день, как обычно, он вместе с Бекки отправился навестить больного. Энтони владели смешанные чувства. И когда Ник, с нежностью глядя на малышку, справился о том, как поживает «его дочурка», несчастный отец поморщился, словно от боли.

Энтони покорно передал девочку старику и, пытаясь отвлечься от угрызений совести, неспешно и деликатно пересказал Нику все обстоятельства появления Мей. Тот внимательно слушал.

Пару раз Энтони терял нить рассуждения, поскольку мысли его вновь и вновь обращались к «заговору», что им с Мей неизбежно придется плести вокруг маленькой Ребекки. Но Ник, иронически улыбаясь, неизменно возвращал собеседника к теме беседы, пока история не подошла к концу.

— Выходит, во всем виновата Корал, — вздохнул старик, помолчав.

— Она боялась будущего, чувствовала себя незащищенной… только поэтому и уничтожила письма Мей, — великодушно вступился за интриганку Энтони. — Ведь Корал панически боялась потерять тебя. — Он потрепал больного по плечу. — Прошлого не воротишь. Все мы совершили немало ошибок. Но Мей отчаянно хочет с тобой познакомиться. Ник, она просто чудо!

Старик долго молчал. Энтони затаил дыхание, дожидаясь его решения. Он уже более часа пел Мей дифирамбы и с тайной радостью подмечал, что Ник расцветает на глазах и так и сияет отцовской гордостью.

Бекки нетерпеливо заерзала, радостно заагукала, замолотила по воздуху крохотными ручонками. Энтони с тоской любовался дочкой.

— Мне бы хотелось с ней увидеться, — срывающимся голосом произнес больной. Он вздохнул поглубже и решительно передал ребенка Энтони. — Забирай свою дочь и передай Мей, чтобы пришла ко мне завтра с утра пораньше.

— Замечательно! — Широко улыбнувшись, Энтони вскочил и порывисто прижал ребенка к груди. — Мей будет в восторге! Ты ее сразу полюбишь…

На губах старика заиграла непривычно печальная улыбка. Энтони запнулся на полуслове и озадаченно умолк.

— Что такое? Я что-то не то сказал? — выпалил он.

— Нет, ты очень красноречиво промолчал, — вздохнул Николас, выпрямляясь на кровати. — Ты ничуть не удивился, когда я назвал Бекки твоей дочерью.

Энтони в ужасе уставился на друга, не в силах вымолвить ни слова.

— Полагаю, это и есть одна из упомянутых тобою «ошибок», — тихо заметил Николас.

Мир стремительно закружился вокруг своей оси, грозя рассыпаться на куски, затем вновь обрел равновесие.

— Ник! — хрипло выкрикнул Энтони, понимая, что надо как-то выпутываться, и отчаянно пытаясь подобрать нужные слова. — Я… я…

— Только не смей отрицать! — яростно перебил Николас. — Уж от тебя я этого не заслужил!

— О Боже, — в ужасе прошептал Энтони. — Что я наделал!

Застонав от безысходности, он рухнул в кресло. Он проиграл. Как отреагирует Ник? Бекки для него — все. На мгновение потеряв бдительность, точно последний идиот, он своими руками погубил счастье друга, его надежды и радость отцовства.

Уж ему ли не знать, сколь глубоки отцовские чувства! Если бы у него отняли Бекки, он бы обезумел от горя…

Воображаемый сценарий счастливой семейной жизни развеялся по ветру. Николас теперь и разговаривать с ним не захочет, и умрет с ненавистью в сердце… Энтони поморщился, точно тупой нож медленно повернули в его сердце. Он любил старого друга сильнее, чем мог выразить словами.

Энтони приготовился к суровой отповеди, с ужасом предчувствуя, какими последствиями обернется гнев старика для Мей и для их грядущего брака. Он конченый человек… Кто, как не он, сделал все возможное и невозможное для того, чтобы Мей так и не воссоединилась с отцом!

А Николасу суждено умереть в одиночестве, на руках у чужих людей, не зная заботы родных и близких…

— Не могу больше, — хрипло выдохнул Энтони, глядя в пол. Слишком стыдно ему было встретить осуждающий взгляд бледно-голубых глаз.

— Тебе больно, — проговорил Николас на удивление мягко.

Энтони убито кивнул.

— Как ты узнал про Бекки? — с трудом проговорил он, словно со стороны слыша собственный, с трудом узнаваемый голос.

— Просто внимательно понаблюдал за вами. Я историк и привык сопоставлять факты. Ты смотришь на Бекки, и лицо твое светится заботой и нежностью. Ты от малышки без ума. Как только в голове у меня слегка прояснилось после всех этих лекарств, я понял, почему все так. Энтони! — воскликнул Николас. — Да поговори же со мной начистоту! Защищайся, черт тебя дери! Расскажи мне все! Зачем ты меня обманывал?

Энтони призвал на помощь все свое самообладание и приготовился к последнему, самому мучительному, испытанию. Ему предстояло держать ответ по всей строгости.

— Я сам ничего не знал, пока не повидался с Корал в больнице. Мне не хотелось тебя волновать, пока ты болен, — сбивчиво начал он. — Я просто не мог. Даже сейчас… Сам не знаю, как…

— Начни-ка с самого начала и рассказывай по порядку, пока не дойдешь до конца, — мягко посоветовал Николас. В стариковских глазах читалась доброта, и в сердце Энтони снова медленно провернули тупой нож стыда. — Доверься мне, — тихо продолжал больной. — Я очень к тебе привязан, Энтони, и видеть не могу, как ты мучаешься. Если ты руководствовался добрыми побуждениями, я тебя ни словом не упрекну. Ты подарил мне столько лет счастья, заменив сына! Неужто я отвернусь от тебя теперь? Я в тебя верю и знаю, что тоже дорог тебе. Логика подсказывает, что должно быть у всей этой истории какое-то рациональное объяснение.

Взгляды мужчин встретились. В глазах старика Энтони прочел искреннее сострадание и немного приободрился. Он заговорил — торопливо и сбивчиво, спеша выложить все как на духу. Рассказывал долго. И даже теперь не нарушил слова, данного бывшей возлюбленной. Энтони так и не сказал напрямую, что Бекки его дочь. Впрочем, все и так было ясно.

— Идиот! Твердолобый, непроходимый идиот! — обругал его Николас.

— Мне очень жаль… Я все на свете отдал бы, лишь бы не ранить твоих чувств…

— И потому ты темнил, ходил вокруг да около, надрывая себе сердце и заставляя себя лгать моего спокойствия ради! Я тебя не виню. Я даже Корал не осуждаю. Я видел ее насквозь. Я любил ее, хотя и знал, что отвечать любовью на любовь она разучилась давным-давно: всему виною ее прошлое… Все мы не безупречны, Энтони, — вздохнул старик. — Воображаю, каково тебе пришлось… Сущий ад, да и только!

— Как больно мне было тебя обманывать! — подтвердил Энтони. — Мы ведь всегда были откровенны друг с другом!

— Мне очень хотелось верить, что Бекки моя дочь, — со вздохом признался Николас. — Но у меня есть ты, и я люблю тебя всем сердцем. Давай считать, что Бекки в некотором роде моя внучка… А почему бы, собственно, и нет?

— Ник, ты и впрямь так думаешь? Ты не чувствуешь, будто…

— Я чувствую себя просто отлично. И искренне горжусь тобой. Горжусь всем тем, что ты ради меня сделал. Я перед тобою в неоплатном долгу… А Бекки я не теряю, верно? Главное, чтобы ты был счастлив, Энтони. Вот о чем я мечтаю.

До глубины души растроганный, Энтони обнял Николаса за плечи одной рукой, другой прижимая к себе дочь. Оба на миг утратили дар речи, не в силах справиться с обуревающими их чувствами. Но вот старик откашлялся и нервно сглотнул.

— Ты смотри, приведи ко мне Мей, — проговорил он отрывисто.

Проглотив застрявший в горле комок, Энтони неуклюже поднялся на ноги. Ощущение было такое, словно с плеч его свалилась небывалая тяжесть. Взгляд его прояснился, сердце забилось быстрее.

— Приведу, — хрипло пообещал он.

И не в силах скрыть смущения, принялся расправлять оборочки на детском чепчике. Энтони хотелось запеть от радости, а Николас выглядел куда более спокойным и счастливым, нежели за все последние недели.

— Ты соберись с духом, — подмигнул Энтони старику. — Твоя дочь просто ослепительна!

Крепко вцепившись в руку Энтони, примолкнувшая, побледневшая Мей поднялась по больничной лестнице и подошла к отцовской палате. Энтони, кативший перед собою детскую колясочку, на мгновение сочувственно сжал тонкие пальцы своей спутницы.

— Хочу ему понравиться, — прошептала Мей.

— И еще как понравишься, родная! Он оценит неординарность цветовой гаммы, — усмехнулся Энтони, окидывая взглядом ее мандариново-оранжевое шерстяное платье и густо-малиновый жакет. — И выглядишь ты восхитительно… Вот мы и пришли. Хочешь его увидеть — загляни вон в то боковое окошечко в стене. Это даст тебе возможность подготовиться.

Не в состоянии вымолвить ни слова, Мей молча кивнула. Сквозь смотровое окошко она разглядела изможденного высокого старика, который восседал в кресле, кутаясь в роскошный клетчатый плед. Ее отец…

На глазах молодой женщины выступили слезы. И Энтони крепко обнял любимую за плечи, давая понять, что в трудную минуту ей есть на кого опереться.

— Я уже люблю его, — срывающимся голосом выговорила Мей. — Особенно за то, как он обошелся с тобой, догадавшись, что ты отец Бекки. Я восхищаюсь им так, что и словами не выразишь. И ужасно хочу сделать его счастливым.

— Хочешь — значит сделаешь, — заверил Энтони. — Смотри, ему не терпится тебя увидеть!

Николас и впрямь поглядывал то на часы, то на дверь. Вот он отбросил со лба пышную седую прядь, пригладил волосы рукой, поправил воротник рубашки, одернул ее, выжидательно выпрямился.

У Мей сердце сжалось от сочувствия и любви. Выходит, отец тоже нервничает. Выходит, ему тоже очень хочется ей понравиться. До глубины души растроганная, она деликатно постучала и робко повернула дверную ручку, оглядываясь на своего спутника. Энтони ободряюще улыбнулся и подтолкнул ее вперед.

— Мей! — воскликнул Николас, раскрывая объятия.

Не помня себя от радости, она подбежала к отцу и расцеловала впалые щеки. Исхудавшие руки сомкнулись вокруг нее. Николас вновь назвал ее по имени. У Мей перехватило дыхание, и она прижалась лицом к отцовскому плечу, не в силах выговорить ни слова.

— Дай-ка мне рассмотреть тебя хорошенько, родная моя, — прошептал больной.

Всхлипнув, Мей отстранилась и опустилась на колени рядом с креслом, вытирая глаза платком.

— П-просто высказать не могу, что я ч-чувствую, — пролепетала она.

— Судя по тому, что рассказал мне Энтони, ты отлично справишься, как только придет второе дыхание, — улыбнулся старик, гладя ее по плечу.

Рассмеявшись, Мей одарила своего спутника лукавым взглядом.

— Энтони! — Николас порывисто протянул руку.

— Ты отлично выглядишь! — похвалил молодой человек, осторожно ее пожимая.

— И чувствую себя отменно. Привет, крохотулька. Небось, по-прежнему отцу полночи спать не давала? — ласково проговорил Николас, вглядываясь в личико спящего ребенка. Бледно-голубые глаза его затуманились слезами. — Спасибо тебе, — горячо поблагодарил он, оборачиваясь к Энтони. — Спасибо тебе за дочь. И за все, что было. — Старик перевел взгляд на Мей. — Этот парень — чистое золото. Весь свет обойди, а такого не сыщешь.

— Знаю, — ответила Мей.

— Я почему-то в этом не сомневался. Ну что, когда свадьба-то? — с деланной небрежностью поинтересовался Николас.

Молодые люди потрясенно переглянулись. Мей открыла рот от изумления; при виде этого зрелища Энтони не сдержал смеха.

— Но как?.. Но кто?..

— Даже у никуда не годной старой развалины вроде меня достанет ума разглядеть кольцо и распознать влюбленный взгляд-другой. Вы вообще сознаете, что глаз друг с друга не сводите?

— Первый раз слышим! — Прыснув со смеху, Мей поцеловала отца раз, а потом и еще раз, радуясь лукавым огонькам, вспыхнувшим в бледно-голубых стариковских глазах.

— Ник, я ее обожаю, — признался Энтони, поглаживая золотистые волосы любимой.

— И это правильно. Перед таким сокровищем никому не устоять. Вся в меня, верно?

— Старый самодовольный эгоцентрик, — проворчал Энтони, улыбаясь краем губ.

— Еще какой самодовольный! Если кто думает, что я слишком стар, чтобы втиснуться в пижонские шмотки и по всем правилам вручить невесту жениху, так он глубоко ошибается! — с деланным негодованием объявил Николас. — И, опережая все возражения, сообщаю: ни за что на свете я не въеду в церковь в кресле-каталке!

Мей в тревоге оглянулась на Энтони. Но того, похоже, самоуверенная похвальба старика нисколько не обеспокоила.

— Тогда уж изволь поскорее встать на ноги, старый ты притвора! — фыркнул он.

Николас расхохотался. Сначала тонко и надтреснуто, но постепенно смех набрал силу. И вот уже впалые щеки зарумянились, а тонкие, точно ниточка, губы словно бы округлились. Воистину смех — лекарство от всех болезней, с признательностью подумала Мей.

— Не послать ли нам негодяя куда подальше, папочка? — лукаво предложила она.

— Милая моя девочка, — театрально вздохнул Николас, — если бы не Энтони с его льстивыми уговорами, угрозами да тиранством, я бы до сегодняшнего дня ни за что не дотянул. Так что пусть себе сидит да поглядывает на тебя, точно кот на сливки, пока ты рассказываешь мне про свое житье-бытье. Может заодно разработать для меня программу по восстановлению сил…

— Горный поход на выживание как раз то, что нужно, — мечтательно предложил Энтони.

И вовремя пригнулся, уворачиваясь от метко запущенной в него виноградины. Отец и дочь переглянулись, не в силах сдержать смеха, и Энтони почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

Николас поправится, непременно поправится! Энтони и Мей уже беседовали с лечащим врачом, и прогноз его оказался весьма благоприятным. Да, выздоровление старика граничило с чудом, но с очевидностью не поспоришь! Пациент Николас Фоссетт уверенно шел на поправку. Разумеется, двойной жизни никому не отпущено и болезнь еще даст о себе знать, но молодые люди были уверены: впереди у старика — немало счастливых лет. Уж они-то об этом позаботятся! Мей заботливо взбила больному подушки и намеренно перевела разговор в более спокойное русло, принявшись рассказывать о своем детстве.

Придвинув стул ближе, Энтони молча любовался ими. Здесь, в больничной палате, собрались трое самых дорогих ему людей, и все они были счастливы. Чего еще просить у судьбы? Рука его накрыла ладонь Мей. Взгляды их встретились.

— Я та-а-ак безумно рада! — пропела она, не в силах сдержать буйного ликования.

Рассмеявшись, мужчины заключили ее в объятия, и на Мей нахлынуло блаженное ощущение умиротворенности и покоя. Трое самых дорогих для нее людей — здесь, с нею. И судьба уготовила ей столько любви, сколько и вообразить невозможно. Мей порывисто перецеловала их всех: отца, Энтони, Бекки. И с удовольствием принялась планировать будущее.

Ведь для отца и Энтони у нее в запасе есть еще один сюрприз… Самый замечательный сюрприз на свете, который обоих — она знала это доподлинно — приведет в полный восторг.

Но не много ли для отца потрясений за один день? Нет, немного. Это беды и горести отнимают жизнь и здоровье, а радости, напротив, и смертельно больного с кровати поднимут! Вот соберутся они с Энтони уходить, и тогда, уже у самой двери, она так небрежно обронит:

— Дорогой, а не заглянуть ли нам по дороге в магазинчик «Для будущих матерей»? — И увидев его недоуменный взгляд, добавит с невинным видом: — Зачем? Да так, глядишь, понадобится…