Полное ведро неприятностей, или молочная ферма попаданки (СИ)

Глава 3

Стиснув зубы так, что в висках запульсировала боль, я двинулась в сторону леса. Каждый шаг отзывался гулкой болью в теле, словно протестуя против этого предательского бегства. Морально я чувствовала себя не просто раздавленной — превращенной в пыль, развеянную по ветру унижения и отчаяния. Но, словно крошечная искра в самом сердце пепла, во мне еще теплилась надежда. Слабая, дрожащая, почти неслышная надежда, что, возможно, еще не все потеряно. Что где-то там, во тьме, существует способ исправить эту чудовищную ошибку.

Лес встретил меня влажной прохладой и сумраком, окутывающим, словно успокаивающее покрывало. Чем дальше я уходила вглубь, тем сильнее ощущала, как отступает давящая паника, позволяя дышать глубже, видеть дальше. Постепенно мое сознание освобождалось от липкого страха, и я начинала замечать красоту, окружающую меня. Деревья здесь были не просто высокими — они возносились в небо, как монументальные колонны, их могучие стволы покрыты мхом, словно древними письменами. Листва, пронизанная лучами солнца, сверкала всеми оттенками изумруда, сапфира и даже аметиста, сплетаясь в калейдоскоп волшебных цветов. Птицы, словно маленькие музыканты, исполняли заливистые трели, их голоса перекликались в кронах деревьев, создавая завораживающую симфонию. Под ногами расстилались невиданные цветы, их лепестки, казалось, напитывались солнечным светом, источая тонкий, дурманящий аромат, словно искушающий забыть обо всем на свете.

Часы казались вечностью, проведенной в блужданиях по этому колдовскому лесу. Измученная, обезвоженная и полная боли, я наконец вышла к небольшому ручью. Вода в нем была настолько кристально чистой, что, казалось, словно передо мной простирается зеркальная гладь пустоты. Уставшая до изнеможения, с болью в каждой мышце, я присела на скользкий, покрытый мхом камень на краю ручья и склонилась, чтобы освежить лицо.

И тут я увидела ее.

Все мое тело сковал ледяной ужас. Я замерла, словно пораженная молнией, не в силах отвести взгляда. В зеркальной глади ручья отражалась не та измученная жизнью женщина, с потухшим взглядом и морщинами, прорезавшими лицо, как глубокие шрамы. Там была… молодая девушка. С гладкой, словно бархат, кожей, на которой не было и следа прожитых лет. Пухлые губы, словно бутоны роз, манили своей свежестью. Большие, выразительные глаза, в которых плескался не страх и усталость, а искра жизни и любопытство. Мои волосы, обычно тусклые, безжизненные, истонченные невзгодами, теперь струились золотым водопадом, переливаясь на солнце, словно жидкое золото. Лицо, совсем недавно измученное заботами, искаженное гримасой отчаяния, сияло свежестью и молодостью, словно только что распустившийся цветок.

Дыхание перехватило, в груди сдавило от невыносимого волнения. Я медленно, словно во сне, провела рукой по щеке, боясь спугнуть это невероятное видение, опасаясь, что это всего лишь жестокая игра света и тени, мираж, созданный моим уставшим разумом. Но нет, прикосновение было реальным. Кожа упругая и гладкая, как летний персик. Я действительно помолодела! Лет на… боже, на сколько? Двадцать? Тридцать? Казалось, время повернулось вспять, вернув меня в то время, когда жизнь казалась бесконечной чередой возможностей, а не тяжким бременем.

— Да ладно! — выдохнула я, едва слышно, не веря своим глазам, словно боясь разрушить хрупкую магию момента. Неужели этот мерзкий, лживый Элдер хоть в чем-то сказал правду? Или это просто какое-то колдовское наваждение, иллюзия, призванная свести меня с ума окончательно?

Чувствуя, как к горлу подступает тошнота от смешанных чувств изумления, страха и зарождающейся надежды, я попыталась встать. Ноги, ослабевшие от усталости и, казалось, непривыкшие к этому новому, юному телу, подогнулись, и меня чуть было не свалило обратно в холодную воду ручья.

— Эй, полегче, детка, — пробормотала я себе под нос, чувствуя, как щеки обдает румянцем смущения. — Привыкай к новому шасси. Новая версия, так сказать.

Я сделала еще несколько осторожных, неуверенных шагов, стараясь удержать равновесие. И тут… я запнулась о предательский корень дерева, спрятанный под слоем опавшей листвы, и полетела кубарем вперед, словно неуклюжий птенец, выпавший из гнезда. Но, вопреки законам физики, вместо того, чтобы шлепнуться лицом в грязь, я пролетела несколько метров по воздуху, словно меня кто-то невидимый подтолкнул.

— Ой, елки! — воскликнула я, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди от испуга и внезапно вспыхнувшего азарта. Мои руки! Я подняла их перед собой и с изумлением наблюдала, как кончики пальцев слегка подсвечиваются мерцающим голубоватым светом, словно маленькие светлячки. — Похоже, магия — это не просто красивые сказки из старых книг.

Заинтригованная и полная восторга, как ребенок, получивший новую игрушку, я попыталась повторить свой спонтанный трюк. Подпрыгнув и выбросив руки вперед, я ощутила прилив новой энергии. На этот раз получилось гораздо лучше. Я подпрыгнула выше, чем когда-либо прежде, и почувствовала, как легкий, прохладный ветерок обдувает мое лицо, словно ласковое прикосновение.

— Ну, здравствуй, новый мир, — прокричала я во весь голос, чувствуя прилив адреналина и безрассудной смелости. — И здравствуй, новое тело. Посмотрим, на что ты способно.

Однако, радость моя была короткой, как вспышка молнии. Следующая отчаянная попытка взлететь оказалась катастрофической. Подпрыгнув слишком самонадеянно, я потеряла равновесие, не рассчитав своих новых возможностей. Неуправляемый полет закончился плачевно — я рухнула прямо в колючие заросли дикой смородины.

— Ааааа! — заорала я, чувствуя, как колючие ветви впиваются в кожу, словно сотни крошечных иголок. — Черт бы побрал эту магию. Зачем мне это все⁈

Истерично дергаясь и отталкиваясь от себя колючие ветви, я наконец вырвалась из плена смородины. Выбравшись из кустов, я осознала масштаб произошедшего: блузка, и без того изрядно потрепанная, висела на мне лохмотьями, штаны покрыты запекшейся грязью и пятнами сока, а волосы торчали во все стороны, словно я только что пережила взрыв на макаронной фабрике, как кто-то метко подметил бы.

— Ну, да, — вздохнула я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы досады. Глядя на свое жалкое отражение в небольшой луже, оставшейся после недавнего дождя, я не могла сдержать горькой усмешки. — Прямо-таки фея лесная. Только немножко… побитая, расцарапанная и, в общем, совершенно потрепанная жизнью.

С подавленным вздохом, полным горечи и разочарования, я поплелась дальше, продираясь сквозь лес. Эйфория от внезапной молодости понемногу улетучивалась, сменяясь осознанием реальности — я по-прежнему нищая наследница-попаданка, совершенно не представляющая, что делать дальше. Смутное воспоминание о ферме, о которой говорил Элдер, замаячило слабым лучом надежды в этом туннеле отчаяния. Возможно, там я найду приют, хотя бы временный.

Вскоре лес расступился, и перед моими глазами предстала унылая картина. Ферма… это громко сказано. Обветшалое здание, когда-то бывшее домом, зияло выбитыми окнами, словно пустыми глазницами. Полуразвалившийся сарай покосился набок, угрожая обрушиться в любой момент. Заросший сорняками двор производил гнетущее впечатление запустения и заброшенности. Надежда, которая так робко затеплилась во мне, вновь увяла, словно цветок, забытый без воды.

С тяжелым сердцем я переступила порог двора. Под ногами хрустела сухая трава, отдаваясь эхом тишины. Внезапно, эту тишину нарушило громкое мычание. Я вздрогнула и обернулась. Возле покосившегося сарая стояла корова. Обычная, вроде бы, корова. Большая, пятнистая, с печальными, добрыми глазами.

«Ну вот, еще и корову придется доить,» — пронеслось в голове, и я невольно поморщилась. У меня на ферме все было механизировано, так как этот процесс мне не доставлял никакого удовольствия.

Но тут корова заговорила.

— Здравствуй, прибывшая, — ее голос звучит пафосно и возвышенно, словно передо мной была не корова, а жрица древнего храма. — Вижу, Элдер все-таки отправил сюда кого-то, кроме воронья, — произнесла она низким, хриплым голосом.

Я замерла как вкопанная, не веря своим ушам. Это что, сон? Или я окончательно сошла с ума?

— П-простите, — пробормотала я, чувствуя, как снова начинает подступать паника. — Я… мне, наверное, послышалось.

Корова фыркнула и покачала головой.

— Да, послышалось, конечно. Особенно если ты привыкла к тишине мертвых душ. Ты лучше слушай меня внимательно, детка. Потому что ты влипла. И влипла по самое не хочу. Приехать сюда — это, конечно, храбро, но я чую, что ты нагребешь здесь полное ведро неприятностей. И даже не одним ведром дело кончится… Помяни мое слово.

Я ошарашенно смотрела на говорящую корову. В ее печальных глазах я увидела нечто большее, чем просто животную мудрость. Там была тревога, предостережение и… сочувствие.

— К-кто вы… что вы такое, в смысле, кто ты? — запинаясь спросила я. — И откуда ты знаешь, что я…

— Зови меня Буренкой, — перебила меня корова. — А знаю я, что ты — заблудшая душа, угодившая в паутину, из которой не так-то просто выбраться. И поверь, лучше бы тебе здесь не появляться вовсе. Но раз уж ты пришла, я помогу, чем смогу. Только помни: слушай меня и не доверяй никому, кроме себя. Иначе, пиши пропало.

Я стояла как громом пораженная, и ее слова будто застряли у меня в горле. Говорящая корова! В фильмах, конечно, такое видела, но чтобы в реальности… Это уже перебор. Может быть, это все побочный эффект омоложения? И мой разум, не выдержав нагрузки, начал генерировать галлюцинации?

Я судорожно ущипнула себя за руку. Больно. Значит, не сплю. Я моргнула, отчаянно пытаясь прогнать это абсурдное видение, но Буренка все так же стояла передо мной, и даже казалась слегка раздраженной моим ступором.

«Не может быть! — билась в голове отчаянная мысль. — Коровы не разговаривают. Это против всех законов природы, науки, здравого смысла… Чего угодно.»

Чтобы убедиться, что я не сошла с ума окончательно, я решила провести небольшой эксперимент.

— Эм… п-простите, Буренка… — пролепетала я дрожащим голосом. — Вы… вы действительно разговариваете? И… как это возможно?

Буренка закатила свои огромные, влажные глаза, что само по себе было довольно странным зрелищем.

— Ох, опять эти вопросы… — проворчала она. — Да, я разговариваю. А как это возможно… дорогая, ты попала в место, где возможно все, что угодно. Перестань удивляться говорящим коровам и лучше подумай о том, что ты будешь делать дальше. У тебя проблем выше крыши, поверь мне.

Я все еще не могла скрыть потрясения. Мне хотелось рассмеяться, заплакать, убежать — все сразу. Ноги словно приросли к земле. Я просто стояла, раскрыв рот, и таращилась на корову, словно на инопланетянку.

— П-подождите… — наконец выдавила я из себя. — Я… Я ничего не понимаю. Это… это какая-то шутка? Вы… вы, наверное, переодетый человек? Или… или что-то в этом роде?

Буренка тяжело вздохнула, и, казалось, вся ферма содрогнулась от этого вздоха.

— Ах, если бы, — сказала она. — Если бы я была переодетым человеком, я бы сейчас пила горячий чай и читала газету, а не торчала здесь, в этой дыре, и не пыталась спасти очередную глупышку, которую притащил сюда Элдер.

Она помолчала, внимательно изучая меня своим проницательным взглядом.

— Вижу, ты у нас еще не совсем потеряна для общества. Но времени на удивление у нас нет. Ты должна понять одно: здесь все не то, чем кажется. И если хочешь выжить, забудь все, что ты знала о мире до этого момента. Здесь свои правила. И свои опасности.

Ее слова заставили меня вздрогнуть. В голосе Буренки звучала искренняя тревога, и я почувствовала, как невидимые мурашки пробегают по моей спине от предчувствия чего-то нехорошего.

Покачнувшись от ошеломляющего открытия говорящей коровы, я сглотнула ком в горле и попыталась собраться с мыслями. Мир явно сошел с ума, и мне придется играть по его правилам, какими бы безумными они ни были.

— Хорошо, — сказала я, стараясь придать своему голосу уверенность, которой я на самом деле не чувствовала. — Допустим, я тебе верю. Что мне делать дальше, Буренка? Ты сказала, у меня проблемы… Какие?

Мне показалось, что корова пожала плечами. Как такое вообще может быть? Как корова могла пожать плечами? Я еще раз посмотрела на Буренку. Наверное показалось.

Корова же убедившись, что я не рухнула в обморок от абсурдности ситуации, довольно улыбнулась. Я в ответ кивнула Буренке, заглушая в себе панику от того, что только что общалась с говорящей коровой. Мир, который я знала, определенно больше не существовал, и мне нужно было как можно быстрее приспособиться, чтобы выжить.

— Покажи мне ферму, — попросила я Буренку, стараясь придать своему голосу хоть немного уверенности. Внутри все дрожало от смеси страха, изумления и растущей тревоги.

Буренка фыркнула — звук, полный какого-то усталого сарказма — и неспешно направилась к покосившемуся сараю. Я, с опаской поглядывая на ветхие стены, последовала за ней.

— Здесь все в запустении, как я погляжу, — заметила я, перешагивая через гнилые доски, под которыми противно хлюпала грязь.

— А ты что, ожидала увидеть райские кущи? — саркастически отозвалась Буренка. Ее слова кольнули, но я не стала спорить. Чего я вообще ожидала? Спасения? Чуда? Безнадежность снова начала подкрадываться, как змея. — После того, как я начала… говорить, ферма покатилась по наклонной.

Внутри сарая царил полумрак, пронизанный тяжелым, тошнотворным запахом навоза. Я поморщилась, стараясь не дышать слишком глубоко. В дальнем углу я увидела еще несколько коров. Обычных коров, слава богу. Они вяло жевали сено, их глаза тускло поблескивали в полумраке. Они казались отрешенными от всего происходящего, погруженными в свой коровий мир. На мгновение меня охватило облегчение. Возможно, я все же не схожу с ума.

— И это все? — спросила я, облегченно выдохнув. — Больше говорящих нет?

— Увы, — ответила Буренка. Ее голос звучал с какой-то печальной иронией. — Я одна такая «одаренная». Эти бедняжки просто стараются выжить.

Вдруг, словно из ниоткуда, из-за загона для коров вышел согбенный старик с густой седой бородой и узловатыми, мозолистыми руками. Он был одет в поношенную рубаху и старые, залатанные штаны, густо запачканные навозом. От него исходил терпкий запах старости и земли.

— О, Буренка, опять ты тут болтаешь с кем-то, — проворчал старик, в его голосе сквозило раздражение. — Нашла себе новую жертву для своих бредовых предсказаний?

— Заткнись, старый ворчун, — огрызнулась Буренка, и я почувствовала, как между ними пробегает искра враждебности. — Она тут, чтобы помочь.

— Помочь? Эта городская фифа? — Старик презрительно оглядел меня с головы до ног, в его взгляде читалось откровенное недоверие. — Она корову-то от лошади отличит?

Злость волной поднялась изнутри. Как он смеет так говорить со мной? Но я подавила вспышку гнева. Сейчас не время для гордости. Мне нужна их помощь, а им — моя.

— Помолчите, пожалуйста, оба, — вмешалась я, понимая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений. — Я, конечно, не произвожу должного впечатления, — и я окинула себя взглядом, понимая насколько жалок мой внешний вид, — но у меня есть небольшой опыт в фермерстве. К слову, я сегодня вступила в право наследования на эту ферму, к сожалению, — последнее слово я произнесла тихо, но кажется и Буренка и старик меня услышали. — Так что с сегодняшнего дня, я новая владелица этого места, — и я развела руками, пытаясь не кривить саркастически рот. — И потому предлагаю, вместо того, чтобы ругаться, может, лучше объединим усилия?

Я подошла поближе к коровам, игнорируя предостерегающие взгляды Степана, и внимательно их осмотрела. И зрелище было печальным. Шерсть тусклая и свалявшаяся, ребра болезненно выпирают, а у некоторых заметны признаки кожных заболеваний — какие-то странные болячки и покраснения. Видно, что животные страдают. Сердце сжалось от жалости.

— Этих коров давно не осматривал ветеринар, — констатировала я, и в голосе прозвучало неподдельное беспокойство. — И, судя по всему, вы, дедушка, не слишком хорошо их доите.

— А что ты понимаешь в дойке? — возмутился старик, поджав губы. — Я всю жизнь с коровами.

— Вижу, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие и не поддаваться на провокацию. — Но есть правила гигиены и техники дойки, которые, судя по всему, вы игнорируете. Так можно и инфекцию занести, и молоко испортить.

Буренка хмыкнула, довольная тем, что я вступилась за нее, и ее взгляд стал немного теплее.

— Ну, вот видишь, Степан, — сказала она. — Я же говорила, что она не так уж и глупа.

— Ладно, — буркнул старик, почесывая затылок и отворачиваясь. — Посмотрим, что ты умеешь. Пошли доить, раз такая умная.

Мы принялись за работу. Степан неохотно показывал мне как проводит дойку коров, ворча себе под нос. Я старалась ничего не упускать, но его техника уступала моей. Я хоть и не любила ручную дойку и на моей ферме давным давно были доильные аппараты, руками доить я умела. Как там говорится, глаза боятся, а руки делают? Что-то в этой простой, рутинной работе успокаивало меня, отвлекало от безумия последних дней.

После нескольких часов работы, когда солнце уже начало клониться к горизонту, мы наконец закончили с дойкой. Я чувствовала себя абсолютно вымотанной, словно выжали все соки, но в то же время — в какой-то странной мере довольной. Впервые за долгое время я чувствовала, что делаю что-то полезное.

— Что ж, неплохо для первого раза, — неохотно признал старик, глядя на полные ведра молока. — Только не зазнавайся.

Я усмехнулась, чувствуя, как на губах появляется легкая улыбка.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо в багряные и оранжевые тона. У меня не было ни малейшего представления, где я буду спать. Дом фермера выглядел слишком заброшенным и зловещим, чтобы там можно было нормально отдохнуть. От одной мысли о том, чтобы провести там ночь, по спине пробегали мурашки.

— Где я могу переночевать? — спросила я Степана, чувствуя, как усталость берет верх над разумом и телом.

Старик пожал плечами.

— В доме фермера вряд ли кто-то захочет остаться, — буркнул он. — Он давно заброшен, там одни сквозняки и мыши. Можешь поспать у меня в халупе. Не хоромы, конечно, но крыша над головой есть.

Я благодарно кивнула, чувствуя, как напряжение немного отпускает.

— Спасибо, — сказала я искренне. — И… как вас зовут?

— Степан, — ответил старик. — Зови меня просто Степан.

Вскоре я лежала на узкой койке в маленькой, но на удивление чистой комнатушке Степана. В голове все еще крутились обрывки событий: говорящая корова, заброшенная ферма, угрюмый старик. Усталость взяла свое, и я провалилась в глубокий, беспробудный сон, несмотря на все странные события, которые обрушились на меня за этот день. Во сне меня преследовали глаза Буренки — мудрые, печальные и полные какой-то невысказанной тревоги.