Полынь и мёд

Глава 9

Ксения.

– Хочешь, я тебе свои новые туфли подарю? – заботится обо мне сестра, кладя на покрывало золотистую обувную коробку. – Я их ни разу не обувала, они новые совсем. Возьми!

Она открывает крышку с витиеватой надписью по контуру, и на свет показывается пара туфель, место которым точно на полке, а не на моих ногах. Не знаю, зачем Светка вообще их покупала, но мне они явно не подойдут. Я и так волнуюсь, мне ещё убиться не мешало для полного счастья.

– Спасибо, Светик, но нет. Да и слишком они блестящие, яркие очень.

Туфли будто бы сделанные из кожи какой-то неизученной наукой змеи даже в привычном свете люстры смотрятся вызывающе, а в стенах ночного клуба я точно буду выглядеть так, словно пришла туда найти себе летнюю подработку стриптизёршей. А на высоту каблука даже смотреть страшно, не то что выйти в таких на люди.

– Зато заметные! – заявляет Света, всё-таки не оставляя идеи нарядить меня новогодней ёлкой. – Это же “Чёрная лилия”! Рассказывали, что там очень много состоятельных мужчин и вообще… люди стремятся быть яркими.

Света взбудоражена моим походом в клуб больше меня самой. Все знают, что вход могут обеспечить либо состоятельные покровители, либо именные приглашения, а ни того, ни другого Светке не сыскать. Но мечтать это ей не мешает.

– Ох, систер, как же я тебе завидую, – мечтательно закатывает глаза и ложится поперёк моей кровати не спину.

Задирает повыше длинные ноги, упирается пятками на стену и шевелит ступнями в такт тихой музыке, что льётся из её телефона, лежащего рядом. Светлые волосы ореолом вокруг головы, а в голубых глазах мечтательная поволока.

– Слушай, ты же так и не рассказала, кто именно тебя туда пригласил. Расскажи, пожалуйста, мне очень интересно! – Света следит, как я перебираю вешалки с платьями и прочей нарядной одеждой и пытаясь решить, что же лучше подойдёт для похода в “Чёрную лилию”. – Или, может быть, ты с Борисычем роман крутишь, а? Признавайся, я маме не скажу!

Хитро щурится, а я отмахиваюсь от очередной бредовой идеи. Не хватало ещё мне шефа в женихах. Да и зачем мы друг другу?

– Он женатый, между прочим. И у него трое детей твоего возраста, – напоминаю факты биографии Олега Борисовича, а Светка фыркает.

– Ну, жена и дети – проблема, конечно, но вдруг у вас любовь вспыхнула? А что? Он мужчина видный…

Я смотрю на сестру и понимаю, что мне вовсе не нравится то, что я услышала между её слов. Неприятное чувство царапает сердце, и я сажусь рядом с ней, убеждая себя, что мне послышалось, показалось. Светка же не такая, она не может всерьёз считать, что любовь способна оправдать несчастье других.

– Света, посмотри на меня, – прошу, а она окидывает меня наполненным удивлением взглядом. – То есть ты думаешь, что я могу наплевать на жену и детей только потому, что влюбилась в мужчину?

– Всё-таки ты идеалистка, Ксюша, – замечает сестра и тяжело вздыхает. – Лично я считаю, что за свою любовь нужно бороться, несмотря ни на что. И, поверь, если у того, кого я люблю, будет хоть гарем из жён и детей выводок впридачу, ничего это не изменит.

Господи, когда она успела так вырасти? Время, пожалуйста, не лети так быстро… я не готова ещё проститься с милой маленькой девочкой, которая умела быть доброй.

– Может быть, я и идеалистка, но нет такой любви, которая бы стоила несчастья других людей.

Я искренне считаю, что на несчастье других людей своего счастья не построишь. С женатыми и несвободными мужчинами я никогда не имела дела и ничего менять не собираюсь. Потому что мужиков в мире много, а совесть у меня одна. Но сестра, как оказалось, думает иначе.

– Ой, только давай без вот этих вот прописных истин, – фыркает Света, перекатываясь на живот. – Ты у нас знатная комсомолка, но не надо мне проповеди читать. Я уже не маленькая, а ты не священник.

Сглатываю комок и, ничего больше не говоря, выхожу из комнаты. Света права в одном: она уже взрослая, и пусть думает, как ей нравится. В конце концов, пускай её моральным долгом родители занимаются, у меня и без сестринского долго проблем выше крыши.

На кухне родители о чём-то спорят, стараясь не повышать голоса. Они всегда такими были – даже ругаться чуть не насмерть умудрялись полушёпотом.

– Ксюша, детка, что-то случилось? – тревожится мама, а отец спускает на кончик носа очки в тонкой оправе и смотрит на меня внимательно. – Ты какая-то взбудораженная.

– Нет, мама, всё хорошо, не переживай. Просто немного с твоей младшей дочерью поспорили.

Я открываю холодильник и долго рассматриваю его содержимое, чтобы решить, чем лучше заесть тоску и нервы – шоколадкой или мандаринами.

– Со Светочкой? – пугается мама, а отец скептически хмыкает. – Но…

Действительно, как же поверить, что со Светочкой вообще возможно поспорить, с ангелом-то и усладой глаз и души родительской. Чёрт, нужно успокоиться, потому что не к добру всё это, особенно перед таким важным вечером, от которого я вовсе не знаю, что ожидать.

– Если у тебя есть ещё какая-то дочь, то самое время нас познакомить, – говорю, захлопывая дверцу холодильника, так и не определившись с выбором. – Потому что со Светланой Игоревной в последнее время стало очень трудно общаться. У неё слишком затянулся подростковый возраст, и сейчас её штормит, как деревянный плот.

– Не выдумывай, – отмахивается мама, возвращаясь к нарезке капусты. – Светочка у нас чудесная и очень солнечная девочка.

Кто бы спорил, так не я, да только ничего это не меняет.

– Мама, ей двадцать лет. Пора бы и вам с папой с этим смириться. Она уже не маленький ребёнок, хватит держаться за иллюзии!

Отец молчит, прячась за газетой. Он всегда так делает, потому что не выносит напряжённой обстановки, а любое недовольство Светочкой принимает слишком близко к сердцу. Как и мама.

– Ксюша, мне кажется, ты слишком строга к ней, – жалуется мама, а папа снова хмыкает, шурша тонкими газетными листами. – Она ещё ребёнок, хоть и очень серьёзная и умная девочка. И неважно, сколько лет ей по паспорту.

Будто бы об умственно отсталости инвалиде каком-то говорим, честное слово. Устала, господи, как же я устала быть самой взрослой в этой семье радужных единорогов.

– Ребёнок уже на мужчин засматривается! – не выдерживаю, потому что впервые в жизни меня откровенно раздражает такое раболепие родителей по отношению к сестре. – А вы всё ушами себя по щекам хлопаете. Дохлопаетесь, вот увидите.

Я злюсь, хотя и не должна бы. Я очень люблю свою сестру, но мне очень не нравится та, в кого она превращается. Милый златокудрый ангелок имеет в голове весьма странные мысли, о наличии которых ещё совсем недавно невозможно было даже предположить.

– Ксюша, не надо, честное слово, – вздыхает мама, яростно шинкуя капусту. – Она хорошая девочка, учится на отлично, никогда слова поперёк не сказала, но ты же знаешь, что мы не можем быть к ней строгими, ты же понимаешь, почему.

Да, я понимаю, потому перестаю спорить – бесполезно. Света родилась раньше срока и первые пять лет жизни очень болела. Каждый день мог стать для неё последним, потому для родителей, конечно же, она всегда останется той, над кем они привыкли трястись денно и нощно. С этим ничего не поделаешь, да я и не пытаюсь, я и сама её безумно люблю и всегда буду. Но впервые мне кажется, что что-то мы упустили, и очень скоро начнём пожинать плоды своих страхов и безусловной любви. И как бы нам всем это боком не вышло.

Впрочем, даже если Света расчленит трупы всех наших соседей, родители не перестанут считать её умницей.

– В общем, неважно, – оставляю эти переживания на потом и, налив себе стакан компота из сухофруктов, выпиваю до дна. – Мама, папа, я не знаю, когда сегодня вернусь – у меня деловой ужин. Не волнуйтесь и ложитесь спать.

– Ты же знаешь, дочь, что мы тебе доверяем? – интересуется отец, скорее, для проформы, а я звонко целую его в щёку и ухожу в свою комнату.

Светы в ней уже нет, как нет и предложенных туфель. Значит, обиделась. Впрочем, сегодня у меня нет желания идти за ней и пытаться помириться. Пусть дуется, сколько её душе угодно – мне некогда заниматься этой ерундой. Всё равно наутро сестра уже будет щебетать, как ни в чём не бывало, а мне же пора определиться с нарядом – до ужина осталось чуть больше часа.

Выкладываю на кровать в рядок платья. Одно оттенка слоновой кости, с ажурной спиной и ниспадающей красивыми волнами юбкой. Второе глубокого винного оттенка, обтягивающее, но вместе с тем очень скромное. Отметаю их недрогнувшей рукой, потому что не хочу сегодня выглядеть в глазах кого бы то ни было серой мышью, которая укутывается метрами ткани, чтобы ни дай бог не показать кому-то лишнюю часть своего тела. Я красивая, мне есть чем гордиться, но я ещё и умная, потому будем создавать грань между сексуальностью и “мужчина, у меня трое детей и злая собака”.

Когда все приготовления окончены, а шеф терпеливо ждёт у подъезда, я окидываю себя взглядом в зеркале, смотрю на себя со всех доступных глазу ракурсов и остаюсь полностью довольна собой. Узкие брюки выгодно подчёркивают все плавные изгибы, а свободная рубашка открывает глазу чуть больше, чем нужно, но не делает из меня готовую на всё проститутку. Укороченная кожаная куртка вносит в образ что-то хулиганистое, а макияж завершает картину. Права мама, я красавица.

Хочешь играть, Роман Александрович? Будут тебе игры.

Когда любоваться собой в зеркале становится неприличным, а Олег Борисович уже наверняка меня заждался, я выбегаю из подъезда и, пьяная своей смелостью, ныряю в припаркованную у подъезда машину. Когда захлопываю за собой дверцу, смотрю на непривычно расслабленного шефа, а тот одобрительно покачивает головой, улыбаясь.

– Вот не был бы я настолько хронически женатым человеком, увёз бы тебя очень далеко. Прямо сейчас и увёз бы, – смеётся Олег Борисович, впервые позволив себе некую вольность в общении. – Не сочти за хамство, но не удержался. Ты очень красивая сегодня, прости старика.

Я тоже смеюсь, отбросив в сторону смущение, будто мне на городском празднике сладкую вату купили, и впервые принимаю мужской комплимент, как должное. Чёрт возьми, такими темпами я превращусь в настоящую кокетку! Осматриваю себя в зеркале, проверяя, всё ли в порядке с макияжем, а машина трогается с места, плавно набирая скорость.

Шеф, не прекращая улыбаться, что-то мурлычет себе под нос, а тихая ритмичная музыка наполняет салон. Пол под ногами вибрирует басами, и я тихо напеваю модный мотивчик, наслаждаясь неспешным течением момента. Даже Олег Борисович кажется более спокойным и уверенным в себе, словно подписав документы, сбросил с себя тяжёлую каменную глыбу. Даже цвет лица посвежел, а модный бежевый свитер очень ему идёт, делая моложе. Мне радостно, что он наконец-то нашёл внутренний якорь и хоть ненадолго, но забыл обо всех проблемах.

Хорошие люди должны быть счастливыми, даже если для этого им нужно оставить за спиной то, что было дорого.

Откидываюсь на сидение, поворачиваюсь к окну и всю дорогу наблюдаю за вечерним городом, стараясь не думать о том, что может меня ждать этим вечером. Богатая фантазия услужливо подбрасывает разные невероятные картинки, но я отгоняю их прочь, потому что ничем хорошим это не закончится – только зря разволнуюсь. Сегодня мы просто отметим подписание документов, посидим, отдохнём – так заверил меня Олег Борисович. Возможно, кроме нас троих, будет ещё кто-то.

Должна же быть у Литвинова своя ассистентка, правильно? Наверняка её с собой прихватит для ровного счёта. Может быть, в клубе вообще вся его фирма в полном составе соберётся, и о размахе вечеринки утром будет шептаться весь город.

До клуба минут тридцать, если в объезд, – зато без пробок, – и чем ближе мы к месту событий, тем сильнее моё предвкушение. Неизвестность должна пугать, но вместо этого она разжигает какой-то давно тлеющий во мне уголёк, и жар опаляет изнутри, разливается огнём по венам.

Когда Land Cruiser Олега Борисовича паркуется у здания клуба, я смотрю во все глаза сквозь стекло, выискивая знакомые лица или автомобили. Я отказываюсь признаваться самой себе, что ищу того, кто организовал весь этот вечер. Не знаю, зачем бы Роману торчать на улице, но цепляться взглядом за каждого мне здравый смысл не мешает.

– Вашу руку, милая леди, – склоняется в вежливом поклоне Олег Борисович, сверкая улыбкой, а я не могу сдержаться и смеюсь, выбираясь из припаркованной у клуба машины.

Наверное, задержись мы в дороге ещё хоть на чуть-чуть, места на парковке уже не нашли бы, настолько плотным рядом выстроились машины самых разных цветов и моделей. Будто бы на автомобильную выставку приехали, а не провести вечер в ночном клубе, пусть и известном на всю страну.

Я осматриваю фасад «Чёрной лилии», в который раз поражаясь фантазии архитекторов и дизайнеров. Абсолютно чёрные стены, выполненный из какого-то странного материала, будто бы поглощают свет, оставаясь матовыми. На округлой крыше огромный яркий цветок с причудливыми лепестками медленно крутится по часовой стрелке, переливаясь в наступившей темноте всеми оттенками синего – от нежно-голубого по контуру до яркого индиго в сердцевине. И, кажется, сколько не рассматривай гигантскую лилию, налюбоваться не получится. Чудо какое-то, в самом деле.

– Ксения, я хочу предупредить, – говорит Олег Борисович, когда мы пристраиваемся к недлинной очереди таких же отдыхающих, терпеливо ждущих возможности переступить порог клуба. – Этим вечером мы не будем думать о работе. В жизни выпадает слишком мало возможностей просто отдохнуть, не станем растрачивать эти минуты на ерунду.

Я соглашаюсь, потому что и сама намерена этим вечером отбросить прочь все тревоги. Сегодня я не хочу быть чьей-то ассистенткой, хорошей дочерью или старшей сестрой. Сегодня я обычная женщина, а об остальном буду думать завтра.

“Чёрная лилия” встречает нас приглушёнными звуками джаза, льющегося, кажется, со всех сторон, проникающего сквозь тёмные стены, и лёгким ароматом дорогого парфюма и сигар. Я сжимаю в руке мягкий кожаный клатч и жду, пока Олег Борисович о чём-то общается с администратором. Разговор явно затягивается, потому я решаю осмотреться по сторонам.

Каждой тщательно подобранной деталью клуб подтверждает, что не зря имеет такое название: интерьер заведения выполнен сугубо в тёмных чернильных оттенках, и это… необычно. Приглушённый свет едва рассеивает тьму, царящую кругом, и требуется время, чтобы привыкнуть к оригинальному дизайну “Чёрной лилии”. Кажется, что каждая мелочь, любой штрих здесь служат единой цели – скрывать секреты гостей от посторонних глаз. В полумраке так легко оставаться самим собой, со всеми своими недостатками и странностями. Когда густые тени блуждают по стенам, сливаются в причудливые узоры где-то под потолком, так просто нырнуть с обрыва – навстречу чему-то новому и волнительному.

Администратор – мужчина лет тридцати в красивом и конечно же тёмном костюме – рукой указывает на табличку, где белым по чёрному обозначена настойчивая просьба сдать мобильные телефоны. Делать нечего, отдаю аппарат, предварительно выключив его, а Олег Борисович кладёт свой мобильный рядом. Всё, клетка захлопнулась, потому придётся надеяться, что впереди будет лишь хорошее.

Улыбнувшись, администратор распахивает перед нами абсолютно чёрную дверь с золотистой ручкой в форме лилии и жестом предлагает войти внутрь. И пусть там темнота кажется ещё гуще, я смело ступаю вперёд. Атмосфера клуба – таинственная и будоражащая – вплетается в нервы, распускается где-то в груди огромным горящим цветком, а шальная энергия покалывает на кончиках пальцев, искрит высоковольтными разрядами электричества, распространяя вокруг запах озона. Это лишь фантазии, странные ощущения, но они кажутся очень реальными, словно в самом деле скоро начнётся гроза.

Я не знаю, что ждёт меня сегодня вечером, но почему-то кажется, что всё, что случится, я запомню надолго, если не навсегда. Интуиция редко обманывает меня. Уверена, что не подводит и на этот раз, но единственная эмоция, которую не испытываю в этот момент – страх.

Сегодня я невероятно смелая.

Когда дверь распахивается будто бы сама по себе, мы оказываемся в небольшом зале – наверняка приватном, – где всего один столик и небольшая сцена. На ней в коконе из приглушённого света саксофонист разливает вокруг мелодию, которая вибрирует в воздухе, ставшем вдруг очень плотным. Настолько, что невозможно дышать.

И это, конечно же, не потому, что на меня кое-кто смотрит. Вовсе не из-за этого.

Дверь за спиной щёлкает, а я оборачиваюсь на звук и понимаю, что Олега Борисовича в комнате-то и нет. Куда он делся-то? Только что был же рядом…

– Привет, снежная королева, – доносится до меня, а я оборачиваюсь на голос. Он будто бы стал ещё ниже обычного, хотя, казалось бы, ниже-то и некуда. Характерная хрипотца наждачной бумагой по нервам, и я слегка вздрагиваю, понимая, что Рома каким-то невероятным образом подобрался совсем близко ко мне.

А я и не заметила.

– А куда… – начинаю, но мне никто не даёт закончить.

– Мало ли, какие у него дела? У нас свободная страна, вернётся.

Только хочу что-то возразить, потому что мне не нравится чувствовать себя овцой на заклании, но Рома не даёт: обнимает рукой за талию, мягко притягивает к себе, лишая путей к отступлению.

– Потанцуем, снежная королева?