Полет души

2

Бретт мчался по узкой дороге, направляясь к «Шеффилдс ранчо». Шорты, впитавшие влагу из плавок, прилипали к телу. Ранчо находилось примерно в пятнадцати милях хорошей — точнее сумасшедшей — езды от парка. Оно располагалось в стороне от туристических маршрутов и туристического интереса, за что Бретт не уставал благодарить судьбу.

Владельцы, старые добрые друзья Бретта, предоставили в его распоряжение поместье и прилегающую лагуну. Но земля ему была не нужна — ни цветущие сады, ни пышные деревья. Ему нужен был кусочек лазурной воды, где бы он мог пробудить в Найси навыки, заложенные природой.

Бретт скользнул взглядом по большому импозантному дому из белого камня и понесся дальше: к деревянному лодочному сараю, взгромоздившемуся над водой. Его-то Бретт и приспособил под свое жилье.

Торопливо убегала из-под колес серая лента дороги, ветер свистел в ушах, но Бретт ничего не замечал, ничего не слышал. Перед его глазами стояла Джун Росс. Блестящие золотисто-рыжие волосы, прилипшие к мокрым щекам, большие карие, нет, скорее зеленовато-карие глаза. Он улыбнулся, вспомнив ужас, исказивший лицо девушки, когда она оказалась в воде.

Все еще улыбаясь, Бретт затормозил, слез с мопеда и по дощатому настилу зашагал к лодочному сараю.

А как вспыхнули ее щеки, когда он обвинил ее в небрежном отношении к Найси! Он знал, что она совершенно ни при чем, но ему хотелось смутить ее и… заставить поскорее уйти.

Очень нужно, чтобы женщины вертелись вокруг него, путались под ногами! Особенно такие, как эта. Модный костюмчик, дорогие украшения — да от нее так и разит деньгами! Он не заметил обручального кольца на ее руке. Впрочем, что за ерунда ему лезет в голову? Какая разница, есть у нее кольцо или нет? Таких, как он, подобные леди просто не замечают. К тому же Джун вообще не та женщина, с которой ему хотелось бы завязать какие-нибудь отношения, пусть самые легкие, необременительные. Так что нечего о ней и думать.

Но он думал.

Бретт прошел в заднюю часть лодочного сарая, сбросил с себя одежду и плавки и встал под душ. Отсюда он мог видеть океан, над которым уже розовели облака, на горизонте сбивающиеся в яркую объемную массу. Втирая шампунь в волосы, Бретт стал думать о том, что ему предстоит сделать завтра. Конечно, прежде всего нужно заняться дельфином, потом…

И тут его мысли снова обратились к Джун. В чем дело? Что с ним такое? Не такая уж она красавица. Хотя, без сомнения, хорошенькая. Овальное лицо и густые ресницы. Полная грудь, обтянутая мокрой блузкой, соски просвечивают даже сквозь бюстгальтер. А губы такие, что просто не могут не вызвать у мужчины фривольные мысли. Изящная, с тонкой талией, как будто созданная для его рук, — когда он держал ее.

Забудь о талии и о женщине, которой она принадлежит! — приказал себе Бретт. Вспомни лучше о том, что тебе тридцать шесть — пора несбыточных мечтаний давно миновала.

Да, у него бывали интрижки с женщинами, которых порой заносило сюда откуда-нибудь из центральной части материка — «ощутить дыхание океана». Не обходили его вниманием и местные красавицы, хотя ни одной из них он не давал к тому особого повода. Но Джун — сразу видно — очень независимая, самонадеянная девица, явно не его круга и к тому же… помми, подумал Бретт с той легкой усмешкой, с которой австралийцы частенько говорят об англичанах. Он — и эта девушка! Смешно.

Где-то поблизости закричала чайка. Эти создания природы были его единственными друзьями. Бретт давно обнаружил, что ему, оказывается, несравненно легче уживаться с ними, чем с людьми. И куда легче понимать их, чем людей.

В перечень его привязанностей женщины не входили. Потому что Бретт твердо знал: ему никогда не найти той, которая согласилась бы разделить его предназначение — спасать дельфинов. Ни одна из них не пожертвует своей спокойной, тем более обеспеченной, жизнью ради этой миссии.

Бретт вырос в атмосфере, где не было места жалости и состраданию. Мать он не помнил: она умерла, когда ему не исполнилось и двух лет. Отец обожал гонки и пиво. На первом он просадил все их деньги, на втором — печень, а позднее и жизнь. Единственным увлечением Бретта с самого раннего возраста было море и все, что его населяет. Может быть, потому, что это как нельзя лучше соответствовало постоянному одиночеству его души. Так уж сложилась его жизнь, и менять теперь что-либо просто глупо.

После душа Бретт с удовольствием растянулся в шезлонге. Он здорово вымотался за сегодняшний день и с удовольствием предался приятному безделью. Но ровно через десять минут он снова был на ногах: им овладело непривычное беспокойство. Бретт отправился на пляж прикинуть, где он устроит выгородку для Найси, как обнесет ее сетью, и пусть дельфин плавает там. Плавает и готовится к самостоятельной жизни, к которой он, Бретт, укажет ему путь.

Когда стемнело, Бретт отправился в паб. Кружка хорошего пива, рассудил он, промоет не только горло, но и мозги, из которых никак не хотел уходить совершенно ненужный ему образ.

Джун, понаблюдав немного за Найси, вернулась в контору, где оставила свой багаж. Она переоделась в сухую одежду и, выглянула в окно в поисках Робина. Он поливал из шланга дорожки. Джун окликнула его и пригласила к себе.

— Значит, вы так и не прогнали этого плохого парня? — спросил он, остановившись в дверях.

— Нет. И не стану его прогонять.

Робин покивал.

— Ну да, ну да. Я видел, как вы смотрели на него. Какая жалость! Вы наша единственная надежда, и на тебе — влюбилась в плохого парня.

— О чем это вы говорите?! — возмутилась Джун.

Подумать только: она всего-то раз или два взглянула на злополучного защитника прав дельфинов, а Робин уже решил, что тот околдовал ее!

— Ваш отец ни за что бы так не поступил, — продолжал гнуть свое Робин.

— А как бы поступил мой отец? — с вызовом осведомилась Джун.

— Он вышвырнул бы пинком этого нахала, который хочет украсть нашу рыбу!

— Дельфин — не рыба, — машинально поправила Джун.

— Ну вот, теперь и вы говорите, как этот вор.

Джун глубоко вздохнула. Будь они сейчас в ее кабинете в Реддинге, она не потерпела бы подобного нарушения субординации.

— У этого нахала, кстати, его зовут Бретт Килмер, есть специальное разрешение от властей. Разве он вам не показывал бумагу?

— Подумаешь — разрешение! Наверное, отвел чинушам глаза хорошими деньжатами, вот и все.

Джун поняла, что дальше эту тему лучше не развивать, и попросила Робина показать ей бухгалтерские книги.

Ее интересовало, были ли у отца какие-нибудь способности к бизнесу. Мать Джун всегда считала его безответственным, ни к чему не пригодным человеком. Никудышником, как она говорила. Джун не потребовалось и двух часов, чтобы понять, почему у ее отца было всего два работника. Дела его обстояли хуже некуда.

Джун подперла рукой щеку и, лениво оглядывая помещение конторы, задумалась о дальнейших своих шагах. Ее внимание привлекла небольшая фотография на одной из полок. Джун подошла к полке и взяла в руки запыленную рамочку: ей улыбалось собственное младенческое личико. Оказывается, отец, этот «никудышник», этот «эгоист», не забыл ее! Острое лезвие боли пронзило ее до самого позвоночника.

— Миз Джун, — напомнил о себе снова возникший на пороге Робин, — я сейчас ухожу. Хотите, чтоб я показал вам, где жил Большой Босс?

— Да, пожалуйста, — встрепенулась Джун.

Робин повез ее вглубь побережья, по петляющей дороге, которая явно требовала ремонта и внимания дорожной полиции: ни разметки, ни указателей, ни фонарей.

— Богатые покупают самые красивые участки и живут здесь всего-то несколько недель в год, — сказал он, махнув рукой направо, в сторону океана. — А вот тут живут другие. — Он махнул рукой влево.

И действительно, строения, тянувшиеся по левую сторону дороги, по-видимому, принадлежали людям более умеренного достатка.

Джун снова перевела взгляд направо и мельком отметила широкий въезд в усадьбу с надписью крупными буквами: «Шеффилдс ранчо».

Вскоре Робин остановился у светло-желтого трехэтажного здания с длинными белыми балконами.

У отца была однокомнатная квартира, вся прокаленная солнцем, — не продохнуть. Джун немедленно включила кондиционер, вмонтированный над окном. Дышать стало легче, но не намного. Кондиционер был старый, как и все в этой квартире.

Она упаковывала скудные пожитки отца и почти сожалела о том, что решила остаться в этом неуютном, заброшенном пристанище одинокого человека.

Джун надеялась найти здесь хоть какие-нибудь следы, сложить — пусть выборочно, кусками — мозаику жизни отца, но ничего не складывалось. Вдоль одной стены тянулись полки, забитые какими-то насосами, непонятными ёмкостями, которые он, должно быть, собирался когда-нибудь использовать. Мебель, в самом необходимом количестве, была старая, хотя и выглядела опрятно.

Попалась Джун и стопка старых карт Восточного побережья с многочисленными пометками. Она водила пальцем по маленьким аккуратным надписям, сделанным отцом, и думала о том, как, должно быть, много говорили его сердцу эти карты. Наверное, он очень любил все, связанное с жизнью моря.

Было уже около девяти, когда Джун опустилась наконец на старую коричневую тахту. Ее нога уперлась в ящик кофейного столика. Из чистого любопытства она наклонилась и выдвинула его. Там лежала куча пожелтевших газетных вырезок. Джун мгновенно пробежала их глазами, и ее сердце сжалось от мучительной боли. Это была вся ее жизнь, втиснутая в коротенькие газетные строчки: окончание колледжа, замужество, открытие дистрибьютерской фирмы…

Отец следил за ее жизнью. Джун не знала, плакать ей или смеяться. Какая нелепость! Если он знал, например, о ее замужестве, то почему не написал? Но о разводе, слава Богу, он узнать не успел.

Ей захотелось немедленно уйти из этого стесняющего ее пространства, глотнуть свежего океанского воздуха и все хорошенько обдумать. Робин говорил, что местность здесь спокойная. Джун положила в кошелек немного денег и вышла в звездную, отдыхающую от дневного зноя ночь.

Она зашагала вдоль прибрежной полосы, направляясь к пабу, о котором Робин сказал: «лучше тех ребрышек, что у Джека, нет во всем мире, хоть Австралию я и не покидал».

Вскоре Джун уже стояла перед входом в паб, терзаемая потрясающим запахом специй и жарившегося мяса. Волны многоголосого гомона, смеха, громкого барабанного стаккато устремились ей навстречу. Она помедлила, стараясь определить клиентуру этого заведения и оценить его общий вид. Нечто вроде большого деревянного шалаша. Музыка непонятно какого стиля. Гирлянды красных, синих, желтых лампочек, протянутые над входом. Ее бывший муж был бы потрясен, узнай он, что Джун собирается войти в такой вертеп.

Но она вошла.

Это место еще не успело стать прибежищем вездесущих туристов, поэтому атмосфера здесь царила самая что ни на есть дружеская.

Направо от входа тянулась длинная стойка, за которой стоял бармен и рассказывал что-то веселое, помогая своему рассказу мимикой и жестами. Люди, сидящие перед ним, дружно смеялись.

Ну же, рискни, сказала себе Джун. Ты же всегда мечтала о приключениях, о новых впечатлениях. Иначе зачем бы ты примчалась сюда, за тридевять земель?

Джун подошла к стойке и уселась на ближайший свободный табурет. Хорошо хоть она догадалась в последний момент бросить в чемодан шорты и простенький, по крайней мере с виду, приталенный жакетик. Сейчас они ей очень пригодились.

Бармен махнул перед ней красной салфеткой.

— Чего желаете, мисс?

Опять «мисс»! Что они тут — не знают другого обращения? Но мимолетное возмущение тут же вытеснила другая мысль: до чего же узок ее мирок, в котором четко регламентировано все, даже формы обращения! Попробовал бы кто-нибудь в том, ее мирке обратиться к ней «мисс Джун»!

— Мятный ликер, пожалуйста, — улыбнувшись, сказала она.

— Ну и ну, неужели сама миз Джун пришла пообщаться с местным народцем?!

При звуках этого голоса ее сердце гулко ухнуло, но Джун приписала это исключительно удивлению, вызванному неожиданным обращением, и повернулась к мужчине слева от себя.

Джун нарочито медленным взглядом оглядела вьющиеся волосы, легкую рубашку с короткими рукавами и потертые джинсовые шорты, надеясь при этом, что она сумела скрыть чувства, которые вызвало у нее это обозрение.

— Так вот, значит, как вы выглядите в одежде…

Именно в этот момент бармен принес выпивку.

— А, так вы уже знакомы? — И он многозначительно подмигнул Бретту.

По лицу Джун пошли красные пятна.

— Я вовсе не это имела в виду. Он был в бассейне, поэтому…

Но бармен махнул рукой.

— Не волнуйтесь, мисс. Синий океан и темное небо во многих пробуждают животные инстинкты.

— Да как вы… — начала было ошеломленная Джун, но бармен уже отошел, и она, негодуя, повернулась к Бретту. — Не слишком-то вы торопились защитить мою честь, а?

Он пожал плечами.

— Видите ли, моя практика в этом отношении не очень велика.

— Оно и заметно, — буркнула Джун.

— Ну и что такого, если он подумает, будто мы пару раз занимались любовью? В этом месте, будьте уверены, он всего насмотрелся.

«Занимались любовью»…

Одна мысль о близости с Бреттом Килмером заставила ее кровь быстрее струиться по жилам. Хотя Джун абсолютно — абсолютно! — не представляла себя и его в подобных обстоятельствах.

— Но мы не занимались любовью, я не видела вас обнаженным и я не хочу, чтобы он так думал, — решительно заявила она.

Бретт оперся локтем о стойку и в упор посмотрел на Джун. В его серых глазах горело темное пламя.

— А вам бы хотелось?

— Что — хотелось?

— Увидеть меня обнаженным?

У Джун на мгновение прервалось дыхание, и, чтобы скрыть свое замешательство, она потянулась к стоявшему перед ней фужеру.

— Мне вполне хватило тех скромных плавок, которые вы носите. Большего не требуется.

— А я и не знал, что вам это небезразлично. — Бретт широко ухмыльнулся.

— Мне это совершенно безразлично, уверяю вас.

Джун не могла дольше выносить дразнящий, мерцающий темным огнем взгляд Бретта и отвернулась. И сразу наткнулась на улыбающуюся физиономию бармена: должно быть, его чуткий слух уловил повторенное несколько раз слово «обнаженный».

Она притворилась, что внимательно разглядывает украшения на стенах: постеры, маски, небольшие глиняные, деревянные, мозаичные панно и даже пивные пробки и винные этикетки с изображением всевозможных морских обитателей. При этом в поле зрения Джун каким-то образом попали длинные пальцы Бретта, машинально скользящие по запотевшей пивной бутылке. У него были большие, сильные руки, мозолистые, в мелких шрамах и царапинах.

Он осушил остатки пива и поставил бутылку перед собой. Бармен тут же подал ему другую. Бретт слегка приподнял ее, адресуя этот жест Джун, и сделал глоток. Здесь, вдали от своего дельфина, он казался более раскованным, более открытым.

Бретт повернулся на табурете и сидел теперь лицом к посетителям паба. Его волнистые волосы ниспадали на воротник рубашки, тугой ком мускулов перекатывался при каждом движении. Наверное, в его доме одни карты и пиво, подумала Джун и удивилась причудливости своих мыслей.

Она тоже повернулась к пабу, выждав, разумеется, некоторое время, чтобы Бретт не подумал, будто она копирует его. Зачем скрывать: ей было приятно увидеть знакомое лицо среди чужих лиц. Может быть, поэтому она чувствовала себя уютно и легко, сидя под вращающимся вентилятором и слушая какую-то рваную музыкальную мелодию.

Этот паб и в самом деле приятное местечко, пришла к выводу Джун.

— Где вы живете? — спросила она и сразу отвела взгляд, застеснявшись почему-то своего вопроса.

— В «Шеффилдс ранчо», недалеко отсюда, вниз по дороге.

Джун сразу припомнился великолепный въезд в усадьбу. Совсем не его стиль, подумала она. Но вслух заметила:

— Звучит красиво.

— Дом и вправду очень красивый. Викторианский стиль, с колоннами, галереями и прочей ерундой. Но я живу в лодочном сарае.

Вот это больше ему подходит, решила Джун. И, помолчав, зачем-то сообщила:

— А я остановилась в квартире моего отца, в сотне ярдов отсюда.

Бретт положил ногу на ногу и уставился в глаза Джун, словно пытался прочитать ее мысли.

— А чем, миз Джун, вы занимаетесь у себя в Англии?

Джун без труда уловила в его тоне изрядную долю сарказма, и все же оттого, как он произнес ее имя, ее будто омыло теплой волной.

— У меня дистрибьютерская фирма в Реддинге. Это небольшой городок, примерно в ста милях от Лондона. Но я владею только половиной фирмы. Вторая половина, к сожалению, собственность моего бывшего мужа.

Бретт поднял брови, но во взгляде его не было ни капельки восхищения, которое Джун всегда замечала, когда упоминала о собственной фирме.

— И что же ваша дистрибьютерская фирма распространяет?

Джун не поняла, что преобладало в его голосе: любопытство или ирония, но ответила она совершенно серьезно:

— Мы распространяем стиральные порошки, чистящие средства и все сопутствующие товары. Во всем графстве Беркшир, — добавила она.

— Губки, щетки, туалетную бумагу, держатели для полотенец, мыльницы и прочее, и прочее. Верно?

С Джун еще никогда так не разговаривали, и она с вызовом спросила:

— Ну и что в этом плохого? Мы удовлетворяем самые необходимые потребности человека. В том числе и ваши.

— И при этом чувствуете себя счастливой. Я не ошибся?

Джун сердито нахмурилась.

— Почему вы хотите заставить меня защищать дело, которым я горжусь?

Бретт пожал плечами.

— Возможно, где-то глубоко внутри вы не так уж гордитесь.

— Мне жаль вас разочаровывать, но вы ошибаетесь, — твердо сказала Джун. — Я очень горжусь своей фирмой и тем, чем мы занимаемся. И я много работала, чтобы добиться успеха в этой области.

Джун отвернулась к стойке. Когда она снова взглянула на Бретта, то заметила, что он искоса поглядывает на нее. Разговор оставил у Джун неприятный осадок, но и уступать Бретту ей не хотелось.

— Думаю, по сравнению со мной вы считаете себя чем-то вроде героя. Еще бы: я продаю порошки и туалетную бумагу, а вы спасаете дельфинов.

— Вовсе нет. — Бретт тоже повернулся к стойке. — Я просто возвращаю дельфинов туда, где они должны находиться. Это мой долг — помогать им.

— Долг? — удивленно переспросила Джун. Несмотря на совершенно невыносимое самомнение этого мужчины, ей почему-то хотелось побольше узнать о нем.

— Это долгая история.

— Перед вами еще целая бутылка пива. Так что давайте, рассказывайте.

— Да рассказывать-то, собственно, нечего. Больше восьми лет я отлавливал дельфинов, продавал их в дельфинарии, аквариумы — всюду, где их покупали. И только потом осознал, как несчастны эти животные в неволе и сколько зла я им причинил. Сейчас я стараюсь исправить то, что сделал когда-то. Вот и все.

Джун чувствовала: это было не все, — но настаивать не решилась.

Бретт протянул руку и взял ее за левое запястье. Джун непроизвольно вздрогнула.

— Надеюсь, вы не испортили свои часы, когда упали в бассейн?

У него были прохладные, чуть влажные пальцы — должно быть, от хорошо охлажденной бутылки пива, которую он не выпускал из рук. Он наклонился к ней так низко, что Джун почувствовала запах шампуня и океана, исходящий от его волос. Она взглянула на свои бриллиантовые часики с запотевшим циферблатом.

— Не знаю, я не думала о них. — Эти часы она подарила сама себе, когда заработала первые сто тысяч. Но об этом она ему не сказала. — Наверное, с ними все в порядке.

Вот про его часы и с расстояния в тысячу футов можно было сказать, что они водостойкие.

— А если нет, то вы купите другие, — продолжал Бретт свой странный разговор.

— Да, тогда куплю другие.

— Какая у вас машина?

— «Мерседес».

— Ну конечно, так я и знал.

— Что вы знали, мистер Всевидящее Око?

— Вы девушка, обладающая высоким социальным статусом, не так ли?

— Что вы имеете в виду? — с искренним недоумением спросила Джун.

— «Мерс», бриллиантовые часы, особые духи, сшитая по индивидуальным лекалам одежда. Возможно, даже ваше нижнее белье разработано модельером, — добавил он низким интимным голосом, который бросил ее в дрожь.

Фактически так оно и было. Именно такое нижнее белье Джун и носила, по крайней мере, с тех пор, как ее мать снова вышла замуж и обеспечила ее богатым отчимом.

— Мое нижнее белье вас не касается. Ну и что, если оно не с сезонной распродажи? Какое вам до этого дело?

Бретт медленно покачал головой.

— Никакого, миз Джун. Ни малейшего. Просто вы еще одна жертва Большого Всеобщего Заблуждения. И тут уж ничего не попишешь.

— Какого заблуждения? — Джун казалось, что они говорят на разных языках.

— Деньги, деньги и только деньги… Глубокое убеждение в том, что деньги делают вас счастливой. И чем больше их у вас, тем вы счастливее.

— Я действительно счастлива. — Джун хотелось прокричать об этом во весь голос, чтобы заставить его понять, как она счастлива. — Я именно на том месте, на котором всегда хотела быть. Немногие могут так сказать, подойдя к своему тридцатилетию. Вы, например, можете?

Бретт задумчиво почесал подбородок.

— Тридцать лет? Что же тогда было? Ах да, я сидел в тюрьме. — Он допил остатки пива, поставил бутылку и попросил счет. — Хорошего отдыха, миз Джун.

Джун наблюдала, как он прошел между столиками и вышел, ни разу не оглянувшись, даже улыбкой не смягчив резкость своих слов. Она стиснула ножку фужера. Понятно, чего он добивается: чтобы она оставила его в покое до конца своего пребывания здесь. Упоминание о тюрьме должно было окончательно ее отпугнуть.

Прекрасно, ему не о чем беспокоиться. Он ей не нужен, этот мужчина с волосами, пропахшими океаном.

Джун наконец вспомнила, что пришла сюда поесть, а за разговорами совсем об этом забыла. Она заказала бараньи ребрышки и под любопытными взглядами посетителей паба с удовольствием их съела.

Когда бармен принес ей счет, она обратила его внимание на то, что он забыл включить выпивку.

— Ваш мужчина уже уплатил за нее, мисс. — Он бросил на нее сочувственный взгляд. — Столько разговоров о сексе, а он ушел. Может быть, в следующий раз вам лучше изобразить какую-нибудь скромную курочку?

Джун захотелось убить его.

— В следующий раз, если мне понадобится совет, я непременно к вам обращусь, идет?

Бармен улыбнулся.

— Конечно, мисс. Без проблем.

Джун едва кивнула ему и соскользнула с табурета. Сегодня вечером с мужчинами ей не везет. Это факт.