Я не могу спать после своих кошмаров, поэтому включаю лампу, чтобы не заснуть. Во всяком случае, в этот раз мне не пришлось просыпаться от крика мамы. Этот кошмар был другой. Кендра Грин вела машину, не Калеб. Во всех других кошмарах Калеб был за рулем машины, которая сбила меня.
Мне кажется, это потому что я видела Кендру и Калеба разговаривающими в кафетерии вчера. Он не видел меня, потому что я сидела прямо возле двери, чтобы можно было уйти, как только я закончу есть.
Кафетерий странное место. Самых популярных можно заметить сразу. Они громко и много смеются. Обычные люди сидят со своими собственными друзьями, совершенно отдельно от обеденных столиков самых популярных.
Я была популярной. Большинство спортсменов в Раю популярные. Но сейчас я одиночка, которая даже не общается с обычными людьми, даже с самыми ничтожными из них.
Одиночки сидят сами по себе, разбросанные по всей столовой. Они едят в одиночестве, затем быстро уходят.
Я никогда не знала, куда уходят одиночки: они просто исчезали во время обеденного перерыва. Но теперь, когда я одиночка, мне известно их тайное место.
Школьная библиотека. Это их таинственное место, куда они могут пойти, чтобы их не видели.
Калеб не боится внимания. Вчера он пошел прямо в кафетерий, голова была высоко поднята, словно бы он сам был Мистером Майером. Затем он подошел прямо к Кендре Грин и сказал что-то, что заставило ее улыбнуться. Я клянусь, что все в комнате молчали, наблюдая за их воссоединением. Знает ли он, что Брайэн и Кедра встречаются? То, как Калеб уставился на ее задницу, когда она уходила, заставило меня подумать, что он не обращал внимания на то, что происходит, потому что был в тюрьме. Некоторые вещи не меняются.
Я отдёргиваю шторы с окна и смотрю на окно Калеба. На часах чуть больше трех утра. Вероятно, он спит беззаботно, словно младенец.
Но нет. Свет включен, и я вижу его силуэт, измеряющий шагами комнату.
Я задергиваю шторы, выключаю свет и спешу обратно в кровать. Я не могу приняться за старые привычки, только не сейчас, после всего, что произошло.
Реальность такова, что я была влюблена в Калеба с первого класса.
У него была привычка дразнит меня и Лию, когда мы играли со своими куклами Барби и одевали их в костюмы. Но когда нам нужен был мальчик для роли в нашем шоу, мы всегда могли заставить его играть с нами. И если мы делали балет-шоу, мы могли рассчитывать на то, что он будет членом аудитории, когда мы делаем па и балетные приседания перед ним, а наши сердца буквально выпрыгивают из груди.
Но время, когда я по уши влюбилась в Калеба Бекера наступило в шестом классе, когда он взял вину на себя за сломанную мной керамическую статую его матери, которая досталась ей от великой-превеликой-прабабушки, а ей от бывшего президента США.
Лия готовилась наверху, а я ждала в гостиной. Мы собирались поиграть в теннис в парке. Калеб удивил меня, пролетев по лестнице со световым мечем из Звездных войн в руках, размахивая им по сторонам. Я засмеялась и подняла свою ракетку, как оружие против него. Он стал наступать на меня с саблей, а я повела своей ракеткой, чтобы блокировать удар. Я рассчитывала на остановку его меча, а не на битье керамического бюста на комоде его матери.
Его мать услышала грохот и прибежала. Калеб сказал, что это его вина, он играл с саблей. Он никогда не говорил, что на самом деле это я разбила статую; он даже не называл меня своей соучастницей. Я была слишком напугана в тот момент, чтобы сказать правду, даже когда я узнала, что он был наказан на месяц. Неосознанно, он стал моим героем.
После этого, я привыкла смотреть на Калеба через свое окно, когда он играл в мяч со своими друзьями или же проводил встречи Бой Скаутов в своем доме. Когда мы были в седьмом классе он начал косить газон, слушая музыку. Я вряд ли бы смогла сосредоточиться на своей домашней работе, когда смотрела за его маневрированием и возвращением обратно через весь газон с косилкой, его мускулы собирались под футболкой, когда он поднимал с земли крошечную травку и совал в мешок.
Иногда он замечал мой взгляд и махал мне. Иногда я для пробы махала в ответ, но затем задергивала шторы и держала их плотно закрытыми в течение недели, так что он никогда не знал, что я на самом деле чувствую к нему. В другой раз я претворилась, что не вижу его, хотя, полагаю, он знал, что я подглядываю.
Калеб никогда не намекал на то, что я ему нравлюсь больше, чем друг. Он просто был дружелюбен со мной. А я просто продолжала надеяться, что в один прекрасный день он увидит меня, как девушку, а не как противную подружку его сестры-близнеца.
У него были подружки на протяжении многих лет, но никогда он не был серьёзен в отношении них. До появления Кендры.
Они начали встречаться в начале девятого класса. Кендра тусовалась в его доме каждый день после школы; они были неразлучны с самого начала. Каждый раз, когда я случайно смотрела в окно и обнаруживала их в тесных объятиях, мое сердце, полное надежд, понемногу распадалось на меленькие кусочки.
Тогда и уехал мой отец. И вот тогда я, отчаянно ждала отца и Калеба, чтобы они полюбили меня так, как любила я их.
Что я могла сделать, чтобы те, кого я любила, любили меня в ответ? Единственное в чем я была хороша - это теннис. Таким образом я тренировалась и играла, и бросала вызов сама себе на протяжении всего лета между девятым и десятым классом. Наверное, поскольку Калеб узнал, что я была единственное десятиклассницей в школьной спортивной команде, он заметил меня. При этом я отправляла своему папе статьи из местной газеты о мои успехах, никогда не забывая добавить поставленные задачи тренера по теннису, которые я выполню в чемпионате штата Иллинойса в октябре.
Это был сезон, когда мой отец не видел мою игру.
Это также был сезон, когда Калеб потерял девственность с Кендрой.
Однажды, только однажды, я видела их секс под одеялом во дворе. Я никогда никому не говорила, хотя я могла бы поклясться, Калеб смотрел на мое окно и знал, что я наблюдаю.
Они никогда ничего не говорил мне об этом. А я никогда не говорила Лие. Она была бы так или иначе шокирована. В самом деле, после этого я чувствовала такой стыд, что перестала подсматривать за Калебом.
Я продолжаю прокручивать ночь аварии в своей голове. Разговор с Калебом до аварии и истории, которые я слышала позже.
Он, конечно, был пьян; полицейские, которые арестовали его, проверили его на алкоголь, сразу же после этого он признался, что сбил меня своей машиной. Но был ли он так пьян, что не знал о том, что делает?
Так что если он ненавидит то, что я сказала ему той ночью, то пусть знает, что это была правда. Его девушка обманывала его.
- Ты лжешь. - Сказал он мне той ночью.
Я была настроена не дать ему уйти, перед тем как сказать ему:
- Я не лгу, Калеб. Клянусь, что видела её с другим парнем.
Я не добавила, что другой парень был его лучшим другом.
Он схватил меня за плечи так сильно, что я вздрогнула от боли. Калеб никогда не клал руку на меня раньше. От его грубого прикосновение, слезы покатились по моему лицу.
- Я люблю тебя, - сказала я ему, - Я всегда любила тебя, - Я дала моему страху правды и моей любви к Калебу выход в ту ночь, - Открой свои глаза, Калеб. Кендра делает из тебя дурака.
Он убрал свои руки от меня, как будто я была охвачена пламенем, и он мог обжечься. Тогда он произнес слова, которые я никогда не забуду.
-Ты не понимаешь, Мэгги, не правда ли? Ты и я - этого никогда не произойдет. Теперь перестань лгать о моей девушке, пока у тебя не появились неприятности.
Это предупреждение повторяется эхом в моей голове с того дня и до сих пор. Логическая часть меня понимает: что это был несчастный случай. Конечно, он не хотел терять контроль над машиной. Но в темных уголках моего сознания есть маленькие мучительные сомнения, которые возникают время от времени.
Наконец, я засыпаю, но это не спокойное забытье, потому что мои сны тревожит то обстоятельство, что мне не удастся избежать Рая и уехать куда-нибудь подальше, где прошлое не сможет догнать меня.
На следующий день, после школы, я выхожу из автобуса и иду домой, где меня ждет сообщение от миссис Рейнолдс, пожилой женщины, которую встретила вчера. Она оставила свой номер и сказала мне позвонить, когда я приду домой. Когда я перезвонила ей, она сказала, что хочет взять у меня интервью насчет внеклассной работы… Как у ее собеседника.
- Вы серьезно? - спросила я.
- Я могу заключить сделку с тобой, которая даст тебе шанс отправиться в Испанию, - сказала она, полностью ломая мое сопротивление.
- Можете ли вы приехать ко мне домой в Хамптон, где мы сможет поговорить?
Я настолько быстро насколько могу переставлять ноги, мчусь на автобусную остановку и влетаю в автобус до Хамптона. Это не далеко, всего в пятнадцати минутах езды от Рая. Все это время я думаю о сделке, которую Миссис Рейнолдс хочет предложить мне. Что делают компаньоны? Играют в шашки и слушают разговоры о старых временах?
Это не может быть таким уж и сложным. Я смогу сделать это даже с никудышной ногой. Видения рисуют в моей голове старую леди, чай, сэндвичи и лимонад, в то время как мы сидим и пускаемся в разговоры по самому разному поводу.
У нас с Лией была привычка болтать целыми часами о пустяках или же о чем-то важном. Я знаю, разговор со старой леди не может быть таким же, как с давнем лучшем другом, но, думаю, будет круто.
Я звоню в дверь дома миссис Рейнолд и она встречает меня с улыбкой.
- Заходи, Маргарет. Я невозмутимо сижу на ее дорогом диване, кремового цвета, пытаясь создать хорошее впечатление.
“Мэгги, забудь о прошлом и сосредоточься на будущем, - сказала я себе”.
У миссис Рейонолд яркие, полные сил, зеленые глаза, которые не поддаются старости и взывают к ней отношение, ничем не отличающееся от отношения к старшеклассницам из отряда-с-помпонами.
- Вы думаете работать на такую старую леди, как я, Маргарет, но сможете ли вы в итоге поехать в Испанию?
- Помимо денег на эту поездку, мне еще нужны деньги на обучение в следующем семестре, - говорю я, держа свои руки на коленях и стараясь не вертеться, - Я считаю, что можно многому научиться от людей с большим опытом по части этой жизни.
Я в самом деле слышала фырканье миссис Рейонолд?
-Ты имеешь в виду стариков? - резко отвечает она.
Я прикусываю язык.
- Ум, я имела в виду, хм…
- Прими это от кого-то с жизненным опытом. Не говори намеками, этим только попусту теряешь время. Ты умеешь готовить?
Макароны и сыр считаются за готовку?
- Да.
- Играешь в джин?
- Да.
- Много говоришь?
Ее вопрос застает меня врасплох.
- Простите?
- Ну, ты говоришь просто, чтобы услышать свой голос, или молчишь, пока, у тебе нет чего-нибудь интересного, чтобы сказать.
- Последнее, - отвечаю я.
- Хорошо. Я не люблю бессмысленную болтовню.
- Я тоже.
Вот вам и не говори намеками.
- Я ожидаю тебя здесь с трех тридцати до семи часов по будним дням и несколько часов на выходных. У тебе будет часовой перерыв, чтобы ты могла делать домашнюю работу.
- Означает ли это, что меня наняли? - спрашиваю я.
- Видимо так. Я буду давать тебе полторы тысячи долларов в месяц, достаточно чтобы платить за обучение, в котором ты нуждаешься. Ты можешь начинать после школы в понедельник.
Ничего себе. Намного больше, чем бы я зарабатывала, работая в другом месте.
- Это слишком много, - признаюсь я, - Вы могли бы нанять кого-нибудь за гораздо меньшие деньги.
- Возможно. Но ты же хочешь поехать в Испанию, не так ли?
- Конечно, но…
- Никаких но. Но может быть классифицирована как бессмысленная болтовня.
Я хочу поцеловать и обнять эту женщину, и поблагодарить её тысячу раз. Но по-моему, она не входит в тип женщин, любящих обниматься и целоваться. И если я поблагодарю её тысячу раз, мне кажется, она получит аневризму от количества бессмысленной болтовни.
Миссис Рейонолд стоит, опираясь на свою трость, чтобы не упасть. Это напоминает мне, чтобы я добавила: -Я хромаю.
Вместо того чтобы спрашивать меня об этом, женщина просто говорит:
- Я тоже хромаю, как и большинство моих друзей. По крайней мере, те, кто не умерли. Пока ты не жалуешься на свою хромоту, я не буду жаловаться на мою.
И это, если в это вообще возможно поверить, было концом моего интервью.