Покаяние. История Кейса Хейвуда

– Как общественный центр? – спросил Блейн. – Уже открылся?

Честно говоря, я не имел понятия. Открытие предполагалось в скором времени,

но мой запой оставил меня в данное время в неизвестности о положении общественного

центра. Тошнота и страх непрерывно текли через меня, отчего мои дни стали

неспокойными.

Это на меня не похоже – забивать на свои обязанности, особенно, когда я

нахожусь во главе, но из темной бездны, в которую я соскользнул после ночи с Лайлой,

было тяжело выкарабкаться. К этому еще и примешивался тот факт, что я чуть не

пропустил день рождение Мэделин, – от этого мой желудок бурлил тревогой.

– Не знаю, – ответил я.

– Могу я быть честным с тобой, мужик? – спросил Блейн, выглядя серьезно.

– Не останавливайся, – подбодрил я.

Закатив глаза, Блейн сказал:

– Почему ты позволяешь своим демонам побеждать? Почему ты позволяешь им

разрушать свою жизнь?

– Потому что я не заслуживаю жизни, – ответил я, как чертова обломщик, каким

я и являлся.

– Достаточно справедливо, – Блейн глотнул своего пива. – Я не пойму, что

происходит, и вероятно никогда не узнаю твою историю, но твою мать, мужик, ты, по

крайней мере, должен дать шанс людям включать тебя в свои жизни. Ты хороший парень,

чертовски забавный парень, когда твоя голова не засунута в задницу. Если ты хочешь

печалиться, унывать из–за того, что натворили твои руки, конечно, продолжай и скорби

блядь, но когда ты находишься рядом со своими друзьями, людьми, которым ты не

безразличен, просто расслабься на часок или около того, потому что, черт, ты приводишь в

уныние всех вокруг.

Ублюдок поднял серьезную тему, и я ненавидел это.

Я кивнул Блейну, залпом осушая свое пиво, и встал со своего стула.

– Извини, что убиваю твое веселье, чувак.

Я шел, пока оба Диего и Блейн звали меня, но я игнорировал их. Я уходил не

потому, что мне сказали, что я самая большая трусиха. Я ушел потому, что Блейн сказал

все настолько верно

Это накрыло меня, как чертов удар по печени. Люди в моей жизни важны для

меня, и даже если я жил отлично от их образа жизни, это не означало, что я должен быть

мудаком с ними. Не они облажались. Они просто несчастливые души, которые имеют дело

с моей капризной задницей.

Размышляя над тем, что сказал Блейн, я шел по коридору к себе. Джетт и Голди

вышли из одной из комнат.

– Эй, – сказал я, когда они заметили меня.

– Ты куда? – спросил Джетт. Голди стояла рядом с ним, избегая зрительного

контакта со мной и вела себя вызывающе. Я не ожидал от нее меньшего.

– Могу я поговорить с вами двумя в своей комнате?

– Пытаешься сообразить на троих? – саркастично спросила Голди.

Стиснув зубы вместе, чтобы не ответить на ее остроумное замечание, я повел нас

в мою комнату, которая была все еще разрушена после моей пьяной выходки.

– Вижу ты прибрался, – сказала Голди, отпинывая что–то из моей одежды в

сторону.

Я поднял матрас с пола и небрежно положил его на каркас, потом запихнул его

на место. Это произойдет. Я указал на кровать и сказал:

– Сядьте.

Джетт был спокоен и собран, но Голди была готова плеваться дерьмом из своего

рта. Я видел это по ее глазам. Она готовилась к схватке. Ее руки заострились, а ногти

были готовы к броску.

– Я хочу извиниться.

– Самое время, – фыркнула Голди. – Знаешь, Кейс, ты не можешь вести себя, кк

придурок, когда тебе хочется только потому, что что–то произошло много лет назад. Это

полня фигня. Черт, да я потеряла своих родителей в Урагане Катарина, и ты не видишь

меня, ходящую со сморщенным членом между моих ног.

Джетт положил свою руку на ее бедро.

– Голди, дай ему сказать, и пожалуйста, никогда больше не говори, что у тебя

есть член. Визуализация – это перебор.

– Это потому что ты знаешь, что мой член будет больше твоего? – невозмутимо

спросила Голди.

– Даже если бы я хотел послушать, как ты выразилась, о том, что твой член

больше моего, думаю, мы должны свернуть этот разговор и послушать Кейса.

– Это потому, что я принимаю капсулы рыбьего жира, а ты отказываешься, –

ответила Голди, не признавая того, что предложил Джетт.

– Да, я слышал, что от рыбьего жира растут гигантские члены, – сообщил с

сарказмом Джетт, пощипывая свою переносицу. – Мы можем продолжить?

– Скажи это. Скажи, что мой член больше твоего.

– Твою мать, блядь, – разозлился Джетт. Я внутренне улыбался схватке. – Твой

член больше, Голди. Счастлива?

– Да, – сказала она с яркой улыбкой. Потом она повернулась ко мне, скрестила

ноги и указала жестом, чтобы я продолжал.

– Уверенны, что не хотите больше обсуждать размеры членов? – спросил я.

– Просто, блядь, сделай это, – ответил Джетт, чертовски разочарованный. Джетт

– доминирующий мужчина в каждом аспекте своей жизни, и находится рядом с такой

волевой и упрямой женщиной – забавно наблюдать за этим.

Небольшая улыбочка заняла свое место на моих губах от того, как уделала моего

друга его девушка.

Пока я собирался с мыслями, они терпеливо ждали, когда я заговорю. Всегда

будет настолько тяжело передать свои эмоции?

Скорее всего.

Глубоко вдохнув, я сказал:

– Извини, что всегда веду себя, как придурок с тобой, Голди. Ты должна понять,

что есть кое–что, что я сделал в прошлом…

– Стероиды? Я не верю в это, – перебила меня Голди. – Джетт, на самом деле…

– Голди, – строго сказал Джетт, затыкая ее.

– Джетт сделал что? – я смотрел на своего виноватого лучшего друга. Ни один из

них не говорил. Джетт избегал зрительного контакта, пока Голди покусывала нижнюю

губу, отлично понимая, что выпустила кота из мешка.

– Что ты сделал? – спросил я Джетта.

– Он ищет справедливости для тебя, – выплюнула Голди, хлопнув руками, как

будто рассказала самый большой секрет, который когда–либо слышала.

Раздражение закипало во мне.

– Почему ты, блядь, не можешь держаться подальше от моих дел, Джетт? Я

говорил тебе, мне плевать на свою боксерскую карьеру. Мне плевать на то, что делал

Джоно. Все кончено. Пора, блядь, двигаться дальше.

– В таком случае, тогда тебе, блядь, нужно двигаться дальше во всем, – возразил

Джетт, направляя на меня свой пристальный взгляд.

Глубоко вдохнув, я покачал головой.

– Ты знаешь, что я не могу двигаться дальше от этого.

– Есть что–то еще? – спросила Голди, разглядывая нас двоих. – В этом причина,

почему ты так отдалился от Лайлы?

Подкидывая ей версии, я кивнул.

– Голди, хочу, чтобы ты знала, что я уважаю нашу дружбу, но это единственное о

чем я не могу говорить с тобой, не потому что не хочу, а просто потому что не могу. Я не

хороший парень.

– Это всего одна ночь, – перебил Джетт. – Одна пьяная ошибка и не твоя вина.

Потерявшись в мыслях о том вечере, я сказал:

– Я потерял контроль, – я покачал головой от досады. – Я позволил ему

спровоцировать себя.

– Кому? – спросила Голди, наклонившись вперед.

– Черт, – пробормотал я, временно забыв, что здесь Голди. – Голди, ты можешь,

пожалуйста, просто принять мои извинения и не спрашивать меня снова? Я обещаю, что

приложу больше усилий, чтобы быть другом, когда вы рядом, но мне нужно, чтобы вы не

копались в моем прошлом. Пожалуйста, можете это сделать? Я просто хочу двигаться

дальше.

Это ложь, но ей необязательно об этом знать.

Она воспользовалась моментом, чтобы обдумать то, о чем просил ее, но после

некоторых размышлений, она согласилась и встала. Она подошла прямо ко мне и обняла за

мою талию. За ней я видел, как напрягся Джетт из–за интимного контакта, но потом

кивнул, тем самым гарантируя свое благословление. Я обнял девушку своего лучшего

друга, и, на мимолетное мгновение, я упивался чувством ее, прижимающейся ко мне.

Характерный аромат ванили и цитруса заполнил мои ноздри, когда Голди сжала меня

крепче. Невольно, я положил щеку на макушку ее головы и сжал ее так же крепко.

Однажды я признался в своей любви этой женщине. Однажды я спросил ее,

почему она выбрала Джетта. Однажды я мечтал, быть тем, кто обнимает ее, но теперь,

хоть она и вызывала незначительное желание во мне, оно было ничем в сравнении с тем,

что делала со мной Лайла. Голди накренила мою ось, но Лайла потрясла меня до глубины

моей чертовой души.

– Я всегда буду рядом, Кейс, поддерживать тебя и молиться, чтобы однажды ты

сможешь найти спокойствие в том, чтобы не пожирало тебя живьем.

– Спасибо, – ответил я, отступая и уходя к двери. – Мне нужно выйти отсюда.

Увидимся ребята.

До того как они успели что–то сказать, я вышел из дома. Вдыхая мускусный

воздух Нового Орлеана, я пошел прогуляться и очистить свой разум. Начиная с

завтрашнего дня, мне нужно вернуться в строй, начиная с моих обязанностей в

«Справедливости».

Глава 21.

Мое прошлое…

Это не то место, где я хотел находиться, дожидаясь снаружи ресторана прибытия

Голди Бишоп. Джетт был непреклонен в том, чтобы сделать из нее «Девочку Джетта», и я

не имел представления почему.

Ну, это не правда. Я знал, что у нее есть основные потребности, которые нужно

учитывать. Она потеряла своих родителей, свой бизнес и дом в Урагане Катарина. У нее

был долг в тысячах долларов, работа в сомнительном стрип–клубе «Киттен Касл», и жизнь

от зарплаты к зарплате, едва сводя концы с концами. Таких женщин, как она, много в

Новом Орлеане. Чего я не понимал, почему Джетт так был увлечен помощью ей. Она даже

не его тип.

Она мой тип. Пылкая, упрямая и чертовски красивая.

После того как увидел ее в «Киттен Касл», она залезла мне под кожу, и я сильно

хотел увидеть ее снова, но на моих условиях, условиях, на которых я мог объявить ее

своей, не привлекая других мужчин.

Я оперся ногой об колонну, возле которой стоял, и запихнул руки в карманы.

Капюшон скрывал меня от внешнего мира, смягчая мое присутствие.

Рутина моей жизни предложила мне маленький шанс, подумать о чем–то еще за

пределами моего маленького мирка. Я ценил монотонность моей ежедневной

деятельности. Девушки знали свои роли. Они работали органично друг с другом, поэтому

я не понимал, почему Джетт хотел нарушить спокойствие. Это достаточно редкое явление,

когда женщины живут без драмы между ними. Добавь пятую к ним и только нарвешься на

неприятности.

Но я не принимал чертовы решения – Джетт принимал. Именно поэтому, я стоял

снаружи кафе, дожидаясь прибытия Голди.

С растущим раздражением от ожидания, я посмотрел на свои часы и потом снова

в том направлении, котором появится Голди. Будто явившись из ниоткуда, я заметил ее

шагающую прямо ко мне. Ее походка сбилась, когда она подняла взгляд и заметила, что я

уставился на нее. Хватка на ее сумочке усилилась, а подбородок поднялся вверх, пока она

продолжала иди в мою сторону.

Каждый ее дюйм был покрыт одеждой, ясное послание, что она не хочет

пожирающих взглядов. Она могла прикрывать себя сколько хотела. Я все равно знал, какие

изгибы она прячет под одеждой. Они впечатались в мой мозг, когда я увидел ее в «Киттен

Касл».

– Голди, – сказал я, больше подтверждая, чем спрашивая.

– Эм, да. А ты? – спросила она, не ослабляя смертельный захват на своей сумке.

– Присядем за столик, – предложил я, выходя из своей стойки и кивая в

направлении двери.

Я вошел внутрь, не давая ей второго шанса на разглядывание. Я знал, что она

последует за мной. Она в отчаянии, загнана в тупик. Она нуждается в этой встрече.

Мы сидели за столом у дальней стены, что предоставляло нам оптимальное

количество приватности. Я договорился о столике с хостесс заранее.

Голди ерзала, пока официант принимал наши заказы на воду. Ее руки дрожали,

интересно, я заставил ее нервничать.

Конечно, я. О чем я думал? Я – странный мужик, пытающийся убедить ее

выступать перед городской элитой. Если бы я был ею, то убежал бы со всех ног в свою

квартиру и запер все двери.

Игнорируя ее нервозность, я продолжил встречу.

– Почему ты так долго не связывалась с нами? – спросил я, откидываясь на

спинку стула и скрещивая руки.

– Почему бы нам не начать с небольшого вступления, а? Ну знаешь, старое

доброе «привет, меня зовут…» – она показывала мне рукой, чтобы я продолжил.

– Почему ты так долго не перезванивала нам? – спросил я снова, игнорируя ее

попытку втянуть меня в обычный разговор.

Разочарованно выдохнув, она сказала:

– Прости, просто я не подпрыгивала от возможности позвонить незнакомцу,

который связывался со мной три раза, после того как выслеживал по всему чертовому

Французскому кварталу.

Я утихомирил небольшую улыбку и продолжил.

– Почему ты в итоге позвонила?

– Потому что, видимо, я мазохистка, – она встала. – Это не сработает. Спасибо

за…воду.

Я непринужденно сидел на своем стуле, не беспокоясь об ее уходе.

– Долг в десятки тысяч долларов не исчезнет просто так, Голди.

Как по команде, она шокировано развернулась. Я, как ни в чем ни бывало, играл

с трубочкой в своем стакане и разглядывал ее из–под ресниц. Не надо быть гением, чтобы

выяснить, как действовать с этой нахалкой.

Быстро сев назад, она произнесла настолько тихо, насколько возможно.

– Откуда ты взял эту информацию? Это нарушение неприкосновенности частной

жизни.

Ее голубые глаза пылали яростью, пока она тыкала пальцем по столу и требовала

ответов.

Боже, она прекрасна, даже когда злиться. Ее глаза полны жизни, атрибут,

которого мне недоставало. Румянец на ее щеках показывал, насколько молода она была,

несмотря на ее взрослый взгляд.

Почему Джетт нашел ее первым? Прямо сейчас, я бы отдал все, чтобы схватить

ее за руку, потянуть на свои колени и зарыться с головой в сладкий аромат ее кожи.

Каждую частичку моего тела покалывало от потребности притянуть ее к себе,

сделать ее своей. Я не знал ее, но только после одного разговора с ней, я пропал. В ней

что–то есть, что–то особенное, что было заразительно. Я знал, что она оставит отметину

на мне.

Она ждала моего ответа о нарушении неприкосновенности ее частной жизни, но

вместо этого я продолжил свою тактику, напоминая ей о нищенской жизни, которой она

жила.

– Ты хочешь сбежать из дыры, в которой живешь сейчас, Голди? Ты хочешь

чувствовать себя в безопасности, заботе, и свободной от долгов?

– Нет, я хочу жить в сточной канаве, пока меня трахают в задницу бродяги

Бурбона, – саркастично заявила она.

Я ничего не мог с собой поделать. Уголок моего рта приподнялся от ее

комментария. Она такая злючка. Удачи, Джетт.

– Этот рот не доведет тебя до добра.

– Ах, да? Ну, откровенно говоря, мне насрать, – она наклонилась ближе и

сказала. – Прекрати дурачить меня, просто скажи, что, черт возьми, такое «Девочки

Джетта» и какие последствия.

Я восхищался тем, какой грубой она была.

– Достаточно справедливо. Ты слышала о «Клубе Лафайет»?

– Только то, что рассказала мне моя подруга Лайла, а это практически ничего.

Лайла ее соседка. Это я знал. И еще я знал, что она тоже работала в «Киттен

Касл». Я был так увлечен Голди той первой ночью, что не был способен разглядывать

соседку. Из того, что я понял, Лайла была в подобной ситуации, как и Голди, но не

настолько отчаянной. Она могла справиться самостоятельно.

– Это высококлассный мужской клуб, где очень важны мужчины приходят вести

свои дела. «Девочки Джетта» – развлечение внутри дома, начиная от искусства и танцев

до разнесения напитков. К девочкам никогда не прикасаются, они никогда полностью не

обнажаются, а их личности полностью анонимны. Они берут псевдонимы, носят парики и

маски на протяжении выступления. Если увидишь их на улицах Нового Орлеана, никогда

не подумаешь, что они «Девочки Джетта».

– Ладно… – скептично протянула она.

Я мог сказать, что моя маленькая речь напугала ее до чертиков, но продолжил.

– Все «Девочки Джетта» должны жить в клубе и получать образование, которое

полностью оплачивается, так что когда они будут готовы уйти, им будет с чем это сделать.

Все долги «Девочек Джетта», накопленные до подписания договора, незамедлительно

исчезают, в ту минуту, как они приходят в клуб. О тебе полностью заботятся: еда, одежда,

место жительства и тд. Каждая «Девочка Джетта» чувствует себя в целости и сохранности,

пока живет в «Клубе Лафайет».

– В чем подвох? – спросила она, не купившись на это.

Как я должен сказать это, не сделав из Джетта полного урода? Он не такой. Он

просто любит секс, как и я. Ничего плохого в здоровом либидо. Я понимаю рассуждения

Джетта о моногамных отношениях с девушками. Его мать умерла от СПИДа. Она была

очень осторожна, но и он хотел сделать приятное девушкам. Поэтому предлагал им

возможность подняться с ним в комнату Бурбон, в его игровую комнату.

– Если ты «Девочка Джетта», ты обязана хранить себя для Джетта и только для

Джетта. Отношения за пределами клуба запрещены, и ты должна подчиняться Джетту.

– Подчиняться?

– Да, подчиняться ему.

Угу, я напугал ее. Я видел это в ее глазах, но она пыталась разыграть хорошее

шоу передо мной, показать насколько сильной она была. Я был немного взволнован, что

она испугалась, потому что, честно говоря, это означало, что, вероятно, у меня появится

шанс с ней, хоть в моей жизни и не было места для отношений.

Она раздумывал что ответить, а потом сказала:

– Дружок, этот парень, Джетт, должно быть уродливый ублюдок, раз тратит

тысячи долларов, «спасая» женщин, чтобы немного потрахаться. Разве он не знает, что на

каждом углу полно жаждущих проституток, которые попросят у него всего сотню баксов,

чтобы отсосать его член?

Она все неправильно поняла, но будь я проклят, если исправлю ее. Я

эгоистичный придурок. Я хотел ее.

– Ну, миленькое, эм, предприятие вы тут проворачиваете, но должна сказать…не

интересуюсь.

Я мысленно махнул кулаком в воздухе, когда телефон завибрировал в моем

кармане. Я знал кто это. Джетт проверял, как проходит встреча. Моя совесть боролась со

мной. Хоть я и хотел Голди, хотя бы на одну ночь, она нуждалась в Джетте больше, чем во

мне. Джетт способен дать ей все, в чем она нуждалась, для второго шанса в жизни. Я не

мог дать ничего.

С сожалением, я сказал:

– Не глупи, Голди. Мы оба знаем, у тебя в любом случае нет выбора.

Она выплюнула ответ быстро, с пламенем в глазах.

– В этом ты ошибаешься. У меня есть выбор. У меня есть чуть больше

самоуважения, чтобы не продавать себя в какой–то жуткий мужской бордель, чтобы

перестать жить от одной унылой зарплаты до другой.

Время сбросить бомбу.

– Поэтому тебе платит за секс Рекс Титан?

Мои слова ударили ее по лицу. Рекс Титан, так же известный, как заклятый враг

Джетта, иногда платил Голди за секс. С ее стороны это акт отчаяния, чтобы свести концы с

концами. С Рекса, способ восполнить нужды, которые игнорировала его жена. Рекс

больной человек, тот, за кем мы с Джеттом следим, но не показываемся на глаза.

Она указала на меня.

– Ты больной придурок, знаешь это? Найди другое хобби и прекрати

преследовать невинных девушек. Чертов гад.

Мне нравилось все в этой женщине, от ее роскошного тела до грязного рта.

– Предложение действует до полуночи, Голди.

– Можешь взять свое предложение и засунуть его свою хренову задницу. Пока,

псих, – она ушла.

Я не ожидал ничего меньшего от нее.

Глава 22.

Мое настоящее…

За последнюю неделю я работал на износ, подготавливая все к открытию

«Справедливости». После моего возвращения в общественный центр я оценил, что

потребуется, чтобы закончить все и был удивлен, что за время моего отсутствия, девочки

ускорились. Центр был готов к открытию, и единственное, что нужно – это финальный

осмотр «Туманной комнаты». Естественно, девочки оставили это мне.

Если я буду проводить большую часть времени в этой комнате на занятиях, я

хотела организовать ее по–своему. Я передвинул трибуны и ящики по кругу и добавил еще

больше оборудования вместе с досками и большим количеством матов.

Было девять утра, и центр готовился к открытию через полчаса. Я не был уверен,

готов ли я. Я все еще не оправился от своих демонов, пытался преодолеть боль в груди, с

которой жил годами. Могла ли одна поврежденная душа попытаться спасти другую такую

же? Было ли это вообще возможным?

– Выглядит отлично, – сказал Джетт, когда зашел и осмотрел мои изменения. – Я

горжусь тобой, Кейс.

– За что? – спросил я, интересно, за что он вообще может гордиться мной? Этот

центр – его идея. Мы использовали его деньги для создания безопасного убежища. Он был

вдохновителем, а я последователем.

– За то, что оставил на время свою резервацию и помог развить этот центр

вместе со мной. Я не смог бы сделать этого без тебя.

– Девочки сделали много.

– Под твоим руководством, – добавил Джетт. – Не дискредитируй то, чего смог

достичь здесь. Принимай похвалу и будь горд собой.

Это причинило мне боль, но я кивнул и принял похвалу Джетта.

– Спасибо, мужик.

– Пожалуйста, – Джетт ярко улыбнулся. – Должен признать, ты изменился за

последнюю неделю. Я не говорил с тобой много, но это что–то новенькое, когда ты

извинился перед нами в тот день. Голди до сих пор ошеломлена этим. Она думает, что

изменила тебя своими разговорами о членах.

– Ну, конечно, – покачал я головой. – Она нечто, знаешь ли?

– Даже не говори. Так с чего изменения?

Я пожал плечами и уставился на боксерские мешки, интересно успею ли я

быстро потренироваться до открытия центра?

– Блейн сказал кое–что мне, что имело смысл. Я тот, кто допустил ошибку, избив

Маршала. Я тот, кто решил наказать себя. Я не должен наказывать людей вокруг себя. Вы

все приняли меня и мои недостатки. Пришло время, чтобы я начал относиться к вам, как

вы этого заслуживаете.

– Означает ли это, что ты начнешь целовать меня на прощание? – спросил Джетт

с улыбкой.

– В обе щечки, – пошутил я, указывая на свое лицо.

– Только так я и люблю, – он замолчал, сунул руки в карманы и приподнялся на

ногах. – Знаешь, ты справляешься со многим, Кейс, но должен сказать тебе, твоя дружба

все эти годы – самое лучше, что случалось в моей жизни. Ну, до Голди.

– У нее есть киска.

– Осторожнее, – усмехнулся Джетт. – Если серьезно, вина, с которой ты живешь

ежедневно, может так и не уйти никуда, но я понимаю это и спасибо за то, что остаешься

моим лучшим другом. Не знаю, что бы я делал без тебя, Кейс. Я говорил это недостаточно,

но ты мой чертов брат, и я сделаю все ради тебя.

– Знаю.

Мы обменялись понимающими взглядами, которые сказали многое о нашей

дружбе. Не важно, куда заведет нас дорога, мы всегда будем поддерживать друг друга. Мы

может и не кровные братья, но чертовски уверены, что братья по духу.

– Не возражаешь, если я быстро перекинусь пару ударами до открытия?

– Валяй, – ответил Джетт, разглядывая боксерские груши. – Разорви это все.

Теперь это твое помещение, Кейс. Сделай его стоящим.

Поджав губы, я кивнул и пожал руку Джетту. Она притянул меня в короткие

объятия, а потом быстро ушел. Не в стиле Джетта демонстрировать столько эмоций, даже

перед Голди, но женщина смягчила его, это был великий день. Я принимал бы его обмен

объятиями и хранил бы рядом с собой. Во всяком случае, я бы умер, зная, что мое

прошлое преступление не разрушило настоящую дружбу.

Не перематывая руки, я быстро скользнул в боксерские перчатки, которые теперь

хранил в «Туманной комнате», и подошел к ближайшему мешку. Я крутанул его

однократно и подпрыгнул на носочках, высматривая идеальное место для удара. Быстрым

джебом* (джеб – короткий, прямой удар в боксе) правой руки, я ударил по груше,

заставляя ее качнутся.

Ощущение моего кулака контактирующего с мешком захватило меня.

Возбуждение неслось по моим венам, пока я кружил, останавливался и выбрасывал пару

джебов на него. Я прыгнул влево, прыгнул вправо и ударил апперкотом* прямо в грушу,

мой коронный удар. (*апперкот – удар снизу)

Высокая концентрация осела во мне, когда все вокруг превратилось во мрак. Как

в паре, я кружил с мешком, позволяя раскачиваниям от моих ударов вращаться в ритме

танго потного атлетизма. За несколько коротких мгновений слой пота покрыл мою кожу, и

в тот момент мои руки начали расслабляться, позволяя наносить удары в полную силу.

Правый хук*, левый хук, апперкот (*хук – короткий удар сбоку)

Апперкот, апперкот, прыжок влево, джеб правой.

Двигайся, Кейс, двигайся.

Издалека я услышал рев толпы от каждого совершенного мною удара. Мой

тренер кричал, направляя меня из угла. Кровь стучала в висках, и мои удары стали

тяжелее. Я сосредоточился и мгновенно оказался на кураже.

Запах пота моего оппонента ворвался ревом в меня, ощущение моих ног,

прыгающих по кругу ринга, атаковало мои чувства, и здесь и сейчас я чувствовал

эйфорию от нахождения в центре внимания в своих перчатках, обернутых вокруг моих

запястий и жалкого сосунка, подпрыгивающего передо мной.

Правый хук, левый джеб, правый апперкот, прыжок, правый апперкот.

Толпа взорвалась, и аплодисменты раздавались эхом в моей голове,

аплодисменты, которые казались настолько реальными.

– Хорошо выглядишь.

Я был на середине удара, когда остановился, мое зрение очистилось, и свет

комнаты затуманил его. Хоть мне и было тяжело все воспринимать, я знал, что этот голос

постоянно воспроизводился в моей голове.

– Что ты здесь делаешь, Лайла?

– Хотела пожелать тебе удачи перед открытием, – небрежно ответила она.

Я отступил так, что боксерская груша больше не была у меня на виду, и бросил

взгляд на женщину, которая была выжжена у меня на душе.

Твою мать, она великолепна.

Ее длинные волосы мягкими волнами спускались с плеч. На ней были

обтягивающие джинсы, которые подвернуты над ее ботильонами. Но ее верх – вот, что

действительно захватило мое внимание. На ней была свободного покроя блузка без

рукавов, которая была раскрыта по бокам и с глубоким вырезом спереди, предоставляя

мне восхитительный обзор на ее темно–синий лифчик, что идеально подчеркивал ее грудь.

Ее кожа блестела на свету, и я задавался вопросом, – думает ли она обо мне так же часто,

как и я о ней.

Я был слабым рядом с ней, мой мозг боролся, когда бы она ни была рядом. Она

подавляла меня, мой разум, тело, и чертову душу.

– Спасибо, – ответил я, на самом деле, не зная, что еще сказать. Я скинул

перчатки на пол. Схватил полотенце и вытер пот со своего лба. – Ты тоже хорошо

выглядишь, – я кивнул на ее внешний вид.

Хорошо – даже не близко к описанию того, как она действительно выглядела.

– Спасибо, – ее руки полезли в карманы, и она оглядела помещение. Когда

закончила сканировать комнату, она глубоко вдохнула и воспользовалась возможностью

шагнуть ко мне ближе.

– Что ты делаешь, Лайла? – спросил я, интересно, почему она продолжает

возвращаться ко мне, даже после моего ужасного отношения к ней, когда мы вместе.

– Тяжело выкинуть тебя из головы, Кейс. Просто тяжело отпустить это.

– Для тебя это будет лучше.

– Знаю, – ответила она, схватившись за одну из моих петель на ремне. Тепло

струящееся из нее мгновенно впитывалось моим телом, ставя меня в неудобное

положение. – Хотела бы я держаться подальше, Кейс. Я говорила себе, что не нуждаюсь в

тебе, что я должна двигаться дальше, но я вижу тревогу в твоих глазах, боль, потребность

в том, чтобы кто–то тебя спас, и хоть убей, я не могу пройти мимо этого.

Знала ли она, что я тайно хотел, чтобы она спасла меня? Могла ли она видеть,

насколько я нуждался в ней? Молил о ней по ночам? Могла ли она на самом деле видеть

отчаяние в моих глазах, останавливающую сердце боль в моей груди от потребности жить

нормальной жизнью?

– Я знаю, ты не хочешь меня, Кейс. Я знаю, ты хочешь изолировать себя от

внешнего мира. Я принимаю это, я понимаю, но я просто хочу, чтобы ты узнал – неважно

сколько раз ты будешь отталкивать меня, неважно сколько раз ты будешь груб со мной, я

всегда буду здесь рядом, для тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив, даже если без меня.

Мой пульс зашкаливал в груди. Я притянул Лайлу к себе за бедра. Ее рука

поднялась вверх по моей груди к моей челюсти, где ее пальцы прошлись по моей грубой

щетине. Ее ногти пробежались по грубым волосками, а ее мягкий зеленый взгляд сверлил

мою душу.

– Ты моя зависимость, Лайла.

Растерянный и смущенный, я притянул ее голову к себе и нежно скользнул

своими губами вдоль ее. Я – зависимый, наркоман, мазохист. Эта женщина в моих руках

была всем, о чем я мечтал, и одновременно всем, что я не мог иметь.

Кровь стучала во мне от контакта, и я хотел, чтобы в этот момент Бог забрал

меня, потому что я умер бы счастливым человеком. Я мог умереть, чувствуя себя

счастливейшим сукиным сыном, награжденным этим хреновым миром.

Но жизнь не справедлива.

Я отстранился и уставился на ее пухлые губы. Потрясающая, такая чертовски

красивая.

– Лучше, если ты будешь двигаться дальше, Лайла. Я хочу, чтобы ты двигалась

дальше.

– Как ты может говорить подобное, когда твои глаза говорят об обратном?

– Потому что я знаю, это лучше для тебя. Ты думаешь, будто знаешь меня, ты

думаешь, что сможешь справиться с моим прошлым, но это не так. Здесь нет такого

простого решения.

– Извините? – высокая женщина с каштановыми волосами вошла в комнату,

оглядываясь слегка смущенно. Я бросил взгляд на свои часы и увидел, что уже больше

полдесятого утра. Черт.

Я повернулся к Лайле и сказал:

– Спасибо, что принимаешь меня, но со мной нет будущего, малышка. Лучше

двигайся дальше.

Страдальческое выражение ее лица снова выпотрошило меня, но я

проигнорировал жгучую боль и переключил свое внимание на женщину, прервавшую нас.

Боль прошла по моему позвоночнику, пока я пытался распознать знакомые черты этой

женщины.

– Могу я вам помочь? – спросил я.

– Я ищу Кейса Хейвуда.

– Это я. Чем могу помочь, мэм?

– Мам, это место потрясное, – послышался тонкий голосок. Вбежавшая в

комнату и обнявшая свою маму, девочка посмотрела на нее с обожанием.

Мое дыхание замерло, легкие сжались, а в глазах потемнело.

Это Мэделин и Линда, семья, которую я разрушил.

Глава 23.

Мое настоящее…

– Кейс, Кейс, ты в порядке? – Лайла трясла мою руку, пытаясь выдернуть меня

из тумана, но я не мог пошевелиться.

Я онемел, мен парализовало, изранил вид передо мной. Это не реально. Я

переживал чертов ночной кошмар. Бог не настолько жесток, да?

– Кейс, – снова позвала меня Лайла.

– Мамочка, мне страшно, – сказала Мэделин, выводя меня из ступора.

– Извините, – я покачал головой, пытаясь избавиться от неверия. Собравшись с

силами, я сказал. – Вы напомнили мне кое–кого знакомого, – солгал я, точно зная, кто

стоял прямо передо мной.

Мэделин заметно расслабилась и улыбнулась мне огромной беззубой улыбкой во

весь рот. У нее не хватало двух верхних, передних зубов, веснушки рассыпаны по ее носу

и щекам, а ее волосы собраны в хвостик, но небольшой клочок волос свисал на ее нежное

личико, придавая ей ангельский вид.

Она – красивый ребенок.

Быстро оценив ее, я заметил блеск медальона, который касался ее нежной шеи.

Мое сердце сделало кувырок от осознания, что она носила медальон, который я недавно

подарил ей. Но тут не только медальон. Она носила сумочку, которую я подарил ей, как и

футболку, которая была все еще велика ей. Она носила все, что я подарил…все чертовы

подарки за прошедшие годы.

Она не только получала подарки, но и хранила и пользовалась ими.

Внезапно я почувствовал слабость, как будто потерял способность стоять на

своих ногах.

– Может немного воды, мистер Хейвуд? – спросила Линда.

– Да, – ответил я, собираясь в кучу. – Давайте выпьем немного и поговорим, – я

повернулся к Лайле и прижался целомудренным поцелуем к ее щеке. – Уходи, детка. Живи

своей жизнью, – ей не стоит впутываться в больную и хреновую паутину, в которой я жил.

Она озадаченно нахмурила брови, когда я ушел прочь, пытаясь собраться для разговора,

который у меня состоится с Линдой Дункан.

Что она вообще может хотеть? Она узнала, что это я подбрасывал подарки? Она

видела меня при свете дня в прошлый раз? Если бы я не был таким пьяным в ночь до

этого, ее подарок был бы подброшен, как и во все остальные разы.

Она выяснила, что это я убил ее мужа? Она здесь, чтобы открыто обсудить мои

прошлые грехи? Она здесь, чтобы сдать меня?

Каждая возможная мысль об ее нахождении здесь проносилась в моей голове,

пока я шел за водой, задаваясь вопросом – это мои последние минуты, прежде чем меня

приговорят? Я схватил бумажный стаканчик из диспенсера рядом с кулером и налил себе

немного воды. Трясущейся рукой я поднес стаканчик к своим губам.

Большими глотками я допил за секунды, а потом смял его в ладони, слегка

ослабив немного напряжения в моем теле.

– Извините за это. Погода быстро меняется в этом году. Я не был готов к жаре, –

сказал я, придумывая какие–то оправдания моему странному и неловкому поведению.

– Не проблема. Я понимаю, о чем вы. Я тоже не была готова к этой жаре, да еще

и влажности. Это временами удушающе, – согласилась Линда.

– Именно, – ответил я, чувствуя себя неуютно.

Линда милая. С ней приятно и очень легко разговаривать, чуть ли не слишком

легко. Я не хотел знакомиться с ней, потому что зная меня, я бы отпустил все свои

прошлые грехи в мгновение ока, спасибо огромной вине давящей на меня.

В последний раз я видел Линду лично, когда приходил на бейсбольную игру

Мэделин. В то время Линда была долговязой. Она, казалось, выглядела нормально

издалека, но я замечал вес всего мира на ее плечах. Мэделин была милой, как и всегда, но

чуть больше подросла. Линда поднабрала немного веса. Она теперь выглядела здоровой,

полной и фигуристой.

Интересно – она снова вышла замуж? Она вообще ходила на свидания, после

смерти Маршала? Есть ли у нее личная жизнь? У нее вообще есть кто–то, или она все еще

опустошена из–за того, что сделал я, из–за того, что я украл у нее?

– Извините. Как грубо с моей стороны не представиться. Меня зовут Линда, а

это моя дочь – Мэделин, – сказала Линда.

Линда протянула свою руку, и я коротко ее пожал, а потом мельком посмотрел на

Мэделин, которая тоже протянула свою ручку, красуясь своей беззубой улыбкой.

Проклятье, она великолепна.

– Привет, я – Кейс, – я взял ручку Мэделин в свою, а она сморщила носик и

посмотрела на Линду.

– Он весь потный, мам.

– Мэделин, – упрекнула Линда.

– Нет–нет, все в порядке, – сказал я. – Твои ручки тоже вспотеют в боксерских

перчатках. Должен тебя предупредить.

– Ну, очень мило с вашей стороны, но мы не должны забывать о наших манерах.

Да, Мэделин?

– Да. Извините, мистер Кейс.

– Да без проблем, – я усмехнулся.

Эти веснушки и улыбка станут моей погибелью. Мэделин такая изящная, такая

миниатюрная. Футболка на ней, одна из тех, что я подарил ей несколько лет назад, с

картой Нового Орлеана на ней. Ясное дело, что это не самая моя лучшая покупка,

поскольку она впору ей только теперь, и еще потому, что на ней была карта Нового

Орлеана, но очевидно ей нравилось. Выбор подарков не был включен в мой мир, а

покупки для маленькой девочки вообще из хреновой другой галактики. Покупки для

маленькой девочки добавляли давления, что выливалось в дерьмовые подарки, как

футболка, что на ней. Ей, кажется, нравилась сумочка, которую я тоже подарил, поскольку

она все еще пользовалась ей. Она была потрепанной и порванной в некоторых местах, где

небольшие нашивки с божьими коровками и радугой прикрывали дырки.

Даже если я не хотел радоваться тому, что она все еще пользуется вещами,

которые я подарил, я не мог ничего поделать и немного ликовал. Она любит мои подарки.

Она любит их. Либо это, либо…

Черт, может, у нее больше ничего нет, кроме моих подарков, потому что ее мама

не может себе этого позволить.

От этой мысли мой желудок снова сделал сальто.

– Кейс, вы уверены, что в порядке? – Линда положила руку на мое плечо, и я

практически почувствовал, как ее кожа прожигала мою, прожигала меня за мои прошлые

грехи.

– В порядке. Эмм, чем я могу помочь вам? – спросил я, нуждаясь в том, чтобы

этот небольшой разговор закончился как можно скорее.

На заднем плане общественный центр суетился от взволнованных посетителей,

исследующих различные занятия, которые мы предлагали, как и тур по возможностям,

проводимый Голди, естественное, потому что кто еще мог так развлекать? Голоса начали

наполнять коридор, и я понял, что тур вскоре направиться в мою сторону, что означало, –

мне нужно собрать все свое дерьмо вместе. Я не смогу управлять хорошо центром, если

буду валяться задыхающимся на полу. Да, именно это заставит людей записываться на мои

занятия.

– А это «Туманная комната», – сказала Голди, открывая дверь и позволяя

нескольким людям войти.

Заходили семьи, так же как и парочки. Они осматривались с благоговением.

Голди встретилась со мной взглядом и вопросительно посмотрела. Я покачал ей головой

«не спрашивай ни о чем» и был благодарен, что она не стала давить…

– А это Кейс. Он наш инструктор в «Туманной комнате» Ходят слухи, что жестко

работает со своими спортсменами, поэтому если хотите сюда, готовьтесь попотеть.

Я улыбнулся и сказал:

– Мы принимаем спортсменов всех уровней. Никакого осуждения. Я буду

работать с вами на вашем уровне подготовки.

– Это он сейчас так говорит, – Голди подмигнула и вывела группу из помещения.

– Она такая веселая, – сказала Линда, говоря о Голди. – Она была такой милой за

стойкой, особенно, когда отправила нас прямо сюда.

– Она невероятна, – подтвердил я, говоря правду.

– Мам, могу я поиграть на матах? – спросила Мэделин с умоляющим взглядом в

глазах.

Линда смотрела на меня в поисках одобрения. Я склонился до уровня Мэделин и

сказал:

– Действуй, ребенок.

– Крутяк! – она отбросила сумочку на пол и забегала по кругу, кувыркаясь и

крутя колесо на матах.

– У нее куча энергии, – указал я.

– Мне ли не знать. Именно поэтому мы здесь. Я хотела, чтобы она использовала

эту энергию во благо. Я хотела, чтобы она научилась работать с другими, слушать

инструкции и принимать себя.

– Она определенно сможет этому научиться здесь. У вас еще какие–то занятия на

уме?

– Самооборона, – не сбиваясь, произнесла Линда.

– Ладно, ну, у нас есть занятия, к которым она может присоединиться. Но они,

вероятно, будут больше для взрослых.

– Ничего, – сказала Линда, одновременно смотря на Мэделин. – Чем раньше она

научиться, тем лучше. Я так же хочу, чтобы она воспитала уверенность в себе и

поднабрала немного мяса на свои косточки. Ей необходимо быть в состоянии постоять за

себя.

То, как Линда говорила, заставило меня забеспокоиться. Мэделин дразнят в

школе? Лишь мысль об этом заставляла мою кровь вскипеть, а руки зачесаться и

позаботиться о том, кто дразнил ее. Не важно, какого возраста или размера они были, я

был готов преподнести кому–нибудь чертов урок.

– Я понимаю, что это не мое дело, но у нее проблемы в школе?

Линда затерялась в оцепенении, разглядывая Мэделин.

– Извините, что вы сказали?

Линда будто жила в собственном мире прямо сейчас, полностью затерявшись

мыслях. О чем она думала? Она пыталась научить Мэделин самообороне, потому что на ее

отца напали в баре? Это имело смысл, но будет ли устраивать Линду, что я буду учить ее

дочь самообороне, когда являлся тем человеком, который убил ее мужа?

Меня начало мутить, но я проигнорировал это, нуждаясь завершить уже этот

разговор. Повторившись, я спросил:

– Мэделин обижают в школе?

– Что? Нет. Почему вы спросили?

– Ох, я просто… То как вы спросили о самообороне, я подумал, что она

проходит через что–то прямо сейчас.

– Просто меры предосторожности.

Меры предосторожности. Линда пыталась защитить Мэделин от таких людей,

как я. Только она не знала, что должна держаться подальше от меня, насколько это

возможно.

– Думаете, Мэделин будет способна присоединиться к занятиям? Это очень

важно для меня, чтобы она могла постоять за себя с раннего возраста. Я хочу, чтобы она

выросла сильной, уверенной женщиной.

– Угу, – я сглотнул желчь. – Мы можем взять ее на сегодняшние занятия, если

вам интересно начать прямо сейчас.

Я говорил, но на самом деле не понимал, что предлагал. Я, правда, принял

Мэделин в один из моих классов?

– Это было бы замечательно. Во сколько начало?

Я посмотрел на асы.

– Через полчаса.

– Идеально. Я принесу ее форму. Я смогу переодеть ее и тогда мы вернемся.

– Звучит здорово, – ответил я. – Убедитесь, что получили бесплатную бутылку

воды на входе.

– Спасибо. Могу я посидеть и посмотреть?

– Ага, именно для этого у нас есть лавочки. Вы также сможете присоединиться,

если захотите.

– Я подумаю над этим, – произнесла слегка смущенно Линда. – Пошли,

Мэделин. Мы подготовим тебя к занятиям.

– Класс! – крикнула Мэделин, ударяя кулаком в воздух. Она скользнула по полу,

подхватила сумку и направилась к выходу из зала вместе с мамой.

– Увидимся, – крикнула Линда.

– Да, увидимся, мистер Кейс, – сказала Мэделин, помахала и ушла вместе со

своей мамой.

В то мгновение, как закрылась дверь, я запер ее и побежал к мусорке, где

выпустил из себя все грехи и сожаления.

Как, твою мать, я собирался пройти через это и не облажаться?

***

Мое сердце колотилось в груди, пот стекал по спине, а горло сдавило от эмоций,

хреново неотступающее чувство, от которого становилось трудно дышать.

Наблюдая за тем, как Мэделин прыгает вокруг «Туманной комнаты», в

боксерских перчатках слишком больших для ее ручек–макаронин, улыбается и машет

своей маме, после каждого удара по мешку, – все это вызывает у меня тошнотворную

нервозность.

Я не понимал, почему чувствовал себя так плохо. Я должен радоваться, что она

пухленькая, маленькая девочка с чертовски большим золотым сердцем и улыбкой, из–за

которой я хочу подарить ей весь мир.

Но все, что я чувствовал, – больную потребность глубоко зарыться в клетке

Создателя, и смыться от улыбающегося образа Мэделин Дункан.

Я чувствовал, будто тону, задыхаюсь от недостатка воздуха, задаюсь вопросом –

когда эта обжигающая боль в груди перестанет существовать?

Такую боль я испытывал, притягивал ее к себе. Я не мог пережить больной план

Господа, который привел в мою жизнь Мэделин и Линду.

– Здесь неплохо, – сказал Джетт, похлопывая по моему плечу. – Ты заставляешь

их попотеть.

Сейчас здесь было небольшое занятие из пяти человек. Линда решила

присоединиться, и прямо сейчас они работали над своими джэбами, пока я пытался

успокоить свое несущееся со скоростью света сердце.

– Ага, – ответил я, не зная, что еще сказать.

Мэделин ударила своими маленькими ручками по мешку ужасно жестко, и я

понимал, что должен поправить ее, чтобы она не нанесла себе вред, но мои ноги приросли

к полу, не позволяя двигаться вперед.

– Ты в порядке? – спросил Джетт, слишком хорошо меня зная.

– Нет, – ответил честно. – Я нихрена не в порядке.

Джетт склонился ближе.

– Хочешь поговорить снаружи?

– Не могу. Веду занятие.

– Серьезно? Потому что похоже на то, что ты стоишь тут в абсолютном…

– Мэделин, оставайся у своего мешка, – крикнула Линда, перебивая Джетта.

Мэделин бегала по кругу, ударяя по всем мешкам в зале, вызывая чертовски

очаровательную суматоху.

Джетт метнул свой взгляд туда, где были Мэделин и Линда, оценил парочку

мама–дочка, потом повернулся спиной к ним и стал лицом ко мне.

– Это…

Я подтвердил его подозрения, не позволяя закончить.

Джетт провел пальцами по лицу и пробормотал:

– Твою мать. Что они здесь делают?

– Линда хочет, чтобы Мэделин научилась самообороне. Она считает это важно.

Учитывая, как умер ее отец, я не стал бы винить Линду за то, что заставляет свою дочь

ходить на эти занятия.

– Хочешь сказать, ты собираешься помочь? Какого хрена ты думаешь?

– А что я должен был сказать? «Извини, не могу помочь, поскольку это я тот, кто

убил твоего мужа». У меня было не так уж много вариантов, Джетт.

– Догадываюсь, что не много, – сказал он, повернувшись, чтобы посмотреть на

Мэделин. Она прислонилась к стене, вытирая лоб своим предплечьем и переводя дыхание.

– Она такая очаровательная.

– Я, бля, знаю, – признался я. – Что мне делать?

Я был в недоумении. Не имел понятия, как справиться с этой ситуацией. Мне

нужен спасательный круг. Мне нужен кто–то, кто скажет мне, как справиться с этим,

потому что прямо сейчас, я не мог дышать, не говоря уж о том, чтобы разобраться с тем,

как разговаривать с Мэделин.

– Делай все правильно, – просит Джетт. – Проглоти своих демонов, шагай

вперед и научи девочку. Что случилось с тобой в прошлом – не твоя вина, но у тебя теперь

появилась обязанность, чтобы пройти через это.

Джетт прав. У меня была обязанность, – позаботиться о Мэделин. Если это

означало затолкать желчь, которая нарастала лишь от мысли сформировать связь с этой

маленькой девочкой, тогда я смогу.

– Ты прав, – сказал я, проталкиваясь мимо Джетта и направляясь прямо к

Мэделин, которая все еще стояла, прислонившись к стене, руки на боках, а голова прижата

к стене.

– Привет, – сказал я, приседая до ее уровня.

– Здрасте, мистер Кейс, – сказала Мэделин, оживляясь. – Эти перчатки тяжелые.

– Ну, они не того размера. Я говорил тебе, что они не подойдут, – она настаивала

на том, чтобы надеть их.

– Просто я хотела, одеть такие же, как у вас, когда вы показывали все. Вы

выглядели таким сильным.

Онемение начало ползти по моей спине. Я могу сделать это, повторял я снова и

снова в своей голове.

– Чтобы добиться этого, ты должна начать с самого начла. Как насчет того, что

мы снимем эти перчатки и намотаем маленькие повязки вместо них? – предложил я. – А

позже мы сможем поработать с перчатками.

– Эти перчатки черные, – она сморщила носик. – У вас что красивых нет?

Я оглядел перевязочные бинты и отрицательно покачал головой.

– Прости, малышка. У меня есть только черные прямо сейчас, но я придумаю,

что смогу сделать для тебя на будущих занятиях. Что думаешь?

– Хорошо, – она сверкнула мне беззубой улыбкой, расплавив меня на месте.

За эту улыбку я бы подарил ей весь чертов мир.

Мы пошли к перчаткам. Она будто тень, которую я не мог стряхнуть с себя с тех

пор, как мой кулак коснулся ее отца, и прямо сейчас, эта тень стала даже сильнее.

Я вытащил самые маленькие бинты, что у нас были, и присел. Она положила

руку на мое плечо. С серьезным видом, она вытянула другую руку и сказала:

– Я рада, что вы сейчас учите меня, мистер Кейс. Вы мне нравитесь – она

помолчала на секунду, а потом продолжила говорить, пока я помогал наматывать ей

бинты. – У меня нет папы, но если бы был, я бы хотела такого, как вы.

Пот выступил на моей коже, ненависть к самому себе начала затмевать мои

мысли, и боль вспыхнула у меня в глазах, пока я заталкивал слезы, готовые пролиться.

– Хотя ты тихий, – продолжила она. – И строишь смешные рожицы.

– Смешные рожицы? – переспросил я, едва способный управлять своими

голосовыми связками.

– Ага, вы всегда такой, – она уперлась в бока кулаками, подвернула губу и

прищурилась на меня.

Если бы я не чувствовал, будто меня кто–то поднял и разорвал на части, я бы

рассмеялся над ее восприятием меня.

– Не думаю, что я выгляжу так.

– Ну, не совсем так, – ответила она, теперь с двумя перевязанными руками. Она

махнула в воздух кулаком и запрыгала вокруг меня. – Жаль, как цветок, порхай, как пчела,

– сказала она, еще раз ударяя.

– Что? – переспросил я, озадачено.

– Ну, знаешь, Мамала–лади.

– Мама–что?

– Бум, бум, бум, – сказала она, ударяя по моему бедру. – Я порхаю, как пчела.

Смотри на меня, – она попрыгала вокруг меня еще немного, а потом до меня дошло.

– В смысле, Мухаммед Али?

– Точно, – сказала она, все еще вытанцовывая вокруг меня, добавив еще

несколько жалких ударов к смеси.

– Думаю, ты имела ввиду «порхай, как бабочка, жаль, как пчела».

– Точно. Пау, пау, пау. Я – чемпион.

Я вел ее к боксерским грушам, пока она продолжала прыгать.

– Полегче, киллер. Для начала, давай научимся правильно бить.

Я провел добрых десять минут с ней, игнорируя подавляющее чувство

дискомфорта и ярости. Ярости за то положение, в которое поставил Мэделин, жизнь без

отца, жизнь, сравнивая других мужчин, которых, как она считала, хотела бы в качестве

отца.

Боль была поглощающей. Боли в сердце было слишком много. Есть только

единственный способ, как я считал, избавиться от этого обволакивающего ощущения

полной ненависти к себе. Пришло время позвонить парням.

Глава 24.

Мое прошлое…

Влажность впитывалась в мои поры, когда ранний утренний свет пробивался по

переулкам Нового Орлеана. Ассенизаторские экипажи носились вверх и вниз по улицам,

смывая грехи предыдущей ночи, подготавливаясь для нового начала нового дня.

Мускусное дерьмо и желчь, разбросанная по бордюрам, и влага, блестящая на кирпичных

стенах, демонстрировали грубый накал лета в Луизиане.

Я чувствовал кровопролитие, которое ожидало меня. Воздух был наэлектризован

насилием, пока я ждал на своем обычном месте, выбранном мною месте, где никто не

посмеет побеспокоить то, что происходило там.

Зло таилось в темном и мрачном переулке, который я выбрал. Злобные и

уродливые преступники промышляли в подобных переулках, и именно для этого я был

здесь.

Сегодня годовщина смерти Маршала Дункана. Годовщина моего самого

большого сожаления. Годовщина того дня, когда я позволил своей душе ускользнуть от

меня, и день, когда я поклялся небесам, что буду наказывать себя до последнего вздоха.

Единственный способ отметить это день, единственный способ, что я знал, и это

потеряться в боли.

Тяжелые шаги раздавались по мощеным улицам. Я знал эти шаги. Они

принадлежали огромным, устрашающим мужикам в ботинках со стальными носками и

железными кулаками. Они принадлежали мужикам, которым я платил, чтобы пришли и

выбили из меня дерьмо.

Как обычно, они повернули за угол, одетые в черные штаны и футболки,

пощелкивая своими костяшками и выглядя голодными. Я хорошо платил им за нападение

на меня, чтобы заставить меня забыть. Иногда я дрался в ответ, ударяя несколько раз то

тут, то там, ничего слишком повреждающего. Я сохранял это для груш, кое–что, о чем я

должен был подумать, когда вставал лицом к лицу с Маршалом Дунканом.

Я прислонился к стене одного из зданий, окружающего переулок, когда они

подошли ко мне.

– Неплохо выглядите, мистер Хейвуд. Еще один год прошел неплохо.

Я разглядывал внешность Винни и сказал:

– Как жена?

– Только что родила близнецов.

– Да ну, – я покачал головой. – Они твои?

Прежде чем я заметил приближение, Винни занес свой кулак назад и ударил

прямо в челюсть, отправляя меня на землю. Боль отрикошетила во мне, – пьянящая боль,

желанная боль.

– Вы чертовски хорошо знаете, что они мои, – ответил Винни с весельем в

голосе.

Я встал и стиснул челюсть.

– Бля, должен был догадаться, что у тебя появилось время потренироваться, если

жена только что родила.

– Должен оставаться в форме для миссис, – Винни размялся, красуясь своим

громоздким телом. Его основная масса не определялась, поскольку он слишком любил

итальянскую стряпню своей жены, но под тонким слоем лазаньи было несколько мышц,

которые могли нанести приличные повреждения. Я кивнул другим двум мужиками,

которых Винни привел с собой.

– Новые головорезы?

– Познакомьтесь с моими племянниками, Джонни и Марко.

Я наклонил в их сторону подбородок, а потом повернулся к Винни.

– Приятно, что ты оставляешь работу в семье.

– Все для семьи, – ответил Винни, выкладывая весь свой сильный итальянский

акцент. – Покончили с чаепитием?

– Да, сделайте все хорошо. Они знают правила?

– Их проинформировали. Только несколько ударов в голову, в основном по телу,

и они понимают вашу способность драться в ответ.

– Тогда приступайте, блядь, – ответил я, раскрывая широко руки.

Марко и Джонни колебались, неуверенные в том, как справиться с ситуацией.

Они больше предпочитали думать обо мне, как о каком–то сумасшедшем, который платил,

чтобы ему надрали задницу, и да, это правда, но большую часть времени, люди хотели

быть спровоцированными, чтобы полезть в драку, поэтому я сделал то, что делал лучше

всего в эти дни: провоцировал.

– Ты просто будешь пялиться на меня, ты сучонок? – спросил я Марко. Он

попытался напугать меня небольшим шагом вперед, но я оставался непоколебимым. –

Хренов притворщик, ты, правда, думал, что твоя обманка на меня подействует?

Марко уставился на Винни, который стоял позади, дожидаясь своей очереди, и

задавался вопросом – должен ли он просто подойти ко мне?

– Твою мать, – сказал я, одновременно нападая на Марко и пришпиливая его к

противоположной стене. Джонни моментально оказался за моей спиной, защищая своего

брата. Именно то, что я ожидал от них.

Марко извивался под моей хваткой, а Джонни вцепился в мою спину, но не

впечатлил меня, поэтому я продолжил удерживать Марко, ударяя его об кирпичную стену,

пока колено не прилетело по моей печени.

– Бля, – я отпустил Марко и прислонился к стене. Именно тогда в мой глаз

прилетел кулак, отбрасывая мою голову прямо на кирпичи. В мгновение ока, мой глаз

отек, отчего мне стало труднее бороться, что стало более интересным для меня.

Называйте меня мазохистом, но я жил этим днем, днем, когда я мог вытерпеть

больше боли, чем может человек.

Моя голова кружилась, пульс зашкаливал, а желание драться ушло, когда я

попытался сориентироваться, где они были, но это было безнадежно. Они окружили меня

и использовали мой закрытый глаз в свое преимущество.

Удар за ударом, меня бросало по кругу, пинки в бок, удары по рукам, по ребрам,

по груди.

Высокая фигура Винни нависла надо мной, когда его кулак врезался в мой бок,

вынуждая меня согнуться как раз в тот момент, когда колено прилетело в мою голову,

отправляя меня спиной на землю. Один из новичков оседлал меня и пришпилил мои руки

своими ногами, отправляя удар за ударом в мои бока, а потом по обе стороны моей

челюсти.

Острая боль пронеслась по мне, мое зрение начало размываться, и теплые капли

крови поползли по моему лицу. Человек, который прижимал меня, исчез, и когда я

подумал, что они закончили, они начали пинать меня своими ботинками со стальными

носками.

Пинок за херовым пинком заставили мой желудок взбунтоваться, а грудь

вздыматься в поисках воздуха. Боль была невыносимой, и даже в моем бессознательном

состоянии, я все еще чувствовал каждый пинок, которым они замахивались в мою сторону.

Все вокруг меня уплывало в дымке, и я начал ускользать в темное забвение,

когда услышал отчетливый звук голоса Джетта.

– Думаю, достаточно, Винни.

Почему Джетт здесь? Он никогда не приходил в переулок, потому что не одобрял

моего избиения, он не верил, что это способ прожить мою жизнь, но что он, блядь, вообще

знал? Он не имел понятия, через какого рода боль я прохожу каждый день.

– Мистер Колби, какой приятный сюрприз.

Парни отступили, когда подошел Джетт.

– Винни, поздравляю с близнецами. Как дела у Терезы.

– Замечательно, спасибо, что спросили. Вы должны увидеть размер ее груди. Док

говорит, что я не могу подходить к ней прямо сейчас, но твою мать, она делает это

невыносимым для меня.

Джетт коротко рассмеялся.

– Прислушайся к доку. Ты не захочешь нанести никаких повреждений.

– Вы же знаете, что нет, – ответил Винни. – Думаю, мы закончили здесь. Вы

собираетесь собрать это месиво?

– Да, к сожалению. Может, в следующем году вы не появитесь.

– Он платит мне слишком хорошо, чтобы это случилось. Извини, мужик.

– Я заплачу вам больше, если вы не станете делать этого.

Тишина заполнила переулок, когда, как я предположил, Винни задумался над

предложением Джетта. Если бы мне не было так больно, а мой голос мог достигнуть их, я

бы запротестовал, но это было бесполезно.

– Вы сделали привлекательное предложение, мистер Колби, но я не могу

поступить так с мистером Хейвудом. Я вижу пустого человека внутри него, раненого

человека. Я понимаю, что такого рода боль делает с ним. Я знаю, что это помогает ему

забыть. Я не хочу забирать это у него. Он нуждается в этом.

Винни – мой человек.

– Жаль слышать это. Может, смогу убедить тебя в следующий раз.

– Не рассчитывайте.

Винни подошел ко мне, напоследок пнув в бедро.

– До следующего года, мистер Хейвуд. Берегите себя.

Винни и его племянники ретировались, оставив меня мучиться на земле Нового

Орлеана.

Джетт присел на корточки рядом со мной и повернул меня так, чтобы

посмотреть в мое лицо.

– Твою мать, блядь, – пробормотал он. – Зачем ты это делаешь, Кейс?

Я перекатился на живот и прижался ладонями к земле, чтобы приподнять себя. Я

оставался в таком положении, на четвереньках, еще немного, пытаясь перевести дыхание

и наблюдая, как кровь капает с моего лица, здоровым глазом.

Маленькие, алые кали стекали в лужицу и просачивались в брусчатку,

впитывались в улицу с еще одним грехом, который смоет позже.

Я пару раз кашлянул. Ощущение режущего стекла разрывало мои легкие, и я

знал, что как минимум несколько ребер сломано. Это будет длительный процесс

восстановления без обезболивающих. Я с нетерпением ждал этого.

– Отвези меня домой, – пробормотал я, позволяя Джетту подхватить меня под

руки и помочь встать.

– Почему, Кейс? – спросил он снова, перекидывая мою руку через свои плечи,

чтобы помочь идти. У меня было ограниченное видение, только возможность видеть

несколько метров перед собой.

– Их слишком много, – сказал я, снова кашляя.

– Чего? – спросил Джетт, выводя меня из–за угла к машине на холостом ходу. До

того, как помочь мне сесть в машину, Джетт заставил меня посмотреть на него и ответить

на вопрос.

– Воспоминаний, Джетт. Воспоминаний слишком, блядь, много.

Он понял и помог забраться в машину, где полотенца и лед уже ждали меня.

Я знал, что мой лучший друг ненавидел этот день. Я знал, что он ненавидел

видеть меня таким, и я знал, что он ненавидел тот факт, что не мог изменить принятия

мною решений в это день.

Джетт – человек, который стремился спасти жизни. А эту чертову жизнь он не

был способен спасти, и не имело значения, как сильно он старался.

Глава 25.

Мое настоящее…

Я перевернулся на бок и посмотрел на будильник за секунду до того, как он

зазвонил, давая понять, что пришло время вставать.

Были только отсутствие энергии в моем теле и обилие боли, которая

пульсировала в каждом сантиметре моего тела.

Душ. Мне нужен горячий душ.

Напрягая мышцы, я поднял свое тело с матраса медленно побрел в ванную, где

врубил воду на самый горячий режим. Я споткнулся об сортир, куда вылил литр стоящего

виски, пока пар из душа не начал валить через верх.

Смыв, я осторожно подошел к кабинке, куда шагнул и позволил обжигающе,

горячей воде стекать по мне. Вода была настолько горячей, что практически ощущалась

холодной. С лицом под водой, я прижал руки к плитке и позволил воде стекать по моему

ноющему телу.

Винни был удивлен, когда я позвонил ему прошлой ночью, но после небольших

уговоров, он встретился со мной в переулке и позаботился о деле. На его лице было

озадаченное выражение, но я знал, что он не станет задавать вопросов. Он был там только,

чтобы выполнить работу. Он оставил меня в синяках и побоях, убедившись, что они

остались ниже моей шеи, поскольку мне было нужно проводить занятия с утра.

Я никогда не повторялся в году, никогда, но после встречи с Мэделин и Линдой

вчера, мне нужна была боль. Нужно было освобождение, и Винни мог это предоставить.

Вода продолжала стекать по моей спине, напоминая мне о том, что я все еще

жив, – привилегия, которая не должна быть дарована мне, но и не должна истратиться в

пустую. Я подхватил мочалку и мыло и растирался, думая о вчерашнем дне.

Это был мой самый хреновый день встреч. Не только Линда и Мэделин

перевернули весь мой чертов мир, но и заявилась Лайла, давая понять, что никогда по–

настоящему не сможет уйти.

Как, черт возьми, я должен оттолкнуть женщину, которая не отпускала меня?

Она сделала все это определенно намного сложнее, но не похоже, что я, блядь, помогал

как–то. Нет же, я пошел и сказал ей, что она практически мне мешает, блядь.

Господи.

Что двигало мной в тот момент, чтобы сказать ей, – держаться подальше от меня.

Может потому, что все, о чем я думал – насколько красивой она была, какой мягкой

выглядела ее кожа под лампами спортзала, и как ее губы призывали меня, сделать ее

нахрен своей, заклеймить ее своим позорным расстройством.

Я намылил мылом свою руку и начал мыть свой живот, когда образы Лайлы

продолжали мелькать в моей голове.

Я думал о ее лице, ее груди, ее теле.

Моя рука нашла растущую эрекцию и без угрызений совести, я погладил себя

под образы Лайлы, извивающейся подо мной, под образы, которые отпечатались в моей

голове.

Я слышал ее небольшие крики удовольствия, чувствовал ее хватку на моей

заднице, призывая меня двигаться глубже в ней. Я зарычал и толкнулся своим жестким

членом. Мне надо только подумать о ней, и я уже чертовки твердый.

Ее смех отражался эхом в моей голове, пока мои больные руки прилагали

усилия, толкаясь своим членом. Я не должен был думать о ней так. Я только мучил себя,

позволял ее образу присутствовать в своих мыслях постоянно, но ее красивое лицо

даровало передышку в моей хреновой жизни. Она заставляла меня забыть единственный

момент своей жизни.

Я цеплялся за момент, объезжал его, пока не разработал что–то новое. Это

единственное, что вынуждало не позволять Винни забить меня до смерти и, наконец,

забрать мою жизнь.

Стон вырвался из меня, когда желудок сжался, яйца подтянулись, дыхание

перехватило, и я кончил. Еще с парочкой поглаживаний мой оргазм затмил меня,

освобождая от давления, которое зародилось в моей душе. Краткосрочное облегчение

обрушилось на меня, но и быстро смылось, когда легкое эйфорическое состояние, которое

я испытал, прошло.

От отвращения я уперся головой в плитку и задумался о своей жизни.

Могу ли я на самом деле вернуться в «Туманную комнату»?

Как будто у меня был выбор. Если я не покажусь на работе вовремя, Джетт

окажется у моей двери быстрее, чем я смогу засунуть бутылку виски в свой рот.

Хоть мои мысли были где–то еще, я понимал, что единственное место, куда я

могу пойти, это же единственное место, где я никогда не хотел бы быть.

Пришло время вернуться в «Туманную комнату».

***

Общественный центр уже был переполнен людьми, которые записывались на

бесплатное членство и собирались на экскурсии с девочками, которые были одеты в

шорты цвета хаки и футболки–поло. Едва ли не комично наблюдать, как «Девочки

Джетта» расхаживали тут в такой повседневной одежде, отличавшейся от их нарядов на

представлениях, которые состояли из лифчиков, стрингов и тоньше–чем–шарф костюмах.

Голди сидела за передней стойкой, встречая меня улыбкой, но вместо того, чтобы

вступить в разговор, я просто кивнул и направился к себе. Она действительно идеальный

человек для встречи людей, чертов луч солнца. Хоть мне и ненавистно признавать это, ее

улыбка ослабила напряжение в моих плечах.

Она встала и последовала за мной.

– Эй, – позвала она, хватая меня за плечо, чтобы привлечь внимание.

– Ахх, черт, – пробормотал я, пока пытался отстраниться. Может, я слишком

рано заговорил об ее ослаблении некоторого напряжения. Ее хватка на моем плече послала

осколки боли кричать по моему телу, спасибо тщательной работе Винни.

– Эй–эй, – сказала Голди, отступая на шаг. – Что не так?

– Ничего? – ответил я, сжимая свой стаканчик с кофе немного крепче, когда

жжение в моей руке начало оседать.

– Не лги мне, – произнесла Голди, уперев руки в бока.

– Не твоего ума дело, – выстрелил я в ответ, не желая начинать с ней это.

– Ты мое дело. Ты мой работник.

– Твой работник? Каким образом ты это решила, когда я менеджер этого чертова

заведения?

Мне на самом деле было довольно интересно послушать объяснения Голди.

Она прикусила губу, пока пыталась остановить поезд своих несущихся мыслей.

Ее глаза засияли в то мгновение, когда она поняла, что собирается сказать. Я приготовился

к тому, что я мог только вообразить, станет ее неприятным ответом.

– Ты может и управляющий, Кейс, но Джетт начальник этого заведения, и ты

знаешь, кому принадлежит Джетт? Мне – сказала она, указывая на себя. – Этот мужчина

не может функционировать без меня, поворачивающей его голову в правильном

направлении. Следовательно, я контролирую Джетта, а значит и тебя…

– Ты контролируешь меня, малышка? – спросил Джетт, подходя к ней незаметно.

– Фух, – она схватилась за свою грудь, испугавшись. Развернувшись, она

толкнула и Джетта и сказала: – Не подкрадывайся ко мне так.

– Я должен, если собираюсь держать тебя в узде, – Джетт улыбнулся ей, пока

притягивал к себе за талию.

Они такие чертовски отвратительные.

– Держать меня в узде? Будто я непредсказуемый человек?

Джетт поднял бровь, давая понять Голди, что он это и имел ввиду. На удивление,

она не воспротивилась, а вместо этого согласилась и притянула его в свои объятия.

Она повернулась ко мне и сказала:

– И все же, я хочу знать, что случилось, даже если ты не мой работник, –

уступила Голди.

– Ты чертовски права, я не твой работник.

Я начал уходить, когда Джетт позвал меня по имени. Я остановился и ждал,

когда он скажет что–то мне.

– Виделся с Винни прошлой ночью?

– Кто такой Винни? – защебетала Голди.

– Не беспокойся об этом, вы оба, – ответил я, потом скрылся в «Туманной

комнате».

Свет был выключен, и помещение было тихим, практически жутким, после

прошедшего дня. Снаружи дети носились вокруг меня, их матери гонялись за ними,

разбрасывая предупреждения, которые, уверен, были забыты.

Сначала запах кожи и дерева ударили по мне. Мои чувства рухнули на пол,

воспоминания затуманили мозг, яркие образы моих боксерских дней вспыхнули в одно

мгновение. Запах всегда будет терзать меня. Он всегда будет посылать укол сожаления, от

того, что могло бы произойти, если бы я не доверился полностью другому человеку.

– Зачем ты встречался с Винни?– спросил Джетт, захлопнув дверь позади себя. Я

обернулся, чтобы посмотреть, что с ним не было его маленького миньона, и выпустил

глубокий вдох, когда прошел к скамейкам, чувствуя каждое повреждение и боль.

– Нужно было забыться. Видеть вчера Мэделин было слишком.

– Ты договорился избегать своего лица?

– Не могу же я сразу же напугать новых членов «Справедливости», да? –

пошутил я, но Джетт не нашел это даже чуточку смешным.

– Ты все равно выглядишь, как дерьмо.

– Скажи мне, что чувствуешь на самом деле, – ответил я, садясь и втягивая

воздух, когда бок натянулся на моих ребрах.

Джетт сел рядом со мной, упираясь руками в свои ноги, его голова наклонилась,

когда он заговорил.

– Когда ты прекратишь избивать себя?

– Господи, Джетт. Завязывай нахрен. Просто дай мне заниматься своими делами.

Обещаю, что буду другим рядом с вами ребята, но то, чем я занимаюсь в свое личное

время, должно остаться моим делом.

– Ты убиваешь себя, – голос Джетта застрял в горле, пока руки запутывались в

волосах. – Я не богу, блядь, потерять тебя.

Тишина наполнила комнату, пока оседало признание Джетта. Он причина,

почему я все еще на этой земле, причина, по которой я продолжаю двигаться вперед, но

сколько я еще, на самом деле, смогу? Я чувствовал, что мои дни сочтены.

– Ты должен меня отпустить, – признался я. – Жизни становиться слишком

много. Мое время вот–вот придет. Моя чертова могила зовет меня, – я опустил голову,

когда сдавило горло, а глаза обжигали слезы.

– Не могу, – прошептал Джетт. – Это эгоистично, но я не могу позволить тебе

уйти, Кейс.

– Разве ты не видишь, что я оболочка того человека, каким был раньше? Твою

мать, посмотри на меня, Джетт, – он сделал так как я сказал, и одинокая слеза скатилась по

моей щеке. – Зачем тебе жалкая пародия на человека, как я, торчащая поблизости. Ты

цепляешься за прошлое, за то, кем я был.

– Ты цепляешься за прошлое, – Джетт поднялся и встал передо мной. – Если

покончить со своей жизнью – это то, что ты хочешь, вместо того, чтобы бороться, тогда

делай, что ты твою мать хочешь. Я понимаю, что произошедшее – ошибка. Я понимаю,

что твою боксерскую карьеру украли, и понимаю, что ты ищешь справедливости, но с

какой–то стороны ты должен отпустить все нахрен. Красивая девушка ждет тебя, желает

стать частью твоей жизни. Друзья, которые хотят видеть тебя счастливым. Ты расплатился

уже. Живи своей жизнью.

Я собирался ответить, когда дверь распахнулась и внутрь шагнула Мэделин с

полотенцем поверх плеча и бутылкой воды в руке.

– Здрасте, мистер Кейс, – закричала она, помазав мне, не замечая неловкой

тишины между нами с Джеттом. Я быстро вытер лицо и удалил остатки печали.

– Я должен идти, – бросил Джетт через плечо, когда Мэделин встала передо

мной.

– Я готова к тренировке, мистер Кейс, – сказала она, поднимая бутылку с водой и

разбрызгивая ее на свое лицо, а потом вытирая воду полотенцем. Она возмутительна.

– Я заметил, – ответил я, вытирая свои щеки в последний раз.

– Вы грустный, – заявила она, положив руку на мое колено, и заглядывая под

мой поддельный фасад.

Я посмотрел на Джетта, он пожал плечами и вышел, оставив меня наедине с

Мэделин.

– Где твоя мама? – спросил я, проигнорировав ее вопрос.

– Она подвезла меня. У нее не очень хорошее утро. Она грустная, как и вы, –

Мэделин накинула полотенце на голову и начала раскачиваться в стороны. В девочке

слишком много энергии. – Она с прошлого вечера грустная. Я слышала, как она плакала.

Я не должен спрашивать. Я должен держаться на расстоянии, но нездоровое

любопытство победило.

– Почему твоя мама расстроена?

Мэделин начала выполнять боксерские перемещения, как я научил ее вчера, пока

держал ее крохотные кулачки рядом с ее лицом.

– Не знаю. Когда я спросила ее, она сказала что–то из прошлого и что она думала

об этом.

Бинго.

Блядь!

Естественно Линда расстроена. А почему нет? Она привела свою дочь на

занятия по боксу и самообороне, чтобы не повторилось прошлое, чтобы она не потеряла

еще одного человека, которого любила из–за насилия.

– Мы боксом будем заниматься? – спросила Мэделин, сотрясая всю мою душу.

– Да, эм, давай дождемся остальную группу.

– Ладно. Могу я покувыркаться немного?

– Вперед, ребенок, – ответил я, пока направлялся к стереосистеме, чтобы

включить музыку. Это будет длинный день, особенно с Мэделин поблизости.

Глава 26.

Мое прошлое…

Мелодрама между Джеттом и Голди на самом деле начала действовать мне на

нервы. Джетт настолько охрененно влюблен, но не имеет ни малейшего понятия, как

справиться со своими чувствами. Вместо того, чтобы поговорить с Голди, как сделал бы

нормальный парень, он пытался уберечь ее от опасности, но это все привело только к

недопониманию и разочарованию со стороны Голди

Вражда между Джеттом и его отцом вышла из–под контроля до такой степени,

что я начал бояться, что это уничтожит моего лучшего друга и все, над чем он работал.

Именно поэтому я оказался, стоящим перед комнатой Голди, собираясь выбить ее дверь

своим стуком. Я сделал бы что угодно для Джетта, и если это означало, что я влезу в центр

их отношений, тогда я сделаю это.

Без предупреждения, я врываюсь в ее дверь. Шокированное выражение на лице

Голди бесценно.

– Какого черта? – заорала она.

– Ты серьезно только что проснулась? – спросил я, разглядывая ее позу на

кровати.

– Ты серьезно снова врываешься в мою комнату? Ради всего Святого, найди себе

хобби.

Нахальная стерва.

– Уже полдень, и ты не отвечала на звонки, – заявил я, ссылаясь на то, почему

Джетт запаниковал и заставил меня проверить Голди.

Она жила с Джеттом в «Клубе Лафайет», глубоко окунувшись с головой в их

отношения после Лео, отца Рекса, который угрожал безопасности Голди, не забыв

отметить, что знал, что Голди – опора Джетта. Джетт сделал своей миссией создать

видимость, что он оборвал все связи с ней. Это было временным решением, но стало

тяжелым бременем в их отношениях.

– Уже полдень? – переспросила она. – Боже, этот секс по телефону должно быть

серьезно вымотал меня.

Хоть Голди и была моей лучшей подругой, я все еще не мог ничего поделать с

тем, что она заставляла меня чувствовать, как будто в моей темной жизни появилось

немного солнечного света. Она хотела оставаться друзьями, но я хотел держаться

подальше, насколько это было возможно, потому что выслушивать о ее сексе по телефону

с моим лучшим другом только стягивало мое сердце и раздражало.

Она просканировала мое тело и заметила повязку, намотанную на моей руке.

Спасибо папаше Джетта с его безжалостным поведением, и я лечил огнестрел.

Она свалилась с кровати, теряя равновесие и полетела вперед, но я успел

поймать ее до того, как ее лицо приземлилось бы в мою грудину. Поморщившись от боли,

я уравновесил ее.

– Боже, прости, – она выпрямилась. – Ты в порядке? – спросила она, пока

разглядывала мою повязку.

– Всего лишь царапина, – ответил я, не желая привлекать внимание к себе. – Как

так вышло, что ты не отвечала на звонки?

– Эм, всего лишь царапина? Чертова пуля зашла в твою кожу.

– Почему ты не отвечала на звонки? – я проигнорировал ее, понимая, что давлю.

Раздосадованная, она вскинула руки вверх в знак капитуляции и схватила свой

мобильник.

Она посмотрела на него и указала мне на экран.

– Он сдох. Полагаю, я забыла поставить его на зарядку прошлой ночью, – она

подключила его очень быстро, а потом снова повернулась ко мне. – А что? У тебя появился

секрет, которым хочешь поделиться со мной? Ты, наконец–то, потерял свою девственность

прошлой ночью, и хочешь поговорить об этом?

– Миленько, – сказал я, глубоко выдыхая. – Джетт просто пытался…

Прежде чем я успеваю закончить свое предложение, вихрь темных волос и

карамельной кожи залетает в комнату, врезаясь прямо в мою спину.

– Голди, ты видела… – женщина замолкает, когда врезается в меня. Она подняла

на меня взгляд, когда я обернулся, чтобы узнать, кто только что ворвался. Ее ярко–зеленые

глаза расширились от моего вида. – О, боже, кто этот Адонис?

Женщина, стоящая передо мной, была каждой влажной мечтой любого мужчины.

Ее тело было загорелым от длинных ног до изящной попки и аппетитной груди, которая

виднелась из обтягивающего топа, который был на ней. Хоть она и была великолепной,

наверное самой, бля, великолепной женщиной, которую я когда–либо видел, не ее

внешний вид заставлял мое сердце бешено биться. А то, как она смотрела глубоко в мои

глаза. Глупо было думать, что нечто что–то глубокое может быть в чьем–то мимолетном

взгляде, но в данный момент, я понимал, что женщина передо мной смотрела прямо мне в

душу. Она смотрела мимо всех моих прегрешений и разглядела, кем я был. Осознание

ударило по мне, как куча кирпичей, и небольшая улыбочка изогнула уголки моих губ. Я

ничего не мог поделать с улыбкой. Этот вихрь перехватывал мое чертово дыхание.

Я знал, что она почувствовала то же самое по тому, как она смотрела в мои глаза,

по тому, как облизала свои губы и внимательно рассматривала мое тело. Я не верил в

любовь с первого взгляда…я считал, что это понятие мечтателей и романтиков…но, по

крайней мере, я поверил в желание с первого взгляда, потому что знал, что захотел эту

женщину. Я нуждался в ней. Она излечит боль, текущую во мне. Я чувствовал

притяжение. Она станет опасностью для моего благополучия.

Жар в комнате резко завертелся, пока мы смотрели друг на друга, не произнося

ни слова.

Голди прочистила горло и сказала:

– Эм, але. Вы можете продолжить трахать друг друга глазами позже. Почему вы

оба здесь?

Игнорируя Голди, я представился.

– Кейс, – сказал я, протягивая ей свою руку.

– Лайла, – ответила она, вложив свою маленькую ручку в мою.

Я держал ее за руку, пока наше притяжение возрастало сильнее. Слишком плохо

для привлекающей–внимание Голди, которая стояла в нескольких метрах от нас.

– Ах, так ты просто назвал ей свое имя, ни за что, но мне пришлось согласиться

стать частью твоего мирка джентльменов, прежде чем ты представился мне? – это правда,

ей не позволялось узнать меня, только после того как она согласилась вступить на борт.

Это вид пытки, от которой я получал удовольствие, особенно с такой болтушкой Голди.

Удерживая взгляд на Лайле, я ответил:

– Это не мой клуб.

Все больше расстроенная Голди разрушила электрическое напряжение между

нами с Лайлой, ткнув ее в бок.

– Какого черта ты здесь?

Медленно отворачиваясь от меня, она протянула журнал Голди.

– Просто доставила новости.

Бля!

Я резко потянулся за журналом, но маленькие лапки Голди были быстрее меня, и

она вырвала журнал из рук Лайлы раньше меня.

– Отдай мне его, – произнес я сурово.

– А что ты сделаешь? – спросила она, когда запрыгнула на кровать, отстраняясь

от меня.

Не желая играть в ее игры, я подошел к ней, схватил за ноги и выдернул их из–

под нее, вынудив ее шлепнуться задницей на матрас. Я выхватил журнал из ее рук,

скрутил его и пихнул в задний карман своих джинс.

– Эй, это мое! – сказала она, пока пыталась восстановить равновесие.

– Позвони Джетту, – сказал я Голди, а потом я оглядел Лайлу с головы до ног и

сказал, – Позволь ей позвонить Джетту.

– Дашь свой номер, и я буду держать свой рот на замке, – ее пристальный взгляд

говорил о будущем обещании, если я сделаю это.

– Ничего не скажешь, и я подумаю о том, чтобы дать тебе его, – поддразнил я,

задаваясь вопросом – что, блядь, за мужик жил в моей коже прямо сейчас.

– Меня это устраивает, – ответила Лайла, пока выходила за мной из комнаты

Голди.

– Предательница! – закричала Голди, когда я захлопнул дверь.

Лайла шла передо мной, пока мы спускались по лестнице. В ту минуту, как мы

вышли через черную дверь, плотный воздух Луизианы с силой ударил по мне. Лайла

остановилась на краю тротуара, ее руки в задних карманах, и развернулась ко мне. Ее

грудь выпирала из–за положения ее рук, отчего стало невозможно отвести взгляд.

– Есть планы? – спросила Лайла, выглядя уверенно и сексуально.

– Нет, – ответил я, проводя рукой по своим волосам.

– Угостишь ланчем?

– Ужасно самонадеянно с твоей стороны подумать, что я куплю тебе ланч.

Она бегло осмотрела меня, улыбка пересекла ее губки.

– По тому, как ты трахал меня глазами на лестнице, уверенно могу сказать, что

ты купишь мне ланч. Пошли, качок. Я есть хочу.

Без моего согласия на ее предложение, она схватила меня за руку и повела к

площади Джексон. Я должен был знать, что Лайла станет проблемой. Она дружила с

Голди, и прямо сейчас, казалось, что Лайла еще более наглый двойник Голди.

Если все так, то я в огромной беде.

***

Я откинулся на спинку стула в кафе и изучал Лайлу, пока та накладывала

немного сахара в свой чай. Она мешала трубочкой в своей чашке, а ее глаза ярко сияли.

Она наклонилась вперед, ее ноги были скрещены под столом, а пальчик на ноге интимно

играл с моим коленом, давая мне понять, что она была достаточно близко, если мне

захочется устроить сцену, я могу схватить ее через весь стол и притянуть на свои колени.

– Кейс, расскажи мне свою историю.

– Не такая уж это и история, чтобы рассказывать, – ответил я неясно. Я не знал

эту женщину. Поэтому не собирался рассказывать ей о своей жизни, особенно о моем

ужасном прошлом.

– Просвети меня, – она улыбнулась

– Сначала ты расскажи мне свою историю, – возразил я.

Ее улыбка превратилась в понимающую ухмылку.

– Ладно. Никаких вопросов о прошлом.

От того, как она отмахнулась, я мог сказать, что она тоже что–то скрывала, но не

собирался давить на нее, потому что только что получил свободный билет. И я не

собирался упускать его.

– Нормально для меня, – ответил я, когда мы зашли в тупик.

Наша официантка принесла еду, пополнила напитки и ушла. Лайла заказала

сэндвич с креветками, как и я. Я был впечатлен откровенностью выбора ее еды перед

парнем, заказав сэндвич такой же большой, как у меня. Большинство женщин, с которыми

я ел, были изысканны в своей еде, но не Лайла. Я изучал ее, когда она подняла свой

перегруженный сэндвич и откусила здоровый кусок от него. Вы могли бы подумать, что

мне уже надоела еда Нового Орлеана, но не в этом случае. Я не мог насытиться

традиционной кухней. Когда я был в хорошем настроении, чтобы оценить что–то, я знал,

что буду достаточно удачлив, попробовав немного хорошей еды.

– Ладно, итак, никаких вопросов о прошлом. Тогда расскажи мне, чем тебе

нравится заниматься в обычную субботу?

Я еще раз откусил свой сэндвич, потом вытер рот бумажной салфеткой, которая

раскрошилась в моих измазанных соусом пальцах.

– Ну, когда я не пытаюсь спорить с твоей подругой в клубе, и не готовлю

представления в Комнате Тулуза, мне нравится проводить время в спортзале, – это

честный ответ. Тратить попросту свою жизнь в своей комнате не казалось тем, что ей

понравиться услышать, и по какой–то причине, я чувствовал, что пытался впечатлить эту

женщину.

– Тренируешься? Серьезно? Тебе не стоило говорить мне об этом. Я могу сама

это сказать.

– Ах, так ты оценила меня, – я ухмыльнулся ей.

– Тяжело не заметить, когда я боюсь, что одна из твоих мышц ткнет мне в глаз,

пока мы едим.

– Тебе бы только повезло, если бы моя мышца ткнула тебе в глаз.

Лайла разглядывала меня, а потом спросила:

– Ты намекаешь на свой член?

Я чуть не подавился сэндвичем от ее наглости и схватился за воду, чтобы

справиться с приступом кашля, который захватил меня. Я должен был ожидать, что она

скажет нечто грубое. Она тусовалась с Голди.

– Ты всегда такая нахалка?

– Ну, да. Какие–то проблемы с этим? – спросила она, пока делала еще один

гигантский укус своего сэндвича.

– Неа, просто хочу знать, чего ожидать.

Она покачала головой и наклонилась, чтобы похлопать меня по ладони.

– Мне жаль такое сообщать, Кейс, но ты никогда не будешь полностью готов,

когда зависаешь со мной. Я непредсказуема.

– Довольно справедливо, – сказал я, откидываясь обратно на своем стуле.

Она продолжила есть в тишине, поглотив сэндвич быстрее меня. Она облизала

свои пальчики, продемонстрировав мне, что именно она может сделать этими

великолепными губами. Мне стало интересно, – какими будут ощущения, когда я завладею

ее губами, почувствую на своем теле, почувствую их на мне.

Я поерзал на своем стуле, когда мои мысли превратились в пошлые.

– У тебя взгляд застекленел. О чем ты думаешь? – спросила она, бросая свою

салфетку на тарелку.

– Как будут ощущаться твои губы на моем теле, – ответил я честно.

Ее брови взлетели.

– И ты еще считаешь меня нахалкой?

– Просто сравнял счет, детка.

– Справедливо. Скажи мне, ты веришь в призраков?

Я мог сказать, что ее вопрос не был сложным, но для меня, он имел двойной

смысл. Я верил в призраков, поскольку сейчас чувствовал себя ходячим призраком по

улицам Нового Орлеана.

– Верю, – ответил я, придерживаясь краткости и понятности. – А ты?

– Думаю, что это целый мир, о котором мы не знаем, и не узнаем о нем, пока не

испустим последний вдох. Это место, где мы можем примириться с тем, что совершили в

жизни, место, где все встречаются, и где твоя самая большая забота – будем ли мы пугать

кого–то сегодня ночью.

– Кого бы ты напугала? – спросил я, мне интересно, кого бы она напугала до

чертиков в загробном мире.

– Разве не очевидно? Я бы замучила до безумия Голди. Она легкая цель. Это

будет слишком весело – пугать ее до чертиков.

Я рассмеялся, незнакомый звук для меня, но образ Голди, пугающейся призрака

Лайлы, был слишком смешным. Голди станет легкой добычей, легче–легкого.

– Твою мать, я должен присоединиться к тебе в этом.

– Хорошо, погружение с акулами, скай–дайвинг или прыжки с тарзанки?

Облегчение пронеслось по мне, когда я понял, что наслаждался ланчем с Лайлой

больше, чем ожидал. Да, она меня привлекала, так, что я отчаянно нуждался оказаться

внутри нее. Я считал ее такой красивой, и сидя здесь, в кафе, с зидеко–музыкой, играющей

фоном, разглядывая ее неземное лицо, я почувствовал эйфорию от ее компании. Я

позволил себе увлечься этим чувством. Это редкость для меня, но я позволил себе это в

тот день.

– Плохо плаваю. Я прыгал с парашютом, что было весело, но прыжки с тарзанки

будут намного захватывающе.

– Подпишусь на плавание с акулами. Эти чудовища просто какие–то зубастые

придурки, которые ведут себя так, будто владеют миром. Я бы показала им парочку

приемчиков.

Я поверил ей.

– А ты слышала о нападениях акул, да?

– И что, не страшно. Легкий удар по шнобелю, и эти уроды вырубятся за две

секунды.

– Откуда ты, черт возьми, взяла такую информацию, – спросил я. – Ты же

знаешь, что тебе придется избегать их ртов, чтобы добраться до носа?

– Ты удивишься моей меткости, – ответила она беспечно. – Сладости или

острое?

– А овощи считаются? – спросил я.

– О, Господи, только не говори мне, что ты один из этих невротичных едоков.

Это поэтому ты возишься с этим сэндвичем? Просто съешь его. Ты поймешь, что это

нормально.

– Да, я прикалываюсь над тобой, – засмеялся я. – А ты как думаешь, какой я,

сладкий или острый?

Лайла изучала меня секунду, прежде чем ответить.

– Я бы сказала пряный. Ты похож на парня, предпочитающего крепкие напитки,

но наслаждаешься пивом иногда, и думаю, ты выберешь чипсы перед печеньем. И еще, я,

правда, очень надеюсь, что ты сладкоежка.

– С чего это? – спросил я.

– Потому что у меня сладкая киска.

Я покачал головой.

– Откуда ты знаешь?

– Мне говорили. К тому же, я слышала, что чего бы ты страстно ни желала – это

противоположность тому, кто ты есть. Поэтому, я надеюсь, что тебе нравится сладкое,

потому что мне нравится соленое, – она подмигнула мне, и я был готов выпрыгнуть из

своих джинс.

Прочистив горло, я поиграл со своим стаканом с водой, пока наблюдал за ней из–

под опущенных ресниц.

– Мне кажется, что твоя теория может оказаться неправильной.

– Есть только единственный способ выяснить это, – сказала она, облизывая свои

губы. – Но у нас есть время для этого. Я хочу знать, какой твой любимый диснеевский

мультик?

Тот факт, что она была способна сменить тему так быстро с секса к Диснею,

было слегка тревожным, но я пошел до конца.

– «Красавица и Чудовище», – ответил я без замирания сердца.

Лайла выглядела искренне шокированной.

– Серьезно? Вау, никогда бы не догадалась.

– Почему? – спросил я.

– Ну, я ожидала бы от такого здоровенного мужика, как ты, что–то вроде «Короля

Льва» или «Алладина», но «Красавица и Чудовище», на самом деле, удивил меня.

– Это классическая история любви, разглядевшая под внешней красотой

человеческую душу.

Она секунду сидела в тишине, а потом скрестила ноги, поза, которую я никогда

не смогу себе позволить.

Она наклонила голову в бок.

– Ну, твою мать, я по уши влюбилась в тебя прямо сейчас, Кейс.

Чувство чертовски взаимное. Проигнорировав ее признание, я спросил.

– А какой твой любимый мультик?

– «Похождения Императора», – ответил она, не раздумывая .

– Это что такое? – переспросил я, не узнавая этот мультик.

– Ты издеваешься? – закричала она, одновременно оперившись руками об стол. –

Да ты не серьезно.

– Никогда не слышал о таком.

Лайла покачала головой от разочарования и подняла руку.

– Счет, пожалуйста! – она встала, подхватила меня и сказала. – Мы собираемся

исправить это.

Официантка принесла наш чек. Я положил немного налички на стол и позволил

Лайле поднять себя на ноги. Она сопроводила меня до выхода из кафе прямо на улицу

Бурбон.

– Куда мы идем? – спросил я, позволяя этой вздорной женщине тащить меня.

– Ко мне. Тебя ждет мультик.

Она просунула руку в мою и прислонилась ко мне, пока мы шли к ее квартире.

Ее волосы развевались с каждым шагом, касаясь меня, посылая тонкий аромат ванили в

мою сторону. Я начинал зависеть ото всего в этой женщине, от ее наглого поведения, от ее

восхитительного тела, от ее сладости. Это охренеть как пугало меня.

***

– Ты такой Кронк! – запротестовала Лайла, ссылаясь на безмозглого, но

мускулистого персонажа из « Похождения Императора». Титры прокручивались по

экрану, пока мы с Лайлой сидели на диване, разговаривая о мультике. Это было весело.

– Я не Кронк, – возразил я.

– Ты похож на Кронка. Как ты может отрицать это?

– Если я Кронк, тогда ты Изма, – ответил я, ссылаясь на злодейку из мультика,

которая была капризной, старой каргой, стремящейся завладеть империей. Должен

признать, что это самый интересный злодей, которого я когда–либо видел.

– Ох, да пошел ты, – Лайла засмеялась, откидывая свою голову назад. – Я не

Изма.

– Если я Кронк, тогда ты определенно Изма.

– Ладно, ты можешь быть спокойным Пача.

Спокойный герой это точно не я. Может, я вообще мужская версия Измы, со злом

текущим в моей крови.

– Эй, – сказала Лайла. – Ты куда уплыл?

– Никуда, – солгал я.

Лайла разглядывала меня подозрительно.

– А если честно? О чем ты думал?

– «Красавица и Чудовище» – лучше, – улыбнулся я.

– Вранье! – сказала Лайла, ударив по дивану. – Это полнейшая чушь.

«Похождения Императора» намного превосходит.

– Очевидно, тебе недостает хорошего вкуса в фильмах, – пошутил я.

– Вау, способ укусить девушку побольнее, – поддразнила она.

– Поверь мне, ты поймешь, если я укушу тебя.

Лайла положила руку на спинку дивана, придвигаясь ещё ближе ко мне.

– Правда?

Ее голос соблазнительный, практически шепот в мое ухо, заманивая меня

наклониться к ней.

– Да, – ответил я, не совсем уверенный, почему не отстраняюсь.

Она погладила мое предплечье. Я посмотрел вниз на ее пальцы, приходящиеся

по моим загорелым рукам, и задался вопросом – куда еще она планировала положить

руки? И молился, чтобы ее пальцы двигались по всему моему телу.

– В тебе есть что–то, Кейс, что–то другое, что–то темное, немного пугающее, но

еще и интригующее меня. Ты не похож на большинство мужчин, с которыми я

сталкивалась.

– Это потому, что большинство мужиков, с которыми ты сталкивалась, исходят

пеной, только и желая раздеть тебя до гола, – ответил я, упоминая ее работу в «Киттен

Касл», старую работу Голди.

– Нет. Ты честный, высказываешь свои мысли, и знаешь, как далеко можешь

зайти, как далеко захочешь зайти.

– Ты говоришь так, будто знаешь меня, – заявил я, нуждаясь подпитаться ее

энергией.

– Нет, не знаю, – она покачала головой. – Но хочу узнать тебя. Ты очаровал меня.

Спокойствие, которое она дарила мне, было ошеломляющим. Я хотел доверится

ей. Я хотел вырвать к черту сердце из груди, положить его на тарелочку, и позволить ей

наблюдать, как он истекает кровью. Я хотел, чтобы она узнала обо всех моих грехах, но

мысль, что она не поймет меня, что не войдет в мое положение, была слишком

подавляющей. Этот день стал самым лучшим, которые были у меня за длительное время, и

если я позволю ей войти, если я даже позволю ей увидеть, как истекает мое сердце, а она

не примет меня, это уничтожит меня. Не будет способа восстановиться после этого.

Поэтому вместо того, чтобы торчать здесь, я сказал:

– Мне, наверное, стоит уйти.

Болезненное выражение на ее лице дало мне понять, что я обидел ее, после ее

признания. Вина омывала меня, но так будет лучше, лучше оборвать все оковы до того, как

произойдет что–то серьезное между нами, до того как она откажет мне.

– Спасибо за мультик, – произнес я неловко, пока вставал.

Пока я направлялся к двери, я слышал тихую поступь Лайлы по неровному,

деревянному полу. Ее тепло притягивало меня, практически рвануло меня в

противоположном направлении, но я отказал себе в удовольствии повернуться. Я не мог. Я

не мог снова увидеть боль в ее глазах.

– Подожди, – сказала Лайла, схватив меня за руку. Она развернула меня и

оттолкнула от двери. Она встала на цыпочки и прислонилась ко мне, все еще удерживая

мою руку рядом со своим бедром. – Я не понимаю тебя, Кейс. Я не понимаю, что

случилось с тобой в прошлом, отчего ты такой тихий, такой обособленный, но ты мне

нравишься. Я хочу посмотреть, куда это приведет, и я знаю, ты чувствуешь то же самое. Я

вижу это в твоих глазах.

Крепко закрыв свои глаза, я прислонился головой к двери и попытался найти

мужества и попрощаться, проложить расстояние между нами, но я ничего не нашел. Я

бесхребетный.

– Ты не должен ничего говорить, – уговаривала Лайла. – Просто знай, что когда

будешь готов – я здесь,– она погладила мою челюсть и опустила подбородок вниз, где ее

губы прижались к моим.

Все мое херово тело растворилось в ней, и я крепко вцепился в ее бедра,

притягивая ближе, чтобы мог почувствовать каждый изгиб ее тела. Ее мягкие губы

скользили по моими, пока я не раскрыл свой рот и не лизнул стык ее губ, умоляя впустить

меня.

Она сдалась со стоном и приоткрыла рот. Я перекатил ее так, что она оказалась у

двери вместо меня. Своими бедрами, вжимающимися в нее, я приковал ее к стене и провел

руками вверх в опасной близости от ее груди. Ее руки нашли петли ремня на моих

джинсах и притянули меня ближе.

Низкий стон покинул ее горло, затуманивая мой разум, подбадривая меня

двигаться дальше, по–настоящему исследовать ее тело, но тоненький голосок в

подсознании препятствовал мне.

Я знал, что мне нужно отойти. Вина за то, что я наделал в прошлом, остановила

меня. Я не заслуживал ее нежности, ее доброты, ее сексуальности.

Раздосадованный оболочкой жизни, которая осталась от меня, я отстранился и

прижался руками к двери, обрамляя ее лицо. Ее губы припухли, а глаза застеклененли от

жара, пылающего между нами. Он выглядела настолько сексапильно, что пришлось

задействовать в себе все, чтобы не взять ее у двери.

– Я должен идти, – произнес я нежно, опуская голову, чтобы она не заметила

желания в моих глазах.

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Не усложняй, Лайла.

– Как это я усложняю, когда ты тот, кто уходит?

– Ты не знаешь меня, Лайла. Дохрена дерьма тащится за мной, и я не позволю

тебе связываться с этим, – я глубоко вдыхаю и встречаюсь с ней глазами. – Спасибо за

один из лучших дней, каких у меня не было очень давно.

Сжимая ее подбородок, я оставил нежный поцелуй на ее губах, потом аккуратно

отодвинул ее в сторону, чтобы выпустить себя из квартиры. Каждый шаг, которым я

прокладывал расстояние между мной и Лайлой, отдавался болью, но я знал, что все делал

правильно.

Лайла была такой женщиной, которая находилась рядом, которая могла

уничтожить мужчину одним только взглядом, и если я впущу ее, если позволю пройти

сквозь свои стены, я понимал, что она разрушит меня к чертям собачьим. Пускай я и живу

в боли и сожалении, я не готов подвергнуть себя сокрушительному удару, который она

нанесет по мне, если уйдет. Это тот вид боли, от которого я понимал, не смогу оправиться.

Глава 27.

Мое настоящее…

Общественный центр затих. Свет был выключен, кроме единственного, который

освещал скамейку в «Туманной комнате», и над единственной боксерской грушей. Все

девочки ушли, и я остался один, чтобы закрыть все.

День тянулся, трепет от обучения боксу других людей был украден в ту минуту,

как Мэделин присоединилась к тренировке.

Нет, так чертовски неправильно говорить. Я не должен обвинять невинную

девочку в лишении чего–то меня. Она не сделала ничего плохого. Это только моя хренова

вина поедала меня изнутри.

Я думал, что боль медленно угаснет, что ходить по этой земле будет легче через

несколько лет, но увидев Мэделин, смотрящую в глаза Линды, – это хренов перебор.

Я расположился на скамейке, моя голова в моих руках, а локти отдыхают на

ногах. Я был в растерянности, вероятно, в самой низкой точке своей жизни. Впервые за

всю жизнь, я, правда, чувствовал себя на распутье. Когда я замахнулся последним ударом

в Маршалла, у меня на самом деле не было вариантов, потому что Джетт так отчаянно

пытался удержать меня рядом, но теперь у него есть Голди. Для меня нет настоящей

причины больше торчать здесь.

У меня были обязательства в «Справедливости», оставаться здесь и помогать

центру преуспевать, но чем я на самом деле мог помочь? Я пустой, безжизненный, я

никому не помогу.

Пришло время перемен.

Тихий стук прозвенел в тихом помещении, напугав меня на секунду. Линда

стояла в дверном проеме, цепляясь за свою сумочку. Глубоко вдохнув, я встал и спросил:

– Здравствуй, Линда. Мэделин забыла что–то?

– Нет, – сказала она, нервно оглядываясь. – Эм, у тебя есть минутка поговорить?

– Да, – произнес я с опаской. Нервное напряжение, исходившее от не затягивало

меня петлей.

С близко прижатой сумочкой к своему телу, она подошла ко мне, заметно дрожа.

Рука, удерживающая лямку, тряслась на ее плече, и она сканировала помещение, будто

проверяла – не выпрыгнет ли кто–то из–за угла.

– Ты в порядке? – спросил я, чувствуя, как покалывание поползло по задней

части моей шеи. Что такого важного в ее сумке, что она так вцепилась в нее?

– Это был ты, да?

Мой желудок опустился, пульс ускорился, и мне внезапно стало плохо.

– О чем ты говоришь? – спросил я, потея.

– Ты, тот мужчина из бара, мужчина, который убил моего мужа.

Я чувствовал, как моя кожа побелела, мое дыхание возрастало до бешенного

ритма, а тело полностью онемело. Я физически не мог ответить.

– Ты не должен ни в чем признаваться. Я видела это по твоему лицу, – ее руки

продолжали трястись, когда слеза стекла вниз по ее щеке. – Я знала, что это ты. По началу,

я не знала этого. Я понятия не имела, кто убил моего мужа, но я заметила кого–то,

напоминающего тебя, на похоронах, и у меня появилось предчувствие. А потом на день

рождения Мэделин и Рождество, я заметила, как ты подкладывал подарки на наш порог

для Мэделин. Ты думал, что был незаметным, но я знала, что это ты. В ту минуту, как я

услышала о «Справедливости» и занятиях, которые ты предлагал, я поняла, то должна

встретиться.

Тревожные звоночки звучали у меня в голове. Я отступил назад и врезался в

скамейку. Линда выглядела плохо. Она выглядела так, будто болела, будто не могла

поверить, что делала что–то выходящее из ее стихии.

– Линда…

– Нет, пожалуйста, молчи, – она подняла руку вверх. Она потянулась к своей

сумочке, и я почувствовал, что шокирован. Я ждал этого момента, моего последнего

вздоха, но я не хотел, чтобы моя жизнь заканчивалась. Я не хотел, чтобы это была моя

последняя минута в этой жизни.

Как в замедленной съемке я наблюдал, как Линда вытащила что–то из своей

сумки, и вздрогнул, когда она направила это на меня.

– Возьми их, – сказала она, пихая мне то, что было в ее руке.

Мое зрение размыло, пока я пытался понять, что она протягивала мне. Я

посмотрел вниз и увидел стопку из плотной бумаги. При ближайшем рассмотрении, я

заметил отметки цветными карандашами вдоль нее детским почерком.

– Возьми их, Кейс, – повторилась Линда.

Поддавшись ее просьбе, я схватил сложенные кусочки у нее, а потом сел на

скамейку. Она села рядом со мной, все еще дрожа, но впустив свою сумочку.

Расслабившись от того, что она здесь не для того, чтобы забрать мою жизнь, я начал

разбирать бумаги.

Цвета, начиная от розового, синего и до зеленого, были разбросаны по плотной

бумаге и каждая была адресована «Дорогому мистеру».

Это самодельные открытки Мэделин.

– Что это? – мое зрение начало размываться от слез, которые затуманивали мои

глаза.

– Это благодарственные записки от Мэделин. Она написала их за каждый

подарок, что ты сделал для нее. Она отдавала их мне, чтобы я отправила почтой человеку,

который делал ей такие драгоценные подарки. Пришло время тебе их прочесть.

Я пережал переносицу, мои глаза жгло от сдерживаемых эмоций. Я открыл

открытки и прочитал то, что внутри.

Дорогой Мистер, спасибо за маленькую, сиреневую фигурку лошади. Я назвала

его Клайд. Я люблю его.

Дорогой Мистер, мне нравится сумочка. Спасибо.

Дорогой Мистер, печь с мамой весело. Спасибо за фартук.

Дорогой Мистер, мне нравится футболка. Она большая, но мама говорит, что я

подрасту.

Дорогой Мистер, магниты классные. Мне нравится вешать что–нибудь на

холодильник, спасибо.

Дорогой Мистер, жаль, что не могу поблагодарить вас лично. Мне нравится

ожерелье. Оно такое красивое.

Там были сотни открыток, но последняя, которую я прочитал, позволила слезам,

которые затуманили мое зрение, наконец–то пролиться. Я отложил открытки в сторону,

чтобы не замочить их, положил голову на руки и позволил эмоциям завладеть мной.

Линда ласково положила руку на мою спину, нежно растирая ее, как любая мать.

Я никогда не плакал по–настоящему, никогда не позволял себе переживать столько

эмоций, но в данный момент, я не мог заблокировать их. Они поразили меня все разом.

Стыд, злость и сожаление отправили меня в водоворот уныния. Я не хотел этих

открыток. Я не мог оправдать владение ими, не после того что забрал у Мэделин. Я мог бы

подарить ей все в этом мире, кроме единственного, что она заслуживала: отца.

– Прости, Линда. Мне так чертовски жаль.

– За что ты извиняешься? – спросила она, все еще растирая мою спину.

Я посмотрел на нее, будто она выжила из ума. Я отстранился и провел тыльной

стороной ладони по пропитанным слезами щекам.

– За что я извиняюсь? Ты только что сказала, что знаешь, что я убил твоего

мужа, и вот я здесь, живу совершенно нормальной жизнью. Я должен гнить в чертовой

тюрьме прямо сейчас. Почему ты не вызвала копов?

– Кейс, зачем мне вызывать полицию? Ты защитил нас.

Растерянный, я сел и спросил:

– О чем ты говоришь?

Линда снова полезла в свою сумку и вытащила тонкий, кожаный альбом. Она

протянула его мне и кивнула, чтобы я открыл его. Заинтересованный, я открыл страницу и

встретился с жуткими фотографиями Линды, избитой и израненной до такой степени, что

была практически неузнаваема. Желчь поднялась в моем горле, когда я продолжил

переворачивать страницы. Лист за листом, там были снимки Линды с синяками, ожогами и

порезами.

– Зачем ты показываешь это мне? – спросил я.

– Он издевался над нами, Кейс. Он был вспыльчивым и мог прийти домой и

сорваться на мне. В ночь его убийства, он впервые ударил Мэделин. Эти снимки тоже

после той ночи. Он оставил меня почти мертвой на полу и ушел в бар. У меня ничего не

было, ни семьи, ни друзей, чтобы поддержать меня, потому что они не могли понять,

почему я оставалась с Маршаллом. Они знали, что он делал со мной. Но я оставалась с

ним, потому что думала, что может, лишь только может, он изменится, но этого не

происходило. Его удары стали жестче, порезы – глубже, а словесные оскорбления сильнее.

Моя чертова голова кружилась от осознания того, что Маршалл Дункан не такой

уж идеальный отец, каким я нарисовал его у себя в голове. Человек, которого я создал, был