Глава двадцать вторая

В бункере не особо было понятно — насколько рано, окон нет. Диван по-королевски никто в одиночку занимать не хотел, даже Злата заартачилась. Мы стянули покрывало вниз, свернутую постель Вилли не потревожили, и устроились дикарками на полу — две некромантки под боками полузверя. Лёна, как вытянулась, половиной тела без покрывала лежала, но ей было все равно, даже не мерзла. Это мы об нее, горячую, грелись, приобняв и устроившись головами на плечах.

Я проснулась, когда это плечо шевельнулось. Лёна первая чутко среагировала на поворот ключа в механическом замке, и вся напряглась. В приоткрытом проеме нарисовалась фигура Вилли, и меня это так успокоило, что я опять закрыла глаза и едва не вырубилась спать дальше.

Опять открыла глаза и увидела, что за Вилли объявился и Троица. Значит, утро! И Нольд тоже приехал!

На ночь оставили гореть лампу на столе у мониторов, чтобы, если кому в туалет, не убиться ни о что. Вилли верхний свет не зажег, отошел бочком в сторону и обалдело замер, глядя на нас.

— Вот это сокровищница.

— Привет, хозяин.

— Привет.

Злата проснулась и тут же вскочила с места, кинувшись в раскрытые объятия старика:

— Папа! Прости меня, пожалуйста…

— Золотинка моя, солнышко, как я рад, что с тобой все хорошо.

Троица счастливо и бережно обнял девочку, стал гладить по волосам и его треугольные глаза превратились в щелочки. Весь заморщинился и радостью, и облегчением — что лично его сокровище здесь, и, наконец-то вернулось.

— Пожалуйста… простишь? Я так скучала… устала… я домой хочу.

— Я сердился и очень переживал. Но виниться не надо, ты же у меня взрослая и самостоятельная, просто… — Троица нервно передохнул. — Не сбегай насовсем. Я тебя больше жизни люблю, доченька…

Никакой Великий Пра-Отец, каким бы мудрым учителем ни был, каким бы единым по крови некромантом тоже, не заменит Злате ее папы. Никакое наставничество не перебьет безусловной и простой любви, пусть не родного и обычного, родителя к ребенку.

Я лениво встала, и Лёна поднялась на ноги. Вилли совсем распахнул глаза в восторге:

— Обалдеть можно…

— Ты тоже красивый, и в одежде, и без.

— А? А… да, спасибо!

Сначала я услышала голос Нольда, а потом и его самого увидела — он задержался, и только теперь зашел:

— Вилли, не вздумай затащить Лёну к своему Фортену. Убью на месте, если только заикнешься про какую-нибудь «творческую фотосессию». Понял?

— Не командуй, — рыкнула девушка, — я сама решу.

И тут же обняла Нольда. Никогда не могла представить, что при его росте и крепости он хоть на миг покажется таким… не крупным. Одна я в стороне осталась, — развела руками, подмигнув Вилли. А он подмигнул мне в ответ.

Лёна, отпустив брата, не дала ко мне подойти. Загородила вдруг, выставив ладонь:

— Успеешь. — Развернулась, наклонилась и едва слышно произнесла мне на ухо: — О моем южанине молчи. А о том, чем мать шантажировала, тем более. Я сама найду время все рассказать.

— Хорошо.

Хмыкнула не строго:

— И Нольда не обижай, иначе съем.

— Хорошо.

— Ты не смотри, что тон мягкий, я не шучу…

— Да пусти уже!

Ее «не шучу» прозвучало еще веселее, чем предыдущая угроза, и я сама засмеялась. Юркнула под локтем и, наконец-то, смогла обнять Нольда в свою очередь. С прошлого утра на кладбище будто вечность прошла! Хотелось такую же вечность и на шее его провисеть, но Нольд, обняв крепко, быстро и отпустил:

— Поехали.

Вилли быстро покидал в большую сумку вещи, ноут и еще какую-то технику, и погасил лампу.

* * *

Я мечтала о душе, сменной одежде, нормальной еде, полноценной тренировке, чтобы до усталости в мышцах набегаться. И о моменте, когда с Нольдом можно будет остаться без всех, вдвоем, и обнять его так крепко и так надолго, как хочется!

Пока ехали, думала — готова ли я сейчас бросить все? Выполнить последнее — спасти из Инквиза Константа и Ивара, и забыть о войне с сектой, уйдя обратно в подполье более безопасной жизни, ведь я теперь не просто я — есть новая жизнь внутри. Аварии, травмы, психи вроде Серапиона, бешеная Валери с армией убийц, которые своих-то не жалеют… и с Нольдом еще ни разу нормально не поговорили с того вечера, как он узнал о беременности. Она все меняет. Он и так боялся, а теперь совсем покоя не станет — запрет на сто замков, лишь бы уберечь!

А я не хотела оставлять войну незавершенной. И будущий ребенок это желание только усилил — девочка должна появиться на свет в другом мире, где за ним не станет охотиться ни одна тварь! А кроме есть и еще почти угроза — сородичи. Хельга и Парис, им в голову не залезть и не узнать, какие у них великие планы на дитя некромантки и полузверя? Я украдкой положила руку себе на живот — там пока только искорка, и я готова поубивать всех, кто еще хоть раз меня пальцем тронет из наших «пра»!

— Куда мы едем? Учти, никто из нас жить в тюрьме не собирается, ни я, ни золотинка.

Лёна сидела впереди рядом с Нольдом и стала опасливо приглядываться к тому, что за окном — мы объезжали столицу по обводному шоссе и к центру никак не заворачивали.

— Вот стукнет вам обоим по восемнадцать, тогда и выпустим. А пока цыц. — Он улыбнулся. — Не волнуйся, все временно, пока разберемся от кого нужно прятаться, а от кого нет. От жизни не отрежем, снабдим телефонами и деньгами, но, если куда пойдете, предупреждать обязательно.

Я уже угадывала куда едем — к песочнику. Как и планировалось, чтобы Злата, если умеет, успела спасти.

Хана тепло обняла меня и приветливо кивнула всем, кого знала и кого нет.

— Проходите, я все приготовила, и две спальни, и завтрак, и прибраться получше успела.

— Девушки, тут пока и ночевать будете. — Объяснил Нольд. А мне дополнил: — Твоих подруг тоже изолировали. Вариту забрал Фортен…

И вовремя замолчал. Только теперь мне в голову стрельнула догадка, что та, кого Злата обозвала «лохудрой» — Элен! Кому еще это быть, если он привез ее в свой дом, всех прочих он «водил» на другую квартиру.

— Злата, здесь есть человек, и он умирает…

— Чувствую уже. — Перебила та. — Предсмертие сужается. В какой он комнате?

Хана показала на дверь. Троица пошел за дочерью, я и Нольд тоже на месте не остались.

— Он под лекарствами, спит.

— Привет, умирающий!

Мужчина открыл глаза. Не спал, но близко к тому — в полузабытьи от мощных обезболивающих.

— Не знаю кто ты, но раз друг, и я уже здесь…

Троица крякнул, и весь подался вперед, но девочка успела сделать то, что должна была. Обняла ладонями голову Аарона и поцеловала в губы. Крепко, по-настоящему чувственно, приоткрыв тому рот! Смотрелось диким, что Злата далеко не молодому и очень нездоровому дядьке прямо языком туда залезла, с придыханием и нежеланием отрываться! Мы все задеревенели от зрелища, Троица вообще был в ужасе больше всех!

— Доченька, что ты… зачем ты?..

Девушка отпустила песочника и выпрямилась, сияя золотыми глазами, чуть-чуть покривилась от неприятного вкуса, но все равно была равно заметно счастливая и довольная. Утерлась ладонью и спросила, как ни в чем ни бывало:

— Вам тело нужно для похорон?

Только Нольд отрицательно мотнул головой. А Злата, осмотревшись, взяла со столика пинцет и проткнула мужчину, как шарик. Он распылился прахом в то же мгновение. Простыня опала, кровать опустела, оставив только бинты и шины…

— Все, пошли есть. А ты, — она ткнула в меня пальчиком, — обещай не смеяться. Я не виновата, что это опять мужик! И я не виновата, что они все голые!

Она только это сказала, как на плечах обрисовались крупные руки духовного трупа. Хана, которая тоже успела заметить проявление, вскрикнула и вскинула ладони к лицу.

— Что происходит?

Обычным людям не видно, как на маленькую, субтильную не по возрасту, девчонку наваливался невесомый мужчина — голый и лысый. Устроился на узкой спине, уложил спящую голову на плечико. Ноги еще секунду назад призрачно невидимые, обрисовались подогнутыми к полу — разница в росте слишком большая. Злата прошла мимо всех на кухню легко, не чувствуя веса «паразита» — его, веса, и не было по сути, и повторила:

— Только не ржать.

Мне и Хане не до смеха! Это поразительно во всем! Так вот как Смерть убивает и возвращает к жизни! Духовный труп… но как это работает? Как он оживет и материализуется? Аарон не помолодел, но выглядел здоровым, целым, даже прилично мускулистым!

Нольд тронул меня за локоть, шепнув:

— Что ты видишь?

— Духовное тело песочника. Думаю, Злата теперь с помощью регенерата и своих ресурсов, или еще чего, будет… выращивать… отращивать…

— Не буду я его выращивать, гадость какая. Возрождать! — Та прекрасно слышала мое бормотание и возмущенно поправила из коридора. — А когда все некроманты вернутся к исконным способностям, представляете, как мы будем спасать смертельно больных? Вот так нас начнут ценить и уважать!

* * *

Парис сам позвонил и назначил встречу — сегодня, в «Науке», не у себя.

Никто настоящей подлости от него не ждал. После повторного подробного рассказа Златы о нем — уже Нольду, Троице и Вилли, Нольд удивился, но не встревожился. Не увидела на его лице и тени от нехороших чувств или подозрения. Многое вставало на свои места, но еще не до конца прояснялась вся ситуация, а я при посторонних пока не хотела вклиниваться, дополняя картину — о заговоре Хельги и Париса по скрещиванию своих потомков. И Злата Яна не упомянула. Ни слова про «нареченного». Ни слова про «предназначенного судьбой».

Оставив Хану и девушек в квартире, поехали на встречу — даже Троица, хотя ему очень хотелось остаться и побыть с дочерью подольше. Ян, которому Нольд позвонил и сжато выдал новости, бросил все и добирался до «Науки» отдельно.

Такое не пропустить…

* * *

Кто он на самом деле? Тот самый, живущий уже несколько столетий подряд? Бессмертный? Тогда почему ему не тридцать лет, как думает секта? Кости черепа — останки другого исконного некроманта, о которых только сказка и осталась?

— Мне плевать, что так не бывает, Троица. — Нольд ответил на пространные вопросы последнего. — Я поверю во что угодно, если тому есть доказательства. Морс, не Морс. О целях Париса я хочу знать больше, чем о его сущности. Кости здесь?

Троица кивнул и хлопнул себя по нагрудному карману. Едва приехали, я хотела улучить минуту и увести Нольда на разговор без свидетелей, но как-то не вышло. Хотела рассказать заранее о том, что Хельга тоже причастна, но не получилось эту минуту выкроить.

Парис объявился вовремя — точно в полдень, и зашел в комнату без стука.

— Ну, привет. — Бросил Ян. — Дождались второго пришествия. Снизошел.

Сказал, а я поняла, что «снизошел» не далеко от правды: Парис прямо с порога оглядел нас всех с нескрываемым высокомерием и даже презрением. Он не изменился внешне, но с лица слетела маска притворного равнодушия к людям команды, темно-карие, будто даже с каплей красного, глаза отразили надменность и холодность.

Мне понравилось, что не проняло никого. Северяне само собой, но даже Вилли, самый простой человек из нас, стоял уверенно и смотрела на некроманта спокойно. Не бог в комнате, не инферно, а если и Морс — то не для всех и Великий.

Нольд спросил:

— Объяснишь в чем дело? Почему раньше не говорил — кто ты?

Парис процедил:

— А кому говорить? Вы сами кто? — Обвел нас по очереди взглядом, тыкая пальцем, и начав с меня: — Девка, едва дотянувшая до чести называться некроманткой, жалкая и бесхребетная моя тень.

Указал на Нольда:

— Недоживотное и недочеловек, слабак и в том и в другом, возомнивший себя вожаком.

Потом на Яна и Троицу:

— Трус, боящийся истинной своей природы… Вшивый интеллигент, искупающий грехи и придумавший себе образ доброго дяди.

А как только обернулся к Вилли, не сдержал и гримасы:

— И самый отвратительный представитель человеческого рода — мужеложец и тряпка, задирающий хвост перед…

И Нольд, и Ян успели яростно дернуться, не стерпев последнего оскорбления — самого младшего и уязвимого своего друга. Вилли был к обидчику близко и… он со всей силы двинул тому в лицо! Удар вышел смачный, с хрустом — Парис всем телом качнулся на шаг назад, запрокинув голову.

— Это… что еще…

Все уставились на Париса. Тот в ответную драку не кинулся, выпрямился и предстал перед нами без четверти лица. Скула, висок, часть глазницы — отсутствовали, а края раны бескровно рассыпались прахом — иллюзию сбил удар.

— Костей недостает, регенерат залечить не может поэтому. — Он заметил спокойно, будто до этого минуту назад не смешивал нас с грязью, поливая презрением. — Верните то, что мое по праву.

Троица помедлил, но потом достал из внутреннего кармана пластиковую коробочку. Парис выудил два осколка, приложил их куда следует. Для целого не хватило, и прах, той же природы, что создавал иллюзию тел зомби, вернул «маску». Живую часть от поддельной — не отличить!

— Сядьте, и захлопните уже свои рты, если хотите, чтобы я удостоил объяснениями. — Парис тоже выдвинул стул, сел за пустой стол. — И не перебивайте глупыми вопросами, зачем вписался в вашу авантюру, зачем помогаю некромантам, людям и полузверям, если всех одинаково презираю.

Помолчал, убеждаясь в тишине и внимании. Лениво прикрыл глаза.

— Рассказ песочника слушал. Там все правда, кроме того, что я якобы в клинике, и я — бессмертен. Я просто тот, кто родился первым на этой земле четыреста лет назад. И я — настоящий, а не деградант, какие сейчас только называются некромантами. Жалкие отпрыски. У меня была жена и четверо детей, два сына и две дочери. Был друг — один поместный барон, который записывал все наблюдения за мной и моими способностями, потому что считал нужным делать это во имя истории. Но все эти темные разумом простолюдины, культисты, религиозники… — Парис поморщился, и нервно дернул веками, будто у него пробился синхронный тик. — Гонение на демона устроили и пришлось скрываться вместе с семьей. В одной из ловушек, пришлось допустить свою поимку, только бы они успели скрыться. Или — или, но родные дороже жизни. К тому же, я планировал спастись. У нас с моим другом был уговор, что при таком раскладе и угрозе казнью, он исхитрится передать мне в застенок экстракт бессмертника. Я умру раньше костра, а он заменит труп на труп, если религиозники задумают поглумиться даже над мертвым — сжечь, разрубить… Все пошло по плану, кроме одного — бутыльком барон ошибся. И я влил в рану пассифлору.

В комнате все будто и дышать перестали, такая была тишина. Слова Париса — уже нечто фантастическое, потому что это Морс рассказывал о своей жизни и реалиях вековых давностей, как будто о том, что случилось недавно. До этого момента я как бы все понимала головой, а теперь кожей почувствовала — кто на самом деле передо мной сидит! Едкий Парис в своей квартире с Хельгой Один все равно оставался заносчивым и хамским богачом. И с разоблачением истинной личности, впечатление поменяться не успело. А теперь — да. И не я одна притихла в этом понимании.

— Пассифлора — это тоже смерть, но не на три дня… я и сам не мог исследовать свойства, только догадывался. В результате, друг, вытащив меня из покойницкой, не добудился — ни в положенный срок, ни через неделю, ни через месяц. Похоронить не решился, соорудил тайный склеп под землей и до самой своей смерти ждал — когда же оживу. И в итоге я был похоронен в этом склепе вместе с записями, с личными вещами, и прощальным посланием барона, который понял к итогу — что его смертной жизни просто не хватает для ожидания. Тайна могилы ушла вместе с его смертью, а мои дети выросли без меня. И родили своих детей. Четыре ветви… и я, и они, и, уверен, что мои внуки и правнуки еще долго могли сохранять подлинную суть некромантского рода. Регенерат не был таким медленным, женщины могли зачинать и рождать, духовных призраков умели возрождать, неизлечимо больных перевоскрешать через сферу жизни, неупокоенных мертвых… отпускать с покаянием и прощением. Не то, что сейчас. Вырождение… будь вы все…

Он не сказал «прокляты», замолчал. И никто не стал торопить с продолжением, молча выжидая столько, сколько нужно было самому Парису.

— Тридцать лет назад меня откопал некий Аз Кольд. Молодой и богатый наследник земли на Экваторных островах, которые века назад еще не были островами. Нашел записи, понял, кто я. Потратил деньги на секретность и исследование усохшего до мумии тела, пока кто-то из его ученых не пролил на меня воду. Обычную воду, разбудившую спящий регенерат… я вижу, что сейчас ты челюсть вывихнешь, Троица, от желания спросить — как такое возможно? Возможно! Четыреста лет мое тело сохраняло живым только мозг, забирая влагу из всего, что так или иначе, но просочалось в склеп, не так уж и глубоко он был расположен. Лучше бы я умер, как все умирают. Потому что пробуждение было адом. Подробности вам не нужны. Итог такой, какой есть. Аз, а ныне секта, уверовали в бессмертие — и когда я сбежал, проведя в плену несколько месяцев, они своих безумных идей не оставили. И теперь творят то, что творят. Всему виной записи барона — каждая ее глава была растолкована не верно, эти психи не хотели слышать правды! «И Смерть вне времени и вне материи, как грань межмирья у сновидения. Суть замирания, суть выживания, баланс меж вечностью и небытийностью. Мы есть лишь облик из плоти праха». Это то, что вы назвали зомбированием. Может ли современный человек понять написанное правильно? «Вкусив плоть плотью в жажде спасения и новой жизни велик дарения» — эти больные уроды стали по-настоящему жрать некромантов, когда речь шла о поцелуе!

Он опять замолчал. Сидел еще минут пять, пока не вздохнул:

— Новый мир, безумное время. Кошмар наяву — все деградировало. Некроманты ослабли и сгнили, стали крысами подполья и лабораторий, пропитались ненавистью к великому дару Смерти и проклинали себя за муки виденья. Утратили почти все! Не возвысились, а пали! — Парис посмотрел на Нольда, сверкнув глазами. — И ваш род тоже. Псы докатились до вырождения иначе — озверевая до бешенства, разучившись обуздывать инстинкт, насильничая над женщинами до степени полу-убийства, а щенки у сук с каждым поколением рождались слабее, потому что отцов они стали выбирать слабых… к слову о людях — эти достигли самого дна. Духовные трупы почти на каждом, а то и по два-три, вонь! Гниль! И патологий природы, навроде твоей… — Парис явно хотел обозвать Вилли, повернувшись к нему, но смолчал. Отвел глаза и дернул губами. — Этот мир стоило сжечь, а не восстанавливать. Ненавижу. Но… кажется, что-то сдвинулось. Люди начинают трезветь и бороться, как ваш песочник, полузвери бунтовать против правил и насильного брака, как ты, Нольд и твоя сестра, а некроманты объединяться. Покатились первые маленькие камушки… Я всех своих детей чувствую, если те рядом, каждой косточкой тела, каждой мышцей и нервом. А когда я увидел Злату, я не смог просто пройти мимо — девочка, как две капли воды, походила на мою жену. Те же золотые волосы, та же звенящая хрупкость, и потому я ее выбрал. Приблизил, развил, пробудил по-настоящему подлинную силу крови некромантов. Она — очень талантлива. Истинная. Я уверовал в то, что можно возродить этот гнилой мир. Ведь был и еще один маленький признак того, что грядет иная эпоха…

Парис с насмешкой глянул на Яна:

— Думаешь, ты, уродец, родился у своей матери не дочерью, а седьмым сыном просто так? Ты — наследник крови вашей Великой Праматери. Я ведь о полузверях знал еще века назад — жена барона была той самой. Вашей первой сукой. Мы с ней родились в один день, в один год, на одной стороне света, и поняли свою природу как нужно — она воплощение материи и жизни, я — воплощение ментальности и смерти. А когда я здесь, в этом времени нашел Хельгу Один, то это она навела меня на мысль о том, что нам, первым, нужно было не влюбляться в обычных смертных, а быть друг с другом. Но так сложилась судьба, так выбрало сердце. И с Праматерью мы были соратниками, а не мужем и женой. Так почему не попробовать теперь исправить ошибку и не попытаться скрестить две аномальные крови? М? Вот она моя история. Жрите так, как подано, и не спрашивайте подробностей. Я все равно не выдам больше, чем выдал… Я вам не друг в том понимании, как вам хочется. Но и не враг тоже. Я по-прежнему готов содействовать во всем, обеспечивая ресурс, пока у меня самого есть деньги. Принимаете такого, каков я есть? Это не риторический вопрос, можете говорить.

— А тебе нужно наше принятие, после всего, что ты о нас же сказал? — Нольд подал свой голос.

— Сказал. Но скажу еще: — Парис, опять начал по очереди, и опять с меня. Дальше к Нольду, Яну и Троице. Только что пальцем не тыкал: — Ты, моя дочь, вольная и набирающая силу. Ты, защитник, следующий настоящим законам семьи и стаи. Ты, истинный полузверь, контролирующий дикость своей натуры как должно. Ты, искупающий свои ошибки достойным делом…

А на Вилли зло дернул губой:

— И ты, неженка с железными яйцами, раз посмел двинуть мне в морду, даже зная кто я такой. Мы все не нуждаемся в чужих оценках, чтобы быть собой. Это — правда. Я согласен быть пятым уродом в вашей жалкой команде, что, конечно, ниже моего достоинства, но как-нибудь стерплю. Вы — стерпите?

— Стерпим.

— Тогда больше не о чем говорить.

У меня еще были вопросы, и у остальных тоже, уверена. Но Парис ушел под общее молчание, — все, что еще хотели выяснить, как-то не вспомнилось. Едва дверь закрылась, Троица уставился на Нольда и Яна круглыми, а не треугольными глазами, а Вилли подскочил на стуле:

— Я сейчас крышей поеду от всего! Вы кто? Что еще за звери?!

— Оборотни.

Ян так легко бросил это слово, что оба удивленных подались вперед, вглядываясь внимательней — шутит он или нет. И Ян подтвердил:

— Не шучу. Я, как утверждают, спящий полузверь, а вот Ноль на сто процентов действующий. На свете не только некроманты существуют.

— А к… как… это?

Троица онемел, а Вилли стал заикаться. Ян бросил взгляд на молчаливого Нольда, и тот вздохнул, перехватив роль объясняющего. Секрета нет больше. Попытавшись угадать суть вопроса, уточнил:

— Хотите знать, в чем это проявляется?

— Да.

— Шерстью не обрастаем, на четвереньки не становимся. Выносливее, сильнее, видим, слышим, чуем запахи лучше, чем обычные люди. Можем взбеситься, это Парис правду сказал, и с личной жизнью не просто по той же причине. Ян — исключение. Я — правило. Это изменит ваше отношение к нам лично?

Вилли понизил голос:

— Вы насилуете женщин?

— Мы — нет. Другие — стараются держаться и ищут выход. Тех, кто звереет до безумия, стая убивает.

— Ох… рен… Поверить не могу! Я во все, что здесь услышал, просто поверить не могу!

Троица странно посмотрел на меня. Я не сразу поняла, что вдруг так его взволновало, но потом догадалась — беременность. Наверняка мысль его как ученого уже загорелась азартом узнать — кто же родится? Что за ребенок-метис появится на свет, смешав в себе не только крови юга, востока и севера, но и разность природы. Нольд взгляд перехватил и не сдержал реакции. Думала, что у него не повторится уже, но волосы опять вздыбились и разлохматились, он вспомнил о моем положении. Вряд ли забыл, просто теперь это знание опять выступило на передний план, перебив все другое.

Ян повернул голову к Вилли:

— Хватит, давайте о насущном. Адрес регистрации у тебя левый, но все равно — из бункера переезжай. Устройся у Фортена, или в другом новом месте. Я тоже снимаюсь. Все снимаемся. Троица — к Хане и девушкам. Ноль, сам знаешь, что в квартире с Евой тебе лучше не оставаться. Мы на зыбкой почве и нас мало. Половина — балласт. Набрали баб…

Ян очень недовольно бросил последнее, но в искренность не поверила. Да, балласт, даже я. Даже Злата со своими способностями, Лёна с силой. Элен, Варита, старая Хана… мужская команда превратилась не пойми во что. Но не думаю, что мы совершенно бесполезны. И Ян на самом деле так не думал, за его раздражением одно — страх, что мы уязвимы.

Нольд, едва «прибил» волосы пальцами, как снова взъерошился.

— Так… Ноль, третий раз вижу, что тебя дикой радостью бьёт. А тема у нас не веселая. Еще какие-то новости есть или ты счастлив, что сестренку вытащили и некромантку мелкую нашли?

— Ева…

И язык отсох. Он не смог выговорить — только взглянул другу в глаза.

А Вилли, который сел от Нольда недалеко, внезапно протянул ладонь и положил ее тому между запястьем и краем закатанного рукава рубашки, прижав вздыбленные пшеничные волоски. Мало того — еще и погладил, будто хотел усмирить их обратно!

— Это еще зачем?

Нольд так удивился, что даже разморозился. С тем же вопросом на Вилли смотрели и Троица, и Ян. А парень ни на каплю неловкости не проявил. Ответил, будто ничего странного не сделал:

— Вдруг, завтра убьют, а я никогда в жизни оборотня не трогал.

Загрузка...